Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Современная молодежная политика в аспекте культурной гибридизации 20
1. Индивидуализация жизненного пути поколения молодёжи 20
2. Культурная гибридизация и инклюзия в молодёжных общественных объединениях 75
Глава 2. Инклюзивная культура: от федеральных программ к локальным общественным объединениям 89
1. Институциальный фреймворк молодежной политики в аспекте инклюзии 89
2. Государственная молодежная политика и современная российская молодежь 118
Заключение 141
Список используемой литературы 147
- Индивидуализация жизненного пути поколения молодёжи
- Культурная гибридизация и инклюзия в молодёжных общественных объединениях
- Институциальный фреймворк молодежной политики в аспекте инклюзии
- Государственная молодежная политика и современная российская молодежь
Введение к работе
Актуальность исследования. Ускоряющееся развитие глобализации, распространение постмодернистских ценностей в современном обществе обусловливают задачу разработки новых методов стратегического регулирования внутренней политики государства, направленных на конструирование инклюзивной культуры и гражданской идентичности молодежной когорты. Социально значимы и актуальны в настоящий момент процессы роста молодежной протестной активности, падение доверия к государственным институтам, роль молодого поколения в жизни социума. Реализация принципа инклюзии как стремления включить уязвимые группы населения, молодежь в значимые для всего общества и гармоничного развития индивида социальные процессы опосредуется проблематикой развития культурных и социальных функций современных элементов гражданского общества, в том числе молодёжных общественных объединений.
Привычные решения этой проблематики формируются на базе традиционных патерналистских представлений, основным методом регулирования молодежной идентичности становится контроль всех сфер деятельности до момента достижения человеком определенного культурного, социального и возрастного эталона, после которого индивид считается нормальным членом общества. В контексте культурной гибридизации подобная модель оказывается неэффективной, её культурные практики и ценности обладают слабой степенью инклюзии и социокультурной интеграции. Развитие технологий связи и транспорта, культурная эмансипация, процессы деактуализации традиции в качестве метода воспроизводства культуры постепенно ослабляют эффективность классических субъектно-объектных схем управления. Патерналистская методология конструирования молодежной политики построена на воспроизводстве, реконструировании культурного неравенства через поддержку целевых групп молодежи нормативного образа «правильного» молодого человека. Практики культурного контроля со стороны старших поколений ограничивают возможности инновационного потенциала молодого поколения, а ответная реакция на их применение приводит к воспроизводству различных стратегий уклонения и нейтрализации: от политического нигилизма до активного протеста.
Современное поколение молодежи не является монолитной культурой - это поликультурное поле с размытыми границами слабо дифференцированных субкультур, смешанными стилями потребления и иными культурными практиками, каждая из которых обладает своей логикой и ценностью. Государственная политика, основанная на принципе доминантного контроля этого пространства, не только нарушает принцип «государства для индивида» - она купирует возможности индивидуальной инициативы. Технологическая база прошлого ограничивает возможности коммуникации рамками локального сообщества, поэтому, в целом, стратегия доминирования и социальный протест достаточно просто локализуются через контроль каналов СМИ.
Сегодня развитие средств коммуникации наделяет индивида технологиями прямой и дешевой коммуникации любого масштаба, страничка социальной сети доступна круглосуточно из любой точки мира любому пользователю интернета. Коммуникативные возможности индивида становятся в один ряд или даже сильнее государственных: снижение доверия к официальной информации в случаях оценки противоречивых событий, выборного процесса, крупной катастрофы, действий властей, интерпретации макроэкономических показателей. Ярким примером выступает появление политиков, выстраивающих первоначальный политический капитал через блоги популярных интернет-платформ.
Современные технологии коммуникации, когда они внедрены в массовом масштабе, нивелируют возможности патерналистской методологии регулирования молодежной культуры. Различные политические силы стремятся контролировать молодежный сектор, хотя современный молодой человек имеет возможность конструирования элементов идентичности по рациональным критериям привлекательности на культурном рынке: стилевых вариаций поведения, материальных артефактов, мировоззренческих идеалов, гражданских ценностей. Молодежная политика современной России переживает период трансформации, важным направлением является сфера взаимодействия государства и молодёжи как социальных акторов, а также развитие института молодёжных общественных объединений как субъекта молодёжной политики. Молодежная политика как один из акторов этого пространства служит не только политическим интересам отдельных групп, но важна и в социетальной перспективе.
Вместе с тем отечественная социология культуры имеет пробелы в исследовании инклюзивной составляющей молодежной политики, содержит пережитки антисоветской реакции перестроечного периода, которые проявляются в критическом отношении к любой тематике социально- идеологического регулирования молодежной политики. Пока недостаточно исследуется участие молодёжи в гражданской и общественной жизни в условиях культурной глобализации, неполно представлены формальные и неформальные механизмы этого участия в официальных процессах принятия решений на местном, региональном и федеральном уровне. Разработанный в русле социологической методологии взгляд на молодежную политику как социетальную систему формирования коллективной молодежной идентичности в контексте культурной гибридизации позволит предложить актуальные принципы стратегии государственной молодежной политики, направленной на конструирование социальной инклюзии с учетом культурных свойств современного поколения и прогнозируемых изменений.
Степень разработанности проблемы. Проблематика работы лежит на пересечении нескольких крупных научных направлений: общественные объединения, молодежная политика, молодежное поколение, инклюзивная культура, культурная гибридизация. Постановка проблемы молодёжи в качестве социальной проблемы в западной науке возникает в 1930-х годах в работах авторов Чикагской школы Р. Парка, А. Коэна, анализировавших молодежную среду современных им криминальных банд. В этих исследованиях появилось понятие субкультуры как специфики внутренней культуры молодёжных групп. В середине XX века структурно- функционалистский взгляд на молодежную культуру предложил Т. Парсонс, основываясь на этом подходе, теорию молодежной культуры как временной среды социализации разработал Ш. Айзенштадт. Классическое понимание субкультур как общности людей, выбирающих альтернативные общепринятым стандартам стратегии поведения, было развито в работах Д. Рисмана, Д. Хебдиджа. Сегодня работы авторов Бирмингемского центра современных культурных исследований С. Холла, Т. Джефферсона, Р. Уильямса депроблематизировали «молодежный вопрос», представляя молодежную субкультуру как механизм проявления классового протеста. Основным принципом этого подхода являлся муль- тикультурализм, то есть признание классовой, расовой, этнической и культурной множественности. Современная теория «неотрайбализма» (М. Мафессоли, А. Беннет) развивает теорию молодежных субкультур в условиях перехода к постсубкультурным практикам, характеризующихся размытием границ и смешением стилей.
Постсоветская трансформация актуализировала интерес к российской молодежи зарубежных авторов. Ч. Уолкер провел исследование молодежных биографий рабочей молодежи в контексте изменения локального рынка труда и системы образования. Как показывает К. Робертс, культурные практики молодежи России зачастую схожи с аналогичными практиками молодежи центрально-азиатских стран, нежели западно-европейской. С другой стороны, этнографическое исследование современных российских субкультур (а скорее - постсубкультур) Х. Пилкингтон показывает разбиение молодежной культуры на «продвинутую» (схожую с западно - европейской) и «мейнстримную» (схожую, как обосновывает К. Робертс, с центрально-азиатской). Коллективную молодежную идентичность как основу формирования гражданской (коллективной) идентичности в контексте культуры постсоветских стран рассматривает Д. Блум.
В отечественной науке точечные исследования молодежи появляются уже в начале XX века. В довоенном СССР эта тематика в основном посвящена трудовым (И. Арямов, В. Зайцев, Б. Коган, М. Лебединский) и педа- гогико-образовательным (П. Блонский, Л. Выготский) процессам, в целом отражая популярную в то время позитивистскую идею научной организации труда. В сталинский период и вплоть до 1960-х годов молодежная тематика в научных исследованиях угасала, вновь появившись в отечественной социологии в работах В. Лисовского, И. Кона, С. Иконниковой. Эти авторы ранней советской социологии молодежи основывались на струк- турно-функционалистской парадигме, в которой молодежь воспринимается как социально-возрастная группа, выделяемая на основе возраста, статуса, социально-психологических характеристик. В частности, В. Лисовский предложил рассматривать молодежь как социальную группу на особенной стадии социализации. Современное развитие этого направления представляет молодежь как социальную группу, способную адаптировать себя и общество к динамичным изменениям современного мира, но при этом находящейся под давлением американизации (И. Ильинский). Особенное внимание уделяется институту образования и развитию механизмов «успешной» социализации (А. Ковалева, М. Реут), которые позиционируются в качестве упреждающего ответа на угрозы глобализации. В аспекте культуры социализацию молодежи в условиях транзитивного общества рассматривает А. Тесленко. Эти теоретические ветви отечественной социологии объединены модернистской логикой и проблематизацией молодежи. В качестве специфичных для молодежи выделяются инновационная, трансляционная роли (В. Чупров). Современные исследования российской молодежи в рамках этой парадигмы показывают увеличение уровней риска и неопределенности социальной среды, что приводит к развитию новых форм молодежного экстремизма (Ю. Андреева, Ю. Зубок, В. Чупров). Молодежная среда с позиции функциональных и дисфункциональных характеристик рассмотрена в работах М. Горшкова, А. Ковалёвой, В. Немировского, Н. Петровой, Ф. Шереги. Особенности социального положения молодежи в современной России проанализированы в проектах В. Гаврилюк, Ю. Левады.
Следующее направление российской социологии представляет постмодернистский и отчасти конструктивистский взгляд на молодежь. Здесь молодежь рассматривается, прежде всего, как среда с определенными форматами коммуникации, своим специфичным знанием, языком, дискурсом. Тезаурусная концепция В. Лукова представляет исследовать молодежь в трех измерениях: статуса и самоидентификации, общего дискурсивного пространства (определяемого как совокупность тезаурусов), и общего предметно-символического мира. Развитие субкультурного подхода Бирмингемского центра современных культурных исследований в контексте российского общества, разработка постсубкультурной теории молодежных солидарностей проводится руководимым Е. Омельченко коллективом НИЦ Регион (сейчас и филиал НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге): Ю. Андреева, Н. Гончарова, И. Костерина, Е. Лукьянова, О. Пипенко. Этнографическому описанию молодежных сообществ посвящены работы В. Костюшева. Критику консервативно-нормализаторского отношения в дискурсе молодежных субкультур содержат работы Е. Омельченко, Х. Пилкингтон. С позиции категорий молодежной политики критическое осмысление молодежной проблематики развивается исследователями саратовской школы социологов: П. Великий, А. Иванова, Н. Ловцова, Д. Петров, А. Страдзе, Л. Яковлев, В. Ярская, Е. Ярская-Смирнова.
Теоретические основания другой базисной категории нашей работы - поколения как коллективной идентичности культурно-исторической эпохи, сформированной на основе проживания одинакового травматического опыта массой людей, заложены в работах К. Мангейма. Идеи М. Хальвбакса, помимо опыта, предлагают рассматривать в качестве практик реконструирования поколенческой идентичности коллективную память и ритуалы. Механизмы межпоколенческого взаимодействия представлены в классических работах М. Мид, которая обосновывает типы передачи знаний (постфигуративного, кофигуративного и префигуративного) между поколениями. Межпоколенческий конфликт может служить основой социальных и культурных изменений (П. Бурдье). Для современного общества характерен переход форм межпоколенческого взаимодействия от иерархических к сетевым как внутри, так и между поколениями (М. Кастельс). Внутри каждого поколения существуют отдельные, сравнительно небольшие группы культурной элиты, формирующие коллективную идентичность всего поколения (Д. Эдмундс, Б. Тернер). Идея поко- ленческого анализа по отношению к современной молодежи встречает критику со стороны сторонников постмодернистских социальных теорий, справедливо отмечающих сложность эмпирического выявления общей коллективной идентичности (а значит - и существования культурной специфики поколений вообще) в условиях индивидуализации, мягких субкультурных границ и смешанных стилевых практик (Х. Пилкингтон).
Х. Ортега-и-Гассет и Х. Мариас считали поколение главным субъектом конструирования истории, который проходит в своей жизни два этапа: первоначального распространения ценностей и дальнейшего культурного доминирования. Ортега-и-Гассет одним из первых предложил идею поиска закономерностей развития поколений, а Мангейм считал каждое поколение уникальным. Современные исследователи У. Штраусс и Н. Хоу предложили Теорию поколений как теорию поколенческой динамики. В ней обосновывается существование четырех поколенческих поворотов, объединенных в цикл, по которому происходит закономерное изменение культурных трендов в обществе. Адаптацию «Теории поколений» к современному российскому обществу в научно-популярном стиле предложили А. Антипов и Е. Шамис. Академические работы, посвященные поколенче- скому анализу российского общества, во многом связаны с проблематикой трансформации из советского в постсоветское. Распад СССР как масштабное историческое событие обусловил возникновение поколений советских и постсоветских людей (Ю. Левада). В. Семенова показала, что для поколений современной России характерны два устойчивых культурных паттерна: традиционалистский (коррелирующий с советским поколением) и новаторский (коррелирующий с постсоветским).
Глобализация как фактор и как идея приобретает наибольшее развитие к концу ХХ века. Глобализация как процесс распространения определенного типа рациональности рассматривается в работах Дж. Ритцера, вводящего термин макдональдизации. У. Бек рассматривает глобализацию, прежде всего, как новый для современной социологии взгляд на общество, демонтирующий контейнерную логику социальных исследований общества-государства (государство как контейнер для общества). Дж. Урри предлагает теорию глобализации, в которой основную роль играют так называемые «русла», представляющие собой технологические каналы (транспортные, информационные и другие), по которым происходит перемещение материальных и нематериальных объектов вне рамок государственных границ, создавая глобально дезорганизованный капитализм. Э. Гидденс подходит к пониманию глобализации со стороны её трансформационной сущности как глобального процесса, в котором локальные изменения получают последствия далеко за рамками своих контекстов. Благодаря взаимопроникновению локального в глобальное происходит создание новых видов власти (З. Бауман).
Поскольку современные локальные культуры однозначно включены в глобальную культуру, глобализация привела к смене интереса культурных исследований от обширных социетальных пространств к локальным местам (М. де Серто), фактически став интерпретацией идей постмодерна в модернистской логике (S. During). При этом глобализация в экономической сфере, разрушив традиционные рамки локальных систем, обусловила необходимость новых механизмов государственного контроля и протекционизма (Дж. Стиглиц, Дж. Гэлбрейт). В отечественной науке тематике глобализации в ракурсе взаимодействия с локальной культурой посвящены труды В. Покровского, предлагающего идею клеточной глобализации, описывающей процессы глокализации в контексте малых (по количеству носителей локальной культуры) сообществ. В конце 1990-х годов Д. Блумом на основе его исследований молодежи и молодежной политики постсоветских стран предложена концепция культурной гибридизации - модель, описывающая структуру проникновения элементов глобальной культуры в локальную через три взаимозависимых процесса: отрицание, принятие и адаптацию, смесь с традиционными практиками.
Несмотря на огромное проблемное поле, заполненное публикациями зарубежных и отечественных исследователей самых разных направлений, остаются недостаточно прояснёнными вопросы формулирования основных принципов формирования государственной молодежной политики в условиях культурной гибридизации и трендов поколенческой динамики; роли молодёжных общественных объединений как агентов конструирования коллективной идентичности в аспекте идей инклюзивной культуры. Этим и продиктована цель диссертационной работы.
Целью диссертационного исследования является социологическое обоснование инклюзии как методологии конструирования гибкой в поко- ленческой перспективе стратегии государственной молодежной политики в условиях культурной гибридизации. Данная цель достигается через реализацию следующих исследовательских задач:
сформулировать теоретические аспекты роли молодежной политики в контексте культурной гибридизации;
провести теоретическую интерпретацию современных концепций поколенческой динамики в контексте молодежной политики;
рассмотреть роль инклюзии как аспекта стратегического развития молодежной политики в условиях глобализации и поколенческой перспективе;
разработать методологию и осуществить эмпирическое исследование инклюзивной культуры молодежной политики на двух уровнях: социе- тальном уровне государственного дискурса официальных программных документов и локальном уровне культуры молодежных общественных объединений;
разработать методологию и провести эмпирическое исследование современного поколения молодежи и отношения к нему других социальных групп с использованием вторичного анализа данных близких по тематике работ;
на основе интерпретации результатов эмпирической части через предложенные теоретические модели культурной глобализации и поко- ленческой динамики сформулировать принципы стратегии инклюзивной государственной молодежной политики и роль молодежных объединений как её элемента;
сформулировать практические рекомендации по развитию инклюзивной культуры молодежной политики.
Объектом исследования является институциальная молодежная политика как принцип формирования молодежных общественных объединений в поле инклюзии и культурной гибридизации. Предметом исследования выступает инклюзивная молодежная политика как субъект конструирования молодежной идентичности в поле культурной гибридизации.
Теоретические и методологические основы исследования. Общие методологические основания работы находятся в заложенном основателем социологии О. Контом позитивистском стремлении рационализировать социальные процессы через изучение закономерностей общественной жизни; идеях М. Вебера об интегрировании микро- и макроподхода в комплексное исследование, прекрасно иллюстрированном в известной метафоре П. Монсона «лодки на аллеях парка»; взглядах Ю. Хабермаса о эмансипа- тивной роли знания (в том числе - социологического); принципов «сильной программы» культурсоциологии Дж. Александера, говорящих о независимой (от институтов) субъектности культуры как агента социальной динамики; акционистского взгляда В. Ядова на социологию как на публичную науку, изучающую и изменяющую жизнь социальных общностей, организаций и процессов. Теоретический фундамент диссертационного исследования лежит на пересечении ряда тематических научных направлений: функционалистского понимания молодежной политики (Т. Парсонс, Р. Мертон); конструктивистского представления (Дж. Г. Мид, П. Бергер, Т. Лукман) о культурном контексте деятельности молодежных общественных объединений. Ключевой для диссертационной работы являются также теория культурной гибридизации (Д. Блум); концепция дискурсивной власти (М. Фуко); идея субъект-субъектной модели молодежной политики (Н. Ловцова, Е. Омельченко, В. Ярская); методология поколенческого анализа поколений постсоветской России (В. Семенова); теория цикла поко- ленческих поворотов (У. Штраусс, Н. Хоу), понятие инклюзивной культуры как принципа современной социальной политики (Е. Ярская-Смирнова, В. Ярская). Логическая взаимосвязь этих концепций составляет методологическую структуру диссертации. Молодежная политика представляется как функциональный элемент внутренней политики государства, призванный регулировать процесс формирования молодежной идентичности. Молодежные общественные объединения в её рамках играют роль медиаторов взаимоотношений между государством и молодежью. Институциальную культуру молодежной политики в целом и общественных объединений, в частности, при трансформации в общество постмодерна необходимо конструировать исходя из субъект-субъектной логики, через качественные и количественные исследования специфики современного поколения молодежи, учитывая современные условия глобализации. Инклюзия является основой методологии формирования гибкой в поколенческой перспективе культуры молодежной политики, эффективно реализующей задачу стратегического ответа на культурную гибридизацию общества.
Методология эмпирического исследования диссертационной работы базируется на комплексе различных методологических идей и направлений: парадигме интерпретативного анализа М. Вебера; работах М. Фуко, заложивших основы анализа дискурсов и их проявлении в социуме; идее анализа повседневности через исследование речевой коммуникации, предложенной в драматургическом подходе Г. Гарфинкеля; методологии grounded theory (Дж. Корбин, А. Страусс), предлагающей основы конструирования теории явления «снизу», от эмпирических данных; основах разработки общей программы социологического исследования, представленных в трудах Г. Батыгина; принципах проведения качественного эмпирического исследования, комплексно представленных в работах П. Романова, В. Семеновой, Е. Ярской-Смирновой; методологических основах проведения интервью (С. Квале, Э. Мейо, Р. Мертон); математических методах обработки количественных данных, описанных в трудах Г. Моосмюллера, А. Наследова, Н. Ребик.
Эмпирическую базу исследования составили результаты авторского исследования, направленного на анализ инклюзивной культуры молодежной политики и специфики современного поколения молодёжи, а также данные отечественных исследователей по проблемам изучения поля молодёжной политики и молодёжных общественных объединений.
-
-
Методологически и инструментально разработанные и проведенные диссертантом полуструктурированные экспертные интервью с участниками молодежной политики Саратовской области (N=16). Выборка состояла из экспертов по молодежной политике (руководители государственных учреждений по молодежной политике и независимые эксперты) и активистов молодежных общественных организаций трех типов: гражданские политические, государственные неполитические, гражданские неполитические. Данная типизация была сформулирована на основе пилотных интервью с ключевыми информантами из экспертной группы.
-
Авторский дискурс-анализ документов по молодежной политике (N=7). В выборку были включены федеральные законодательные и программные документы (сплошная выборка всех регламентирующих молодежную политику федеральных законов и программ) и уставные документы всероссийских молодежных общественных движений (выбор общественных объединений проводился на основании пилотных интервью с экспертами). Временной интервал между публикациями документов позволил детально исследовать стратегии конструирования молодежной проблематики в системе молодежной политики постсоветской России.
-
Количественный анализ (таблицы сопряженности и однофакторный дисперсионный) данных проведенного при участии автора анкетного опроса (N=1200) по проекту «Инклюзия как фундаментальный принцип социальной безопасности: потенциал сплоченности в контексте модернизации социальной политики России» (ДПННиТ, № 6.4199.2011; СГТУ-22) по госзаданию Министерства образования и науки РФ на оказание услуг (2012 год, руководитель проекта В.Н. Ярская). Эмпирические данные обработаны с применением статистического пакета программ для социальных наук SPSS 19.
-
Вторичный анализ данных всероссийского опроса «Молодежь новой России: образ жизни и ценностные приоритеты», осуществлённого Левада- центром в 2007 году (N=1796). Данные массива, предоставленного Единым архивом Независимого института социальной политики, обработаны в программном комплексе SPSS 19 с использованием частотного и кросс- табличного анализов. Результаты были подвергнуты сравнительному анализу с данными авторского исследования.
Соответствие темы диссертации требованиям Паспорта научной специальности ВАК. Диссертационная работа выполнена в рамках Паспорта специальности 22.00.06 - Социология культуры, тема исследования соответствует п. 6 «Социальная динамика культуры. Социальные механизмы преемственности и инноваций в культуре»; п. 8 «Социальная регуляция культурной деятельности. Власть и культура. Культура и социальный контроль»; п. 14 «Культурная социализация и самоидентификация личности»; п. 22 «Современная культурная политика: содержание, уровни, механизмы реализации» Паспорта специальностей научных работников ВАК Министерства образования и науки РФ.
Достоверность и обоснованность результатов обусловлены использованием непротиворечивых теоретических оснований, сформулированных на базе научно обоснованных социологических концепций; корректным использованием методологии сбора и анализа эмпирической базы; подтверждением валидности результатов через триангуляцию данных, полученных различными методами; соотнесением авторских выводов с результатами последних российских и зарубежных исследований.
Научная новизна диссертации выражается в следующих позициях:
по-новому рассматривается роль молодежной политики и молодежных общественных объединений в условиях культурной гибридизации;
представляется новая для российской науки интерпретация института молодежной политики в ракурсе современной теории поколенческой динамики («Теория поколений»);
аргументируется интерпретация инклюзии как основного принципа конструирования современной стратегии молодежной политики;
получены новые эмпирические результаты исследования инклюзивной культуры молодежных общественных объединений;
предлагается новая научная перспектива исследований молодежной политики с позиции культурной гибридизации;
обосновываются принципы конструирования коллективной молодежной идентичности в условиях культурных изменений современного поколения молодежи.
Результаты диссертационного исследования сформулированы автором в следующие Положения, выносимые на защиту:
1. На уровне локального культурного контекста молодежь включена в процесс гибридизации локальной и глобальной культур, который протекает в виде трех трендов: отторжение элементов внешней культуры; включение элементов внешней культуры в повседневные практики; реинтерпре- тация элементов внешней культуры через их смешение с традиционными. Эти тренды сосуществуют в современных обществах вне зависимости от их рефлексии акторами культурного пространства. Развивающийся процесс культурной гибридизации ставит перед государством задачу регулирования этих компонентов, или, в терминологии западной социологии, конструирования механизма стратегического ответа государства на гибридизацию (Д. Блум). В его рамках молодежная политика, играя роль субъекта контроля культуры молодого поколения, влияет на процесс конструирования коллективной молодежной и в долговременной перспективе гражданской идентичности. Результаты эмпирического исследования показали, что базовые институциальные структуры государственной молодежной политики, а именно молодежные объединения, имеют низкую популярность среди молодежи, что не позволяет реализовать указанную функцию культурного контроля. Это связано с потерей релевантности используемой субъект-объектной модели взаимодействия в условиях актуальных в молодежной культуре постсубкультурных идеалов конструирования индивидуальной идентичности: размытых стилевых границ, сетевых каналов коммуникации и потребления, тренда на индивидуализацию жизненных стратегий от модели классово обусловленной биографии традиции к биографии выбора.
-
Культурная функция конструирования молодежной идентичности обусловливает проблему прогнозирования культурных трендов в молодежной среде на долгосрочный период. Теоретической основой решения этой задачи является социологическая категория поколения и концепция поколенческой динамики. Наиболее эмпирически аргументированная в западной науке теория поколенческой динамики обосновывает идею циклической закономерности изменения культурных свойств поколений через четыре поколенческих поворота: Возвышения (англ. - High), Пробуждения (англ. - Awakening), Раскрытия (англ. - Unraveling) и Кризиса (англ. - Crisis). Интерпретация через данную теоретическую модель эмпирических данных по современному поколению молодежи показала, что существующая специфика характерна для перехода от этапа Пробуждения к стадии Раскрытия. А именно в ближайшее десятилетие развитие тенденций индивидуализма, мультистилевого конструирования идентичности, культурных ценностей приведет к повышению латентной эксклюзии в культурном пространстве. Сохранение и развитие социальной сплоченности в этих условиях опосредованы проблематикой включения идеалов социальной инклюзии в культурный контекст социальной жизни в целом и коллективной молодежной идентичности, в частности. Инклюзия как целевой идеал конструирования коллективной молодежной идентичности в поколенче- ской перспективе способствует развитию социальной инклюзии как элемента коллективной морали общества в целом, смягчая социальные последствия следующего поколенческого поворота - Кризиса, характеризуемого дисфункцией институциальных механизмов продуцирования социальной сплоченности.
-
Существование у следующего поколения молодежи совместимой с демократическими ценностями гражданского общества коллективной идентичности зависит от развития релевантных механизмов молодежной политики, работающих в рамках субъект-субъектной модели взаимоотношений. Эмпирическое исследование молодежных объединений показало существование в этой культурной среде устойчивых стереотипов, связывающих оценку их деятельности с формой интеракции с государственным аппаратом молодежной политики. Активное непротестное взаимодействие, получение финансовой поддержки даже в условиях конкурентной борьбы стигматизируются образом неформальной поддержки определенных корпоративных интересов, а значит - традиционной модели иерархических отношений. Несмотря на определенную привлекательность молодежных объединений как социального лифта, существует стереотипический барьер между молодежью и общественными объединениями как формой гражданского общества. Инновационный потенциал культуры современной молодежи проявляется в максимально дистанцированных от государственной молодежной политики формах, порой выливаясь в протестные акции.
-
Контекст культурной гибридизации и динамика изменения культуры современного поколения молодежи обусловливают инклюзию как идею активного включения уязвимых культурных групп в общественно - значимые процессы, в качестве основного принципа конструирования коллективной молодежной идентичности. Реализация этого принципа связана с проблематикой как культурного контроля молодежной среды в условиях гибридизации, так и обеспечения гибкости молодежной политики в поко- ленческой перспективе. Чувствительность институциального фреймворка молодежной политики к поликультурной структуре молодежной культуры выступает показателем инклюзивной культуры этого института. Эмпирическое исследование демонстрирует низкий уровень этого параметра в современной институциальной культуре молодежной политики.
-
Дискурс-анализ документов федерального законодательства показал отсутствие в дискурсе программного уровня молодежной политики понятий, связанных с качественными характеристиками молодежной культуры. Другие категории, обусловливающие социально-экономическую дифференциацию молодежной группы, в целом присутствуют, однако они исчезают в дискурсах носителей локальной культуры молодежной политики: активистов молодежных объединений, сотрудников органов молодежной политики и экспертов. Происходит редуцирование смыслового содержания дискурса молодежной политики при переходе от программно-целевого к локально-прикладному уровню. На локальном уровне институциальной культуры молодежной политики реконструируется нонфункционалъный тип инклюзии, характеризуемый отсутствием как дискурса эксклюзии, так и практик активной инклюзии. В условиях культурной гибридизации и развития ценностей постмодерна такой идеал инклюзии не способен компенсировать латентную социальную эксклюзию, продуцируемую сложной социальной и культурной структурой общества.
-
Конструирование гражданской идентичности в условиях нового поколения молодежи возможно на уровне демократических ценностей. Возможности модели использования молодежной группы в качестве бессубъектного исполнителя политических и экономических задач старших групп населения в целом исчерпаны. Эмпирические исследования показали сохранение в государственной молодежной политике риторики разделения молодежи на «нормальную» и «нетипичную»; ожидания молодежных инициатив в экономической и социальной сферах, но при этом доминирование традиционной идеи конструирования «правильной» коллективной молодежной идентичности через субъект-объектные механизмы. Институци- альный фреймворк молодежной политики оказывается нерелевантным культурному контексту современного молодежного поколения, в котором он существует. Это приводит к дисфункции молодежной политики как элемента культурного контроля, является фактором развития аномии (в определении Мертона) среди молодежи в аспекте гражданских инициатив.
7. Решение этой проблематики опосредовано введением принципа активной инклюзии в методологию конструирования культурного аспекта молодежной политики как на программном, так и на локально-прикладном уровне. В практическом аспекте этот принцип предполагает развитие идеала использования активных инклюзивных практик локальных акторов молодежной политики. Это активисты общественных организаций, сотрудники государственных структур по молодежной политике. Инклюзивная культура обеспечивает равные возможности государственной поддержки всем законопослушным общественным объединениям вне зависимости от их численности, географического нахождения, политического и культурного мировоззрения, а также трансформации имиджа государства как субъекта контроля в образе государства-помощника, равноправного объекта гражданского взаимодействия.
Теоретическая и практическая значимость исследования обусловлена необходимостью новых подходов к формированию российской государственной молодежной политики. Предложенная автором интерпретация молодежных общественных объединений в ракурсе теории культурной гибридизации обосновывает новые направления развития государственной молодежной политики как элемента стратегического ответа (по Д. Блуму) государства на глобализацию. Перспективы поколенческого изменения современной молодежи, обозначенные в исследовании, могут стать основой новых принципов конструирования стратегии государственной молодежной политики. Интерпретация молодежных объединений как агентов инклюзии позволяет сформулировать новые механизмы взаимодействия государства и молодежи. Теоретическая значимость исследования релевантна для таких областей отечественной социологической науки, как социология культуры, социология молодёжи, социология социальной политики. В практическом аспекте результаты исследования могут быть применены в деятельности государственных субъектов молодежной политики разных уровней. Результаты исследования могут быть использованы в разработке учебных программ на социологических факультетах российских вузов, создании учебных курсов по социологии культуры, социологии молодёжи, социальной политике, теории и практике социальной работы.
Апробация работы. Основные положения и идеи, заложенные в диссертационной работе, апробированы автором диссертации в докладах на международных и всероссийских конференциях, круглых столах, научных школах (2010-2012 гг.): Летняя школа в рамках проекта «(Re)vision of Social Policy in Post-Soviet Space: ideologies, actors and cultures» (Москва, 2012); Круглый стол «Социальное время: поколения, биографии, память» в рамках IV Очередного Всероссийского социологического конгресса РОС «Социология и общество: глобальные вызовы и региональное развитие» (Уфа, 2012); Международная научно-практическая конференции «Социальное развитие города: дизайн инноваций» (Саратов, 2012); Региональная научная конференция «Актуальные проблемы социальных и гуманитарных наук» (Саратов, 2012); Зимняя школа «Social policies mechanisms and exclusion/inclusion effects towards different groups» в рамках проекта «(Re)vision of Social Policy in Post-Soviet Space: ideologies, actors and cultures» (Саратов, 2011); X Международная научная социологическая конференция студентов и аспирантов «Наша социология - 2011: исследовательские практики и перспективы» (Москва, 2011); Круглый стол «Инклюзивная культура социальных служб и сервисов» в рамках летней школы «(Re)vision of social policy in post-soviet space: ideologies, actors and cultures» (Санкт-Петербург, 2011); Научно-практический семинар «Социальная политика и социальная работа в России: 20 лет науки, образования и практики» (Саратов, 2011 г.); Международная научная конференция «Молодежные солидарности XXI века» (Ульяновск, 2010).
Публикации. Автором представлены 10 публикаций общим объемом 5,5 п.л.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав (четырех параграфов), заключения, списка используемых источников, приложения.
Индивидуализация жизненного пути поколения молодёжи
Категория молодёжь обычно понимается как наиболее активная социально-возрастная группа, играющая центральную роль в общественном воспроизводстве, как в демографическом, так и культурно-социальном планах1. Она является сложной, неоднородной, социально-дифференцированной группой, её влияние на остальное общество проявляется неоднозначно.
Проявления молодёжной активности, направленной на социальные перемены, находят своё отражение в истории большинства культур. Переходя на макросоциальный уровень, они инициировали социальные изменения, во многом предопределявшие дальнейший ход развития событий. Наиболее яркие и исторически значимые формы молодежная активность принимает в XIX веке во времена Великой Французской Революции, движения народников в России, а в начале XX – революционные события в России и Китае, революция в Германии 1918-1919 гг.
Тем не менее, в исследовательской традиции подобным социальным скачкам не приписывалась молодёжная специфика. Хотя и являясь основой революционных сил, молодёжь с аналитической точки зрения специально не выделялась2. Лишь социальные изменения середины XX века, связываемые в публичном дискурсе с «неуправляемой молодежной энергией», побудили западную социологию рассматривать молодых как нечто большее, нежели просто «недозревших» взрослых3. Выступавшая в качестве противоположного полюса советская молодёжь выставлялась угнетаемой и зависимой, а система молодёжной политики СССР критиковалась за тоталитарность, манипулирование и эксплуататорское отношение4.
Одним из первых молодежь как отдельную социальную категорию стали рассматривать исследователи Чикагской школы Р. Парк, А. Коен. Их работы были связаны с актуальной тогда проблематикой молодежных криминальных банд. Тогда же зародилось и понятие молодежной субкультуры, которое опи сывало специфику делинквентных сообществ и объясняло мотивацию уча стия в них молодежи5. В 1945 году наиболее авторитетный американский со циолог того времени Т. Парсонс концептуализировал структурно функционалистское понимание молодёжной культуры, как «специфичной и уникальной, мощной культуры молодых людей в возрасте от 13 до 18 лет»6.
Развитие структурно-функционалистского взгляда на молодежную культуру продолжил Ш. Айзенштадт, рассматривающий её как временную среду, в которой протекает процесс социализации – то есть вхождения в социальную среду, перехода индивида из положения зависимого от семьи к статусу самостоятельного взрослого7. При этом социальный статус молодых людей признается маргинальным, поскольку, с одной стороны, они еще зависимы от взрослых, а с другой – уже стремятся к независимости8. Ранние теории молодежи, смешиваясь с дискурсом послевоенных моральных паник (приведших к созданию понятия «потерянного поколения»), противопоставляли молодежную культуру как девиантную, недоразвитую по отношению «взрослой». В это же время активно развивались молодежные протестные движения, отстаивающие права на культурное разнообразие и материальные льготы9.
Проблематизированное понимание молодежной активности (криминальной и протестной) пересматривается в конце 1960-х годов в работах Д. Рисмана (субкультура как протест, основанный на более глубокой рефлексии бездумно потребляемых большинством элементов массовой культуры10) и Д. Хебдиджа, ставших классическими в теории исследования молодежной культуры11. Субкультура стала представляться как общность людей, выбравших альтернативные общепринятым стандартам модели поведения.
Более поздние авторы из Бирмингемского центра культурных исследований окончательно депроблематизировали категорию молодежных субкультур, предложив принцип тотальной множественности. Представители этой школы, на основе эмпирических исследований субкультур школы и улиц Лондона показали субкультуру как механизм протеста господствующей культуре12.
Современные идеи в теории субкультур, фактически, выводят это понятие за классические рамки, установленные авторами Бирмингемского центра современных культурных исследований. Наиболее свежие концепции говорят о том, что субкультурные границы, четкость которых являлась основой классического разделения на «мейнстрим» и «субкультурщиков», фактически, исчезают. К примеру, концепция неотрайбализма, развиваемая в работах М. Мафессоли, А. Беннета, показывает, что процесс формирования современных сообществ молодежи основан скорее на общности образа жизни и мировоззренческих позиций, опосредованных общими практиками потребления и времяпрепровождения (к примеру, участия в клубных тусовках)13, тогда как мотивы укрепления индивидуальности, четкого следования стилю референтной группы, заявления протеста массовой культуре потеряли свою актуальность. Новые сообщества по мотивационной основе схожи с племенами варваров – отсюда возник и сам термин «неотрайбализм».
Эти сообщества «текучи», участие в них не требует от индивида строгого соответствия каким-либо стилевым шаблонам. Поэтому, современные исследования в субкультурной теории зачастую оперируют понятием постсубкультур – как «мягкой» версии классических субкультур с жесткими границами. В России свою постсубкультурную концепцию – теорию молодежных солидарностей, разрабатывают исследователи НИЦ «Регион» под руководством Е. Омельченко. Краткий обзор этой теории мы сделаем ниже, а сейчас остановимся на другом направлении исследований молодежи в современной западной науке – молодежь в призме социальных институтов и постсоветской трансформации.
Культурная гибридизация и инклюзия в молодёжных общественных объединениях
Постепенно происходит сдвиг от наследования к индивидуализации. Уокер говорит о том, что этот феномен происходит вместе с более широким аттитюдным сдвигом в постсоциалистических странах, который практически полностью негативирует культуру и стили жизни рабочего класса40. Дискурсы вокруг постсоциалистического рабочего класса сейчас приобретают архе-типические черты образа «гетто для безработных и безнадежных», которые конструируются новым образом Правильного вокруг тех, кто живет в постиндустриальных обществах Запада. Это обусловливает безосновательный взлет социального признания западных профессий «менеджера» и «мер-чендайзера» и снижение привлекательности собственных профессий станочника, токаря, швеи.
Уокер отмечает, что респонденты-выпускники затруднялись сформулировать свое будущее41. Они смотрят на прошлое, легитимируя его кодами «наследования» и «ученичества», в то же самое время сожалея о «плохом выборе». Уокер подчеркивает, что класс становится зомби-категорией, которая, хоть и структурирует жизни респондентов, но уже не может служить социальной идентичностью. В новой ситуации «онтологической небезопасности» класс становится скорее обузой, нежели ресурсом.
Работы Ч. Уокера раскрывают важнейшую связь между институциаль-ными переменами в экономике России и культурными изменениями в жизни молодежи «из рабочего класса». Разрушение советской системы плановой экономики повлекло за собой разрыв связей между профучилищами и промышленностью. Если раньше трудоустройство выпускников этих образовательных учреждений зависело, в основном, от административно-командной системы распределения, то в постсоветский период оно стало диктоваться спросом на тех или иных специалистов на рынке труда.
Такая трансформация связи образования и промышленности повлекла за собой изменение в стратегиях конструирования своей биографии молодыми людьми из рабочей молодежи. Идентичность этой субгруппы молодежи, с одной стороны, пронизанная кодами «наследования», зачастую династической глубины, трудовой «судьбы» своих родителей, сталкивается с низким спросом на свою специальность в постсоветской промышленности. Результаты свежих количественных исследований рабочей молодежи России показывают, что молодые ребята, остающиеся в своей специальности, материально хуже обеспечены, нежели их сверстники, решившие уйти из рабочих42. Молодые люди оказываются перед выбором между низкооплачиваемым (в том числе, в символическом плане) «копированием» биографических стратегий вступления во взрослость предков и альтернативными путями, связанными с нарушением конструируемой классовой принадлежностью норм.
Первый путь конструирует «биографию нормы», для которой характерно воспроизводство традиционных гендерных стереотипов разделения труда и семейных обязанностей; а также доминирование локализирующих стратегий зависимости от семьи, ближайшего окружения и места над эмансипационными стратегиями индивидуальной независимости и личной ответственности. Разрыв между социально-экономическими параметрами этого пути и желаниями молодого поколения приводит к реконструированию альтернативных путей, связанных с получением высшего образования и трудоустройства в сектор услуг, что является признаком перехода к «биографии выбора».
Индивидуализация трудовых стратегий молодежи является реакцией на новые рыночные условия экономики постсоветской России. Система про-фучилищ постсоветской России вместо обучения универсальным навыкам и развития релевантных современной экономике кодов «карьеры» и «индиви-42 дуальной ответственности», продолжает работать по советским схемам подготовки узкоспециализированных рабочих, основываясь на кодах «наследования» трудовой «судьбы» и «ученичества». Таким образом, профучилища перестали выполнять роль среды перехода молодежи во взрослость и трудовую жизнь, поскольку противоречат объективным социальным и культурным процессам в постсоветском обществе.
В отечественной науке точечные исследования молодежи появляются уже в начале XX века. В довоенном СССР эта тематика, в основном, посвящена трудовой деятельности молодежи и педагогическим аспектам её воспитания, отражая популярную в то время позитивистскую идею научной организации труда. Здесь молодежь вообще не наделяется какой-либо субъектно-стью. Предполагается, что общество полностью берет под свой контроль все сферы жизни этой социальной группы с целью доведения её до правильного состояния «настоящего коммуниста». Такой взгляд обусловливает исследование молодежи в основном через аппарат педагогики и психологии, а не социологии.
В сталинский период молодежная тематика в научных исследованиях угасала, появившись в отечественной социологии лишь в 1960х годах. Работы этого периода положили начало структурно-функционалистского направления исследований молодежи в России. В нем можно выделить две теоретические ветви, которые в той или иной мере развиваются до сих пор.
В первой ветви, появившейся в трудах И. Кона43, молодежь воспринимается как социально-возрастная группа, выделяемая на основе возраста, статуса, социально-психологических характеристик. В этом взгляде, ставшим мейнстримным для советской социологии вплоть до периода перестройки, молодежь стала не столько объектом социализации, сколько специфичной социальной группой, обладающей своими функциональными и структурными характеристиками.
Институциальный фреймворк молодежной политики в аспекте инклюзии
Здесь глобализация представляется как процесс перемещения знаний и культурных практик, его реализующих, между глобальной и локальной культурами. Этот процесс двусторонний – то есть, как элементы глобальной культуры внедряются в локальную, так и, наоборот, локальные практики становятся частью конструкта глобальной культуры. Примером может служить практики ношения дредов (причёска, состоящая из особенным образом переплетенных косичек), пришедшая в глобальную культуру из локальной культуры африканских народов.
Соотношение этих процессов по отношению к различным культурам отличаются. К примеру, практики, возникающие в странах Запада, достаточно часто становятся элементами глобальной культуры, в то время как восточные страны по большей части имеют возможность лишь потреблять, но не внедрять их. Хотя, в последнее время элементы азиатских цивилизаций (в особенности Японии) также активно включаются в глобальную культуру. Фактически, это не меняет доминирование западноевропейской культуры в процессе глобализации, поскольку за ней остаётся «мандат» более высокого уровня – не на выбор конкретных практик, но на выбор тех культур, которые получат право на внесение своих элементов в глобальную. Фактически, западноевропейская цивилизация превращается не в основного донора глобальной культуры, а в более абстрактную роль арбитра, определяющего её качественный состав.
Обратный процесс – внедрение элементов глобальной культуры в локальную – уже больше подконтролен локальным обществам. Блум называет этот процесс гибридизацей, поскольку он состоит из трёх взаимодополняющих друг друга тренда: поглощения элементов глобальной культуры; отрицания элементов глобальной культуры; и адаптации элементов глобальной культуры через смешивание с элементами традиционной. В результате этого получается гибрид локальной и глобальной культур в каждом конкретном локальном контексте. Государство, как крупный игрок, как в экономическом, так и в политическом плане играет основную роль в управлении гибридизацией на своей территории. Ключом к решению этой задачи является грамотное использование этих трех аспектов гибридизации. Блум приводит пример Северной Кореи, в которой аспект отрицания (в виде полного закрытия государством каналов культурного обмена и пропаганде отчужденности страны от остального мира) глобальной культуры принял гипертрофированный вид, что привело к почти полной эксклюзии этой страны из мировой арены. Противоположным примером Блум приводит Японию, которая после Второй мировой войны сумела создать собственный сбалансированный гибрид локальной японской и глобальной европейской культур, что не только позволило ей успешно экономически интегрироваться в мировое сообщество, но и способствовало глобальному распространению японской культуры. Блум определяет такую эффективную концепцию государственного управления гибридизацией как стратегический ответ государства на гибридизацию, в противовес неструктурированной реакции.
Эффективное управление всеми аспектами гибридизации позволяет государству выполнять самые разные задачи – от легитимации существующей власти до протекционизма национальной культуры и обеспечения необходимого уровня суверенитета. В рамках нашей работы через призму этой концепции мы рассмотрим лишь один из секторов государственной внутренней политики – молодежную политику.
Говоря про взаимодействие молодежи и государства, мы касаемся содержания другого базисного термина нашей работы – молодежной политики. В социологии интерпретация термина молодёжной политики зависит от трактовки социальной политики. Существует два понимания социальной политики: как совокупности воздействий государства и сотрудничающих с ним организаций гражданского общества на различные сферы социальной жизни, и молодёжная политика является составной частью социальной политики; как совокупности мер, ориентированных лишь на задачи социальной помощи нуждающимся, и в этом смысле предметы молодёжной и социальной политик не совпадают101.
С момента выделения молодёжи в качестве отдельного эпистемологического конструкта не прекращались попытки создания универсальной теории, объясняющей все или абсолютное большинство связанных с ней феноменов. Именно вокруг таких универсалистских концепций зачастую строились и строятся программы молодёжной политики102. Далее мы рассмотрим наиболее популярные из этих идей.
Один из первых конструктов подобного рода был сформулирован в русле так называемого биополитического подхода103. В этой модели молодёжь представляется как социальная проблема, обусловленная биологическими и социальными особенностями этой группы. Она считается возрастной группой, в силу своих психофизиологических особенностей и недостаточного жизненного опыта требующая вмешательства профессионалов со стороны государства в процесс своего воспитания. Молодые люди, которые не вписываются в рамки «правильного воспитания», маркируются как девиантные, и к ним необходимо применять меры по включению в «правильный образ жиз-ни»104. Соответствующий дискурс занимал доминирующее положение в советской модели молодёжной политики, когда молодой человек воспитывался в рамках идеологического конструкта строителя коммунизма.
Государственная молодежная политика и современная российская молодежь
На современном уровне развития человеческой цивилизации модели авторитарной внутренней и имперской внешней политики, в которых социальное развитие рассматривалось через дискурсы доминирования, бескомпромиссного контроля и иерархической системы, исчерпали свои возможности126. Демократически-ориентированные модели общественного развития вместо подавления и исправления требуют привлечения принципов инклюзии, раскрытия культурных барьеров и культурной гибридизации в переходе государственной политики от институциальных (ведомственных, административных) к культурным, стилевым, индивидуализированным формам влияния.
Ключевым элементом таких моделей является идеология инклюзии различных групп населения в общественно-значимые процессы. В этом параграфе мы рассмотрим теоретическое содержание понятия инклюзии, уточним термин культурной инклюзии. Здесь же мы концептуализируем термин молодежного общественного объединения как агента культурной инклюзии в молодежной среде. Включая это понятие в более широкий контекст культурной гибридизации и смены поколений, мы получим теоретическую модель молодежного объединения, которая послужит базисом для изучения проблематики нашей работы.
Социальная инклюзия в общем понимании – это включение индивида или группы в социальные процессы127. Это ключевой процесс создания социальной сплоченности, особенно актуальный в современной ситуации развития постмодернистских ценностей индивидуализма. В России социальная инклюзия во многом развивается в исследовательском русле фия / под ред. Д.В. Зайцева и В.Н. Ярской. – Саратов: СГТУ, 2010. – С. 3. политики128. Практической целью данного направления является предоставление социально-уязвимым группам населения основного права на образование. Центральным понятием инклюзии является категория уязвимой группы населения, которая находится в неравном положении по отношению к другим в аспекте реализации того или иного права129. Инклюзивная культура – это культура, в которой существуют активные практики включения той или иной группы населения в социальный процесс. Причем, инициативная позиция является отличительным свойством этой категории в отличие от понятий толерантности (как отношения индивида к группе) и интеграции (как процесса взаимного проникновения). Теория социальной инклюзии предполагает, что уязвимой группе населения трудно включиться в рассматриваемый процесс130. К примеру, иноязычным мигрантам сложно включиться в образовательный процесс в российских школах, так как им необходимо преодолеть языковой барьер. Поэтому требуются активные меры по включению данных мигрантов с принимающей стороны.
Барьерами для включения уязвимой группы могут быть самые разные факторы: физические, материальные, культурные, политические. В нашей работе мы сфокусируемся, в основном, на культурных барьерах инклюзии. Актуальность введения культурологического измерения инклюзии уже рассматривалась в российской науке131. Культурные барьеры в антропологической перспективе представляют собой значимые, макросоциальные различия
Печенкин В.В. Дополнительное образование в контексте социальной мобильности людей с инвалидностью образование. – 2011. – № 1. – С. 74-82. между двумя различными культурами: языковые, религиозные, этнические и тому подобные132. В нашей работе мы будем использовать более широкую интерпретацию культурного барьера – как любого элемента культуры, препятствующей включению социальной группы в какой-либо значимый социальный процесс.
Используя упомянутую нами в предыдущем параграфе интерпретацию культуры как совокупности знания и ценностей, под инклюзивной культурой мы понимаем такую совокупность знания и ценностей, которая позволяет качественно реализовывать принципы социальной инклюзии. Важным пунктом в этом определении является то, что одной лишь ценности инклюзивного поведения недостаточно. В случае, если культура не содержит необходимого знания (к примеру, терминологического аппарата детализации неравенства), то существование, в целом, инклюзивного стремления не приводит, в конечном счете, к реализации инклюзивных практик.
Как мы покажем далее, подобная ситуация в условиях российской молодежной политики приводит к формированию нонфункционального типа инклюзии, когда она теряет свойство активности, и трансформируется в форму пассивной толерантности. Здесь же мы увидим, что культурные барьеры формируются, в том числе, когда изменение культурной среды опережают институциальные, и поэтому из социальных институтов иногда оказываются исключенными сами клиенты этих институтов.
Похожие диссертации на Инклюзивная культура как принцип формирования молодежной политики в аспекте культурной гибридизации
-
