Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Понятие жеста в философии .12
1. Язык жестов 12
2. Герменевтика жеста .35
3. Жест в истории философии и культуры .60
ГЛАВА 2. Социальный смысл жеста .96
1. Жест как социальный символ 96
2. Нормативная база жестов как основа возможности коммуникации 116
3. Использование жеста в системе образования и политической власти 120
Заключение .141
Список литературы .
- Герменевтика жеста
- Жест в истории философии и культуры
- Нормативная база жестов как основа возможности коммуникации
- Использование жеста в системе образования и политической власти
Герменевтика жеста
Прежде этого рассмотрения, стоит заметить, что все языки, как известно, делятся на естественные и искусственные. Это же разделение сохраняется и в языке жестов. Есть естественный язык жестов, который возникает вместе с человеком и развивается естественным путём, без сознательного на него воздействия со стороны человека. И есть многочисленные искусственные языки жестов, то есть такие, которые были созданы людьми для каких-либо целей. Среди последних можно навать жестовые яыки глухонемых, профессиональные жестовые языки диалекты (например, жесты спортивных судей, водителей грузовиков, иконические есты стюардесс, показывающих правила безопасного поведения в самолёте). Такие искусственные языки жестов, даже при том, что они представляют собой немалый интерес для диссертации как демонстрирующие социальную значимость жеста, данном параграфе не рассматриваются. Мы сосредоточим внимание, как это и принято в философии языка и семиотике, именно на естественном языке жестов.
Язык представляет собой систему знаков, в которой осуществляется связь между означающим и означаемым. Отец этого подхода, Фердинанд де Соссюр, понимал язык именно как словесный: «Язык есть система знаков, выражающих понятия … его можно сравнивать с письменностью, с азбукой для глухонемых, с символическими обрядами, с формами учтивости, с военными сигналами и т.д.» . Мы позволим себе применить некоторые из основных положений де Соссюра к языку жестов, для того, чтобы понять его специфику.
По де Соссюру, связь между означающим и означаемым - это связь между акустическим образом и понятием, имеющимся в уме говорящего: «Мы предлагаем сохранить лово знак для обозначения целого и заменить термины понятие и акустический браз соответственно терминами означаемое и означающее; эти последние два термина имеют то преимущество, что отмечают противопоставление, существующее как между ними, так и между целым и ими как частями этого целого» . Соответственно, означающее - это акустический образ; означаемое - понятие. Благодаря тому, что у членов одного социума приблизительно одинаковая совокупность понятий в голове и благодаря использованию одних и тех же означающих, язык может функционировать как средство общения. Именно на границе между акустическим образом и понятием, означающим и означаемым, постигается сущность языка: «Язык можно локализовать в определённом отрезке рассмотренного нами речевого акта, а именно там, где акустический образ ассоциируется с понятием» .
Попробуем рассмотреть эти положения применительно к языку жестов: что здесь является означающим и означаемым? Означающее - это пластико-пространственная конфигурация тела, или вообще любая телесная деятельность. Означающим может быть поза, телодвижение, одежда, взгляд - всё то, что рассматривается как жест, как знак. С означаемым здесь сложнее: если для вербального языка означаемое - это понятие, то для естественного языка жестов означаемое далеко не обязательно и не всегда является понятием. Ведь как правило, мы понимаем жесты другого человека как выражение его эмоций, отношения, ощущений, мыслей, воли - и только в редких случаях как знаки понятий.
Таким образом, под означаемым языка жестов мы будем иметь в виду целый спектр состояний, идей, понятий, намерений: то мысли, увства, ощущения, внутреннее состояние, ценностные, культурные установки того, кто исполняет это телодвижение (или имеет такую телесную конфигурацию) как отдельной личности или же как члена социума.
В случае вербального языка означаемое, понятие, неразрывно связано с рациональным мышлением: из курса формальной логики мы знаем, что понятие - это первая ступень рационального познания, идущая вслед за чувственным познанием, то есть ощущением, восприятием, представлением. Понятие определяется как «форма мысли, отражающая общие, существенные и отличительные признаки чего бы то ни было, что может быть предметом нашей мысли» . Таким образом, означаемое в вербальном яык являтся интрумнтом и плодом рционльноо мышления, и поэтому понимание высказывания вербального языка также требует рационального мышления.
Понимание языка жестов, напротив, вовсе не обязательно связано с рациональным мышлением. Как мы видели, означаемое здесь - это не понятие, а спектр различных состояний, идей, мыслей и д., - то, что можно предварительно назвать настроенностью. Эта настроенность захватывает всего человека: не только его интеллектуальные способности, но и его чувственность, эмоциональную сферу, волю (причём она рассматривается в качестве означаемого как в индивидуальном, так и в социальном аспектах, то есть как настроенность отдельного человека или же как настроенность индивида как члена социума).
Так, к примеру, если собеседник откидывает назад волосы или заводит руки за спину, то за этими жестами, конечно же, не стоят никакие понятия. Означаемым здесь может быть настроение, мысль, чувственное состояние или же синтез всего этого. И понимание того, что значит этот жест (что является означаемым), происходит не столько благодаря рациональному мышлению, сколько благодаря мимесису, то есть вживанию увственный, елесный пыт обеседника. Мимесис осуществляет чувственное схватывание означаемого.
То есть для ого, чобы поняь значение жеста, необходимо самому быь способным исполнить этот жест. Если речь идёт о жестах, привычных для индивида как члена социума (пожать руку при знакомстве в европейской культуре), то понимание легко остижимо. И лавным десь вляется е ациональное мышление, е аналитические свойства разума, но опыт ела, привыкшего этим жестам и исполняющего их как нечто естественное. Если же речь идёт о жестах, нехарактерных для социума, к которому принадлежит человек, то понять их оказывается существенно сложнее. Понять их - сделать их частью своего телесного опыта, сделать их естественными для тела. Это понятие не рационально, или, по крайней мере, не только рационально. (Скажем, когда русский сотрудник начинает работать в офисе в США, он сталкивается обычаем пристального, или внимательного згляд - то, что на английском выражается глаголом to gaze, который рассматривается американцами как проявление доброжелательного интереса, а русской культуре оценивается как нескромность. Для того, чтобы ассимилироваться с культурой, приходится перенимать такой взгляд, но поначалу это никак не удаётся, получается нечто неприемлемое даже с точки зрения американской культуры («таращиться»). В данном лучае понять означаемое жеста - то, что стоит за этим взглядом - это суметь воспроизвести его так же, как это делают американцы, сделать этот жест естественным для себя).
Жест в истории философии и культуры
Философское исследование социального смысла жеста предполагает рассмотрение того, как жест понимался и изучался в истории философии, а также в истории культуры вообще. Это и станет содержанием настоящего параграфа , в котором мы , соответственно его цели, воспользуемся историко-философским методом, а также методом философской компаративистики, подразумевающим сопоставление предложенных ранее вариантов решения проблемы.
При этом мы будем опираться не только на те тексты, которые наша образовательная традиция относит к области философии, но также и на те работы, которые относятся к смежным областям, но которые являются симптоматическими, ярко выражающими понимни жеста в философии и в кульур опрделённого периода, как, например, работы Арто, посвящённые значению жеста в театре и повлиявшие на понимание жеста в философии модерна и постмодерна.
На наш взгляд, в понимании сущности жеста можно выделить три основных традиции: 1) понимание жеста как объективации духовного начала (или внутреннего мира) в теле; 2) понимание жеста как способа выражения, или языка; 3) понимание жеста как способа социального приспособления. Эти радиции е являются взаимоисключающими, напротив, они могут дополнять друг друга как освещающие разные стороны одного и того же феномена. Тем не менее, эти традиции представляют собой три разных подхода, каждый из которых делает акцент на определённых сторонах изучаемого предмета. Разберём их по порядку.
Этот подход принимается как общее место в философии и в культуре вплоть до века. В веке он часто встречается в искусствоведении и культурологии. Также он является некоторой естественной установкой, даже «обывательским» пониманием жеста (что выражается в интересе к физиогномике, толкованиях походки, позы сна и т.д.).
В классической философии человек рассматривается как состоящий из двух субстанций, или начал: души (духа) и тела. При этом жесты понимаются как выражение души в еле. Тко прдставлни о жесте мы втрчаем н протяжении вего классического периода, у самых разных авторов. Однако чёткое его выражение на языке философии даётся лишь в веке Гегелем: «формация его (природного тела - Е.Ш.), относящаяся к деятельности внутреннего» . Правда, Г егель не пользовался термином «жест», но, по сути, речь в разделе «Наблюдение самосознания в его отношении к своей непосредственной действительности» трактата «Феноменология духа» идёт именно о жесте в нашем понимании этого слова. Интересно, что именно к этому гегелевскому определению жеста обращается и М. Ямпольский в статье «Жест умершего и спящего» .
Мы попробуем рассмотреть, как названный подход конкретно реализовывался в философии и культуре античности, средневековья, возрождения и нового времени.
Античная философия не просто постулирует, что человек состоит из души и тела (это представление встречается практически у всех античных авторов ), но утверждает их крепчайшую связь, которая доходит даже до полного их отождествления: «Мы не можем входить в обсуждение всех оттенков древнейшей соотнесённости души и тела, но эта соотнесённость во всяком случае, является исходным пунктом всей античной философии. У Платона эта соотнесённость ... доходит до полного и уже сознательного отождествления» .
Телесное поведение считается выражением свойств души: «...тело может быть средоточием моральных качеств человека и его эмоций» . Соответственно, жест - это движение ела, отором проявляются движения души ё войства; то овеществление, отелеснивание души: «... движение тела понималось как выражение движения души, оно связывалось с нравственными достоинствами индивидуума. Не случайно начиная с античности, не говоря уже о культуре средних веков, существовало чёткое деление на приличные и неприличные, запрещённые и освящаемые жесты» .
Убеждённость античных авторов в неразрывной связи между душой и телом проявляется в их интересе к физиогномике. Физиогномика понимается ими как изучение связи между строением тела и внутренним миром человека: «Физиогномика — это унавание душевных природных свойств и приобретенных, которые что-либо изменяют из признаков, важных для физиогномиста» .
Важно подчеркнуть, что несмотря на то, что исследования физиогномиков относятся не столько к жестам, сколько к строению тела, сам принцип, который ложится в основу этих исследований, существенен и показателен для нас. Это принцип связи между душой и телом, отражения одного в другом, которое доходит до стирания между ними границы, образования некоего третьего, особенного, среднего «состояния». Позднее этот принцип в философски разработанной форме мы встретим в «Феноменологии духа» Гегеля.
Аристотель логически обосновывает возможность физиогномики ещё в «Первой аналитике», одном из главных воих лгичских рактатов, входящих в корпу «Органона»: «Распознать природу живого существа на основании чего-то внешнего возможно, если признают, что естественные воздействия в одно и то же время изменяют тело и душу. … Так вот, если признать это, а также то, что такое-то свойство имеет такой-то [соответствующий] знак, и если можем принять, что каждому роду [живых существ] присуще особое свойство и [соответствующий] знак, то мы в состоянии распознавать природу [этих существ]. А именно, если какому-либо роду … присуще отличительное свойство … то необходимо, чтобы был и какой-то знак его. Ибо предполагают, что [тело и душа] испытывают вместе» .
Здесь же Аристотель предлагает особый тип силлогизма - энтимему - который использует не необходимый, а вероятностный вывод, и потому подходит для занятий физиогномикой. В самом деле, в физиогномике нельзя с абсолютной точностью перейти от внешних проявлений к внутренним, вывод в ней всегда будет иметь вероятностный характер. Однако это вовсе не преуменьшает значение такого силлогизма, ибо чаще всего мы имеем дело именно с вероятностными посылками и выводами: «… Аристотель вовсе е читает еобходимым ользоваться олько дними абсолютными ли категорическими силлогизмами. Человеческая жизнь и чловческо сознание по преимуществу только и состоят из вероятных поступков и суждений, а вовсе не обязательно только из абсолютных или необходимых» .
Нормативная база жестов как основа возможности коммуникации
В таком понимании смысла жеста Вульф далеко отходит как от герменевтической традиции, для которой жест является частным случаем текста и потому понимается аналогично тексту, так и от идеи Дж. Г. Мида о том, что смысл жеста - это информация о том, как исполнитель жеста будет вести себя дальше. По Вульфу, напротив, смысл жеста укоренён в ситуации здесь и сейчас, в настоящем, и может быть понят только путём личного телесного проживания: «Телесный подход открывает новую перспективу на культурный мир и человека в нём, где главное отличие проходит через смену отношения к месту и времени: истолкование традиционно происходит после события, телесное познание требует готовности к будущему и решительности в спонтанном акте его реализации. Или, иначе говоря - компетентности и способности к действию. Телесное познание разыгрывается между прошлым и будущим в настоящем и содержит хаотический избыток значений» .
Мимесис жестов, по Вульфу, вовсе не предполагает точного копирования уже имеющихся жестов. Напротив, здесь имеет место приспособление жеста к елу исполняющего этот жест, а также творческое развитие, постепенное изменение формы жеста или его смысла. В этом отношении язык жестов схож со словесным языком, в котором также постоянно происходит замена одних форм и значений слов другими, в чём и проявляется жизнь языка.
Роль жестов в социальной жизни обосновывается Вульфом тем, что жесты являются основой ритуала, без которого социальная жизнь невозможна: «В образовании общества ведущая роль отводится ритуалу» . Несмотря на то, что единого определения ритуалу дать нельзя, Вульф называет некоторые его характеристики, среди которых жест, телесное исполнение является решающим: «Ритуал можно понимать как действие, в котором главным являются инсценирование и исполнение телом» ; «Ритуал имеет телесную, сценическую, экспрессивную, спонтанную, символическую стороны; они подчиняются правилам, требуют сноровки, е-инструментальны, эффективны» . Благодаря ритуалу создаются необходимые для конкретной ситуации эмоции; группа людей сплачивается в единый социум или социальную общность; воспроизводится социальный порядок и иерархия; организуются переходы внутри и между сообществами и, в конечном счёте, образуется социум. Ритуалы организуют практически всё поле социального опыта: к ним относятся религиозные ритуалы, церемонии, празднества, ритуалы перехода (например, заключение брака, рождение и смерть), интерактивные ритуалы овседневности. Материальная торона итуала редставляет обой «инсценировки, композиции и представления тела» . Вульф, таким образом, близко подходит к понятию жестового сценария, которое является для нас решающим в вопросе роли жестов в формировании социума, о чём речь пойдёт во второй главе.
В качестве представителей этой традиции понимания жеста можно рассматривать М. Мосса, Н. Элиаса, М. Фуко. Несмотря на то, что их социальные исследования исходят из разных методологических оснований и относятся к различным социальным наукам, их объединяет интерес к жесту как социальному феномену и путеводной нити познания социума. Так, Мосс ввёл понятие техники тела ак радиционного действенного акта, то есть телесной деятельности, которая передаётся из поколения в поколение которая является актом механического, физического ли физико-химического порядка. Техники тела возникают, образуются как «постоянная адаптация к некоторой физической, механической, химической цели (например, когда мы пьём)» и «развёртывается в ряде смонтированных между собой актов, причём смонтированных у индивида не просто им самим, а всем его воспитанием, всем обществом, часть которого он составляет, в месте, которое он занимает» . Мосс приводит огромное количество примеров техник тела: техники родов и акушерства, техники отнятия от груди, техники сна, движения, танца, плавания, ухода за телом, насыщения, которые не оставляют сомнений в том, что вся жизнь индивида, от рождения и до смерти, в своём телесном измерении обусловлена, «смонтирована» техниками тела, характерными для социума, к которому он принадлежит. Мосс показывает, что практически все жесты имеют социальную природу: тело формируется во всех своих отправлениях и видах деятельности благодаря социальному опыту, воспринятому через техники тела. Позиция Мосса, сформированная на основе его полевых этнографических исследований, коррелирует с гегелевской мыслью о том, что тело индивида - это, с одной стороны, природная плоть, а с другой - то, что из неё сформировалось, образовалось, благодаря деятельности индивида. Мосс лишь подчёркивает, что деятельность эта социальна. Именно через такое формирование, образование тела происходит социализация индивида, его вписывание в социум.
Н. Элиас, работавший в русле исторической социологии, исследовал происходящие в социуме изменения на материале литературы, посвящённой изящным манерам. Про трактат Эразма Роттердамского, посвящённый воспитанию («цивилизации») манер у юношества, Элиас пишет: «Особое значение этот труд Эразма получает не столько как отдельное явление, не столько как индивидуальное произведение, сколько как симптом перемен, как субстанциализация социальных процессов. Рассмотрение данного труда обусловлено выванным им откликом, превращением его навания в центральное выражение, используемое при самоинтерпретации европейского общества» . Усиление контроля над жестами индивида о стороны социума, развитие самодисциплины позволяет Элиасу оворить ерьёзны изменениях оцильной труктуре и констатировать развитие цивилизации.
Мишель Фуко также исходит из идеи о том, что посредством исследования жестов и направленных на них предписаний можно увидеть важнейшие изменения в мышлении и социальные сдвиги. Однако его интересуют прежде всего негативные аспекты власти. Он рассматривает жесты подчинённых как то, на что направлена власть и как то, что является ё конструтом. Власть иползует стратегию дициплинироани ела, формируя в подчинённых такие жесты, которые ей наиболее выгодны и соответствуют её характеру. Эта стратегия, начиная с классической эпохи, осознаётся как наиболее эффективная, так как, во-первых, она приводит к повсеместному растеканию власти по телу общества, и, во-вторых, она используется незаметно, а потому наиболее надёжно.
В качестве примера Фуко приводит предписания относительно того, какие жесты нужно вырабатывать у школьников, чтобы у них формировался хороший почерк: «не сутулиться, слегка повернуть тело и высвободить левую сторону, чуть наклониться, так чтобы, поставив локоть на стол, можно было опереться подбородком на кисть, если только это не мешает видеть. Левая нога под столом должна быть выдвинута чуть дальше правой. Между телом и столом должно оставаться расстояние в два пальца: не только потому, что это позволяет писать более энергично, но и потому, что нет ничего более вредного для здоровья, нежели привычка прижиматься животом к столу. Часть левой руки от локтя до кисти должна лежать на столе. Правая рука должна быть примерно на три пальца удалена от тела и примерно на пять пальцев - от стола, легко опираясь на него. Учитель должен объяснить школьникам, какой должна быть их осанка, наком ли ак-то наче оправлять х, сли ни отклоняются т оптимального положения» . Этот отрывок французский мыслитель приводит как пример того, ак ласть превращает тело послушный мханим, способный принсти максимальную экономическую выгоду благодаря рациональному использованию своих возможностей: «Дисциплинарный контроль заключается не только в обучении ряду конкретных жестов или их навязывании. Он насаждает наилучшее соотношение между жестом и общим положением тела, которое является условием его эффективности и быстроты. При надлежащем спользовании ела, обеспечивающем надлежащее использование времени, ичто не олжно оставаться бездействующим и бесполезным: должны быь привлчены ве редства для поддержки ребумого действия. Хорошо дисциплинированное тело образует операционный контекст для малейшего жеста» .
Использование жеста в системе образования и политической власти
Таким образом, у Фуко мы находим теоретическую поддержку нашей идеи о том, что жесты конституируют мышление людей, и тем самым самого индивида и социальную реальность.
Французский мыслитель показывает, как этим свойством жеста пользуется власть. Кроме тех примеров, которые приводит сам Фуко и которые относятся, большей частью, к классическому веку, можно обратиться к недавней истории. Например, в той же нацистской Германии очень активно пользовались дисциплиной тела. Так, была особая регламентация внешнего вида молодых девушек - членов партии, через которую власть стремилась воздействовать на их нравственность и идеологическую стойкость: «... газета Berliner Tageblatt за 8 января 1936 года требовала, чтобы члены «Союза немецких девушек» полностью отказались от косметики. Им предписывалось носить только простую одежду, не надевать никаких украшений, будучи в форме, и заплетать волосы в аккуратные немецкие косы. Тем самым «кокетство отдельных лиц» станет невозможным и «дух немецких девушек окончательно закалится» .
Кроме того, что жесты используются как способ организации, упорядочивания общества и конституирования мышления людей, они являются каналом для выхода экстатической энергии. Это свойство жеста также используется властью. Управляя жестами, можно направить экстатическую энергию общества, эту диониссийскую стихию, нужное усло. Социальная жизнь предполагает взаимодействие аполлонического и диониссийского начал. Кроме организации, порядка, системы, должно быть дохновение, оля, порыв, ез которых оциум тановится нежизнеспособным. Показательно, то слово «буесть», т которого образовано «буйство» имеет, по Далю, такие значения, ак «отвага, молодечество, удаль, дерзость» . Но это диониссийское начало, буйство необходимо направлять, ибо само по себе оно может как остаться бесплодным, так и быть разрушительным. Вместе с тем, если его направить в нужное русло, то оно может принести значительные плоды. Так, талант, или даже харизма, правителя проявляется в том, чтобы возбудить и поддержать это диониссийское начало в людях, а затем направить его в общественно-приемлемое русло, на покорение нужной цели. И в первом, и во втором случае управление жестами играет значительную роль.
Тело само по себе эмоционально, оно намного скорее, чем разум, воспринимает информацию, основывающуюся на чувствах и эмоциях, а также оно непосредственно, по своей природе, выдаёт эмоции и чувства, охватывающие его. Ввести в состояние буйства можно ерез правление жестами. Ткие мероприятия, ак флешмобы, спортивные соревнования, карнавалы, предполагают исполнение жестов, которые приводят как участников, так и зрителей в состояние праздничного настроения, эйфории, возможно, даже кстаза. Чрез то остояни высвобождается нергия, «удаль», диониссийская сторона народа, которые, будучи замкнуты в людях, могли бы быть обращёнными циально-опасную ятельность. к оисходит упорядочивание социального буйства, направление его в безопасное русло, которое, к тому же, достигает и позитивной цели (как, например, мода на спорт обеспечивает позитивную занятость молодёжи, формирующую в ней здоровое тело и здоровый, не слишком заинтересованный в политике, дух).
Проведение таких мероприятий и их курирование на государственном уровне очень важно для поддержания жизнеспособности и одновременно внутреннего покоя, хорошей организации в обществе. Так, в Древней Греции, во времена, по-видимому, Писистрата были узаконены диониссийкие шествия и мистерии. Празднества в честь Диониса проводились ещё до этого узаконивания, однако их последствия были разрушительными: «Ночные празднества в честь Вакха совершались во многих местах Греции. На Кифероне, по преданию, фиванский корол Пентей, в наказание а преследование бога, был растерзан женщинами, впавшими в вакхическое неистовство, и между прочим, собственной матерью, принявшей его за какое-то животное. Это и подобные ему сказания объясняются тем, что действительно некоторые женщины, в исступлении и экстазе (менады неистовствующие), разрывали в жертву богу живых животных, преимущественно молодых козлят, а в некоторых местностях в старое время приносились Дионису даже человеческие жертвы, как на это указывает отчасти и прозвище ога — Оместес (поедающий сырое мясо). Чуждое греческой натуре, неистовое чествование Вакха подверглось в Греции полному преобразованию. Оно вскоре получило художественный оттенок и слилось отчасти с культом Аполлона, а фанатические фригийские обряды … исчезли, приняв постепенно форму комедий» .
Как известно, о карнавализации культуры как о полюсе, противоположном организационной, повседневной стороне жизни, писал в труде, посвящённом Франсуа Рабле, М. Бахтин . Однако в данном случае мы не можем принять его точку зрения относительно рвноцнности тих двух составляющих кульуры. На наш вгляд, экстатическая сторона жизни, несомненно присутствующая как в отдельном человеке, так и в жизни оциум, в рмкх оцильной жизни не является равноценным противоположным полюсом для аполлонического, организационного начала. Напротив, она может и должна быть контролируема, направляема организационной стороной, даже, возможно, быть «освящённой» некоторой государственной идеей - например, идеей сильного единого народа, как то часто бывает время проведения международных спортивных соревнований. Таким образом, жест используется политической властью для воспроизводства и укрепления себя как на аполлоническом уровне - через дисциплину жеста, благодаря которой происходит конституирование соответствующего ей индивида, ак и на диониссийском уровн - через организацию таких мероприятий, как спортивные соревнования, флешмобы и карнавалы, блгодря которым экстатическая энергия народа направляется н на агрессию и разрушение, нужное, общественно приемлемое русло. Два свойства жеста делают его важнейшим инструментом для поддержания и установления политической власти: то незаметность жеста как инструмента влияния (жест - это нечто трудно объективируемое, потому что не отчуждаемое от тела индивида и всего социума), и способность жеста воздействовать на уровне эмоций, не всегда контролируемых разумом и потому сильно влияющих на массы людей.
