Содержание к диссертации
Введение
1 Историко-методологические аспекты социологического исследования чтения 23
1.1 Социальные модели чтения в древности и Средневековье 23
1.2 Социальное моделирование природы чтения в эпохи Возрождения и Нового времени 50
1.3 Интерпретация духовно-коммуникативных аспектов чтения в социальных моделях XIX - начала XX вв. 75
2 Концептуализация экзистенциально-коммуникативных основ чтения в современном социологическом дискурсе 103
2.1 Полипарадигмальность современной социологии чтения 103
2.2 Концептуальная модель экзистенциальных основ и природы чтения 157
3 Социальные детерминанты чтения 199
3.1 Феномен «мезочтения» в духовной жизни современного общества 199
3.2 Макросоциальные механизмы регулирования чтения 212
3.3 Цензура как социальный механизм блокирования экзистенциального потенциала чтения 242
4 Опыт эмпирического изучения экзистенциальных доминант чтения 260
4.1 Эмпирические экзистенциально-коммуникативные характеристики чтения 260
4.2 Экзистенциальные доминанты в технологических аспектах читательской деятельности 284
4.3 Социальные факторы читательской активности в современном обществе 299
Заключение 321
Список использованных источников 328
Приложения 346
- Социальное моделирование природы чтения в эпохи Возрождения и Нового времени
- Концептуальная модель экзистенциальных основ и природы чтения
- Макросоциальные механизмы регулирования чтения
- Экзистенциальные доминанты в технологических аспектах читательской деятельности
Введение к работе
Актуальность исследования. Чтение как особая подсистема воспроизводства духовных коммуникаций общества всегда выполняло чрезвычайно значимую роль и отражало преимущественно экзистенциальные стороны духовного коммуницирования, «раздвигая» границы не только жизненного мира, но и физической жизни человека, делая человека одновременно жителем ушедших и грядущих миров, приобщая его тем самым к тысячелетней жизни человечества на уровне знаний и ощущений. В силу этого чтение выступает как важнейшая сторона антропогенеза, выражающая необходимость коммуницирования как условия выживания и духовного продления рода. Исходя из этого, феноменология чтения относится к фундаментальным достижениям человеческого разума; его особая роль в развитии любого общества неоспорима.
Одновременно с этим, значимость его не всегда прорисована социально прямой линией. В начале ХХI в. - эпоху развития информационного общества, возникает новая глобальная проблема, где очевидно противоречие между социальной потребностью в свободных, высокопрофессиональных личностях и тотальным снижением читательской активности, направленной на развитие этих социально необходимых качеств.
Снижение интереса к чтению, сокращение времени на него, замещение его потреблением информации в электронных и символьных формах, приводит к постепенной утрате частью молодого поколения даже элементарных читательских навыков, в частности, снижению уровня функциональной грамотности, что начинает осознаваться многими странами как негативная тенденция, грозящая необратимыми изменениями не только индивидуальной духовности личности, но и социальной системе, уже с середины 1970-х гг.
Выдвижение в качестве главной причины глобальных трансформаций в системе чтения только экспансии экранной и компьютерной культуры ведет к излишне упрощенному, поверхностному пониманию динамики духовной жизни и слабо согласуется с представлениями о человеке как активном субъекте социальной жизни. Поэтому анализ глубинных экзистенциальных оснований кризисных явлений в читательской культуре становится весьма актуальным. Столкновение чтения как личной свободы, как морфемы экзистенциально-коммуникативных основ личности с отчужденной социальной системой, ее организационно-упорядочивающим влиянием порождает ряд серьезных проблем, решение которых возможно на основе понимания исходных атрибутивных характеристик чтения как феномена духовной жизни личности и общества. Назовем лишь несколько из них:
– проблема дисбаланса между реализуемой и декларируемой ценностью читательской деятельности, истоки которой укоренены, по нашему мнению, в глубинном противостоянии индивидуального духовного мира личности и социума с его тенденцией к омассовлению, расширению меры управляемости индивидом, нивелированию личностных проявлений. Этот дисбаланс проявляется во все более жестком противостоянии духовных коммуникаций между людьми и общей логикой социального отчуждения между ними, данном в самом процессе чтения и его статусе в жизни конкретного общества;
– вытеснение чтения из доминирующей культуры в сферу отдельных субкультур и профессиональных групп, активно сопротивляющихся этому и пытающихся сохранять и поддерживать его реальную ценность (движение буккроссинга, работники библиотек, представители творческой интеллигенции, писатели);
– проблема использования чтения как технологии образования, получения новых знаний и значительное снижение интереса к чтению, его интенсивности даже в группах, где оно является незаменимым профессиональным или деловым инструментом (например, среди педагогов, учащихся) и др.
Актуальность социологического анализа экзистенциальных основ чтения обусловлена и проблемой рассогласованности желаемой и реальной социализации личности, освоения ею системы культурных ценностей и норм, раскрытия креативного потенциала. В условиях массовизированного информационного общества меняются содержательность, масштабы и направленность духовной социализации, ее алгоритмы. Противоречия индивидуальной и макросоциальной среды, активизирующие контекстуальный диссонанс в экзистенциальном личностном мире, препятствуют выработке устойчивого и внутренне последовательного образа собственного «Я», делают его фрагментарным и проблематичным. Особенно остро обозначенные проблемы ощущаются в России, где читательская культура всегда выступала одной из главных составляющих духовной жизни. В связи с этим для решения возникающих социальных проблем важным становится поиск адекватной методологии и методики социологического исследования роли чтения как экзистенциальной духовной коммуникации в этих процессах.
Обращение к социологическому исследованию экзистенциальных основ чтения дает возможность глубже понять и объяснить ряд процессов, происходящих в духовной сфере: устойчивость в истории цивилизации массового интереса к определенным видам и жанрам литературы; тенденции «читательской моды»; закономерности формирования читающей элиты; динамики интереса к формированию личных библиотек и активности обращения к публичным библиотекам; специфики отчуждено-отстраненного отношения со стороны общества к «человеку читающему»; явления библиомании и библиофобии и др.
В этих условиях актуализируется анализ чтения как акта личностной духовной коммуникации, выражающей экзистенциальную сопричастность читателя произведению и его автору, что позволяет не просто транслировать социальные ценности, но раскрывать внутренний креативный потенциал личности как качество духовной свободы. Традиционное чтение во всех его видах в современном мире вступает в жесткую конкуренцию с визуальными образами, где существует риск утраты набора кодов, технологий и поведенческих навыков, связанных с чтением. Утверждаются или навязываются новые способы чтения, изменение носителей письменных текстов вынуждает использовать новые интеллектуальные практики. Формирование методологии и методики социологического исследования экзистенциальных основ чтения на этом фоне станет основой для научно обоснованных прогнозов и определения перспектив социальной системы чтения, выявления диалектической связи принуждения, ограничений и свободы индивидуальной читательской деятельности. Данное исследование представляется нам прямым и логически необходимым развитием классических социологических исследований, посвященных изучению количественных параметров, репертуара чтения, социальных групп читателей, пользователей библиотек, издательской конъюнктуры и т.п.
Степень разработанности темы исследования
Первые попытки философского осмысления чтения как феномена духовной жизни встречаются еще у мыслителей Древнего Китая и античности (Конфуций, Лао-Цзы, Чжуан-Цзы, Сократ, Платон, Сенека), в средневековой социально-гуманитарной мысли духовно-сакральные аспекты чтения и основы его психологического механизма затрагивались П.Абеляром, А.Аврелием, Г.Богословом, Г.Нисским, У.Оккамом, Оригеном, Тертуллианом, И.С.Эриугеной. В эпохи Ренессанса и Нового времени духовно-гуманистические аспекты чтения как способа интеллектуального развития личности нашли отражение в трудах Л.Бруни, Ф.Бэкона, Т.Гоббса, Р.Декарта, Я.А.Коменского, Дж.Локка, М.Монтеня, Д.Юма. В эпоху Просвещения в работах Вольтера, И.Гердера, П.Гольбаха, Д.Дидро, Ж.-А.Кондорсе, Г.Лессинга, Ш.Монтескье и др. просветителей обосновывается приоритетность социально-гражданских функций чтения. Чтение как эстетический феномен анализируется И.Кантом. В XIX в. различные аспекты чтения как социальной практики нашли отражение в работах уже не только философов, но и собственно социологов А.Бергсона, М.Вебера, Н.П.Гилярова-Платонова, В.Дильтея, Г.Зиммеля, К.Д.Кавелина, И.В.Киреевского, В.И.Ленина, К.Маркса, В.Парето, Г.В.Плеханова, Н.Н.Розанова, Г.Тарда, Л.Фейербаха, А.Шопенгауэра, О.Шпенглера.
В современной науке теоретико-методологические проблемы социальных коммуникаций, их антропологические основания, модели, структура и элементы коммуникативных процессов и информационного взаимодействия, имеющие метатеоретическое значение для нашего исследования, активно разрабатывались Н.Винером, Т.М.Дридзе, В.З.Коганом, П.Лазарсфельдом, Г.Лассуэллом, К.Леви-Стросом, Ю.М.Лотманом, Н.Луманом, Т.Ньюкомбом, Ч.Осгудом, Г.Г.Почепцовым, М.И.Сетровым, В.В.Собольниковым, А.В.Соколовым, У.Уивером, Ю.Хабермасом, Й.Хейзингой, Ф.Шарковым, К.Шенноном, Г.Шпетом, Р.О.Якобсоном и др. Вопросы аксиологической структуры, духовной и смысловой наполненности, социальной значимости языковых и текстовых коммуникаций анализировались Н.И.Берсеневой, Ф.Гваттари, Л.А.Голяковой, Н.Л.Грейдиной, И.И.Квасовой, С.В.Лещевым, Ю.И.Мирошниковым, С.П.Омилянчуком, О.М.Розеншток-Хюсси, И.А.Федоровым и др.
В ХХ в. проблематика чтения исследуется в гуманитарном знании на пересечении различных научных дисциплин и направлений, в которых в той или иной мере затрагиваются социальные аспекты читательской деятельности. Так, логические алгоритмы чтения как знаковой деятельности детально проанализированы в семиотическом и кибернетическом контекстах (Л.Витгенштейн, Т.А.Ван Дейк, Ч.Пирс, Р.О.Якобсон, Ю.М.Лотман, Т.Зберский, Т.М.Дридзе, В.С.Переверзев-Орлов, Р.Г.Пиотровский и др.). Диалогические отношения, возникающие между автором и читателем, опосредованные текстом, структура текстовой коммуникации исследовались на стыке социологии, культурологии, литературоведения М.Бахтиным, М.Бубером, А.Пятигорским, В.Проппом, Ф.Розенцвейгом, В.Шкловским, Ф.Эбнером. Достаточно детально разработаны схемы и модели читательского восприятия на базе герменевтического подхода в работах Х.-Л.Борхеса, Г.-Г.Гадамера, В.Изера, Р.Ингардена, Ю.Кристевой, У.Эко, Х.-Р.Яусса и др. Проблемы различных социальных стратегий читательской деятельности, их креативные и репродуктивные аспекты, критерии «идеального читателя» представлены в работах Р.Барта, М.Бланшо, Ф.Гваттари, Р.Гуасталлы, Ж.Делёза, Ж.Дерриды, Р.Жирара, Н.А.Зоркой, Ф.Лаку-Лабарта, М. де Унамуно, Э.Фромма, У.Эко и др.
Теоретико-социологические основания исследования чтения как социального явления в отечественной науке были заложены в рамках книговедческих и библиотековедческих исследований Н.А.Рубакиным, М.Н.Куфаевым.
В рамках социологии культуры и искусства отдельные теоретико-методологические аспекты изучения чтения, связанные с функционированием социальных институтов, образующих инфраструктуру чтения (библиотеки, книгоиздание, литературное творчество, журналистика, печатные СМИ и др.), их консолидирующей ролью, закономерностями социального функционирования книги и библиотеки, социальными функциями печати и чтения, формированием литературного вкуса, творческой активности читателя, формированием читательской культуры посетителей библиотек, репертуаром чтения, читательскими преференциями, индикаторами читательского поведения разработаны Э.М.Андреевым, Д.А.Баликой, И.А.Бутенко, А.А.Гречихиным, Ю.Н.Давыдовым, М.П.Ельниковым, Е.В.Завадской, Л.Г.Иониным, В.С.Люблинским, П.Манном, А.Л.Маршаком, О.М.Масловой, С.Н.Плотниковым, М.Г.Ханиным, М.Червинским, Р.Шартье, Дж.Х.Широй, Л.Шюккингом.
Социальные условия и последствия влияния технологического прогресса на трансформации читательской культуры, прогностический анализ тенденций бытования чтения в эпоху электронных коммуникаций представлены В.Н.Агеевым, Ф.Бретоном, П.Бурдье, А.Ю.Кругловым, М.Маклюэном, С.Пру, А.В.Соколовым, Г.Я.Узилевским, В.Э.Шляпентохом, К.Ясперсом и др.
Динамика читательской культуры современного общества в широком социальном контексте, макросоциальные процессы интернационализации чтения и взаимообогащения культур, чтения как фактора социокультурной стратификации исследовались Р.Баркером, Л.Д.Гудковым, И.В.Даньшиной, Н.Е.Добрыниной, Б.В.Дубиным, К.Куно, С.В.Мешковым, О.Митрошенковым, А.Молем, Р.Рахманалиевым, Н.А.Селиверстовой, А.И.Соловьевым, Ю.А.Сорокиным, В.Страдой, И.Н.Тартаковской, Ю.У.Фохт-Бабушкиным, В.Ц.Худавердяном, Р.Эскарпи.
Проблемы социальной регламентации чтения и социальных механизмов формирования читательской культуры, социальных факторов детерминации чтения (читательской моды, межличностных каналов распространения чтения, влияния референтных групп и «лидеров чтения»), его престижности и места в структуре бюджета свободного времени и образа жизни изучались В.Я.Аскаровой, Я.Анкудовичем, М.Д.Афанасьевым, А.В.Блюмом, И.А.Бутенко, Б.В.Дубиным, Л.А.Гордоном, Л.Д.Гудковым, Л.Н.Коганом, Э.В.Клоповым, В.Д.Патрушевым, С.Н.Плотниковым, М.Д.Смородинской и др.
Особенности чтения различных социальных групп, качественные и количественные характеристики чтения как показатель социального развития молодежи исследовались П.Б.Бирюковым, И.А.Бутенко, Е.П.Васильевой, Е.В.Захаровой, С.Н.Иконниковой, И.С.Коном, М.В.Кустовой, М.Левиной, В.Т.Лисовским, Ю.П.Мелентьевой, Р.Рахманалиевым, М.М.Самохиной, В.С.Собкиным, В.Д.Стельмах, У.Ф.Суной, Ю.У.Фохт-Бабушкиным, В.П.Чудиновой, В.Н.Шубкиным, П.М.Якобсоном и др.
Попытки разработать типологии читателей и видов чтения на базе различных социологических и психологических критериев предпринимались Р.Баркером, Г.Вольгастом, Г.Гирлом, Т.М.Дридзе, С.А.Трубниковым, Г.Шмидхеном и др.
Микросоциологический и социально-психологический подход к проблематике чтения, анализ возможностей самоидентификации, самоактуализации психических состояний через чтение, внутриличностных установок читательской деятельности реализован в работах В.П.Белянина, С.А.Борисовой, К.И.Воробьевой, Дж.Грациа, Ю.П.Дрешер, И.М.Кондакова, А.Е.Корсунского, Н.Г.Оганесяна, С.В.Ушнева и др.
Историография анализа чтения как социального феномена, социальной детерминации и специфики общественного отношения к чтению в различные эпохи представлена работами С.С. Аверинцева, В.Я.Аскаровой, Я.Х.Баккера, Б.В.Банка, И.Е.Баренбаума, А.А.Бахтиарова, В.Н.Васильева, А.С.Демина, С.П.Луппова, Е.Л.Немировского, М.М.Панфилова, А.И.Рейтблата, Н.Н.Розова, А.Ю.Самарина, Б.В.Сапунова, В.И.Смирнова, Л.В.Столяровой, А.Е.Шапошникова, В.А.Щученко и др.
Значительный вклад в накопление эмпирического банка данных и разработку методик изучения чтения внесли работы исследователей XIX в.: Х.Д.Алчевской, Н.А.Корфа, А.С.Пругавина, С.А.Раппопорта, Н.А.Рубакина, Л.Н.Толстого, Д.М.Шаховского. В первой половине ХХ в. разработка новых исследовательских методов осуществлялась Б.В.Банком, А.Микуцкой, М.А.Смушковой, С.Струмилиным, Д.Уэпласом, Е.И.Хлебцевичем, Я.Шафиром и др. Современные методики эмпирического социологического и социально-психологического изучения читателей предложены в работах Р.Бамбергера, В.П.Белянина, В.А.Бородиной, В.С.Грея, Х.Гроссера, И.Ф.Девятко, М.Дробежинского, О.Н.Никифоровой, В.П.Таловова и др.
Фокусные для нашего исследования духовно-коммуникативные и экзистенциальные аспекты чтения фрагментарно проанализированы в работах М.Бланшо, Г.Зедльмайера, Г.В.Иванченко, И.М.Ильичевой, А.Камю, А.Лэнгле, И.А.Мальковской, М.Мамардашвили, М.Мерло-Понти, О.Д.Наумовой, С.Неретиной, Ж.П.Сартра, Н.А.Терещенко, П.Тищенко, М.Хайдеггера, Т.М.Шатуновой, А.Г.Шубакова, И.А.Шубакова, К.Т.Якимчук, К.Ясперса.
Однако, несмотря на обилие исследований по проблематике чтения, вопросы экзистенциальных основ чтения как формы духовной борьбы с навязанным одиночеством и омассовлением личности не получили в них всесторонней детальной разработки.
Целью исследования было формирование теоретической модели чтения как качественно особой и относительно стабильной морфемы дистантной духовно-экзистенциальной коммуникации в обществе.
Поставленная цель подразумевала решение трех групп задач:
теоретические
- провести историко-социологический анализ эволюции социальных представлений о чтении;
- осуществить компаративный источниковедческий анализ для выделения базовых противоречий и инвариантов современных парадигм, концепций и отдельных идей относительно природы, атрибутов, социальных функций чтения, включая символьные аспекты такой природы;
- систематизировать комплекс современных теорий и концепций чтения в предметном поле социологии;
- построить концептуальную модель чтения как духовно-экзистенциальной коммуникации, интегрированной в социальную систему;
- обосновать структурно-уровневую организацию чтения как духовно-экзистенциальной коммуникации, учитывающую межуровневые связи всей системы чтения в современном обществе;
- проанализировать с помощью, в основном, классических социологических методов основные социальные, социально-психологические и политические факторы, регламентирующие структуру и динамику чтения в истории общественной жизни (включая цензуру и историю отдельных цензурных ограничений);
методологические
- сформулировать необходимые методологические требования к формированию теоретической модели чтения;
- сформировать относительно замкнутую подсистему социологических характеристик, функций, и дескрипторов современного чтения, позволяющих выделить обоснованные критерии разграничения собственно чтения и процессов лишь формально похожих на него (феномен «квазичтения»);
прикладные
- осуществить прогнозирование возможных сценариев изменения роли чтения в современном мире, исходя из формирующегося, по представлениям автора, приоритета массовидного поведения, провоцирующего мотивацию именно «квазичтения» и выражающего сокращенное воспроизводство духовных коммуникаций в современной цивилизации;
- разработать систему эмпирических социологических индикаторов и осуществить верификацию авторской теоретической модели чтения;
- обосновать целесообразность, границы и возможные последствия коррегирующего воздействия на духовную жизнь социальных институтов инфраструктуры чтения для принятия обоснованных управленческих решений в сфере культуры.
Объект исследования: экзистенциально-коммуникативные основы чтения.
Предмет исследования: закономерности, определяющие оформление, динамику и структуру экзистенциально-коммуникативных основ чтения как особой подсистемы воспроизводства духовных коммуникаций в истории общества.
Методологические основы исследования
Мировоззренческие ориентиры автора складывались под влиянием ряда идей, концепций и методологических подходов к изучению феноменов социальной и собственно духовной жизни общества и личности:
методологии теорий естественно исторического прогресса, включая положения о существовании в обществе линий глобальной детерминации, восходящих, в эпоху общественной предыстории, к сфере общественного производства (К.Маркс);
идеи существования редких исторических периодов «обратной детерминации», когда влияние феноменов духовной жизни общества начинает определять политическое и даже экономическое устройство общества. Иными словами, представимы периоды жизни общества, когда социальный выбор детерминируется именно состоянием чтения (Г.Гегель, российское «западничество», социолингвистические доктрины М.М.Бахтина, Ю.М.Лотмана, Н.А.Рубакина и др.);
признания методологии «деятельностной» школы русской психологии (В.М.Бехтерев, Л.С.Выготский, А.Н.Леонтьев, А.Лурия, Д.Н.Узнадзе), согласно идеям которой принципиально важной является ориентация человека на труд, в том числе отчужденный труд в рыночных обществах, что создает соответствующие пропорции и преференции в социальной организации чтения. Такие принципы признаются диалектически совместимыми с базовыми положениями экзистенциализма о несводимости человеческого выбора к детерминирующим воздействиям системы социальных ролей и истеблишмента в целом (Н.Аббаньяно, Л.Бинсвангер, А.Кожев, С.Кьеркегор, Ж.П.Сартр, М.Хайдеггер, К.Ясперс);
признания базовым методологическим принципом классического тезиса о восхождении от абстрактного к конкретному как магистрального пути социального познания (Аристотель, Сократ, Г.Гегель, И.Кант, А.Шопенгауэр);
признания совместимыми научной методологии классического марксизма, экзистенциализма, и веберовской методологии изучения видов человеческих действий;
использования в работе положений современной пост-пост-модернистской гуманитарной западной науки, описывающих реалии именно современного мира (теория «шизанализа», М.Бланшо, Ж.Бодрийяр, Ф.Джеймисон, С.Жижек, Ж.Лакан, И.Левинас).
На формирование интеллектуальной позиции автора оказали явное влияние классический марксизм, экзистенциализм, идеи школы Н.А.Рубакина, онтопсихологии, системной лингвистики (Ю.М.Лотман, Г.Г.Шпет).
Эмпирическую базу исследования составили более 10 авторских исследований, в том числе: «Чтение как духовная ценность» (Липецкая область, 2004 г., N=1160), «Статусные особенности чтения в современной провинции» (г.Моршанск, Тамбовской области, 2004-2005 гг., N=835), «Читательский портрет библиотекаря» (Тамбов, 2006 г., N=152), «Чтение в системе ценностей молодежи г. Тамбова» (2006 г., N=200), «Чтение в жизни современного человека» (г. Тамбов, 2006 г., N=716), «Читатель XXI века: перекресток мнений» (Тамбовская область, 2007 г., N=463), «Представления о чтении студентов» (Тамбов, 2007 г., N=164), «Мониторинг чтения сельского населения Липецкой области» (2007 г., N=564). В эмпирических исследованиях применялись методы анкетирования, проективные методы, факторный и кластерный анализ, формализованный сленговый и контент-анализ на базе компьютерной программы «Textanalist 2.0». Данные анкет обрабатывались с помощью программы SPSS 11.5. Репрезентативность выборочных совокупностей для исследования обеспечивалась методикой случайного бесповторного отбора, а в исследованиях, охватывавших область в целом, использовался также метод районирования. Структура выборки в пределах 5% погрешности соответствовала социально-демографической структуре генеральной совокупности по наиболее значимым для исследования параметрам. В работе также использовался вторичный анализ данных эмпирических исследований последних лет по близкой проблематике ведущих российских социологических центров (ФОМ, Левада-Центр, Социологический центр РАГС, Московский институт социально-культурных программ и др.).
Научная новизна диссертационного исследования состоит в формировании социологической теории среднего уровня, онтологическим фокусом которой является авторская модель чтения как личностного акта коммуникации. Более конкретно научная новизна может быть выражена с помощью следующих теоретических позиций:
- предложена общетеоретическая модель природы и атрибутов чтения как качественно особой духовной константной коммуникации, опосредованной широким диапазоном социальных, психологических, политических и экономических факторов: типом политического режима и господствующих культур, ментальностью, мерой традиционности чтения, качеством микросреды, мотивацией и ценностями людей;
- выявлены собственно экзистенциальные основы чтения (феномены «самодостраивания» личности в чтении, нетождественности социального и экзистенциального «Я», актуализация танатических основ личности, духовное дистантное коммуницирование), дано обоснование их атрибутивности для природы чтения;
- сформирована теоретико-методологическая основа для дальнейшего развития социологии чтения как самостоятельного направления в рамках социологии духовной жизни, исходя из общей коммуникологической трактовки чтения;
- предложена система единых параметров, включающая трактовку духовно-коммуникативной сущности чтения, ареалы его распространения, аксиологические критерии, диапазон признаваемых атрибутивными качеств чтения как феномена духовной жизни общества и др., на основе которой классифицированы базовые социальные модели чтения в их исторической ретроспективе;
- на основании тезиса о полипарадигмальности социологии аргументирована картография современных парадигм социологии чтения, уточнены критерии их обособления (исходный постулат относительно природы чтения, дефиниция чтения, представления о базовом психическом механизме чтения, приоритетные исследовательские методы), дан их амбивалентный анализ (парадигма панидеографического распознавания, макросоциальная, эпистемологическая, постмодернистская, экспериментационная, экзистенциальная парадигмы);
- систематизированы социальные функции чтения по трем группам (трансгрессионные, коррекционные и стабилизационные), исходя из его понимания как дистантной духовно-экзистенциальной коммуникации;
- дана авторская типология видов современного чтения и типов читателей, учитывающая ориентированность субъектов чтения на одну из трех групп потребностей (прагматических, престижных, экзистенциальных);
- выделен феномен «мезочтения» как системы группового формирования девиативных для социума ролей с помощью управления системой библиотечного дела, цензуры, рекламы, системы образовательных стандартов и др.; выделены основные закономерности функционирования социальной системы регламентации чтения, ориентированной на блокирование экзистенциальных основ чтения и стимулирование собственно социального поведения;
- обобщен массив новых эмпирических данных о состоянии чтения в российской провинции, которое в меньшей, чем в мегаполисах, степени прагматично и развлекательно. По результатам авторских исследований выделено три базовых кластера читателей в зависимости от доминанты отношения к чтению (экзистенциально-коммуникативная, стабилизирующе-этическая, технологическая).
Теоретическая значимость исследования состоит в формировании экзистенциально-коммуникативной концепции чтения как социологической теории среднего уровня, в разработке основ и критериев для классификации формально самых различных теорий, концепций и отдельных идей относительно природы, атрибутов и практики чтения в истории гуманитарной мысли и современной социально-гуманитарной науке. Кроме того, она выражена в социологическом описании инвариантных сущностных характеристик и функций чтения, в том числе его специфики на всех уровнях организации общественной жизни (макро-, мезо-, диадный уровни). Теоретически значимо и выделение современных тенденций чтения, показывающих противоречия его переходного периода, характеризующегося борьбой коммуникативных и псевдокоммуникативных тенденций современного чтения.
Практическая значимость исследования выражена в возможности использования его материалов для совершенствования образовательных программ в области социологии культуры и духовной жизни, социологии коммуникаций, социологии личности, социальной антропологии, социальной психологии. Материалы исследования могут применяться при обучении и подготовке специалистов в сфере библиотечно-информационной деятельности, массовых коммуникаций, менеджмента организаций культуры, педагогики, в программах повышения квалификации и переподготовки библиотечных специалистов. Кроме того, материалы исследования могут быть использованы в менеджменте организаций культуры при разработке целевых программ и проектов, в практике работы библиотек при выборе форм и приоритетов организации библиотечного обслуживания населения.
Положения, выносимые на защиту:
1. Чтение как феномен духовной жизни не сводимо ни к распознаванию каких либо знаков и символов, ни к реализации социального заказа на обмен информацией как важной характеристике совокупного общественного работника. По представлениям автора, наиболее гносеологически перспективное определение чтения связано с описанием его родового начала – дистантной духовной коммуникации.
2. Чтение как дистантная духовная коммуникация представляет собой важнейшую сторону антропогенеза, выражающую необходимость коммуницирования, как условия выживания и духовного продлевания рода. Оно, таким образом, не связано прямо только с появлением письменности и, тем более, книгопечатания. Напротив, письменность лишь специфический этап, характеризующий состояние чтения.
3. Исходя из известного платоновского тезиса о том, что любое позитивное явление должно подразумевать в исследовательской методологии «свою собственную тень», можно с уверенностью сказать, что в любом обществе существуют процессы «квазичтения», – того, что формально весьма похоже на чтение, но собственно им не является (например, чтение технических текстов, чтение рекламы с активным участием периферийного зрения и т.д.). Чтение и «квазичтение» образуют своеобразную диаду, выражающую особое противоречие в жизни общества, противоречие между необходимостью простого прагматически ориентированного обмена информацией и собственно духовным коммуницированием (в простейшем варианте – читателя и текста). Оно во многом задает энергетику, своеобразную оппозицию, столкновение принципиально разных по своей природе морфем и символов духовной жизни общества.
4. Чтение, таким образом, может быть отчасти описано с помощью своих средовых эффектов, – например, через социальные функции, существование институтов и учреждений, стимулирующих или тормозящих обучение подлинному чтению. В этом смысле, чтение всегда субъектно, оно подразумевает особую духовную активность именно человека, а не группы и, тем более, массы. При этом на групповом и макросоциальном уровнях экзистенциальная природа чтения резко трансформируется, вступая в столкновение с масштабной системой «квазичтения». Последнее является, чаще всего, объектом целенаправленных организационных усилий. Иными словами, сейчас достаточно заметна зависимость – чем выше объем социальной общности, тем большую роль в нем играет омассовленное поведение, групповые ценности и, следовательно, «квазичтение».
5. Концепция природы чтения как духовной активности подразумевает выделение его глубинных экзистенциальных основ, а именно: амбивалентность социального и экзистенциального «Я», изначально заложенная в природе подлинного чтения, что выводит личность в состояние инобытия, обусловленного ростом экзистенциальной тревожности; возникновение чувства катарсиса с автором и произведением; аберрации темпоральности, показывающие явное изменение течения личностного времени и возникновение сложнейшей и нестабильной системы символов и образов самого текста. Иначе говоря, чтение имеет качественно особый процессуальный характер, где собственно удовольствие от умения распознавать графы и символы, абстрактная любознательность или желание развлечения характеризуют поверхностный слой восприятия, сущностные же этапы описывают диалектику «самодостраивания» понимающей (Г.П. Щедровицкий) личности, ее неравновесности, негомеостазности, готовности включить в себя не просто символьные ряды текста, но весь ценностный мир автора. Это в совокупности генерирует духовный поиск, интенцию как технологическую основу акта чтения.
6. Авторская модель чтения как акта экзистенциально-духовной коммуникации выражает динамику духовной личностной активности субъекта чтения, генерируемой внутриличностным стремлением к преодолению или нейтрализации личностных комплексов. Чтение как личностный акт коммуникации разворачивается в пространстве столкновения экзистенциального и социального модусов, контролируемом многоуровневой регулирующей государственной системой. При этом в зависимости от степени насущности, актуальности прагматических, престижных или экзистенциальных потребностей личности, а также силы давления социальной системы могут реализовываться различные виды чтения: нормативное, престижное, свободное. Экзистенциально-духовная коммуникация реализуется лишь на уровне свободного, рефлексивно-духовного чтения, ведущего к саморазвитию личности.
7. Статусное положение чтения в жизни общества может быть описано тремя группами функций – трансгрессионными, коррекционными и стабилизационными. В качестве сущностных для чтения как духовной коммуникации выделяются трансгрессионные функции, которые направлены на духовно-экзистенциальное развитие личности, ее восхождение на более высокий духовный уровень. Группа коррекционных функций связана с формированием индивида как субьекта чтения, как востребованного обществом представителя той или иной социальной группы. Комплекс стабилизационных функций служит сохранению, сложившегося в данном обществе духовного стереотипа доминирующей культуры, закреплению в сознании личности общесоциальных норм, ценностей, установок, созданию читательских канонов.
8. Наиболее яркое выражение противоречивости статуса чтения в современном мире – цензура, выражающая сущность отношения социума к чтению; исходя из этого, по мнению автора, цензурирование является не просто юридической нормой, но своеобразной социальной методологией выражающей тысячелетний опыт взаимодействия отчужденного и неотчужденного общения. В современном мире подобное цензурирование проявляется также и в добровольной авторской цензуре, ориентирующей автора на отказ от коммерчески невыгодных или социально рискованных проектов.
9. Сложность и многогранность мотивации чтения, присутствие в нем глубинных, плохо поддающихся рационально-логическому анализу экзистенциальных элементов предполагают разработку специальных методик эмпирического социологического анализа, позволяющих выявить экзистенциальные основы в практике читательской деятельности. Одним из возможных вариантов комплексной методики исследования экзистенциально-коммуникативных доминант чтения является интеграция традиционных опросных методов с проективными, дающими возможность выявлять имплицитные установки респондентов относительно целей, условий и результатов чтения, и дополнение их слэнговым и контент-анализом, позволяющим корректно трансформировать количественные корреляции текстовых фрагментов, посвященных описанию читательской деятельности, в качественные характеристики читательской культуры.
Апробация исследования.
Основные результаты исследования изложены в трех монографиях, одна из которых стала лауреатом Всероссийского конкурса на лучшую научную книгу 2007 года в номинации «Гуманитарные науки» (организатор – Фонд развития отечественного образования), более чем 60 публикациях в научных журналах (в том числе 8 публикаций в журналах из списка ВАК), сборниках научных трудов и материалах конференций. Материалы диссертации обсуждались более чем на 15 международных и всероссийских научных конференциях (Москва, Санкт-Петербург, Челябинск, Нижний Тагил, Тамбов), в том числе международных научных конференциях «Книга и мировая цивилизация» (Москва, 2004), «Книжная культура. Опыт прошлого и проблемы современности» (Москва, 2008 г.), IV Российском философском конгрессе (Москва, 2005 г.), всероссийских конференциях «Читающий мир и мир чтения» (Санкт-Петербург, 2002 г.), «Духовный мир современного человека: противоречия, проблемы, поиски и решения» (Челябинск, 2004).
Структура диссертации.
Работа включает введение, 4 главы, заключение, список использованных источников, приложения.
Социальное моделирование природы чтения в эпохи Возрождения и Нового времени
Эпоха Возрождения, с ее акцентом на возможностях отдельного индивида, формирует совершенно иное отношение к чтению. Гуманизм, ставший центральной идеей эпохи, был направлен на реализацию потенциала светской образованности и рационализма, открывающих путь к научному знанию. Здесь акцент смещается с приобщения к «богооткровенной» истине на раскрытие возможностей самого человека, его личностное развитие. Идея гуманизма, пронизывающая духовную жизнь эпохи, предполагает светское образование, расширение источников получения знаний за счет обращения не только к античным авторам, но и к описаниям различных аспектов бытовой, повседневной жизни общества. Следствием этого становится расширение репертуара развлекательной литературы (собрания сказок, народных легенд, забавных историй, сатирические произведения и др.) и утилитарной, полезной в быту (календари с полезными советами, своды обычного права, правила хорошего тона, моральные прописи, сборники молитв и проповедей) [311, с.302-303]. В XVI в. появляется прообраз современных СМИ — венецианские газеты - небольшие сводки текущих событий.
Появление книгопечатания привело к включению чтения в экономическую систему, в капиталистическое производство и превращению книги в товар, поскольку издательское дело изначально развивается как одно из направлений бизнеса и ориентируется на удовлетворение возрастающего читательского спроса, на массовые продажи. Большими тиражами печатаются те книги, которые выгодно продаются. Возникает индустрия недорогой учебной книги: детских грамматик, словарей, справочников, -создающая условия для самообразования различных слоев общества, трансформировавшаяся позднее в эпоху Просвещения в движении энциклопедистов в индустрию научной книги. Таким образом, в эпоху развития» книгопечатания начинается процесс демократизации приобщения к чтению, дифференциации и специализации читающей аудитории по тематике чтения, социальным группам.
Тем самым, появление книгопечатания разрушило кастовую элитность приобщенности к книжной культуре и возродило отношение к; книге и чтению как диахронической духовной коммуникации, позволяющей индивиду подниматься на новые ступени интеллектуального и духовного развития, опираясь на опыт и достижения предыдущих поколений; Так, Ф. Бэкон, признавая величайшее значение открытия искусства книгопечатания, называл книги кораблями мысли, странствующими по волнам времени и несущими свой драгоценный груз от поколения к поколению [147, с.5]. В этот период возрождается авторитет и интерес к античной литературе, в Европе распространяется инициатива частных лиц по передаче своих собраний и созданию общественных, доступных библиотек, включающих труды античности и новую литературу [62];. Но при этом продолжает поддерживаться; (вплоть до XVII" в;) идея элитности книжного знания;. которое должно излагаться; языком, доступным лишь избранным (ФіБзкон, Pi Декарт),, тем самым- в: интеллектуальной и духовной жизни общества используется «языковая» социальная стратификация, преимущественно по уровню знания латыни.
Идея гуманизма эпохи Возрождения представляла собой7 культурную и педагогическую программу, связанную с обращением к светской образованности, дисциплинам, находящимся вне рамок схоластической учености (риторике, теории поэзии; истории и др.). В более широком смысле — это новый способ мышления, связанный с изменением взгляда на место человека в мире, на: границы и возможности его активности в сфере науки, искусства; морали, политической жизни.
Если;в Средние века чтение мирских книг считалось отступничеством от Бога [119], то в этот период возрождается убеждение, что для высокообразованного человека необходимо знакомство с различными письменными традициями, начавшими развиваться с античности — философской, исторической, поэтической и др. Но при этом главными остаются познание религии и нравственной добродетели [43].
Возникает новая проблема, связанная как с духовным настроением эпохи, так и с развитием книгопечатания — всплеск писательской активности, своеобразная «мода» на писательство, следствием чего стало обилие книг при снижении качества их содержания, стали актуальными проблемы фальсификации авторства и плагиата. Сетования на это звучат во многих высказываниях философов и писателей той эпохи (Т.Мор, Х.Л.Вивес, Я.А.Коменский и др.). Разнообразие и обилие книг ставят и проблему отбора репертуара чтения, деления литературы на «книги для толпы и книги для ученых» (Дж.Боккаччо). Мотив избирательности в чтении возрождает античные традиции читательской культуры, в частности, высказанные Сенекой. Так, Л.Бруни, итальянский писатель, историк, гуманист, государственный деятель отмечает, что «чтение произведений без нужной разборчивости накладывает свои пороки на читающего и заражает его ум, подобно недугам» [43, с. 147].
Для человека эпохи Возрождения чтение становится в первую очередь средством познания, средством раскрытия личностного потенциала. Но появление новых тенденций в чтении вовсе не означало исчезновения традиций Средневековья, сохранявшейся, в частности, во взглядах Н.Кузанского, в идеологии ряда орденов (иезуиты, тамплиеры и др.). Формировавшаяся в этот период социальная модель чтения может быть представлена как индивидуализированная интеллектуально-духовная диахроническая коммуникация. Опишем ее главные черты, опираясь на работы М.Монтеня, в которых она наиболее детализирована. В качестве основного интеллектуально-духовного занятия здесь провозглашается самопознание, которое осуществляется только в одиночестве, путем размышления, внутренних бесед с самим собой [202, с.40]. Поэтому книги становятся одним из импульсов стимулов подобной деятельности. Так, М. Монтень утверждает: «Чтение служит мне лишь для того, чтобы, расширяя мой кругозор, будить мою мысль, чтобы загружать мой ум, а не память» [202, с.41].
Тем самым основной целью чтения становится познание не событий, изложенных в тексте, а внутреннего мира человека, его души. Так, по мнению М.Монтеня в чтении проявляется любопытство особого рода — стремление узнать душу и непосредственные суждения авторов. «По тем писаниям, которые они отдают на суд света, следует судить об их дарованиях, но не о них самих и их нравах. Одно дело проповедь, а другое — проповедник...» [203, с.81].
Им подчеркивается также индивидуальность восприятия: «... на каком бы языке книги ни говорили со мной, я всегда говорю с ними на моем языке». М.Монтень указывает на индивидуальный ассоциативный и дискретный механизм чтения: «При вчитывании я начинаю хуже видеть и внимание мое рассеивается. Мне приходится отводить глаза от текста и опять внезапно взглядывать на него; совершенно так же, как для того, чтобы судить о красоте алого цвета, нам рекомендуют несколько раз скользнуть по нему глазами, неожиданно отворачиваясь и опять взглядывая» [203, с.67].
Концептуальная модель экзистенциальных основ и природы чтения
Представленная нами картография ныне действующих школ и направлений, претендующих на описание природы и атрибутов чтения, позволяет выделить имеющиеся принципиальные методологические трудности моделирования единой универсальной концепции чтения. 1. Описанная в традициях различных парадигм проблематика человеческого чтения заведомо включает плохо совместимые, зачастую диаметрально противоположные полюса анализа. Исследователям зачастую удается поместить в фокус анализа только один из множества модусов чтения: биологический, антропологический, семиотический, психологический, социальный и др., хотя наличие всех этих аспектов в диалектике чтения представляется очевидным большинству исследователей. Исходя из этого, претендующая на тотальность единая концепция, представляющая чтение как целостный феномен, должна непротиворечиво одновременно характеризовать его и как чисто физиологический перцептивный феномен, и как базовую характеристику социума, и как форму человеческой духовности. Формирование такой интегральной концепции на данном этапе развития научного знания маловероятно, поскольку «специализированной методологии гуманитарных наук, по своей разработанности, значительности, значимости сопоставимой с методологией наук естественных, невзирая на несомненные находки — проницательные мысли и обобщения немногочисленных теоретиков-энтузиастов, до сих пор не сложилось» [121, с.260], но все же не исключено. 2. Чтение включает в себя сложные феномены индивидуальной и групповой психики, имеющие, в том числе, и внерациональную специфику и для исследования которых не всегда возможно подобрать адекватные эмпирические методы. В частности, классическими эмпирическими методами социологии и психологии невозможно проверить, например, существует ли чтение как «тело без органов» (Ж.Делёз, Ф.Гваттари), до какой степени чтение связано с механизмами выбора жизненных сценариев и т.д.
Познание сущностных качеств чтения исключительно количественными методами, фиксирующими лишь видимые, поверхностные проявления этого духовного феномена имеет свои пределы. Эти методы позволяют примерно очертить лишь внешние границы его бытия как некоей специфической определенности. Но в чтении присутствуют такие стороны, которые с трудом поддаются рациональной интерпретации, например, его личностно-экзистенциальное или эмоционально-аффективное содержание. Проблематичность эмпирической формализации чтения связана с индивидуализированностью процесса чтения; постоянным присутствием в нем субъективных, в том числе сугубо иррациональных моментов; множественностью факторов, участвующих в его детерминации; обилием не поддающихся контролю случайных отношений и влияний и др. Поэтому в ряде концепций чувствуется определенный субъективизм при выведении в фокус анализа того или иного аспекта чтения. 3. В большинстве трактовок чтения существует, хотя и не всегда в открытой форме, разрыв между собственно процессами чтения и их результатами. Иными словами, даже в случаях, когда желаемый результат достигнут (например, растет грамотность, эрудиция, собственно технические навыки чтения респондентов) нельзя однозначно утверждать, что такой результат связан именно и только с чтением.
Безусловно, зависимость между чтением и развитием личности существует, но механизм этой связи не является прямолинейным, опосредуется множеством внешних и внутренних ситуативных факторов, субъективными имплицитными процессами. В связи с этим, традиционная линия анализа: «потребности — установки — действия — результат», — хотя и используется большинством исследователей, тем не менее, имеет недостаточный эвристический потенциал для выявления эффектов чтения. В частности, не позволяет объяснить, почему при росте количества и качества информационных потребностей современного человека резко снижается интерес к чтению и доля уделяемого ему времени. Поэтому описание социальной результативности чтения во всех подходах носит не постулирующий, а вероятностный характер. 4. Ни в одной из множества конкурирующих между собой концептуально-теоретических схем чтения не удалось до сих пор выделить какую-то более или менее очевидную духовную или материальную матрицу чтения, своеобразную молекулу его качества, аналогичную матричной роли товара при марксистском анализе качества капиталистической общественной жизни. Возможное рассмотрение в качестве таковых буквы, фонемы, лингвистической конструкции, фрейма или дискурса не удовлетворяет полностью методологическим требованиям, предъявляемым к подобным исходным матрицам, и относится более к тексту, а не чтению. Например, Р.Барт полагал, что можно выделить некую единую «матрицу», «последнюю структуру», лежащую в основе любого текста, и подвергнуть ее строгому научному анализу [23, с. 145-153]. Но весьма слабо представимы отвечающие устоявшимся признакам строгого научного силлогизма интеллектуальные операции, позволяющие вывести из таких феноменов всю метасистему чтения, включая его макросоциальные аспекты. 5. В заметном числе современных теорий либо прямо, либо в качестве вспомогательного объяснительного механизма предлагается учет собственно полевых эффектов чтения, причем эти эффекты могут проявляться как в социальном, так и в психологическом поле (Р.Барт, П.Бурдье, К.Левин). Методология подобного анализа, предложенная К.Левиным, автором психологической теории поля, предполагает «...вместо того, чтобы вычленять из ситуации тот или иной изолированный элемент, значимость которого невозможно оценить без рассмотрения ситуации в целом ... начинать с характеристики ситуации в целом. А уже после такого "анализа в первом приближении" различные аспекты и части ситуации подвергаются все более и более конкретному и детальному анализу» [161, с.253].
Макросоциальные механизмы регулирования чтения
Переход к этапу информационного общества в начале XXI в. породил ряд культурных проблем, одной из которых стала, как это ни парадоксально, проблема читательской компетентности и функциональной грамотности. Специалисты многих стран отмечают снижение интереса к чтению, рост числа людей, не владеющих навыками работы с текстовой информацией. Одной из базовых причин этих кризисных явлений, по нашему мнению, выступает столкновение, противостояние экзистенциального и социального модусов чтения. Социологический анализ макросоциальных детерминант чтения с позиций предлагаемой нами методологии ориентирован на выявление их стимулирующего или тормозящего воздействия на развитие интереса к рефлексивно-духовному чтению, на создание условий для интенсификации и распространения чтения в его экзистенциально-духовном варианте.
На макросоциальном уровне чтение имеет достаточно противоречивый статус. С одной стороны, оно выступает как социализирующая практика, приобщающая к социальным нормам и связям, но с другой — формирует независимую в суждениях и поведении, внутренне свободную, критически мыслящую личность, что является угрозой для стабильности общественной системы.
Поэтому, не имея возможности контролировать сам процесс чтения, государство, социум создают механизмы косвенной регламентации развития этой социальной практики. Формы регламентирования чтения направлены на сохранение определенного баланса типов читающих людей в обществе, не нарушающего стабильность общественной системы. Нарушение баланса в сторону избыточности или недостаточности определенных типов читающих людей имеет негативные последствия для социальной системы. Так, для того чтобы стать полноценным членом общества, исполнять социальные роли, функционировать в качестве общественного работника, личность должна овладеть определенным минимумом накопленного совокупного социального опыта, зафиксированного в текстах, т.е. освоить модель нормативного чтения. При критически низком уровне освоения этой модели общество регрессирует не только в культурном, но и в экономическом плане. При чрезмерном же распространении моделей рефлексивно-духовного чтения возрастает риск девиаций, формирования оппозиционных социальных групп, критической переоценки и разрушения имеющихся нормативных структур. Регламентирующе-регулирующая функция государственной системы реализуется через государственную политику в области чтения. В качестве основных направлений социальной регламентации в большинстве обществ нами выделяются: - формирование и внедрение образцов прочтения через институт критики как попытка утверждения официальной интерпретации; формирование допустимой интерпретации и унификация прочтения в рамках школьного изучения литературы; - создание государственно контролируемой системы хранения, распространения и использования социального банка текстов (система библиотек, архивов, книгоиздания и книготорговли); - контроль доступности и репертуара читаемых текстов, что особенно характерно для тоталитарных режимов. Яркие литературные описания такого вмешательства представлены в творчестве Дж.Оруэлла («1984» Министерство Правды), Р.Бредбери («451 по Фаренгейту»); - формирование социального стереотипа Homo legens (человека читающего). Государственная регулирующая система начинает оформляться практически одновременно с самим чтением. Ее масштабы и степень тотальности прямо коррелируют со степенью распространенности чтения в обществе и его значимостью для существования общественной системы. Материалы историко-социологических исследований свидетельствуют, что основными социально-экономическими макрофакторами распространенности чтения в обществе выступают интенсивное развитие разделения труда, в частности переход от натурального ведения хозяйства к промышленным товарно-денежным отношениям, и процессы урбанизации, распространения городского образа жизни [255, с.90-91]. Примерно до начала XIX в. эта регулирующая система носила скорее фрагментарный характер и выполняла преимущественно ограничительные функции, поскольку социум не испытывал потребности в массе высокообразованных людей, и сфера чтения охватывала в основном элитные, высшие слои общества. Экономические интересы социума не требовали обязательной грамотности работников, т.к. являвшееся основой экономики сельское хозяйство велось традиционными методами, и обучение им происходило в пределах замкнутой сельской общины через непосредственное устное общение поколений. Так, к середине XIX в. в России грамотным было лишь около 8% населения страны (т.е. порядка 10 млн.) [254, с. 10].
Промышленная революция (конец XVIII-XIX вв.), сделавшая востребованными технически грамотных рабочих, кардинально изменила ситуацию. Чтение становится социально востребованной практикой для формирования профессионального корпуса промышленных рабочих. Интенсивные миграционные процессы перемещения массы крестьянского населения в города требуют их адаптации к городскому образу жизни, элементом которой выступает и чтение. Социально-политические потрясения, коснувшиеся ряда европейских стран, также стимулировали интерес к чтению, но уже идеологическому.
Исходя из этого, попытаемся проанализировать особенности государственной системы регулирования чтения. Система социальной регламентации чтения с момента своего возникновения развивается по пути постоянного усложнения механизмов и расширения сферы их влияния. Изначально она включает простейшие прямые формы влияния на сферу потребления текстов, непосредственно на читателей, например, через образовательные программы, формирование списков «истинных» и «ложных» книг. А в развитых формах распространяет свое организованное воздействие на сферу продуцирования и распространения чтения, т.е. вырабатывает латентные формы давления и на самих писателей, и на книгоиздание, и на книгораспространение.
Одной из таких форм стала созданная в Советской России в 1930-е гг. система творческих союзов, первый из которых — Союз писателей под руководством М.Горького. При декларировании поддержки и оказании помощи творческой интеллигенции латентной функцией союзов стала режимно-политическая, т.е. контроль за интеллигенцией и организация ее деятельности в нужном для партии направлении. По мнению Н.С.Плотникова, «это была иезуитская форма воздействия власти на «непослушных», самостоятельно мыслящих деятелей культуры, а позже и на диссидентов — с помощью других деятелей культуры — верноподданных» [236, с.34]. При этом опасны для власти были не столько писатели, сколько их читатели. В качестве инструмента манипуляции творческим писательским процессом в России использовались и издательства (в частности, созданное в 1935 г. издательство «Советский писатель»), и «толстые» журналы, которые находились в ведении Правления Союза писателей. Издаваться в них могли лишь писатели, соблюдавшие Устав и отражавшие «линию партии», другие же печатались с большим трудом или вообще лишались возможности опубликовать свои произведения.
Экзистенциальные доминанты в технологических аспектах читательской деятельности
Экзистенциальные основы чтения проявляются не только в комплексе имплицитных представлений респондентов о сущности чтения, но и в технологических аспектах читательской деятельности. В данном случае под технологическими аспектами мы подразумеваем комплекс организационных условий, сопровождающих процесс чтения и его количественные характеристики. К эмпирическим индикаторам экзистенциальных доминант чтения, отслеживаемых в процессе его осуществления могут быть отнесены, по нашему мнению, эффекты темпорального смещения, ощущаемые читателем, факторы и условия прерывания чтения, наиболее благоприятная обстановка для читательской деятельности, время чтения и др.
По представлениям респондентов наших исследований освоение навыков чтения представляется важной вехой в жизни человека, знаменующей принципиально новый этап его жизни, качественный скачок, сопровождаемый эмоциональным подъемом. Первое переживание этих ощущений доставляет человеку высшую радость. Более половины респондентов согласились с тем, что высшую радость от чтения испытывает ребенок, научившийся читать по слогам (56,1%). Совершенно не согласны с этим — 13,4%, скорее не согласны - 14,4%. Затруднились ответить 16,1%.
Чтение как особый вид деятельности большинство респондентов считает жизненной потребностью, 1/3 относится к нему как привычке и чуть меньше считают чтение духовной деятельностью. Обращает на себя внимание тот факт, что около Ул респондентов считают чтение лишь способом убить время, т.е. для них, скорее всего, важна именно досуговая, развлекательная функция чтения, и около Ул считают чтение обязанностью, т.е. обращение к чтению носит для них принудительный характер (таблица 9).
Сущность процесса чтения большинство респондентов связывают с познанием нового, приобретением жизненного опыта и эмоциональным сопереживанием. Чтение — это всегда нечто большее, чем просто распознавание печатных знаков. Оно связывается респондентами с мыслительной, творческой деятельностью.
Выяснение представлений респондентов о процессуальных особенностях чтения как духовной коммуникации дало следующие результаты. Наиболее важным условием при чтении для большинства читателей является уединение (52%), т.е. чтение для респондентов — это глубоко интимный акт, не предназначенный для демонстрации посторонним наблюдателям. Вероятнее всего это связано с тем, что, погружаясь в чтение, человек раскрепощается, становится самим собой, сбрасывает все социальные маски, отключает механизмы психологической защиты от внешнего вмешательства в свой внутренний мир, и поэтому становится особенно уязвимым.
Другим важным условием читатели считают абсолютную тишину (17,7%), что также подтверждает интимность читательской коммуникации. Поскольку это внутренний диалог или монолог, вторжение внешних звуков не позволяет сосредоточиться на нем, отвлекает, не дает полностью погрузиться: в увлекающий мир.
Еще одним условием, создающим обстановку уединенности, добровольной изоляции от социума, является приглушенный свет, что выделили как самое важное условие 3,6% читателей. Иные выделенные респондентами условия также характеризуют ситуацию изоляции от общественной жизни, среди них такие как «внутренняя гармония», «надо, чтобы книга «захватила»».
Условия, наоборот, создающие обстановку приобщенности к социуму, опосредованной включенности в его ритм, как наиболее важные указали лишь 3,7%. Лишь 0,4% (3 человека) отметили важность непосредственного ощущения участия в коллективном социальном действии — наличие других читателей вокруг, как в читальном зале библиотеки. Примерно 1/5 респондентов индифферентно относится к внешним для чтения условиям, что может быть либо показателем сугубо информационного подхода к чтению, для которого не значимы внешние условия, либо свидетельством развитых умений саморегуляции, позволяющих самоизолироваться, погружаться в чтение при любых внешних условиях.
Отрадно, что четкие представления о располагающей к чтению обстановке есть практически у всех респондентов, как активно читающих, так и не часто обращающихся к книге, поскольку на этот вопрос не дали ответа только 1,3% (9 человек). Следовательно, можно предположить, что комплекс личностных представлений об условиях чтения входит в базовую часть имплицитных теорий чтения.
Допускалось три варианта ответа, поэтому сумма больше 100%)., Как видно из этих ответов, наиболее благоприятным временем для чтения является вечер - то время, когда человек чаще всего остается наедине с собой, отходя от выполнения социальных ролей, и может создать интимную, уединенную, расслабляющую обстановку.
Результаты опроса ФОМ «Круг чтения и читательские запросы россиян» [150] (опрос населения в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик России, май 2007 г., N=1500) дают возможность уточнить, где же современный человек чаще всего читает. Ответы на вопрос «Где Вы обычно читаете?» (Ответы заявивших, что они читают более или менее регулярно, - 76% от всех опрошенных).
Как наглядно видно из приведенной таблицы - чтение предполагает уединенную домашнюю обстановку. Библиотеку, учреждение специально предназначенное для чтения, используют в этом качестве лишь 4% россиян, причем, судя по возрасту и уровню образования ее преимущественно используют для «делового» чтения. Таким образом, подтверждается предположение, что присутствие посторонних людей (работа, транспорт, библиотеки, очереди) даже при наличии возможности и времени для чтения не располагают к нему, не позволяют полностью погрузиться в этот процесс.
Другим существенным аспектом, показывающим, насколько глубоко человек погружается в чтение, выступает личностное ощущение времени. Для абсолютного большинства респондентов характерны темпоральные смещения, свидетельствующие об искреннем интересе, увлеченности чтением. Так, 47,1%) ответили, что не замечают, сколько прошло времени, для 37,3% время как бы ускоряется, летит незаметно. По ответам респондентов можно предположить, что для 11,6%) при чтении сохраняется устойчивая связь с реальным, объективным бытием, и они не «окунаются в чтение с головой», так как время для них в процессе чтения идет как обычно. А для 2,1% чтение - это скорее принудительный акт, поскольку «время при чтении долго, нудно тянется».
Погруженность в чтение сопровождается возникновением у читателя особого мироощущения, состояния, в котором, по образному выражению Л.Фейербаха, человек становится «духовным хамелеоном», принимающим окраску тех предметов, поблизости от которых он находится. О степени присутствия таких ощущений у читателей, говорят ответы на вопрос «Часто ли, читая книгу, Вы испытываете чувство слияния с ее героями или автором?». В общей сложности, половина респондентов испытывает подобное состояние. При этом чаще всего читатели ставят себя на место героев (33,3%). Пытаются понять позицию автора 20,4% респондентов. 44,3% из участников опроса отметили, что чаще всего остаются сторонними наблюдателями описываемого.
