Электронная библиотека диссертаций и авторефератов России
dslib.net
Библиотека диссертаций
Навигация
Каталог диссертаций России
Англоязычные диссертации
Диссертации бесплатно
Предстоящие защиты
Рецензии на автореферат
Отчисления авторам
Мой кабинет
Заказы: забрать, оплатить
Мой личный счет
Мой профиль
Мой авторский профиль
Подписки на рассылки



расширенный поиск

Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Ремчукова, Елена Николаевна

Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка
<
Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка
>

Данный автореферат диссертации должен поступить в библиотеки в ближайшее время
Уведомить о поступлении

Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут, круглосуточно, без выходных и праздников

Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Ремчукова, Елена Николаевна. Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка : диссертация ... доктора филологических наук : 10.02.01. - Москва, 2005. - 323 с.

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Креативный потенциал грамматики в разных типах русской речи 46

1.1. Способы актуализации грамматических компонентов высказывания 46

1.1.1. Стандарт и творчество в грамматике 46

1.1 .2. Функционирование грамматических форм и намерения говорящего (к проблеме интенциональности в грамматике) 48

1.1.3. Способы актуализации 49

1.1.3.1. Неузуальные образования и неузуальная сочетаемость 50

1.1.3.2. Комбинаторика 58

1.1.3.3. Грамматический символизм 67

1.1.3.4. Рефлексивы 70

1.1.4. Жанровые воплощения нетривиальной грамматики 70

1.1.5. Реализация системно-языкового потенциала грамматической категории в речи (залог: пассив, возвратность, переходность) 75

1.1.6. Солецизмы за пределами поэтической речи 84

1.1.7. Факторы, определяющие креативный потенциал русской грамматики 87

1.2. Нетривиальная грамматика в эпистолярном жанре 90

1.2.1. Письмо - нетривиальный жанр 90

1.2.2. Грамматическая специфика «карнавализации» (письма В. Маяковского к Л. Брик) 92

1.2.3. Свобода от стандарта (письма М.Цветаевой к Б. Пастернаку) 94

1 2.4. Степень «свободы» и фактор адресата 96

1.2.5. «Мужской экспрессивный» и метаязыковая рефлексия 102

1.3. Грамматика и рефлексивный дискурс 104

1.3.1. Рефлексивы как метаязыковые высказывания 104

1.3.2. Грамматика как объект метаязыковой рефлексии 107

1.3.3. Грамматика времени в фокусе метаязыковой рефлексии 109

1.3.4. Семантика и прагматика грамматических рефлексивов 112

1.3.5. «Авторские» мотивации 115

1.3.6. Категория лица местоимений в фокусе метаязыковой рефлексии 119

1.3.7. Категория рода в фокусе метаязыковой рефлексии 123

1.4. Семантика, стилистика и прагматика грамматических контрастов 130

1.4.1. Грамматический контраст как способ актуализации грамматической семантики 130

1.4.2. Экспрессивные и прагматические функции грамматических контрастов 133

1.4.3. Грамматический контрасты в рамках категории вида 139

1.4.4. Грамматические контрасты как разновидности антитезы 144

1.4.5. Грамматические контрасты в поэтическом тексте 146

1.4.6. Грамматические контрасты в рамках категории залога 149

1.4.7. Комплексные контрасты (вид + залог) 154

Глава 2. Креативный потенциал категории вида 158

2.1. Специфика категории вида 158

2.1.1. Характер категории вида 158

2.1.2. Дискуссионные вопросы аспектологии: путь к согласию 159

2.1.3. Границы видовой соотносительности 162

2.1.4. Креативные явления в области категории вида 164

2.1.5. Аспектуальное расширение идиом 166

2.2. Креативный потенциал имперфективации 171

2.2.1. Механизмы имперфективации и экспансия вторичных имперфективов 168

2.2.2. Степень неузуальности вторичных имперфективов 174

2.2.3. Вопрос об «искусственности» потенциальных имперфективов 181

2.2.4. Потенциальное и архаичное в области имперфективации 183

2.2.5. Зоны потенциальной имперфективации 193

2.2.6. Факторы, обусловливающие потенциальную имперфективацию 202

2.3. Креативный потенциал перфективации (закономерность и право выбора) 209

2.3.1. Природа перфективации 209

2.3.2. Префиксация и перфективации 210

2.3.3. Основные тенденции аспектуальной «практики» в области перфективации 213

2.4. Креативный потенциал аспектуальных префиксов (зоны вариативности) 228

2.4.1. Резервы аспектуальной префиксации 228

2.4.2. «Авторская» вариативность 229

2.4.3. Вариативность аспектуальных префиксов в разговорной речи 236

2.5. Креативный потенциал двувидовых глаголов (процессы лексической и грамматической адаптации) 243

2.5.1. Экспансия новых двувидовых глаголов 244

2.5.2. Стремление к видовой коррелятивности: перфективация или имперфективация? 246

2.5.3. Лексикографическое отражение двувидовых глаголов 249

2.5.4. Прагматика и стилистика двувидовых глаголов .;.;.: 251

2.5.5. Формирование перфективной видовой пары двувидовых глаголов -опора на продуктивные префиксы 256

2.6. Креативный потенциал способов глагольного действия 264

2.6.1. Способы глагольного действия как тип аспектуальных модификаций 264

2.6.2. Оценочные компоненты аспектуальных модификаций 268

2.6.3. Способы глагольного действия как экспрессивно-стилистическое средство повествования 271

2.6.4. Продуктивность и «востребованность» аспектуальных модификаций 279

2.6.5. Суффиксальная перфективация: экспрессивная составляющая суффикса -ну- 280

2.6.6. Способы глагольного действия: экспрессивно-прагматический потенциал 286

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 291

БИБЛИОГРАФИЯ 301

Введение к работе

Настоящая диссертация посвящена исследованию креативного потенциала русской грамматики в таких типах современной речи, для которых характерно творческое использование языковых средств -разговорной, художественной, газетно-публицистической, эпистолярной, художественно-публицистической, научно-публицистической, рекламной -во всем своеобразии присущих им лексико-грамматических средств выражения. Несмотря на то, что слово «дискурс» не вынесено в заглавие, подход к описанию «поведения» грамматических единиц в высказывании, осуществляемый в исследовании, является дискурсивно ориентированным, так как в нем лингвистические данные анализа соотносятся с прагматическими и эстетическими, а в некоторых случаях - и с лингвокультурологическими принципами.

В зависимости от типа дискурса, стиля или жанра речи фигура говорящего может находиться как в фокусе грамматического анализа, так и на его периферии, а интенции, выраженные грамматическими средствами, могут быть более или менее явными. Исследование «языковой личности, владеющей системой языка» (Ю.Н. Караулов), представляется актуальной задачей современной грамматической науки, которая, детально описав морфологическую систему в статике, с классификационной точки зрения, обращается к ее динамическому аспекту, тесно связанному с выразительными ресурсами. В этом направлении уже накоплен определенный опыт, так как основы динамического изучения грамматики были заложены еще в классических трудах Ф.И. Буслаева, А.А. Потебни, Л.В. Щербы, A.M. Пешковского, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, Р.. Якобсона. Мысль о неисчерпаемых возможностях художественно значимого использования морфологических средств подчеркивалась и зарубежными лингвистами - Ш. Балли, Е. Куриловичем. В начале 90-х годов XX века в русистике появилось новаторское исследование Е.А.

Земской «Словообразование как деятельность»: в нем общая проблема «язык и человек» представлена как более частная - «словообразование и личность» (Земская, 1992). Аналогичный подход к описанию потенциала русской морфологии (грамматических и лексико-грамматических значений, системы словоизменения, некоторых синтаксических связей) представляется плодотворным и перспективным, так как позволяет соотнести русскую грамматику, обладающую уникальными выразительными возможностями, и речевую деятельность во всем многообразии речевых практик.

Хотя «состояние лингвистики сегодня характеризуется в мире достаточно большим числом разных направлений - и формальных и функциональных» (Кубрякова, 2003, с. 12), следует признать, что в области грамматической науки достижения последних лет определяются плодотворным развитием функциональной грамматики (Ю.С. Маслов, А.В. Бондарко, М.А. Шелякин), важнейшим принципом которой провозглашен принцип единства «ее структурных и функциональных аспектов, ее системно-языковых и речевых элементов» (Бондарко, 2001, с. 7). В последние годы внимание функциональной грамматики все в большей степени концентрируется в области взаимодействия языковых элементов и «среды», которое может быть представлено как комплекс «языковая система - функционирование ее элементов в речи» (А.В. Бондарко).

Тем не менее, факты современной художественно-публицистической, поэтической, газетно-публицистической и разговорной,, речи еще недостаточно вовлечены в функционально-грамматические и коммуникативно ориентированные исследования: общетеоретические труды по русской морфологии опираются в основном на анализ примеров из художественной литературы. В то же время описание морфологических ресурсов грамматики преимущественно на материале художественных текстов носит неполный характер, а исчерпывающее представление о ее креативном потенциале не может сложиться без учета стилистических и в

отдельных случаях исторических элементов морфологической системы, используемых в той совокупности типов речи, которые в работе характеризуются как творческие. Полноценный выход в дискурсивный анализ возможен тогда, когда грамматика «вторгается» в живые языковые процессы, для которых характерны разного рода инновации, метафоризация, языковая рефлексия, языковая игра. Именно такой подход («язык in potentia, а речь - in praesentia», по И.А. Бодуэну де Куртенэ), предполагающий последовательное исследование двух диалектически связанных объектов -языковой системы и речевой деятельности, осуществляется в настоящей работе, определяя ее актуальность. Он позволяет наглядно продемонстрировать, что только «благодаря системе, на ее фоне мы получаем удовольствие от действительной игры слов, поэтических образов, метафор, остроумных неожиданностей» (Золотова, 2001, с. 110).

Несмотря на то, что выразительные ресурсы русской морфологии уже многократно рассматривались и продолжают привлекать внимание специалистов, эти исследования не дают общей картины, так как прежде всего традиционно связываются со спецификой самих текстов -художественных, разговорных и др. В то же время выход за пределы конкретных разновидностей речи позволяет выявить совокупность ее типов, для которых характерно творческое использование языковых средств. Эта совокупность, объединяющая в своем составе такие речевые произведения, как разговорные, поэтические, публицистические, художественно-публицистические, эпистолярные, научно-популярные и рекламные тексты с их жанровыми разновидностями (интервью, заголовки, слоганы и др.), никогда раньше не выделялась, хотя она, безусловно, заслуживает специального изучения, поскольку здесь обнаруживаются общие способы актуализации грамматических значений и общий набор не только узуальных, но и неузуальных средств их выражения, что существенно дополняет принципиально новыми материалами любые известные описания грамматической системы русского языка. Вместе с тем в диссертационном

исследовании в фокусе внимания остается сама грамматическая форма -процесс ее создания и функционирования в аспекте «осознавания» ее своеобразия.

Такой подход, осуществляемый впервые, обусловливает научную новизну исследования. Он дает возможность отразить те способы интерпретации грамматической семантики, которые определяются, с одной стороны, позицией самого говорящего, обладающего правом выбора не только регулярных, но и нерегулярных (и именно по этой причине выразительных) средств, и с другой - активными языковыми процессами, на которые оказывают влияние и большая свобода говорящего в публичной коммуникации, и особенности языка СМИ, и специфика такого бурно развивающегося жанра, как реклама, и языковые эксперименты в литературе постмодернизма.

Грамматика - глубинный языковой ярус. Известно, что она представляет собой строго организованную систему, развивающуюся по своим внутренним законам. Но эта сложнейшая система обнаруживает и подвижность, и гибкость, обусловленные многочисленными случаями асимметрии формы и содержания, которые являются благодатной почвой для эмоциональной и эстетической актуализации. В то же время грамматические формы устойчивы, и это обусловливает борьбу консервативной тенденции (устойчивости) с факторами языковой эволюции (стремление к экономии, аналогии и регулярности). Противостояние ярко выраженной тенденции к устойчивости, обеспечивающей стабильность грамматики, с тенденцией к заполнению в речи «пустот», или лакун (антиномия системы и нормы), часто разрешается в пользу говорящего, который в той или иной степени осознанно стремится творчески использовать возможности системы, нарушая предписания нормы, как отраженной в кодификации, так и принятой в узусе.

Известно, что наиболее благоприятной средой для любого экспериментирования, вторжения нового являются лексика и словообразование («из нескольких тысяч морфем, существующих в

морфологической системе русского языка, можно образовать гораздо большее количество слов, чем их содержится во всех словарях вместе взятых» (Кузнецова, 1989, с. 18)), однако творческие импульсы характерны также для морфологии и синтаксиса. Конечно, морфология сдерживается узусом в большей степени, чем словообразование и лексика, но и для нее рамки узуса - общепринятых реализаций (возможно, неоднозначно отраженных в кодификации) - часто оказываются тесны. Таким образом, не только кодификация, но и узус ограничивают свободу выбора говорящего, накладывая запрет не только на те или иные лексемы, но и на грамматические формы. Потребности живой речи заставляют постоянно «бороться» с этими ограничениями, и в условиях современной вербальной свободы острота этой борьбы усиливается. В области морфологии это проявляется, например, в «настойчивой» коррекции формообразования тех или иных слов. В узусе нет «мечт» (род. п. мн. ч. слова «мечта»), одной «джинсы» (ед. ч. существительного pluralia tantum «джинсы»), спрогнозировать (СВ глагола «прогнозировать»), одиноче (формы компаратива прилагательного «одинокий»), но возможности языковой системы позволяют, когда это необходимо, достаточно свободно образовать эти формы.

Именно поэтому антиномия узуса и возможностей языковой системы лишена драматизма: окказиональные и потенциальные грамматические формы не противостоят узуальным, а дополняют их, не расшатывая систему, сохраняющую при этом свою стабильность и устойчивость. Р. Якобсон в работе «Вопросы поэтики» писал, что «эта устойчивость находит разительное подтверждение в том активном сопротивлении, которое оказывают грамматические структуры требованиям экспериментальной поэзии» (Якобсон, 1987, с. 84). Тем не менее ареной борьбы двух указанных тенденций был и остается поэтический язык, на котором традиционно и сосредоточено внимание исследователей. Особенно привлекательна с этой точки зрения современная поэзия с ее ориентацией на языковые деформации и трансформации, с «ее

направленностью не на результат, а на процесс» (Л.В. Зубова), которая идет в авангарде этой борьбы, несмотря на то, что ее победы могут оцениваться по-разному: эстетическая ценность лингвистически авангардных трансформаций различна.

Однако грамматические (в рамках грамматических категорий) и лексико-грамматические (в рамках лексико-грамматических разрядов) инновации -всего лишь один из способов актуализации грамматических значений -такого употребления грамматической формы, которое делает ее информационно, экспрессивно (прагматически) или эстетически значимой. Эстетические возможности таких элементов морфологической системы, как род и число существительных, категория времени глагола, формообразование в рамках лексико-грамматических разрядов прилагательных многократно рассматривались как особая эстетическая ценность поэтической и художественной речи. Но, несмотря на то, что в последние десятилетия появились работы, в которых в той или иной степени отражены явления «живой», творческой морфологии (И.И. Ковтуновой, Я.И. Гина, Л.В. Зубовой, И.А. Ионовой, Б.Ю. Нормана, Н.А. Николиной и других исследователей), она до сих пор остается в тени «творческих способностей» словообразования и синтаксиса как явление менее интересное. Поэзия, безусловно, единственная сфера, в которой частеречные и категориальные значения актуализируются с наибольшей степенью регулярности и полноты (это убедительно показала в своих работах И.А. Ионова), однако считать, что в остальных типах речи они находятся «в тени более ярких, очевидных словообразовательных или лексических значений» (Ионова, 1990, с. 12), как . нам кажется, сегодня уже нельзя.

Особое место в формировании предложенной концепции принадлежит книге В.В. Виноградова «Русский язык (грамматическое учение о слове)» (Виноградов 1947), в которой глубокий анализ грамматических форм и категорий, сопровождается примерами из художественных, поэтических, фольклорных, а в некоторых случаях - и разговорных текстов. Конечно, в

книге выдающегося лингвиста преобладают примеры из художественной литературы и поэзии, но примечателен тот факт, что сам диапазон привлекаемых имен очень широк - от А. Пушкина и А. Кольцова до В. Маяковского; от Н. Лескова и Ф. Достоевского до М. Горького. Все это придает книге В.В. Виноградова живой характер, делает ее неповторимой даже в ряду таких замечательных книг, как «Русский синтаксис в научном освещении» A.M. Пешковского, «Синтаксис русского языка» А.А. Шахматова, «Из записок по русской грамматике» А.А. Потебни и других шедевров русской грамматической науки. В дальнейшем (также уже * ставшие классическими) общетеоретические труды по русской морфологии опирались в основном на анализ примеров из художественной литературы (см., например, работы А.В. Бондарко, М.А. Шелякина, Г.А. Золотовой).

Подлинный прорыв был совершен в изучении «грамматики поэзии» -как в создании ее теоретических основ, так и в изучении отдельных направлений (Ковтунова, 1986; Гин, 1996; Ионова, 1986, 1989, 1990; Зубова, 1989, 1999, 20006); морфологии детской (Цейтлин, 1975, 2001) и разговорной речи (Русская разговорная речь... 1983; Красильникова, 1999; Гловинская, 2000). Наиболее детальный и глубокий анализ выразительных возможностей морфологических средств в поэтическом тексте представлен в работах И.А. Ионовой, в которой показано, что морфологические свойства языка используются как материал создания грамматических фигур в так называемой безобразной поэзии (Ионова, 1990, с.30), что позволило выявить грамматические фигуры и в исследуемых типах речи. Кроме того, в работах И. А. Ионовой плодотворно развивается идея Р. Якобсона об актуализации в поэзии грамматических значений через использование в тексте словоформ со сходными или контрастными значениями, что позволило в данном исследовании представить свой взгляд на «грамматические ряды» и «грамматические контрасты» и предложить их описание на совершенно новом материале - за пределами поэтической речи, но в сопоставлении с нею.

Для формирования теоретической базы данного исследования важное значение имеет и то, что в русистике были выявлены определенные грамматические тенденции в функционировании языка СМИ и устной публичной речи (см. раздел «Активные процессы в грамматике» в монографии «Русский язык конца XX столетия», написанный М.Я. Гловинской (Гловинская, 2000, 237-304)). Однако такая специализация грамматических исследований помогает понять не только законы грамматики, соотнесенные с определенным объектом, но и, прежде всего, углубленно изучить сам объект (например, разговорную или поэтическую речь). Обращение же к многожанровому языковому материалу, с нашей точки зрения, в большей степени помогает понять общие закономерности функционирования грамматической системы и ее потенциальные возможности, обусловленные потребностями живой речи. Например, формы компаратива, а также слова и словосочетания для обозначения различных степеней проявления признака необходимы как воздух рекламе. Именно поэтому коррекция грамматических свойств относительных прилагательных в связи с развитием у них качественных и, как следствие этого, оценочных значений находит широкое отражение не только в поэтическом языке, но и в языке рекламы, для которого использование «авангардных» форм компаратива является важнейшим средством квалификации предмета (см. реклама морса: Ягоднее ягод).

В рамках предложенного описания принципиальное значение имеет проблема соотношения поэтической и разговорной речи. Исследователи (И.И. Ковтунова, Е.А. Земская, Е.Н. Ширяев, И.А. Ионова) уже отмечали, что определенные средства языка употребляются преимущественно или исключительно в этих двух типах речи1. С нашей точки зрения, также представляется вполне правомерным сближение в грамматическом исследовании разговорной (а также устной публичной) и поэтической речи - двух некодифицированных подсистем языка. Проблема соотношения

' «...определенные средства языка употребляются преимущественно или исключительно в этих двух типах речи» (Ковтунова, 1986, с. 188).

разговорной и поэтической речи имеет принципиальное значение для данного исследования. Она уже поднималась нами в работе, посвященной функциональному варьированию грамматической формы (Ремчукова, 2000), в которой высокий потенциал грамматической вариативности был представлен как общая черта разговорной и поэтической речи. Анализ транспонированных значений в этих подсистемах позволил сделать вывод о том, что «общие закономерности функционирования вторичных значений в разговорной и поэтической речи, наличие общих зон морфологической транспозиции, а также конкуренции и нейтрализации позволяют говорить о некотором сходстве между разговорной и поэтической речью, хотя обычно подчеркивается различие между ними. Это сближение в области периферии грамматических категорий не является случайным и объясняется общностью некоторых коммуникативных установок, снятием запретов, высоким уровнем экспрессивности, которая в одном случае проявляется как оценочность, в другом - как метафоризация» (Ремчукова, 2000, с. 90). Именно поэтому в рамках предложенного описания данные типы речи не противопоставляются, а сопоставляются: обращение к фактам поэтической речи используется для подтверждения принципиальной возможности того или иного образования в разговорной речи, и наоборот. Однако степень эстетической продуктивности анализируемых явлений, естественно, оказывается различной.

В диссертационном исследовании разговорная модификация литературного языка рассматривается не только как язык бытового, повседневного общения, но и как речь представителей определенной языковой культуры, для которой характерно в той или иной степени выраженное творческое начало. Творческие импульсы способствует реализации и в разговорной речи эстетической функции языка. Так, языковая игра чаще, чем в поэтическом тексте, становится здесь средством создания комических, а не эстетических эффектов, но нередко можно наблюдать и последние. Именно в поэтическом тексте наиболее последовательно

реализуется эстетическая продуктивность грамматических средств языка, однако в постмодернистской поэзии окказиональные и потенциальные грамматические единицы могут выступать, как и в разговорной речи, средством создания комического эффекта, т. е. средством прагматической, а не эстетической актуализации, или совмещать их. Таким образом, «сфера языковой игры и языкового эксперимента оказывается той областью, в которой граница между поэтической и разговорной речью размыта» (Ремчукова, 2000, с. 90).

Источником особой выразительности в поэтической, разговорной и других анализируемых типах речи становится грамматическая вариативность. Проблеме вариантности языкового знака посвящены фундаментальные исследования, в том числе и те, в которых она рассматривается в отношении к нормативности (Ицкович 1968; Горбачевич 1978; Граудина 1980 и др.), однако в понимании и трактовке самого понятия «языковой вариант» существуют разногласия (см. об этом: Валгина 2001, с. 28 - 29). В работе употребляется термин «вариативность», подчеркивающий более широкое использование понятия «языковой вариант»: в рамках грамматической вариативности признак морфологического тождества не является абсолютным. В этом случае к вариантам относятся не только собственно морфологические, но и словообразовательные модификации, имеющие самостоятельные словарные позиции, но характеризующиеся тождеством грамматической функции (Русский язык, 1997, с.62). Отмечает возможность более широкого взгляда на вариативность и А.А. Зализняк в связи с проблемой представления в грамматическом словаре видовых коррелятов: «Для глаголов, помимо собственно вариантности парадигм...отмечается также несколько иное... соотношение, а именно, синонимия двух глаголов, которым в противоположном виде соответствует один и тот же глагол; таковы, например, приготавливать и приготовлять... В отличие от собственно вариантности, морфологический состав глаголов-синонимов различен. В настоящем словаре, однако, не проводится

формального различия между собственно вариантностью и синонимией в рамках корреляции по виду...» (Зализняк, 1980, с. 9).

Вариативность (вариантность) - присущая языку способность к образованию видоизменений, модификаций языковой единицы - относится к фундаментальным свойствам языковой системы и функционирования единиц языка (Солнцев 1964). При помощи варьирования грамматических единиц последовательно реализуется потенциал языка. Необходимо подчеркнуть, что в настоящей работе вариативность рассматривается не как неудобство, не как проблема выбора, затрудняющего коммуникацию, а как выбор, позволяющий наиболее точно и экспрессивно значимо выразить свою мысль. «Отношение носителей языка к вариантности двоякое: с одной стороны, варианты неудобны в языке, они создают беспорядок, провоцируют речевую небрежность. Есть острая потребность установить отношение вариантов к норме в категории нужно и нельзя. Возникает конкуренция между вариантами, в которой один из них должен победить, другой исчезнуть. С другой стороны, наличие вариантов представляет собой богатый языковой потенциал» (Зубова, 1998, с. 51). Увлекательная игра с вариантами, которую демонстрируют творческие типы русской речи, подтверждает, как нам представляется, ее «высокую эмоциональную температуру» (А. Вежбицкая).

Грамматическая вариативность, понимаемая таким образом (т.е. широко), в наибольшей степени представлена в исследовании в рамках процесса аспектуальной аффиксации - продуктивного способа образования видовой пары, как при помощи суффикса (имперфективация), так и при помощи префикса (перфективация), а также глаголов, относящихся к лексико-грамматическим разрядам способов глагольного действия (СГД). Специфика аспектуальных аффиксов позволяет рассматривать их не только как стилистический, но и как семантический резерв речи: выбор того или иного префикса или суффикса может быть и средством семантической дифференциации видовых коррелятов, и прагматическим средством, и средством эстетической актуализации. Особый интерес представляют случаи

«реставрации» архаичных аффиксов, которые мы относим к зоне «модернизации» языковой архаики. Прагматически и семантически мотивированное предпочтение архаичного варианта возможно в разных типах речи. Говорящий «сознательно» может выбрать форму с ненормативным, и в силу этого стилистически окрашенным аффиксом: (с иронией) - Ты почему себе года убавливаешь! (ср.: убавляешь). Подобный обусловленный выбор мы относим к «манипулированию вариативностью» и отличаем его от поиска нужной формы («поиск варианта»): - Ты все марафетишъся? ~ Есть для кого, вот и марафечусь, марафетюсь...

Конечно, далеко не все способы актуализации грамматических значений в одинаковой степени частотны и типичны для всех указанных разновидностей речи. Так, потенциал грамматической системы успешно реализуется в процессе грамматической адаптации так называемых «новых» двувидовых глаголов {спонсировать, прогнозировать), который проявляется в регулярном и часто ненормативном образовании у них перфективных видовых пар. Именно с этой точки зрения, двувидовые глаголы представляют несомненный интерес для настоящего исследования, однако их употребление в поэтическом языке ограниченно, поэтому это явление рассматривается нами там, где оно реально существует, - в разговорном и газетно-публицистическом дискурсе.

Газетно-публицистический дискурс, или язык СМИ, занимает особое место в исследовании, так как он составляет значительную часть представленного в нем материала. Обращение к этому источнику вряд ли нуждается в «оправдании»: в нем «наиболее отчетливо и быстро отражаются изменения, происходящие в наше время во всех сферах языка» (Русский язык конца XX столетия, 2000, с. 10), и наиболее последовательно (после художественной .и поэтической речи) реализуется творческий . потенциал русской грамматики, обусловленный соотношением «система языка» -«языковая способность». Язык СМИ традиционно является объектом беспощадной критики: его упрекают, с одной стороны, в стандартизации

культуры - «в ослаблении индивидуального начала в человеческом сознании и поведении» (Русский язык и культура речи, 2001, с. 28), с другой - в «порче» языка - неоправданном и грубом нарушении нормы, в небрежности. В то же время его специфика, обусловленная известной антиномией информативной и экспрессивной функций языка, требует признания права пишущего и говорящего на словотворчество (этого, как правило, и не приемлют пуристы), которое часто может быть оценено достаточно высоко. «Наряду с чрезвычайно недоброкачественными текстами во всех функциональных разновидностях, и в письменной, и в устной реализации, существуют и множатся, особенно в публицистике (выделено нами. - Е.Р.), образцовые тексты. Именно в наше время много ярче и оригинальней проявляет себя индивидуальность языковой личности, что для языка -первостепенно» (Караулов, 1991, с. 64).

В качестве источника материала мы использовали разные издания и разные телевизионные передачи, избегая «желтой» прессы и ориентируясь на передачи не развлекательного, а культурологического характера. Определенные газеты, журналы и телепередачи (например «Культурная революция» на канале «Культура») были в зоне нашего постоянного внимания. Языковая специфика таких изданий, как газета «Коммерсантъ», журналы «Огонек» и «Итоги», определяется достаточно высоким уровнем лингвистической компетенции журналистов, что проявляется прежде всего в самом подборе выразительных средств: смелом, но лингвистически грамотном использовании нетривиальных единиц разных уровней, в удачном «интерстилевом тонировании», в ироническом, а не примитивно-карикатурном модусе публицистических текстов. Эти качества делают такие периодические издания привлекательными для разных социальных групп: и для среднего класса, и для интеллигенции (не попадающей по уровню доходов в средний класс), и для процветающих, но образованных бизнесменов. Уровень лингвистической культуры этих и некоторых других изданий позволяет не согласиться с Л.П. Крысиным, который считает, что

«она весьма низка даже в тех слоях (например, в журналистской среде), представители которой в силу своего образовательного и интеллектуального статуса должны иметь правильное представление о языке и нормах его использования в разных сферах общения» (Крысин, 2001, с. 58).

Примеры нетривиальной грамматики наиболее часто встречаются в жанре аналитической статьи, полемическая специфика которой обусловлена «резким» присутствием автора, так как главное здесь - показать свое видение проблемы. Публицистический дискурс таких журналистов «Огонька», как Дмитрий Быков, Максим Соколов, Андрей Архангельский, характеризуется именно перечисленными выше свойствами. С одной стороны, он обладает такими чертами, как ироничность и интертекстуальность, что позволяет ему вписаться в современную технику постмодернистского письма и дает возможность соотнести его с поэзией и прозой постмодернизма. С другой стороны, степень эмоционально-экспрессивной окрашенности и образность языкового ряда сближают его с современной художественно-публицистической прозой, которая также была одним из источников анализируемого нами материала.

В публицистике автор часто предстает как «играющий и иронизирующий автор-повествователь» (Сметанина, 2002, с. 92), поэтому данные тексты вызывают интерес с точки зрения разнообразия способов проявления лингвокреативного мышления, представляющего собой «тип словесного мышления при котором, используя различные ассоциативные связи, человек довольствуется уже имеющимися звуковыми комплексами, реализуя тем самым ассоциативный потенциал языкового знака в области связи между формой и содержанием» (Гридина, 1996, с. 10). Такой тип мышления отражает динамическое и креативное языковое сознание, побуждая индивида к использованию потенциала языковых единиц. Описывая языковые аномалии с точки зрения их типов и функций, Ю.Т. Апресян выделяет среди «намеренных» аномалий авторские аномалии «как явление текста (не важно, художественного, научного или обыденного - выделено нами. — Е.Р.);

говорящие идут на них сознательно, чтобы добиться определенного эстетического или интеллектуального эффекта» (Апресян, 1995, стр. 51). Отметим, что «русский говорящий», как представляется, демонстрирует, особую чувствительность к разного рода языковым эффектам и «трюкам».

Для этого типа дискурса типична и языковая (или метаязыковая)1 рефлексия, в том числе и грамматическая. Ей в монографии посвящен особый раздел. Рефлексивы - вербализованная рефлексивная реакция -представляют собой метаязыковые высказывания, в которых слово осмысливается и оценивается говорящим. «Метаязыковой материал является ярким свидетельством русского языкового сознания на рубеже веков, позволяет реконструировать мировоззренческие установки личности, психологическое состояние общества в разные временные периоды...» (Вепрева, 20026, с. 27). Подобные метаязыковые высказывания могут рассматриваться и как «экспликация языковой интуиции» (Булыгина, Шмелев, 1998, с. 14) - достаточно простая или сложная (текст, фрагмент текста, отдельное высказывание и т. п.). Рефлексивы позволяют проследить и оценить жизнь слова в языке и с этой точки зрения, отражая языковое сознание «наивного лингвиста» (Б.Ю. Норман) или «природного лингвиста» (В.В. Виноградов), они представляют несомненный интерес.

Но основной массив материала, изучающегося лингвистами с этой точки зрения, включает метаязыковую реакцию на лексическое значение слова. В настоящем исследовании к рефлексивам относятся и такие высказывания, в которых говорящий, объясняя свой выбор, квалифицирует, оценивает не только лексемы, но и грамматические элементы языка, интерпретирует грамматическую семантику. К грамматическим рефлексивам прибегают не только поэты и прозаики, филологичность художественного мышления которых воплощается и в размышлениях над сущностью грамматических единиц, но и журналисты. Конечно, «объективное значение грамматических

1 «Расчлененность знаний по предметным областям позволяет выделить в языковом сознании особый круг знаний о языке как объекте познания... Метаязыковое сознание является компонентом языкового сознания, манифестирующим рациональное понимание языка и его интерпретацию (Вепрева, 20026, с.52).

категорий не может основываться на возможном их рефлексивном переживании, а только на их действительной роли в механизме речи» (Винокур, 1959, с. 249), но метаязыковой авторский комментарий мы рассматриваем как один из важных способов актуализации грамматических компонентов высказывания.

Областью реализации творческой грамматики является и жанр интервью - активная форма современной коммуникации - в его письменной и устной форме. Интервью обычно определяют как свободную беседу журналиста с каким-либо лицом или группой лиц, представляющую общественный интерес и предназначенную для передачи в средствах массовой информации. Сегодня это один из самых эксплуатируемых и модных жанров, характеризующийся такими чертами, как «достаточная открытость, откровенность собеседников, раскрепощенность языка (выделено нами. - Е.Р.)» (Русский язык конца XX столетия, 2000;, с. 429). Интервью - диалог, который носит личностный характер, поэтому в нем ярко проявляется языковой облик говорящих. В силу своей специфики тип публичного диалога открыт для проникновения «литературно-разговорных» элементов. Стремление к экспрессивности и выразительности в этом типе речи «соперничает» со стремлением к информативности, поэтому нетривиальные языковые средства занимают в нем особое место. «Общая прагматическая установка интервью - дать интересную информацию о ком или о чем-либо - определяет и оправдывает широкий набор языковых средств, разностильных элементов, смешение и совмещение в одном тексте разных стилистических приемов, вольное обращение со словом, языковую игру и т. д.» (Там же, с. 441).

В газетно-публицистическом дискурсе привилегированное положение среди источников «интересной» грамматики занимают заголовки -целостные единицы речи, «которые являются обязательной частью текста и имеют в нем фиксированное положение - перед и над текстом» (Культура русской речи, 2003, с. 188). В этом типе дискурса наиболее ярко выражаются

апеллятивно-экспрессивная и рекламная функции заголовка - привлечь, заинтересовать читателя и одновременно оказать на него должное воздействие. Удачные заголовки создают имидж издания: например, статья к юбилею актера и режиссера М. Козакова называется «Инородный артист» (Итоги, 2004, октябрь) - такое название обязательно оценит «просвещенный» читатель. Борьба за читателя начинается с заголовков, которые часто обещают больше, чем может дать сам текст, что объясняется их «рекламно -вербующей функцией» (В.Г.Костомаров). Это отмечают и сами пишущие (искусствовед А. Шапиро): Сейчас время не статей, а заголовков. Вдумчивый отзыв - исключение (газета «Культура», 2004, 2 октября). Любая лингвистическая находка в заголовке сразу обнаруживает свои достоинства. Наиболее широко и часто успешно в нем эксплуатируются возможности словообразования, но активно используется и потенциал морфологии. При этом заголовки являются той зоной газетного дискурса, в которой редко встречаются резкие нарушения нормы - ошибки - и одновременно наиболее ярко проявляются функции языковой игры.

Анализ нестандартных средств выражения связан с понятием языковой игры, которое в русистике стало активно использоваться после выхода в свет монографии «Русская разговорная речь» (1083), однако феномен языковой игры сегодня не имеет четких границ, что объясняется и сложностью самого объекта, и отсутствием четких критериев его выделения. Оставляя в стороне теорию игр Л. Витгенштейна (Витгенштейн, 1985), обратимся к собственно лингвистическому пониманию ее природы и функций, которые в последние годы нашли отражение в двух монографиях - В.З. Санникова (Санников, 1999) и Т.А. Гридиной (Гридина, 1996), а также в различных словарях и справочниках (см., например, Культура русской речи, 2003, с. 796-803). В.З. Санников пишет: «Языковая игра - это некоторая языковая неправильность (или необычность) и, что очень важно, неправильность, осознаваемая говорящим (пишущим) и намеренно им допускаемая. При этом слушающий (читающий) также должен понимать, что это «нарочно так сказано», иначе он

оценит соответствующее выражение просто как неправильность или неточность. Только намеренная неправильность вызовет не досаду и недоумение, а желание поддержать игру и попытаться вскрыть глубинное намерение автора, эту игру предложившего» (Санников, 1999, с. 23). Основную функцию языковой игры В.З. Санников видит в создании комического эффекта, следовательно, в самой игре - прежде всего языковую шутку.

Такой подход представляется нам неоправданно узким. Комический эффект, или балагурство, - лишь одна из функций языковой игры, в основе которой лежит творческое использование языковых единиц, часто (но не всегда) связанное с нарушением нормативного канона, однако достижением этой цели языковая игра не исчерпывается. Она может выступать не только как реализация экспрессивной функции языка, но и эстетической, связанной со стремлением добиться образности и выразительности речи: она может служить для более точной передачи мыслей, для образной и выразительной передачи сообщения (Русская разговорная речь, 1983, с. 172-175). Необходимо различать балагурство и острословие, при котором «необычная форма выражения связана с более глубоким выражением мысли говорящего» (Там же, с. 175).

Это разделение представляется очень важным по отношению к нашему материалу. Балагурство связано с тем, что называют «веселой грамматикой»,

- с различными трансформациями (иногда деформациями)
парадигматического характера, к которым относятся игры со словоформой,
не затрагивающие смысловой план высказывания. Цель подобных
парадигматических шуток - усиление экспрессивности речи: Ой, как вафель

- вафлей хочется! Наибольший интерес представляет для нас именно
острословие, при котором нетривиальная грамматическая форма
семантически осложнена, имеет определенную семантическую функцию.
Например, и в разговорной речи, и в публицистическом дискурсе достаточно
регулярно употребляется синтетический компаратив наречия «странно» -

страннее: нестандартная форма экспрессивна и семантически приближается к превосходной, усиливая качественное значение и однокоренного предикативного наречия в положительной степени: ...Да и его самого, заплутавшего в лабиринтах времени и попавшего совсем в другую эпоху — размеренную и суетную, мещански благополучную и сытую... Странно, что эта эпоха его не заметила, еще страннее, что ему удалось сыграть эту эпоху как бы от противного, сражаясь с ней по большим и мелким поводам (об актере Марлоне Брандо, см.: Итоги, 2004, июль). Таким образом, при острословии важен не столько нестандартный языковой элемент сам по себе, сколько его экспрессивно-прагматический интерпретационный потенциал. Одни и те же грамматические факты могут быть предметом и балагурства («веселая» грамматика), и острословия. В современной речи активно употребляется нестандартная, несупплетивная, форма мн. ч. человеки - то в качестве языковой шутки {Сколько человеков - столько и чебурекові), то в целях острословия (Это совсем разные вещи: есть люди — а есть человеки).

Таким образом, языковая игра в широком смысле слова выступает как вид лингвистического изобретательства часто, но далеко не всегда, связанный с явным отклонением от нормы (различные грамматические имитации, создание окказионализмов и т.п.). Подлинно творческое проникновение в грамматический канон связано, безусловно, не с балагурством, а с острословием. При этом языковые игры, даже понимаемые широко, не исчерпывают творческого потенциала грамматики: описываемые нами на материале разных типов речи «грамматические контрасты», комбинаторика грамматических компонентов как способ достижения гиперэкспрессии высказывания, грамматическая рефлексия, грамматический символизм, безусловно, относятся к творческой зоне грамматики, однако эти приемы не всегда, а только в соответствующих контекстных условиях выполняют людическую функцию.

Соотношение балагурства и острословия представлено в нашем исследовании в письмах поэтов Серебряного века - В. Маяковского, М.

Цветаевой, В. Ходасевича. Исследование эпистолярного жанра с точки зрения творческой грамматики позволяет выявить некоторые общие приемы грамматической актуализации в эпистолярном, поэтическом и других типах дискурса и показать, что в них проявляется высокая языковая компетенция личности.

Именно с языковой компетенцией, т. е. с индивидуальными возможностями говорящего в реализации потенциала языковых единиц, связывает Т.А. Гридина процесс языковой игры как форму и способ проявления языкового творчества (Гридина, 1996). Кроме того, проблема языковой игры рассматривается нами в аспекте соотношения стереотипа и творчества, приобретающего по отношению к грамматике особое значение в силу наибольшей структурированности этого языкового яруса. «Речетворчество, - пишет Т.А. Гридина, - понимается не только как проявление индивидуальности языковой личности, но и как процесс обнаружения потенциала языка, не реализованного в узусе и норме» (Гридина, 1996, с. 3).Таким образом, языковая игра предстает как явление, соединяющее в себе три аспекта: языковая схема - осознание говорящим внеконтекстуальных отношений между языковыми единицами; языковая норма - знание о стандартных реализациях этих отношений, закрепленных как каноны «образцового» употребления и порождения языковых единиц; языковой узус - знание о реальном для различных сфер речевого общения функционировании единиц. Эта триада «схема-норма-узус», при которой в реальности норма и узус далеко не всегда совпадают, имеет важное значение, так как позволяет выявить различие между потенциальным и окказиональным (по отношению к исследуемому материалу), хотя границы между ними не всегда являются четкими. Например, актуальный процесс чистовидовой префиксации двувидовых глаголов представлен в нашем исследовании как активный, обусловленный тенденцией развития языка процесс

образования видовой пары (схема);

как процесс в определенной степени кодифицированный, т. е. отраженный в словаре (норма);

как процесс более разнообразно и динамично представленный в различных речевых сферах (узус).

В то же время при образовании видовой пары мы сталкиваемся и с явлениями, не претендующими не только на статус нормативных (ни с точки зрения словаря, ни с точки зрения узуса), но и на статус потенциальных. Подобные индивидуально-авторские инновации имеют выраженный окказиональный характер и присущи всем тем специфическим речевым сферам, о которых шла речь выше. Однако необходимо подчеркнуть, что существенное различие между художественным и любым другим творческим высказыванием состоит в том, что если в поэзии «одной из целей словотворчества... является создание окказионализма с необходимыми, заданными морфологическими свойствами» (Ионова, 1990, с. 13), то в других случаях такая цель может отсутствовать или быть менее очевидной.

Вопрос о соотношении возможного (закономерного, системного) и реализованного (узуально или окказионально) не нов и является одним из обсуждаемых в лингвистике начиная с середины XIX века (В.Гумбольд, Э. Сепир, Э.Косериу, Л. Ельмслев, Б.А. Успенский и др.). «Система языка может быть представлена как организованная совокупность единиц («клеток»), одни из которых лексически реализованы («заполнены»), а другие возможны, но не реализованы («пустуют») и представляют собой закономерные лакуны в системе языка» (Улуханов, 1996, с. 269). Способность грамматической системы провоцировать определенные употребления в узусе связана именно с наличием таких «белых пятен» -лакун (пустых, незаполненных мест). В рамках теории лакунарности (Быкова, 2003) представлены различные типы «межъязыковых» и «одноязычных» s лакун и детальное описание лексической лакунарности. Лакунарность рассматривается как имманентное свойство любой языковой системы: оно обусловлено присущими ей антиномиями и определяет ее

открытость и динамизм. Г.В. Быкова выделяет системные (потенциальные), узуальные (кодифицированные, нормативные), коммуникативные, формообразовательные, стилистические, личностные и др. типы лакун: все они в той или иной степени обнаруживаются и в нашем материале. Однако детальное и обобщающее описание системно-грамматической и узуально-грамматической лакунарности, имеющее объяснительный характер, должно стать предметом отдельного фундаментального исследования. «Такое описание, - пишет И.С. Улуханов (имея в виду описание лакун, представленных на разных уровнях языка), - гораздо более трудоемко и трудно теоретически, чем описание только узуальной части языка, но оно имеет и ряд преимуществ, главное из которых состоит в том, что оно стимулирует выявление новых фактов и закономерностей» (Там же, с. 271). Сфера потенциальной грамматики обусловлена наличием лакун, которые в процессе развития языка «дрейфуют»: элиминируются или, напротив, возникают; консервируются или пребывают в латентном состоянии. Развитие категории вида как относительно молодой категории русского языка может быть представлено как процесс элиминирования лакун. С этой точки зрения описаны и некоторые потенциальные явления в рамках категории залога: образование возвратных глаголов в речи представлено как продуктивный, живой процесс, обусловленный их реальной речевой экспансией. Грамматические лакуны, как и лексические, могут быть относительными в тех случаях, когда та или иная грамматическая форма реально существует, но употребляется редко, так как она не «одобрена» узусом. Узуальные лакуны широко представлены на грамматическом уровне, так как элемент структуры не всегда находит выражение в норме речи (Ю.С. Степанов называет это «недостаточностью нормы»). Так как план содержания богаче плана выражения, и знаков всегда меньше, чем значений, говорящий вынужден постоянно находиться в поиске ресурсов плана выражения, постоянно «прорывать цепь этих ограничений, используя возможности, заложенные в языковой системе» (Быкова, 2003, с. 94).

Препятствия в виде узуальных грамматических лакун легко преодолевают дети, не подозревающие об их существовании: ребенок свободен в своей речевой деятельности и конструирует единицы, системно правильные, но не отраженные ни в норме, ни в узусе, поэтому в отдельных случаях мы привлекаем в качестве фона факты грамматики детской и диалектной речи - также свободной от нормативных ограничений, присущих литературному языку.

Коммуникативно обусловленное расширение сферы возвратности продуцирует образование ненормативных возвратных глаголов, расшатывает различия между переходными и непереходными глаголами. Этот процесс отмечал еще Н.П. Некрасов, который считал возвратность «самой замечательной особенностью русского глагола»: «Наш язык смело приставляет ся к глаголу, как скоро мысль сосредоточивается главным образом на проявлении самого действия, а не на отношении этого проявления действия к самому предмету» (Некрасов, 1865, с. 74). Глаголы совершенного вида свободно образуют причастную форму страдательного залога и редко употребляются в возвратно-страдательных формах, которые, в свою очередь, ограничены в употреблении несовершенным видом. Однако в речи подобные системные соответствия расшатываются, и разделение предстает как не столь категоричное: Я получил письмо. - Письмо получено. — (в разг. речи об электронном письме) Сегодня письмо получилось. При этом потенциальной возвратной форме все-таки присуща меньшая страдательность, по сравнению с причастием, которое в данном случае выступает как «эталон страдательности» (Норман, 1972, с. 55). Подобное явление, которое мы определили как «соскальзывание в возвратность», известное всем типам русской речи (Пулъхерия была большая хозяйка и собирала все, хотя сама не знала, на что оно потом употребится (Н.В. Гоголь)), сегодня заметно активизируется во всех типах творческой речи.

Таким образом, направление исследования определяется изучением грамматики как единства реализованного и потенциального в разных типах и

жанрах современной речи; его объектом являются ее морфологические ресурсы, а предметом - их креативный потенциал в разных сферах речевой практики. При этом главное внимание уделяется самой грамматической форме, так как «лишь опора на форму дает возможность выявить и учесть значения, выражаемые в данном языке во всей их сложности, в их непредсказуемом многообразии» (Бондарко, 1988, с. 8).

Для предложенного в работе описания представляется важным уточнение границ морфологии в ее соотношении с другими аспектами грамматики. Поскольку русская морфология представляет собой сложную разветвленную систему, тесно связанную со словообразованием и синтаксисом, ее потенциал может рассматриваться только через призму этих связей. Богатство и изысканность русского словообразования, многогранность и комплексность русского словоизменения обусловлены ярким синтетизмом русского языка. Экспрессивно-прагматический потенциал некоторых русских грамматических категорий (род существительных, вид и залог глагола) определяется их сложным характером и отражает именно морфолого-словообразовательный аспект русской грамматики. С этой точки зрения уникальна категория вида русского глагола, развитие которой демонстрирует постепенный переход от словообразования к словоизменению и «борьбу» между ними, поэтому не случайно именно креативный потенциал русской аспектуальности - основной объект нашего исследования. Категория вида не является «чистой» морфологической категорией: с одной стороны, ей присуща морфологическая стабильность, с другой - словообразовательная «живость» и активность. Аргументируя это важное для нашего исследования положение, отметим следующее:

1) лингвистическая традиция относит проблематику видов к разделу морфологии, однако всегда подчеркивается ее близость к словообразованию, так как средства видообразования, приставки и суффиксы, - морфемы, чаще выступающие в русском языке в словообразовательной, а не словоизменительной функции. Таким образом, видообразование находится на границе

между словообразованием и словоизменением. Вид - единственная грамматическая категория в русском языке, основным формальным средством выражения которой является преф икс. В других случаях приставка выступает лишь на периферии как дополнительное средство формообразования, например степеней сравнения прилагательных {тонкий - тоньше -потоньше);

2) категория вида лишена единого унифицированного морфологического показателя. Приставки, при помощи которых образуется глагол СВ, многообразны (эту роль могут выполнять почти все русские приставки) и, кроме того, функция видообразования не является для них единственной: например, приставка с- может выступать и как пространственная (съехать с горы), и как только видообразующая, т. е. чистовидовая (делать - сделать). Видовая пара - морфологическое ядро категории вида, но ее образование лишено стабильности и с точки зрения самой способности глаголов вступать в видовую оппозицию (не все глаголы образуют видовую пару), и с точки зрения средств видообразования (средства образования видовой пары многообразны).

Русские морфологические категории не равноценны: они обладают разным статусом и разным качеством - словоизменительные (время, лицо, число), несловоизменительные (род существительного, вид), смешанные -залог. Их креативный потенциал тем выше, чем сложнее сама категория, чем сильнее ее связь с лексической и словообразовательной базой языка (что проявляется в лексико-грамматических разрядах), хотя в принципе любой элемент системы в рамках любой категории может быть актуализированным в специальных функционально-творческих условиях.

На первый взгляд, к области автономных явлений морфологии относятся особенности словоизменения. Однако чисто формальные, «поверхностные» трансформации грамматических форм в качестве определенной разновидности языковой шутки, о которой уже шла речь выше, встречаются реже, чем подлинно творческие инновации, и в определенных

типах речи (ироническая поэзия, бытовое общение, «незамысловатые» слоганы и заголовки); эстетически они не всегда перспективны. В контексте подлинно творческого высказывания реализация особенностей русского словоизменения опирается не только на грамматическую, но и на лексическую семантику словоформы, может сопровождаться различными «семантическими приращениями». Поэтому важнейшим аспектом исследования оказывается не только сфера морфологической, но и лексической семантики: «Отказ от попытки проникнуть в те законы, которые сложно и многоступенчато связывают систему грамматических категорий и форм с лексической системой, делает работу грамматиста бесперспективной» (Шведова, 1984, с. 13). Кроме того, в таком контексте часто обнаруживается и соотнесенность между смысловой и эмоционально-экспрессивной функцией слова.

Взаимосвязь грамматической и лексической семантики особенно ярко проявляется при создании эффекта лексико-грамматической двуплановости: например, в высказывании «Мы не творим себе кумира в форме этакого малоизвестного матроса» (С. Соколов) актуализируются не только связи между разными значениями многозначного слова, но и его частеречные признаки. Таким образом, и за пределами поэтического текста может быть априори задан смысл, реализующий сразу несколько (или по крайней мере два) значения: Они родные, а ты самая родная (муж жене о своих родственниках).

Новаторский характер имеет концепция рецептивной грамматики -грамматики, ориентированной на речевую деятельность, предложенная И.Г. Милославским. Он пишет: «Рецептивная грамматика русского языка непременно должна оперировать семантическими единицами, а не единицами грамматической классификации. В процессе сложения значений этих единиц с лексическими, а также с теми, которые не получают формального выражения, имеет место и простое сложение, и избыточность, и зачеркивание, и появление «приращенного» значения, и комбинация двух последних явлений, т. е. сдвиг значения» (Милославский, 2002, с. 41).

Таким образом, морфологические явления, тесно связанные с морфемикой, словообразованием, лексической базой и синтаксисом, рассматриваются нами не изолированно, а как элементы сложного комплекса. Такой подход отвечает современным тенденциям развития лингвистики, которая, исчерпав уровневый подход, стремится к многоаспектному анализу, отражающему сложную природу слова: «Несмотря на широкое распространение, уровневые модели языка все меньше удовлетворяют современных исследователей, предметом внимания которых становятся все более объемные компоненты лексико-семантической системы языка» (Быкова, 2003, с. 11).

Этот принцип является основополагающим и в концепции поэтической
морфологии И.А. Ионовой: «Анализ общеморфологических источников
выразительности показывает, что эстетический потенциал морфологии связан
со всеми языковыми сферами, на которые имеют выход элементы
морфологической системы: семантикой, словообразованием,

словоизменением, синтаксисом. Этим обусловливается многообразие приемов реализации художественных ресурсов морфологии и богатый спектр получаемых в поэзии выразительных эффектов» (Ионова, 1990, с. 15). Концепция «лексической грамматики» создана А.Л. Шарандиным - в ней декларируется «неправомерность рассмотрения языковых единиц вне связи между семантикой и грамматикой» (Шарандин, 2001, с. 9).

Все вышесказанное позволяет уточнить объект исследования -морфологические ресурсы языка анализируются не только в формально-морфологическом, но и в морфолого-семантическом и морфолого-словообразовательном аспектах, а также сформулировать его цель и задачи.

Цель диссертационного исследования заключается в описании морфологических ресурсов русского языка в аспекте взаимодействия языковой системы и речевой деятельности для выявления креативного потенциала русской грамматики. Эта цель предполагает решение следующих конкретных задач:

  1. определить творчески ориентированные типы русской речи;

  2. выявить факторы, обусловливающие креативный потенциал русской грамматики;

  3. установить способы и средства актуализации грамматических компонентов высказывания и представить их в таких типах дискурса, как разговорный, эпистолярный, поэтический, газетно-публицистический, художественно-публицистический, научно-популярный, рекламный;

  4. представить грамматические компоненты высказывания в аспекте языковой рефлексии;

  5. рассмотреть явление грамматического контраста и описать его типы;

  6. охарактеризовать креативный потенциал категории вида, реализующийся

- в активных процессах видообразования - имперфективации и
перфективации, использующих как стандартные, так и нестандартные
языковые средства;

- в различных способах актуализации аспектуальных значений;

- в процессе лексической и грамматической адаптации двувидовых
глаголов;

в экспрессивно-прагматических коннотациях аспектуальных

модификаций.

В связи с тем, что важной задачей исследования является анализ грамматических компонентов языка в позиции актуализации, необходимо уточнить и это понятие, которое, как известно, не имеет в лингвистике однозначного определения. В широком смысле актуализация - такое использование языковых средств, которое воспринимается как необычное. Оно не противоречит попытке рассматривать актуализацию как тип выдвижения, под которым понимается «управление вниманием Адресата, в ходе восприятия последним речи или текста» (Культура русской речи, 2003, с. 121). Определяя понятие выдвижения, обычно отмечают, что оно

представляет собой способы формальной организации текста, фиксирующие внимание слушающего на определенных отрезках сообщения, выдвигая на первый план его особенно важные элементы (см., например: Арнольд, 1978, 2002).

Именно в этом смысле выдвижение рассматривается как синоним актуализации, что не исключает и «необычности» использования языковых средств, хотя сама степень «необычности» может быть различной. Ее в полной мере обеспечивают окказионализмы, солецизмы, метафоризация грамматических значений и другие средства. Таким образом, актуализация -это такой характер употребления слова, при котором реализация особенностей его словоизменения, словообразования или семантики делает его информационно, экспрессивно или прагматически значимым в рамках всего высказывания. Следовательно, актуализация тех или иных элементов грамматической системы обеспечивает выразительность высказывания, под которой понимается наличие в языковом знаке параллельно с основной информацией, связанной с его номинативной функцией, различного рода дополнительной информации, ориентированной . на его образное и эмоциональное восприятие.

Обобщая вышесказанное, перечислим те явления, описание которых определяет решение конкретных задач исследования и дает возможность продемонстрировать креативный потенциал грамматической системы в речи:

парадигматические лакуны, обусловленные нормативными ограничениями в кодифицированных системах словоизменения;

неузуальные, потенциальные, грамматические формы в рамках грамматических категорий и лексико-грамматических разрядов, имеющие внутрисистемный характер и созданные по продуктивным моделям;

окказионализмы - грамматические формы и лексемы неузуального, индивидуально-авторского характера («эфемерные инновации»), при создании которых могут быть нарушены законы сочетаемости

лексической и грамматической семантики («дисгармония лексического и грамматического значений»);

морфологические солецизмы - узаконенные традицией (как правило, в поэтическом языке, но в данном исследовании и в других типах творческой речи) и вместе с тем неверные (с точки зрения нормативных предписаний), словоформы, которые следует отграничивать от случаев собственно ошибочного формообразования.

грамматические контрасты - сопоставление в высказывании грамматических единиц, обладающих дифференцирующими свойствами, т. е. противопоставленных по частному грамматическому или лексико-грамматическому значению;

грамматические ряды - «накапливание» в высказывании однородных (стандартных и нестандартных) грамматических компонентов как средство создания экспрессии и гиперэкспрессии;

грамматическая вариативность - грамматические формы, допускающие варьирование в аспекте:

а) тенденции к потенциальной семантической и стилистической
дифференциации («манипулирование вариативностью»);

б) модернизации языковой архаики - «реставрации» и актуализации в
высказывании устаревших вариантов (например, в зоне аспектуальной
аффиксации);

лексико-грамматический плюрализм - создание эффекта семантической двусмысленности, намеренно не разрешенной в контексте высказывания, в котором априори задан сложный смысл;

грамматические и лексико-грамматические омонимы, актуализированные в высказывании и являющиеся основой каламбура;

грамматические рефлексивы - высказывания, в которых говорящий, объясняя свой выбор, интерпретирует, квалифицирует, оценивает грамматические элементы языка, т.е. эксплицитная интерпретация грамматической семантики, производимая самим говорящим;

грамматическая метафора - элементы морфологической системы, нормативные или ненормативные, актуализация которых обусловливает образность слова, высказывания или всего текста.

Важно отметить, что выбор категории вида в качестве главного, «привилегированного» объекта исследования обусловлен, кроме вышеуказанных факторов, еще и тем, что в рамках этой категории представлены все перечисленные средства актуализации.

Главную роль в выявлении значения и эстетической или прагматической значимости любой языковой единицы играет контекст -«совокупность формально фиксированных условий, при которых однозначно выявляется содержание какой-либо языковой единицы (лексической, грамматической и т. д.)» (Колшанский, 1959, с. 47). Анализируемые нами способы актуализации грамматической семантики прослеживаются, как правило, уже в контексте высказывания, компактное «пространство» которого позволяет выявить особенности реализации грамматического смысла, поэтому высказывание выступает основной единицей нашего анализа. В тех случаях, когда это необходимо, привлекаются фрагменты текста, и лишь иногда - текст, но в целом представление текстовых функций грамматических форм не входило в нашу задачу.

Так как поэтический язык не является самостоятельным объектом данного исследования, многие явления поэтической морфологии (исчерпывающий анализ которых, как уже отмечалось выше, представлен в работах И.А. Ионовой) остались за пределами нашего внимания, поскольку они характерны именно для данной сферы. Это факты грамматики, обусловленные рифменной организацией стиха, законом единства и тесноты поэтического ряда и др.

Задача исследования состоит в том, чтобы показать, что «строгие» грамматические законы не препятствуют творческому переосмыслению грамматических форм (по Л.В. Щербе - «упаковочных средств») не только в художественном, но и в других творчески ориентированных типах дискурса.

При этом мы, безусловно, признаем, что центральным полем порождения креативных, прогнозируемых и непрогнозируемых, возможностей языка вообще и грамматики в частности служит художественный текст во всем своеобразии его жанровых и индивидуальных проявлений.

В поэтическом языке реализация ресурсов грамматической выразительности протекает наиболее интенсивно и наглядно. Художественное пространство есть «...сложно построенный смысл. Это значит, что, входя в состав единой целостной структуры поэтического текста, значащие элементы языка оказываются связанными сложной системой соотношений, со- и противопоставлений (выделено нами. - Е.Р.), невозможных в обычной языковой конструкции. Это придает и каждому элементу в отдельности, и всей конструкции в целом совершенно особую семантическую нагрузку. Слова, предложения и высказывания, которые в грамматической структуре находятся в разных, лишенных черт сходства, и, следовательно, несопоставимых позициях, в художественной структуре оказываются сопоставимыми и противопоставимыми в позициях тождества и антитезы, и это раскрывает в них неожиданное, вне стиха невозможное, новое семантическое содержание» (Лотман, 1972, с. 38). Особые функции актуализации грамматических значений, проявляющиеся в художественных текстах, связаны с поэтическими образами и смыслами.

Установке нашего исследования не противоречит использование в качестве равноправного материала и примеров из художественной прозы -как классической, так и современной. Н.А. Николина и Е.А. Агеева, анализируя грамматические приемы и способы языковой игры в структуре современного прозаического текста, отмечают, что «с точки зрения совокупности приемов реализации и их основной функциональной нагрузки (балагурство и острословие), языковая игра в современном художественном тексте не отличается от языковой игры в современной разговорной речи» (Николина, Агеева, 2000, с. 553). Словотворчество, обусловленное стремлением к «языковому расширению», характерно для прозы А.И.

Солженицына, привлекаемой в качестве источника нетривиальной грамматики при описании процессов видообразования.

Именно с точки зрения совмещения двух типов дискурса -художественного и разговорного - представляют особый интерес такие «промежуточные» жанры, как эпистолярный и научно-популярный. Последний представлен примерами из оригинальной, единственной в своем роде научной прозы филолога-философа А. Гачева и книги замечательного литературоведа Ю. Айхенвальда «Силуэты русских писателей». Георгий Дмитриевич Гачев - доктор филологических наук, ученый-культуролог и писатель-мыслитель, автор известных книг «Воображение и мышление», «Жизнь художественного сознания», «Логика вещей и человек» и многих других. Метод его мышления - научно-художественный. Его основной жанр (как он определяет его сам) - дневник «жизнемыслей». В творчестве Г.Д. Гачева в полной мере воплощено лингвокреативное мышление -нестандартность средств выражения, яркость и виртуозность в создании языковых образов, языковая рефлексия. Приведем в качестве доказательства несколько примеров из книги «Воображение и мышление»:

Тут встречаются «продуктивная способность воображения», что первосоздает образ, познает, с «репродуктивной способностью воображения» (термины Канта оба), что узнает: в акте способности суждения узнает, что это и есть то, что надо;

Воображение - высвобождает, открывает некий простор и просвет, туда устремляется Мышление ему на помощь и подтверждение с индустрией своих логик и построений; да так наподтвердит...

Старик в немощи своей - как дитя: ...и вновь он ребячески вопрошающ и молящ.

Грамматические краски в палитре речевого портрета могут быть достаточно яркими. Творческая манера Ю. Айхенвальда проявляется не только в своеобразии его таланта литературного критика, но и в языке его блистательных очерков «Силуэты русских писателей» - метафорически

глубоком, стилистически утонченном, свободном в образовании необходимых ему форм, например, потенциальных имперфективов: Растрогиеающе действуют «эти бедные селенья» (о Ф. Тютчеве); Но было бы ошибкой думать, что элегический колорит делает поэзию Каролины Павловой унылой и подавляющей. Нет, ее печаль светла... и так растрогиеающе просит бедная одинокая путница; (о Л. Толстом) Он лучше всех художников мира явил психологический закон сохранения и показал, что ничего не пропадает в душе человека, ничто не затеривается в ней; Он не растерялся в подробностях мира. Микроскопия, опасная для другого, ему никакого ущерба не наносит. Он раздробляет душу, но и восстановляет, собирает ее; Он переносится в каждого и каждое и навеки отпечатлевает в себе и свои и чужие... хотя бы мгновенные состояния духа; Та область существования, в которой нужна любовь и помощь, область нужды и муки, подолгу задерживала в себе Толстого (далее рассуждение о силе Любви. -Е.Р.). Так Любовь устрояет. Она - последнее слово Толстого (см. подробно п. 2. 2.).

Собранный нами «пестрый» в жанровом отношении, но однотипный в грамматическом отношении материал, как нам кажется, интересен и «сам по себе» - в качестве иллюстрации того, как люди говорят. С точки зрения поставленных научных задач он должен оцениваться в качестве речевой иллюстрации активных языковых процессов - прежде всего грамматических. Именно поэтому далеко не все представленные нами факты носят нетривиальный характер - определенная часть собранного материала демонстрирует активность и продуктивность типичных грамматических явлений.

Явления, которые являются предметом описания в данном исследовании, относятся, как представляется, к той сфере русской грамматики, которую можно назвать нетривиальной, потенциальной, творческой и, используя широкоупотребительное, в том числе и в лингвистике, слово «креативный», - креативной. Это заимствованное (от

англ. creative) слово ворвалось в нашу жизнь, не вытеснив слова творческий, но «потеснив» его. Оно отсутствует даже в относительно новых толковых словарях (например: Большой толковый словарь... 2002), хотя о креативности современного сознания, о креативном типе личности уже написаны социологические и психологические исследования. «В прошлом году профессор экономгеографии из США Питер Флорида написал книгу «Рост креативного класса», которая собрала немыслимое количество наград дома и в Европе. В ней он утверждает, что главной отличительной чертой экономики нового миллениума является смена ее основного движущего класса. На смену «классу организаторов» идет «класс творцов», ценный не умением соблюдать трудовую дисциплину и вносить порядок в хаос, а, напротив, умением творить этот хаос и, как следствие, управлять им (журнал «Jalouse», 2003, май). Автор книги «Креативность в паблик рилейшенз» Энди Грин так определяет креативность: «Креативность - это то, что делают люди, признанные креативными личностями; это творческий процесс и результат; часто обозначение чего-то излишне экстравагантного» (Грин, 2003, с.5). Наиболее точными исконно русскими синонимами являются, очевидно, слова созидающий, создающий. Креативный директор, креативный продюсер - это, прежде всего, авторы идей.

В лингвистике слово креативный - уже достаточно распространенный термин, который входит в состав прилагательного лингвокреативный (см. выше). Б.Ю. Норман даже выделяет особую креативную функцию языка: «Речь идет о таком положении дел, при котором языковые сущности оказываются первичными по отношению к сущностям внеязыковым, т. е. явлениям объективной действительности. Назовем данную функцию языка креативной, или творческой (подчернуто Ч-іами. - Е.Р.)» (Норман, 1997, с. 27). Однако креативная функция языка понимается Б.Ю. Норманом отлично от лингвокреативной функции в работе Т. А. Гридиной. Речь идет только о таких фактах, которые позволяют

предположить, что язык не просто влияет на действительность, но и порождает ее, например, о фактах «материализации» грамматического рода при приеме персонификации, когда род порождает пол тех или иных явлений в художественном тексте или в мифологических представлениях народа: например, если упал нож - придет гость-мужчина, если вилка -женщина (Норман, 1997, с. 29)'. Однако подобные факты персонификации и метафоризации грамматического значения рода рассматриваются и среди лингвокреативных. Таким образом, креативная функция языка представляет собой частный, но наиболее яркий случай проявления лингвокреативной.

Это слово нашло свое место в словаре, фиксирующем языковые изменения последнего десятилетия, в которых ему приписывается два взаимосвязанных и взаимообусловленных значения - созидательный и художественный, творческий2. Как представляется, использование именно этого термина позволяет адекватно представить как единое целое творческий потенциал языковой личности и творческий, созидающий характер самого языка, допускающего свободное использование «только в рамках своего характера» (В. фон Гумбольдт).

В ходе наблюдений над грамматическими фактами языка использовались различные словари: «Грамматический словарь русского языка» А. А. Зализняка; «Словарь-справочник по русскому языку: Правописание, произношение, ударение, словообразование, морфемика, грамматика, частота употребления слова» А.Н. Тихонова; «Толково-грамматический словарь русского языка» И.К. Сазоновой, «Словарь грамматических трудностей русского языка» Т.А. Ефремовой и В.Г. Костомарова и др. Важное значение имел выбор толкового словаря. В качестве основного «рабочего» словаря используется «Большой толковый словарь русского языка» под редакцией С.А. Кузнецова. Этот выбор

1 О подобных и других случаях актуализации грамматического значения рода в поэзии постмодернизма см.: Зубова Л.В.
Современная русская поэзия в контексте истории языка. - М., 2000, с. 259-297.

2 См.: Толковый словарь современного русского языка: языковые изменения XX столетия. -M., 2001, с. 391.

мотивирован теми характеристиками словаря, которые сформулированы его авторами:

это современный словарь, продолжающий традиции отечественной академической лексикографии;

критерий включения слова - его фактическое использование не только в текстах художественной литературы, но и научно-популярных изданий, в публицистике, массовой периодической печати и в устной речи;

в словаре последовательно истолкованы переносные значения слов, а также устойчивые сочетания слов и фразеологизмы.

Толкования слов даются именно по этому словарю, в тех случаях, когда необходимо сравнить данные словарей используется «Словарь русского языка» С.А. Ожегова (1973), при необходимости исторического лексикографического комментария - «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля (1978-1980).

Наряду с общенаучными методами (сравнение, обобщение, наблюдение, комментирование и др.), общелингвистические и специальные методы диссертационного исследования включают структурно-семантические и функционально-грамматические подходы, важнейшими среди которых являются следующие: метод семантической и прагматической интерпретации, опирающийся на выявление структурно-функциональных подобий, не исключая и аналогии; методы структурно-семантического варьирования и семантического моделирования; в отдельных случаях использовались элементы трансформационного, дистрибутивного и компонентного анализа. Жанрово-стилистический аспект исследования потребовал не только жанровой атрибуции творческих типов речи, но и учета прагматически и стилистически оценочного компонента содержания грамматических форм и языковых категорий, например категории вида, в современном русском языке.

Теоретическая значимость исследования определяется его вкладом в развитие динамического описания грамматики, грамматической стилистики и

аспектологии, так как в нем представлены новые, теоретически обоснованные положения о путях развития и выразительных возможностях категории вида. Впервые выделенные принципы и способы описания креативного потенциала русской грамматики носят концептуальный характер, так как закладывают основы грамматического описания нового типа, выявляющего нетривиальные средства выражения грамматических и лексико-грамматических значений, прагматический и эстетический потенциал грамматических категорий в творчески ориентированных типах речи. Фиксируя зарождение новых форм и новых явлений в их употреблении, такое описание в перспективе в определенной степени позволит прогнозировать будущее развитие кодифицированной грамматики.

Практическое применение результаты диссертационной работы и представленный в ней языковой материал могут найти в университетских лекционных курсах («Морфология современного русского языка», «Функциональная грамматика русского языка», «Словообразование современного русского языка»), в спецкурсах по грамматической стилистике, современным языковым процессам и аспектуальности русского глагола. Результаты исследования могут быть также использованы при лексикографическом описании видовых пар, одновидовых и двувидовых глаголов в целях создания аспектологического словаря русского глагола. Языковой материал может быть включен в лингводидактические и лингвометодические пособия, в частности, в практике преподавания русского языка как иностранного.

Основные положения исследования докладывались на заседаниях кафедры общего и русского языкознания Российского университета дружбы народов, на международных конференциях в Институте русского языка РАН им. В.В. Виноградова, в Институте лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург), в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова, в Тартуском университете (Эстония) и Даугавпилсском университете (Латвия), а также на международных конференциях по

функциональной лингвистике, проводимых отделением языка и литературы РАН совместно с Таврическим национальным университетом им. В.И. Вернадского (Украина) с 1997 по 2004 гг. Ее результаты отразились в научных докладах, прочитанных в Хельсинки (1995), Копенгагене (1997) и Варшаве (1998). Работа была обсуждена на заседании кафедры общего и русского языкознания Российского университета дружбы народов. По теме диссертации опубликовано 46 научных работ, в том числе монография «Креативный потенциал русской грамматики».

Структура диссертации отражает направление исследования - от выявления общих закономерностей и общеморфологических источников креативности к описанию креативного потенциала важнейшей категории русского глагола - категории вида. Диссертация включает Введение, две главы, Заключение и Библиографию.

Во Введении (имеющем развернутый характер) обосновывается выбор темы, ее актуальность и научная новизна, определяется материал для наблюдения и его источники, излагаются подходы к его описанию, принципы и методы анализа, теоретические предпосылки исследования, формулируются цели и задачи, обсуждаются некоторые важные для диссертационной работы дискуссионные вопросы, уточняются используемые в ней понятия и термины.

В Главе I «Креативный потенциал грамматики в разных типах русской речи», включающей четыре раздела, в аспекте соотношения стандарта и творчества рассматриваются способы речевой актуализации грамматических компонентов в таких типах и жанрах речи, как интервью, заголовки, реклама, письма, слоганы и др.; выделяются факторы, определяющие креативный потенциал русской грамматики; реализация системно-языкового потенциала грамматической категории в речи представлена в рамках категории залога. Отдельные разделы посвящены описанию грамматических рефлексивов и грамматических контрастов, а также анализу в предложенном аспекте креативности писем поэтов.

В Главе II «Креативный потенциал категории вида», включающей шесть разделов, описываются процессы перфективации и имперфективации, вариативность аспектуальных аффиксов, процесс лексической и грамматической адаптации двувидовых глаголов, семантический и прагматический потенциал способов глагольного действия.

В Заключении представлены выводы, рассматриваются перспективы и возможности развития изложенной концепции.

Способы актуализации грамматических компонентов высказывания

В грамматических исследованиях последних лет все более ощутим интерес к тому, что Я.И. Гин назвал «означиванием» грамматики (Гин, 1996), А.В. Бондарко - «интенциональностью» в грамматике (Бондарко, 1994), а Б.Ю. Норман - ее динамическим аспектом (Норман, 1994). В работах этих лингвистов с разных сторон (в статье А.В. Бондарко - в фокусе собственно грамматики, в статьях Я.И. Гина - в фокусе поэтического языка, в книге Б.Ю. Нормана - в фокусе психолингвистики) показано, что «осознавание» грамматических смыслов в процессе их актуализации не только возможно, но и разнообразно и продуктивно. Свойства и формы проявления интенциональности в грамматике изучены в меньшей степени, чем в лексике и словообразовании: например, грамматические окказионализмы встречаются во всех типах речи реже, чем словообразовательные или лексические, соответственно они в меньшей степени описаны (см., например: Бабенко, 1997).

Интенциональность (как понятие теории речевых актов) включает в себя не только аспект смысловой информативности, но и аспект связи с намерениями говорящего. А.В. Бондарко пишет: «Говоря об интенциональности по отношению к грамматическим категориям слова, мы имеем в виду связь семантических функций грамматических форм с намерениями говорящего, с коммуникативными целями речемыслительной деятельности, способность содержания, выражаемого данной формой (во взаимодействии с ее окружением, т. е. средой), быть одним из актуальных элементов речевого смысла... проблема смысловой информативности (релевантности), связанная с возможной осознаваемостью смысла, его включением в фокус внимания участников коммуникации, актуальна и по отношению к грамматической семантике, к функциям грамматических форм» (Бондарко, 1994, с. 29-30). Оставляя в стороне крайние случаи экспериментирования в области функционирования грамматических форм в литературе постмодернизма, прежде всего - в современной поэзии (Зубова, 20006)\ остановимся на некоторых аспектах преодоления стандарта в морфологии как форме проявления коммуникативного замысла говорящего. Во введении мы аргументировали возможность привлечения в качестве языкового материала любых текстов - разговорных, художественных, поэтических, газетно-публицистических, относящихся к тем типам и жанрам речи, которые можно назвать «творческими». Под «творческим текстом» мы понимаем высказывание или несколько высказываний, представляющих собой минимальный контекст с точки зрения проявления речевого замысла, который включает в фокус говорящего привычные языковые механизмы (в нашем случае - грамматические), но в аспекте их нарушения, интеллектуальной или эмоциональной оценки, толкования или метафоризации. Результатом этих «операций» становятся языковая игра, языковая рефлексия, языковой эксперимент, различные типы грамматической комбинаторики, метафора.

Специфика категории вида

«Специального внимания заслуживает русский, и, шире, славянский глагол, главной типологической особенностью которого выступают выражение внутренней динамики действия, отражение существования и изменение бытия в самой структуре глагольного значения - в видовых и акциональных признаках глагола, взаимосвязанных с его лексической семантикой» (Петрухина, 2000, с. 7). Центральная категория глагола - категория вида - обладает широким спектром выразительных возможностей в разных типах речи. Потенциал вида обусловлен его сложным, комплексным (лексическим, морфологическим, словообразовательным, синтаксическим) характером и его относительной «молодостью»: наблюдения над фактами современной речи свидетельствуют о том, что вид - категория, которая продолжает развиваться, совершенствуя при этом главное - технику видообразования с целью более точного и экспрессивного выражения речевого смысла.

В современной аспектологии установилось некое устойчивое равновесие между двумя направлениями, которые условно можно обозначить как дискуссионное (обсуждение «вечных» вопросов) и созидательное, связанное с изучением таких аспектов науки о виде, как сопоставительный (Петрухина, 1997, 2000), диалектологический (Ровнова, 1997, 1998, 2000), лексикографический (Апресян, 1997; Булыгина, 1997), когнитивный (Гжегорчикова, 1997), типологический (Черткова, 1996, 2004). Оба направления разносторонне и полно отражены в сборниках статей «Труды аспектологического семинара филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова» (т. I-IV, 1997, 2004) и «Типология вида: проблемы, поиски, решения» (1998).

Наши наблюдения над категорией вида в современном русском языке в разных типах и жанрах речи подтверждают следующее:

1) «категория вида - сравнительно молодая грамматическая категория, продолжающая свое становление и на современном этапе русского языка»;

2) выразительные возможности категории вида обнаруживаются не только в поэтическом языке (Ионова, 1989), но и в других творческих типах речи;

3) высокий потенциал видовой коррелятивности проявляется в легкости и регулярности образования ненормативных перфективных и имперфективных форм, адаптирующихся к потребностям современной речи;

4) явления, характерные для современного ненормативного видообразования, имеют системный характер, что подтверждается их сходством с аналогичными явлениями в детской (Цейтлин, 1975, 2001) и диалектной речи (Ровнова, 1997, 1998, 2000).

Креативный потенциал имперфективации

Так как именно имперфективация и перфективация составляют ядро видовой коррелятивности, а имперфективация является более продуктивной, рассмотрим сначала именно эту разновидность видовой коррелятивности в современной речи, ведь и исторически она является ведущей.

Исследователи единодушно отмечают активность и регулярность имперфективации по сравнению с перфективацией (см., например, работы А.Н. Тихонова, М.А. Шелякина, Е.В. Петрухиной и др.), а также вследствие этого -ее более грамматикализованный характер: «имперфективация - это не просто процесс образования глагола несов. вида, но, в большинстве случаев, одновременно способ получения имперфективного коррелята» (Зализняк, Шмелев, 2000, с. 79). Добавим, что именно в этом, безусловно, состоит ее главное отличие от перфективации, при которой в случае нестандартной парности вопрос о «чистой» коррелятивности должен решаться практически в каждом случае индивидуально. Сама степень грамматикализации категории вида в целом связывается именно с универсальным, регулярным и продуктивным характером имперфективации, обеспечивающим ее креативный речевой потенциал.

Продуктивность вторичной имперфективации, результатом которой является образование приставочного глагола НСВ, определяет процессы видообразования во всех типах современной речи, прежде всего - в художественной и разговорной. В современном русском языке идет тотальное и свободное образование вторичных имперфективов от приставочных глаголов СВ1. При этом наиболее важными являются следующие звенья этого процесса:

1) образование вторичного имперфектива от приставочного глагола СВ -чистовидового коррелята - «продление» видовой цепочки: заботить — озаботить - озабочивать;

2) образование вторичного имперфектива от приставочного глагола СВ -глагола определенного способа действия или глагола с другим лексическим значением (ненавидеть — возненавидеть — возненавиживать; любить — разлюбить - разлюбливать); в том числе и от глагола с исторической приставкой: приютить - приючивать;

3) возможность вариативности суффиксов вторичной имперфективации и выбор говорящим неканонического варианта («манипулирование вариативностью»): устроить -устраивать ишустроятъ.

С точки зрения продуктивности и креативности к этим процессам примыкает самостоятельный процесс имперфективной редеривации, который связан с «реконструкцией» (путем депрефиксации) несуществующего в современном языке (или не существовавшего вообще) первичного бесприставочного глагола НСВ - исходного имперфектива (хитить — похитить - похищать).

Наиболее активными оказываются явления второго типа. Вторичная имперфективация представлена, как известно, двумя разновидностями: в одном случае исходный бесприставочный глагол и образованный от него перфектив представляют собой видовую пару (слабеть - ослабеть — ослабевать), в другом - приставка изменяет его лексическое значение и видовая пара представлена только во втором звене цепочки (стирать — перестирать — перестирывать). Потенциальные видовые пары возможны в обоих случаях, однако более регулярны и продуктивны во втором, и, что особенно важно, во всех типах речи, которые можно отнести к творческим.

Похожие диссертации на Креативный потенциал русской грамматики : Морфологические ресурсы языка