Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретические и методологические аспекты социально-философского исследования феномена власти 30
1.1. Критический анализ универсально-онтологических концепций власти 30
1.2. Критический анализ социально-философских концепций власти 56
1.3. Сущность, структура и основные формы власти 78
ГЛАВА 2. Генезис и эволюция власти 120
2.1. Генезис власти как социально-философская проблема 120
2.2. Власть в системе отношений личной зависимости 142
2.3. Власть в системе отношений вещной зависимости 161
ГЛАВА 3. Главные тренды современности и проблема власти 188
3.1. Трансформация власти в советском обществе 188
3.2. Модернизация, информатизация общества и власть 206
3.3. Основные вызовы для власти в национальном государстве в условиях глобализации 227
ГЛАВА 4. Стратегии и технологии воздействия власти на формирование личности в условиях глобализации 254
4.1. Манипулирование сознанием как стратегия власти по отношению к подвластности254
4.2. Основные формы и технологии воздействия власти на формирование личности в условиях глобализации и кризис личностной и групповой идентичности 283
4.3. Гуманизм как духовно-ценностное основание трансформации власти в условиях глобализации 313
Заключение 350
Список использованной литературы
- Критический анализ социально-философских концепций власти
- Власть в системе отношений личной зависимости
- Модернизация, информатизация общества и власть
- Основные формы и технологии воздействия власти на формирование личности в условиях глобализации и кризис личностной и групповой идентичности
Критический анализ социально-философских концепций власти
За две с половиной тысячи лет существования философии в ней было разработано множество концепций власти или хотя бы высказано суждений о ней. Конечно, большая их часть приходится на XX и наступивший XXI век. Но это не меняет сути дела. У некоторых из них больше сходств, чем отличий, другие же по всем основным параметрам принципиально несовместимы. И в целом большинство этих концепций плохо согласуются между собой. Такой разнобой можно объяснить не только тем, что существуют различные виды власти, но и сложным характером феномена власти как такового. Гегель писал: «Чем богаче подлежащий определению предмет, т. е. чем больше различных сторон он предоставляет рассмотрению, тем более различными оказываются даваемые ему дефиниции. Так, например, существует масса дефиниций жизни, государства и т. д.» [107, с. 413]. И существует на том же основании масса дефиниций феномена власти. Но, разумеется, дело не в самих по себе формальных дефинициях. Как в своё время хорошо высказался Ф. Энгельс: «Единственно реальной дефиницией оказывается развитие самого существа дела, а это уже не есть дефиниция» [449, с. 634-635]. А развитие (под которым в данном случае имеется теоретическое воспроизведение предмета во всей его целостности) возможно, по Гегелю, лишь изобретённым им методом восхождения от абстрактного к конкретному. Того же взгляда придерживались К. Маркс и Ф. Энгельс. Но без обращения к дефинициям, обойтись тоже нельзя. Для выработки (или хотя бы попытки выработки) более или менее общезначимой концепции власти, которая особенно необходима в нынешнем бурном времени, необходимо детальное знакомство если и не со всеми, то с основными концепциями власти, выработанными в прошлом и настоящем. А поскольку их множество, то их анализ по необходимости должен быть критическим. Как отметил в своё время Г. С. Батищев, критика - «это лишь особая форма разработки теории» [31, с. 92]. Но каким образом эффективно критически проанализировать основной конгломерат концепций власти? И речь вовсе не идёт об объёме главы, этому посвященной. Речь идёт о наибольшей эффективности данного анализа. Самый простой способ - поочерёдный анализ концепций власти, возникавших в истории философии. Но такой подход всегда чреват неполнотой.
Этот подход был бы правомерен в том случае, если бы концепций власти насчитывалось не больше десятка. Но их неизмеримо больше. Следовательно, данный подход наименее продуктивен. Ведь мы так никогда не исчерпаем существующие концепции. И когда мы будем полагать, что рассмотрели последнюю, могут появиться несколько новых. К тому же такой анализ в данном случае не даст положительного результата. Мы можем легко погрязнуть в нюансах той или иной концепции.
Возникает вопрос: можно ли в настоящем диссертационном исследовании применить сопоставительный или же исторический методы? Что касается первого, то он может и должен быть включён и в полноценный исторический метод. А это значит, что он может и должен входить в состав любого другого метода, альтернативного ему, если он взят не изолированно от них. Ведь применение его в таком случае не гарантировано от проявления субъективизма, предвзятости и т. п. Исходя из сказанного, мы не можем в нашей работе использовать сравнительный метод в чистом виде, т. е. не включённым в другой метод, например, в исторический. Но и исторический метод не может быть полноценно применён в диссертационном исследовании, в котором анализу концепций власти отведена всего одна глава. Следовательно, необходим иной метод.
Таким методом, по нашему мнению, может быть типологический метод, или типологический подход. Нельзя сказать, что типологический метод не применялся при анализе концепций власти. Очевидно, одним из первых его применил в своё время А. Кожев в монографии «Понятие Власти» (1942 г.). Из современных исследователей феномена власти, применивших данный метод, можно назвать В.Г. Ледяева, А.А. Дегтярёва, Т.А. Алексееву и некоторых других. Существует несколько вариантов типологии. Для нас наиболее приемлемым является тот, который был разработан и применён известным социологом М. Вебером и который получил название метода идеальных типов. Именно данный метод не был применён вышеназванными авторами. Между тем, данным методом успешно пользовались В. Дильтей, предложивший свою типологию мировоззрений, и Г. Зиммель, разработавший типологию человеческой духовности. «Такой метод, - пишет М. Вебер, - может быть эвристическим, а для определения ценности явления даже необходимым. [...] Идеальный тип - не "гипотеза", он лишь указывает, в каком направлении должно идти образование гипотез» [74, с. 389]. Это, конечно, относится к реальным феноменам. Приведём ещё одно высказывание Вебера. Идеальный тип, согласно ему, «создаётся посредством одностороннего усиления одной или нескольких точек зрения и соединения множества диффузно и дискретно существующих единичных явлений (в одном случае их может быть больше, в другом - меньше, а кое-где они вообще отсутствуют), которые соответствуют тем односторонне вычлененным точкам зрения и складываются в единый мысленный образ. В реальной действительности такой мысленный образ в его понятийной чистоте нигде эмпирически не обнаруживается; это - утопия» [74, с. 390]. Идеальный тип идеален и в смысле понятия «идеальное» (по-немецки Ideelle) и в смысле понятия «идеал» (по-немецки Ideal). Он идеален как противоположный реальному и идеален как соответствующий идеалу. В идеальном типе соединяются общие черты некоего класса феноменов или учений (как в нашем случае), «доведённые до их полного логического предела...» [74, с. 390]. Потому-то идеальный тип и способен задавать ориентиры для исследования реальных феноменов или учений.
Чем привлекателен типологический метод, или конкретнее - метод идеальных типов, для нашего диссертационного исследования? Прежде всего, тем, что выявленные концепции власти могут быть сведены в несколько общих типов и подвергнуты анализу именно как типы. Эти типы будут более категоричными, чем любая из концепций, получившая в нём своё обобщение. Это достигается посредством доведения до логического предела того или тех моментов, которыми как раз и характеризуется тип. Охватываемые идеальным типом концепции власти могут быть ближе или дальше отстоять от него. Здесь важно то общее основание, на котором базируется данный тип. Поэтому применение данного метода не непременно предполагает обращение к конкретным философам и их учениям (в данном случае учений о власти), хотя то или другое может в большей или в меньшей степени представлять тот или иной конкретный тип.
Власть в системе отношений личной зависимости
Так как мы вступаем в область человеческой истории, то мы должны принять ту или иную периодизацию исторического процесса. Как известно, в конце 1980-х годов в советской философии и исторической науке разгорелась дискуссия о теоретической состоятельности так называемого формационного подхода и о возможной замене его опять же так называемым цивилизационным подходом. Так, в 1989 г. редакция журнала «Вопросы философии» организовала «Круглый стол» по теме «Формации или цивилизации?», на котором выступил ряд учёных. В 1990 г. к дискуссии о состоятельности теории общественно-экономических формаций подключился известный историк-медиевист А.Я. Гуревич. Он отметил, что в те времена, когда эта теория создавалась, она, бесспорно, сыграла позитивную роль. Но теперь наступили иные времена. Историческая наука продвинулась далеко вперёд. Что может в этих условиях данная теория? А.Я. Гуревич пишет, что формационному подходу как таковому присуща ограниченность. «Применение историками пятичленной схемы, -пишет он, - чревато упрощениями и неоправданными сближениями разнородных и разнокачественных социальных систем и слабо обоснованными генерализациями. Поглощённые изысканиями формационных признаков в том или ином обществе, мы упустили из виду такие стороны исторической действительности, которые объемлются понятиями "культура" и "цивилизация". Но что означает подобное "упущение"? На мой взгляд, не что иное, как игнорирование самой сущности исторического процесса - истории людей. Категории "культура" и "цивилизация" лежат в ином плане, нежели категория "формация", и не могут быть к ней сведены» [123, с. 34-35]. С аналогичной критикой теории общественно-эконо-мических формаций выступил и другой историк - М.А. Барг, правда, отметивший, что формационная «пятичленка», - скорее изобретение не самого К. Маркса, а его комментаторов.
И тут он, безусловно, прав. Обратимся к тексту К. Маркса, из которого выросла и теория общественно-экономических формаций и пресловутая «пятичленка». Это известное предисловие к работе «К критике политической экономии». Там говорится: «В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации» [271, с. 7]. Маркс тут пропустил первобытный (или первобытно-общинный) способ производства, о котором он немало написал в других своих работах. Кроме того, Маркс не включал азиатский способ производства в общую линию: он, согласно ему, отнюдь не предшествует античному, а представляет собой самостоятельную линию, продолжающую первобытно-общинный строй. Истоки «пятичленки» коренятся в работе И. В. Сталина «О диалектическом и историческом материализме». «Корифей всех наук» пишет: «Истории известны пять основных типов производственных отношений: первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, социалистический» [368, с. 594]. Сталин, как видим, «восстановив в правах» первобытно-общинный, добавил социалистический и убрал азиатский способы производства. В таком виде под названием «общественно-экономические формации» эти типы и вошли в содержание исторического материализма.
Не станем вникать в нюансы критики теории общественно-экономических формаций. Отметим лишь, что эти критики правы в том, что сталинская схема приложима лишь к истории Западной Европы и неприменима к истории других регионов планеты. Они правы, что эта схема неприменима без насилия над действительностью не только к истории доколумбовой Америки, но и к истории Индии и Китая. Однако они забывают, что Марксова периодизация истории отнюдь не ограничивается периодизацией её по способам производства. А. А. Хамидов обнаружил в наследии Маркса ещё и иные периодизации - всего шесть [422], [424, с. 206-207]. «На первый взгляд, -пишет он, - все эти периодизации несопоставимы друг с другом. На деле же все они работают, будучи наложенными друг на друга и - нежёстко - на исторический процесс. - И добавляет: - Почти все периодизации больше всего подходят к истории Западной Европы. Но периодизация, основанная на типологии общественных связей и отношений применима ко всем докапиталистическим локальным историям. Их история начинается именно с господства отношений личной зависимости» [424, с. 207]. Для начала приведём данную периодизацию (хотя она и общеизвестна).
К. Маркс пишет: «Отношения личной зависимости (вначале совершенно первобытные) - таковы те первые формы общества, при которых производительность людей развивается лишь в незначительном объёме и в изолированных пунктах. Личная независимость, основанная на вещной зависимости, - такова вторая крупная форма, при которой впервые образуется система всеобщего общественного обмена веществ, универсальных отношений, всесторонних потребностей и универсальных потенций. Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на превращении их коллективной, общественной производительности в их общественное достояние, - такова третья ступень. Вторая ступень создаёт условия для третьей» [280, с. 100-101]. Третья ступень - это, согласно Марксу, грядущее коммунистическое общество, включая и социализм как его первую фазу. Поскольку наступление этой третьей ступени проблематично, постольку А.А. Хамидов в данной периодизации выделяет две части - констатирующую (она охватывает первые две ступени) и антиципирующую, включающую третью ступень. Мы, разумеется, будем иметь дело с двумя первыми стадиями. Их же выделяет в своём «Введении в социальную философию» и В.Е. Кемеров [186].
Однако для более конкретного анализа социальных связей и отношений той или иной эпохи бывает недостаточно характеристики её как, к примеру, эпохи отношений личной зависимости, даже находящейся на той или иной стадии её эволюции. Особенно этого недостаточно для раскрытия не только характера влияния на жизнедеятельность личности, но и для раскрытия того, как и почему конкретная личность реагирует (или может в принципе реагировать) на это влияние. И тут, на наш взгляд, может прийти на помощь непериодизирующая типология социальных связей и отношений, разработанная известным российским философом Г. С. Батищевым. Суть её состоит в том, что в любом обществе на любом этапе его развития существуют разные типы связей и отношений, одни из которых более явны, другие - менее. Дадим краткую характеристику этой типологии. Г.С. Батищев, правда, приписывает -пусть и частично - открытие этой типологии Марксу, но такое приписывание, надо полагать, было продиктовано идеологической ситуацией того времени (работа была написана в 1982 г.).
Г.С. Батищев выделяет три типа социальных связей: 1) социал-органический, 2) социал-атомистический и 3) гармонический. Первые два имеют подтипы - 1) раскрытый (иначе: разомкнутый) и 2) закрытый (иначе: замкнутый). Социал-органические связи - это, согласно Батищеву, «связи несвободной сопринадлежности индивида вместе с другими, ему подобными -тому конечному или (и) бесконечному Целому, по отношению к которому каждый из них есть не самостоятельный участник, но лишённая самостоятельности его составная часть, его малая частичка» [28, с. 303]. Раскрытыми такие связи, согласно Батищеву, бывают тогда, когда индивид принадлежит, во-первых, бесконечному Целому, а во-вторых, принадлежит ему лишь своим до-свободным, виртуальным бытием. Закрытыми они бываю тогда, когда индивид, напротив, принадлежит, во-первых, конечному Целому, а во-вторых, - лишь своим актуализованным бытием. В пределах этих связей индивид «выступает как лишённый уз прямой со-принадлежности какому бы то ни было Целому, как оборвавший свои "родовые пуповины" и как ставший сам себе целостностью, самодовлеющей единицей» [28, с. 322]. Раскрытыми такие связи, согласно Батищеву, являются тогда, когда индивид замыкается на себя вынужденно вследствие неудовлетворённости своим бытие и поиском новых ценностных, смысловых и прочих ориентиров; Батищев называет их также поисковыми). Закрытыми же эти связи становятся тогда, когда индивид всем удовлетворён и отрекается от каких бы то ни было поисков нового образа жизни, новых ценностей и т. д.). Общность же, образованная гармоническими связями, отмечает Г.С. Батищев, «радикальнее отличается от органической и атомистической общности, нежели они - друг от друга» [28, с. 361]: ведь связи гармонического типа синтезируют и поднимают на более высокую ступень то положительное, что содержится в раскрытых подтипах социал-орга-нического и социал-атомистического типов.
Модернизация, информатизация общества и власть
Переход от господства в масштабе общества отношений личной зависимости к господству отношений вещной зависимости произошёл только в Западной Европе. На остальном культурном пространстве планеты господствовали отношения личной зависимости. Спрашивается: почему это произошло именно в Западной Европе? Но прежде надо ответить на вопрос: как формируются отношения вещной зависимости?
Этот тип отношений (а если обратиться к типологии Г. С. Батищева, то это - социал-атомистические отношения закрытого подтипа) наиболее явно стал обнаруживать себя в сфере материального производства. И стал обнаруживать себя ещё на последней стадии архаического общества - в земледельческой общине. Относительное обособление индивида от стоящего над ним социума приводило к актуализации социал-атомистических связей и отношений. У индивида начинают формироваться потребности и интересы, не совпадающие, а то и вступающие в конфликт не только с потребностями и интересами других индивидов, но и с интересами общественного целого. Победа частнособственнического начала земледельческой общины, разложение Архаики, возникновение государства и т. д. привели к тому, что социал-атомистические связи и отношения становятся, так сказать, легитимными в масштабе общества, основным типом связей и отношений, на котором оно базируется, являются отношения личной зависимости.
Эти социал-атомистические связи закрытого подтипа утверждаются более всего явно в сфере материального производства. Как известно, не только в архаической формации, но и в обществах, пришедших ей на смену, длительное время господствующим было так называемое натуральное хозяйство, то есть такое хозяйство, в котором производимые продукты предназначались преимущественно для собственного потребления производителем, а не для обмена на продукты, произведённые другими производителями. Конечно, обмен продуктами существовал всегда. По своей сущности он есть не что иное, как обмен деятельностями, опредмеченными деятельностями и как таковой существовал со времени формирования человека как человека. Однако совсем иное дело, когда производитель намеренно производит продукт не для собственного потребления, а всецело для обмена его на продукты других производителей. Такое производство называется товарным, а продукт его -товаром. Товарное производство базируется уже не на целостном труде, а на разделении труда.
В докапиталистических формациях (в том числе и базирующихся на азиатском способе производства) товарное производство и товарные отношения формировались и существовали под нависавшими над ними отношениями личной зависимости, или, если употребить выражение К. Маркса, «в порах» этих формаций. Товарное производство здесь выросло до товарно-денежных отношений. Конечно, возникли и такие экономические явления, как рента и процент, но они имели ещё довольно неразвитый характер.
Обратим внимание на характер товарно-денежных отношений как таковых. Эти отношения являются закрытыми социал-атомистическими связями. Обнаруживают они себя явно не в сфере производства товаров, а в сфере реализации последних, под которой понимается их продажа. В сфере обмена, на рынке картина выглядит следующим образом. Если в сфере производства труд товаропроизводителя есть конкретный полезный труд, создающий продукт, то в сфере обмена труд и его продукт как бы удваиваются: товар становится единством потребительной стоимости (она представляет собой воплощённый конкретный труд) и меновой стоимости (она есть воплощение абстрактного труда). Конечно, в товаре реально не содержится двух этих видов труда, между которыми можно было бы провести границу. Просто один и тот же труд объективно определяется различно в зависимости от того, что имеется в виду - потребительная или же меновая стоимость. Но в сфере обмена значима как раз меновая стоимость; под углом зрения стоимости товары ничем не различаются между собой, кроме количества воплощённого в них абстрактного труда. Аналогичное имеет место и относительно индивидов.
В сфере обмена индивиды «противостоят друг другу только как собственники меновых стоимостей, как такие индивиды, которые дали себе предметное бытие друг для друга посредством своего продукта, товара. Без этого объективного опосредствования они, с точки зрения происходящего внутри обращения социального обмена веществ, не имеют друг к другу никакого отношения» [281, с. 448]. Они внешни и безразличны друг другу. Обмен товара на товар или товара на деньги - это эквивалентный обмен, обмен эквивалентов. Продавец в акте купли - продажи существует как собственник и субъект своего эквивалента, покупатель, соответственно - своего. «Так как они существуют друг для друга только как субъекты эквивалентности, то, как равноценные они в то же время равнодушны друг к другу. Существующие между ними прочие различия их не касаются. Их индивидуальная особенность в процесс не входит» [281, с. 453]. Эти безразличные друг другу индивиды сталкиваются чисто внешним и формальным образом. Их проблемой является лишь установление эквивалентности товара и денег. «Сравнивание вместо действительной общности и всеобщности» [280, с. 107-108], - характеризует это отношение К. Маркс. Здесь скорее не люди, а вещи - товары - вступают между собой в содержательное отношение. Это и есть вещное отношение. Как отмечает Маркс, «вещное отношение зависимости есть не что иное, как общественные отношения, самостоятельно противостоящие по видимости независимым индивидам, т.е. производственные отношения их друг с другом, ставшие самостоятельными по отношению к ним самим...» [280, с. 99]. Меновое отношение и есть одна из простейших форм вещной зависимости. Маркс пишет: «Взаимная и всесторонняя зависимость безразличных по отношению друг к другу индивидов образует их общественную связь. Эта общественная связь выражена в меной стоимости...» [280, с. 99].
Однако на протяжении многовековой истории товарно-денежные отношения, в пределах которых культивировались социал-атомистические связи закрытого подтипа, были второстепенной формой экономических отношений. Однако с конца Средневековья они стали всё больше и больше набирать силу. В конце концов, они преодолели господство отношений личной зависимости и обрели статус всеобщности. В Западной Европе наступил капитализм. Правда, между феодализмом и собственно капитализмом лежит эпоха перехода от первого ко второму. Это - эпоха Ренессанса. Это очень сложная и весьма противоречивая эпоха. Сегодня она обычно ассоциируется с небывалым расцветом всех видов искусств, выходом на поверхность культуры древних учений, запрещавшихся ранее католической церковью (античный атомизм, еврейская каббала, герметизм и т. д.), зарождением новой науки.
Но, как показал А. Ф. Лосев, эта эпоха имела и свою обратную сторону. «Возрождение, - пишет он, - прославилось своими бытовыми типами коварства, вероломства, убийства из-за угла, невероятной мстительности и жестокости, авантюризма и всякого разгула страстей. ...Здесь, несомненно, сказался стихийный индивидуализм эпохи, эта уже обнажённая от всяких теорий человеческая личность, в основе своей аморальная, но зато в своём бесконечном самоутверждении и в своей ничем не сдерживаемой стихийности любых страстей, любых аффектов и любых капризов доходившая до какого-то самолюбования и до какой-то дикой и звериной эстетики» [244, с. 120]. А. Ф. Лосев отмечает крайнюю распущенность всех слоев общества, включая духовенство всех рангов, не исключая кардиналов и пап. И это сочеталось, особенно у последних, с высокой образованностью и творческими талантами. «Необходимо... отметить, - пишет Лосев, - что все эти кардиналы и папы обычно были вполне образованными и светскими людьми, страстными любителями античности и её памятников, покровителями гуманизма, наук и искусств» [244, с. 124]. Падение нравов затронуло гуманистов, литераторов, людей искусства. Обратной стороной Ренессанса А. Ф. Лосев также называет активизацию инквизиции в её охоте на «ведьм».
Основные формы и технологии воздействия власти на формирование личности в условиях глобализации и кризис личностной и групповой идентичности
Но модернизация - не единственный фактор, оказывающий стимулирующее влияние, как на процессы глобализации, так и на эффективность осуществления стратегии и тактики глобализма. Другим таким фактором является всё ускоряющаяся информатизация общества, становление информационного общества. Данное общество создаёт возможности более оптимального сближения народов и культур нашей планеты. Глобалисты используют возможности инфорационного общества и особенно те технические возможности, на которых оно базируется для успешного и эффективного достижения своих целей.
Таким образом, до сих пор объективные процессы глобализации в том смысле, как они понимаются А. А. Хамидовым, В. Л. Иноземцевым и другими (а они ведь продолжают существовать) осуществляются под контролем стран-глобалистов, корректируются и регулируются ими. Так, Г. А. Зюганов, признавая факт существования некой тайной «мировой закулисы», тем не менее, заявляет: «Бесспорно, что эти силы сегодня пытаются извлечь максимальные выгоды из глобализации и реализовать на практике сценарий "глобализации по-американски". Однако из этого вовсе не следует, что глобализация - явление полностью рукотворное. Нужно отдавать себе отчёт, что процессы глобализации носят объективный характер, они происходят независимо от наших желаний и намерений» [157, с. 97]. Выше было отмечено, что многие авторы подчёркивают объективный характер глобализации. Конечно, этот процесс носит вполне объективный характер. Но только ли? Некоторые, правда, высказываются более осторожно. Но, как очень точно отметила казахстанская исследовательница Р. С. Сартаева, «глобализация представляет собой объективный процесс, в рамках которого значительную роль могут играть субъективные факторы. ...Субъективные факторы могут влиять на направление объективного процесса (будущий сценарий)» [356, с. 325]. Именно государства «золотого миллиарда» не просто стремятся извлечь себе дивиденды из этих процессов, но и стремятся подменить глобализацию «рукотворным» (пользуясь выражением Г. А. Зюганова) феноменом, то есть, по характеристике А. С. Панарина и А. А. Хамидова, глобализмом. Таким образом (повторимся), мы считаем не просто оправданным различение глобализации и глобализма, но убеждены, что именно оно позволяет объективно ориентироваться в сложных современных мировых процессах.
Доктрина глобализма опирается на две другие доктрины - неолиберализм и мондиализм. Собственно говоря, всё это - три ипостаси единого феномена. Согласно неолибералистской экономической и политической теории, вмешательство государства в экономику и в сферу общественных отношений должно быть сведено к минимуму. Всё, что мешает получению максимальной прибыли и свободе частной экономической инициативы, должно пресекаться и устраняться. Капиталистические рыночные отношения и специфически рыночный обмен в свете этих доктрин - это универсальная модель существования мира человеческой действительности, основание всех этических норм, регулирующих поведение и действия людей в любых условиях и при любых обстоятельствах. Рынок - самоценен. Призвание человека - жить ради рынка и участия в конкуренции и быть «деловым человеком». Этот рыночный фундаментализм граничит с рыночным фатализмом, состоящим в слепой уверенности в том, что «рынок всё ставит на свои места» и что он является гарантом общественного порядка в мировом масштабе. Неолиберализм ратует за безудержный рост финансового сектора. Приоритет должен, согласно этой доктрине, отдаваться крупным корпорациям; их интересы обладают преимуществом по сравнению со средним и малым бизнесом. Важнейшими инструментами неолибералистской практической политики являются в настоящее время международные финансовые организации - Всемирный банк, Международный валютный фонд, Всемирная торговая организация и др.
Мондиализм (от французского «le mond» - «мир») - это «движение за объединение мира и его отдельных регионов - Европы, США и др. на федеративной основе с общим всемирным правительством» [337, с. 184]. Прообразом Мирового Правительства мондиалистам видится Трёхсторонняя Комиссия. Как и неолиберализм, мондиализм требует введения единой мировой экономики монетаристского типа. Как теория мондиализм ратует за унификацию всего человечества путём преодоления этнического, национального, культурного, цивилизационного, конфессионального, идеологического, мировоззренческого и т.п. разнообразия и своеобразия «за ненадобностью». Это - тот «плоский мир», который, согласно Т. Л. Фридману, создаётся «Глобализацией 3.0». Сам Т. Л. Фридман полагает, что у плоского мира больше преимуществ, чем недостатков. Он пишет, что горизонтальное поле для игры существенно изменил расклад и те 3 миллиарда человек, которые прежде находились на периферии этого поля и не имели возможности на равных участвовать в игре, получили право в ней участвовать. «За исключением незначительного меньшинства, - пишет он, - у этих 3 миллиардов никогда раньше не было шансов для конкуренции и сотрудничества, так как проживали они в закрытых государствах с вертикальным политико-экономическим устройством. Я, - уточняет он, - имею в виду Китай, Индию, Россию, страны Восточной Европы и Средней Азии. По мере открытия этих государств миру, происходившего на протяжении 1990-х, у их граждан стали исчезать препятствия для участия в глобальной рыночной игре. ...Произошло слияние 3 миллиардов человек с новым игровым полем и новыми экономическим процессами...» [397, с. 234]. А это - как раз и есть выражение позиции неолиберализма и мондиализма.
Итак, глобалистская модель мирового порядка стала внедряться в жизнь после крушения системы социализма. По мнению А. С. Панарина, «усилиями глобалистов, вопреки их либеральной риторике, конструируется мир экономического и политического монополизма, в котором нормальна соревновательность и партнёрство подменены делением на расу господ и расу неприкасаемых, на "золотой миллиард" и бесправную периферию» [319, с. 10]. Сторонники различения глобализации и глобализма, утверждают, что на современном этапе в мире доминирует именно глобализм, стратегической целью которого является присвоение мировых полезных природных ресурсов ради корыстного использования их во благо «золотого миллиарда». А. С. Панарин считает, «глобалисты и их компрадорская агентура на местах пекутся об одном: чтобы ресурсы всего мира поскорее стали "глобальными", то есть доступными для избранного золотого миллиарда» [319, с. 13].
Однако природа так распорядилась, что основные ресурсы мира сосредоточены в тех регионах планеты, на территории которых дислоцированы государства, зачисленные глобалистами в разряд периферии. На многих из этих территорий сосредоточены более или менее сильные национальные государства. Следовательно, главной помехой на пути осуществления политики глобализма являются сильные национальные государства. А. С. Панарин считает, что «"глобалисты" всеми силами стараются ослабить и дискредитировать национальное государство - именно за то, что оно мешает их глобальному хищничеству» [319, с. 9]. Дискредитация национальных государств проходит по различным сценариям [423, с. 27-30], [7, с. 33-34]. С этим согласны многие зарубежные исследователи. Так, П. Л. Бергер пишет, что «не может быть сомнения в том, что экономические и технологические преобразования, которыми обусловлено само явление глобализации, породили серьёзные социальные и политические проблемы, такие как разделение на победителей и проигравших (как в пределах одного общества, так и между обществами) и вызов традиционным представлениям о национальном суверенитете» [45, с. 9]. В. X. Рейнике утверждает, что глобализация «бросает вызов суверенитету национальных государств» [486, с. 9]; Ф.-Х. Кауфман утверждает, что глобализация по своей природе должна преодолевать границы национально-государственных образований [473, с. 3-10]; Р. Бербах и У И. Робинсон пишут, что определяющей характеристикой процесса глобализации является «вытеснение национального государства как организационного принципа капитализма и одновременно учреждение межгосударственной системы как основы капиталистического развития» [466, с. 30].
