Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Аспекты изучения слов эмотивной лексики в английском и русском языках
1.1. Значение и различные подходы к его изучению 8
1.2. Эмоции как объект научного интереса
1.2.1. Психологические исследования эмоций 17
1.2.2. Эмоции с позиций когнитивного и антропологического подходов
1.2.3. Эмоции как объект лингвистического интереса 23
1.3. Методологическая основа лингвистического подхода к изучению эмоций
1.3.1. Концептуализация эмоций: пределы и возможности 35
ГЛАВА II. Когнитивные основания сочетаемости прилагательных с названиями эмоций в английском и русском языках
2.1. Сочетаемостные особенности конструкций слов, обозначающих эмоции, с эмотивными прилагательными в английском и русском языках
2.2. Сочетания слов, обозначающих эмоции, с прилагательными, описывающими социальные отношения и опыт человека
2.3. Эмпирийные категории и сочетаемость прилагательных сословами, обозначающими эмоции
заключение 114
Библиография 119
- Эмоции как объект научного интереса
- Эмоции с позиций когнитивного и антропологического подходов
- Сочетания слов, обозначающих эмоции, с прилагательными, описывающими социальные отношения и опыт человека
- Эмпирийные категории и сочетаемость прилагательных сословами, обозначающими эмоции
Эмоции как объект научного интереса
На протяжении долгого времени данная точка зрения поддерживалась философами, но попытка объяснить, на чем основано данное единство, была впервые (среди немногих) сделана В. фон Гумбольдтом, основателем общего языкознания и философии языка. Он подчеркивал, что «каждая особенность языка коренится во внутреннем языковом сознании и затрагивает все его устройство» (Гумбольдт 1984: 126). И единство слова как знака «коренится во внутреннем, соотнесенном с потребностями мыслительного развития, языковом сознании и в звуке», в их тесном взаимодействии. При этом В. фон Гумбольдт не учитывает третьей данности - экстралингвистической. Этот кажущийся пробел в осмыслении природы знака восполняется научной традицией Пражской лингвистической школы, которая учитывает реальную действительность при осмыслении знака (Звегинцев 1965: 121-140).
Проблема двуплановости языкового знака наиболее полно представлена в работах Б.А. Серебренникова, Ю.Н. Караулова, Ю.С. Степанова, А.А. Уфимцевой, Н.Д. Арутюновой и др. Говоря о двойственности природы языкового знака, необходимо отметить спорное в понимании связи между внутренней и внешней его сторонами. Она рассматривается как условная и немотивированная (Гвишиани 1986: 77). Другая точка зрения заключается в признании того, что первоначально языковой знак был мотивированным. Знак и в современном своем понимании не лишен элементов мотивированности, что обнаруживается хотя бы в его эмоционально-аффективной направленности (Каражаев, Джусоева 1987: 19), (Языковая номинация 1977: 51). Отношение между звучанием и значением может быть также рассмотрено как соответствующее, противоречивое и нейтральное. Соответствие может выражаться в фонетической мотивированности слова. При этом выделяются звукоподражательные и звукосимволичные слова, различающиеся своими денотатами. Но надо отметить, что иногда оба явления тесно связаны и трудно различимы (Левицкий 1994: 26-37). Проблема соотношения формы и содержания знака подводит нас непосредственно к проблеме значения слова, которое рассматривается как «известное отображение предмета, явления или отношения в сознании, входящее в структуру слова в качестве так называемой внутренней его стороны, по отношению к которой звучание слова выступает как материальная оболочка» (Смирницкий 1955: 89).
Значение - это центральная категория онтогенеза речи и мышления и только через понимание генезиса значения можно понять внутренние закономерности становления и развития языковой способности человека (Шахнарович, Юрьева 1990: 16). Значение не существует как данное раз и навсегда. С развитием языка происходит некая эрозия внутренней формы, связь ее со смыслом постепенно утрачивается, но это не значит, что ее не было. В этой связи интерес представляют данные, приведенные на Международной конференции «Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы» (ВЯ. 1996, № 2). Так, отмечалось, что на основе анализа семантико-центрических идей в лингвистике был сделан вывод о первичности содержания и вторичности выражения. «Значение находится вне знака, т.к. в самом знаке, кроме некоторых материальных свойств, нет ничего. Значение - фиксация опыта употребления данного предмета или знака в общественной практике» (Шахнарович, Юрьева 1990: 16). Данная интерпретация природы значения базируется на принципиально новом подходе, на учете роли человеческого фактора в языке, на важности внимания к когнитивному аспекту лексики. Такой подход к определению сущности значения предполагает выдвижение новых задач и приемов при исследовании языка в русле психолингвистики и социолингвистики. Вместе с тем, апелляция к внеязыковой реальности для объяснения механизма формирования значения характерна не для всех направлений когнитивного подхода. Различие между ними связано с выбором критерия номинации. Соответственно выделяются такие теории, как экстенсиональная семантическая теория, семантика маркированности и ситуационная семантика (Ченки 1996: 68-69). Тем не менее, совершенно естественно стремление человека проникнуть внутрь своего сознания и найти ответ на интересующие его вопросы не только в самом человеке, но и в его взаимодействии с окружающим миром. Делая попытки найти ответ на интересующий нас вопрос о мотивирующих основах валентности названий эмоций с прилагательными, нам следует уяснить, как происходит процесс формирования, отражения и таксономии представлений в сознании человека.
Эта проблема отнюдь не нова, но она обретает особую важность в свете актуальных задач, выдвигаемых когнитивным языкознанием с его подчеркнуто выраженным антропоцентризмом. Интерес к проблематике отношения человека к знаниям и усилия лингвистов по объяснению целого комплекса вопросов функционирования языка с позиций центральности человека в языке вызвали к жизни ряд теорий и методик изучения феномена языка. Значительными среди них, помимо других, следует считать теорию речевых актов, прототипов, лингвистических гештальтов, классификаторов, семантических примитивов и др. Последние в основе своей ставят одну цель - выявить рудиментарные когнитивно значимые смыслы, которые, если будут найдены, помогут проникнуть в тайны человеческого сознания, механизмов формирования субъективного образа объективного мира, разработать более совершенные системы искусственного интеллекта. Надо отметить, что психолингвистами разработана модель выявления рудиментарных когнитивно значимых смыслов. На основе идей И.М. Сеченова о взаимосвязи функции органов чувств с высшими формами
Эмоции с позиций когнитивного и антропологического подходов
Потеря контроля, способности управлять эмоциями является тем прототипическим признаком, который лежит в основе взаимодействия концептов слепой и эмоция. Следовательно, можно предположить, что сильные, слабоконтролируемые эмоции будут концептуализироваться в языке как живые существа, лишенные способности видеть.
В сочетания с прилагательными blind / слепой могут вступать все из рассматриваемых эмоций: слепая любовь, ненависть, гнев, ярость / blind love, hatred, anger, fury и др. В слепой ярости, уже не понимая, что делает, он бросился на Стрикленда (Моэм, 98). ... but a fury of blind rage, that worst of all angers which is the anger of outraged helplessness, was rising in him steadily (ASN,107).
Нами не выявлены сочетания blind / слепой с СОЭ страха, ужаса, удовольствия, радости и восторга. Тем не менее их способность образовывать сочетания с blind не вызывают сомнения, поскольку в языке существуют и другие аналоги, предопределяющие их функционирование в языке. К их числу могут быть отнесены сочетания с прилагательными безумный, безрассудный. Так же, как и слепой, они реализуют в подобных сочетаниях не номинативное, а эмоционально-усилительное значение. Потеря возможности размышлять четко и ясно является определяющей в сочетаниях СОЭ с blind. Следовательно, если установить, что такие эмоции, как удовольствие, радость, страх, ужас также могут сопровождаться потерей рассудка, а точнее, способности рассуждать четко и ясно, то можно с уверенностью прогнозировать их сочетаемость с blind / слепой: безумный восторг - слепой восторг безумный ужас - слепой ужас безумный страх — слепой страх и т.д. to be terrified out of one s wits — blind terror head turned with joy - blind joy Подтверждением сказанному служит то, что в Словаре русского языка имеется пример слепой ужас (ССРЛЯ3, 1197).
При анализе гештальта эмоция - человек во внимание принимаются все пять подсистем восприятия: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание. Наиболее важной, по мнению исследователей, является способность видеть, так как основной объем информации об окружающем мире воспринимается с помощью зрения. Способность видеть в русском языке может быть охарактеризована как имеющая положительную, нейтральную и отрицательную степени: зоркий — зрячий — слепой, в то время как в английском она смещена в сторону отрицательной. В английском нет противопоставления лексем, выражающих понятия зоркий и зрячий, что может свидетельствовать о второстепенности этих понятий для языковой концептуализации по сравнению с blind. В русском зоркость применима и к умственным способностям - прозорливость. В английском же и в отношении зрения, и в отношении ума более универсальной, употребимой является лексема sharp / острый. Хотя для обозначения умственных способностей может активизироваться и дериват слова sight / зрение — insight. Это еще раз подтверждает структурное сходство концептов зрения в английском и русском языках, позволяющее им функционировать сходным образом. Немного иначе обстоит дело с концептом слуха. Используемые для обозначения слуха лексемы deaf J глухой являются односторонними, без соответствующей пары для характеризации хорошо слышащего человека. Понятие существует, но его содержание передается только с помощью метафорических сочетаний острый слух / keen ear. Вторичность способности слышать по сравнению с видеть накладывает отпечаток и на сочетаемость прилагательных deaf и глухой. Надо отметить, что область референции данных лексем в русском и английском языках не совпадает. В английском не выявлено сочетаний deaf с абстрактными именами, в то время как в русском они имеются: глухое недовольство, неприязнь, тоска, ненависть. ... и он на минуту подумал, что это не покой и не тишина, а глухая тоска небытия, подавленное отчаяние ... (Чех, 239).
Мне показалось, что прежняя тоска обратилась в нем в ненависть, скрытую, глухую, всегдашнюю (Достз, 222).
В указанных сочетаниях с СОЭ лексема глухой реализует ЛЗС «смутный, затаенный, скрытый».
Было бы неверно полагать, что в английском языке не найдет отражение такая онтологически важная для человека особенность как способность слышать. Отсутствие слуха ассоциируется в английской языковой культуре с молчанием и немотой, так как глухота часто сопровождается немотой. «Немой - это немогущий говорить по глухоте от рождения» (Даль, 414). Немаловажно и то, что dumb является этимологическим дериватом древнеанглийского deaf - глухой. Вследствие этого становится понятным, почему лакуну deaf в английском языке заполняет прилагательное dumb, способное вступать в сочетания с АИ и СОЭ в частности: dumb grief, despair. В аналогичной позиции может выступать и синоним dumb - mute: mute sorrow, amazement, adoration / молчаливое / немое горе, изумление, обожание. О концептуальной близости лексем dumb и глухой могут свидетельствовать следующие сочетания: dumb peal - глухой удар колокола; dumb wall - глухая стена; dumb drift - глухой переулок. Если говорить о других воспринимающих системах, то в языке нет слов для описания обонятельных, осязательных и вкусовых способностей, что объясняется второстепенностью, невостребованностью этих физических действий для ориентации человека в пространстве, хотя результаты этих процессов фиксируются в языке как свойства предметов: сладкий, едкий, горький, острый, жесткий / sweet, pungent, bitter, sharp, tough и анализируются в следующей части данной работы.
Сочетания слов, обозначающих эмоции, с прилагательными, описывающими социальные отношения и опыт человека
Гештальты как составляющие концепта абстрактного имени определяют, как видно из перечисленных выше примеров, его предикативную и атрибутивную сочетаемость. Гештальты могут выступать как инструмент измерения абстрактных сущностей и обеспечивают возможность их межъязыкового сопоставления. Как результат реификации в концептах некоторых эмоций можно выделить гештальт эмоция - огонь, который выводится из следующих сочетаний СОЭ с предикатами и именами (для большей наглядности продемонстрируем их в сопоставлении с выражениями, описывающими непосредственно огонь):
Его лицо раскраснелось от огня — Он покраснел от гнева, удовольствия, ярости, страсти. Огонь вспыхнул - Вспышка страсти, гнева, огонь любви, искра любви, вспыхнуть от удовольствия. Огонь полыхает, горит — Его лицо горело (пылало, вспыхнуло) от гнева, удовольствия, ярости. То же и в английском языке: То fire - to fire with anger I разжигать гнев; to fire I разжигать страсти. To burn — to burn with passion, anger I гореть страстью, гневом. To flash -His eyes flashed fire I его глаза метали молнии. То fume — to fume I кипеть от злости; to put smb in a fume l разозлить; a fume I приступ гнева. To blaze - to blaze with fury I кипеть от гнева; like blazes I с яростью.
Онтологически существование данного гештальта обосновано тем, что такие эмоции, как гнев, ярость, ненависть, удовольствие, любовь (страсть как ее разновидность) сопровождаются определенной реакцией организма. У человека повышается температура, кровь приливает к лицу, он краснеет, то есть приходит в состояние, аналогичное действию огня на человека.
Огонь рассматривается человеком как полезное, положительное для себя явление, когда он может управлять им, сдерживать его. И опасное, отрицательное, когда огонь выступает в роли стихии и враждебной силы, причиняющей человеку неприятности, боль, ожог и др. Огонь как стихия и враждебная сила ассоциируется в сознании человека с отрицательными эмоциями, так как сигнализирует об опасности, чем и вызывает отрицательные эмоции. Огонь как положительное явление согревает человека, несет в себе тепло и свет, является полезным, вследствие чего ассоциируется с положительными эмоциями. Тепло и свет, в отличие от жара и сверкания, не являются интенсивными, опасными формами проявления огня, а, следовательно, маловероятна их ассоциация с неинтенсивными, нейтральными эмоциями. И наоборот, можно предположить, что отрицательные и положительные эмоции, характеризующиеся интенсивностью проявления, будут иметь в структуре своего концепта гештальт эмоция - огонь (пламя). Из рассматриваемых в данной работе к таким эмоциям относятся гнев, ярость, любовь (страсть), ненависть, восторг. Таким образом, в сознании человека концепты эмоций и огня пересекаются, налагаются друг на друга. Концепт огня проецируется на эмоции, в результате чего ими «наследуются» свойства, присущие концепту огонь.
Человеку из его повседневной деятельности известно, что огонь может быть вспыхивающим, горячим, горящим, мерцающим, обжигающим, пламенным, полыхающим, потухающим, тлеющим, ярким. В сознании носителя языка свойства предмета неразрывно связаны с представлением о самом предмете. Для огня - это наличие высокой температуры. В выражении горячий как огонь / as hot as fire отражается концентрированное представление о явлении. Из этого свойства огня вытекают и другие, определяемые человеком как полезные или вредные, нежелательные для себя - наглядный пример того, как сочетаются знания, мотивации и эмоции. Отрицательные эмоции будут пересекаться с концептом огня в той его части, которая покрывает область референции, отражающей негативные характеристики данного конкретно-предметного явления: огонь обжигает, поглощает, сжигает, истребляет, уничтожает, угрожает и т.п. Непредсказуемость и нестабильность, а значит, и неспособность человека контролировать огонь позволяют говорить о негативном отношении, что сближает огонь с отрицательными эмоциями. Следовательно, можно предположить, что положительные характеристики огня не будут имплементированы по отношению к отрицательным эмоциям: ярость согревает, светиться от гнева, ярости.
Одним из базисных свойств, на основе которого становится возможным взаимопроникновение концептов огня и эмоций, является высокая температура. Это объединяет огонь с другими формами, аналогичными ему по наличию данного свойства: жар, солнце, зной, лучи, тепло, свет и др. Понимание человеком общности этих явлений отражено в этимологическом родстве слов «гореть» и «жечь, пар, светить, тепло, зной, лето» (Фасмерь 441). В силу подсознательного присутствия этого факта в мозгу человека и его очевидности для носителей языка, не будем приводить примеры, доказывающие их близость. Таким образом, концепт огня в концептах эмоций имплицирует свойства горячий, пылкий, пламенный, жгучий, знойный, теплый / hot, fervent, fervid, torrid, flaming, warm и некоторые другие. Выявлены следующие сочетания СОЭ с прилагательными - характеристиками огня: ardent feeling, hot anger, glowing delight, fervent hatred, warm pleasure и другие.
Each time bringing more detail out of a sunken memory, remembering brings the curious warm pleasure (Stein, 307). Those places which, by the ardent fury become dry (OED6, 287). В русском языке: пламенное чувство, пылкий восторг, жгучая радость, горячая ненависть, жаркий гнев и другие. ... хотя и говорили про слишком горячую отцовскую любовь его (Дость 197). Жаркий гнев охватил его (АРСС, 312). ... чтобы никто не догадался о переполнявшей его жгучей радости и гордости (Уил, 17).
С когнитивных позиций концептуализация рассматриваемых эмоций, кроме страха и ужаса, как огня объясняется физиологической реакцией организма, возникающей в ответ на оценку того или иного события: кровь также приливает к лицу, происходит покраснение кожных покровов, повышение температуры тела, общее возбуждение и др.
Эмпирийные категории и сочетаемость прилагательных сословами, обозначающими эмоции
Однако, несмотря на сходство в концептуальном представлении white и прилагательных света bright, radiant, luminous, между ними существуют определенные различия, что может б.ыть объяснено существованием в сознании самостоятельных гештальтов эмоция - цвет и эмоция - свет. Посредством гештальта эмоция - цвет передаются, главным образом, метонимические отношения, представляющие собой симптоматические выражения, описывающие реакцию человеческого организма на отрицательные и положительные эмоции.
Для прилагательного white когнитивное описание может иметь следующий вид: to turn white with rage, passion, anxiety, fear - побелевший / белый от гнева, ярости, страха (БАРСг, 833); white - hot — разъяренный, доведенный до белого каления; white fury - ярость, доведенная до предела, сильная ярость (WNCD, 1336); ... the white excitement of the event viewed from outside (Fitz, 115), где white excitement — накал злобы.
В английском языке white может выступать в сочетаниях с отрицательными эмоциями, передавая высокую степень их проявления, в то время как в русском языке таких сочетаний не обнаружено. По мнению А.Н. Шрамма, прилагательное белый в русском не имеет значений оценочности (Шрамм 1979: 98), хотя в языке существуют единичные примеры типа белая зависть, белая полоса (в жизни), а в английском - white purity (благородство), white lie (ложь во спасение, наивная ложь), которые возможно отражают наивное сходство white — белого с прилагательными светообозначения и их идентичную концептуализацию.
Прилагательные света несут в языке основную семантическую нагрузку. Сочетаемость их с СОЭ обусловлена существованием в нашем сознании гештальта эмоция - свет.
Выражения любовь светилась; удовольствие, восторг осветил его лицо и другие позволяют прогнозировать сочетания светлое чувство, радость, восторг, любовь; ясное чувство, любовь: Впервые за много месяцев я ощутил светлую и безмятежную радость (КГ, 273). ... Она, несмотря на то, что любила меня всем сердцем своим, самою светлою и ясною любовью (Дость 187).
Онтологические характеристики света, как легкость, прозрачность и способность все вокруг делать заметным и обозримым служат основой для формирования у прилагательных светообозначения вторичных метафорических значений: 1) понятный, способный понять; 2) такой который выражает радость, счастье; благородный; 3) легкий, не отягощенный заботами.
Первое значение особенно четко прослеживается в английском языке, где оно служит для описания интеллектуальной деятельности человека: clear intellect - ясный, светлый ум; lucid mind - ясный ум; luminous intellect - просвещенный ум; bright mind — блестящий ум.
Второе и третье значение возникают на основе потенциальной семы «хороший, приятный», которая изначально связана с ассоциативными представлениями о светлом как хорошем, полезном для человека. В силу неоднозначности интерпретации метафорических значений «светлых» прилагательных, удалось выделить лишь немногочисленные примеры их реализации с СОЭ. Судя по тому, что в языке существуют выражения типа radiant with joy, her eyes radiated love and joy, to glow with indignation, love, passion, hatred, а также словарные статьи, указывающие на связь данных концептов с концептами эмоций: bright - radiant with happiness (WNCD, 138); radiant - expressive of love, /ztf/?piness (WNCD, 951); glow - warmth of feeling and emotion (WNCD, 490); можно предположить, что в английском языке будут представлены следующие атрибутивные сочетания: glowing admiration (БАРСЬ 686), а следовательно и glowing love, delight, joy; radiant love, joy, pleasure, delight; bright love, joy, delight, pleasure.
Маловероятны сочетания «световых» прилагательных с отрицательными интенсивными эмоциями, в силу неспособности последних вызывать «приятные, полезные» ассоциации bright anger, fury, hatred.
Ряд сочетаемости этих СОЭ может быть пополнен за счет прилагательных black, dark, gloomy, obscure, dim, dusky. Концептуализация как плохое свойственна всему, что лишено света и цвета, что обуславливает возможность соприкосновения концептов отрицательных эмоций с концептами черноты и темноты через гештальт эмоция - тьма. Языковое выражение данного гештальта позволяет судить, насколько полно он находит отражение в речи носителей английского и русского языков, то есть какие свойства темноты приписываются каким эмоциям: to dim feelings - притуплять, омрачать чувства, to darken with anger — потемнеть от гнева, to darken smb s mirth - омрачать веселье, sorrow gloomed that day — печаль омрачила и др. Прилагательные, передающие признаки темноты, в качестве вторичного номинативного значения имеют характеристику эмоциональных состояний человека: murky — угрюмый, dusky - печальный, sombre —унылый, безрадостный, gloomy - мрачный, унылый, dark — печальный.
