Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1.ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ОПИСАНИЯ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА
1.1 Идеологическая языковая картина мира и ее операциональные единицы . 15
1.1.1. Концепт-канон 19
1.1.2. Ключевые слова 28
1.1.3. Прецедентно-стереотипные и ритуальные единицы 31
1.2. «Тоталитарный язык - советский идеологический дискурс» как родовидовая корреляция
1.2.1. Тоталитарный язык и дискурс 41
1.2.2. Функции тоталитарного языка 51
ВЫВОДЫ 56
ГЛАВА 2. СОВЕТСКАЯ ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА: СУБЪЕКТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
2.0. Вводные замечания: Методика описания 59
2.1. Зона СВОИХ: СОВЕТСКИЙ НАРОД
2.1.1. Концепт СОВЕТСКИЙ НАРОД: виды идентификации ... 64
2.1.1.1.Тендерная идентификация: мужчина - женщина 67
2.1.1.2.Возрастная идентификация: старость - молодость; взрослый - ребенок 92
2.1.1.3.«Национальная» идентификация: советский - несоветский 105
2.1.1 АСтатусная идентификация (профессия /класс): интеллектуальная сфера - физическая сфера 109
2.1.1.5. Позиционная идентификация (этакратическая): субъект - гиперсубъект (Вождь) 115
2.2. Зона ЧУЖИХ: ВРАГ 119
2.2.1. Внутренний Враг 120
2.2.2. Внешний Враг: глубинный пласт представлений как инвариант образа Врага 129
2.2.2.1.Образ врага «Германия» как вариант генерализованного Врага 135
2.2.2.2. Образ врага «США» как вариант генерализованного Врага 150
ВЫВОДЫ 164
ГЛАВА 3. ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
3.1. К определению понятия «пространство» 168
3.1.1. Внутренне пространство 170
3.1.2. Внешнее пространство 202
3.2. К определению понятия «время» 204
3.2.1. Внутренне время 207
3.2.2. Внешнее время 214
ВЫВОДЫ 216
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 218
БИБЛИОГРАФИЯ 220
- Идеологическая языковая картина мира и ее операциональные единицы
- Концепт СОВЕТСКИЙ НАРОД: виды идентификации
- К определению понятия «пространство»
Введение к работе
О «языке власти», механизмах манипулирования сознанием и о речевой агрессии написано множество работ. В рамках данной проблематики анализируется использование языка в тоталитарном обществе. Особенности этого языка, связываемого с эпохой партийной диктатуры, фиксируются в работах как отечественных лингвистов (Земская 1991; Карцевский 1923; Кронгауз 1993; Крысин 1994; Купина 1995; Ромашов 1995; Селищев 2003 и т.д.), так и зарубежных (Weis 1998; Clovinski 1991; Corten 1992; Серио 2002 и т.д.). Несмотря на то что этот феномен имеет более чем полувековую традицию изучения, данная тема до сих пор актуальна.
Актуальность исследования определяется следующими факторами: 1. Ревизионистское направление в изучении советской эпохи.
В российской науке это в первую очередь связано с тем, что «советское» прошлое переживает вторую волну осмысления: негативизм уступил место рационализму. Думаем, что именно рациональной является точка зрения, согласно которой лингвистические механизмы «новояза» не новы для русского языка, т.е. не являются уродливым порождением Совдепии, а появились раньше (и не только в России) и продолжают существовать и в современном политическом дискурсе (ср. современные номинации «русояз», «украяз», «постновояз»). Как отмечает Д.М. Фельдман, созданный советскими идеологами язык по-прежнему актуален, от него не отказываются ни сторонники этой идеологии, ни ее противники [Фельдман 2006: 13]. Исходя из этой пресуппозиции (неразрывность советской языковой традиции и современного языка власти), некоторые исследователи полагают, что как в СССР, так и в современной России применяются мифологические технологии управления массовым сознанием. Поэтому советская мифология представляет интерес для специалистов многих отраслей современного научного знания. Так, в конце XX века даже появилось новое научное течение - политическая мифология, изучающее взаимосвязи мифологического восприятия с политическим мышлением и практикой, опыт создания целостных мифов в ситуации доми-
5 нирования определенной культурологической среды (например бывшего СССР). Появляются интересные работы исследователей PR-технологий и рекламы (Б.Л. Борисов, Г.Г. Почепцов, Д.Я. Райгородский), лингвокультуро-логов (И. Черепанова), политологов (С.Г. Кара-Мурза), социолингвистов (И.Е. Ким, А.М Цуладзе, СВ. Ермаков, Е.В. Осетрова и т.д.), которые при описании политического дискурса и этнических представлений о власти и властных отношениях, коллективного бессознательного обращаются к наследию социалистического общества. Иными словами, при анализе взаимоотношений языка и идеологии («языка власти») в качестве иллюстраций или ссылок, как правило, упоминается тоталитарный язык/дискурс, реликты которого актуальны, востребованы современной коммуникацией. 2.Инкорпорирование средствами массовой информации идеологических практик.
Как известно, легитимизация идеологии осуществляется открытым распространением способов мышления и мировоззрения, которые ориентируют сознание людей таким образом, что они принимают текущий порядок, текущее понимание их роли в обществе, того, что должно и чего не должно быть. Одним из основных инструментов такого распространения выступают СМИ. Исходя из этого связь идеологии и средств массовой информации, советско-го тоталитарного языка и мышления обусловили интерес к проблеме функционирования тоталитарного языка. Тот факт, что различные аспекты деятельности СМИ привлекают внимание исследователей из многих областей науки (от политологов до лингвистов), не является случайным. На современном этапе развития человечества неуклонно возрастает роль медиа-коммуникации в познании все более усложняющейся реальности. СМИ не просто передают/принимают информацию, но являются тем самым каналом, посредством которого определяются культурные приоритеты и задаются но-
вые смыслы и ценности, «массифицируется» сознание1. По мнению Сержа Московичи, средства массовой коммуникации в обществе являются определяющим элементом, они меняют природу групп, регулируют взаимодействие групп или субъекта с новой для него средой, деятельностью, создают модель реальности современного человека [Московичи 1996: 256].
Таким образом, диссертационное исследование включается в общую проблему «дискурс, идеология, СМИ».
Объект изучения - сверхтекст газетного заголовка и транслируемые им «ключевые слова» советского идеологического дискурса. Предмет -средства репрезентации когнитивных компонентов советской идеологической языковой картины мира, объективированной советским тоталитарным языком в газетном политическом дискурсе 30-40-х гг., - субъектов, времени, пространства.
Целью исследования является реконструкция основополагающих когнитивных компонентов советской идеологической картины мира - субъектов, времени, пространства.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
Определить операциональные единицы советской идеологической языковой картины мира и выбрать адекватную для их анализа методику.
Описать субъектную организацию советской идеологической языковой картины мира.
Реконструировать пространственно-временную организацию советской идеологической языковой картины мира.
Выделить значимые парадигмы советской идеологии и механизмы их политического воздействия.
Основная гипотеза исследования состоит в том, что сверхтекст заголовка газеты «Правда» (30-40-х гг.) является единицей дискурс-анализа, позволяющего реконструировать категоризацию социально-когнитивных феноме-
«Газеты, журналы, кинофильмы, радио и телевидение - все они могут одновременно передать одно и то же сообщение миллионам людей. Таким образом, они стали основными орудиями массификации в индустриальных обществах» [Тоффлер 2003:423].
нов советского идеологического дискурса путем фиксирования стереотипного ядра знаний, мнений и представлений, детерминируемых официальной пропагандой в исследуемый период.
Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней осуществлено монографическое исследование советского тоталитарного языка 30-40-х гг. на большом текстовом материале, анализ которого позволил реконструировать мифологическое мировоззрение, насаждаемое советскими партийными идеологами.
Теоретическая значимость работы определяется тем, что в диссертации вводится и определяется понятие советской идеологической языковой картины мира, предлагается методика ее описания.
Практическая значимость настоящего исследования заключается в возможности использования его материалов в преподавании таких дисциплин, как лингвокультурология, социолингвистика. По результатам диссертации могут быть разработаны спецкурсы, затрагивающие проблематику взаимодействия политического дискурса, идеологии, СМИ. Апробированная модель описания идеологических регулятивов может применяться в практике политических и PR кампаний. Собранный материал, который предполагается представить в виде словаря, послужит практической базой для дальнейших научных изысканий.
Исследование выполнено на материале заголовков газеты «Правда». Используя в качестве источника газету, мы руководствовались тем, что СМИ являются тем ресурсом политического истеблишмента, который позволяет моделировать мифологическую действительность, поскольку mass-media -«это не информирование и не воздействие, но среда (т.е. фон) для воздействия определенной суггестивной информации» [Черепанова 2002: 300].
Приоритет был отдан газете «Правда» именно потому, что данный вид источника информации был призван скреплять советский идеологический дискурс через постулирование идеологических практик властного субъекта. При этом материалы «Правды» (30-40-х гг.) не столько апеллируют к пропа-
8 гандистским лозунгам советской идеологии, сколько являются ее эталонной вербализацией.
Выбор газетного заголовка в качестве единицы наблюдения позволил нам выделить универсальные стереотипные смыслы, «идеологемы» (Н.А. Купина), «ключевые слова», которые служат базой для языковых механизмов «идеологической индокринации» (В.Г. Костомаров). Это связано с тем, что заголовок занимает сильную позицию в газетном тексте и, помимо номинативной и информативной функций, выполняет и прагматическую: оказывает воздействие на интеллект и эмоции адресата-получателя2 информации [Ля-пун 1999: 7].
Как отмечает М. Геллер, советский тоталитарный язык «складывается - как дом из блоков - из лозунгов, цитат из Вождя, Пушкина, очередного вице-вождя, передовой «Правды» [Геллер 1994: 271]. Заголовки «Правды» служили универсальными моделями для репрезентации подобных «блоков». В нашем материале 60% заголовков представляют собой наиболее распро-страненные конструкции лозунгов советской эпохи . Следовательно, семан-тико-синтаксическая структура лозунга является текстоообразующим средством заголовков в советском идеологическом (публицистическом) дискурсе. Принимая во внимание это положение, а также то, что сам заголовок как конструктивная единица советской газеты является самостоятельным целым и с точки зрения функционирования, и с точки зрения семантической завершенности, в диссертационной работе заголовок рассматривается как сверхтекст. Трактовка заголовков как сверхтекста имеет также когнитивное обоснование. Последнее связано с конструктивными особенностями, а именно объемом информации, который должен не превышать 7+/-2 слов. Именно такой заголовок, по мнению теоретиков-журналистов, наиболее оптимален
При этом адресат понимается нами как носитель особого типа общественного сознания -«сознания масс» (Б.А. Грушин).
3 1) шире (шаг, размах) + N4,2) быстрее + Inf. + N4, 3) «еще» больше (импликация таг. формы) + N2,4) За ... (N4), 5) К ... (N3), 6) равнение на ... (N3), 7) (N^ - [им-пликационал. таг. формы] - (N3), 8) (N1) [Copf] (NO, 9) (N1.1), (N12), (N1.3) [градационный ряд] и т.п.
9 при его построении. Эта рекомендация основана на результатах современных исследований оперативной рабочей памяти, в соответствии с которыми «наше внимание не справляется с объемом информации, превышающим семь плюс-минус две единицы одного из уровней когнитивной архитектуры» [Макаров 2003: 189]. Конечно, советские журналисты 30-40-х гг. не имели таких знаний, структуру их заголовков определял не психологический фактор, а идеологический, желание создать заголовок-лозунг. Эффект, который произ-водили подобные заголовки, мы может интерпретировать исходя из современных научных данных. Иными словами, есть все основания утверждать, что информация, объективированная заголовком газеты «Правда», автоматически усваивалась ее адресатом и тем самым влияла на его мировосприятие.
Материал отбирался путем целенаправленной (1930-40 гг.), квотной -(1950-80 гг.) выборки. Говоря о целенаправленной выборке, мы имеем в виду критерии отбора материала. Основными критериями послужили: стереотипность заголовка (на уровне конструкции или содержания), репрезентация предметов анализа данного исследования (субъектов, времени, пространства). Квотная выборка производится в соответствии с критериями целенаправленной выборки. Квота составляет 1:5, т.е. был рассмотрен каждый пятый год после 1950 года (1955, 1960, 1965 и т.д.). Собранный таким образом материал составляет около 8000 заголовков. Именно это количество заголовков используется в статистических подсчетах. Кроме этого, для иллюстраций нами привлекаются дополнительные заголовки за иные периоды (1920,1963 и т.д.) и из других газет («Труд», «Известия», «В бой за Родину!» и т.д.), а также материалы из электронных источников («Национальный кор-
пус русского языка», сайт «Старые газеты»). Использование разных видов выборки и соответственно неравномерное распределение заголовков по периодам (80% = 1930-40-е гг., 20% = 1950-80-е гг.) обусловлено следующим предположением: советский тоталитарный язык (его инвариант) сложился в 30-40-е годы, а в 50-х гг. происходят изменения, которые можно квалифици-
10 ровать как его варьирование. Языковую традицию «сталинского периода» можно охарактеризовать следующим образом: жестко установленные нормы, строгие законы оперирования языковыми единицами, которые не зависят от воли говорящего/пишущего субъекта, представляются объективными, изначально данными и обязательными для исполнения. Зародившееся в 30-40-е годы ритуальное использование языка в полной мере реализуется в 50-80-е годы и, несмотря на появившуюся языковую вариативность (некий вариант языковых моделей 30-40-х гг.) в отдельных изданиях, все же останется доминантой советского идеологического дискурса до конца 80-х годов. Следовательно, 30-40-е годы являются периодом, когда формируется смысловое инвариантное ядро, «базовое стереотипное ядро знаний» [Прохоров 1996: 6], тот языковой компонент советской эпохи, который именуется «новоязом». Со второй половины 50-х годов в советском идеологическом дискурсе начинает преобладать иной языковой компонент - «канцелярит». Л.М. Мухаря-мова отмечает, что «в определенных соотношениях по-разному оказывались две языковые подсистемы «новояза» и «канцелярита», причем это соотношение «по мере наступления эпохи «реального», «зрелого социализма» неуклонно менялось в пользу последнего» [Мухарямова 2003: 102]. Думаем, это связано с тем, что после смерти Сталина и ориентации на развенчание «культа личности» советские идеологи меняют схемы интериоризации, которые трансформировали основополагающие когнитивные механизмы. Однако попытка переустройства идеологического механизма привела к разрушению уникальной «дискурсивной формации», аналог которой в «послесталинский период» так и не удалось сконструировать. Исходя из этого большая часть заголовков, рассматриваемых в диссертации, соотносится с периодом 30-40-е гг., когда складывается и функционирует дискурсивная формация, именуемая тоталитарным языком, новоязом и т.п.
Общетеоретической предпосылкой диссертационной работы послужили основополагающие идеи конструктивизма (Н.Н. Clark, J.G. Delia, L. Grossberg). Важнейшей из них является: «социокультурное понимание ком-
муникативных событий», через которые осуществляется социализация субъекта, т.е. усвоение им «универсума общих смыслов», а кроме этого - конструирование действительности. «Универсумы общих смыслов» образуют когнитивные схемы, которые участвуют в интерпретации опыта и обусловливают появление и объяснение верований, мнений и знания о мире, а в итоге -контролируют поведение [Макаров 2003: 58-63]. Одним из недостатков крн-структивизма, по мнению М.Л. Макарова, является то, что «этот подход оставляет без внимания проблемы индивидуальных смыслов» [Макаров 2003: 63]. Однако при анализе советского идеологического дискурса данный «недостаток» вполне оправдан. Полагаем, что советский идеологический дискурс скреплен «жесткими», четко заданными интерпретативными (когнитивными) схемами, которые координируют значимые (с точки зрения идеологического субъекта-адресанта) мнения, знания, действия и актуализируют «универсальные общие смыслы». Жесткость схем обеспечивается их структурно-смысловым постоянством, которое достигается дублированием, многократным повторением на разных уровнях коммуникации4. При этом стандартность содержания и однотипность функционирования неизбежно связаны со стандартностью формы. «Стандартизация высказывания ведет к стандартизации дискурса, в который они включены, и речевого поведения в целом» [Базылев 2005: 26]. Процитированный исследователь отмечает, что наиболее удобной формой стандартизации является ритуал как ограниченный набор типовых ситуаций [Базылев 2005: 26]. Стандартность схем поддерживается не только ритуалами, но и стереотипами. В совокупности они конституируют образ предметно-референтной ситуации. Следовательно, этот образ соединяет в себе как социальную природу, так и когнитивную.
Данные теоретические положения обусловили междисциплинарный статус диссертационного исследования и комплекс методов.
Отметим, что при определении коммуникации в работе используется точка зрения М.Л. Макарова, согласно которой коммуникация - это конститутивный элемент культуры, деятельности и социальных отношений, а не только простой обмен информацией и репрезентативное отражение объектов внешней действительности, объектов в мире «вещей» [Макаров 2003: 82].
12 В исследовании применялись методы социолингвистического (моделирование оппозиций социальной идентичности) и когнитивно-дискурсивного исследования. Когнитивная составляющая представлена контент-анализом, фреймовым анализом. Дискурсивно-прагматическая - реконструкцией с описанием пропагандистских установок адресанта исследуемого сверхтекста заголовка на основе понятия идеологический регулятив. На защиту выносятся следующие положения
Заголовок газеты «Правда» - это сверхтекст, конституируемый «универсальными общими смыслами». Анализ заголовка позволяет реконструировать «базовую» часть советской идеологической языковой картины мира.
Идеологическая картина мира - это один из фрагментов картины мира, конституируемый системой идеологических взглядов. Идеологическая языковая картина мира - репрезентация идеологической картины мира средствами тоталитарного языка, под которым понимается разновидность институционального статусно-ориентированного языка/дискурса, имеющая ярко выраженный идеологический характер. Идеологический фрагмент ЯКМ 30-40-х гг. представляет собой советскую идеологическую языковую картину мира. Ее специфическими чертами являются фантомный субъект, сконструированный властью; структурированность биполярным типом оценочное, в котором отсутствует зона переходных или нейтральных оценочных знаков; структурная редуцированность; категоризация действительности через конституирование идеологических регулятивов.
Адекватной данному объекту методикой описания является опора на такие операционные понятия, как: концепт-канон, идеологический регулятив, инвариант-вариант, прецедентный текст - стереотип - ритуал. Идеологический регулятив предопределяется стереотипной/ритуальной ситуацией и детерминируется аксиологическим модусом. Стереотипные ситуаций и ритуалы целесообразно исследовать с опорой на социолингвистическую традицию, а именно через статусно-ролевые модели. Под аксиологиче-
13 ским модусом понимается норма поведения, заданная оценочными пресуппозициями (должное/недолжное, ожидаемое/неожидаемое, желательное/нежелательное развитие событий).
4. Семиотические зоны Своего и Чужого конституируются соответственно
положительной и отрицательной идентификацией. Положительная иден
тификация зоны Своих представлена биологической (гендер, возраст, на
циональность); статусной (профессия/класс); позиционной (этакратической)
составляющими. Отграничение субъектов зоны Своих от субъектов зоны
Чужих осуществляется на основе отрицательной идентичности, детерми
нируемой следующими параметрами действия: субъект (номинации + ат-
рибутивы), вид, результат ( деятельности/действий), противодействие (от
ветная реакция Своих), место и время.
5. Пространственно-временная организация советской идеологической кар-
тины мира представляет собой бинарную оппозицию - внешнее (чужое) и
внутреннее (своё).
Внутреннее пространство («пространство Своего», «пространство», «простран-ство-здесь») - сложная система ландшафтно-географического, мифологического, виртуально-моделируемого пространств - организовано через координаты: центр - периферия, город - деревня, путь - дорога, граница. Внутреннее пространство опредмечивает и детерминирует внутреннее время. Внутреннее время синкретично. Его чертами являются пространственная детерминированность, вневременность (связь прошлого и будущего в настоящем), субъективность организации (динамичность, уплотнение, расширение), синкретизм цикличной и линейной модели.
Внешнее пространство («пространство Чужого», «не-пространство», «про-странство-там») лишено протяженности и организации через центр, поэтому оно фрагментарное и может разворачиваться в любом направлении. Оно заполнено «анти-вещами» и «скреплено» ложным путем. Пространственные координаты Чужих выполняют функцию обозначения их суще-
14 ствования, а не локализации. Внешнее время направлено в прошлое, однолинейно, лишено динамики.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры стилистики и языка массовых коммуникаций Омского государственного университета. Материалы по теме диссертации представлены на Всероссийской научной конференции с международным участием «Антропоцентрическая парадигма лингвистики и проблемы лингвокультурологии» (Стерлитамак, 14 октября 2005г.), междуна-родной научной конференции «Этнокультурные константы в русской языковой картине мира: генезис и функционирование» (Белгород, 2005), научной конференции аспирантов и студентов гуманитарного факультета ОмГАУ (Омск, 2005), межвузовской научно-практической конференции «Теоретические проблемы лингвистики, перевода и межкультурной коммуникации» (Омск, 2007). По теме диссертации опубликовано 7 работ, в том числе 3 статьи и тезисы 4 докладов на научных конференциях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, включающего 220 наименований. Основной текст диссертации изложен на 220 страницах.
Идеологическая языковая картина мира и ее операциональные единицы
Исходя из пресуппозиции о разграничении языкового и когнитивного сознания [Гальперин 1977: 98-99; Ейгер 1990: 45], при котором последнее выступает «обязательным условием существования и развития всех других форм сознания» [Ейгер 1990: 23], мы, как и многие отечественные и зарубежные лингвисты (Постовалова 1987, Петренко-Митина 1997, Сухарев-Сухарев 2000, Телия 1988, Кубрякова 1999, Рахилина 2000; Попова-Стерцин 2003 и т.д.), считаем, что каждый естественный язык отражает определенный способ концептуализации (восприятия и организации) мира (Ю.Д. Апресян). Необходимо отметить, что язык частично эксплицирует механизмы сознания, но при этом он «служит не внешним атрибутом сознания, а объективированным сознанием, способным к опережающему отражению закономерно ожидаемых изменений в познаваемом мире» [Алефиренко 2003: 12]. В дальнейшем данное экстериоризированное сознание мы называем языковым, и, как было уже отмечено, противопоставляем когнитивному (невербализован-ному, не объективированному языковым знаком). Разграничивая эти виды сознания, следуем идее А.Д. Шмелева о том, что «... множество реальных категорий, управляющих поведением, не сводится у человека к множеству знаемых языковых значений. ... Не исключена возможность того, что соответствующая когнитивная единица хранится в опыте субъекта без вербализации - вне фиксации ее определенным знаком», поэтому «никогда не устанавливается полного тождества между когнитивными единицами индивидуального сознания и «знаемыми» языковыми значениями» [Шмелев: 50-51]. Важно отметить, что невербализованные когнитивные единицы находятся вне «светлой зоны сознания, относятся к неосознанному или неосознаваемому» [Ружицкий 1995: 36] и для лингвистической интерпретации становятся доступными только при получении вербализованного статуса, т.е. когда они входят в «светлую зону» сознания, конституируют языковое сознание. Таким образом, сознание рассматривается «в виде многоуровневой системы, включающей как осознаваемые, так и неосознаваемые компоненты» [Петренко 1997: 8] (см. об этом в работах Э. Сепира, А. Вежбицкой, А.А. Леонтьева). Оппозиция «языковое - когнитивное сознание» продуцирует противопоставление - «языковая картина мира - картина (образ) мира».
Считается, что термин «картина мира» был впервые предложен Л. Витгенштейном в «Логико-философском трактате», где автор указывал на синонимическую близость данного понятия психологической дефиниции «образ мира». Разграничение понятий «языковая картина мира» и «картина мира» приписывают Э. Сепиру и Б. Уорфу, утверждавшим, что «представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации, - это всего лишь иллюзия. В действительности "реальный мир" в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы» [Сепир 1993: 261]. При этом «язык обладает силой расчленять опыт на теоретически разъединяемые элементы и осуществлять постепенный переход потенциальных значений в реальные, что и позволяет человеческим существам переступать пределы непосредственного данного индивидуального опыта и приобщаться к более общепринятому пониманию окружающего мира» [Сепир 1993: 226]. Таким образом, «реальное значение» соотносится с языковым сознанием, а «потенциальное значение» - с когнитивным сознанием. Следуя за основателями теории лингвистической относительности, мы признаем гипотезу детерминированности сознания этническим языком и «конструирования» языковой картины мира - особой сетки, которую тот или иной язык проецирует на восприятие и категоризацию действительности. Эта позиция не противоречит постулату «антивербалистов» о существовании довербаль-ного уровня сознания (мышления)5. Полагаем, что «языковая картина мира» - вербализованный уровень сознания, который «формирует тип отношения человека к миру, задает нормы поведения человека в мире, определяет его отношение к миру» [Маслова 1997: 49].
Существует точка зрения, согласно которой картин мира столько, сколько имеется позиций Наблюдателя. Объектом Наблюдения может быть либо мир в целом (целостная картина мира), либо его фрагмент (локальная картина мира) [Серебренников 1998: 19]. Одним из фрагментов картины мира (и ЯКМ) является система идеологических взглядов. Назовем его идеологической картиной мира. Идеологический фрагмент КМ, как и всякий другой, репрезентируется в языке, что позволяет выделить идеологический фрагмент ЯКМ. Полагаем, что реконструкция выраженной языковыми знаками идеологической картины мира предполагает обращение к более общей категории - «ценностной картине мира» (В.И. Карасик). Понятие «ценностной картины мира» непосредственно связано с аксиологическим аспектом и разработано В.И. Карасиком, который исходит из следующих предположений:
Концепт СОВЕТСКИЙ НАРОД: виды идентификации
Зона СВОИХ на структурном уровне (по вертикали) отражает марксистско-ленинскую теорию организации социалистического общества: массы -классы - партии - вожди. Последние два члена оппозиции опредмечиваются языковыми средствами как универсалии, употребляемые только в единственном числе, и в совокупности формируют представления о власти. При объединении первых двух членов оппозиции (массы - классы) складывается представление о народе (советском). Исходя из этого логично предположить, что субъектную организацию советской идеологической ЯКМ конституируют концепт-прототип НАРОД и его конкретизатор - концепт-канон СОВЕТСКИЙ НАРОД, значимыми единицами которого являются МАССЫ и КЛАССЫ. Отсутствие интенсионального, индивидуального, ассоциативного элемента является спецификой данной концептуальной структуры. Она обозначает коллективного субъекта, «коллективное тело» (выражение С. Медведева). Данное понимание субъекта соответствует понятию «модальная личность» (P. Linton, A. Inkeles, D. Levinson), «модельная личность» (В.И. Карасик), которое обозначает типичную для данной культуры личность, обладающую повторяющимися качествами, чертами.
В том случае, когда говорится о совокупности подобных модальных личностей, используется понятие «советский народ», которое коррелирует с такими понятиями, как «массы», «классы», а на определенном этапе и включает их.
Как отмечает В.М. Березин, философы и социологи-марксисты понятие масса(ы) употребляли в двух случаях.
«Во-первых, в своем абстрактном значении, и тогда оно само по себе не становилось атрибутом социологического тезауруса, а было синонимом слова «слои» («трудящиеся массы», «народные массы», «беднейшая масса»ти т.д.)». Данное значение отражено в словаре русского языка СИ. Ожегова: «5. мн. Широкие, трудящиеся круги населения, народ. Книгу - в массы. Воля масс» [Ожегов, Шведова 2004: 435].
Во-вторых, под массой подразумевалась наиболее передовая и сознательная часть общества, прежде всего пролетариат, к которому в результате революционной пропаганды должна непременно присоединиться и другая часть - «низшие классы», «городская и деревенская беднота, живущая в условиях мелкобуржуазного существования», «обыватели из их медвежьих углов» (выражения В.И. Ленина из разных его работ, в основном - посвященных полемике с народниками)» [Березин 2003].
К определению понятия «пространство»
Энтропическое пространство поэзии, социальное пространство, постсоветское пространство, событийное пространство, музифицирован-ное словесное пространство и т.п. Данный список, или, точнее, перечень аспектов описания, изучения базовой мировоззренческой категории пространство соотносим с направлениями человеческого знания. Следовательно, он принципиально бесконечен, а результаты подобного многоаспектного описания зачастую пересекаются, накладываются друг на друга, что объясняется сложностью изучаемого объекта. Не исключением является и лингвистический аспект, продуцирующий языковые модели пространства.
По мнению Е.С. Яковлевой, «в лингвистических исследованиях пространство представляется, скорее, синкретично: оно совмещает в себе черты физико-геометрического пространства (ньютоновского) и черты пространства... «семиотического» (лейбницевского)» [Яковлева 1994: 19]. Ньютоновское пространство - это «нечто первичное, самодостаточное, независимое от материи и не определяемое материальными объектами, в нем находящимися», лейбницевское - «нечто относительное, зависящее от находящихся в нем объектов, определяемое порядком сосуществования вещей» [Топоров 1983: 228]. В первом случае перед нами представление, свойственное современной научной традиции - «пустое», «абстрактное», гомогенное, равное самому себе в любой точке пространство; во втором - «стандартно-бытовой» вариант пространства, объектно-заполненного, овеществленного, доступного измерению [Топоров 1983]. Или, переводя на язык лингвистики: научное и наивное представления о пространстве. Кроме этих двух концепций, В.Н. Топоров описывает еще один вид - мифопоэтическое представление о пространстве, свойственное архаической модели мира. Мифопоэтическое пространство «неразрывно связано с временем, с которым оно находится в отношении взаимовлияния, взаимоопределения, но и с вещественным наполнением (пер 169 вотворец, боги, люди, животные, растения, элементы сакральной топографии, сакрализованные и мифологизированные объекты из сферы культуры и т. п.), т. е. всем тем, что так или иначе «организует» пространство, собирает его, сплачивает, укореняет в едином центре...» [Топоров 1983: 233]. Хотя В.Н. Топоров анализирует восприятие в архаичной мифопоэтической схеме космогенеза, справедливо говорить о том, что и в современном представлении о пространстве присутствует мифологическая константа. На нее «накладываются образы, создаваемые искусством или более углубленными научными представлениями» [Лотман 2000: 334]. Следовательно, пространственное мировосприятие включает «мифологический универсум, и научное моделирование, и бытовой «здравый смысл» [Лотман 2000: 334].
Именно мифологическая константа организует, делит пространство на две зоны: пространство СВОИХ - пространство Чужих. Отметим, что концептуальная оппозиция «Свои/Чужие» применительно к категории пространства ЯКМ принимает вид дейктического противопоставления: «Здесь/Там». Для данной оппозиции релевантны факторы социальной «близости/дальности» (чуждости), государственных рубежей и, в свою очередь, неактуален фактор конкретных расстояний. Назовем пространство «своих» внутренним (в основе оппозиционный член «здесь»), а пространство «чужих» - внешним (в основе оппозиционный член «там»). Можно предположить, что 1) внутреннее пространство укладывается в границы «окрестности говорящего» (Ю.Д. Апресян). Оно способно быть непосредственно воспринятым субъектом (говорящим), поэтому структурировано, организовано человеческим опытом. Это пространство «наглядного созерцания» (Гоббс, Лейбниц, Кант); 2) внешнее пространство. Это пространство конституируют объекты, выходящие за пределы «окрестностей говорящего» (Ю.Д. Апресян), следовательно, оно недоступно непосредственному наблюдению, поэтому его восприятие изменчиво, «хаотично». Используя терминологию В.Н. Топорова, его можно назвать «не-пространством».
