Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Базовые положения современной теории концепта в их отношении к объекту и предмету исследования .11
1.1 Проблемы когнитивной лингвистики и концепт как компонент русской концептосферы 11
1.2. Историко-культурологический, этнографический и собственно языковой аспекты изучения концепта 21
1.3. Вопрос о многослойности концепта «Дворянское гнездо» 32
1.4. Основные содержательные и структурные параметры концепта «Дворянская усадьба» в русском языке 36
1.5.Место концепта «Дворянская усадьба» в индивидуально-авторской
картине мира И.А.Бунина .40
Выводы 49
Глава 2. Ядро и приядерная зона концепта «дворянская усадьба» в русском языке 50
2.1. «Дворянская усадьба»: явление, понятие, концепт 51
2.1.1. Из истории возникновения усадебных владений 51
2.1.2. Организация усадебного пространства 55
2.1.3. Инфраструктура и функциональное наполнение дворянской усадьбы 56
2.1.4. Идейно-художественная нагруженность образа усадьбы в русской литературе. Бунин - наследник и завершитель темы. 59
2.1.5. «Культурная память слова» и его связь с творчеством Бунина 64
2.2. Общие параметры концептуального поля и микрополей 77
2.2.1. Характеристика понятий «ядро» и «периферия» применительно к полевой структуре концепта 77
2.2.2. Ядро концепта «Дворянская усадьба» 81
2.2.3.Микрополя и уровни языковой репрезентации в составе концепта «Дворянская усадьба» .87
2.3. Микрополе «Господский дом» 101
2.4. Микрополе «Сад» 103
2.5. Микрополе "Надворные постройки" .104
2.6. Микрополе «Бытовые реалии» 108
2.7 Микрополе «Барская деревня» .111
Выводы 112
Глава 3. Языковые средства репрезентации периферии концепта «дворянская усадьба» 115
3.1. Периферия микрополя «Господский дом» 115
3.2. Периферия микрополя «Сад» 130
3.3. Периферия микрополя «Надворные постройки» 142
3.4. Периферия микрополя «Бытовые реалии» 146
3.5. Периферия микрополя «Барская деревня» .164
3.6. Взаимоотношения концепта «Дворянская усадьба»» с другими объектами русской концептосферы .166
3.7.Репрезентанты индивидуально-авторской составляющей в секторе «Дворянская усадьба» русской языковой картины мира 170
Выводы .172
Заключение 173
Библиография 180
- Историко-культурологический, этнографический и собственно языковой аспекты изучения концепта
- Вопрос о многослойности концепта «Дворянское гнездо»
- Инфраструктура и функциональное наполнение дворянской усадьбы
- Периферия микрополя «Сад»
Введение к работе
Актуальность темы диссертации определяется тем, что моделирование каждого концепта - шаг, необходимый для воссоздания целостного, панорамного полотна, способного конструировать верное представление о содержании русской концептосферы.
Объектом исследования стали тексты произведений И.А.Бунина, в той или иной степени касающихся проблем, связанных с дворянской усадьбой.
Предмет исследования - выявление комплекса средств языковой экспликации указанного концепта, которые, как представляется, характерны для русской языковой картины мира.
Источником иллюстративного материала и основанием для выводов диссертации послужила картотека, составленная 1) методом сплошной выборки из текстов издания: «И.А.Бунин. Собрание сочинений в 9 тт. М.: Художественная литература, 1965»; 2) в результате анализа данных Национального корпуса русского языка (интернет-ресурс, режим доступа:
www/rascorpora.ra); 3) на основании анализа данных лексикографических изданий (более 20 словарей различного типа).
Цель диссертационной работы состоит в построении лингвокогнитив-ной модели концепта «Дворянское гнездо» с опорой на теоретические положения современной лингвокогнитологии и на те лингвистические средства, которые выступают репрезентантами концептуального содержания.
Достижение поставленной цели потребовало решения следующих задач:
- рассмотрения ряда теоретических вопросов, касающихся подходов к
трактовке понятий «языковая и концептуальная картина мира», «концеп-
тосфера», «концепт» в современной лингвистике , выбора направления
анализа, оптимального для содержания и структуры изучаемого концепта;
- выявления черт процесса формирования концепта «Дворянская
усадьба» как специфически русского концепта;
исследования, с опорой на данные картотеки и лексикографических источников, содержательных характеристик концепта с целью определения его универсальных, этноспецифических и индивидуально-авторских черт;
выявления языковых средств объективации содержания концепта и моделирование его структуры, основываясь на принципах полевого анализа;
установления содержательных и структурных признаков, характеризующих отношения данного концепта со смежными компонентами русской концептосферы;
- характеристики репрезентантов индивидуально-авторской состав
ляющей в содержании и структуре концепта.
Основными методами исследования явились концептуальный анализ
текста (приемы функционально-стилистического, семантико-
когнитивного, контекстуального и интертекстуального анализа), в ходе ко-
торого рассматриваются способы языковой реализации концепта с последующим моделированием его структуры; лексикографический метод.
Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые обоснована возможность рассмотрения феномена русской усадьбы в качестве одного из компонентов концептосферы; впервые концепт «Дворянская усадьба» подвергнут лингвистическому описанию с привлечением не рассматриваемого ранее с этих позиций языкового материала. Новым является также то, что концепт «Дворянская усадьба» в нашем рассмотрении пополнил число русских концептов, описанных в качестве полевой структуры.
Специфика индивидуально-авторского в содержании данного концепта как сложного, многозначного явления, особенности его языкового воплощения в художественном тексте до сих пор также не были предметом лингвистического анализа.
Теоретическая значимость исследования определяется тем, что оно расширяет имеющиеся представления о структуре и содержании русской концептосферы, о специфике отражения в языке ценностной картины мира и тем самым вносит определенный вклад в когнитивную лингвистику и культурологию.
Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования материалов и результатов исследования в преподавании вузовских курсов по русскому языку и теории языка, а также в спецкурсах по когнитивной лингвистике, лингвокультурологии и спецсеминарах по изучению идиостиля писателей.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Концепт «Дворянская усадьба» может быть признан сложной абстрактной сущностью, входящей в состав русской концептосферы. В вербализованном виде он представляет собой многоуровневую полевую структуру, включающую ядро, приядерную зону и обширную периферию. Мак-
рополе концепта - совокупность микрополей, связанных между собой семантическими возможностями ключевой лексемы.
-
Концепт «Дворянская усадьба» содержит понятийный, образный и ценностный компоненты. Ядром понятийной составляющей выступает сочетание «Дворянская усадьба», образная составляющая находит свое отражение на различных языковых уровнях (лексическом, фразеологическом, морфологическом, синтаксическом). Ценностная составляющая представляет значимость, актуальность концепта, культурные установки, оценки явления в этнической картине мира.
-
Анализ средств репрезентации концепта и рассмотрение отношений со смежными концептами позволяет выявить параметры его содержательного и структурного позиционирования в русской концептосфере.
-
Вербальное воплощение концепта «Дворянская усадьба» в текстах произведений И.А.Бунина отражает особенности художественного мышления и мировоззрения писателя, дает представление о его системе ценностей, о различных этапах в реализации этой системы.
Апробация работы. Основные положения диссертационной работы и результаты исследования были изложены в докладах на научно-практических конференциях «Русский язык как средство межкультурной коммуникации и консолидации современного общества» (Оренбург, 2007), «58-ая научная конференция профессорско-преподавательского состава Брянского государственного университета им. акад. И.Г.Петровского» (Брянск, 2012), «I Кодуховские чтения» (Ишим, 2009), фрагменты работы обсуждались на заседаниях кафедры теории и истории русского языка и кафедры журналистики Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского. Содержание работы отражено в 9 публикациях автора, включая три в ведущих рецензируемых научных журналах, включенных в перечень ВАК.
Цель и задачи исследования определили структуру работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Историко-культурологический, этнографический и собственно языковой аспекты изучения концепта
Из высказанного выше предположения следует, в частности, что концепт «Дворянская усадьба» занимает определенное место в культуре народа, является культурно значимой единицей, отражающей национально-специфическую информацию, т.е. является микросистемой, несущей на себе отпечаток целого [Карасик 1996: 3-16]. Представляется убедительным мнение, что, «концепт – микромодель культуры, а культура – микромодель концепта. Концепт порождает культуру и порождается ею» [Межкультурная коммуникация 2003: 41]. И
далее: «То, что культура «включена» в язык, – факт неоспоримый: язык как средство коммуникации вбирает в значения (номинативных единиц в форме энциклопедического, концептуально-эпистемического содержания знака или ассоциаций с акциональными или ментальными фреймами) все, что связано с культурно-традиционной компетенцией его носителей, транслируемой благодаря языку из поколения в поколение» [Телия 1996: 84-85]. На примере описываемого нами концепта можно видеть, что, будучи явлением собственно русской культуры, дворянская усадьба претерпевает за время своего существования и изменения, связанные с именованиями компонентов концепта. К примеру, когда это явление перестает существовать как явление жизни [См. Иванова 1996: 5-10] именно дворян как социальной группы, происходит лингвистическое стяжение в названном словосочетании, и в 20 веке, после революции, лексема усадьба, уже без сопровождающего ее ранее определения, приобретает значения, с одной стороны, равные значению, принадлежавшему прежде сочетанию: «Усадьба … – 1. Совокупность строений …и примыкающих угодий…, представляющих отдельное хозяйство…Помещичий дом», например: «Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне возвышалась одинокая усадьба Хоря»… [СРЯ 1984:4/515]; с другой – лексема усадьба приобретает новые, ранее не использованные значения. Например, после революции в условиях коллективизации усадьбой стали называть части поселения, занятого территорией колхоза или совхоза (в частности: «центральная усадьба» - часть поселения, где находилась администрация хозяйства), см. словарь под ред. Евгеньевой: « 2. Поселок, место, где расположены жилые дома и хозяйственные постройки колхоза, совхоза и т.п. Ожидая весну, в деревнях и усадьбах МТС стояли наготове десятки тысяч гусеничных машин…» А также: « 3. Земельный участок отдельного хозяйства. Земельный участок около дома…» (Там же). «Каждое слово, каждое языковое выражение имеет культурное измерение … Говорящие на одном языке используют не только один и тот же словарный запас и языковые структуры, они разделяют единое восприятие окружающего мира, репрезентируемое словами и языковыми структурами» [Hoijer 1953: 554]. В практике происходит впитывание именем концепта как бы основ представительства: так, выражение «дворянская усадьба» до начала 20 века имплицитно, кроме прочего, несло в себе информацию о саде, беседках, гостиной и даже тургеневской девушке. Очевидно, что лингвистическое описание концепта невозможно без учета культурного аспекта [Кобрина 2003: 61-67], и национально-культурная специфика именований концептов вскрывается в явлениях, принадлежащих одновременно и языку, и культуре. Языковая семантика – это «ниточка, опутанная представлениями о предметах и явлениях культурного мира, свойственных данному речевому коллективу в целом и индивидуальному носителю языка в частности» [Тер-Минасова 2000: 47], она открывает путь из мира собственно языка в мир реальности и является связующим звеном между этими двумя мирами. Благодаря постоянному взаимодействию языка с мыслью, язык непрестанно обогащается новыми элементами. Концепт всегда вовлечен в коммуникативную ситуацию, а потому он «динамичен, нестабилен, текуч». Лишь в диалоге, благодаря действию прямых и обратных связей в системе «культура», концепт становится «генератором смыслов». Концепты, рассматриваемые в контексте культуры, представляют собой: 1) знаки; 2) смыслы, заключающие в себе не столько обозначение денотатов, сколько их имена, значимые для процессов коммуникации. «Концепты – своего рода «сценарии культуры, в которых слово и жест, речь и невербальное поведение … соединяются в неразрывное целое» [Межкультурная коммуникация 2003: 52]. Отмеченные выше лишь некоторые черты концепта показывают, что в его структуру входят не только именования предметов быта, поведенческих и психологических характеристик, но и показатели, различающие место концепта в тот или иной период жизнедеятельности, и это подтверждает мысль Ю.С. Степанова о том, что у концепта сложная структура [Степанов 1993:37]. С одной стороны, к ней принадлежит все, что принадлежит строению понятия, с другой стороны, в структуру концепта входит все то, что и делает его фактом культу- ры, т.е. 1) этимология; 2) сжатая до основных признаков содержания история; 3) современные ассоциации, оценки и – для художественных текстов (а именно они нас интересуют) – 4) своеобразие авторского видения [Степанов 2001:19]. В акте речи проявляет себя коммуникативно релевантная часть концепта. Исследование семантики языковых единиц, участвующих в этом проявлении, -путь к описанию вербализуемой части. Наличие большого количества номинаций того или иного концепта (ср.: синонимичность поместье, имение, владение) свидетельствует о номинативной плотности [Карасик 2002: 111] данного участка языковой системы, что отражает актуальность этого содержания. Поскольку в основе мировидения и миропонимания каждого народа лежит своя система предметных значений, социальных стереотипов, когнитивных схем, сознание человека всегда национально обусловлено [Леонтьев 1993: 20]. Этносоциокуль-турный фактор выявляется, в частности, в национально-этнических особенностях способа формирования мысли [Зимняя 1993: 56].
Если приведенные положения рассмотреть применительно к русскому концепту «Дворянская усадьба», то важно учитывать, что в культурном сознании современного человека, несмотря на потенциальные различия в объеме и источниках имеющихся знаний, есть какой-то общий образ, некая совокупность представлений, среди которых, когда мы думаем о жизни дворянства 18 -19 вв., особое место занимает словосочетание дворянская усадьба. Оно несет в себе все богатство значений, определяемое объемом культурных, исторических, научных представлений общества, касающихся названного феномена.
Начиная с 18-го и на всем протяжении XIX в. происходило постоянное накопление значений указанного элемента русской концептосферы, мыслительного образования, имеющего сейчас в языке статус устоявшегося концепта, которое «замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода» [Аскольдов 1997: 269]. Будучи всеобщим, данный концепт заключает в себе множество семантико-структурных составляющих, которые в разные периоды времени могут по–разному расшифровываться, по– разному восприниматься членами социума. Например, зародившись как определенное историко-социальное явление (вспомним награждение дворян земельными участками), концепт выкристаллизовывался во многом благодаря влиянию литературы, в частности, русский роман XIX в. стал важнейшим источником и катализатором для накапливания не только компонентов содержания, но и привычек их толкования. Если до середины XIX в. дворянский мир был весьма устойчивым целостным явлением, а жизнь дворянства неминуемо была связана с поместьем, содержательной основой концепта было представление о надежности, комфорте и нравственной устойчивости жизни в этих очагах традиции и культуры, поэтому тематика художественных произведений того времени, посвященных дворянству, как правило, включала изображение поместной жизни, и хронотоп этой жизни стал привычным, значимым.
Вопрос о многослойности концепта «Дворянское гнездо»
Многослойность каждого концепта, в том числе и концепта «Дворянское гнездо», проявляется прежде всего в том, что своим содержанием он охватывает как минимум несколько смежных с ним жизненных сфер, так что между содержанием данного контекста и соседних областей знаний устанавливаются отношения ассоциативной зависимости. Об отношениях такого типа говорил однажды поэт И.Бродский. Приведем его высказывание в качестве аналогии: «…в Петербурге все воспитывает человека – и проспекты, и здания, и даже просто камни. И вода тоже. То есть ты просто ходишь по городу и получаешь литературное образование. Потому что в общении с петербургскими камнями ты сразу попадаешь в какой-то литературный контекст…» [Волков 2004:546]. Тут, по существу, речь идет о концепте «Петербург», по отношению к которому, по мнению И.Бродского (и с мнением этим трудно не согласиться), архитектура, ландшафт, история создания, культурная аура – некие слои, каждый из которых предопределяет содержание концепта в целом, а «Петербург» как целое неразрывно связан в представлении носителей языка с содержанием каждого слоя. Точно так же концепт «Дворянское гнездо», будучи составной частью макроконцепта «Дом», включает в себя черты явлений архитектурного, аграрного, психолого-социального и других уровней действительности.
Таким образом, концепт «Дворянская усадьба», несомненно, многослоен. Общее явление, существующее в нашем представлении как концепт «Дворянская усадьба», реализуется в целом ряде входящих в него составных частей, называемых нами микрополями: Господский дом, Сад, Надворные постройки, Бытовые реалии, Барская деревня (См. Схема 1).
Описывая концепт «Дворянская усадьба», будем опираться на подход, обоснованный в работах З.Д.Поповой, И.А.Стернина, Ю.С.Степанова и др. [Попо-ва,Стернин 2001], считая средства номинации основным объектом анализа, а главной моделью, позволяющей адекватно описать структуру и содержание концепта, – модель поля. Данный концепт – один из самых сложных и интересных в русской концеп-тосфере [Лихачев 1993: 5], исходя из принятых классификаций [См. Пименова 2001:21], является устойчивым, вербализованным, из разновидностей по типу образности может быть отнесен к фреймам, т.к. это мыслимый в целостности своих составных частей многокомпонентный концепт, объемное представление, некоторая совокупность стандартных знаний о предмете или явлении.
Концепт, как убедительно показано Д.С. Лихачевым, является результатом столкновения словарного значения слова с индивидуальным и народным опытом человека,– это «своего рода «алгебраическое» выражение значения, которым мы оперируем в своей письменной и устной речи, ибо охватить значение во всей его сложности человек просто не успевает, иногда не может, а иногда по-своему интерпретирует его» [Лихачев1993: 4].
Нам близка точка зрения Л.О. Чернейко, которая считает, что концепт включает понятие, но не исчерпывается им; он охватывает все содержание слова – денотативное и коннотативное, отражающее представление носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятом в многообразии его ассоциативных связей [Чернейко 1995: 75]. Понятие – это совокупность существенных признаков объекта, в то время как концепт – ментальное национально-специфическое образование, план содержания которого – вся совокупность знаний о данном объекте, в том числе и несущественные признаки. Немаловажно уточнение В.А.Масловой: концепты – «не любые понятия, а лишь наиболее сложные и важные для данной культуры» [Маслова 2007:37]. По утверждению Ю.С. Степанова, концепт и понятие – это два термина разных наук, а именно: понятие употребляется главным образом в логике и философии, концепт – в математической логике, а в последнее время закрепился также в культурологии и лингвистике [Степанов 2001: 43]. С.С. Неретина в числе отличительных свойств концепта указывает его субъектность, связь с речью, способность актуализировать смыслы, рождающие диспут, направленность на «мир возможного», принадлежность к миру философии [Неретина 1999]. Тем не менее, концепт и понятие представляют собой явления одного порядка, и при некоторых условиях понятия могут становиться базой концепта [Маслова 2007: 39].
Исходя из такого понимания, естественным представляется вывод о тройственной природе концепта: это культурная, ментальная и языковая единица. Эта же идея отражена и в утверждении Г.Г. Слышкина о том, что концепт стал «единицей, призванной связать воедино научные изыскания в области культуры, сознания и языка, т.к. он принадлежит сознанию, детерминируется культурой и опредмечивается в языке» [Слышкин 2000: 9].
А. Вежбицкая описывает концепт как «объект идеального мира, имеющий имя и отражающий культурно-обусловленное представление человека о мире» [Вежбицкая 1996: 11]. При этом действительность отражается в нашем мышлении не напрямую, а опосредованно, через язык. При всем многообразии имеющихся трактовок возможно выделить несколько закрепившихся представлений. В частности, установлено, что концепт включает в себя не только существенные признаки предмета или явления, что, как уже было отмечено выше, отличает его от понятия, но также элементы культуры, эмоциональный компонент, «сжатую до основных признаков историю, современные ассоциации, оценки и т.д.» [Степанов 2001:43]. Он может отражать мифологические, религиозные, обыденные представления. Чтобы стать элементом культуры, концепт должен быть широко представлен во многих художественных произведениях и являться элементом массового сознания [См. Быкова 2002:398-405].
Инфраструктура и функциональное наполнение дворянской усадьбы
Коммуникативное пространство предполагало создание особой инфраструктуры, которая способствовала бы формированию у членов усадебного сообщества особой системы ценностей, помогала бы реализовать такие формы социокультурной практики, которые позволяли сохранять все необходимые для поддержания и развития духовных, материальных, экономических оснований усадьбы виды деятельности.
В территориальных рамках усадьбы возникала особая среда, составленная из специфических материальных объектов, приобретающих со временем символические смыслы (господский дом, сад, хозяйственные постройки как некое триединство (См. Схема 1) технологий осуществления социально-нормированной деятельности (распорядок жизни, обычаи, труд и отдых). При благоприятных факторах существования модели усадебной коммуникации результатом взаимодействия всех ее параметров, объективно воплощенных в тех или иных символических формах, рождается миф – духовное основание усадебной культуры [См. Дмитриева, Купцова 2003]. Принцип ее организации позволяет использовать все существующие в практике и реальной жизни взаимосвязи различных явлений и процессов (духовные, материальные ценности и система религиозных убеждений, архитектура и символика культурной адаптации окружающего пространства, обитатели и дворовые крестьяне), которые, в конечном счете, определяют основные направления функциональной деятельности усадьбы: - социально-экономическую деятельность – пространство жизненной организации представителей дворянства и производственной деятельности крестьянской общины, которая является непременным условием существования усадьбы; - духовно-эстетическую – культурно-эстетическое наполнение усадьбы, эмоционально-чувственный характер которого способствует развитию душев ных качеств, художественного вкуса, философского мышления; - воспитательно-коммуникативную — присутствие примеров для подражания в лице старших представителей родовой династии, непосредственное общение всех обитателей усадебного дома, владельца с крестьянским миром, с проживающими в усадьбе представителями творческой интеллигенции, с учителями и воспитателями молодого поколения; - рекреационно-гостевую – место летнего отдыха и, по необходимости, творческого вдохновения владельца [Городнова 2010].
В организации и устройстве усадебных комплексов нашла свое отражение фиксация представлений о мире как об упорядоченной и структурно организованной целостности. Облик структурных элементов, обусловленный характером составляющих, упорядоченность элементов, постоянное эволюционирование обеспечивались двумя важнейшими принципами обустройства: организационного и динамического. Совокупность объектов усадебного комплекса являлась системой смыслонесущих текстов, определяющих феномен художественного образа усадьбы [См. Дворянские гнезда России 2000: 3-12].
Функциональные различия усадеб определялись различиями установок владельцев. Составить правильное представление о существенных чертах усадебной жизни, определивших в конечном счете набор компонентов концепта, помогают литературные аналогии и параллели, становящиеся чем-то вроде оселка для проверки верности обобщений. Например, в романе Пушкина «Евгений Онегин» окружающее героев пространство, являясь географически точным, одновременно несет и метафорические признаки культурной, идеологической, этической характеристики персонажей [Лотман 1980:62]. Деревня – «свой» мир Татьяны Лариной, и хотя у Пушкина нет детального описания дворянской усадьбы, по отдельным метафорам-намекам ее картина легко восстанавливалась читателем того времени. К примеру, перифраза – характеристика сельского мирка «Всегда доволен сам собой, Своим обедом и женой» несет в себе одновременно и характеристику усадебного быта. Одна из интересных метафор – характеристик дворянского быта – строки о том, как Ларина-старшая примиряется с деревенской жизнью: «…стала звать Акулькой прежнюю Селину И обновила наконец На вате шлафор и чепец» (Шлафор…шлафрок…домашний халат – из нем., халат [Ушаков: интернет - ресурс], чепец – то же, что чепчик, уменьшит.-ласкат. к чепец [Там же]). Халат и чепчик здесь символы равнодушия к своему внешнему виду. Соответственно, современному читателю для восполнения представления необходим комментарий типа сделанного Ю.М. Лотманом к роману [См. Лотман 1980].
И.С.Тургенев создает ставшую широко известной метафору – номинацию: называет усадьбу «Дворянским гнездом», и закономерно, что одной из основных в творчестве стала для него эта тема в неразрывной связи с темой семьи, проблемой «преемственности» поколений, атмосферой традиционной культуры. Усадьба у Тургенева не только идиллический, но и элегический образ: «дворянские гнезда» вырождаются, и данный процесс символизирует смену культурной парадигмы. Это прекрасно показано писателем в истории рода Федора Ивановича Лаврецкого (роман «Дворянское гнездо»), в которой, по мнению С. М. Петрова, писатель «точно соотносит смену поколений в роде Лав-рецких, их родственные связи с различными периодами исторического развития послепетровской дворянской России» [Петров 1979: 243].
Периферия микрополя «Сад»
Как уже отмечалось (См. глава 2), «Сад» является вторым после названия жилища важнейшим микрополем описываемого концепта. С первых шагов организации загородных хозяйств дворянские дома обязательно помещались в «зеленый интерьер» Литературные произведения и специальные исследования (См. работы Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана) показывали, какую важную роль играл сад в формировании характера, деятельности и быта русского дворянина, в том, как организовывал он свою жизнь. Помещики в меру своего достатка, вкуса, фантазии преображали не только непосредственно старинные родительские дома в модные классические особняки, но и привозили новую, часто вы- писанную из-за границы, мебель, посуду, книги, скульптуры, а главное – разбивали вокруг сады и парки, выкапывали пруды и каналы, возводили садовые павильоны и беседки [Яровой 2001: 24-26]. В тесной связи с названными объектами усадебного интерьера находится периферийная лексика микрополя.
Обязательной принадлежностью дворянской усадьбы был парк. В ту пору его чаще называли садом, как Пушкин в описании усадьбы Онегина: «И сени расширял густые\Огромный, запущенный сад. Приют задумчивых дриад». Когда в поместье был порядок и осуществлялась надлежащая хозяйственная деятельность, в парке царила строгая симметрия, не должно было ощущаться чёткой границы между архитектурой и живой природой [Лихачев 1991: 8]. В парковом искусстве большое значение придавалось формированию определённого настроения. Архитектурное убранство дополняли зелень и вода. Лексемы этих двух тематических групп наиболее употребительны на описываемом уровне. Многочисленные пруды, бассейны, речки, ручьи, каналы, водопады, фонтаны наводняли усадьбы: «В саду опять играла музыка, сыпал прохладной пылью высокий, раскидистый фонтан и с какой-то женственной роскошью пахло цветами в бодром и студеном воздухе багряного осеннего заката…» («Жизнь Ар-сеньева»:6); «После ужина я выхожу с ними на прогулку, на выгон за пруд или опять всё на ту же большую дорогу, глядя на сумрачно-красную луну, поднимающуюся за чёрными полями, откуда тянет ровным мягким теплом» (Там же).
Отметим, что сам И.А. Бунин нередко проводит параллель между элементами садового пространства и эмоциональной насыщенностью, настроением человека, в этом пространстве находящегося: «Перед раковиной, на площадке, бил среди большого цветника, орошая его прохладным водяным дымом, раскидистый фонтан, и мне навсегда запомнилась его свежесть и прохладный, очаровательный запах обрызганных им цветов, которые, как я узнал потом, назывались просто «табак»: запомнились потому, что этот запах соединился у меня с чувством влюблённости, которой я впервые в жизни был сладко болен несколько дней после того» («Жизнь Арсеньева»: 6); «Расставленные в укромных уголках парка скамьи как будто приглашали во время прогулки присесть и от- дохнуть, предаться мечтам, объясниться в любви…» (Там же); «Дойдя до скамьи против дубового креста, она сидит на ветру и на весеннем холоде час, два, пока совсем не зазябнут ее ноги в легких ботинках и рука в узкой лайке» («Легкое дыхание»:4/359). Особенная роль в украшении отводилась скульптуре. В целом сад, окружавший усадьбу, должен был быть оформлен так, чтобы являть собой образ Аркадии – созданного фантазией античных поэтов места беззаботной и счастливой жизни, полной празднеств и развлечений [Каждан 1997: 82]. За время существования дворянских усадеб каждая сфера в составе устройства и функционирования наполнилась определенным набором компонентов и свойств. Так как усадьбы, воссозданные художественным гением И.А.Бунина, – это были в основном усадьбы в состоянии умирания, особую роль приобретали элементы языка, репрезентирующие специфику роли каждого из элементов усадебного быта и одновременно способные показать потери, урон, наносимый изменяющимися условиями существования. Именно эти черты являют нам описания сада, парка, окружающих бунинские усадьбы: «Помню раннее свежее тихое утро…Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад...» («Антоновские яблоки»: 2/179). Барский дом обычно строился на сухом возвышенном месте, а вокруг него разбивали парк. Около дома посадки приобретали характер регулярного сада, похожего на голландский: клумбы с цветами, невысокие кустарники, розовые куртины. От входа в дом вела обычно прямая аллея, пересекающая «собственный» сад, как называли регулярную часть, примыкающую к дому, уходила прямо вдаль – через пейзажный, или английский, парк, затем – лес. Этими постоянными свойствами и определяется состав упоминаемых Буниным реалий. Наиболее характерными для парка усадьбы были плакучая береза или ива на берегу небольшого пруда, мостки, «вписанный» в склон грот, аллея голубых елей, бульвары и «зеленый кабинет», украшенный статуями, терраса с колоннами, а иногда еще пристроенная к дому «античная» площадка на сваях, например: «Мы шли и заглядывали в такие аллеи, любуясь старыми мраморными статуями среди цветников и деревьев, желтыми листьями, которые покрывали садовые дорожки и ступени балконов» («Надежда»: 2/268).
Часть этого антуража трудных времен показана находящейся в упадке, других деталей подчеркнуто недостает (например, гроты, водопады, искусственные каналы редко можно встретить в описанных Буниным усадьбах), а те, что остались, – навевают часто тоску и грустные воспоминания: «Под этот гудящий звон, … к домам николаевских и александровских времён, перед которыми вдоль светлой площади вправо и влево тянулся бульвар, вела широкая аллея ещё по-утреннему свежих, прозрачно-тенистых лип» («Жизнь Арсеньева»:6).
Таким образом, сад и парк – обязательные составляющие поместья. Если их не было, если в усадьбе не варили варенье и не угощали своими яблоками, это воспринималось как отклонение от нормы. Поэтому когда Бунин описывает сбор яблок, в этом заключен важный говорящий подтекст: «…помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести…» («Антоновские яблоки»:2/179).
Названные выше и некоторые другие именования и составили в основном лексический уровень периферии данного микрополя. Приведем еще некоторые иллюстрации: «…все время, блаженно скучая, по-дневному, то там, то здесь цокал то один, то другой соловей. Аллея кончалась вдали воротами на гумно. Вдали налево, в углу садового вала, чернел ельник» («Митина любовь»: 5/205); «Образ одинокой женщины на террасе зимней виллы рисуется воображению, каждая аллея тополей, с синевой моря в пролете, зовет в свои ворота…» («Надежда»: 6/268); «Сад казался особенно редким на серебре снега, испещренным фиолетовыми тенями, аллея – веселой, широкой» («Игнат»: 4/13); «И я вставал, осторожно отворял дверь в гостиную, видел в сумраке глядевший на меня со стены портрет бабушки в чепце, смотрел в зал, где провёл столько прекрасных часов в лунные ночи зимой… он казался теперь таинственней и ниже, потому что луна, ходившая летом правее дома, не глядела в него, да и сам он стал сумрачней: липа за его северными окнами, густо покрывшаяся листвой, вплотную загораживала эти окна своим темным громадным шатром…»
