Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Корневые основы в системе склонения в индоевропейских и германских языках 10
1.1 Морфологическая классификация имён существительных и проблема именных классов в индоевропейских языках 10
1.2 Корневые основы. Морфологическая структура корневых основ 17
1.3 Корневые основы в индоевропейских языках 19
1.4 Корневые основы в древнегерманских языках 23
1.5. Структура корневого склонения в древнегерманских языках 30
Выводы по первой главе 32
ГЛАВА 2 Древнегерманские корневые основы, обозначающие животных, растения и части тела 35
2.1. Индоевропейские семантические категории и их связь с индоевропейским склонением 35
2.2. Отражение категории «собирательность» в древнегерманских наименованиях животных 43
2.3. Древнегерманские слова, обозначающие деревья 57
2.4. История германских производных от индоевропейского корня *ped- / *pod- «нога» 63
Выводы по второй главе 67
ГЛАВА 3. Индоевропейские t- и nt-основы, включившиеся в древнегерманское корневое склонение 71
3.1. Индоевропейские t-основы, пополнившие корневой тип склонения в германских языках, как архаизмы активного строя 71
3.1.1. Активное прошлое индоевропейских языков 71
3.1.2. История t-основ 79
3.2. Индоевропейское *dnt- I *dont- «зуб» и категория активности I инактивности 93
Выводы по третьей главе 99
ГЛАВА 4. Древнегерманские корневые основы, образованные от основы глагола 102
4.1. Древнегерманские корневые основы, образованные от германской основы претерита или причастия 102
4.2 Древнегерманские корневые основы, образованные от бывших стативных глаголов 112
Выводы по четвёртой главе 113
Заключение 115
Списки принятых сокращений 117
Список использованной литературы 121
Приложение 136
- Морфологическая классификация имён существительных и проблема именных классов в индоевропейских языках
- Индоевропейские семантические категории и их связь с индоевропейским склонением
- Индоевропейские t-основы, пополнившие корневой тип склонения в германских языках, как архаизмы активного строя
- Древнегерманские корневые основы, образованные от германской основы претерита или причастия
Введение к работе
Настоящее диссертационное исследование посвящено проблеме формирования корневого типа склонения в древнегерманских языках, рассматриваемой в свете данных других индоевропейских языков, т. е. является исследованием в области сравнительно-исторического языкознания.
Германские языки, являясь одной из ветвей обширной индоевропейской семьи языков, с одной стороны, сохраняют общие для всех индоевропейских языков принципы построения именной системы, а с другой стороны, они внесли в свою структуру ряд инноваций и характерных особенностей, которые и позволили выделиться германской ветви в самостоятельную. Одним из таких новшеств является корневое склонение. Если индоевропейские имена с корневой структурой распределялись по типам склонения «...соответственно звуку, которым оканчивалось корневое образование» [Кубрякова 1964: 83], то в древнегерманских языках такие существительные образовали отдельный тип склонения, который отсутствует во всех других индоевропейских языках. Такой тип возник благодаря совершенно особой морфологической структуре корневых имён, а формирование такого склонения обеспечило определённую сохранность древнегерманских корневых основ.
Корневое склонение, являясь неиндуцирующим типом в исторический период отдельных германских языков, в общегерманском языке и на ранних этапах развития германских диалектов всё же вовлекало в свой тип достаточно большое количество слов. Имена, перешедшие в корневое склонение, по своей морфологической структуре отличались от тех, которые существовали в этом классе изначально. Возникшее таким образом структурное разнообразие данного типа, равно как и причины формирования такого типа склонения, требуют тщательного рассмотрения, что и определяет актуальность исследования.
Объектом данного исследования является корневое склонение в древнегерманских языках. Причиной выбора данного типа склонения в качестве объекта исследования послужил тот факт, что до настоящего времени класс корневых основ специально рассматривался в диссертационной работе лишь однажды. Предпринятое Е. С. Кубряковой исследование корневых основ ставило своей целью осветить историю данного типа склонения в исторический период готского и английского языков (в последнем до новоанглийского периода), при этом особое внимание уделялось парадигматическим особенностям и процессам распада корневого склонения [Кубрякова 1955].
Предметом нашего исследования являются пути и причины формирования древнегерманского корневого склонения, а также мотивы, побудившие разнообразные внепарадигматические образования включиться в этот тип.
Научная новизна исследования заключается в том, что формирование одного из германских склонений рассматривается с широким привлечением данных других индоевропейских языков, так как до настоящего времени корневое склонение в древнегерманских языках не рассматривалось в этом ключе, не смотря на то, что Е. С. Кубрякова указывала на необходимость такого исследования ещё пятьдесят лет назад [Кубрякова 1955: 3]. Новым является также исследование не только морфологических особенностей, но и этимологический анализ и анализ семантики корневых основ, так как включение существительных в корневой тип обусловлено не только изменениями в морфологической структуре, но и их семантикой.
Цель настоящей работы — исследование исторических основ возникновения и развития корневого типа склонения в древнегерманских языках.
Поставленная цель определяет необходимость решения следующих задач:
рассмотреть принципы морфологической классификации имён существительных индоевропейских языков и именные классы как
основу такой классификации, определить место индоевропейских корневых имён в морфологической классификации и семантику корневых имён в индоевропейских языках;
выявить группы слов, вошедших в корневое склонение в
древнегерманских языках;
проанализировать морфологические и семантические изменения,
произошедшие в классе корневых основ в древнегерманских языках;
определить причины включения в корневое склонение слов с иной
морфологической структурой;
исследовать древнегерманские модели образования слов с корне-
вой структурой и их семантику.
Материалом для исследования послужили готские, древнеанглийские и древнеисландские имена существительные, склоняющиеся по корневому типу. Общее количество проанализированных слов составляет 44, из них 11 готских, 23 древнеанглийских и 10 древнеисландских.
Теоретической и методологической основой работы послужили работы отечественных и зарубежных лингвистов по сравнительно-историческому языкознанию, а именно в области индоевропеистики и германистики. При исследовании использовался материал этимологических словарей, грамматик. Исторический подход к развитию корневого склонения в германских языках основывается на данных морфологии, морфонологии, этимологии, а также типологии и подтверждается историческими, мифологическими и культурологическими данными.
Теоретическая значимость работы заключается в реализации комплексного подхода к историческим процессам в языке. Материалы и результаты исследования являются вкладом в сравнительно-историческое изучение как древнегерманских, так и индоевропейских языков.
Практическая значимость исследования состоит в том, что её основные положения, материалы и выводы могут быть использованы при разработке курсов по истории германских языков, сравнительно-историческому языкознанию, введению в германскую филологию, в дальнейших работах по проблемам индоевропейского и германского склонения и для типологических исследований.
На защиту выносятся следующие положения:
Корневое склонение в древнегерманских языках сформировалось из слов, разнообразных по своей морфологической структуре и происхождению. Имена, вошедшие в этот тип отражают развитие семантических и морфологических особенностей индоевропейской семьи языков.
Одну из основных групп германского корневого склонения составили индоевропейские имена, обозначающие животных (в собирательном значении), а также деревья (с развившимся инактивным значением).
Корневой тип склонения в древнегерманских языках пополнялся внепарадигматическими образованиями, такими как бывшие индоевропейские t- и nt-основы. Это привело к значительной морфологической разнородности слов, относящихся к корневому склонению. Переход в древнегерманское корневое склонение бывших t- и nt-основ обусловлен не только изменением их морфологической структуры, но и их семантикой.
Германские имена, образованные от основы глагола, включались в этот тип благодаря их инактивной семантике.
Структура диссертации
Работа общим объёмом в 139 страниц состоит из введения, четырёх глав, заключения, списка принятых сокращений, списка использованной
8 литературы, который содержит 147 источников, в том числе 33 на иностранных языках, и приложения.
Во введении обосновывается выбор темы исследования, определяются объект исследования, новизна, цели и задачи работы, методы исследования.
В первой главе «Корневые основы в системе склонения в индоевропейских и германских языках» рассматривается проблема именных классов в индоевропейских языках, анализируется морфологическая классификация имён существительных, особенности морфологического строения корневых имён и их семантика в индоевропейских языках. Особое внимание уделяется корневому типу склонения в древнегерманских языках и его частичному индуцирующему влиянию на другие основы в период формирования этого склонения. Анализируются группы имён, склоняющихся по корневому типу в древнегерманских языках.
Вторая глава «Древнегерманские корневые основы, обозначающие животных, растения и части тела» содержит анализ реконструированных семантических категорий, характерных для периодов индоевропейского периода. Исследуются корневые основы индоевропейского происхождения, обозначавшие животных (в собирательном значении), образование и семантика наименований деревьев, история древнегерманских слов со значением «нога».
Третья глава «Индоевропейские t- и nt-основы, включившиеся в древнегерманское корневое склонение» представляет исследование слов, в корне которых присутствует индоевропейский основообразующий суффикс -t или -nt. Рассматриваются морфологические и семантические изменения, ставшие причиной включения этих слов в германское корневое склонение.
Четвёртая глава «Древнегерманские корневые основы, образованные от основ глагола» посвящена анализу словообразовательной модели и анализу семантики древнегерманских существительных, которые по своему происхождению являются производными 1) от основ претерита или причастия
9 прошедшего времени сильных глаголов; 2) от основы бывших стативных глаголов.
В заключении в обобщённой форме излагаются результаты выполненного исследования.
Приложение содержит список слов, склоняющихся по корневому типу в древнегерманских языках (в готском, древнеанглийском и древнеисландском).
Апробация работы. Материалы и результаты исследования представлены в докладах на конференциях «Филология и журналистика на пороге XXI в.» Саратов, СГУ (апрель 2003), «Актуальные проблемы высшей школы» Куйбышев, КФ НГПУ (апрель 2004), «XXIV Дульзоновские чтения» Томск, ТГПУ (июнь 2005), «Взаимодействие репродуктивного и продуктивного типов деятельности» Куйбышев, КФ НГПУ (ноябрь 2005). Основные положения диссертации изложены в 6 публикациях.
Морфологическая классификация имён существительных и проблема именных классов в индоевропейских языках
Древнегерманские языки характеризуются системой склонения имени существительного, которая складывалась на протяжении нескольких веков и содержит явления разных периодов развития языка. Хронологически эти периоды можно разделить следующим образом: 1) период общеиндоевропейской языковой общности; 2) период обособления группы диалектов, легших в основу германской группы языков; 3) период дальнейшего развития германских диалектов и их формирования как отдельных языков. Германские языки, являясь одной из ветвей индоевропейской семьи, с одной стороны, содержат принципы построения именной системы, характерные для всех индоевропейских языков. С другой стороны, германские языки должны были внести в свою структуру ряд инноваций и характерных особенностей, которые и позволили выделиться германской ветви в самостоятельную. Необходимо отметить, что некоторые такие особенности получили толчок к развитию ещё в индоевропейском языке и с успехом продолжали развиваться уже после отделения германских языков от общеиндоевропейской языковой общности [СГГЯ 1963 (3): 132, 148].
Одной из таких закономерностей является морфологическая структура имени. В общеиндоевропейском имя существительное имело отчётливую трёхморфемную структуру: корень, основообразующий суффикс и окончание. В результате процессов морфологического опрощения и переразложения, на 11
мавшихся ещё в эпоху общеиндоевропейского языка и активно продолжающихся в период общегерманского языка и в период отдельных германских языков, трёхморфемная структурная модель постепенно перестраивается в двухморфемную, состоящую из корня и окончания. В такой модели морфологические швы уже трудно определить, при этом возникает проблема чёткой выделимости основообразующего суффикса в некоторых типах склонения или его полной невыделимости в других. Основообразующий суффикс стал либо частью корня, например, о.-герм. brod-r-unz др.-англ. bro5r-um (вин. п. мн. ч.) «братьям», либо вошёл в состав окончания, например, о.-герм. fisk-a-z др.-англ. fisc-as (им. п. мн. ч.) «рыбы», таким образом, понятия «корень» и «основа» совпали (о проблеме наличия основообразующих суффиксов в исторический период германских языков см., например, [Стеблин-Каменский 1953: 179]).
Можно предположить, что наряду с вышеуказанными процессами огромную значимость для изменения структуры слова имело изменение или снижение функциональной значимости основообразующего суффикса.
Понятие морфологической структуры слова тесно связано с вопросом о типах именной классификации. Так, во всех индоевропейских языках выделяют гласные и согласные основы, т. е. основы на -о1, -а, -і, -г, -п и т. д.
Происхождение и разнообразие основообразующих суффиксов является отражением древней именной классификации, характеризовавшей индоевропейские языки в период, предшествовавший оформлению системы склонения, а может быть, и системе спряжения, так как именные и глагольные основы частично совпадают по своим формантам, например, так называемый тематический гласный с его чередованием е / о совпадает с показателем индоевропейских именных основ на -о [Десницкая 1941: 49]. По мнению Л. П.
В связи с тем, что настоящее исследование построено в диахроническом аспекте и в работе широко используется материал индоевропейских языков, для обозначения типов основ применяется номенклатура, принятая в индоевропеистике, т. е. и.-е. о-основа (= герм, а-основа), и.-е. а-основа (= герм. 6-основа). Якубинского, «...в основе первоначального деления имён на деклинационные группы должен был лежать какой-то семантический принцип, какое-то содержание, формой выражения которого и были наши различные основы склонения» [Якубинский 1954: 165].
В современной индоевропеистике, особенно после работ Г. А. Климова, А. И. Савченко и др. [Климов 1973; Климов 1977; Савченко 1974], принято считать, что многообразие основообразующих суффиксов унаследовано из древнейших этапов истории развития языка, а именно, когда индоевропейские языки, возможно, могли характеризоваться активным или даже классным строем.
В основе подобных классификаций, как отмечает А. В. Десницкая, «...лежит дифференциация всех предметов окружающего мира (с включением абстрактных понятий) на группы по определённым признакам в зависимости от места, занимаемого ими в процессе деятельности человеческого коллектива и познания им окружающей действительности» [Десницкая 1941: 49]. Например, в языках банту насчитывается от тринадцати до восемнадцати классов, куда входят абстрактные понятия, единичные, парные, множественные понятия, классы животных, людей, деревьев и т. д. [ЛЭС 2002: 69]. Однако, А. В. Десницкая отмечает, что даже в этих языках единый семантический признак, характеризующий какую либо группу, не всегда устанавливается достаточно чётко [Десницкая 1941: 50].
Представляется совершенно естественным, что современному исследователю сложно проникнуть в характер мышления древнего человека и его язык (равно как и мышление и язык людей традиционных обществ), в связи с тем, что картина мира древнего человека очень сильно отличается от картины мира современного человека. Модель обобщения в одну группу слов, семантика которых, как, казалось бы, имеет мало общего, убедительно описана Дж. Лакоффом. Он объясняет группировку в одну языковую категорию таких понятий, как «женщина», «солнце», «опасные предметы», «крапива», «сверчок» наличием общей семы «огонь, жжение» и доказывает это с помощью переносных значений, олицетворений, ассоциаций [Лакофф 1988: 13, 15, 21]. Проведённый им анализ позволяет сделать следующие выводы: 1) подобные процессы должны были происходить у древних индоевропейцев, так как, во-первых, развитие переносного значения и явление полисемии являются универсалиями [Мечковская 2001: 104], и, во-вторых, некоторые явления языков традиционных обществ можно проецировать на древнейшие этапы развития исчезнувших языков (подробнее об этом см. на с. 39 - 40); 2) подобный анализ возможен, и задача современного исследователя понять, как древние воспринимали мир, так как это поможет понять тенденции развития языка, и, наоборот, изучение остаточных явлений в языке позволит реконструировать картину мира древнего человека.
Попытки реконструировать древнюю семантику основообразующих суффиксов предпринимались неоднократно, и многие из них можно считать вполне убедительными и логичными. А. В. Десницкая упоминает работу «Преграмматические этюды ...» А. Кюни [Сипу 1924], который пытался семантизировать основы на -и- как древний класс парных предметов, включающих, с одной стороны, парные части тела, например, гот. kinnus «щека», греч. youq «колено», лат. manus, гот. handus «рука», гот. fotus «нога» и т. д., а с другой стороны - пары противопоставляемых прилагательных, типа греч. pportnjq «медленный» — тадод «быстрый» [Десницкая 1941: 50].
Индоевропейский основообразующий суффикс -а сохранил в германских языках свою древнейшую функцию образовывать абстрактные существительные (этой особенности одного из древнейших суффиксов посвящены работы Н. Б. Пименовой [Пименова 1998, Pimenova 2000]) и собирательные существительные [Lehmann 1958: 189].
Индоевропейские семантические категории и их связь с индоевропейским склонением
Происхождение и развитие морфологической структуры индоевропейского имени невозможно рассматривать отдельно от тех лексических категорий, которые, вероятнее всего, и послужили одной из главных причин возникновения структуры имени и происхождения индоевропейского склонения.
Даже поверхностный анализ оформления падежной системы в любых индоевропейских языках показывает значительное разнообразие типов склонения, и каждый тип в зависимости от основообразующего суффикса характеризуется особым оформлением падежей. Происхождение основообразующих суффиксов является отражением древней именной классификации, которая стала важнейшей для индоевропейских языков в период, когда не была ещё сформирована система склонения.
Основная проблема, связанная с реконструкцией семантики суффиксов и реконструкцией древних именных классификаций, состоит в многослойности этого явления.
Наиболее поздними процессами, внёсшими наибольшую сумятицу во взаимоотношения семантики древних классов и их маркеров, можно считать вышеупомянутые процессы родовой дифференциации и семантической аналогии, а также морфологические процессы, базирующиеся на фонетических изменениях. Эти процессы наиболее широко действовали в период существования отдельных индоевропейских языков.
Среди явлений, охватываемых понятием «именные классификации», наиболее поздним является категория рода, и взаимоотношения рода грам 36 матического и рода лексического — одна из наиболее дискуссионных проблем в индоевропеистике. Основная трудность заключается в том, что «в большей части случаев не виден принцип отнесения существительных к тому или иному роду: уже в самый ранний период засвидетельствованной истории всех индоевропейских языков род является не только полностью сложившейся, но десемантизированной категорией» [Маньков 2004: 79]. Достаточно прозрачное соответствие рода природного (sexus) роду грамматическому (genus) во всех индоевропейских языках можно наблюдать лишь в отношении существительных, обозначающих людей и некоторых животных (главным образом, домашних животных). В отношении остальных слов, род, по выражению А. Мейе, — «одна из наименее логичных и наиболее неожиданных грамматических категорий» [Meillet 1926: 202 цит. по Виноградов 1990: 177].
Для существительных, род которых немотивирован, польский лингвист Е. Курилович устанавливает следующее правило: в момент формирования рода эти существительные принимают род тех существительных, с которыми функционально чередуются (см. примеры в Главе 1, 4). При этом, по его мнению, «не следует искать спасительного объяснения этому в мифологическом мышлении и олицетворении» [Курилович 1962: 208]. Позволим, однако, не согласиться с точкой зрения Е. Куриловича: объяснения нужно искать, и в отношении многих слов такие объяснения уже найдены.
В лингвистической науке XIX — начала XX вв. преобладало мнение, согласно которому в общеиндоевропейском языке было три рода: мужской род, женский род и средний род, что казалось довольно логичным, так как все известные в то время индоевропейские языки имели категорию рода, выраженную тремя единицами. Но, несмотря на многочисленные попытки интерпретации генезиса рода, решение проблемы зашло в тупик, так как накопившиеся факты говорили о более сложных и противоречивых отношениях между тремя родами. Первым значительным шагом к разгадке категории рода было исследование X. К. Уленбека, касающееся совпадения форм именительного-винительного падежей среднего рода и винительного падежа имён мужского рода, а также противопоставления окончания -т в указанных падежах окончанию -s в именительном падеже существительных мужского рода. По мнению X. К. Уленбека, эти показатели являются отражением двух древних падежей, которые он называет активным и пассивным [Уленбек 1950: 101].
Потребовалась четверть века, пока указанное противопоставление мужского и женского родов среднему получило убедительное объяснение у А. Мейе [Meillet 1926]. Он впервые доказал, что индоевропейская трёхчленная система рода восходит к двучленной оппозиции неодушевлённого и одушевлённого родов, т. е. средний род с одной стороны и мужской и женский — с другой. Существительные среднего рода первоначально характеризовались нулевой флексией, хотя в исторических языках они уже имеют полную парадигму склонения, заимствовав для им. и вин. п. окончание -т из вин. п. одушевлённого рода. Несмотря на то, что противопоставление «одушевлённость / неодушевлённость» (или по терминологии некоторых исследователей — «активность / инертность», «лицо / вещь») лежит в основе двух родов, род, противопоставляемый среднему (так называемый «одушевлённый»), никогда не содержал в себе одни лишь только наименования одушевлённых или активных предметов, а включал ещё и имена неподвижных вещей и отвлечённых понятий.
Э. Бенвенист справедливо отмечал, что «не следует торопиться с зачислением в разряд «одушевлённых» всех тех имён, которые исторически выступают в мужском или женском роде» [Бенвенист 1955: 154]. По терминологии И. М. Тройского, род, включающий в себя имена мужского и женского рода, следовало бы назвать не «одушевлённым» или «активным», а «общим» или «несредним» как противопоставление «среднему». Анализ существительных женского рода дал И. М. Тройскому основание представлять женский род не как простую «половинку» древнего «активного» рода, а как новый класс имён, включающий в себя имена, прежде принадлежавших и к активному роду, и к неактивному [Тройский 1967: 61]. По его выражению, «создание женского рода отсекло от обоих родов по части и образовало из них новый класс» [там же]. От несреднего рода существительные женского рода взяли имена живых существ, а от среднего — имена собирательные и отвлечённые. Также не исключено, что женский род вобрал в себя и другие более мелкие классы слов, при этом необходимо отметить, что имена со значением женского пола не являлись основной категорией при образовании женского рода. Соотношение имён, принадлежащих к одушевлённому и неодушевлённому классам, было, вероятно, не в пользу первого класса. Данные кетского языка позволяют представить возможное соотношение: около 90 % кетских существительных относятся к неодушевлённому классу и лишь 10 % — к одушевлённому [Werner 1997:91 цит по Которова 2002: 109].
Некоторые исследователи, всё же, полагают, что сначала произошло разделение мужского и женского родов, в то время как «отделение же среднего рода от мужского было позже по происхождению и в значительной степени менее маркировано...» [Whitney 1873: 273 - 274 цит. по Казанцева 2005: 21], но эта точка зрения не разделяется большинством лингвистов.
Индоевропейские t-основы, пополнившие корневой тип склонения в германских языках, как архаизмы активного строя
К именам, имеющим в своей структуре элемент , следует отнести др.-англ. haele]) «рыцарь, герой», др.-ан ealu (род. п. мн. ч. ealof») «пиво», др.-англ. maeg(e)J) «девушка», др.-англ. топа)), гот. meno])s «месяц», др.-англ. niht, neaht, гот. nahts «ночь» и гот. waihts «дело, вещь».
Основообразующий суффикс в этих словах, как и другой согласный формант, по мнению исследователей, мог служить маркером одушевлённости [Осипова 1991: 116]. Можно предположить, что по своей функции и происхождению данные образования восходят к дономинативной эпохе развития индоевропейских языков, т. е. периоду, когда один и тот же формант выступал в функции как средства словоизменения, так и средства словообразования [Гухман 1956: 212], несмотря на то, что некоторые из рассматриваемых существительных не имеют чётких параллелей в других индоевропейских языках.
Тот факт, что номинативному строю индоевропейских языков предшествовал активный строй, сейчас уже не подлежит сомнению, и хотя первый шаг был сделан X. К. Уленбеком ещё в 1901 г., открытие и обоснование дономинативного этапа были сделаны отечественными лингвистами [Кацнельсон 1936, Савченко 1967, Тройский 1967]. Лингвисты того времени говорили об эргативной конструкции, а активный строй, если и принимали во внимание, то считали его разновидностью эргативного (см., например [Дьяконов 1967]). Работы Г. А. Климова [Климов 1973; Климов 1977] внесли ясность в терминологию, и после фундаментального труда Гамкрелидзе и Иванова [Гамкрелидзе, Иванов 1998] общепринятым считается мнение, согласно которому индоевропейский язык на раннем этапе своей истории являлся языком активного строя.
Эти типы — активный и эргативный — различаются в морфологических средствах выражения содержания, но обнаруживают общие синтаксические особенности. Наличие эргативного этапа при современном состоянии индоевропеистики следует признать дискуссионным, и в этом отношении можно лишь говорить о наличии некоторых элементов в индоевропейских языках (такие конструкции, как совр.-нем. mir gefallt «мне нравится», ср.-англ. me thynketh «мне кажется» или рус. окно открыто ветром). В отношении активного этапа в истории индоевропейских языков можно признать, что большинство исследователей поддерживают точку зрения Г. А. Климова, Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова.
Активные языки характеризовались бинарной оппозицией и в структуре имени, и в структуре глагола. Все имена делились на два класса в зависимости от наличия / отсутствия у денотата признака активности. Выше уже упоминалось, что категория «активность / инактивность» развилась из более древней категории «одушевлённость / неодушевлённость», так как последняя характеризовала активные языки на раннем этапе их развития. Более абстрактная категория «активность / инактивность» зависит в большей степени не от обожествляемости или олицетворения предмета или явления, а от роли и места этого предмета (явления) при совершающемся действии.
Активность проявляется в случае, когда предмет оказывает какое-либо воздействие на другой предмет, т. е. когда он выступает субъектом активного действия. Инактивность предмета реализуется тогда, когда этот предмет оказывается не способным занимать позицию субъекта активного действия, а может быть только объектом совершаемого действия или субъектом инактивного действия. В соответствии с этими типами глаголы подразделяются на две группы: глаголы активного действия и глаголы инактивного действия (или так называемые стативные глаголы). Так, предложения ЧЕЛОВЕК УБИВАЕТ ОЛЕНЯ, МОЛНИЯ ЗАЖИГАЕТ ДЕРЕВО (N act. +V act + N inact) — активные действия; ЧЕЛОВЕК СОХРАНЯЕТ МУЖЕСТВО (N iact + V inact + N inact) — инактивное действие с объектом; ЧЕЛОВЕК ЛЕЖИТ, ДРОВА ГОРЯТ (N inact + V inact) — инактивное действие без объекта [Маньков 2004: 81] (о порядке слов в языках активного строя см. [Леман 1991а: 8]).
Существительные, будучи активными и инактивными, должны были быть маркированы морфологически. Одним из самых распространённых маркеров активного имени был формант -es. Объект действия и субъект инактивного действия изначально морфологически никак не выражались, и форма на -es противопоставлялась чистой основе. Позже, как можно увидеть из материала древнейших индоевропейских языков, появился новый суффикс -m, ставший маркером инактивного имени наряду с -о, по той причине, что нуль в силу своего универсального характера, вероятно, не был достаточно отчётливым маркером (о происхождении форманта -т см. [Иллич-Свитыч 1976(2):48-51]).
При изменении строя языка от активного к номинативному из-за утраты значимости противопоставления активного и инактивного действия формант -es стал маркировать ещё и субъект инактивного действия, а -т закрепилось только за падежом объекта. Необходимо упомянуть здесь одно явление, которое имело огромную важность в период активного строя и остатки этого явления наблюдаются и в современных индоевропейских языках. Как уже отмечалось, существительное могло быть субъектом как активного, так и инактивного действия (в соответствующем типе конструкции). Следовательно, один и тот же явление или предмет мог быть активными и инактивными. Данная оппозиция выражалась не только морфологически, но и супплетивно. Ф. Шпехт одним из первых сделал попытку трактовать наличие таких пар в индоевропейском, как хетт, pahbur «огонь» и water «вода» (ср. р.), с одной стороны, и др.-инд. agnih «огонь» и ар- «вода» (м. или ж. р.) с другой [Specht 1944: 18 - 19]. В. Леман отмечал, что «Гамкрелидзе и Иванов предложили убедительное и одновременно изящное объяснение таких двойственных обозначений» [Леман 1991 б". 7]. Можно предположить, что в предложении ОГОНЬ ЗАЖИГАЕТ ДЕРЕВО наш предок употребил бы слово с индоевропейским корнем ognis-, а в предложении ОГОНЬ ГОРИТ — pahur-.
Древнегерманские корневые основы, образованные от германской основы претерита или причастия
Значение инактивности (неодушевлённости) в существительных с корневой основой возникало за счёт использования такой глагольной основы, которая передавала бы результат, завершённость. По мнению О. А. Осиповой, наиболее подходящими для этой цели были основы претерита или причастия прошедшего времени сильных глаголов [Осипова 1982: 70].
Претерит множественного числа, равно как и форма причастия II в германских языках, характеризуется нулевой огласовкой в корне. Наиболее вероятной формой в качестве источника для образования существительных следует считать причастие II, на том основании, что, во-первых, оно «выделяло инактивность грамматического субъекта..., оно было медиально-пассивно, а в видовом отношении — чаще всего результативно» [СГГЯ 1966 (4): 275], во-вторых, принимая во внимание модель образования причастий в индоевропейских языках, так как по своему происхождению причастия являются именами прилагательными [СГГЯ 1966 (4): 278]. Образованные имена существительные, таким образом, первоначально должны были обозначать результат действия.
Так, значительное количество существительных с корневой структурой имеют нулевую ступень аблаута, которая в древнегерманских языках реализовалась с помощью гласного и.
Древнеанглийское dung со значениями «тюрьма, подземелье» [Wright 1950: 208] и «навоз» [Bosworth, Toller 1954: 76] образовано от причастия или претерита глагола, который не засвидетельствован в германских языках, но присутствует в литовском dengti «покрывать» [Морфологическая структура... 1970: 87]. Данный глагол в свою очередь восходит к индоевропейскому корню dhengh-, значение которого Ю. Покорный определяет как «давить, накрывать, покрывать» [Рокоту 1952 (3): 250]. Данная этимология основывается главным образом на косвенных данных: в своём труде «Германия» Тацит пишет, что «у них (германцев. — К. В.) в обычае для убежища на зиму и хранения продуктов вырывать подземелья, наваливая сверху много навозу; такие места смягчают суровость холодов, а в случае нашествия неприятеля всё открытое разграбляется, спрятанное же и зарытое или остается неизвестным или ускользает, потому что его надо искать» [Тацит 1937: 64]. Можно предположить, что первоначальное значение др.-англ. dung — «покрытое (навозом)», т. е. результат действия. Данная словообразовательная модель является не единственной. Подобным образом от и.-е. teg- др.-исл. рекуа, др.-в.-н. decchen «покрывать», лат. teg5 «покрываю» образованы лат. tectum «крыша», teges «покрывало», toga «тога», др.-ирл. tech «дом», др.-исл. [іак, др.-в.-н. dah «крыша», также о.-герм. skeu-г- «покрывать, укрывать» др.-в.-н. scflr «укрытие, навес».
Использование построек такого типа было характерным для многих германских племён, так как образования, аналогичные древнеанглийскому, существуют в древневерхнемецком и в древнеисландском языках с одинаковыми или близкими значениями: др.-в.-н. tung «подземное строение, где женщины занимались прядением» [Рокоту 1952 (3): 250] и др.-исл. dynge «землянка, в которой женщины занимались ручной работой» [там же]. Косвенное подтверждение этому объяснению находим у Плиния Старшего, который в «Естественной истории» отмечает, что «в Германии [женщины] занимаются прядением в подземных помещениях» [Плиний 1937: 53].
Во всех германских языках данные имена имеют и другое значение — «навоз». Трансформацию значений можно представить на Рисунке 5: Рисунок 5. Изменение значения древнеанглийского dung «покрывать» (глагол)
Аналогичным способом др.-англ. scrud (корневое склонение), др.-сакс. skrfld, др.-исл. skriid «одежда» образовано от варианта с нулевой ступенью чередования корня (s)kreu- ( и.-е. (s)ker + расширитель -и). Глагол зафиксирован в древневерхнемецком языке со значением «рубить, резать» (scrOtan) [Рокоту 1956 (10): 947].
Древнеанглийское druh «корзина» происходит от глагола, который широко представлен во всех германских языках: др.-англ., др.-сакс. dragan, др.-в.-н. tragan, др.-исл. draga «тащить, носить, тянуть». Несмотря на тот факт, что ступень о не представлена ни в претерите, ни в причастии прошедшего времени (VI класс), связь существительного и этих глаголов является наиболее надёжной этимологией, так как, во-первых, корневой гласный и мог появиться в имени по аналогии с более обширными классами глаголов, где в нормально существовал согласно трём ступеням е I о I о (I - III классы сильных глаголов), во-вторых, данное объяснение подтверждается материалом греческого языка, где с глаголом тХа- «переносить» связано таХарод «корзина» (т. е. буквально «переносимое»).
