Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Специализированные лексические средства отрицания в тувинском языке 13
1.1. Грамматическая характеристика слова чок 13
1.1.1. Участие слова чок в словоизменении 15
1.1.2. Лексическое значение слова чок 17
1.1.3. Предикативные функции слова чок 19
1.1.4. Выражение времени предиката чок 20
1.1.5. Слово чок как производящая основа 23
1.2. Другие лексические средства отрицания 29
1.2.1. Отрицательное слово эвес 29
1.2.2. Частицы отрицания 43
Глава 2. Лексемы со значением «отсутствия, лишенности чего-либо, признака» 51
2.1. Слова, характеризующие человека 51
2.2. Слова, характеризующие психические и умственные недостатки человека 59
2.3. Слова, выражающие значение «без одежды» 62
2.4. Слова, обозначающие социальное положение 64
2.5. Слово чадаг 66
2.6. Слова со значением «отсутствия предмета в некотором пространстве» 67
2.7. Лексико-семантические варианты слов со значением лишенности, образованные на основе переносных значений 71
2.8. Слова со значением «недостаточность признака» 75
2.9. Лексика, характеризующая животных 76
2.10. Слова со значением «отсутствие вести» 78
2.11. Другие группы лексем с имплицитным отрицанием 82
Глава 3. Словообразовательные функции слова чок 86
3.1. История изучения словообразовательной функции слова чок 86
3.2. Слова, образованные при помощи чок в тувинском языке 88
3.2.1. Модель Им.сущ. <->чок = Прил. neg 88
3.2.2. Модель Имена <-> чок = ADV (множество) 111
3.2.3. Модель N<-> чок = ADJ 117
3.2.4. Модель N<-> чок = ADJ 126
3.2.5. Модель N<-> чок = /N 132
3.2.6. Модель Т прч-ган <->чок 134
Заключение 141
Приложения 147
Литература 151
- Участие слова чок в словоизменении
- Слово чок как производящая основа
- Слова, характеризующие психические и умственные недостатки человека
- Модель Им.сущ. <->чок = Прил. neg
Введение к работе
Отрицание относится к числу категорий, рассматриваемых не только в языкознании. Отрицание в языке, будучи абсолютной универсалией, является одной из важнейших общелингвистических категорий, изучаемых всеми разделами современного теоретического языкознания.
Отрицание отличается многогранностью и потому является объектом изучения не только лингвистики, но и философии, логики, психологии и других наук. Связь его с другими отраслями науки послужила импульсом к развитию разнообразных взглядов на природу и сущность отрицания. Ф Обзор обширной логико-философской и лингвистической литературы по
указанной теме содержится в работах К. Дондуа [1948], Н.А. Булах [1954], С.А.Васильевой [1958], И.Н. Бродского [1960, 1973], Л.И. Шипулиной [1961], В.Н. Бондаренко [1983] и др., в которых подвергаются критическому анализу и классификации различные концепции и направления в понимании категориального содержания отрицания.
В лингвистике сущность языкового отрицания определялась по-разному. Как чисто субъективное проявление человеческой психики трактуют отрицание сторонники психологической концепции [Гриннекен 1907; ([, Есперсен 1958; Потебня 1958 и др.]. Отрицание интерпретируется как порождение различных психических (чувственных) реакций говорящего, как выражение чувства сопротивления или запрета [Гриннекен 1907]; как экспликация того, что ощущается противоречием между ожидаемым (или вообще возможным) и действительным, как отражение чувства разочарованности, контраста [Дельбрюк 1887], чувства отвращения [Есперсен 1918] и т.д. Таким образом, согласно данной концепции, отрицание выступает не как отражение действительности, а как проявление психики человека, его психологических и эмоциональных чувств.
Как индикатор с функцией отклонения или коррекции мнения адресата понимают отрицание сторонники прагматической концепции [Stickel 1975, Schmidt 1973]. Они рассматривают отрицание как внутриязыковое явление, как чисто лингвистическую категорию, выражающую только отношение говорящего к мнению о положении дел в объективной действительности (оцениваемом как неверное), ничего не сообщая о действительном положении дел в объективной реальности. Отрицание, по их мнению, есть коммуникативная операция, отклоняющая или корректирующая мнение адресата, то есть отрицание есть речевой акт, цель которого не в сообщении новой информации, а в том, чтобы опровергнуть мнение адресата.
Признавая отрицание как самостоятельную категорию, имеющую аналог в самой объективной реальности, некоторые отечественные лингвисты интерпретируют отрицание как выражение объективной разъединенности [Васильева 1958; Булах 1962; Озерова 1978 и др.]. Отрицание понимается как категория, выражающая разъединенность того, что разъединено в действительности. Однако, как справедливо отмечают исследователи, разъединенность в пространстве может относиться только вещам, а не к вещи и свойству, т.к. свойства не имеют самостоятельной пространственной локализации, они не имеют бытия вне своих носителей.
В научной литературе нет единого мнения также относительно лингвистического статуса языкового отрицания. Оно определяется как синтаксическая [Булах 1954], грамматическая [Шендельс 1977; Озерова 1978], логико-грамматическая [Бондаренко 1983] категория. В языкознании представлена также точка зрения, согласно которой отрицание рассматривается в рамках категории модальности [Кодухов 1979; Баранникова 1973].
Однако на этот счет существуют и противоположные взгляды [Шендельс 1959, Бондаренко 1983], согласно которым, формы утверждения и отрицания, а также модальность, по сути, разные языковые явления. Данное мнение в тюркологии разделяют Р. Сибагатов [1984], А. Нурманов [1984]. Так, Р. Сибагатов пишет, что «реальная модальность и утверждение и ирреальная модальность и отрицание, в конечном счете, соприкасаются, предполагают друг друга, но не отождествимы» [Сибагатов 1984: 196]. При любом виде модальности могут иметь место, как утверждение, так и отрицание.
Ряд языковедов интерпретируют отрицание не как объективное, а как субъективное значение нереальности [Пешковский 1956], т.е. утвердительные и отрицательные предложения различаются якобы не по содержанию выраженных в предложении отношений объективной действительности как таковых, а по своему модальному характеру, по оценке реальности этого содержания [Адмони 1956: 164].
В.Н. Бондаренко утверждает, что в действительности отрицание «выражает отсутствие, несуществование не только связей, но и самих предметов, явлений и их признаков (качеств, свойств, состояний, связей, отношений и т.п., т.е. всего, что, так или иначе, характеризует данный предмет [Бондаренко 1983: 59].
Многообразие подходов к исследованию и неоднозначность понимания термина «отрицание» в определенной степени связаны с различием взглядов на способы выражения отрицания. Представляется возможным выделить две основные точки зрения на этот вопрос. Первая из них, наиболее традиционная, получившая свое развитие в формально-грамматическом направлении языкознания, ориентирована на специализированный способ выражения через отрицательные слова [Шендельс 1959; Булах 1962; Падучева 1974 и др.]. По мнению приверженцев второй точки зрения [Орлова 1972; Озерова 1978 и др.], отрицание включает в себя явления разноуровневые: лексические, словообразовательные, фразеологические, синтаксические. Данное направление широко представлено в отечественном и зарубежном языкознании.
Принимая в качестве базисной последнюю концепцию, на наш взгляд наиболее адекватно отражающую сущность лингвистического отрицания, мы принимаем положение А.И. Бахарева о том, что «отрицание в языке - это констатация отсутствия предмета, признака, явления, выраженная языковыми средствами» [Бахарева 1961: 5]. Из такого понимания природы отрицания следует, что категориальное содержание лингвистического отрицания составляет соответствующая логическая категория, т.е. отражение небытия, инобытия, лишенности, противопоставления, исключения и пр. Однако исходные категории не всегда демонстрируют абсолютное соответствие, хотя логическое отрицание, в конечном счете, так или иначе должно быть выражено языковыми средствами. Лингвистическое отрицание, обладая относительной самостоятельностью, имеет собственный объем знаний, не адекватный логической категории. Будучи неразрывно связанным, с языковыми средствами выражения, и вследствие этого, отличаясь от логического отрицания по некоторым параметрам, лингвистическое отрицание эксплицирует и другие денотативные значения: несогласие, возражение, опровержение, отказ, запрет, протест [Шумейко 1975], частичное отрицание, неопределенность [Рахимов 1973], предупреждение [Абдыгалиева 1991]. Оно может реализовать также интенсивное утверждение [Рахимов 1973], положительное суждение [Шендельс 1959; Бондаренко 1983; Ахатов 1984; Булах 1954; Нурманов 1984]. Как отмечает Е.И. Шендельс, «употребление отрицательных средств в предложении может преследовать совсем иные цели, чем выражение отрицательного суждения.
Иными словами, не всякое предложение с отрицанием соответствует отрицательному суждению и служит средством выражения не суждения, а запрета, вопроса и пр.» [Шендельс 1959: 130].
Данная категория остается еще малоизученной в тюркских языках. Почти во всех нормативных грамматиках по данному вопросу содержатся краткие сведения. Отрицание не рассматривается в тюркологии как важная грамматическая категория глагола, и в грамматических описаниях языков ей уделяется очень мало внимания. В грамматиках, в разделе «Морфология», отрицанию иногда посвящают отдельные параграфы. В «Грамматике тувинского языка» [1961: 294-296] имеется параграф «Отрицательная форма глагола». В «Грамматике хакасского языка» [1975], «Грамматике современного якутского языка» [1982] вовсе отсутствуют отдельные параграфы, хотя в каждой временной форме изъявительного наклонения и в других косвенных наклонениях даются отрицательные формы глагола. В грамматиках других языков отрицания касаются в основном лишь отрывочно. Между тем отрицание является в тюркских языках универсальной языковой категорией.
Так, в них в качестве способа выражения выделены аффиксы отрицательной формы глагола -ба {-бе, -па -пе, -ва, -ее, -ма, -мё\.
Нельзя сказать, что в тюркологии вообще отсутствуют научные исследования по отрицанию. Оно было объектом специальных исследований как в отдельных тюркских языках [Рустамов 1956; Джангиров 1957; Джафаров 1955; Гуджиков 1963; Абдуллаев 1968; Садыкова 1973; Сафиуллина 1980; Нурманов 1982; Ахатов 1984; Абдыгалиева 1991], так и в сопоставительном плане [Мамедов 1967; Рахимов 1978;.Хасанова 1999; Пенжиева 2000].
В вышеуказанных исследованиях рассматриваются грамматические средства выражения отрицания (морфологические, лексические, синтаксические) в тех или иных тюркских языках, проводится различие между отрицанием в глаголе и именах.
Отдельные сведения об отрицании встречаются в работах А. Ходжаева [1959], А. Боржакова [1964], И. Суярова [1965], Н.Агазаде [1967], М. Шалекеновой [1970], Р.Г. Сибагатова [1978] и др., которые основное внимание уделяли другим проблемам языка.
Проведенный анализ различных аспектов данной проблемы позволил исследователям рассматривать отрицание в тюркских языках как самостоятельную категорию. Тем не менее, еще не выработан единый взгляд в определении места отрицания в системе того или иного языка: одни исследователи относят его к синтаксической категории, другие — к морфологической.
Отрицание рассматривается и в контексте лексикологии, при обсуждении служебных слов и частиц типа русских не и ни, тюркского JOK нет , эмес не и в контексте словообразования, например, в немецком ип-, в " грамматиках тюркских языков в связи с описанием средств выражения отсутствия =сыз и чок нет .
Отрицание также рассматривается как частное и общее в плане выражения функционально-семантического поля.
Несмотря на малочисленность отрицательных слов, и аффиксов, их совокупность создает стройную лингвистическую категорию, пронизывающую лексику, морфологию и синтаксис языка.
Следует указать на относительно высокую частотность употребления средств отрицания в устной и письменной форм речи. Если проблему отрицания в тюркологии можно считать более или менее разработанной, то этого нельзя сказать о тувинском языкознании. Между тем, факты, связанные с отрицательным значением слов, уже давно привлекали внимание исследователей. Еще в дореволюционных трудах по тувинскому языку Н.Ф.Катанова содержатся материалы по отрицанию [Катанов 1903].
В тувинском языкознании, как отдельная категория, отрицание не выделяется. Согласно тюркологической традиции, отрицание в тувинском языке относится к грамматической категории глагола. В этом ракурсе ( отрицание нашло описание в «Грамматике тувинского языка» Ф.Г. Исхакова, " А.А. Пальмбаха[ 1961:294].
Специальные исследования по проблеме лингвистического отрицания в тувинском языкознании не проводились. Однако немало важных и значительных явлений категории отрицания нашли отражение в работах тувинских языковедов, в которых рассматриваются другие лингвистические проблемы. В частности, следует назвать такие работы, как Ш.Ч. Сат «Синтаксические функции причастий в тувинском языке» [1960], Д.А. Монгуш «Настоящее заглазное время в тувинском языке» [1958], «О временных формах глагола в тувинском языке» [1959], «Формы прошедшего ф. времени изъявительного наклонения в тувинском языке» [1963], «О синтаксических наклонениях и временах в тувинском языке», «Частица эвес как компонент в зависимой части сложного предложения» [1998], Ш.Ч. Сат, Е.Б. Салзынмаа «Амгы тыва литературлуг дыл» (Современный тувинский литературный язык) [1980], М.И. Черемисинои «Отрицание как грамматическая категория предложения» [1995], «Аналитические способы выражения отсутствия и отрицания в тюркских языках Южной Сибири» [1996], Н.Ч. Серээдар, Е.К. Скрибник, М.И. Черемисинои «Структурно-семантическая организация предложений наличия, локализации, количества и отсутствия в тюркских языках Южной Сибири» [1997].
На материале сопоставляемых языков лексические средства выражения отрицания в современном хакасском языке были предметом исследования в статье В.Г. Карпова [1987: 65-74]. По алтайскому, тофаларскому языкам сведения о категории отрицания можно увидеть в общих работах.
Несмотря на наличие ряда серьезных исследований, многие вопросы лексических и морфологических средств выражения отрицания, как в тюркологии, так и в тувинском языкознании, все еще продолжают оставаться недостаточно изученными.
Отрицание в тюркских языках, и в каждом языке в отдельности, имеет свою специфику. Для выявления общих тюркских и специфических черт тувинского языка в выражении отрицания на лексическом уровне в качестве сравнения привлекаются материалы древнетюркского, тюркских языков Южной Сибири и монгольского, который оказал значительное влияние на лексическую систему тувинского языка [Татаринцев 1974]. По своей семантической структуре и функциональной нагрузке оно может быть объектом не только одного, но и нескольких монографических исследований. Данное обстоятельство обуславливает актуальность исследования данной проблемы для тувинского языкознания и подтверждает обоснованность выбора темы диссертации.
Цель — дать всестороннюю характеристику средств лексического отрицания в тувинском языке в сопоставительном плане.
Для этого необходимо решить следующие задачи:
- выявить и описать лексические средства выражения отрицания в тувинском и сопоставляемых языках и определить их значения;
- дать наиболее полную характеристику основному средству отрицания чок
- составить список слов, передающих скрытое отрицание; выявить среди них общетюркские, региональные и специфические для каждого языка имплицитные отрицания;
- выявить общие и отличительные черты сравниваемых языков в лексическом отрицании; степень влияния монгольского языка;
- исследовать специфику функционирования отрицания в тувинском языке. Положения, выносимые на защиту:
• Основными лексическими средствами выражения отрицания являются общетюркские слова чок нет и эвес не , которые, как правило, сочетаются с именными частями речи и выражают именное отрицание, но могут сочетаться и с глагольными формами (=ган чок, =ар чок, =баан чок, =бас чок, =ган эеес, =ар эвес, =баан эвес, =бас эвес).
• Чок и эвес являются полифиункциональными (употребляются в предложении как частицы, предикативы, наречия и т.д.), и многозначными словами (реализиуют значения отрицания, отказа, запрета и т.д.).
• Спецификой тувинского языка по сравнению с другими тюркскими языками Южной Сибири является употребление чок в роли синтетического словообразовательного аффикса (под влиянием монгольского). Он реализует несколько моделей и образует различные группы слов: 1) имена прилагательные с привативным значением; 2) наречия меры и степени; 3) имена существительные; 4) союзы и союзные слова. Остальные лексические средства выражения отрицания выражают частное отрицание. Основу списка слов с частным отрицанием составляет общетюркская лексика, каждый из тюркских языков Южной Сибири выработал собственные средства частного отрицания: шор. кал несоленый; невкусный ; алт. шалбыр неаккуратный ; хак. саёай бесповоротный .
Научная новизна работы состоит в самой постановке вопроса. Впервые в тувинском языкознании предпринята попытка описания отрицания на лексическом уровне в сопоставлении с другими тюркскими языками Южной Сибири, древнетюркским и монгольским. В работе выявлены все лексические элементы отрицания, имеющие место в тувинском языке. В их числе и ранее не описанные средства выражения этого феномена, которые впервые введены в научный оборот. Дана всесторонняя характеристика слова чок как предикативного слова, частицы, аффикса отрицания. Определено, что под влиянием монгольского языка в тувинском языке слово чок стало синтетическим словообразующим аффиксом. Выявлена семантика моделей и список слов, которые строятся при помощи данного аффикса.
Теоретическую основу исследования составили теоретические положения и принципы, выдвинутые в трудах отечественных лингвистов. Основополагающими были приняты работы А.А. Бондаренко [1979], А.И. Бахарева [1980], а также теория функционально-семантических полей В.В. Бондарко [1983]. Также мы опирались на труды отечественных тюркологов Н.К. Дмитриева [1948], А.А. Юлдашева [1965], Е.И. Убрятовой [1977], A.M. Щербака [1977] и др.
Методика исследования. В соответствии с поставленными задачами в исследовании был использован описательный метод, метод компонентного анализа, метод лингвостатистики, сопоставительный метод и при необходимости сравнительно-исторический метод.
Материалом для анализа послужили выборки из произведений тувинского фольклора, классиков тувинской литературы и современных писателей, материалы публицистики, в количестве 11000 фраз, а также словарные статьи тувинско-русского [1968], русско-тувинского словарей [1980], «Древнетюркского словаря» [1969], «Опыта словаря тюркских наречий» [В.В. Радлова], этимологических словарей тюркских языков [1974, 1978, 1980, 1989, 1997, 2003], Б.И. Татаринцева [2000, 2002, 2004], «Толкового словаря тувинского языка» [2003]; по сравниваемым языкам сделана выборка из опубликованных научных работ, из серии публикаций и сборников научных трудов ИФ СОР АН, русско-хакасского [1961], тофаларско-русского, русско-тофаларского [1995], русско-шорского и шорско-русского учебного словаря [1993], толкового словаря якутского языка [тЛ 2004], словаря Э. Пекарского [1959], ойротско-русского словаря [1947] и данные, полученные от информантов, носителей языков (хакасского, алтайского, шорского). Апробация работы Результаты исследования получили отражение в докладах и выступлениях: на конференциях молодых ученых в г. Новосибирске (1992, 1994, 1995, 1996, 1997, 1999) на научно-методической конференции преподавателей (ТывГУ, посвященной 100-летию со дня рождения А.А. Пальмбаха (1997); на международных конференциях «Письменность: становление и развитие науки в Туве», (2000); «Актуальные проблемы сохранения и развития языков, культур и истории народов Саяно-Алтая», посвященной 280-летию дешифровки древнетюркской письменности (2001); в конгрессе национальных систем образования «Юрта - традиционное жилище кочевых народов Азии» (2004); в научно-практической конференции, посвященной 60-летию вхождения Тувы в состав России (2004); в ежегодных научно-практических конференциях сотрудников и преподавателей ТывГУ. По теме диссертации имеется 4 публикации.
Теоретическое значение и практическая значимость диссертации заключаются в возможности использовать результаты исследования на занятиях в вузе и школе, при разработке нормативной грамматики тувинского языка.
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, 3 примечаний и списка использованной литературы.
Участие слова чок в словоизменении
В тувинской речи чок с аффиксами принадлежности употребляется в форме М.п.: Мен чог=ум=да сени кым карактаарыл? (КК. 58) Без меня кто за тобой будет ухаживать? (кто за тобой будет смотреть) . Сен чог=ун=да чаавам мени кончуп туруп бээр-дир, акый (СС, 45) Без тебя невестка все время меня ругает, брат . Ол чок=та, мецээ амыдырал чок Без него у меня жизни нет . Хак. Зззі чох=та, nic хайдац пілербіс (ВШ, 124) Когда хозяина нет, откуда мы должны знать . Ух-map чох-ma, аннап полбассыц Когда нет провианта, не поохотишься (ВК, 214). Менде билет]ог=ын ол тургуза-ла ajaapbin ийди Он сразу заметил, что у меня нет билета . В алтайском языке JOK, употребляясь в функции сказуемого зависимой ПЕ, приняло форму винительного падежа. Следует указать, что падежные аффиксы являются средствами связи между ПЕ временных ППК, а слово чок выполняет функцию зависимого предиката во всех тюркских языках Южной Сибири [Шамина 1987: 55-56; Боргоякова 1987: 9; Филистович 1991: 45]. В тувинском и в других тюркских языках бар и чок очень часто употребляются вместе, такое сочетание дает значение все, последний : Ооц бар-чок тврелдери бо чоокта мынчаар чыглып кврбээн боор (ВМ, 4) Все его родственники в ближайшее время так не собирались, наверное . В шорском: ф Пары-чогы акча чидирдим Последние деньги (все, что было) потерял . Пары-чогул тетрадимни корат салдым Я истратил последнюю тетрадь . Как видно из примеров, в шорском языке в таких конструкциях чок может употребляться в форме чогул, что возможно в тувинском только для выражения настоящего времени. В некоторых определительных конструкциях чок соответствует приставке без- и частице не- русского языка. Например: идегел чок ынакшыл безнадежная любовь , ажык чок кижи бесполезный человек , ацгы чок ниитилел бесклассовое общество , тончу чок чугаа бесконечнй разговор ; таарымча чок чугаа неуместный разговор , кичээнгей чок вореникчи Щ невнимательный ученик , идегел чок кижи ненадежный человек , ааскежик чок ынакшыл несчастная любовь . Конструкции подобного типа оцениваются как ПГЖ с определительной ЗПЕ, где слово чок выступает зависимым сказуемым [Синтетические 1986: 211; Оюн 1988: 5]. Карпов В.Г. отмечает, оценивает их как, «определительные словосочетания, подобные прилагательным, способным субстантироваться: Кип чох=ха кип кизірт, am чох=ха am мундір Раздетого (кто без одежды) одень, безлошадного (того, у кого нет лошади) посади на лошадь . Сас чохха таргак кирек чогыл Безволосому (тому, у кого нет волос) расческа не нужна [Карпов 1987: 69]. Подытоживая сказанное, нужно отметить, что предикативное слово чок выполняет функцию сказуемого не только в простом предложении, но и в сложных конструкциях. Как лексическая единица слово чок используется в диалогической речи для отрицательного ответа при вопросе собеседника, для выражения возражения, несогласия с высказанной собеседником мыслью, отказ выполнить его просьбу и т.д. В этой функции чок соответствует русскому слову нет. Например: - Чок, чок, черле чедирип каайн, кадайыц хоржок (СС, 25). - Нет, нет, все-таки до дома доведу, жена будет недовольна . - Ам коруцер, мында хан тогулген-дир бе? — Чок, твгулбээн-дир (ЧЧ, 22). - Теперь посмотрите, здесь кровь пролилась ли? - Нет, не пролилась . Слово чок может употребляться в функции отрицательной частицы, находясь в начале или в конце предложения, при этом выражает отрицание (опровержение), предшествующей мысли, несогласие, возражение: Мегелеве! ... Чок, меге эвес! Не обманывай! ...Нет, не вранье (не обман)! Мен ооц-биле чвпшээрешпесмен, чок! Я с ним не согласна, нет! Отрицательная частица чок нет , находясь в начале предложения, выражает полное отрицание, подчеркивает его отрицательный смысл или выражает отрицание предшествующей мысли: Чок, ол кажан-даа ам менче ээп келбес Нет, никогда она ко мне не вернется . Усилительная частица —даа при вопросительном местоимении актуализирует отрицание, выраженное отрицательной формой глагола: Оларны азыраар, карактаар кым-даа чок, чугле боттары-ла бораланып, хырны-боскун тоттуруп чорааннар (ОС, 61) Некому их воспитывать, только сами кое-как жили, кое-как на еду хватало . Чуу-даа чок Ничего нет . Мындыг эки кижилер кайда-даа чок деп бодаар мен (КК, 65) Таких хороших людей нигде нет, я думаю . Кандыызы-даа чок (ЭД, 12) Никакого нет . Модель выражения полного отрицания можно представить следующим образом: Чок, ргоп- даа Tv-neg. Например: Чок, богун кым-даа келбес Нет, сегодня никто и не придет . Чок, чуну-даа тыппадывыс Нет, ничего не нашли . В позиции перед предложением обозначает запрет: а) в сочетании с глаголом в отрицательной форме на -бас: Чок, бээр кирбес! Нет, сюда нельзя заходить . б) со словом хоржок нельзя , усиливая его значение: Чок, хоржок Нет, нельзя! в) в сочетании с аналитической конструкций: -п болбас: Чок, тынып болбас Нет, нельзя дышать! Примеры хакасского языка: Ягор! ...Таппадар ба ол айнаны! Ягор! ...Не нашли этого дьявола! Чох, - пулбыран салган Ягор (КН, 65) Нет, пробормотал Ягор . Чох, пу Харол кізі нимесі Пу хоргыстыг ац (МК,136) Нет, этот Харол не человек. Это опасный зверь . (ВК, 142) Чох, мин испеспін аныц чоогын (ВМ,87) Нет, я не буду слушать его речей . Чоохта: парарзыц ма, чох па (ВШ, 34) Говори: пойдешь или нет . Примеры алтайского языка: JOK, менде ада-энем J OK Нет, у меня нет родителей . JOK. Бис пилбезибис. Нет. Мы не знаем (Чернова, Чумакаева, 174).
Слово чок как производящая основа
Чок, как и все слова, принадлежащие к знаменательным частям речи, может принимать на себя словообразовательные аффиксы, то есть быть производящей основой. К нему присоединяются аффиксы -та, -туг вариант -лыг), -нчыг, -сыра: чоктаар, чоктуг, чоктанчыг, чоксураар.
Чоктаар 1. замечать отсутствие кого-либо, чего-либо 2. скучать, тосковать. Бурган-чудээни чок-даа болза, чацгыс оглун чоктааш, ийлээр чеде берген (КК, 14) Хоть и бога нет (не верующий), тоскуя по единственному сыну, сходила с ума . Чоктуг неимущий , имущий нет . Барлыг кижи эжи-биле улежир, чоктуг кижи соц аарта орнун эгидер (ЧЧ, 16) Имущий человек с другом будет делиться, неимущий завтра (в будущем) то, что взял, должен возвращать . Чоктанчыг тоскливо, чувствовать, замечать отсутствие кого-либо имя прилагательное образовано от глагола чокта- с аффиксом -нчыг. Чацгыс чер чурттуглары чоруй баарга, чоктанчыы кончуг болган (ВХ, 99) Когда уехали земляки, было очень тоскливо . Авам кезек када веке аалдар кезип чоруй баарга, дыка чоктанчыг апаар (СС, 67) Когда мама уходит на некоторое время в другие аалы, так скучно (тоскливо) становится . Чоксураар 1) замечать отсуствие кого-либо ; 2) тосковать, скучать . Кижи чоксураар чуу боор ону, мен-даа кылыпкай-ла мен (из речи) Что уж тут говорить, что кого-то нет, даже я могу сделать . В шорском: чоксун 1. тужить (о потере); 2) тосковать, чувствовать отсутствие чего-то (Чиспияков, 135). В хакасском языке также есть глагол чохсынарга чувствовать отсутствие кого-либо , тосковать : пала ічезін чохсынча ребенок чувствует отсутствие матери, тоскует по матери (ВК, 71). Данному слову в тувинском языке соответствуют чоктаар, чоктанчыг. В Тувинско-русском словаре [1968:538] отмечено: 1) замечать отсутствие кого-чего-л.; 2) тосковать, скучать; иезин чоктаар тосковать по матери . Чоктажыр (чокташ) совм.-взаимн. от чокта 1) замечать отсутствие друг друга; 2) тосковать (скучать) друг о друге. Чоктаттырар (чоктаттын) возвр. от чокта чувствовать (ощущать) отсутствие чего-л. [ТРС 1968: 538]. Ф. Г. Исхаков слово чоксураар (в алт.) делит на следующие морфемы: Чок (корень) -сыр -словообразовательный аффикс, соответствующий чув. -ар /сыр и сыз/сиз других тюркских языков, -а - аффикс, когда-то служивший для образования глаголов от прилагательных (Исхаков, 184). «Аффикс «сыра/сире в памятниках древнетюркских языков в словообразовании глагола придавал его основе значение отрицательного понятия» (Рустамов 1956: 4). Точно так же в тувинском языке данный аффикс передает значение хотеть (желать) того, чего нет : эыпсирээр хотеть (есть) мяса , уругзураар хотеть (родить) ребенка , аътсыраар хотеть (иметь) коня . Из данных примеров мы видим, что, прибавив к себе словообразовательные аффиксы, чок меняет свое значение: в первом примере чоктаар тосковать , во втором чоктуг неналичие, отсутствие , неимущий, имеющий нет , в третьем чоктанчыг имеет значение тоскливо . В древнетюркском языке joq, кроме своего первичного значения нет; отсутствующий , использовалось еще в значении бедный, неимущий : joq c iyaj bodunuy qor qobartdim я полностью поднял (на ноги) неимущий народ [ДТС 1969: 273]. В шорском языке чоксыра- употребляется в значении беднеть . Из этого же глагола образовано существительное чоксыраг бедность . В алтайском языке дъоксыра обеднеть, разориться, обнищать; нуждаться (ОРС1947: 56). Дъокто уничтожать ; дьоктоп салды уничтожил все . Дьокту бедняк; бедный, неимущий; бедность, нужда ; Менщ дьангыс уулыма дьокту албаты балдарынан канайып аш табылбас! Неужели не найдется пара моему единственному сыну среди детей бедняков? (ОРС 1947: 56). Таким образом, во всех сравниваемых языках слово чок используется как мотивирующая основа, к ней присоединяются общетюркские аффиксы -сыра, -сын, - та, - нчыг. Также следует сказать, что в тувинском языке сочетание чок апаар перешел в разряд фразеологизмов, который передает значение умер (не стало, стало нет) : Ачам ол кышты вттур, чайны чайладыр аарааш, амдыы чылдыц кыжынында, Кызыл-Туруг устунде кыштаавыска чок апарган (КЧ, 145) Отец проболев всю зиму, все лето, умер в зиму следующего года в зимовье в Кызыл-Туруге . Также перешел в разряд фразеологизмов сочетание чок кыл делать нет , уничтожать . Данное явление, видимо, произошло еще в древнетюркский период, так в древнетюркском языке это сочетание использовалось этом же значении: joq q fi уничтожать : jana joq q il ip ikinc bar q ilur еще уничтожив (меня), во второй раз создаешь [ДТС 1969: 273]. Дайзын дыка хвй совет хоорай, суурларны чок кылган (СТ, 114) Враг очень много советских городов и сел уничтожил (сделал нет) . Хвй хову-биле мээн ажылдап алган авторитедимни чок кылган кижи ол (ВМ, 19) Со своими многочисленными сплетнями мой заработанный авторитет уничтожил . В хакасском языке тувинскому чок кыл- соответствует сложное слово чох идерге уничтожать , ликвидировать (В.К, 71), что в тувинском соответствует сочетание чок кылыр. Арзылан Кудерек чок дээн ат-алдарлыг мвге чораан. Арзылан Кудерек был прославленным борцом . Слово чок с причастной формой на -ган вспомогательного глагола де-перешел в разряд фразеологизмов со значением знаменитый, равного нет Чок дээн ацчы ыт садып алган, вврээн олур (ССур.) Очень хорошую охотничью собаку купил, сидит и радуется
Слова, характеризующие психические и умственные недостатки человека
Ноль . Тик кижи ничего не понимающий человек, полный невежда [ТРС 1968:413]. Тик баштыг кижи канчап экзамен дужаар боор, оода бичии-даа бол, номчуттунуп аайн дээш, эжим уне мацнап чорупту (НК, 14) С пустой головой человеку как можно экзамен сдавать, хоть немножно почитаю, так сказав, мой друг убежал . Акшац бар бе, аал? Кецгус куруг, тик (ВХ, 81) Деньги есть у тебя, аал (друг)? Совсем пусто, ноль . Т Данное слово встречается в хакасском языке тик в значении бесплатно, бесплатный тик толег чох: толег чох (тик) медицинскай полызыг бесплатная медицинская помощь ; толег чох (тик) ортымах угредиг бесплатное среднее обучение [PCX 1961: 56] Предыдущие слова тек и тик в значении ничего не понимающий являются синонимами. Кроме хакасского и тувинского языков, в других южносибирских тюркских, мы данное слово не встретили. Доцга баш неразумный, тупой, несообразительный; глупец Тувинское словосочетание донга баш связано с представлением о голове, об уме, точнее о недостатке, об отсутствии ума. Кроме тувинского языка, это же сочетание с таким же значением встречается в киргизском языке тоцко баш. В хакасском языке данное значение передается также словосочетаниями сагызы чох, сагынмин иткен; неразумный человек сагызы чох кізі; неразумный вопрос сагынмин кирген сурыг [РХС 1961: 445]. Слово доцга кувшин монгольского происхождения. Данное слово присутствует также в хакасском языке тоцхо(н) чайник . Употребляясь со словом баш голова , данное сочетание, видимо, приобрело переносное значение пустая, неразумная голова . Твцгур-оол тургаш: Мээц бо доцга бажым бвдуун чуве дээрден башка, херек нарыыдаарга, хоржок — деп харыылаан Тонгур-оол: Моя эта неразумная голова простое дело может осилить, когда дело осложняется, не сможет -так ответил . В других языках мы данное словосочетание не встретили. Чайгылчак неустойчивый Чайгылчак колеблющийся, неустойчивый, нестойкий (в своих убеждениях) ; чайгылчак идегеттер колеблющийся элементы [ТРС 1968: 511]. Шииткекчинщ чаигылчак болганыныц хайындан бистин бвлук бирги черлсе унмейн барды (ШК, 78) Из-за того, что судья был неустойчивым в своих решениях, наша группа не смогла выйти на первое место . Директор кымныц талазынче чая тудар аайын тыппайн орган, ол хире чаигылчак даргалыг улус-тур бис (ШК, 69) Директор не знал, чью сторону поддержать, такой вот неустойчивый у нас начальник . В алтайском языке: дьайкылчак нетвердый, шаткий ; дъакалчак нетвердый, колеблющийся [ОРС 1947: 42)]. В хакасском языке: 1. шаткий ілчір, пик нимес; неустойчивый стол ілчір стол; 2. непостоянный пір син нимес, пір тин нимес; не устойчивая погода пір син нимес погода; 3. перен. (о человеке, характере) пик нимес [РХС 1961: 450]. Чайхалзых в хакасском языке имеет значения колеблющийся , неустойчивый , нетвердый , шаткий : чайхалзых чир болотное место ; чайхалзых тахта шаткий мостик ; чайхалзых куйга нетвердый холодец (информ. 1.). В основном, в значении неустойчивый характер тувинский, алтайский и хакасский языки совпадают. Сус чок бездеятельный Сус чок 1. бездеятельный, пассивный, инертный ; 2. невзрачный, незавидный, незаметный ; сузу бастынар бледнеть перед кем-либо, чем-либо (уступать в чем-либо) [ТРС 1968: 392]. Сус в тувинском языке употребляется только со словом чок или с аффиксом -лыг.. А вариант слова сус с аффиксом -лыг передает значение неряшливый . Сус чок есть только в тувинском языке Адаска никудышний Никудышный человек [ТРС 1968: 37]. Отсутствие тяги к чему-либо (к учебе, работе) . Примеры: Сен-даа ввредилгеге кончуг адаска-дыр сен. У тебя же нет тяги к учебе . Ни в одном из других языков слово не употребляется. В тувинской речи так же идет тенденция перехода слова в архаизмы. Кацдай неповоротливый В тувинском языке: неповоротливый, неуклюжий, неловкий, невежливый, грубый . В хакассом языке: пыдо мыс-кис чодым [РХС 1961: 440]; кацы —хацыс зевака, ротозей, глупец; глупый, бестолковый . В тофаларском языке: неуклюжий чуурук внъчвгвр [ТофРС 1995: 190]. В шорском языке: в значении невежливый употребляется словосочетание кижини тообас [ШРС 1993: 109]. «Бо кандаай кацдай кижи сен, аал» — дээш, Бады Темурну чемелеп шаг болган (БХ, 67) «Что за ты такой неуклюжий человек, друг» — так сказав, Бады укорял долго Томура ». Чаа-лаа ввренип турар болгаш, ам-даа кацдайым читпээн кижи-дир мен ийин, акым - деп, Твмур бодун агартынып каан Только сейчас начал учиться, поэтому до сих пор моя неуклюжесть (неповоролитвость) не прошла, такой вот я человек, брат (мой) - так сказав, Томур себя оправдывал . 2.3. Слова, выражающие значение без одежды Чанагаш голый, обнаженный по пояс; ТРС 1968; 516. Чанагаш передает значение в тувинском языке без верхней одежды . Авам читкен оглун квруп кааш, чанагаш уне халаан, оозун чыттаан, ошкаан, куспактаан тур (СС, 9) Мама, увидев потерявшегося сына, выбежала обнаженной, его нюхала, целовала, обнимала (стояла) . Манаа бичии чанагаш уруг кайы, оолдар, тып эккелщер, интернат хевинден кетсицер - деп, башкы бисти айбылаан (МК-Л, 102) Где тут раздетая девочка, мальчики, приведите ее, оденьте на ее интернатовксую одежду - так учитель посылал . В алтайском языке: дьалаиаш раздетый, голый, обнаженный [ОРС 1947: 44]. В хакасском языке: 1. обнаженный чалаас; 2. перен. хуруг голая степь хуруг чазы, голые цифры хуруг саннар, брать голыми руками чалаас холнац аларга, на голом месте хуруг чирде [РХС 1961: 16]). Чалацмас без головного убора, с непокрытой головой ; чалаас пас без головного убора , чалаас азах без обуви (информ. 2.). В тофаларском языке: чалацаш нагой, голый, обнаженный [ТофРС 1995: 83]. В шорском языке: 1) голый, нагой ; 2) неоперившийся (о птенцах) ; 3) оголенный ; чылаш агаштар оголенные деревья [ШРС 1993: 65]. Слово чалангаш присутствует в южносибирских тюркских языках и имеет одинаковые значения.
Модель Им.сущ. <->чок = Прил. neg
Среди бесчисленных звезд моя звезда, точно, наверное, есть. Кол редактор эмге-санчок саазыннарын аай-дедир салып чадап, шыжыгып турган (НК, 85) Главный редактор бесчисленные свои бумаги не мог разложить, сердился .
Эмге-тикчок 1. бесчисленный 2. очень много, видимо- невидимо ; [ТРС 1968: 613]. Данное слово также как, и предыдущее слово, состоит из трех компонентов: эмге (монг.) порядок , тик ноль и чок нет . Тик возможно тибетского происхождения тэг, которое также имеет значение ноль .
Орукта аъттыг, чадаг, тергелиг кижилер эмге-тикчок (КК, 33) На дороге людей, идущих верхом, пешком, на телегах, полным- полно . Курунениц эмге-тикчок акшазын халас чип амдажаан депутаттар бюджетти чоп тоорул олар (МД, 47) Привыкшим даром получать очень много государственных денег, депутатам, что до бюджета (зачем им на бюджет обращать внимание) . Оппозиции с аффиксом -лыг не имеет.
Эмге-хаяажок 1. бесчисленный 2. очень много, видимо-невидимо [ТРС 1968: 613]. Как и предыдущие слова состоит из трех компонентов, только предпоследний компонент хаяа, по нашему мнению, заимствован из монгольского языка хаяа 1. край, крайняя часть ; бок, сторона [БАМРС 2002: IV, 76]. В данном слове только последний компонент является тюркским.
Хаяа в тувинском языке обозначает зарево; заря ; сияние ; соцгу чуктуц хаяазы северное сияние . С этим значением данное слово не подходит к эмге-хаяажок, а с монгольским значением край, крайняя часть более подходит и дает значение беспорядочно, бескрайне много .
Эмге-хаяажок хараганнарлыг чер-ле болгай (КК, 113) Место, имеющее очень много караганников . Чацгыс черде честек-каттар эмге-хаяажок кыза берген чыткылааннар (БХ, 19) На одном месте земляника очень много лежит, краснеет . Эмге-хаяажок хоюндан безин чацгысты бээрин харамнаныр кожай-дыр бо (ССур, 124) Из бесчисленных овец даже одного дать жалеет, такой вот богач . Моолдуц ховуларынче кайнаар-даа кввруцге, эмге-хаяаэюок сарыг-сарыг вшкулер, кара-кара баштыг хойлар, вер-вер чылгы катчы берген оыптап чоруур, магалыг-ла оран (КМ, 21) В монгольских степях, куда ни посмотри, многочисленные желтые козы, черноголовые овцы, стадо лошадей все вместе пасутся, прекрасная страна . Эцмежок очень много ; ср. эцдерик [ТРС 1968: 612]. Эцме чок эцмежок Тувинцы в своей речи слова эмге и эцме используют как одно слово со значением порядок . Эмгелээр, эцмелээр привести в порядок . В монгольском языке есть слово эн(энг) 1) каемка ткани ; 2) ширина ; 3) предел, мера ; 4) протяженность ; 5) достаток, состоятельность, зажиточность ; 6) возможность ; 7) внушительность ; 8) сила, мощь, могущество [БАМРС, 2002: IV, 414]; энгергуй много, очень . Возможно, в слове эцмежок, эцме в тувинском языке употребляется с монгольским значением предел, мера . В этом варианте наиболее подходит к значению очень много . Например: Эцмежок кускун. Сек унген боор, чок болза сыын-мыйгак тур чадавас (СС, 9) Очень много ворон. Может падаль, либо маралы стоят . Школаныц шелунде эцмежок теректер аразында чацгыс чодураа каттарын саглацнадыр хатка чайганып каап турган (ШК, 81) Среди многочисленных тополей единственная черемуха стояла, трясся ягодами на ветру . Улуг-Хемни куду ооц чазылган доштары, дээрде квшкен эцмежок булуттар дег, агып бадып турганнар (КК, 54) Вниз по Улуг-Хему ее оторвавшиеся льды, как гонимые бесчисленные облака на небе, плыли . Слова эмгежок, эцмежок выражает значение очень много , то эмге-санчок, эмге-хаяажок, эмге-тикчок выражают значение бессчисленно много ; видимо-невидимо , являются абсолютными синонимами. Самостоятельно слово эмге в тувинском языке не употребляется. Муцчок много, множество, бессчетное число ; Менде ындыг чуве муцчок. У меня таких вещей много . [ТРС 1968: 304]. Муц чок муцчок Мун тысяча , чок1 нет , букв, тысячи нет . В современном тувинском языке, видимо, слово, перестало употребляться, так как примеров мы не нашли. Слово мы выписали из «Тувинско-русского словарей» (1955; 1968). Оранчок - гораздо, значительно ; оранчок ыракта гораздо дальше ; очень далеко, далеко-далеко [ТРС 1968: 325]. Оран чок оранчок Оран страна; государство ; земля, свет, мир ; местность, край ; место [ТРС 1968: 325]. Орон в монгольском языке I жилище, кров ; прибежище ; II страна, государство ; край ; местность ; территория ; III пространство [БАМРС. 2001:11,493]. Наиболее подходящим по смыслу, нам кажется, является третье значение пространство и на его основе тувинский язык развил абстрактное значение далекий, дальше, значительный . Кедээр эц бедик дагныц бажында ак довурзак оранчок улгады берген (НК, 193) Белая вершина самой высокой горы несколько раз увеличилась. Оранчок ыракта ушкан улуг самолеттуц даажыныцужу-кыдыы дыцналып турган (ЗН, 38) Очень далеко летящего самолета звук (шум) был слышен . Индия деп чурт оранчок ыракта-даа болза, ооц чонунуц чацында тывазыг чувелер бар (КК, 17) Страна Индия, хоть и находится очень далеко, но в характере ее народа есть схожее с тувинцами .
