Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Характеристика каузативных глаголов гибели в современном русском языке 20
1. Глаголы, не маркированные по способу действия 20
2. Глаголы, маркированные по способу действия 39
Глава II. Характеристика каузативных глаголов гибели в русском языке XI - начала ХV века 57
1. Глаголы, не маркированные по способу действия 57
1.1. Типы семантической и словообразовательной деривации 57
1.2. Семантическая и функциональная характеристика глаголов 64
2. Глаголы, маркированные по способу действия 82
Глава Ш. Характеристика каузативных глаголов гибели в русском языке середины ХV - начала ХVIII века 98
1. Глаголы, не маркированные по способу действия 98
1.1. Типы семантической и словообразователь ной деривации 98
1.2. Семантическая и функциональная характеристика глаголов 106
2 Глаголы, маркированные по способу действия 124
Заключение 148
Библиография 160
Приложение. Список исследуемых глаголов 230
1. Глаголы, зафиксированные в словарях и источниках современного русского языка 231
- Глаголы, не маркированные по способу действия
- Типы семантической и словообразовательной деривации
- Типы семантической и словообразователь ной деривации
Введение к работе
Обращение к семантической стороне языка было всегда присуще лингвистике в явноД- или скрытой форме" /Г.В. Кол-шанский, 1976: б/. Однако наиболее последовательно содержательный аспект единиц различного уровня изучается в последние десятилетия, поскольку "без разработки семантической системы языка невозможно глубокое понимание его природы, закономерностей его функционирования и развития, его связи с мышлением и поведением человека" /Л.М. Васильев, 1981: 4/.
Современное понимание языка как системы и структуры предполагает, что данная система функционирует "не только синхронически, но и диахронически" /В. Барнет, 1978:134/ . В этом плане слово, как и другие языковые единицы, в любой период развития "выражает свое значение не само по себе, а через систему значений, образующих семантический строй языка" /В.В. Виноградов, 1953а: 187/. Это обусловило актуальность исследования различных лексических микросистем, и прежде всего лексико-семантических групп /ЛСГ/.
Собственно языковыми единицами, лексико-семанти-ческие группы формируются "на основе связи соответствующих понятий, которые отражают связь самих явлений действительно сти" /Ф.П. Сороколетов, 1970: 22/, и, следовательно, представляет собой "продукт исторического развития того или иного языка" /Ф.П. Филин, 1967: 535/. Таким образом, ЛСГ может стать предметом как синхронного, так и историко-се-масиологического изучения /А.А. Уфимцева, 1961: 164/.
Особое место в анализе системных связей в лексике русского языка занимает глагол - "самая сложная и самая емкая грамматическая категория русского языка" /В.В. Виноградов, 1972: 337/. Интерес к исследованию глагольных группировок вызван тем, что семантические связи русского глагола обширны и разветвлении /Э.В. Кузнецова, 1982: 5; В.В. Степанова, 1981: 4/. Семантика конкретного глагольного слова во многом определяется взаимодействием его парадигматических и синтагматических связей /Б.А. Абрамов, 1966: 34-44; Е.С.Нуб-рякова, 1978: 104; А.А. Уфимцева, 1980: 52/, лексических и грамматических компонентов значения /А.В. Бондарко, 1976: 155-203; Н.Н. Вечер, 1981: 66; Е.Н. Прокопович, 1982: 279/. Однако если исследование глагольных микроструктур в современном, русском языке ведется очень активно /см., например, библиографический обзор: Э.А. Лазарева, Э.В. Кузнецова, 1979: 141-154/, то в диахронии подобный анализ делает только "первые шаги" /Л.П. Клименко, 1980: 33/.
Объектом исследования в настоящей работе явилась группа каузативных глаголов гибели /о человеке/, представляющая собой часть семантического поля глаголов биологического существования /о живом/.
"Мысль о бытии есть самая общая и элементарная в мыслительном аппарате человека" /A.M. Пешковский, 1934: 137/. В связи с этим категория бытийности может быть рассмотрена как один из элементов языковых универсалий /Л.И.Лухт, 1977: 125/, Отраженное в языке представление о жизни и смерти, как одно из проявлений данной универсалии, находит свое выражение в системе глагольной лексики /Л.В. Балашова,1979: 21-25/, образуя сложную многоярусную структуру.
Основным противопоставлением, по которому глаголы составляют привативную оппозицию, является указание на предел существования, а также характер этого предела /жить - родиться - умереть/. Финитивные глаголы, наиболее многочисленная группа системы, характеризуют смерть либо как естественный процесс /скончаться/, либо как акт воздействия внешних сил /погибнуть/. Последние отмечены наибольшей продуктивностью как в современном русском языке, так и в древнерусском языке. Специфика семантики обусловила ведущее положение среди них каузативных глаголов, которые и составили объект исследования. Возможность ограничиться рассмотрением каузативных глаголов гибели /в дальнейшем - КГГ/ связана также с ведущим положением каузативных коррелятов в системе русской глагольной лексики в целом /см., например: Ю.Д.Апресян, 1967: 197; Т.А.Потапенко, 1976: ИЗ; А.П.Чудинов,1979в: 42/.
Целью исследования является системное описание каузативных глаголов гибели /о человеке/ в русском языке XI - .начала ХУШ века в сопоставлении с функционированием группы в современном русском языке. Для этого необходимо установить и сравнить состав КГГ в данные периоды развития русского языка; выявить основные семантические и функциональные характеристики членов группы, а также способы манифестации ведущих компонентов значений глаголов . Кроме того, поскольку основная масса членов КГГ представляет собой словообразовательные и семантические дериваты, необходимо проанализировать мотивационные связи глаголов с другими пластами русской лексики, системно пополняющими состав КГГ в различные периоды развития русского языка.
Методика исследования материала опирается на современные приемы системного анализа лексики. В работе использованы компонентный, оппозиционный, дистрибутивный методы анализа. При диахроническом исследовании особое внимание уделялось контекстуальному анализу памятников. Для сопоставления функционирования КГГ в различные периоды развития русского языка привлечен метод синхронных срезов.
Материал, необходимый для решения поставленных задач, извлечен из толковых словарей современного русского и древнерусского языка, произведений русской и советской литературы XIX-XX веков, а также памятников XI - начала ХУШ века /см. Библиографию/. Для получения объективных результатов использовались как исконно русские памятники XI - начала ХУШ века /летописи, повести, исторические акты и грамоты/, так и источники духовного, религиозного содержания, переводные повести и хроники.
На основе сплошной выборки из словарей и текстов в объект исследования включено 357 глаголов современного русского языка, 250 глаголов, представленных в памятниках XI -начала ХУ века, и 389 глаголов, извлеченных из: текстов середины ХУ - начала ХУШ века. Картотека употреблений данных глаголов составила 22535 примеров /см. Приложение/.
Научная новизна работы заключается прежде всего в самом характере исследуемого материала. В рамках современного русского языка КГГ частично разобраны в составе лексики биологического существования /Л.В. Балашова, 1979: 21-25; А.П. Чудинов, 1979а: 5-8/. В работах по истории русского языка отдельные члены группы приводятся в качестве иллюстративного материала при решении других задач /А.С. Львов, 1975: 32-33; Н.Г. Михайловская, 1980: 67-76; Ф.П. Сороко-летов, 1970: 137 и др./. Однако системного анализа этой группы русской лексики в историко-сопоставительном плане до настоящего времени не проводилось.
В работе впервые используется принцип комплексного анализа группы лексики в нескольких аспектах с выделением в качестве ведущего деривационного принципа. Выявлены экстра-и интерлингвистические факторы, влияющие на формирование внутренней структуры группы. Установлена зависимость способов манифестации ведущих семантических компонентов от типа мотивации конкретных значений глаголов, их словообразовательной структуры, парадигматических и синтагматических связей, стилевой принадлежности. Отмечены тенденции развития каузативных глаголов гибели /о человеке/ в русском языке XI - начала ОТІ века и отражение этих тенденций в функционировании группы в современном русском языке.
Теоретическая значимость работы заключается в возможности на примере анализа конкретной группы лексики выявить общие принципы формирования системных отношений на лексико-семантическом уровне русского языка, в частности, установить степень правомерности гипотезы о сложении лексической системы уже в глубокой древности /Э. Паулини, 1978: 25/.
Сопоставительный анализ функционирования конкретной микросистемы в различные временные отрезки позволяет установить степень устойчивости и изменчивости семантических отношений в ходе исторического развития языка, влияние развития общества и его культуры на формирование системных отношений внутри словарного состава русского языка.
Представленные в работе конкретные методы исследования могут быть использованы при анализе других микросистем, и прежде всего при диахроническом изучении групп лексики, непосредственно связанных с развитием общественного сознания, с историей и культурой народа.
Выводы, сделанные в работе, могут быть использованы при решении общих проблем взаимодействия лексики и словообразования, лексики и грамматики в диахроническом аспекте.
Практическая ценность проведенного анализа состоит в том, что материалы исследования могут быть использованы в подготовке словарных статей лексикографических изданий исторического типа. Фактический материал и общие выводы могут быть включены в общие курсы по истории русского языка и специальные курсы по истории русской лексики. Данное исследование представляет интерес для изучающих историю русского государства и его правовые отношения.
Как отмечалось выше, решение поставленных задач находится в общем русле актуальных проблем современной лингвистики.
Признание того факта, что "единицей семантического аспекта языка, элементарной ячейкой его семантической эволюции является отношение номинации" /М.А. Бородина, В.Г. Гак, 1979: б/, приводит современных исследователей к пристальному изучению проблемы означаемого, а на семантическом уровне - проблемы значения.
Категория языкового значения при всем многообразии конкретных определений воспринимается в лингвистике либо как отражательная /то есть психическая/ сущность, либо как реляционная категория.
При релятивистском подходе значение определяется как отношение к элементам внеязыковой действительности.
В первом случае не учитывается, как отмечает В.А. Зве-гинцев, специфика языкового знака, который при подобном подходе воспринимается "как совершенно условный коррелят культурного или социального события" /В.А. Звегинцев, 1962: 13/.
Напротив, стремление оторвать семантику языкового знака от отраженной в нем внеязыковой действительности приводит к противопоставлению значения и структуры /А.А. Реформатский, 1968: 114/, значения как чисто лингвистической категории и категории философской, логической /Н.А. Слюсарева, 1973: 15/.
Интерпретация значения как совокупности интерлингвистических значимостей /Л. Ельмслев, 1962: 125/ приводит, как отмечает Р.А. Дудагов, к разрыву языка и мышления /Р.А.Е у-дагов, 1974: II/. Утрачивая автономность, семантика языкового знака растворяется в понятии парадигмы или синтагмы, глубинного уровня предложения . При этом, подчеркивает А.А. Уфимцева, природные свойства семантики естественных языков подменяются метаязыковой семантикой, а единицы языка - единицами описания /А.А. Уфимцева, 1976: 33/.
Для советского языкознания в целом характерна интерпретация языкового значения как отражательной, относительно самостоятельной категории с собственной структурой /А.И. Смирницкий, 1955: 89/. В основе подобного определения лежит ленинская теория отражения и марксистский подход к языку как к общественному явлению. В значении, таким образом, как в одном из видов языковой информации /О.Н. Селиверстова, 1976: 126-129/, "представлена преобразованная и свернутая в материи языка идеальная форма существования предметного мира, его свойств и отношений, раскрытых совокупной общественной практикой" /А.Н. Леонтьев, 1972: 134/.
Сложная организация содержательной стороны языкового знака, отражение в процессе номинации объективных и субъективных моментов /М.А. Бородина, В.Г. Гак, 1979: 8/, дихотомия языка и речи приводит к необходимости наряду со значением выделять функцию обозначения /А.А. Уфимцева, Э.С. Аз-наурова, Е.С. Кубрякова, 1977:,15/, речевой смысл /Н.Д. Арутюнова, 1976: 102/. Наконец, параллельно с категорией значения в лингвистике используется понятие значимости -той информации, которая связана с включением лексической единицы в определенные парадигмы, синтагмы, сферы функционирования знака /Л.М. Васильев, 1981: 19/. Возможно выделение и деривационной значимости - исторической мотивированности производных слов /О.Н. Трубачев, 1976: I70-I7I/.
Дискуссионным до настоящего времени является вопрос о соотношении значения и различного рода ассоциативных, эмоционально-экспрессивных компонентов /Д.Н. Пкелев, 1973: 251/, коннотаций /Н.Г. Комлев, 1966: 13/. Хотя данные характеристики и составляют знаковость второй ступени, они также определяются "парадигматическими и синтагматическими отношениями в системе языка" /А.Я. Алексеев, 1982: 51/, релевантны при развитии регулярной многозначности /3D. Д. Апресян, 1974: 324/, в определении тенденций в образовании семантических новаций /Т.А. Петрушенкова, 1981: 63/.
В целом, выделение в собственно лексическом содержании слова наряду с абсолютными относительных величин, включающих реляционную значимость в парадигматике, синтагматике и на оси семантической производности /А.А. Уфимцева, 1980: 64-65/, связано с системным подходом к языку. Хотя подобный подход в русском языкознании намечается уже в конце XIX-начале XX века /см., например: М.М. Покровский, 1959: 75/, однако природа взаимосвязи лексических единиц до настоящего времени по-разному трактуется в лингвистике.
Внеязыковая направленность словесных знаков, их антропоцентризм могут привести к положению о социально-исторической обусловленности как единственном факторе формирования лексико-семантической системы языка. При субъективистском подходе, напротив, отрицается взаимосвязь явлений действительности, а язык, таким образом, выступает в роли организующего фактора. Отрицание экстралингвистической зависимости структурирования словарного состава может проявляться и при гипертрофированном внимании к исследованию глубинных структур.
Связанность, непрерывность семантического пространства /П.Н. Денисов, 1976: 66/ при субъективистском подходе может интерпретироваться как способность исследователя произвольно членить словарный состав языка в зависимости от конкретных задач анализа.
Многообразие трактовок природы системности в лексике связано не только с общими методологическими взглядами на язык в целом, но обусловлено также сложностью организации этого уровня. Так, слово обладает собственной структурой, совмещая в своем содержании как экстра-, так и интерлингвистические характеристики /Р.С. Гинзбург, 1971: 109/.
Известная ассиметрия системного и нормативного в лексике приводит к неравномерности лексических оппозиций /А.А. Уфимцева, 1962а: 42-43; Д.Н. Шмелев, 1973: 126/. Кроме того, наличие "актисистемных" тенденций признается в настоящее время одной из существенных характеристик языка в целом /Р.А. Вудагов, 1978: 3-17/, поскольку язык, как и всякое явление объективной действительности, "богаче закона", а всякий закон неполон, приблизителен /В.И. Ленин. Поли, собр. соч., т. 29: 137/,
Признание диалектического единства свободы и необходимости в языке не приводит, однако, к атомистическому представлению о нем . На лексико-семантическом уровне это проявляется в том, что "системные связи захватывают ближайшим образом ограниченные ряды слов", - но "нет ни одного звена.., которое бы осталось вне таких отношений" /Ю.С. Сорокин, 1965: 19/.
Основной задачей современной семасиологии является не только установление факта системности лексики, но и выявление степени ее системности /В.А. Виноградов, 1969: 250/.
Сложность организации лексико-семантического уровня, различная степень структурирования отдельных его участков, возможность различных аспектов исследования приводит некоторых лингвистов к сомнению в возможности исчерпывающего анализа лексической системы языка . Одним из путей установления общих принципов организации словарного состава естественного языка является анализ отдельных микросистем, выделяемых на различных основаниях ..
Возможность различного разбиения словарного состава языка связана не только с общетеоретическими взглядами исследователей на природу системности в лексике, но и с объективной многоаспектностью структуризации лексико-семанти-ческого уровня /Б.Ю. Городецкий, 1969: 173; Л.М. Васильев, 1971в: НО; Н.Г. Долгих, 1973: 89-98/.
Среди парадигматических группировок наиболее частотно противопоставление тематических, лексико-семантических и ассоциативных групп /В.П. Конецкая, 1971: 206-209/. Языковой статус данных микросистем неоднозначно расценивается в лингвистике.
Так, ассоциативные группы могут исключаться из лексико-семантической системы языка, поскольку основанием для их выделения служит субъективный критерий, полностью зависящий от личного опыта индивида /Г.С. Щур, 197Га: 37/.
Принципиальный характер различия тематических и лексико-семантических групп отмечается многими исследователями. Характерной особенностью тематических групп признается экстралингвистический критерий объединения их членов /Н.Г.- Михайловская, 1970: 136/, общность типовой ситуации /Л.М. Васильев, 1971в: НО/ ИЛИ номинативной функции /Н.М. Минина, 1973: 27/. Элементы данного типа группировок связаны отношениями "часть - целое" /Ю.Н. Караулов, 1976: 114/. Лексико-семантические группы, напротив, ориентированы на сходство и близость значений их членов, объединяя слова "одной части речи на основе общего семантического компонента" /Ф.ЇЇ. Филин, 1967: 535/. Тем самым, основным для данного типа группировок является противопоставление элементов по родо-видовому принципу.
В то же время противопоставление указанных типов групп не является абсолютным. Так, ассоциативные группы отражают ассоциативные связи среднего носителя языка, воспринимающего окружающую действительность /Ю.Н. Караулов, 1976: 176/. С другой стороны, группировки типа "части тела", "мебель", "будучи отражением группировки предметов действительности.., обнаруживают, однако, целый ряд таких.особенностей, которые определяются свойствами языка" /Д.Н. Шмелев, 1977: 190/.
Лексико-семантические группы также не исключают внеязы-ковой направленности своих членов, поскольку "экстралингвистическая, референтная отнесенность слова неизбежно оказывает свое воздействие на его лингвистические особенности" /Р.С. Гинзбург, 1971: 109/.
Анализ системных отношений не может быть полным без учета диахронии, развития языка, поскольку "любая система не возникает из ничего и включает в себя в "снятом виде" особенности речетворческого процесса предшествующих эпох" /Ф.П. Филин, 1949: 3/.
Обращение к диахронии, характерное для большинства лингвистов уже XIX века, определяется Ф. Энгельсом как великое открытие, так как предусматривает установление "внутренних законов" развития языка /Ф. Энгельс, 1957: 304/. Вместе с тем определение синхронии и диахронии, данное §. де Соссю-ром, приводит к отрицанию возможности системного анализа развития лингвистических явлений в истории языка /Ф. де Соссюр, 1933: 88, 103/.
Марксистское определение языка как явления, отражающего результаты познания мира человеком в ходе общественной практики /В.М. Солнцев, 1977: 25-26/, предусматривает, что и в синхронном состоянии язык является продуктом исторического развития /В.М. Жирмунский, 1958: 52/. "Изменение, таким образом, с одной стороны, служит источником информации о системе и сигнализирует о перераспределении частных функций в том или ином звене системы; с другой стороны, оно вызывает к жизни новые преобразования и оказывается тем импульсом, который мотивирует дальнейшие изменения" /Е.С. Кубрякова, 1968: 115/.
Таким образом, изучение лексических систем в диахронии позволяет установить общие закономерности семантической эволюции языка /М.А. Бородина, В.Г. Гак, 1979: 65/. Вместе с тем сложность поставленной задачи обусловила отсутствие в настоящее время обобщающих работ в этом направлении, на что указывают многие исследователи: "Уловить систему в развитии очень трудно, поэтому неудивительно, что все еще выражаются сомнения в принципиальной возможности научного описания исторического развития языка как системы" /Й. Ружичка, 1978: 8/. Во многом это связано и с неразработанностью методики диахронического описания лексики как системы.
Одним из ведущих принципов системного описания лексики в синхронии в настоящее время признается методика компонентного анализа , однако сущность этого метода по-разному трактуется в языкознании .
Экстралингвистическое направление, основанное на выявлении предметно-понятийных компонентов в содержании словес-ного знака /см., например: Т.П. Ломтев, 1969: 3-22/, в настоящее время вызывает критику за произвольность, интуитивность выделения семантических маркеров, неразличение свойств денотата и сем /см., например, критические замечания в работах: У. Вейнрейх, 1981, 55; Н.Г. Долгих, 1974: 107/. При подобном подходе сфера использования метода оказывается ограниченной закрытыми микросистемами, которые, "вероятно, не типичны для лексики" в целом /Ж.С. Лазур, 1970: 127/. Кроме того, как отмечает Р.С. Гинзбург, в этом случае не учитывается специфика лексико-семантических систем конкретных языков, тогда как "в конкретных лексических единицах каждого языка распределение и наличие тех или иных компонентов неповторимо, своеобразно и указывает на особенности номинации в данном языке" /Р.С. Гинзбург, 1978: 23-24/.
Стремление выявить объективные критерии вычленения семантических компонентов значения слова приводит к выдвижению на первый план его дистрибутивных потенций. Так, для глагола в этом случае функцию различительных признаков будут выполнять типы его управления /Ю.Д. Апресян, 1967: 8/. Однако если дистрибутивный критерий признать как единственный при определении семантической структуры слова, то это приведет к недооценке внеязыковой направленности словесного знака. Нами за основу принимается определение компонентов значения, предложенное В.Г. Гаком: "Под семантической структурой отдельного значения понимается совокупность элементарных смыслов, "сем", составляющих это значение. Каждая сема представляет собой отражение в сознании носителей языка различительных черт, объективно присущих денотату либо приписываемых ему данной языковой средой и, следовательно, являющихся объективными по отношению к каждому говорящему" /В.Г. Гак, 1971: 95/.
Учет дистрибутивных особенностей, в свою очередь, позволяет выявить специфические черты семантической структуры значения конкретного словесного знака /И.В. Арнольд, 1979: 10/. Особую роль контекстуальный, дистрибутивный анализ играет в диахроническом исследовании. Это обусловлено не только тем, что контекст - единственный источник наших знаний о функционировании той или иной лексической единицы в истории языка. Связь между контекстом и значением слова в древнерусском языке, по мнению многих исследователей, имеет двусторонний характер , проявляется в тематической, сюжетной закрепленности употребления отдельных лексических единиц /см., например: И.О. Улуханов, 1970: 203; Н.Г. Михайловская, 1974: 94/, в обилии устойчивых сочетаний /О.В. Творогов, 1962: 277; А.Г. Ломов, 1969: 5-7; Л.Я. Костючук, I98I6: 132-154/.
Широкое распростанение в последнее время получил оппозиционный метод /Ю.Н. Караулов, 1976: 106-107; Л.М. Васильев, 1982: 13-14/, который позволяет не только выделить различного рода компоненты в содержательной структуре слова, но и охарактеризовать парадигматические связи слов как разновидность деривационных отношений в языке /С.Д. Кацнель-сон, 1972: 88-89/. Таким образом, отношения деривации, помимо словообразования /Г.О. Винокур, 1959: 421; Е.С. Кубря-кова, 1981: ТО/, оказываются присущими лексико-семантичес-кому уровню в целом. Это проявляется в развитии производных значений у многозначных слов /В.Г. Гак, 19776: 137-138; Д.Н. Шмелев, 1977: 142/, в единстве мотивации лексических микросистем /И.Г. Галенко, 1982: 83-89/. %ены ЛСГ также отмечены отношениями, при которых "одна семема мыслится как производная от другой" /Л.М. Васильев, 1972: 62/.
Выявление деривационных отношений играет особую роль в . диахроническом исследовании, поскольку на начальных этапах жизни слова значение выступает не только как фиксированный образ определенных предметов, но и как "познание - процесс или деятельность, посредством которых этот образ получается, формируется" /Б.М. Синочкина, 1973: 35/.
Признание системного характера семантических изменений приводит к представлению о развитии языка как о наборе "отдельных, следующих друг за другом горизонтальных срезов его системы" /В. Барнет, 1978: 134/. Поэтому наиболее плодотворным, несмотря на сомнения некоторых исследователей /см., например: В.Н. Ярцева, I960: 39/, является использование в диахронии метода синхронных срезов /М.М. Гухман, 1962: 20; В. Барнет, 1978: 134/.
Вследствие этого для выполнения поставленной в работе задачи /см. выше/ необходимо прежде всего установить структуру и функциональные характеристики каузативных глаголов гибели /о человеке/ в современном русском языке /гл. I/, затем проследить сложение и эволюцию группы на фоне истории русского языка: в старший период развития древнерусского языка /гл. П/ и в период с середины ХУ по начало ХУШ века /гл. Ш/. В заключении предполагается установить основные направления развития данной лексической микросистемы в истории русского языка, выделить степень стабильности КГТ в диахронии, а также определить специфику функционирования членов КГТ в период XI - начала ХУШ века и в современном русском языке.
Глаголы, не маркированные по способу действия
Глаголы, не маркированные по способу действия, занимают в группе ведущее положение, поскольку характеризуют процесс в наиболее обобщенной форме - без указания на конкретную причину гибели лица.
Члены, данной подгруппы КГГ составляют ряд привативных оппозиций по нескольким параметрам. В роли дифференциальных признаков в этих оппозициях выступают следующие компоненты: указание на характер действия /убить - добить/, количественную характеристику объекта /убить - истребить/, а также фиксация личностных или социальных отношений между субъектом и объектом /убить - погубить, казнить/.
Функцию гиперонимов в этой системе значений выполняют значения "умертвить, лишить жизни" - "умерщвлять, лишать жизни". Глаголы "убить", "убивать", имеющие; данное значение уже в первичном лексико-семантическом варианте /JICBj/, выступают в роли ядерных в подгруппе.
Ядерное положение данных глаголов проявляется в их незакрепленности за описанием определенного типа ситуаций /ср.: "А ты, папанька, убивал людей на войне?" Шолохов ТУ: 225; "Не в натуре русского человека убивать пленного." Листовс-кий: 267; "Я не собираюсь убивать или грабить." А. Толстой Ш: 235/. Не ограничены глаголы и в дистрибутивном отношении. Позицию объекта может замещать существительное,, указывающее как на конкретное лицо, так и на группу лиц /ср.: "Мой старший сын...убит на войне." Фадеев П: 340; "Семью немцы убили." Симонов Ш: 266/, а в роли субъекта может выступать как конкретный исполнитель действия /"Я вчера немца убил." Симонов I: 411/, так и лицо, обладающее властью распоряжаться судьбами других людей или явившееся косвенным "виновником" чьей-либо смерти /"Пишите, что вы /командир/ убили ее мужа /в бессмысленной атаке/." Симонов Ш: 37/. Однако наиболее типично употребление глаголов в неопределенно-личных и безличных конструкциях /например, для глагола "убить" - более 8СЖ от общего числа примеров/, поскольку в семантике глаголов фиксируется прежде всего сам факт насильственной смерти объекта без какой-либо конкретизации. С этим связано устойчивое использование глаголов без замещения факультативной позиции орудия действия. Однако лексических ограничений на ее замещение глаголы также не имеют /ср.: "Он убил одного из них кистенем." Горький X: 12; "Неизвестный молодой человек был убит выстрелом из револьвера." Короленко У: 379; "Шофером я был, городового убил автомобилем." Серафимович ІУ: 79/.
Ядерное положение глаголов "убить", "убивать" проявляется и в их наибольшей частотности в текстах: из 5217 примеров употребления глаголов группы в целом на долю "убить", "убивать" приходится - 1973 примера.
Типы семантической и словообразовательной деривации
Как показал анализ /см. схему 3/, мотивация значений гибели; в подгруппе не маркированных по способу действия глаголов в языке XI - начала ХУ в. не только носит регулярный характер, но в основном совпадает с системой современного русского языка /ср. схему I/. Вместе с тем как в конкретном составе, так и в способах манифестации семы "умертвить" в этот период наблюдается ряд специфических особенностей.
Так, среди глаголов, включающих в значение указание на изменение состояния одушевленного объекта /с обобщенной внутренней формой/, регулярно вовлекаются в подгруппу производные от "мьртвити" и "морити", однако если первые более продуктивны в этот период, то вторые представлены лишь тремя членами. Кроме того, в языке XI - начала ХУ в. функционирует глагол "охудити", формирующий значение гибели по тому же принципу.
Значительно отличается от современного русского языка состав глаголов с конкретизированной внутренней формой. Отсутствует целый ряд глаголов, трактуемых в словарях современного русского языка как разговорные или просторечные.Напротив, в подгруппу включены члены таких СОГ, как "тети", "язвити", не представленные в современном составе подгруппы. Кроме того, частично не совпадает с современным русским языком состав СОГ "бити" и "разити". Однако главное отличие состоит в более сложном характере формирования значений гибели у данных глаголов. Как правило, глаголы включаются в подгруппу на уровне производных значений, причем основная масса лексем в ЛСВт сочетается с неодушевленным объектом. При отнесении действия к одушевленному объекту глаголы развивают значение "наносить побои, избивать", которое является основой для актуализации семы "умертвить" /ср.: бити-I. "Ударять, колотить"; 2. "Избивать, наносить побои"; 3. "Убивать, уничтожать". СлРЯ ХІ-ХУП; вв. І: 186-187/. Наконец, в данный период наиболее последовательно в подгруппу включаются префиксальные глаголы, в которых максимально выражена результативность действия, тогда как бесприставочные глаголы значения гибели, как правило, не развивают.
Уже в XI - начале ХУ в. регулярно вовлекаются в подгруппу глаголы, формирующие значение гибели на основе трансформации ассоциативного признака уничтожения. Наиболее последовательно включаются в состав КГГ глаголы, содержащие во внутренней форме признак "портить" /о качестве объекта/. Наряду с производными от "губити" в этот период по тому же принципу формируют значения члены СОГ "портити", "тьлити" и подоб. Среди глаголов с более абстрактной семантикой при отнесении действия к одушевленному объекту сему "умертвить" актуализируют не только производные от "коньчати", но и глаголы "жьрети", "пожьрети" - "приносить /принести/ в жертву". Следует отметить внеязыковой характер возможности такой сочетаемости: человеческие жертвоприношения типичны для ранних периодов развития общества.
Более последовательно в этот период происходит актуализация семы "умертвить" на основе трансформации признака "утратить", причем значение может реализоваться в составе устойчивых сочетаний: гоньзнути/ лиховати/ лишити живота -или в производном ЛСВ глагола - гоньзнути, теряти, изъте-ряти.
Типы семантической и словообразователь ной деривации
На основе словообразовательной аналогии последовательно включаются в подгруппу лишь производные от "губити". Вместе с тем активно вовлекаются в состав КГГ члены других СОГ, также содержащие в семантике признак "уничтожить" /о неодушевленном объекте/. Сему "умертвить" могут актуализировать как единичные глаголы /измяти, истаяти, истни-ти/, так и группы однокоренных образований /потратити, потратити; лишати света, полишити света/.
Не менее активно включаются в подгруппу в данный период глаголы и сочетания, содержащие во внутренней форме различные пространственные характеристики. Формирование многих и:з них по-прежнему связано с религиозной символикой. Так, на основе словообразовательной и семантической аналогии в памятниках получают распространение сочетания глаголов движения с существительными, характеризующими символы загробного мира /ср.: вогнати въ.смерть - загнати, изринути въ смерть; свести, низводити въ адъ; отсылати въ вечный покой; отправити къ владыке/. Вне сочетаний глаголы, как правило, формируют значения на основе словообразовательной аналогии /стребити, викоренити и подоб./. Но возможно также включение в состав КГГ членов других СОГ, формирующих значение по сходным принципам /ср.: жати, пожати - косити, покосити; искоренити, викоренити - извести, вывести/. Следует отметить, что при формировании значений гибели у пространственных глаголов вне сочетаний усиливается зависимость актуализации семы "умертвить" не только от религиозной символики, но и от трансформации признака уничтожения.
Способность пространственных глаголов формировать значения гибели независимо от религиозной символики проявляется в образовании таких новых членов, как "положити", "урони-ти", "клонити подъ мечь", "доезжати головы", где в основе переноса лежит метафорическое осмысление внешних признаков смерти или процессов, связанных с боевыми действиями.
Наконец, расширяется состав перифрастических сочетаний /ср.: творити убийство - чинити, учинити убийство; казни-ти смертью - вершити, карати, наказати смертью/. Подобные сочетания образуют глаголы "предати", "предавати", "чинити", "учинити" с дополнением "смертная казнь". Однако не все из них получают статус фразеологизмов.
Системностью отмечено не только формирование новых членов, но и явление утраты ряда глаголов и сочетаний. Наиболее последовательно выходят из употребления книжные глаголы и сочетания, функционирование которых связано с религиозной символикой или с библейскими сюжетами /23 члена из 28/. Так, сокращается число сочетаний с дополнением "душа"; в данный период используется только одно сочетание с существительными "животъ отъ земле". Не представлены в памятниках многие глаголы, зафиксированные ранее при описании расправы с последователями Христа или кары высших сил /например; протрети, просмрадити, растворити, священоумертвляти/. В ряде случаев утрачиваются лишь глаголы второй ступени словообразования /побеждати, разъбивати/. Не представлен в данный период и диалектизм "утети".
Стабилизация правовой терминологии приводит к утрате глаголами "убити", "убивати" значения "казнить".
Выход из употребления данных глаголов и сочетаний не влияет, однако, на общие принципы формирования подгруппы. Кроме того, они могут оказывать опосредованное влияние на образование новых членов /съумертвити - съумертвляти/.
