Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Семантические деривационные изменения в смысловой структуре существительного 25
1.1. Вводные замечания —
1.2. Метонимические изменения 36
1.3. Метафорические изменения 73
1.4. Выводы 104
Глава II. Семантические деривационные изменения в смысловой структуре глагола 106
2.1. Вводные замечания —
2.2. Метонимические изменения 113
2.3. Метафорические изменения 166
2.4. Выводы 196
Глава III. Символизация заимствованных греческих метафор 198
3.1. Вводные замечания —
3.2. Существительные-символы 203
3.3. Глаголы с символическим значением 241
3.4. Выводы 248
Заключение 251
Литература 256
Словари 279
Список источников 280
Введение к работе
Метафора неоднократно привлекала внимание исследователей русского
языка. Существует точка зрения, что метафора - достаточно изученное явление,
что интерес к ней поддерживается только лишь силой традиции [Опарина 2000,
81]. Однако, несмотря на кажущуюся изученность этого языкового явления,
интерес к нему не угасает, напротив, все больше исследователей пытаются
раскрыть загадку создания и функционирования метафоры. В лингвистике
существует большое количество исследований, посвященных развитию
семантики языковых единиц в синхронии (работы отечественных лингвистов -
Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, Э.А. Балалыкиной, Б.Л. Богородского,
Н.Н. Болдырева, Т.Г. Бочиной, А.Н. Веселовского, В.В. Виноградова,
В.М. Жирмунского, Ю.Н. Караулова, Н.А. Кожевниковой, Т.В. Крыловой,
М.А. Кронгауза, Г.И. Кустовой, Ю.М. Лотмана, А.Г. Лыкова,
С.Л. Мишлановой, Е.И. Новиковой, В.И. Падучевой, З.Ю. Петровой,
М.В. Пименовой, А.А. Потебни, Р.И. Розиной, А.И. Федорова,
Ю.Н. Филипповича, А.П. Чудинова, Д.Н. Шмелева, А.Д. Шмелева,
Н.Ю. Шведовой, Т.В. Симашко, В.Н. Телии, СМ. Толстой; и зарубежных -
Д. Бикертона, М. Бирдсли, М. Блэка, Н. Гудмена, А. Вежбицкой, М. Джонсона,
Т. Добжиньской, Д. Дэвидсона, В. Каминьски, Э. Кассирера, Дж. Лакоффа,
С. Левина, Э. Лендваи, Э. Маккормака, А. Миллера, X. Ортега-И-Гассета,
Э. Ортони, П. Рикёра, А. Ричардса, Р. Серля, Ф. Уилрайта, Р. Якобсона).
Зачастую изучение метафорических образований носит междисциплинарный
характер. При исследовании когнитивных возможностей метафоры
привлекаются данные философии, психологии, логики. Тем не менее, сами
исследователи признают, что «ни одна теория метафорического значения или
метафорической истины не в состоянии объяснить, как функционирует
метафора» [Дэвидсон 1990, 187], и что «единственного принципа
функционирования метафоры нет» [Серль 1990, 329].
* Истоки исследовательского интереса к метафоре обычно связывают с
именем Аристотеля. В своей «Поэтике» он впервые описал метафору как способ переноса значения слова на другое слово. Аристотель понимал метафору как отнесение слова к чуждой ему категории: «Метафорой этого рода можно пользоваться еще иначе: присоединив к слову чуждое ему понятие,
сказать, что оно к нему не подходит» [Аристотель 1998, 1097]. Ему
принадлежит одна из первых классификаций метафоры, на которую ссылаются
едва ли не все современные исследователи. Он же дал и первое определение
метафоры: «Метафора - перенесение слова с измененным значением из рода в
вид, из вида в род, или из вида в вид, или по аналогии» [Аристотель 1998,
« 1096]. Несомненно, был прав А.А. Потебня, определивший первое и второе
перенесение как синекдоху, третье - как метонимию и только четвертое как «метафору в тесном смысле» [Потебня 2003, 221]. Термин «сходство» по отношению к метафоре соответствует тому, что «Аристотель называет аналогией, которую он понимает как отношение пропорциональности» [Рикёр 1990,436].
Именно ориентация на аристотелевское понимание и определение
метафоры породила разные подходы к характеристике этого образного средства
языка. Некоторые ученые выделяют все указанные тропы как самостоятельные
(Н.А. Илюхина, А.В. Калинин, А.А. Потебня, А.А. Реформатский), другие
объединяют в одну группу метонимию и синекдоху как разновидность
метонимии (В.В. Колесов, М.И. Фомина), третьи не делают различий между
метонимией и метафорой и рассматривают метонимию и синекдоху как особые
* случаи метафоры (Р. Серль). Традиционно ученые говорят о семантических
переносах или о наличии у слова так называемых переносных значений, выделяя среди них метонимию, метафору, синекдоху и функциональный перенос. Последние два образных языковых средства часто рассматриваются как разновидности метонимии и метафоры соответственно. Многие исследователи не делают различий между ними, употребляя для их обозначения термин метафора. На неточность этого подхода указывает В.В. Колесов: «Переносное значение в словесном знаке тоже не только метафора, вернее - не просто метафора; оно гораздо шире того, что можно назвать в узком смысле метафорой» [Колесов 2002, 14].
Подобная терминологическая недифференцированность связана
* непосредственно со значением слова метафора, которое в переводе с
греческого обозначает «перенос». «Метафора и есть пере-нос. Типичный плеоназм. Заменив русским словом греческий термин, мы, по-видимому, никакого нового знания и понимания не получили» [Колесов 2002, 180]. Термин перенос значения не отражает сути процессов, происходящих в
результате метонимической и метафорической деривации. «Термин метафора способен ввести в заблуждение. Метафора - это перенос названия. Но существует множество видов переносов названий, в основе которых не лежит то, что мы обычно понимаем под метафорой» [Ортега-и-Гассет 1990, 70]. Существуют различия в основаниях метонимии и метафоры, что оказывается существенным при их разграничении. Поэтому термином перенос значения следует обозначать только лишь метафору, в то время как по отношению к метонимии необходимо употреблять термин перенаименование.
В основе метонимических изменений лежат процессы уподобления и аналогии объектов. Основания для семантических сдвигов являются существенным, критерием для различения метонимии и метафоры, поскольку «тождество при уподоблении и сходство при сравнении в истории развития мысли представляют собою совершенно различные уровни сознания» [Колесов 2002, 185]. Так, например, Э. Кассирер, характеризуя метафору, на наш взгляд, дает удачное описание метонимии: «Каждая часть эквивалентна целому, каждый экземпляр - виду или роду как таковому. Каждая часть не только репрезентирует целое, а индивид или вид - род, но они ими и являются; они представляют не только их опосредованное отражение, но и непосредственно вбирают в себя силу целого, его значение и действенность. Здесь стоит вспомнить основополагающий принцип как языковой, так и мифологической «метафоры», формулируемый обычно как pars pro toto. Как известно, этому основному принципу подчиняется и им пронизано все магическое мышление. Тот, кто управляет какой-либо частью целого, получает в магическом смысле власть над целым... Большинство форм «магии по аналогии» исходит из того же основного принципа, но при этом они указывают, что имеется в виду не просто аналогия, а реальная идентичность» [Кассирер 1990, 38]. Метонимические процессы, как правило, связывают с возникновением так называемой регулярной многозначности слова, выделяют типы метонимических перенаименований, например, обозначение времени местом, количества пространством, действия местом, действия орудием действия и пр.
В основном исследователи склонны не различать образные средства, объединяя по признаку переноса названия одного предмета на другой: «Под метафорой в широком смысле понимается любое переносное значение слова. В современном языкознании метафору рассматривают как особый способ
мышления о мире, который использует прежде добытое знание. В таком случае метафора представляет собой модель выводного знания, когда формируется новый концепт за счёт использования буквального значения выражения и сопутствующих ему ассоциаций» [Пименова 2003, 49]. Н.Д. Арутюнова по этому поводу пишет, что «представление о вездесущности метафоры отодвигало на задний план проблему ограничений на ее употребление в разных видах дискурса. Это привело к размыванию границ самого концепта метафоры: метафорой стали называть любой способ косвенного и образного выражения смысла, бытующий в художественном тексте» [Арутюнова 1990, 7].
Последний подход отражает широкое понимание метафоры, при котором четко видна тенденция к называнию одним термином метафора всех образных средств. Под метафоричностью зачастую понимают всякую образность вообще: «В отечественной традиции закрепилось известное еще со времен Аристотеля смешение термина метафора с образностью вообще: всякая образность именуется метафоричностью, и это не способствует тонкости и точности уяснения смысла самой метафоры» [Колесов 2002, 14].
Например, в работах отечественных и зарубежных исследователей в рамках теории когнитивной лингвистики не акцентируются различия между символом и метафорой. Некоторые ученые полагают, что метафора изначально присуща человеческому сознанию (А.С. Демин, B.C. Дмитриева). Изучая мифологическое мышление, исследователи используют термины базисная метафора, мифологическая метафора, подменяя ими понятия символ и миф (Э. Кассирер). Совершенно справедливо на ошибочность этой точки зрения указывает Н.Д. Арутюнова: «Можно встретить синонимическое употребление выражений метафорический образ и символический образ. Действительно, концепты метафоры и символа пересекаются... Между тем, с точки зрения своего положения в иерархии семиотических концептов, метафора и символ не могут быть отождествлены» [Арутюнова 1990, 23].
Лежащее в основании метафоры сходство объектов при их сравнении соотносит ее с образным сравнением. Крайняя точка зрения на эту проблему принадлежит Дж.А. Миллеру, который считает, что «метафора - это стянутое сравнение» [Миллер 1990, 236], и тем самым утверждает, что метафора не существует как самостоятельный троп, а является разновидностью образного сравнения. М. Блэк также рассматривает метафору как эллиптическое
сравнение [Блэк 1990, 153-172]. Действительно, близость к метафоре образного сравнения не вызывает сомнений. Исключение из сравнения компаративных связок как, подобно, точно, словно, будто, как будто или предикативов подобен, сходен, похож, напоминает часто считается основным приемом создания метафоры. Однако этот ход имеет своим следствием существенное изменение семантической структуры. Предложение подобия преобразуется в предложение тождества [Арутюнова 1990, 27].
Метафору некоторые ученые также видят в древнерусских и современных конструкциях уподобления, которые А.А. Потебня называет полным сравнением [Потебня 2000, 6]. В решении этой проблемы мы полностью согласны с мнением Н.Д. Арутюновой: «Следует обособлять от метафор и сравнений в собственном смысле тот приглагольный творительный падеж, который является семантическим привеском к предикату... Проникновение в область семантики свойственно метафоре, но не характерно для метаморфозы, которая, указывая на «частное совпадение субстанций», не отлагается в языке в виде особого способа преобразования и порождения значений. Однако и метаморфоза имеет выход в семантику, который
«
открывает перед ней связь с действием субъекта (ср. бежать рысью, лететь стрелою, идти гуськом, течь рекою)» [Арутюнова 1990, 29-30].
Узкое понимание метафоры связано с выделением ее в качестве самостоятельного тропа и обособления от других тропов. Для точной характеристики метафоры не следует смешивать метафорические процессы в слове и тексте с процессом создания образности текста в результате употребления иных образных средств. Например, Н.С. Демкова говорит об удивительно богатых возможностях изучения типов метафорического иносказания в русской литературной традиции ХІ-ХІІ веков [Демкова 1997, 16], включая в понятие «метафорические иносказания» все образные средства, встречающиеся в древнерусских текстах. Однако точное понимание метафоры исключает отнесение к числу метафор обычно причисляемых к ним метонимии, синекдохи, сравнения, символа, тем более - эпитета, оксюморона, иронии. Таким образом, актуальным в нашей работе является выделение среди образных средств, встречающихся в текстах деловой письменности XI-XVII веков, и разграничение сходных по структуре, но различных по когнитивным признакам метонимии, синекдохи, символа и метафоры.
Под метафорой мы понимаем процесс замещения компонентов в смысловой структуре слова, свойственных первоначальному понятию, компонентами, включающими слово в иную лексико-семантическую группу или класс, на основе сравнения присущих сравниваемым объектам внутренних признаков, функций. Трудность характеристики метафоры заключается в том, что в ее основе лежат сложные психологические ассоциации, которые трудно интерпретировать как простое сходство значений по отдельным компонентам. «Даже в логических моделях метафор зрительный или акустических образ составляет имплицированное посредующее звено между двумя дискретными словесными компонентами» [Лотман 1999, 48].
Разработано множество теорий изучения метафоры: традиционная структурно-семантическая теория сравнения объектов, теория словесных оппозиций (логическая оппозиция позволяет создать метафорическое сплетение включением прямой несовместимости семантических свойств), теория взаимодействия смыслов, теория субституции, теория апперцепции (метафора — стянутое сравнение, вызванная ею мысль касается сходств и аналогий), предикативная теория в рамках когнитивного подхода и пр.
В рамках этих теорий был также привлечен исторический материал. В основном, используя те же подходы, исследуются поэтика древнерусских памятников и семантические изменения в смысловой структуре слов в средневековых текстах.
Не соответствует действительности традиционное мнение о том, что древнерусские тексты насыщены метафорическими употреблениями, представляющими собой аналогичные современным образования. Основную сложность изучения древнерусских текстов сформулировал В.А. Баранов: «К сожалению, до сих пор мы не всегда можем быть уверены в том, что наше понимание и интерпретация древнерусских текстов с точки зрения синтагматических связей, грамматического состава и семантики адекватны пониманию текста древними книжниками» [Баранов 2003, 16]. Особую сложность представляет исследование семантики текстов, поскольку «грамматическая система русского языка еще только формируется и как в частностях, так и в целом представляет иную, во многом отличающуюся от современной, систему» [там же].
До недавнего времени открытой оставалась проблема характеристики
языковых образных средств, встречающихся в древнерусских и среднерусских
текстах. Несмотря на основательную разработанность теории метафоры, в
науке невыявленными остаются критерии разграничения метонимической и
метафорической семантической деривации, их реализация в определенные
v* эпохи развития языка.
Каждое явление языка должно изучаться с учетом внелингвистических и внутрилингвистических факторов. При изучении метафорических и метонимических семантических изменений актуальными являются следующие аспекты: культурно-исторический, жанрово-стилистический, авторский и аспект системности языка.
Изучение метафоры в культурно-историческом аспекте выносит на
первый план определение времени появления и распространения
метонимичских и метафорических образований, а также выражение
посредством образных средств языка особенностей ментального мышления
славян в разные эпохи становления русского языка. «Следует обратить
внимание на то, что существуют культурные эпохи, целиком или в
значительной мере ориентированные на тропы, которые становятся
.*> обязательным признаком всякой художественной речи, а в некоторых
предельных случаях всякой речи вообще» [Лотман 1999, 53]. В этом случае «троп не является украшением, принадлежащим лишь сфере выражения..., а является механизмом построения некоего, в пределах одного языка не конструируемого, содержания» [Лотман 1999, 58]. Одним из таких периодов Ю.М. Лотман называет период средневековья.
В связи с этим необходимо разграничивать этапы развития языка и
восточнославянской ментальносте вообще. В.В. Колесов говорит о смене
культурных парадигм, всегда сопровождавшихся переструктурированием
ментальных характеристик сознания, и выделяет по крайней мере три
завершившихся этапа развития восточнославянской ментальносте: первый этап
*> связан с принятием христианства, приведший к перемаркировке социальных
норм организации общества, в целом речь идет о древнерусской культурной парадигме, которая складывалась во второй половине XI века; второй этап определяется перемаркировкой этических норм духовности с конца XIV в.; третий этап начинается в конце XVII в. и характеризуется перемаркировкой
социальных и духовных норм в связи с новым отношением к проблемам познания [Колесов 2002, 190].
Разграничение временных периодов при смене культурных парадигм позволяет выявить время появления метафоры в языке. Анализ материала деловых памятников XI-XIV вв. подтверждает мнение В.В. Колесова о том, что «те метафоры, которые современный исследователь видит в древнерусских текстах, метафорами не являются» [Колесов 2002, 210]. Употребление прямой метафоры в древнерусском языке невозможно, а промежуточные этапы семантического развития слов и выражений, отраженные в древнерусских текстах, создают речевые формулы, но не метафоры, как может показаться по конечному результату длительного процесса соединения различных форм выражения образа. Образность древнерусского текста состоит в раскрытии символа, которое реализуется с помощью различных средств уподобления и аналогии. «Органическое, через язык представленное единство всех этих риторических «приемов» организации текста и создает впечатление сложной метафоры, которой на самом деле нет» [Колесов 2003, 39].
С XV века на славянской почве активно развивается языковая категория абстрактности, происходит постепенная актуализация метафорических связей в слове и в тексте. В связи с этими процессами расширение смысла слова становится возможным в результате различных метафорических переносов.
В этом плане необходимо акцентировать внимание на культурных связях славян, исследуя весь массив заимствований, учитывать факторы, сопровождавшие этот процесс: когда, каким образом и через какие тексты, вследствие каких исторических процессов заимствование попало на славянскую почву, как развивалась его дальнейшая судьба. Для нас в исследовании семантических калек особенно важным является период принятия христианства на Руси, когда заимствованные греческие христианские символы и метафоры попали в систему. русского языка и начали переосмысляться под воздействием лингвистических и ментальных факторов.
Мы ограничиваем материал XVII веком, поскольку с конца этого столетия язык вступает в новую фазу развития и актуальным становится процесс образования понятия.
В жанрово-стилистическом аспекте семантические изменения исследуются в рамках становления системы жанров и стилей языка.
Проблема метафоричности текстов рассматривается исследователями в процессе изучения систем культурных текстов. Актуальность вопроса о взаимосвязях образных средств обусловлена их ролью в преобразовании смысловых структур в эволюции жанрово-стилевых форм. «Стиль есть способ осуществления системы, характеризующийся совокупностью приемов и идеальных установок» [Колесов 2002, 14]. Именно стиль порождает смысл (создает текст), и об этом говорили такие выдающиеся языковеды, как В.В. Виноградов, Б.А. Ларин и др. Стиль формирует семантику, поскольку диктует выбор лексических и синтаксических средств.
Описанию лексико-семантических изменений в переводных и собственно древнерусских (XI-XIV вв.) текстах посвящены работы Н.Ф. Алефиренко, Е.А. Андрущенко, А.А. Баландиной, В.М. Быковой, Л.В. Вялкиной, Р.Г. Гатауллиной, Л.П. Гашевой, О.А. Горбань, А.С. Демина, СВ. Друговейко, В.Ф. Дубровиной, И.В. Ерофеевой, А.И. Замешаева, Ким Чжин Кю, М.С. Киселевой, Н.С. Ковалева, В.В. Колесова, О.Н. Кондратьевой, Е.С. Копорской, Т.А. Литвиной, Д.С. Лихачева, Г.Н. Лукиной, И.И. Макеевой, П.И. Мельникова, Е.Н. Мещерской, Т.М. Николаевой, М.О. Новак, Т.В. Пентковской, В.И. Постоваловой, О.В. Прискоки, Т.П. Рогожниковой, Т.М. Скибиной, А.О. Старовойтовой, Т.В. Ткачевой, О.А. Черепанова. Тексты различных жанров XVI-XVIII вв. послужили материалом для исследований в области лексики и семантики Л.С. Андреевой, Г.И. Белозерцева, В.В. Васенькина, Л.Я. Костючука, А.И. Кузнецовой, С.А. Мачульской, М.В. Пименовой. Проблему метафоричности косвенно затрагивает В.Б. Крысько при характеристике развития категории одушевленности на примере имен, обозначающих животных.
Традиционно считается, что метафорическая поэтичность и эмоциональность являются признаком высокого стиля. В основном проблему метафоричности и семантических сдвигов вообще исследователи рассматривали на материале текстов религиозных жанров, поскольку считалось, что именно в них наиболее богато отражена система образных средств. Неточность этого утверждения мы доказываем на материале лексических и семантических заимствований, подтверждая концепцию В.В. Колесова, согласно которой греческие заимствованные метафоры, попадая на славянскую почву через переводную литературу религиозного содержания, в
процессе ментализации преобразовывались в символы, раскрывающиеся в тексте посредством ряда метонимических переносов. Все заимствованные метафоры становились готовыми к употреблению, воспроизводимыми, синтаксически и фразеологически связанными формулами. Таким образом, метафора появляется в результате активного развития категории абстрактности в языке с конца XIV века и является результатом отражения процессов, происходящих в живом, а не только в книжном языке, замкнутость текстов религиозного содержания не позволяла свободно проникать в них элементам разговорной речи. В текстах XI-XIV веков и светского, и религиозного характера большей частью присутствуют метонимические переносы, отражающие вариативность заимствованных и славянских формул. «На метонимиях построены... вообще - все изменения формы в текстовых формулах» [Колесов 2002, 194].
Изучение лексики и семантики деловой письменности XI-XVII веков тесно связано с исследованием процессов формирования русского литературного языка, при изучении истории которого необходим анализ языкового материала памятников разных жанров. История деловой письменности, ее жанров в их традициях и изменениях исследована мало. Однако именно памятники деловой письменности отражают взаимодействие семантических дериватов. Важную роль в формировании литературного языка сыграл с принятием христианства еще только начинающий формироваться в XI веке средний стиль социально значимой и профессионально ориентированной литературы. С XVI века возрастает роль деловой письменности, которая к тому времени обслуживала все сферы социально-экономической жизни России. Е.И. Зиновьева отмечает, что «сложные проблемы определения основ русского национального языка и его высшей формы - литературного языка, соотношение стихии разговорно-обиходной речи и литературно-книжного языка, с одной стороны, и делопроизводственной, актовой письменности, отражающей реалии российской действительности - с другой, невозможно решить без тщательного исследования материалов делового языка» [Зиновьева 2000, 3]. Кроме того, именно деловая письменность породила фразеологию и терминологию, в основе которых оказались метонимические и метафорические выражения. Метафора в деловых текстах первоначально выполняет функцию не украшения
речи, а ее сокращения, реализует возможность емкого обозначения явления
одним словом, одной фразой. Однако необходимо учитывать и тот факт, что
через переводную религиозную литературу на славянскую почву попадали
греческие христианские символы, которые в дальнейшем могли быть
источником семантических изменений в слове, в том числе и в деловых текстах.
л Со становлением в русском языке средневекового периода языковой категории
абстрактности метафора начинает выполнять функцию украшения речи и создания экспрессивности высказывания, на формирование которой повлияло функционирование в текстах различных жанров заимствованных христианских символов и метафор из греческого языка.
Как отмечает М.А. Соколова, «язык главным образом деловых памятников эпохи отражал и закреплял в письменности явления, которые создавались и развивались в устах его носителей» [Соколова 1957, 4]. Нельзя согласиться с крайними позициями в этом вопросе, которые занимают Ф.А. Хайдаров и Б.А. Успенский. Так, Ф.А. Хайдаров говорит о независимости деловой письменности вообще от книжного влияния после XII-XIII веков. Обособленность развития деловой речи он видит в том, что официально-деловой стиль явился результатом развития светского права, поэтому
независимость бытования светских юридических текстов, а следовательно, и
относительная независимость развития языка этих текстов были обусловлены
исторически, особенностями правовой системы на Руси [Хайдаров 1992, 37].
Б.А. Успенский утверждает, что книжный и некнижный языки
противопоставляются по признаку соответствия языковой норме, контексты,
связанные с их употреблением, оказываются взаимно противопоставленными,
образуя две самостоятельные и относительно независимые семантические
сферы [Успенский 1994, 10]. Однако в связи с этим следует отметить, что «язык
деловой письменности определенным образом нормирован, имеет свои
традиции, закрепленные формулы, пользуется рядом черт книжного языка, он
особым образом престижен, поскольку это язык не только грамот и завещаний,
* это язык права, государственности» [Ремнева 2003, 10].
При характеристике включений в деловую письменность элементов церковно-книжного и народно-разговорного стилей языка мы опираемся на мнение Б.А. Ларина о том, что «единство языка деловой литературы лишь постепенно создавалось усилиями княжеских дьяков, стремившихся
освободиться от заметных диалектизмов и выработать формуляр актов, наиболее понятный для народов Киевской Руси. В Московских приказах тоже постепенно, лишь с XV-XVI веков, по мере усиления централизации административной системы создается единство административной терминологии и фразеологии, единство основных норм языка деловой
письменности» [Ларин 1961, 29]. На основании этих процессов следует видеть
системность отношений деловой и книжной письменности.
Исследование лексики текстов деловой письменности дает богатый материал для изучения семантических изменений в смысловой структуре слов в истории языка. Этой проблеме посвящены работы Н.А. Антадзе, Н.Г. Благовой, В.Н. Вакурова, С.С. Волкова, В.Я. Дерягина, В.М. Живова, Е.И. Зиновьевой, Т.А. Лисицыной, Е.Ф. Мишиной, И.Е. Паппа, Л.Н. Русиновой, Г.П. Снетовой, М.А. Соколовой.
Деловая письменность представлена большим количеством жанров, что было непосредственно обусловленным широкой сферой ее применения и различной функциональной направленностью ее разновидностей. О развитии многофункциональности деловой речи писал В.В. Виноградов: «усиливаются процессы литературно-языковой обработки разных форм приказно-деловой
* речи, а деловая речь, по крайней мере в известной части своих жанров, уже
выступает как один из важных и активных стилей народно-литературного типа
языка. Вместе с тем все возрастает роль этого делового стиля в языке
художественной литературы. Кроме того, с расширением круга производства и
ремесел, с развитием техники и культуры все расширяются функции деловой
речи» [Виноградов 1978, 95]. В некоторых текстах XVI-XVII веков мы
наблюдаем совмещение частно-деловой, официально-деловой переписки и
публицистичности, научно-популярного и делового стилей.
Наличие книжно-письменных или народно-разговорных элементов в
различных видах деловой письменности зависит от характера и предназначения
документа (его жанровой характеристики), места и времени его написания,
* образования и социального статуса писца, составлявшего документ.
Классификации, наиболее точно отражающие эти особенности, принадлежат Н.И. Тарабасовой и С.С. Волкову. Н.И. Тарабасова разделяет деловые тексты на две группы по принципу наличия или отсутствия отношений «пишущий — адресат»: собственно делопроизводство и переписка. Делопроизводственные
документы не требуют ответа, к этой группе документов относятся памятники таких жанров, как листы, грамоты (духовные, меновные, купчие, межевые, заповедные и пр.), кабалы (в т.ч. крепости), записи в писцовых книгах, уставы, уложения, описи. Переписка предполагает ответ, она обращена к адресату, лицу, с которым предполагается общение пишущего. В эту группу входят челобитные, памяти, грамотки, наказы. Исследователь выделяет также переходный тип документов: расспросные речи, сказки, допросы. В них личное выступает в чужой передаче и становится констатирующим, т.е. фактом делопроизводства [Тарабасова 1964].
С.С. Волков при лингвистической классификации текстов деловой письменности исходит из социальной значимости документов, а также принимает во внимание информативность (сферу использования) и форму акта, поскольку эти факторы определяют особенности их языка. С этой точки зрения ученый разделяет деловую письменность на официально-деловую (общегосударственную, правительственно-административную) и частную (частно-деловую и эпистолярную). «Официально-деловые акты касаются как интересов всего общества, так и взаимоотношений отдельных социальных групп внутри общества, отношения верховной власти и правящих группировок к различным социальным слоям и их отдельным членам, межгосударственных отношений, управления и т.д. Частно-деловая письменность касается отношений между отдельными членами общества: феодалом-землевладельцем и его приказчиками и крестьянами, предпринимателем и приказчиками, работодателем и работниками, между лицами, относящимися к одной социальной группировке, членами семьи. Сюда же следует отнести разного рода личные бытовые, хозяйственные или производительные записи» [Волков 1974, 8].
Связанным с жанрово-стилистической характеристикой является фактор авторства. Тексты делового характера составлялись большим кругом писцов, и в них, при наличии определенных повторов и формул, обнаруживается вариантность. Выбор лексики диктовался не только особенностями жанра, но и лексическим богатством языка писца и его образованием. Авторское начало проявлялось также в создании и употреблении метонимических и метафорических образований. «Для метафоры, таким образом, характерно установление далеких связей... Они случайны в том смысле, что прямо
обусловлены индивидуальным опытом и субъективным сознанием автора» [Арутюнова 1990, 20]. Живший около I в.н.э. ритор Деметрий писал в трактате «О стиле»: «В письме... проявляется человеческий характер. Почти каждый из нас запечатлевает в письмах свой образ. Конечно, и в других видах письменной речи проявляется характер пишущего, но нигде так очевидно, как в письмах» [цит. по: Калугин 1998, 14]. Той же характеристикой обладают и деловые тексты эпистолярного жанра. Индивидуальное начало может проявляться в особых приемах использования формул, в языковых особенностях текстов. Метонимические дериваты присутствуют более всего в тех текстах, которые наиболее подчинены строгой структуре выражения речевых, синтаксически устойчивых формул. Метафора преобладает в тех документах, в которых формульность носит несколько ограниченный характер.
Важную роль в изучении семантических изменений играет аспект системности языка. В отношении к историческому состоянию языка наиболее точным определением системности мы считаем определение, данное В.В. Колесовым: «В отношении к языку система есть данная в связях друг с другом соотнесенность его единиц, образующих единство категорий, парадигм и содержательных форм, явленных как цельность, значимость и ценность» [Колесов 2002, 14]. Изменение семантики слова влечет за собой изменения на всех уровнях языковой системы: лексическом, грамматическом, словообразовательном, синтаксическом. При исследовании метафорических образований необходимо учитывать особенности развития всех уровней в соответствующий исторический период, так как их характеристика также не соответствует современному состоянию.
Основным отличием современной метафоры от исторической является её выражение через разнообразные грамматические и синтаксические конструкции, присущие современной стадии развития языка и неприемлемые для древнерусского языка и языка средневековья. Современную метафору разделяют на виды: диафору и эпифору, в основе которых лежит нестандартное употребление слова в тексте. В текстах XI-XVI веков не были типичны конструкции типа «Жизнь - есть сон» (диафора) [Уилрайт 1990, 83] или «Голуби на травяном увы» (эпифора) [Уилрайт 1990, 89]. Поэтому следует исследовать метафорические изменения с учетом тех синтаксических конструкций, посредством которых строился древнерусский текст.
Таким образом, лексико-семантическое исследование деловых памятников отражает изменения в лексической системе: отмирание и появление новых слов, связи и отношения дериватов с производящим словом и т.д. Специфика жанра источника находит отражение в организации текста и его лексико-фразеологических особенностях. Учитываются особенности лексической и синтаксической вариативности формул разного вида актов.
Метонимические и метафорические изменения лексического состава русского языка в их различиях и сходствах в основных разновидностях деловой письменности XI-XVII веков комплексному анализу не подвергались. Представляется целесообразным охват в одном исследовании деловых памятников различных жанров, относящихся к разным историческим периодам в развитии русского языка, с выделением отдельных синхронных состояний, что дает возможность проследить на материале этих источников динамику семантических' изменений в смысловой структуре слов на разных этапах процесса формирования национального языка. Таким образом, актуальным является комплексное описание изменений семантики слов и словоформ в историческом аспекте с учетом их внутренней системной организации, парадигматических и синтагматических отношений с другими языковыми единицами, особенностей их функционирования в текстах деловой письменности XI-XVII веков.
Целью работы является исследование метафорической деривации в сопоставлении с метонимической в текстах различных жанров деловой письменности XI-XVII веков в их историческом развитии с учетом внутриязыковых, жанровых, контекстуальных и экстралингвистических факторов. Для этого важным является решение следующих задач:
выявление слов в образном употреблении в текстах различных жанров деловой письменности XI-XVII веков;
определение критериев для разграничения метонимии и метафоры;
разграничение типов семантической деривации (метонимия и метафора);
компонентный, стилистический и функционально-семантический анализ употребления дериватов с учетом времени их возникновения и особенностями функционирования в деловых текстах XI-XVII веков;
определение роли заимствованных из греческого языка христианских символов и метафор и их функционирование в деловых текстах;
6) определение роли авторского начала и жанрово-стилистической специфики в процессе создания и функционирования семантических дериватов.
Объектом нашего исследования являются процессы метафоризации слов в сопоставлении с явлениями метонимизации в истории языка, образование и функционирование метонимических и метафорических дериватов в древнерусских и среднерусских текстах. Предметом анализа стали слова, являющиеся метафорическими и метонимическими дериватами, в текстах различных жанров деловой письменности XI-XVII веков.
При изучении и описании материала использовались различные подходы и методы исследования языковых единиц. Методологическая основа исследования обусловлена положениями о системности языка, непрерывности семантических изменений в процессе эволюции, неразрывности синхронического и диахронического состояний, отражении в языке ментального восприятия славян. Комплексное изучение позволяет получить наиболее полное знание об объекте исследования. При комплексном изучении языковых единиц анализу подвергаются их внутренняя системная организация, парадигматические и синтагматические отношения с другими единицами, особенности их функционирования в тексте. «Комплексный подход имеет своей целью исследование объекта во всех его внутренних и внешних связях, выявление основного взаимодействия, определяющего тенденции развития объекта как системы» [Федосеев 1983, 11]. При исследовании развития семантики слов в истории языка осуществляется комплексный подход, при котором семантическая структура слова понимается как «единство взаимодействующих разноуровневых значений, организованных в пределах отдельного слова определенным способом в соответствии с системой данного языка и с закономерностями функционирования этой системы в речи (в тексте)» [Лопушанская 1988, 5].
Исторический и сравнительно-исторический методы позволили сопоставить языковые особенности текстов и обнаружить закономерность развития образной системы древнерусской письменности. Сопоставление лексики разновременных деловых текстов позволяет определить время возникновения и распространения метонимических и метафорических дериватов.
При использовании структурного метода реализуется возможность проведения синхронного анализа дериватов и их функций во взаимодействии с единицами смежных языковых уровней. Обращаясь к исследованию семантической деривации в истории языка, отражающей системность взаимосвязанных элементов, мы исходим из принципа неразрывности синхронного и диахронного подходов к изучению языковых фактов.
Использование элементов текстологической методики позволяет проводить сравнительный и исторический анализ частей документов, формул и терминов, исследование языковых средств с учетом роли автора в построении делового текста. Д.С. Лихачев сформулировал общие принципы научной текстологии, имеющие важное значение для методики лингвистического анализа древнерусских письменных памятников: целостный анализ текста, комплексное сравнительно-историческое изучение текстов, подход к сознательным и «бессознательным» изменениям текста как к проявлению индивидуальности писца [Лихачев 1962, 541-543]. При текстологическом изучении древнерусских актов необходимо учитывать время написания документа, принадлежность документа определенному центру письменности, отнесение его к определенному жанру, характеристику лица, составлявшего документ, принадлежность писца к определенному сословию и в связи с этим отражение письменно-книжных, народно-разговорных, общерусских элементов и традиций делового письма. Все эти факторы влияют на способность автора к окказиональному употреблению слов в тексте, которое прежде всего характеризует метафорические дериваты.
Использованы элементы количественного метода исследования, позволяющие описывать функционирование семантических дериватов в тексте с точки зрения частотности их употребления, количественного соотнесения метонимических и метафорических образований с учетом их распределения по жанрам и времени написания текстов. Простая констатация наличия семантических дериватов, встречающаяся в большинстве исследований, недостаточна для анализа семантики языковых средств как системы. Без использования количественного анализа невозможно точно установить время образования, развития и активизации метонимических и метафорических дериватов, показать процесс актуализации метафорического мышления.
При комплексном исследовании семантических изменений в текстах деловой письменности XI-XVII веков наряду с традиционными методами {наблюдение, описание) используются методы компонентного, контекстуального, функционально-семантического и стилистического анализа. «В последнее время происходит активное развитие в науке интеграционных процессов, утверждение концепции системности, структурности, комплексности как одного из принципов, определяющих стиль современного научного мышления» [Аверьянов 1985, 39].
Компонентный анализ используется при рассмотрении семантической структуры слова, использование понятий категориальная сема, дифференциальная сема, потенциальная сема, лексико-семантическая группа/ класс, лексико-семантическая категория отвлеченности/ абстрактности отражает иерархию компонентов семантики слова. Актуализация, нейтрализация или смена компонентов приводит к изменениям в смысловой структуре слова. Применяя компонентный анализ к исследованию семантических изменений в смысловой структуре слов, мы совершаем логическую процедуру, основанную на выявлении смысловых ассоциаций, заложенных в семантике.
Необходимость контекстуального анализа обусловлена тем фактом, что семантические изменения в словах можно проследить только в сохранившихся текстах. Мы можем лишь предположить возможность существования в языке (в речи) отсутствующих, не отраженных в текстах звеньев в развитии смысловой структуры слов. Кроме того, ошибочным является подход к исследованию семантики языковых единиц в историческом аспекте на основании их функционирования в современном русском языке, перенесение современных представлений на более ранние эпохи существования языка. Н.Г. Михайловская в связи с этим отмечает особую значимость анализа контекстуальных условий употребления слова — грамматической конструкции, семантической взаимосвязи слов в контексте - с учетом жанровой принадлежности источника [Михайловская 1973, 92].
Функционально-семантический анализ и стилистический анализ позволяют выявить парадигматические связи деривата в системе языка и окказиональное употребление слова на синтагматическом уровне в процессе
его функционирования в тексте, когда окказиональность, «неправильность» употребления несовместимых понятий порождают метафору.
Для характеристики русской деловой речи изучаемого периода и
выявления ее стилистических, жанровых и временных особенностей
анализируются разнообразные по форме и содержанию тексты деловых
Р документов - уставов, уложений, договоров, памятей, челобитных, описей,
кабал, крепостей, различных грамот (духовных, меновых, заповедных и пр.), грамоток, записей, крепостей, докончаний, купчих, полюбовных, выписей, наказов, допросов, вестовых тетрадей, актов, отписок, выписей, списков, таможенных и отказных книг, принадлежащих различным территориям. Материалом для исследования послужили тексты различных жанров деловой письменности, опубликованные в нескольких выпусках книг «Новгородские грамоты на бересте», «Вести-куранты», «Памятники литературы Древней Руси», «Акты писцового дела», «Дополнения к Актам историческим», а также в разных сборниках актов и грамот. Полный перечень использованных изданий указан в конце диссертационной работы.
В исследовании используются также данные словаря-справочника «Лексико-семантические группы русских глаголов» (под общ. ред.
* Т.В. Матвеевой), Фразеологического словаря литературного русского языка
(сост. А.И. Федоров), Толкового словаря русского языка СИ. Ожегова и
Н.Ю.Шведовой. В качестве материала для сравнения привлекались данные
Словаря русского языка XI-XVII вв., Древнегреческо-русского словаря (под
ред. СИ. Соболевского) и Греческо-русского словаря А.Д. Вейсмана.
Всего было проанализировано более десяти тысяч случаев употребления метонимических и метафорических дериватов и конструкций с ними в древнерусских и среднерусских текстах разных жанров деловой письменности XI-XVII вв. Языковой материал рассматривается как единая система.
Научная новизна исследования состоит в комплексном исследовании семантических преобразований в разные эпохи развития языка, развитии
* метафоричности слова и текста. При этом мы обращаемся к практически не
изученным с этой точки зрения памятникам деловой письменности, различным
по структуре и времени создания, которые традиционно исключаются из
текстов, характеризующихся присущей высокому книжному стилю
образностью и метафоричностью.
Актуальным является применение компонентного анализа и элементов лингвотекстологического и количественного методов при анализе метонимических и метафорических типов деривации в истории языка, что ранее представлялось исследователям незначимым. Такой подход позволяет делать выводы: 1) постепенном развитии категории абстрактности в языке, 2) об актуализации метафорического способа деривации в определенный исторический период наряду с метонимическим, 3) особой роли греческих заимствований в деловых текстах, 4) системности семантических отношений в истории языка, 5) значительной роли автора в составлении делового документа.
В работе представлено подтверждение неточности традиционного мнения о метафоричности древнерусских текстов (XI-XIV веков), исследована история возникновения метафорического способа деривации (на протяжении XV-XVII веков), рассмотрена логика перехода от метонимической образности слова и текста к метафорической, а также разработаны критерии разграничения метонимии и метафоры по отношению к истории развития языка.
Теоретическая и практическая значимость работы. Диссертационное исследование демонстрирует новый подход в изучении семантики деловых памятников, опирающийся на особенности развития языка в различные периоды его существования. Совокупность методов - исторического и сравнительно-исторического, традиционно применявшихся при решении подобных задач, и элементов лингвотекстологического и количественного методов, позволяют проследить историю появления метафорических образований и взаимодействие метонимических и метафорических способов деривации. Эти выводы, подкрепленные количественными подсчетами, позволяют оценить жизнеспособность дериватов и продуктивность возникающих в истории языка способов номинации и выявить направленность генеральных семантических изменений в русском языке древнего и средневекового периодов. Работа стала обоснованием важности дальнейшего изучения языка различных жанров деловой письменности. Полученные результаты имеют значение для выявления и описания закономерностей процессов языковой номинации в определенные периоды истории русского языка. Результаты анализа текстов, а также разработанная и апробированная методика могут быть применены в качестве теоретической и практической основы для новых исследований.
Материалы и выводы диссертации могут быть использованы в общих курсах по истории языка, в спецкурсах по историческому словообразованию и лексикологии, а также в спецкурсах по современному словообразованию и лексикологии.
Апробация работы проводилась на следующих научных конференциях и семинарах с докладами: 1. «Образные языковые средства в переписке РІвана Грозного с князем Андреем Курбским» на Международной научной конференции студентов, аспирантов и преподавателей «Подходы к изучению текста». Ижевск, УдГУ, 23-25 апреля 2002. 2. «Структура и семантика образных языковых средств в языке VI в. (на материале переписки Ивана Грозного с князем Андреем Курбским» на Международной научной конференции «Язык в пространстве и времени». Самара, СамГПУ, 29-30 октября 2002 г. 3. «Функционирование метафоры с компонентом кровь в древнерусских текстах публицистического и эпистолярного жанров XIV-XVI вв.» на III Межвузовской научной конференции студентов и молодых ученых «Неделя молодежной науки Удмуртской республики». Ижевск, УдГУ, 21-25 апреля 2003 г. 4. «Метафоричность лексем собака/пес в текстах публицистического и эпистолярного жанров XIV-XVI вв.» на VI российской университетско-академической научно-практической конференции. Ижевск, УдГУ, ноябрь 2003 г. 5. «Символ кровь в средневековых текстах публицистического и эпистолярного жанров XIV-XVI вв.» на Международной научной конференции «II Международные Бодуэновские чтения: Казанская лингвистическая школа: традиции и современность». Казань, КГУ, 11-13 декабря 2003 г. 6. «Функционирование древнерусской речевой формулы бить челом в текстах деловой и эпистолярной письменности XI-XVII вв.» на Всероссийской межвузовской конференции «Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи». Соликамск, СГПИ, 19-21 февраля 2004 г. 7. «Реализация метонимического и метафорического типов семантической деривации в истории русского языка» на Международной научной конференции «Русская и сопоставительная филология: состояние и перспективы». Казань, КГУ, 4-6 октября 2004 г. 8. «Функционирование христианских символов в текстах деловой письменности XI-XVII веков» на семинаре «История и современность русского языка: Текст. Методы. Компьютер». Ижевск, УдГУ, 16 декабря 2005 г.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав основной части, заключения, списка использованной литературы, списка словарей и списка сокращений.
Первая глава посвящена анализу метонимических и метафорических процессов деривации в области существительных, вторая глава - в области глаголов. Две первые главы имеют сходную структуру: сначала рассматриваются критерии разграничения типов семантической деривации, далее дается анализ образования и функционирования отдельно метонимических и метафорических дериватов. В третьей главе представлен анализ и функционирование заимствованных христианских символов из греческого языка в древнерусском языке, рассмотрена роль этих образований в формировании образной системы литературного русского языка. В конце каждой главы представлены предварительные краткие выводы. Заключение диссертационной работы отражает основные итоги исследования.
Объем основного текста составляет 255 страниц, общий объем диссертации - 284 страницы машинописного текста.
Метонимические изменения
Образование новых номинаций как самостоятельных слов (дериватов) является одним из центральных вопросов в современной и в исторической грамматике русского языка. Как уже было отмечено, одним из основных способов семантической деривации является метонимия. В качестве рабочего определения мы взяли следующее: метонимия - «троп или механизм речи, состоящий в регулярном или окказиональном переносе имени с одного класса объектов или единичного объекта на другой класс объектов или отдельный предмет, ассоциируемый с данным по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию» [ЛЭС 1990, 300]. Смежность - это наличие устойчивых связей между объектами. Таким образом, основными характеристиками метонимических образований мы считаем следующие: 1. Основание переноса — уподобление (и позднее аналогия) в утверждении тождества. «Поскольку старые метафоры сравнивают не отвлеченные от «вещей» признаки, а целиком отождествляют эти вещи друг с другом, они и не являются в полном смысле метафорами скрытого сравнения. Подобное познается подобным, вещь через вещь — таков этот взгляд на слово и представление, взгляд с точки зрения вещи» [Колесов 2002, 237].
2. Развитие устойчивых связей между исходным и уподобляемым объектами, производящим и производным словами.
3. Вхождение метонимического деривата в иную лексико-семантический группу / класс слов.
4. Особенность исторического развития метонимических отношений — соотнесение конкретных предметов или конкретного и отвлеченного явлений, образование деривата с конкретным или отвлеченным значением на базе исходного понятия с конкретным значением. «Не сравнение отвлеченных признаков, а уподобление конкретных предметов вызывает в сознании представление об общности их признаков» [Колесов 2002, 237].
Обозначенные выше критерии изучения метонимических дериватов соответствуют.мнению В.В. Виноградова: «Обозначая явление, предмет, слово вместе с тем передает его связи и отношения в динамическом целом, в исторической действительности. Оно отражает понимание «кусочка действительности» и его отношений к другим элементам той же действительности, как они осознавались или осознаются обществом, народом в известную эпоху и при этом с широкой возможностью позднейших переосмыслений первоначальных значений и оттенков» [Виноградов 1952, 163].
Известно, что словесный знак в средневековых текстах является семантической синкретой, символом, на который ориентировано сознание. Соотношение символа как знака и семантического синкретизма как воплощенного в нем содержания создает установку на определенные синтаксические формы выражения символа. Символ раскрывается посредством ряда метонимических перенаименований. Совершенно справедливо отмечает В.В. Колесов, что «метонимия выделяется как основной семантический процесс в древнерусский период, поскольку метонимический перенос является типичным именно для устной речи, он отражает связь между объективно существующими явлениями, а не между признаками номинации (как метафора), и при том осуществляется только контекстно, имеет множество типов, которые невозможно классифицировать достаточно полно» [Колесов 1991, 153].
Нами было проанализировано около 4 тысяч 600 метонимических дериватов и конструкций с ними, из которых 500 приходятся на XI-XIV века и 4 тысячи 100 дериватов - на XV-XVII века. По отношению именно к этим образованиям чаще всего в научной литературе употребляется термин метафора. Для древнерусского периода было характерно расширение объема понятия за счет включения в значение слова метонимически образованных значений. «Под расширением значения слова мы понимаем увеличение его семантического объема, которое происходит в результате исторического развития слова или в контексте его речевого употребления» [Балалыкина 1997, 33]. Позднее с распадением первоначального синкретизма слова эти метонимические значения выступают в качестве значений метонимических дериватов. Приведем пример подобного расширения значения.
Метафорические изменения
Метафорические дериваты, значение которых зафиксировано в исторических словарях, отличаются определенной регулярностью и воспроизводимостью в деловых текстах. Тем не менее, следует заметить, что большинство глагольных метафор характеризуются окказиональным употреблением и встречаются в текстах только один раз. Это связано с тем фактом, что «семантика глагола в большой мере принадлежит речевому произведению... Различного рода непрямые употребления глагола в тексте связаны не столько с содержанием отражаемой действительности (как это наблюдается у имени), сколько со спецификой литературного творчества, жанровыми особенностями произведения, мировоззрением автора и его эстетическими установками» [Клименко 1990, 26]. Включение глагола в метафорические отношения обусловлено прежде всего его соотнесением с абстрактными понятиями и существительными-метафорами.
Нами проанализировано около 1750 случаев употребления метафоры, из которых только один приходится на конец XIV века, что все же не является доказательством существования метафоры в древнерусский период. В 80 % - это контекстуальная метафора, только 20 % метафорических дериватов зафиксированы в исторических словарях.
Глаголы с символическим значением
Как правило, глаголы в сочетании с существительными-символами заимствовались в составе формул. Глаголы с конкретным значением, употребляясь с существительными-символами, приобретали символическое значение. Выбор того или иного славянского глагола происходил во время перевода. Таким образом, символическое значение приобретало все словосочетание. Рассмотрим примеры.
Глаголы соотносятся к и являются семантическими кальками греческих глаголов яиросо и фХ&усо. В нижеприведенном примере глагол рд горАтнсА употреблен Иваном Грозным в цитате из Священного Писания. Этот пример наиболее четко отражает смысловую структуру глагола рд гордтнся, поскольку в цитате присутствуют объекты сравнения действий яуъщн и огонь.. Подобные образования позволяют выявить основания сравнения в греческих метафорах. Уставная грамота князя Ростислава, подтвердительная грамота епископа Мануила 1150 г. и дополнительная грамота) [Смол. гр. 1963, 78].
Действие переносится в эмоционально-духовную сферу. Все остальные слова формулы обслуживают символ в образном контексте. В результате усвоения этой модели образования метафор позднее в русском языке будут образованы собственные метафоры.
Если в тексте глагол рд2;гордтнсА соотносится с существительными, обозначающими человека или группу людей, живых существ, то следует говорить о раскрытии символического значения, заложенного в текстах христианским вероучением. «Но самое главное в этом процессе, несомненно, то, что серия метонимических переносов смысла, направленных в сторону заимствованного из другой культуры символического значения (воплощает смысл имени), и создает то, что впоследствии осознается как объем понятия, выраженного данным термином языка» [Колесов 2002,212].
Однако в более поздних текстах по этой же модели образуются метафорические конструкции, в которых глагол рА гордтнсА/ здгордтнсА употреблен в сочетании с абстрактными существительными, выражающими не Таким образом, подобные конструкции следует считать не связанными с христианской тематикой и имеющими собственно славянское происхождение метафорами.
