Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Семиотика как инструмент переводоведения и компаративистики 12
1.1. Связь компаративистики и переводоведения 12
1.2. Связь переводоведения и семиотики 14
1.3. Основные понятия науки о знаках 20
1.3.1. Семиотика как наука 20
1.3.2. Знак: определение, виды, функции 24
1.3.3. Бинарные оппозиции как средство функционирования знака 33
1.3.4. Особенности знака художественного произведения 38
1.3.5. Понятие кода 40
1.3.6. Значение и смысл: 43
1.4. Основные коммуникативные модели перевода 45
1.5. Метафорическая природа перевода 57
Выводы по первой главе 6S
Глава II. Перевод разноуровневых знаков с учетом различий в структурах сопоставляемых языков 71
2.1. Трудности перевода знаков на уровне фонетики 74
2.2. Трудности перевода знаков на лексическом уровне 78
2.3. Трудности перевода знаков на уровне грамматики 83
2.3.1. Адекватность перевода при различиях системы грамматических родов 83
2.3.2. Адекватность перевода при различиях системы личных местоимений 92
2.4. Трудности перевода знаков на уровне текста: Структура героя 97
2.4.1. Литературный герой: определение, виды, структура, функции 97
2.4.2. Особенности структуры литературного героя в драме 110
2.4.3. Особенности структуры литературного героя в поэзии 113
2.4.4. Оппозиция структур персонажей как знак 117
2.5. Перевод сложного знака - риторической конструкции «метафора метонимия» 120
2.6. Перевод имен собственных как интертекстуальная проблема 130
Выводы по второй главе 135
Глава III. Переводческие трудности, вызванные концептуальными различиями 137
3.1. Введение в проблематику сравнения языковой и концептуальной картин мира различных этносов 137
3.2. Различия этнических стереотипов 144
3.3. Различия зооморфных стереотипов 151
3.4. Пространственно-темпоральные и глагольные метафоры как способ национально-специфичного отражения мира 156
Выводы по третьей главе 164
Заключение 166
Библиография 171
- Связь переводоведения и семиотики
- Основные коммуникативные модели перевода
- Адекватность перевода при различиях системы грамматических родов
- Введение в проблематику сравнения языковой и концептуальной картин мира различных этносов
Введение к работе
Настоящая диссертация посвящена исследованию
семиолингвистических аспектов переводов пьес Шекспира на русский и немецкий языки. Начиная с 60-х годов двадцатого века, семиотика прочно заняла место эффективного и удобного инструмента анализа в различных сферах интересов человеческой культурной деятельности, будь то литература, театр, кино, музыка, ритуалы и обряды и даже карточные игры и гадания [см., например, Егоров, 2001]. На наш взгляд, к настоящему времени сложились объективные предпосылки для активного внедрения методов и принципов лингвистической семиотики в сравнительном переводоведении и компаративистике в целом.
Объект исследования настоящей работы - варианты перевода различных единиц исходного текста, несущих важную семиологическую нагрузку, при сопоставлении некоторых пьес У. Шекспира с их переводами на русский и немецкий языки.
Предметом исследования является прагматическая эквивалентность информации, заложенной в исходном тексте, и информации, переданной в тексте перевода.
Область исследования данной работы - сопоставительное языкознание в свете семиотической теории перевода.
Материалом исследования послужили четыре пьесы Уильяма Шекспира: "Сон в летнюю ночь", "Тит Андроник", "Король Ричард Ш" и «Юлий Цезарь», а также девятнадцать различных переводов данных пьес на русский и немецкий языки. Выбор обусловлен, прежде всего, жанровым разнообразием: анализу подвергаются и комедия, и историческая хроника, и трагедия. Прослеживается и разнообразие сюжетное: мы имеем дело с мифическим сюжетом, с отражением реальных исторических событий Древнего Рима и, наконец, с историей родины Шекспира - Англией. Кроме того, исследуемые пьесы были написаны автором в разные периоды своего
творчества (1593-1600), т.е. представлена временная дифференциация. Помимо этого, данные пьесы изобилуют переводами, выполненными в разные эпохи (18-20 вв.) переводчиками как мужского, так и женского пола. К тому же все данные произведения к настоящему времени изучены слабо, количество публикаций, посвященных анализу указанных пьес, на порядок ниже количества статей и монографий, рассматривающих такие шедевры, как "Гамлет", "Отелло", "Король Лир" или "Ромео и Джульетта". Общий объем выборки составил более двух тысяч страниц текста.
Научная проблема заключается в том, что подход ученых к произведениям Шекспира обычно ограничивается литературоведением: принимается во внимание этическая, эстетическая, культурно-историческая стороны пьес. Исследования редко подкрепляются лингвистическими данными, полученными в ходе семиологического анализа, применение которого может привести к совершенно новым результатам.
В связи с этим очевидна актуальность настоящего исследования. Что касается переводов пьес Шекспира на различные языки, то работ по сравнительно-сопоставительному анализу оригиналов и их переводов существует крайне мало, а ведь именно сопоставление переводов являет собой основу для исследований в области компаративистики, к тому же авторы не выходят за рамки литературной критики. Без внимания остаются такой аспект научного исследования, как зависимость перевода от особенностей структуры переводящего языка. Наконец, довольно слабо изучены трудности перевода, возникающие по причине различий в национально-специфичных стереотипах различных этносов и различий языковой и концептуальной картин мира.
Отсюда вытекает и цель работы - изучение формальных и смысловых расхождений между оригинальным текстом и текстом перевода, вызванных как культурными различиями, так и особенностями структуры исходного и переводящего языков.
Для достижения поставленной цели служат следующие задачи:
о сопоставить оригинальные произведения и их переводы на
русский и немецкий языки; о выявить и проанализировать текстовые несоответствия, вызванные особенностями структуры исходного и переводящего языков; о выявить и проанализировать текстовые несоответствия, вызванные различиями в национально-специфичной языковой картине мира. Для достижения поставленной цели и задач нами были использованы следующие теоретические методы:
метод структурного, функционального, и сопоставительного анализа;
метод контекстуального анализа;
метод трансформационного анализа, фиксирующий особенности
переводческих трансформаций;
культурно-исторический метод;
метод оппозиций.
В настоящей диссертационной работе различие сравниваемых языков определяется на семантическом и прагматическом уровнях. Что касается семантики, то исследование не ограничивается выявлением различий в лексических значениях слов исходного и переводящего языков -рассматривается и грамматическая семантика, занимающаяся, например, выявлением значения той или иной грамматической категории, а также способами перевода единиц текста при отсутствии или несовпадении объема данной грамматической категории в переводящем языке.
В работе подробно освещается и прагматический аспект. Основным методом при этом становится исследование аномального использования либо неиспользования тех или иных языковых средств. Такого рода аномалии, или отступления от норм, свидетельствуют о намерении автора донести до читателя / зрителя определенную идею, определенным образом воздействовать на него. Ответив на вопрос «Для чего?», мы получаем
возможность проанализировать, достигнут ли адекватный эффект в тексте перевода.
Особое внимание уделяется анализу метафор в произведениях. Необходимо отметить, что именно метафоры стали объектом пристального внимания семиолингвистики в последние годы, поскольку именно они наиболее полно отражают языковую и концептуальную картины мира изучаемого этноса, наиболее точно выделяют этнические стереотипы (будь то отношение к другим народам, представителям живой природы, морально-этические ценности и т.п.).
Теоретическая значимость диссертации заключается в последовательном установлении связи переводоведения и семиотики, в выявлении способов дешифровки исходной информации с целью адекватной трансляции, такой информации в *. текст перевода. Материалы диссертации, могут быть использованы в теоретических исследованиях по проблемам общей теории* перевода, в исследованиях, посвященных творчеству Уильяма Шекспира, а также для сопоставительного изучения культурного своеобразия различных этносов и эпох.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые выдвинут тезис о метафорической природе перевода, описан механизм функционирования» особого знака - риторической конструкции "метафора+метонимия", определена приоритетность перевода аномалий, несущих семиологическую нагрузку, рассмотрены разноуровневые аномалии в произведениях Шекспира и их перевод на русский и немецкий языки, выделены отличия английской языковой картины мира 16-17 веков от немецкой и русской языковой картины мира.
Практическая значимость исследования связана с возможностями использования её материалов в практике преподавания английского и немецкого языка как иностранного, в курсах по сравнительно-сопоставительному языкознанию, теории перевода, семиотике и
культурологии. Кроме того, результаты работы могут быть использованы для сопоставления языков и культур других народов.
Апробация материалов исследования. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры английского языка ФРГФ Тюменского государственного университета. Основные теоретические положения и практические результаты излагались автором на шести региональных, общероссийских и международных конференциях в Санкт-Петербурге (2000, 2001), Москве (2002), Екатеринбурге (2001, 2002) и Сургуте (2004).
По теме диссертации автором опубликованы следующие работы:
Бухтояров СИ. Бинарные оппозиции в структуре литературных героев в трагедии У. Шекспира "Юлий Цезарь" // Электронный журнал «Language and Literature», Вып. № 6. . - 9 с.
Бухтояров СИ., Бухтоярова А.А. О проблеме перевода некоторых контрастов в трагедии «Юлий Цезарь» У. Шекспира // Университетское переводоведение. Вып. 2. Материалы II Международной научной конференции по переводоведению «Федоровские чтения» 23-25 октября 2000 г. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2001. - С. 48-52.
Бухтояров СИ. Интерференция переводов имен собственных // Актуальные проблемы лингвистики: Уральские лингвистические чтения-2001: Материалы ежегодной региональной научной конференции, Екатеринбург, 1-2 февраля 2001 г. / Урал. гос. пед. ун-т. - Екатеринбург, 2001. - № 14. - С. 18-19.
Бухтояров СИ. Перевод «аномалий»: категория рода неодушевленных существительных в некоторых произведениях У. Шекспира // Университетское переводоведение. Вып. 3. Материалы III Международной научной конференции по переводоведению
«Федоровские чтения» 26-28 октября 2001 г. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2002. - С. 105-112.
Бухтояров СИ. Метафора и метонимия как еще одно основание для оппозиции «Цезарь-Брут» в трагедии У. Шекспира «Юлий Цезарь» // Электронный журнал «Language and Literature», Вып. № 10. - 10/journal.htm. - 8 с.
Бухтояров СИ. Метафоричность перевода // Электронный журнал «Language and Literature», Вып. № 16. 16/journal.htm. - 6 с.
Бухтояров СИ. Конструкция «метафора —* метонимия» как способ манипуляции // Вестник Тюменского государственного университета. - № 4/2001. - Тюмень, 2001. - С. 195-200.
Бухтояров СИ. Метафора и перевод // Актуальные проблемы лингвистики: Уральские лингвистические чтения-2002: Материалы ежегодной региональной научной конференции, Екатеринбург, февраль 2001 г. / Урал. гос. пед. ун-т. - Екатеринбург, 2002. - № 15. -С. 25-26.
Бухтояров СИ. Некоторые аспекты переводов пьес Шекспира с семиотической точки зрения // Электронный журнал «Language and Literature», Вып. № 21. - . - 7 с.
Ю.Бухтояров СИ. «Расово-национальный» вопрос в произведениях Шекспира // Материалы V открытой окружной конференции молодых ученых «Наука и инновации XXI века». - Сургут: СурГУ, 2004 [в печати]. - 5 с.
Основные положения, выносимые на защиту:
1) Перевод в основе своей имеет метафорическую природу и являет собой иконический знак.
Знаки существуют не только в чистом, рафинированном виде. Встречаются и такие сложные комбинации, как, например риторическая конструкция "метафора+метонимия", несущая в себе огромный манипулятивный потенциал и заслуживающая адекватного перевода.
В смысловой канве текста особую роль играют аномалии (или отклонения от существующих норм), и информация, заложенная в них, должна быть адекватно передана при переводе.
Несмотря на генетическое родство русского, английского и немецкого языков и на близость данных трех европейских культур, языковая картина мира и национально-специфичные стереотипы трех этносов имеют определенные различия.
Композиция диссертации определяется ее задачами и отражает основные этапы и логику развития исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического раздела.
В первой главе диссертации дается описание проблематики теории перевода, представляются различные подходы к переводу как явлению, описывается инструментарий семиотической теории и очерчиваются возможности применения семиотики в переводоведении и компаративистике.
Вторая глава диссертационного исследования посвящена исследованию различий в структурах сопоставляемых языков и переводческих трудностей, связанных с такими различиями. Кроме того, проводится анализ адекватности передачи семиологически нагруженных знаков оригинала на язык перевода. В данной главе также рассматриваются различные аномалии и способы их перевода.
Третья глава затрагивает единицы перевода, имеющие дословные соответствия в языке перевода (русский и немецкий), прагматическая нагруженность которых, однако, существенно отличается. Сюда относятся различия в языковой картине мира, а также национальные особенности
этнических и зооморфных стереотипов. Такие различия представляют серьезную трудность при переводе и заслуживают особого внимания.
В заключении подводятся итоги проведенного исследования, делаются выводы и обозначаются перспективы дальнейшего исследования в данной области.
Связь переводоведения и семиотики
С древнейших пор человеческая культура испытывала необходимость в адекватном переводе с одного языка на другой. На протяжении нескольких веков философы ведут спор о языке, его знаковом характере, произвольности либо непроизвольности языкового знака (достаточно вспомнить знаменитый диалог «Кратил» Платона [Платон, 1999]).
Впервые, на наш взгляд, связать семиотику и теорию перевода попытался Лейбниц, который считал возможным создание специальной математически выверенной системы знаков, порядок и внутренняя логика которой имели бы соответствия во всех мыслимых языках. Такой идеальный язык представлял бы собой язык разума, позволяющий человечеству получать новые знания об окружающем мире путем оперирования некими абстрактными понятиями, к которым сводилось бы все многообразие языка [см. Лейбниц, 1984].
Идеальность и вследствие этого невозможность такого подхода для получения новых знаний доказал Х.-Г. Гадамер, который пишет: «Человеческое несовершенство не допускает адекватного познания a priori и потому не может обойтись без опыта. Познание с помощью такого рода символов не есть ясное и отчетливое познание, ибо символ не означает наглядной данности; это «слепое» познание, поскольку символ заступает место действительного познания, лишь показывая возможность его получения» [Гадамер, 1988:483].
Однако, эти идеи, связывающие теорию об идеальном языке с теорией перевода, нашли некоторое применение и в наше время. Они обрели свое второе рождение с началом бурного развития идей машинного перевода в середине 20 века. Один из наиболее широко применяемых подходов к машинному переводу состоит в конструировании некоего языка-модели, «слова» которого состояли бы из нанизанных друг на друга знаков, передающих информацию о грамматических и лексических значениях переводимого отрезка информации. В дальнейшем с перевода на такой «универсальный» искусственный язык намного удобнее делать переводы на любые другие языки. Создано несколько таких машинных языков, с большей или меньшей подробностью описывающих различные значения переводимых слов (пример - синтетический язык Дика Морно).
И. Мельчук пишет об этом же следующим образом: «Соответствующие исследования можно распределять по двум направлениям. Первое направление восходит чуть ли не к раннему средневековью. Сюда относят работы философов и логиков, стремящихся создать идеальный язык для общения между людьми. Достаточно известным примером является Characteristica Universalis Лейбница (к еще более ранней эпохе относится Lingua mentalis В. Оккама). Самый последний по времени и весьма любопытный продукт этого направления -язык "Логлан". Наконец, искусственным языком сходного типа является Линкос Г. Фройденталя, предназначенный для связи с неземными цивилизациями. Второе направление гораздо моложе: оно возникло всего полтора-два десятка лет назад в рамках исследований по автоматической обработке текстов. Здесь мы имеем в виду разног рода информационно-логические и информационно-поисковые языки, а также языки-посредники для АП» [Мельчук, 1974: 54].
Нас же больше интересуют проблемы иного рода, а именно -ПЕРЕВОД ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ. Х.-Г. Гадамер утверждает, что «язык есть нечто иное, чем простая система знаков, служащая для обозначения предметного целого. Слово - это не просто знак. В каком-то трудно постижимом смысле оно все же есть нечто вроде отображения ... Слову присуща загадочная связанность с «отображенным», принадлежность к бытию отображенного» [Гадамер, 1988: 483-484]. Далее там же: «Слово языка не есть знак, к которому мы прибегаем, не есть также и знак, который мы делаем или подаем другим, - но есть некая сущая вещь, которую мы воспринимаем, нагружая ее идеальностью означивания, чтобы тем самым сделать зри мым некое другое сущее».
Кроме того, значения слов даже для разных индивидов, говорящих на одном языке представляют собой различные наборы сем и образов, зависящих от индивидуального опыта каждого человека. А.А. Потебня в своем труде «Язык и мысль» пишет: «Слово образуется из субъективного восприятия и есть отпечаток не самого предмета, а его отражения в душе» [Потебня, 1999:32]. В межъязыковой коммуникации ситуация еще более осложняется: полностью совпадающих по всем своим семам слов в двух разных языках быть не может. Поэтому переводчика ожидает тупик, если пытаться отразить в переводе все или даже многие семы и смежные ассоциативные образы, содержащиеся в значении переводимого слова.
Для принятия решения о том, какие знаковые единицы должны быть переданы и от передачи каких знаковых единиц следует отказаться, важен принцип релевантности, достаточности, уместности. При этом критерием для выбора будет итеративность, повторяемость значения на разных участках одного смыслового сегмента (Франсуа Растье называет такое явление «семантической изотопией», [подробнее см. Растье, 2001]). Важная идея всегда указывается автором неоднократно (возможно, непроизвольно), разными языковыми средствами (назовем это термином теории информации «избыточность»). Необходимо обнаружить повторяемость определенного смысла в исходном тексте и передать его в тексте перевода ЛЮБЫМИ средствами.
Другой ситуация: важный смысл вводится только единожды, но при этом из него проистекают дальнейшие смыслы, он становится центром многих смысловых взаимоотношений (пример - соль шутки, анекдота, которая появляется в самом конце текста и вводится только один раз). Естественно, такой знак необходимо четко определить и передать в переводе опять-таки ЛЮБЫМИ доступными средствами. Все чаще и чаще теория перевода рассматривается лингвистами в свете семиотики еще и потому, что несмотря на явную несхожесть целей и статуса семиотики и теории перевода, за последние годы наметилось известное сближение этих дисциплин. Этому сближению способствовало выделение из общей семиотики лингвосемиотики, согласно исходным постулатам которой естественный язык является, прежде всего, семиотической системой и каждый текст поддается описанию в семиотических терминах [см. Швейцер, 1988:36-41]. При этом акцент делается на "речевой" лингвосемиотике в противовес лингвосемиотике "языковой", т.к. именно речевая семиотика изучает функции актуального высказывания в процессе коммуникации, являющиеся параметрами, по которым в теории перевода устанавливается эквивалентность исходного и переводного текстов. А. Попович в своей монографии "Вопросы художественного перевода" определяет перевод как "метазнак по отношению к литературной деятельности автора оригинала, обусловленной вторичной активностью", а переводческую деятельность — как знаковую операцию [Попович, 2000]. Кроме того, еще более двадцати лет назад В. Вильс предложил использовать семиотику в переводоведении, предложив формулу «Кто говорит что в каком канале и с каким эффектом».
Основные коммуникативные модели перевода
Различные аспекты теории перевода, определения перевода и описания переводческих моделей представлены во множестве, сборников, монографий и статей. К вопросу перевода обращались такие отечественные и зарубежные лингвисты, как Бархударов, Комиссаров, Рецкер, Швейцер, Найда, Вильс, Гак, Попович, Влаков, Флорин Виноградов, Федоров, Миньяр-Белоручев, и многие другие (см. Библиографию в конце работы).
B.C. Виноградов рассматривает шесть различных теоретических моделей перевода: A. Ситуативная (денотативная) модель: строится на признании того факта, что неизменной (инвариантной) основой языковых единиц оригинала и перевода является соотнесенность этих единиц с предметами, явлениями и данностями самой действительности, с тем, что в лингвистике называют денотатами или референтами. Перевод, соответственно понимается как процесс замены слов одного языка словами другого языка, имеющими те же денотаты. Б. Семантическая модель: строится с учетом компонентного анализа содержательных единиц языка и наличия регулярных межъязыковых соответствий. Перевод сводится к анализу содержательных компонентов исходного текста и синтезу смысла в материале языка перевода. B. Трансформационная модель: возникла под воздействием идей трансформативной грамматики. Перевод - выведение соответствий ядерных структур текста перевода ядерным структурам исходного текста. Г. Коммуникативная модель: Перевод - акт двуязычной коммуникации. Учитываются семантические, синтаксические и прагматические отношения. Д. Информативная модель: учитывает интеллектуальные характеристики отправителя (автора) и получателя (переводчика) текста, своеобразие культур и видения мира, свойственные сопоставляемым языковым общностям и т.д. При переводе передается содержание не отдельных семантических компонентов или слов, а мысли, передается информация, содержащаяся в структуре предложения. Е. Теория языковых соответствий: устанавливает закономерных соответствий между единицами оригинала и перевода на уровне языка и речи. [Виноградов, 2001: 25-29]. Г. Мирам к этому списку добавляет еще одну модель -дистрибутивную, согласно которой перевод рассматривается как процесс нахождения соответствий дистрибутивных моделей (или паттернов) языка перевода дистрибутивным моделям (паттернам) языка-источника. Данная модель четко разграничивает регулярными, прямыми формальными соответствиями разных языков, с одной стороны, и окказиональными, косвенными соответствиями, устанавливаемыми при помощи сопоставления концептов [Miram, 1998: 40-65]. Для целей нашей работы наиболее интересными и релевантными кажутся две модели, а именно: КОММУНИКАТИВНАЯ и ИНФОРМАЦИОННАЯ. П.М. Топер в своей монографии «Перевод в системе сравнительного литературоведения» предлагает любопытную подборку определений понятия перевода с различных точек зрения. Из шестнадцати представленных определений для нас важными являются девять: шесть из них в той или иной мере опираются на теорию знаков и кодов, ішеют связь с семиотикой, опираются на процесс коммуникации: Э. Эттингер (1960): «Перевод может быть определен как процесс трансформации знаков или образов [representations] в другие знаки и образы. Если сказанное в подлиннике имеет определенное значение, мы обыкновенно требуем, чтобы его изображения [images] так же имели то же самое значение, или, более реалистично, столь близкое к тому же самому значению, как только мы того можем достичь». Ю. Кузьмин (1968): «Перевод есть прежде всего процесс коммуникации или, точнее, акт в процессе коммуникации, в течение которого сообщение о ситуации в действительности, сделанное в знаках одной языковой системы, преобразуется в знаках другой языковой системы при полном сохранении смысла сообщения». В. Коллер (1972): «Лингвистически перевод может быть описан как перекодирование или субституирование элементов al, а2, аЗ ... языкового инвентаря Я\ с помощью элементов 61, 62, 63 ... языкового инвентаря Я2». А. Людсканов (1975): «Перевод представляет собой комплекс процессов переформирования (замены) знаков, из которых состоит данное сообщение, знаками другого кода при сохранении (насколько это возможно из-за энтропии) инвариантного по отношению к данной системе координат сообщения». А. Попович (1975): «Перевод - перекодирование языкового текста, во время которого создается его новый языковой облик и стилистическая форма». Г. Егер (1975): «Сущность перевода состоит в том, чтобы обеспечить коммуникацию, причем специальным, отграниченным от одновалентного языкового сообщения способом, таким образом, чтобы коммуникативное значение одного текста, например на языке Я-а, при перекодировании, наприхмер на язык Я-б, оставалось сохраненным, так что текст Я-а и текст Я-6 коммуникативно эквивалентны» [Топер, 2001: 187-189]. Несколько меньшее число определений (3) затрагивают культурологический аспект перевода (что свойственно информативной модели): К. Райе (1971): «Перевод - это версия в принимающем языке, на котором написан текст, взятый из дающего языка, при главном стремлении передать в целевом языке оригинальный текст согласно типу текста, его внутриязыковым инструкциям в становящимися в них действенными внеязыковыми детерминантами». М. Снелл-Хорнби (1986): «Перевод - это новое воссоздание текста в соответствии с имеющейся ситуацией как части целевой культуры».
А. Швейцер (1988): «Однонаправленный и двухфазный процесс межъязыковой и межкультурной коммуникации, при котором на основе подвергнутого целенаправленному («переводческому») анализу первичного текста создается вторичный текст (метатекст), заменяющий первичный в другой языковой и культурной среде; процесс, характеризуемый установкой на передачу коммуникативного эффекта первичного текста, частично модифицируемый различиями между двумя языками, двумя культурами и двумя коммуникативными ситуациями» [ibidem].
Основываясь на вышеприведенных определениях, мы можем заметить возросший интерес к знаковым и культурологическим аспектам перевода. Очевидно, что все реже и реже перевод рассматривается как простой подбор слов, имеющих то же значение, что и в языке оригинала (денотативная модель). Р.К. Миньяр-Белоручев замечает по этому поводу следующее: «Процесс перевода не есть простая замена единиц одного языка единицами другого языка. Процесс перевода как специфичный компонент коммуникации с использованием двух языков есть всегда деятельность человека, в нем аккумулируются проблемы философии, психологии, физиологии, социологии и др. наук, не говоря уже о лингвистике, зависимость перевода от которой нет необходимости доказывать» [Миньяр-Белоручев, 1980: 6].
Адекватность перевода при различиях системы грамматических родов
Рассмотрим некоторые интересные случаи метафоризации, связанные с такой категорией, как род существительного. Как известно, категория рода имен существительных в английском языке была утрачена уже к среднеанглийскому периоду (по крайней мере это касается неодушевленных существительных, точнее, не-личных существительных), т.е. существительные, обозначающие "не-лиц", обычно соотносятся с местоимением "it". С другой стороны, например, всем известен тот факт, что главные образы сонетов Шекспира - Время и Смерть - повсеместно соотносятся с местоимением мужского рода "he"1. Кроме того, в сонетах Шекспира (как, впрочем, и в драмах) встречается достаточное количество других неодушевленных существительных, маркированных как мужским, так и женским родом, выявляемым при помощи соответствующих местоимений. В статье Л.В. Зубовой "Категория рода в поэтическом эксперименте" [Зубова, 1999] описываются случаи, когда автор поэтического текста произвольно меняет род существительного в русском языке с целью создания того или иного эффекта. В английском же языке для создания аномалии что-либо менять не требуется: достаточно лишь добавить род к существительному, не обозначающему лицо.
Перевод таких аномалий и будет рассмотрен на материале сонетов и трех пьес У. Шекспира ("Ричард III", "Сон в летнюю ночь" и "Тит Андроник"). Однако необходимо ограничить объект исследования. Во-первых, нельзя считать местоимение "his" показателем мужского рода, т.к., по справедливому замечанию Дж. Гордона, словоформа his является старой формой родительного (притяжательного) падежа и местоимения "it" [Gordon, 1946]. Во-вторых, в произведениях Шекспира имеется ряд существительных, обозначающих не лиц и согласуемых то с местоимением женского рода, то с местоимением мужского рода. Например, сюда относятся такие слова, как: swan - лебедь, horse - конь, лошадь, eagle - орел, fly - муха, beast - зверь - т.н. одушевленные существительные общего рода, согласовательный род которых зависит от биологического пола особи, а также к данной группе относятся неодушевленные существительные summer - лето, bark - барк, rose - роза. Такие существительные также останутся за рамками анализа. Наконец, практически невозможно производить какие-либо переводческие трансформации с родом названий стран, городов и т.п. (например, England, Rome) - род топонимов строго фиксирован в конкретном языке и такие существительные практически не имеют синонимов, поэтому они также не будут рассмотрены в анализе.
Оставшиеся существительные, в основном, относятся к сфере абстрактных либо глобальных, универсальных понятий, как то: любовь, война, природа, Солнце, Луна, Земля, мир, справедливость и др. Их общее количество - 14.
М.Я. Блох называет случаи такого словоупотребления "грамматической персонифицирующей транспозицией" и отмечает, что в повседневном языке данный феномен регулируется культурно-историческими традициями [Блох, 1983]. Теория В.Н. Ярцевой, разделяющая английские существительные на активные (управляющие дополнением, будучи субъектом предложения) и пассивные (не требующие дополнения), объясняет возникновение такой аномалии, так как к активным существительным могут относиться как лица, так и нелица, то есть предметы, которые в силу сложившейся ситуации рассматриваются говорящими как активные [Цит. по: Аракин, 1989]. Естественно, моряки воспринимают свой корабль как нечто "активное" и не называют его безликим "it". Однако теория В.Н. Ярцевой не объясняет причины выбора конкретного местоимения мужского или женского рода, коррелирующего с существительным (в случае с кораблем: почему именно "she" - она?).
Логично было бы предположить, что мы имеем дело с реликтовым родом у неодушевленных существительных (сохранившимся из древнеанглийского периода), в некоторых случаях обнаруживающимся и в современном английском языке, или, в случае заимствования слова, род может наследоваться из "языка-донора". Однако процент совпадений этимологического рода существительного и рода его современного варианта, используемого Шекспиром не так высок: чуть более 60%. Дело обстоит совершенно по-другому, если принять во внимание огромный интерес эпохи Возрождения к античной культуре, древнегреческой мифологии и языку.
Введение в проблематику сравнения языковой и концептуальной картин мира различных этносов
Если в предыдущей главе речь шла о явлениях, имеющихся в одном языке и отсутствующих в другом (по этой причине обыкновенно возникают разного рода переводческие трудности, связанные с проблемой поиска эквивалентов несуществующим средствам), то в данной главе диссертации мы затронем иную проблему. Речь пойдет о знаках, почти всегда имеющих идентичные денотаты в обоих сопоставляемых языках, однако при этом трудностей у переводчика возникает не меньше: прагматическая нагруженность данных единиц в различных языках может кардинально отличаться. Речь идет о национально-специфичной картине мира и национально-специфичных стереотипах.
Проблема языковой картины мира в настоящее время находит широкий отклик у многих исследователей. Языковой картине мира посвящено огромное множество работ отечественных и зарубежных лингвистов, психологов, философов, культурологов. Назовем лишь некоторые из них: [Арутюнова, 1999], [Культура, человек и картина мира, 1987], [Колшанский, 1990], [Максапетян, 2001], [Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира, 1988], [Тер-Минасова, 2000], [Языки как картина мира, 2003], [Вежбицка, 1998], [Вежбицкая, 2001] и другие.
Языковая картина мира определяется как «целостный глобальный образ мира» [Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира, 1988: 19] и представляет собой всю совокупность знаний и представлений об окружающей действительности, сформировавшихся в результате культурной деятельности человечества в целом (универсальная языковая картина мира), отдельного народа (идиоэтническая картина мира), наконец, конкретного индивидуума (индивидуальная картина мира). Для нашей работы наиболее релевантной оказывается идиоэтническая языковая картина мира.
Дж. Стейнер говорит об идиоэтнической языковой картине мира следующим образом: "Наш язык является окном в жизнь. Для говорящего на нем он определяет размеры, перспективу и горизонт части панорамы мира... Изучить другой язык кроме родного, проникнуть в его синтаксис означает открыть для себя еще одно окно на панораму бытия. Это способ избавиться (хотя бы отчасти) от ограничений очевидности, от невыносимой бедности, настолько порочной только потому, что она неосознаваема, от однофокусной монохромной линзы" [Steiner, 1972: 88-89].
О проблеме языковой картины мира и взаимоотношениях языка и мышления ученые начали размышлять еще в XVIII веке [см. Гумбольдт, 1984]. Эти идеи нашли свое продолжение и в XIX веке. Так, например, некоторые умозаключения А.А. Потебни могут быть соотнесены с теорией языковой картины мира: «Законы душевной деятельности одни для всех времен и народов; не в этих законах разница между нами и первыми людьми (по крайней мере вероятная разница в строении тела не кажется нам достаточным основанием утверждать противное), а в результатах их действия, потому что прогресс предполагает два производителя, из коих один, именно законы душевной деятельности, представляется величиною постоянною, другой - результаты этой деятельности - переменною... Как индивидуальная психология указывает не только общие для всех законы душевной жизни, но и возможное разнообразие и оригинальность неделимых [=индивидуумов], так психология народов должна показать возможность различия национальных особенностей и строения языков как следствие общих законов народной жизни» [Потебня, 1999: 43-45]. Несомненно, большой вклад в развитие данного направления внес и немецкий деятель XIX века В. Вундт [Вундт, 2002].
По мнению многих ученых, система архаичных представлений человека об окружающем мире прочно зафиксировалась в языке в метафорической форме (это логично, поскольку на первоначальных этапах развития человечества еще не существовало абстрактных научных понятий и категорий). Кроме того, каждый народ, ввиду особенностей индивидуального развития, имеет особенные отличительные черты картины мира, отраженные в языке. С.Л. Рубинштейн пишет об этом так: «Семантика языка, значения слов, входящих в его словарный состав, представляют собой фиксированный итог предшествующей мыслительной работы народа. Каждый язык, фиксируя в значениях слов результаты познания действительности, по-своему ее анализирует, по-своему синтезирует выделенные в значении слов анализом стороны действительности, по-своему их дифференцирует и обобщает — в зависимости от условий, в которых он формировался» [Рубинштейн, 2003: 166].
Однако существует гипотеза и об обратной связи - некоторые исследователи полагают, что формы, закрепленные в языке, могут влиять на то, как люди воспринимают мир, ощущают себя в мире, оценивают окружающее пространство, время и т.п. Данная гипотеза зародилась благодаря стараниям таких ученых как Э. Сепир и Б. Уорф и получила название «гипотеза лингвистической относительности» [Сепир, 2003а, б], [Уорф, 2003а, б].
В.Ф. Петренко отзывается об этой гипотезе следующим образом: «Как показывают многочисленные работы в рамках теории лингвистической относительности (Сэпир, Хойджер, Хоккет, Брутян, Коул), структуры языка, организуя человеческое восприятие и опыт, в значительной мере влияют на структуры общественного сознания и, как следствие, - на мировоззрение и мироустройство... Для экспансии расширяющейся вселенной сознания используется подручный материал бытовых представлений и образов... Так, мы говорим о физических полях, информационных каналах, категориальных решетках, используя в качестве понятия то, что было когда-то метафорой, взятой из окружающего физического мира. В свою очередь, на этот физический мир проецировались антропоморфные представления: солнце встает, речка бежит, а книга вовсе лежит (разлеглась, понимаешь ли на столе). В этом плане лексика языка есть ни что иное, как скопище стершихся метафор, часть из которых утратила связь со своей образной основой. Но под опытной рукой реставратора могут быть сняты напластования и восстановлен первоначальный образ (икон)» [Петренко, 1997: 28-33]. Однако при этом автор не наделяет именно язык основной функцией формирования наших представлений и мировоззрений, «демиургом образа мира является не язык, сам в значительной мере производный от специфики деятельности и культуры той или иной языковой общности, а понимаемые в широком смысле формы культурно-исторического бытия, выражающиеся в деятельности человеческих общностей» [ibid.].
