Деловая письменность в истории русского языка Никитин Олег Викторович

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Деловая письменность в истории русского языка XI-XVII вв.

1. Деловая письменность и ее роль в контексте формирования традиций прагматического текста в древнейший период истории русского языка (X-XI—XIV вв.) 33

2. Деловая письменность Киевской Руси 49

2.1. «Русская Правда» как основной законодательный кодекс Киевской Руси (языковые особенности) 55

3. Специфика развития письменных средств делового языка в древнерусских грамотах XII-XIV вв 64

4. Церковнославянская традиция деловой письменности в истории русского языка 82

4.1. «Закон Судный людем» как памятник церковно-юридической словесности 84

5. Деловой язык и его роль в контексте формирования русского литературного языкав XV-XVII вв 89

5.1. Юридическая и социально маркированная лексика — основа приказной традиции кодексов XV-XVI вв 94

5.2. О некоторых тенденциях в развитии делового письма XVII в. (на примере «Соборного уложения» 1649 г.). 139

5.3. Речевые средства деловой письменности и характер их выражения в «Словах и делах государевых» 144

6. Светско-приказный язык в функционально-жанровых разновидностях деловой письменности XVI-XVII вв. 177

6.1. Деловой язык русской дипломатии XVI-XVII вв. (формальные и стилеобразующие средства) 179

6.2. Новые тенденции в развитии «подьяческого наречия» XVII в. (язык «Вестей-Курантов» и их культурно-историческое значение в трансформации системы деловой письменности) 224

7. Основные выводы 253

Глава II. Специфика функционирования деловой письменности в системе национального языка XVIII в.

1. Характер «деловых» реформ Петра І в свете языковых преобразований начала XVIII в 256

2. «Деловая» публицистика как факт лингвокультурной традиции XVIII в 272

3. Язык указов Екатерины II в контексте формирования официально-делового стиля 284

4. О новых жанрах деловой словесности конца XVIII в. (их языковая специфика и стилистическая неоднородность) 299

5. Особенности развития и социолингвистический потенциал региональной деловой письменности 304

5.1. Фиксация диалектных особенностей местного говора в монастырских памятниках XVIII в 338

5.2. Этикетные и стилеобразующие средства делового языка в монастырских текстах второй половины XVIII в 348

6. Деловая письменность как выражение индивидуальной языковой манеры 362

6.1.0 языке и стиле «деловой прозы» А. В. Суворова 363

7. Основные выводы ... ...» 403

Глава III. Традиции деловой письменности в языке древнерусской литературы, художественных и исторических произведениях XV-XVIII вв.

1. Деловой язык и литературные тексты (к постановке проблемы) 406

2. Элементы делового текста в русских летописях 412

3. Традиции деловой письменности и характер ее языковых средств в бытовой литературе XVI в. (по «Домострою») 416

4. Контаминация форм книжно-славянской и деловой речи в полемических сочинениях XVI в 433

5. Функции и роль деловой письменности в структуре воинских повестей 467

6. Обиходно-деловой язык и его фиксация в историко-терминологических сочинениях XVII в 483

7. Приказная школа стихотворства XVII в. и ее лингвистические традиции 492

8. Лексико-семантические и художественно-изобразительные средства языка деловой письменности в демократической сатире XVII в 514

9. Образ приказного языка в тексте «Калязинской челобитной» и позднейших подделках XVIII-XIX в. (к вопросу о приемах стилизации деловой культуры в литературных текстах) 530

10. Деловая письменность XVIII в. как объект лингвистической пародии: «Дело о петухе и курице» и его исторические прототипы 550

11. Отражение традиций приказной культуры в языке светских повестей конца XVII - начала XVIII в 566

12. Язык «деловой прозы» в текстах русских путешествий конца XVII-XVIII в 573

13. Деловой язык и его репрезентация в русских драматических произведениях конца XVII - начала XVIII в 598

14. Деловой язык и способы его выражения в русском фольклоре XVIII в 648

15. Основные выводы 673

Перспективы изучения языка русской деловой письменности XIX в 682

Заключение 687

Список основных источников 694

Библиография 701

• Деловая письменность и ее роль в контексте формирования традиций прагматического текста в древнейший период истории русского языка (X-XI—XIV вв.)
• Характер «деловых» реформ Петра І в свете языковых преобразований начала XVIII в
• Деловой язык и литературные тексты (к постановке проблемы)

Введение к работе

1. Общая характеристика диссертации

В истории русского языка особое место принадлежит деловой письменности как одному из неотъемлемых компонентов языковой культуры и важнейшему элементу утилитарной традиции. Начиная с первых веков существования славянского кириллического письма гі до настоящего времени, деловое «наречие» функционирует и развивается в системе литературного языка, диалектах, в словесно-художественных произведениях и научных трудах, обслуживая организованную по жанровым, текстологичесісим и языковым законам оригинальную и стабильную сферу делопроизводства.

Целенаправленное изучение деловой письменности охватывает более двух веков. От поисков текстов до капитальных трудов по истории русского и славянских языков, где видное место занимает деловая письменность, — таков путь исследований этой обширной проблематики. И хотя стараниями ученых XIX - первых десятилетий XX века: М. Л. Магницкого, А. С. Шишкова, А. X. Востокова, И. И. Срезневского, А. А. Шахматова, Е. Ф. Карского, А. И. Соболевского, Н. Н. Дурново, Н. М. Карийского и других корифеев филологии, — сделано многое, главным образом в палеославянском анализе и разработке механизмов лингвистического исследования текстов, и в настоящее время продолжается активное и последовательное изучение приказной культуры, вводятся в научный оборот новые источники. Здесь немало ярких открытий в 1930-1980-е гг. осуществили С. П. Обнорский, А. М. Селищев, В. В. Виноградов, Л. А. Булаховский, Б. А. Ларин, П. Я. Черных, Ф. П. Филин, Р. И. Аванесов, М. А. Соколова, Г. А. Хабургаев, Л. П. Жуковская, Е. М. Иссерлин, Ю. С. Сорокин, С. С. Волков, В. Я. Дерягин, Р. Д. Кузнецова и др. Деловая письменность разных.жанров и типов как специфическая модель рече-творчества нашла выражение в исследованиях Г. О. Винокура, В. Д. Левина, А. И. Ефимова, А. И. Горшкова, А. Н. Кожина и др. Перспективность анализа приказной литературы в целом и необходимость расширения ее историко-культурных и социолингвистических рамок подтверждается трудами современных ученых, изу-

чающих языковые срезььи .эпохи бытования письменно-деловой и книжной традиции: В. В. Иванова, И. С. Улуханова, Е. М. Верещагина, А. М. Молдована, В. В. Колесова, Ф. П. Сороколетова_г О. С. Мжельской, 3. М. Петровой, И. А. Малышевой, Е. И. Зиновьевой, Л. Я. Костючук, Е. Н. Поляковой, Г. В. Судакова, Ю. И. Чайкиной, Л. А. Глинкиной, 3. Д. Поповой, А. Н. Качалкина, М. Л. Ремневой, Т. А. Сумнико-вой, В. Г. Демьянова, Г. А. Богатовой, К. П. Смолиной, Л. Ф. Колосова, Л. Г. Панина, Л. П. Клименко, С. С. Ваулиной, Т. В. Кортавы, Е. Н. Борисовой, И. А. Королевой, М. В. Пименовой, О. В. Борхвальдт (Фельде), Л. М. Городиловой и др.

Однако на общем фоне разносторонних исследований приказных текстов и памятников утилитарной культуры существует немало спорных проблем как в плоскости литературности / нелитературности языкового выражения деловых документов (Б. А. Успенский), их семиотических, культурологических характеристик (Вяч. В с. Иванов, В. М. Живов), этно- и социолингвистических перспектив на русском (А. С. Герд, В. Д. Бондалетов) и общеславянском (В. Н. Топоров, Н. И. Толстой, А. Д. Дуличенко) языковом субстрате, так и в практической реализации концепции лингвистического источниковедения и историографии предмета (школа С. И. Коткова).

Более пристального внимания заслуживает проблема взаимодействия и влияния литературно-художественной традиции древнерусской книжности на приказную культуру и ее отражение в деловых текстах, и наоборот (см. труды А. С. Орлова, В. П. Адриановой-Перетц, Д. С. Лихачева, А. М. Панченко, В. В. Калугина, А. С. Демина, Н. В. Трофимовой).

Изучение памятников деловой письменности в контексте формирования и развития русского литературного языка имеет некоторую традицию и за рубежом. Заметный импульс в исследовании русского письменного языка эта проблематика получила после публикаций ученых-эмигрантов — Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона, Б.-О. Унбегауна, обосновывавших перспективность славистических исследований в историческом аспекте. В 1970-1990-е гг. расширилась палитра лингвистических интересов в изучении памятников литературной, церковно-юридическои и светской истории. Крупные теоретические разработки и отдельные издания древних текстов осуществили такие авторитетные ученые, как A. Grannes, G. Htittl-Folter, D. S. Worth, R. Piccio, G. С Stone, H. Rothe, W. Lehfeldt, H. Keipert, Chr.

Hannick, Т. Lonngren, N. Lindgren, S. S. Lunden, I. Nordlander, L. Steensland, H. Sundberg, L. Dezso, A. Zoltan, I. Udvari.

Представляется целесообразным и своевременным обращение к диахронической спирали развития приказной (деловой) культуры с XI по XVIII в. Богатейшие лексические, грамматические, стилевые и образно-метафорические средства этой письменности позволяют проследить функционирование и эволюцию микросистемы делового слога в общеязыковом масштабе, выделить не только основные звенья этой системы, но и оценить роль ее элементов в других типах речевой деятельности.

Объектом исследования являются: (1) разные в жанрово-тематическом отношении тексты делового содержания церковнославянской и русской традиций, (2) произведения древнерусской литературы (бытовые, исторические и сатирические сочинения), (3) авторские труды с заметным присутствием в них элементов делового языка, (4) лексико-семантический состав указанных источников, (5) их социолингвистический потенциал, (6) художественно-изобразительные средства.

Актуальность диссертации определяется: 1) необходимостью последовательного комплексного изучения памятников русской деловой письменности в большом хронологическом диапазоне; 2) потребностью разработать методы анализа пограничных текстов; 3) целесообразностью углубленного историко-лингвистического анализа приказной культуры прошлого на широком документальном и историческом фоне; 4) открытостью многих ключевых вопросов источниковедения деловой письменности; 5) перспективностью использования методологии смежных дисциплин и многоаспектного изучения исторических процессов в языке.

Цель исследования — проанализировать функционирование деловой письменности в XI-XVIII вв., выявить ее базовые стандарты и различия между формами фиксации текстов приказного содержания, определить их историко-культурную и лингвистическую ценность для воссоздания реальной картины языкового развития и вклада в процесс образования русского литературного языка.

Указанная цель предполагает решение следующих задач:

1) определить традиции текстов делового содержания и дать их лексико-семантическую и экстралингвистическую характеристики;

1. выявить миграцию языковых средств, свойственных приказной культуре XV-XVII вв., в иные жанры письменности;

2. определить характер и специфику функционирования доминирующих элементов лексической системы делового языка;

3. установить средства стилистической и художественно-изобразительной организации деловых текстов;

4. показать роль деловой письменности в формировании языкового вкуса эпохи;

5. раскрыть формы выражения элементов деловой письменности в неделовых текстах XV-XVIII вв.;

6. провести анализ произведений индивидуального приказного творчества;

7. оценить роль деловой письменности в эволюционных процессах истории русского языка;

8. представить общую панораму развития деловой письменности;

10) обозначить перспективы исследований государственной словесности в
русском языке XVIII-XIX вв.

Гипотеза диссертации состоит в том, что тексты делового содержания составляют особую систему письменно-речевой культуры, способную изменяться в процессе ее эволюции, не разрушая при этом структуры делового слога, и актуализироваться в нетрадиционных текстах.

Источниками диссертации являются произведения деловой письменности XI-XVIII вв., созданные на русской почве и переводные. В их числе особо выделяем великокняжеские грамоты XII-XV вв., гражданские законодательные акты XV-XVII вв., «Слова и дела государевы», анонимные повествовательные сочинения, статейные списки послов, авторские труды и указы XVII-XVIII вв. В работе использованы также впервые опубликованные и описанные диссертантом «Сийские грамоты XVIII века (1768-1789 гг.)» (М.-Смоленск, 2001) и рукописные лексиконы того времени. Особую группу источников составили неделовые тексты — литературные и исторические сочинения XV-XVIII вв. К исследованию привлечены новые архивные материалы из фондов РГАДА, РГАЛИ, БАН, других хранилищ, данные современных исторических и специальных словарей, редкие коллекции из собрания Музея книги РГБ, изданные тексты, извлеченные из авторитетных науч-

ных трудов и академических собраний.

Методология исследования построена как на традиционных научных методах: сравнительно-историческом, описательном, семантическом, стилистическом, элементах лингвогеографического и компонентного анализа, так и на авторском осмыслении деловых текстов и особенностей эпохи их создания в рамках строгого исторического подхода. Применяются методы источниковедческого и контекстуального анализа языковых единиц, которые способствуют выявлению актуальной «сферы текста», специфики его формальной организации и художественных функций. Реализованный в диссертации интегрированный подход к анализу языковых явлений основан на структурно-семантическом методе, позволяющем выявить комплекс функциональных особенностей метатекста. Использован опыт современных срезовых исследований в этно- и социолингвистике, рассматривающих слово и текст как компоненты единого культурного пространства. Метод палеографического анализа применяется во второй части диссертации (Приложение I) и проявляется в отвечающем научным требованиям воспроизведении деловых текстов. Применяются также методы смежных областей знания — истории, социологии, этнологии и культурологии.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые предпринято комплексное диахроническое исследование объемного как в содержательном, хронологическом, так и в жанровом отношениях пласта приказной культуры преимущественно XI-XVIII вв., обозначены системные показатели деловой письменности, выявлена ее роль в процессе литературно-языкового развития. Вводятся в научный оборот редкие архивные источники делового содержания и произведения древнерусской литературы, свидетельствующие о взаимодействии приказной и книжной культуры. На значительном текстовом материале прослежена специфика функционирования элементов народно-разговорного и делового языка. Впервые объемно исследованы экспрессивная система изобразительных средств деловой письменности, характер и формы их репрезентации в произведениях различных жанров.

Теоретическая основа работы базируется на принципах современного концептуального анализа текстов, методологии источниковедения и ряда гуманитарных наук, а также на классических трудах российских и зарубежных ученых —

историков языка, славистов-медиевистов, на достижениях отечественных региональных школ исследования памятников деловой письменности, на общелингвистических трудах преимущественно диахронического характера, новейших опытных разработках специалистов по данной проблематике.

Теоретическое значение исследования состоит в том, что изучение и анализ языка текстов делового содержания и произведений древнерусской литературы, отразивших в словесных образах элементы приказного обихода, позволяют дать объективную картину развития системы деловой письменности в орбите языковых традиций XI-XVIII вв. Изучение лексико-семантического и стилистического своеобразия приказных текстов показывает широкую теоретическую основу будущих исследований в избранном направлении. Источниковедческий и лингвокуль-туроведческий подходы к анализу элементов текстовой и жанровой структуры делового документа способствуют расширенному пониманию научной теории в целом, поиску приоритетных путей изучения письменной традиции.

Практическая ценность диссертации определяется возможностью использования ее результатов в дальнейшей работе по изучению истории русского языка, например, в создании хрестоматии деловых текстов, выявлении специфики их бытования в разные эпохи, в определении функциональных компонентов приказного текста, получивших практическую реализацию в последующие периоды (XIX в.). Теоретические положения и результаты работы найдут фактическое применение в лексикографической практике: при пополнении картотек «Словаря русского языка XI-XVII вв.» и «Словаря русского языка XVIII в.», диалектных, этнографических, культурологических и специальных словарей. Концептуальные идеи, выдвинутые в диссертации, можно применять в практике чтения курсов «Введение в славянскую филологию», «Старославянский язык», «Историческая грамматика русского языка», «История русского литературного языка», «Филологический анализ текста», «Стилистика русского языка», «Лингвистическое краеведение», спецкурсов и спецсеминаров историко-лингвистической проблематики, при подготовке курсовых и дипломных проектов.

Полученный в ходе исследования опыт работы с деловыми текстами может быть использован при написании учебных пособий по истории русского литературного языка с широким привлечением деловых источников (что до сих пор не

практикуется). Подготовленный автором значительный корпус текстов XI-XVIII вв. войдет в хрестоматии историко-культурного и лингвистического профиля. Положения, выносимые на защиту:

1. Деловая письменность представляет собой четкую систему традиционных языковых средств и форм, объединенных композицией, формальным устройством и стилевой орнаментикой.

2. Деловая письменность развивалась вместе с национальной письменной традицией, создала комплекс приказных текстов разной функциональной и жанровой направленности.

3. Церковнославянская традиция в текстах деловой письменности не оказала сильного влияния на функционирование общерусской нормы приказного языка.

4. Лексико-фразеологический фонд приказных текстов составляет устойчивый формуляр средств, которые применялись в текстах другой направленности.

5. Взаимодействие литературных и прагматических памятников порождает синкретизм письменного языка Средневековья.

6. В XVI-XVII вв. ясно выделяется новое направление в использовании композиционно-текстовых средств деловой письменности в качестве экспрессивно-выразительных элементов языка в неделовых жанрах.

7. Сближение приказной письменности и гражданского делопроизводства в XVIII в. приводит к нейтрализации старой приказной традиции и возникновению «посредственного наречия» — новой государственной словесности.

8. Воздействие «подьяческой» культуры на индивидуальное языковое творчество обогащает деловую письменность новыми формами выражения.

9. Исследование источниковедческой традиции делового письма и его роли в литературно-языковом процессе позволяет определить характер развития письменных идеологем в современных деловых текстах.

Апробация работы. Материалы диссертации обсуждались на заседаниях и научных семинарах кафедр современного русского языка и истории русского языка и общего языкознания Московского государственного областного университета, Словарного отдела Института лингвистических исследований РАН. Основные теоретические положения диссертации и результаты исследования изложены в многочисленных публикациях в отечественных («Alma mater (Вестник высшей школы)»,

«Вопросы языкознания», «Известия РАН. Серия литературы и языка», «Русистика сегодня», «Русская речь», «Русский язык в научном освещении», «Русский язык в школе», «Русский язык за рубежом», «Славяноведение», «Филологические науки») и иностранных («Studia Philologica, Rossica Slovaca» [Словакия], «Russian Linguistics» [Dordrecht-Boston-London], «Russian Philology Occasional Papers» [Индия], «Russistik» [Германия], «Ricerche slavistiche» [Италия], «Studia Russica» и «Studia Slavica Hungariensia» [Венгрия]) изданиях, материалах всероссийских (Ин-т лингвистических исследований РАН, Ин-т народов России, Ин-т русского языка им. В. В. Виноградова РАН, Ин-т славяноведения РАН, МГУ, МГОУ, РГГУ, ГАУ; Арзамас, Владимир, Елец, Казань, Киров, Красноярск, Мурманск, Орехово-Зуево, Пенза, Рязань, Смоленск, Сыктывкар, Тверь, Челябинск) и международных конференций (Ивано-Франковск, Киев, Симферополь; Ljubljana, 1997; Hildesheim, 1998; Москва, 2002; Тарту, 2003; С.-Петербург, 2003, 2004), круглых столов, научных чтений и конгрессов (1992-2004 гг.).

Автор принимал активное участие в обсуждении приоритетных научных академических проектов последних лет: «Словаря обиходного русского языка Московской Руси XVI-XVII вв.» (РАН, С.-Петербургский гос. ун-т, Межкафедральный словарный кабинет им. Б. А. Ларина, 2002) и «Словаря русского языка XIX века» (Ин-т лингвистических исследований РАН, 2003-2004).

По теме диссертации опубликованы три монографии: «Проблемы этнолингвистического изучения памятников деловой письменности» (М., 2000), «Деловая письменность в истории русского языка (XI-XVIII вв.): Лингвистические очерки» (М., 2004), «Деловой язык и литературные тексты XV-XVIII вв.» (М., 2004), комментированное издание рукописных деловых текстов севернорусской монастырской письменности «Сийские грамоты XVIII века (1768-1789 гг.)» (М.-Смоленск, 2001), хрестоматия «Деловая письменность XI-XVIII вв.» (М., 2004), а также несколько книг классиков русской филологии в новой редакции и с привлечением архивных источников (см. список трудов). Диссертант выступил соавтором коллективной монографии «Лингвистическое отечествоведение» (Т. 2. Елец, 2001) и хрестоматии «Отечественные лексикографы XVIII-XX века» (М., 2000).

Взгляды автора на проблемы диахронического и современного языкознания, истории науки и популяризации филологических знаний изложены в научно-

педагогических и филологических изданиях («Русский язык в школе и дома», «Начальная школа», «Литература в школе»), ученых записках ведущих вузов России, сборниках научных статей по исследуемой проблематике. Автор неоднократно выступал в научной печати с рецензиями и обзорами крупных лингвистических трудов, в историко-художественных, литературных и краеведческих изданиях по широкому кругу вопросов филологической проблематики («Московский журнал. История государства Российского»).

Структура диссертации обусловлена целями, задачами, проблематикой и методологией исследования. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка основных источников, Библиографии и двух приложений (в отдельном томе).

Приложение I «Памятники русской деловой письменности XI-XVIII вв. (тексты)» составили рукописные и опубликованные источники, сгруппированные по трем разделам:

I — памятники деловой письменности церковнославянской традиции;

II — памятники деловой письменности русской традиции;

III — памятники древнерусской литературы и документальные сочинения
XV-XVIII вв. с элементами деловой письменности.

Приложение II «Очерк истории изучения памятников русской деловой письменности» представляет собой монографическое исследование историографии проблемы источниковедения русской деловой письменности и содержит обзор и анализ основных идей, взглядов, направлений и тенденций изучения приказных документов в русской и зарубежной лингвистических школах с XVIII в. до наших дней.

Общий объем двух приложений — более 50 а. л.

2. Деловая письменность как объект лингвистического исследования

Исследование памятников русской деловой письменности имеет богатую научную традицию в России. В нынешнее время, когда осуществляется пересмотр ряда позиций в области теории и истории русского литературного языка, представляется весьма целесообразным вновь обратиться к изучению истоков отечествен-

ной письменной культуры, той ее части, которая до сих пор вызывает споры и дискуссии, тем самым еще раз подтверждая большой исследовательский интерес к данной проблематике.

Традиция делового (приказного) «наречия» оказала существенное влияние на развитие межъязыковых и интеркультурных связей в Средневековье, способствовала развитию прогрессивных контактов на уровне текстов, имеет глубокие корни и во многом оригинальна. Все эти свойства деловой словесности¹ объективно свидетельствуют о том, что в настоящем вопросе еще многое предстоит изучить, проанализировать и осмысливать².

Источники делового содержания оказали известное влияние на формирование языковых отношений в Древней Руси. Именно они закрепили в своем формуляре лексические константы и шаблоны, которые получили развитие в последующие века, именно они стали теми проводниками русской языковой стихии, которые со временем сформировали свой особый стиль письма.

Деловая письменность как особая традиция древнерусского словесного искусства не замыкалась на практической сфере и не была только утилитарным показателем. Наряду с административными, судебными областями, где она нашла непосредственное применение и получила развитие, сама языковая стихия использовала потенциал деловых текстов и в другом качестве — как исторический источник, как летопись событий прошлого: от частных документов (письмо, договор и т. п.) до общегосударственных (устав, судебник). Кроме того, деловая письменность как система, имея с первых веков своего развития тенденцию к стандартизации форм и использованию характерных типологических средств, не оставалась обособленной и формировалась в среде культурных связей образованного общества. В этом отношении она не была отделена от стихии церковнославянской книжности, функционируя в условиях гражданской юридической словесности. Убедительно звучит высказывание Д. С. Лихачева [1954: 319]: «Деловая письменность всегда (здесь и далее курсив наш. — О. К) в большей или меньшей степени вступала в контакт с

¹ Понятие деловая словесность нами употребляется в общем значении «письменный
массив утилитарных текстов», без его разграничения на жанры и разновидности.

² Мы разделяем точку зрения А. И. Горшкова [1978: 5], высказанную в отношении
теории языкового строительства, которую возможно применить и для изучения деловых
текстов, — о трех уровнях лингвистических исследований: уровень языковых единиц уро
вень текста и уровень языка как системы подсистем.

литературой, пополняя ее жанры, освежая ее язык, вводя в нее новые темы, помогая сближению литературы и действительности. Особенно велико было значение деловой письменности для литературы в первые века развития литературы, в период перехода от условности церковных жанров к постепенному накапливанию элементов реалистичности».

Таким образом, наряду с интересом к изучению языковых уровней «подьяческого наречия» и их функциональных показателей, выделяется проблема более широкого социолингвистического масштаба: исследовать деловую письменность без отрыва от литературной стихии во взаимодействии их форм и жанров. Это, однако, не означает, что мы стараемся объединить их в единое целое. Наоборот, при таком подходе возможно будет определить специфику того и другого видов словесного творчества и их возможные точки соприкосновения. Для нас принципиально, что деловая письменность и ее слог на всем протяжении своего развития не находились на периферии литературно-языковой эволюции, а были включены в активные процессы словесного строительства общенационального языка и своими речевыми параметрами способствовали рождению новых культурных феноменов

— деловых и неделовых произведений, основанных на фактах письменной исто
рии, в которой исключительная роль принадлежит данным утилитарных источни
ков.

Одна из проблемных сторон предмета русской деловой письменности заключается в том, что эти памятники и их текстовые характеристики иногда воспринимаются не более чем условные трафареты, лишенные «культурной» жизни и потому менее значимые. Но даже при такой постановке вопроса не может быть единого взгляда, и это признают его сторонники: «Дифференциация книжного - некнижного совпадает с дифференциацией сакрального - мирского — или шире: культурного - бытового, — не совпадая в то же время с дифференциацией письменного - устного. В результате появляется особая сфера письменности, так или иначе ассоциирующаяся с мирским, бытовым началом и в силу этого как бы (курсив наш. — О. Н.) недостойная применения книжного, церковнославянского языка

— деловая (в широком смысле) и бытовая письменность» [Успенский 2002: 104].

Весь массив деловых текстов, по нашему мнению, тоже занимает определенное культурное пространство, причем не статичное, «сакральное». Он постепенно

расширяет рамки своего присутствия и приобретает не только новые административные функции, но и служит генератором литературной традиции (например, в публицистике, «Домострое», произведениях демократической сатиры). В то же время письменный деловой язык — один из немногих реальных информаторов и проводников западной культуры, и именно его средствами стало возможно расширение художественно-эстетического потенциала литературы (см., например, статейные списки русских послов, переводы Посольского приказа), ее европеизация. И это также является культурной заслугой государственной словесности.

Деловые тексты как закрепленная структура формальной организации языкового материала при всем их разнообразии системны, так как подчиняются законам эволюционного развития логоса. Это обнаруживается уже с первых столетий существования административно-судебной письменности на Руси и продолжается с некоторыми изменениями вплоть до конца XVIII - начала XIX в. За такой длительный период они не раз подвергались внешним и внутренним изменениям, но сохранили свой коренной остов и стали обслуживать соответствующий официально-деловой стиль. Он имеет свои выразительные свойства, типовые языковые параметры и нормы их употребления и регулярного воспроизведения. Но его основные функциональные показатели: семантическая замкнутость, отнесенность к определенному жанру, трафаретность и экспрессивная ограниченность, — не подвергались существенной ломке в течение всего периода роста и развития системы деловой письменности.

Сказанное нами свидетельствует о том, что этот пласт культурной традиции, с одной стороны, может быть выделен как самостоятельный массив текстов, действующих по четко установленной схеме, с другой — он не является механическим сплавом формул, а его специальный словарь ориентируется не только на юридическую сферу, но и пополняется живыми языковыми фактами и приемами.

Как раз это последнее свойство деловой письменности: обогащаться за счет народных, разговорных, в первую очередь, элементов, — и создало в истории своеобразный лингвистический прецедент. Заданность таких текстов, их репрезентативная форма отнюдь не являлись препятствием для варьирования языковых средств внутри жанра и внедрения в его структуру локальных, диалектных показателей. Близость утилитарной словесности к народно-разговорной стихии вызвала

реформы и в других жанрах традиционной письменной культуры, выдвигая при этом деловую письменность в разряд одного из основных претендентов на общенациональные языковые права. Способность «подьяческого наречия» воспринимать, использовать и по-своему интерпретировать приемы художественного (книжного) творчества сближало его, главным образом в стилевых характеристиках с церковнославянской сферой, придавало черты «сакральной» литературности. Деловая письменность и в том, и в другом случаях не ассимилировалась, не стала промежуточным звеном в цепи культурно-языкового развития, а лишь упрочила свои позиции как мощная, организованная и в то же время незамкнутая система. Этим она особенно интересна как объект лингвистического исследования.

Другая сторона предмета нашего анализа — изучение региональных памятников — в последние годы получила развитие за счет привлечения новых источников и нахождения иных плоскостей, иных уровней описания языка таких текстов. Стоит особо подчеркнуть, что в настоящее время вектор исследования местных памятников во многом приобрел целенаправленное направление благодаря видным ученым — патриотам родной науки: Л. А. Глинкиной, Е. Н. Поляковой, Г. В. Судакову, И. А. Малышевой, Л. М. Городиловой и другим.

Региональный аспект занимает заметное место в диссертационных работах. Так, представляют интерес труды Л. М. Городиловой [2004] по изучению деловой письменности Приенисейской Сибири, Т. С. Калмыковой [2004] о местоимениях в деловом языке второй половины XVIII века, А. Г. Косова [2004] об эволюции документных жанров в деловом языке XVIII века.

Труды и школа А. А. Шахматова, открывшие научному миру многие редкие источники делового содержания (см., напр.: [Шахматов 1903]) и показавшие ценность такого направления русистике, не были забыты в советское время. Стараниями Б. А. Ларина, В. В. Виноградова, С. И. Коткова, А. И. Горшкова, С. Св. Волкова и др. продолжалось целенаправленное изучение памятников родной культуры. Именно тогда, в 1950-1960-е гг., стали формироваться научные школы в центре и на местах, занимавшиеся исследованием источников утилитарной словесности (подробнее об этом см. Приложение II).

Современные ученые не теряют ритма источниковедческой полемики с предшествующими поколениями, но и создают глубокие, самостоятельные научные

труды в этой области. В этой связи укажем и на некоторые недавние книги, получившие общественное признание и занявшие определенную нишу в нашей исторической науке. Все они связаны с предметом нашего исследования — деловой письменностью.

Заслуживают особой отметки в этой связи труды Л. А. Глинкиной и уральской школы ученых-языковедов, изучающих памятники государственной и частной бытовой словесности. Осуществленная несколько лет тому назад коллективная работа «Лингвистическое краеведение на Южном Урале» [Глинкина 2001] показала богатый и исключительно ценный для языковой обработки материал местных деловых источников, которые исследуются авторами этой книги в разных аспектах: палеографическом, коммуникативно-стилистическом, структурно-грамматическом, функционально-типологическом. Таким образом, предпринимается попытка комплексного освещения текстов разных жанров и деловых традиций преимущественно XVIII в. и характеристики специфики языкового выражения утилитарных средств в прагматическом словесном массиве. Авторы констатируют «удивительное сочетание высокой и обыденной тематики, формализованных и относительно «вольных» текстов..., где копировались столичные документы и создавались свои» [Глинкина 2001: 6]. По существу они фиксировали, по мнению уральских ученых, «длительный деловой письменный дискурс» [там же: 7]. Специалисты особо подчеркивают ошибочность расхожего представления о «консервативности» делового языка в XVIII в.: «Это было живое (здесь и далее курсив наш. — О. #.), развивающееся звено формирующегося национального языка в условиях парадоксальной русской языковой ситуации, которая состояла в стремительной демократизации литературного языка во всех его стилях, кроме «высокого слога», и столь же наступательной формализации деловой письменности» [там же].

Особый интерес ученых-историков занимает проблема обиходно-делового и разговорного языка XVI-XVII вв., которая может исследоваться разными путями: и с помощью привлечения памятников отечественной словесности, и использованием данных иностранных руководств (словарей, лексиконов) для изучения русского языка. Они тоже в значительной мере отмечали реальные факты развития словесной культуры русского общества и стали (со времени работ Б. А. Ларина) признанными историческими документами, иллюстрировавшими подлинный быт и нравы

Московской Руси. В этом русле очень показательна монография О. С. Мжельской [2003], рассматривающая новый лексико-фразеологический материал, представленный в русскоязычных разговорниках XVI-XVII вв., имевших практическое, а часто и деловое предназначение (они служили пособиями для европейских купцов и путешественников и потому фиксировали единицы деловой речи). Автор отмечает восточнославянский характер лексики, представленной в этих источниках, и наличие специального словаря языковых средств, обслуживавших торговую, судоходную и т. п. терминологию. Особый интерес, по мнению О. С. Мжельской, представляет анализ диалогов, зафиксированных в разговорниках; он позволяет утверждать, что указанные памятники «отразили совсем иную (курсив наш. — О. Н.) картину мира, чем та, которую можно воспринять из сочинений церковной и высокой светской книжности» [там же: 199].

Ученые обращаются и к изучению отдельных тематически связанных текстовых массивов деловой письменности. Так, например, книга И. А. Малышевой [1997] «Памятники деловой письменности XVIII века как объект лингвистического источниковедения» решает актуальную научную задачу — выявляет зависимость лексического состава памятников внутренних таможен от их специфики как особых государственных документов, занимавших почти всю территорию России. Автор подробно рассматривает в целом делопроизводство XVIII в., состав, структуру и формуляр этих документов, их лексические особенности. Важно, что ученый, исследуя язык данных текстов, выделяет и такой факт: «В ведении таможенных документов XVII в. при всем их следовании общим правилам и требованиям наблюдается и достаточно выразительная картина проявления многолетних традиций (курсив наш. — О. Н.) отдельных таможен» [Малышева 1997: 171]. Следовательно, мы можем говорить и о том, что по данным актам можно проследить эволюционные процессы развития языка.

Одна из недавних книг Л. Ф. Колосова [2000] «Севернорусская деловая письменность XVII-XVIII вв. (орфография, фонетика, морфология)» на большом текстовом массиве исследует рукописные и опубликованные памятники северных монастырей и приказных контор. Автор полагает: «Наблюдения над деловой письменностью XVII-XVIII вв. свидетельствуют о том, что в памятниках разных жанров соотношение новых и старых, общерусских и традиционных вариантов раз-

лично, что и определяет степень их пригодности для решения задач, связанных с восстановлением особенностей живой речи. Наиболее ценными являются челобитные, судебные дела, приходо-расходные и отказные книги» [Копосов 2000: 253]. Обращая внимание на морфологические процессы, отразившиеся в языке этих текстов, ученый отмечает характерную для них вариативность, но вместе с тем обнаруживает и тенденцию к стандартизации форм под влиянием «государственного слога» и литературно-языковой традиции XVIII в. Он, в частности, констатирует и такой факт: «Наиболее последовательно унификационные процессы наблюдаются во множественном числе. В им.-вин. пад. отмечены три флексии: -а (-я), -ы (-и), -е (-), причем флексия -а (-я) в истории русского языка расширяет сферу своего употребления за счет других флексий» [там же: 256].

Во многом показательно исследование структуры, лексики и фразеологии записных кабальных книг Московского государства XVI-XVII вв., предпринятое Е. И. Зиновьевой [2000]. Ученый подробно исследовал и формуляр этих интересных приказных документов. Автор обозначенной книги полагает, что «изучение каузального состава и формуляра текстов служилых кабал было основано на том, что каждая клаузула кабальной грамоты представляет собой синтагму, в которой эксплицируется отдельное действие кабальной сделки, раздельно воспринимаемое сознание составителей актов. Набор устойчивых и обязательных словосочетаний и формул, наполняющих соответствующие синтагмы и отличающих данную группу актов от других, составляет формуляр кабальной грамоты [там же: 213]. Очень ценно, что на основе лексико-фразеологического состава этих памятников Е. И. Зиновьева анализирует фрагменты языковой картины мира. Она отмечает, что словесный портрет той эпохи, отражающийся в данных текстах, «организуется вокруг ограниченного числа конкретных концептов:род, жить, служить» [там же].

Немалый интерес представляет изучение лексики и ономастики по памятникам деловой письменности и в живой речи Прикамья, осуществляемой Е. Н. Поляковой. Ее недавняя книга, объединившая наиболее значительные труды автора в этом направлении, обсуждает дискуссионные и актуальные проблемы в области лингвистического источниковедения, определения статуса делового языка XVII в., лексикографирования единиц делового текста [Полякова 2002]. Показательно, что наблюдения ученого совпадают с оценкой общей тенденции эволюции утилитар-

ной словесности в средневековой Руси, когда формировались главные направления в развитии в том числе и региональной письменности. Данный регион представляет особый интерес и как область сопредельного функционирования разных языковых субстратов. В этом смысле интересно суждение Е. Н. Поляковой о том, что «в ситуации обработки показаний местных жителей составителями документов или перевода показаний нерусских (коми-пермяков, татар) толмачами в письменные тексты включались обычно не диалектные и просторечные слова, а общерусские нейтральные слова: ср. в кунгурских актах, составленных по переводам толмачей, — юрта, враг (овраг), а не вежи, лог, как в показаниях русских крестьян из тех же мест» [Полякова 2002: 199].

Рассмотренные нами недавние монографии отечественных ученых еще раз подтверждают актуальность и непреходящую ценность лингвистического краеведения как одного из основных направлений в изучении памятников русской письменности и культуры. Именно региональный компонент в настоящее время может дать, по нашему мнению, те редкие образцы языковых «пород» разных срезов, которые до сих пор еще не подвергались описанию и исследованию. В этом отношении мы всегда остаемся сторонником архивной разработки новых текстовых массивов, их публикации и введения в научный оборот.

Итак, деловая письменность — исключительно важная область культурного пространства нашей страны. Она обладает не только «утилитарностью», информативностью, выражает не только юридические отношения, но и охраняет многовековые традиции «государственного слога», которые получили оригинальное воплощение в пестром полотне жанров «подьяческого наречия».

Изучение деловой письменность имеет большое значение и для исследования процессов в области литературного языка, так как на ее словесном субстрате нашли выражение многие общие тенденции функционально-типологического развития словесных средств с древних веков и до настоящего времени. Деловая письменность фиксировала и такое первостепенное свойство литературной речи, как норму, и в этом смысле играла одну из центральных ролей в образовании единых трафаретов, оставаясь в то же время не замкнутой, а открытой для лингвистического эксперимента и организованной по законам языкового развития системой.

И еще одно качество, свойственное прагматическим текстам, следует под-

черкнуть. Утилитарная культура русского народа выразилась не только в создании специальных юридических, административных и т. п. языковых орнаментов и в обретении своего, отличного от других, статуса государственной словесности. Она соединила в себе и устные, и письменные традиции речевого обихода и направила их в культурное русло истории. Деловой слог нами воспринимается и как искусство словесного выражения и гравирования текста, и в этом своем качестве он интересен как объект лингвистического исследования.

3. Проблема периодизации и классификации деловой письменности

Проблема периодизации и классификации деловой письменности неоднозначна и тесно связана с функционированием и эволюцией русского литературного языка, в системе которого «подьяческая» словесность получила яркое развитие и выражение. В основу периодизации можно положить два принципа: общая диахроническая структура деловой письменности сообразно этапам эволюции литературно-языковой традиции; частное деление внутри этих периодов на более конкретные знаковые приказные «сюжеты». Кроме того, заметное место в периодизации занимают сами тексты как фиксаторы и проводники утилитарной традиции, из которых в конечном счете и складывается спираль развития системы деловой письменности

Исследование памятников делового письма имеет сложившуюся традицию и проводится в основном по двум крупным направлениям: историческому и лингвистическому. Возросший интерес к таким источникам обусловлен как научными причинами, так и чисто прагматическими обстоятельствами. Первые значительные открытия в этой области были сделаны русскими учеными академической школы и историософами-богословами. Одни обращались к рукописному тексту с целью реконструировать этапы исторического развития России (таковы труды В. Н. Татищева, М. Щербатова, Н. М. Карамзина и мн. др.), другие находили в них ценнейшие сведения по церковной истории и догматам веры. И в теоретическом отношении, и в принципах практического использования памятников древнерусского письма у гражданских историков и церковных деятелей было много общего. Еще до создания официальных «письмохранительниц» и несколько позже обладателями

рукописей были монастыри, где их и отыскивали ученые мужи, сливаясь с монастырским бытом и испытывая на себе благодатную силу богослужения. Собственно лингвистические исследования деловых памятников имеют сравнительно небольшую историю. Постепенно, начиная с изучения монументальных источников — летописей и княжеских уставов, они приобретают все большую распространенность и в XIX столетии завоевывают в России одно из ведущих мест. По сути дела, ни одно языковое исследование не обходилось без выписок из рукописных текстов прошлых времен. А. X. Востоков — последовательный и вдумчивый сторонник сравнительно-исторического языковедения — заложил фундамент исследования памятников делового письма. Мы не будем касаться истории его изучения отечественными лингвистами XIX столетия (их принципы и методы исследования во многом легли в основу современной «деловой» лингвистики), так как их идеи и концептуальные положения нами учитываются при последующем анализе текста и изложении взглядов их последователей. Упомянем лишь об одной тенденции, которая наблюдается в этой области. Она, по нашему мнению, является характерным показателем движения лингвистической мысли.

В XIX веке изучали памятники древнего письма, преимущественно XI-XVI веков. В XX столетии научная мысль обращается к более позднему периоду — XVI-XVIII векам, и к более частным вопросам и текстам местных канцелярий. И дело здесь даже не в том, что этот период менее изучен, а в смене языковедческих ориентиров, направленных в XX веке по иным рельсам. Уход с лингвистической арены классического сравнительного языковедения и младограмматических традиций приводит к поиску новых подходов и источников, способных отвечать запросам современной науки. XX столетие сделало новый шаг на пути исследования деловых памятников.

Первые попытки научного изучения рукописей предпринимались и ранее, в XV-XVI веках, но были отрывочными, и, как правило, данные, извлекавшиеся из них, использовались в качестве дополнительного материала для иллюстрации, доказательства или опровержения исторических фактов.

Таким образом, исследование делового письма прошло длинный путь (см. подробнее об этом в Приложении II). На каждом из его этапов разные источники занимали ведущее положение.

Какова периодизация делового письма? (Она, думается, важна в представлении эволюционного процесса языкового развития, так как отражает различные стороны исторического движения культурных и бытовых массивов словесности). Таких этапов несколько. Мы разделяем их по трем основным признакам: по исторической ситуации; по персоналиям; по преобладающему типу письменного источника. В ряде случаев указанные признаки идут параллельно. XIX-XX столетия и нынешний век данная периодизация не охватывает, так как деловое письмо в это время претерпевает значительные изменения, «огосударствляется» и перестает играть важную роль в историческом и языковом развитии, фиксируя факты в рамках общелитературной (канцелярской) традиции. Итак, мы выделяем следующие этапы:

1). Х-ХИ столетия. Данный период характеризуется наличием сборников смешанного содержания, «деловая» часть которых включалась в погодные описания событий — летописи. Собственно деловая переписка сохранилась фрагментарно, в официальных посланиях князей, и представляет собой монолитную в жанро-во-стилистическом отношении группу рукописей, написанных уставом. Среди таких памятников Русская правда, созданная в Новгороде в XI веке при Ярославе Владимировиче, — наиболее яркий деловой документ древней эпохи; Грамота великого князя Мстислава Владимировича и сына его Всеволода новгородскому Юрьеву монастырю (около ИЗО г.); Данная грамота Спасо-Хутынскому монастырю (около 1192 г.); Торговый договор смоленского князя Мстислава Давидовича с Ригой и Готским берегом (XIII в.); Устав князя Владимира о десятинах, судах и людях церковных (относили к XII веку все, кроме Н. М. Карамзина, Е. Е. Голубин-ского и А. С. Павлова). В современной науке этот памятник относят к домонгольскому периоду. Он сохранился в большом количестве изводов, или редакций, и издан в наиболее полном составе с разновидностями текста (см.: Древнер. кн. уст., 12-84). К этому периоду также относится Устав князя Ярослава о церковных судах — кодекс семейного и брачного права Древней Руси, сложившийся в XI-XII вв. (там же, 85-139).

Один из наиболее известных памятников делового письма того времени — Закон Судный людем — сохранился во многих списках. Самый древний, пергаменный список, входит в состав так называемого извода древнейших кормчих и

относится к 1280 году (см.: Закон Судный).

Кроме указанных нами, сохранились уставные грамоты и уставы местного характера XII-XIII веков, например: смоленские грамоты кафедральной церкви Богородицы, Устав князя Ярослава о мостех, Указ новгородского князя Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых. Указ новгородского князя Всеволода Мстиславича купеческой организации церкви Ивана на Опоках и др. (см.: Древнер. кн. уст., 140-165).

Княжеские уставы и грамоты — памятники светско-государственной деловой письменности. Среди ранних источников есть и более «мирские» документы, представляющие собой частную деловую переписку широких слоев населения. Мы имеем в виду берестяные грамоты, открытые в начале 1950-х годов в Новгороде. Это, пожалуй, единственные известные источники частно-деловой письменности древнего периода. По сравнению с пергаменными уставами, первыми образцами русского государственного делопроизводства, первые более свободно отражают языковые особенности новгородского диалекта. Приведенные нами памятники являются образцами делового письма XI-XIII вв.

Наряду с ними присутствовали разнообразные религиозные сочинения и книги с зачатками литературно-художественного повествования (Повесть временных лет), которые, вероятно, были единственными доступными формами книжного образования. Заметим, что А. И. Ефимов выделял в древнейшем периоде развития русского языка семь стилей и соотносил с ними определенные группы памятников (См.: [Ефимов 1967: 38-39]). Хотя «деловое» содержание неделовых источников было невелико, со временем их влияние распространилось и на утилитарное письмо. Однако полагаем, что для Х-ХИ веков говорить о деловой оформленности документов еще рано. В масштабе государства не существовало школы делопроизводства, навыками создания прагматического юридического письма владели немногие.

2) Феодальная раздробленность и тяжелое бремя монголо-татарского ига вносят свои коррективы и в деловое письмо. В XIII-XIV веках происходит формирование его правил и жанров. Деловая переписка выходит за пределы знати, и увеличивается внутригосударственная и иноземная практика произведения деловых записей по торговым, кабальным, судным и иным вопросам. Это находит свое отра-

жение в языковом оформлении и тематике актовой письменности. Данный период длится вплоть до начала XIV столетия и характеризуется также появлением анонимных уставов и уставных записей. Наблюдается тенденция к дифференциации жанров и распространении восточнославянских деловых норм в пределах древнерусского государства с последующим их закреплением.

В это время начинает активно складываться клаузульная часть документа. Формуляр еще окончательно не сформирован. Памятники этого периода: Грамота 1284 г. смоленского князя Федора Ростиславича о немецком колоколе; Новгородская первая летопись по Синодальному списку XIII-XIV вв.; Устав галицкого князя Льва Даниловича кафедральной церкви Успения в Крылосе около Галича с датой 1301 г. марта 8, Галич, о земельных владениях, десятинах, судах и церковных людях; Грамота полоцкого епископа Якова Рижскому епископу и Риге (1309 г.) и др. В этот период происходит интенсивная деловая переписка с соседними странами и правителями на польском и латинском языках.

3) XIV-XV столетия — поворотный момент в истории русской деловой письменности. Создается централизованное государство, и объединяются разрозненные княжества. Образуется великорусская народность. Изменяются состав и функции памятников письменности в связи с расширением функций литературного языка. Намечаются различия между севером и югом Руси. Активно формируется московский приказный язык. Происходит его укрепление и сближение с разговорной речью и постепенный отход от традиций киевского периода. Деловой стиль начинает заметно влиять на другие стили письменной речи.

В это время мы наблюдаем жанровое разнообразие грамот: Духовная грамота великого князя Ивана Даниловича Калиты (1336 г.); Договорная торговая грамота князя полоцкого Глеба и епископа полоцкого Григория с ливонским магистром и Ригой (не ранее 1338-1341); Жалованная грамота Олега рязанского (1371 г.); Перемирная грамота послов великого князя литовского Ольгерда Гедиминовича с великим князем Дмитрием Ивановичем (1371 г.); Данная грамота князя Ивана Борисовича и его сына Спасо-Евфимиеву монастырю (около 1424-1425 гг.); Благосла-венная грамота епископа Ефрема старцу Кассиану на игуменство (11 апреля 1448 г.); Правая грамота судьи Ивана Харламова Симонову монастырю на строенье пустоши у Соли Галицкой (около 1462-1470 гг.); Уставная договорная грамота мос-

ковского великого князя Василия Дмитриевича и митрополита Киприана 1404 г, июня 28, Москва, о разграничении юрисдикции, торговых и других пошлин и земельных владений и нек. др.

Примерно с XV века начинают активно распространяться так называемые подтвердительные грамоты. В связи с ростом приказных государственных институтов власти происходит социальная дифференциация грамот: одни находятся «под юрисдикцией» великого князя и его приказов, другие документы, преимущественно духовно-делового содержания, исполнялись церковными служителями. Поэтому, например, духовные грамоты более архаичны по своему составу, чем договорные, впитывавшие новые тенденции. В XIV-XV веках происходит быстрый рост числа монастырей, которые выполняют большие контрольные функции и становятся, по сути дела, единовластными судебными органами в отдаленных местах.

В силу этого местная деловая письменность (и монастырская) значительно обогащает принципы и приемы делопроизводства, а также привносит немало диалектных признаков в деловое письмо. Усиливаются контакты монастырей с крестьянами, а возникавшие потребности решения частных земельных, судебных и иных вопросов способствуют развитию жанров монастырской письменности. Появляются закладные, купчие, межевые грамотки, челобитные. Некоторые из них, например, двинские или обонежские грамоты, представляют собой сложившийся в языковом, стилистическом и историческом отношениях массив местного письма.

Существенную роль в формировании письменного уклада играют летописные своды и многочисленные списки с них и редакции (Лаврентьевская, Троицкая, Софийская I, Новгородская IV, Вологодско-Пермская, Ермолинская и др. летописи) (их подробный разбор см. в кн.: [Лурье 1976]), включавшие в свой состав фрагменты и даже целые группы памятников деловой письменности, сборники (кодексы) церковного и светского юридического содержания: Мерило праведное (XIV в.), Судебник 1497 г.

Большая проповедническая деятельность и развитие полемической и иной богословской литературы (напр.: Слово Кирилла Туровского на антипасху; «Слово» Серапиона Владимирского; «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона; Послания Иосифа Волоцкого; Письмо о «нелюбках» иноков Кириллова и Иосифо-ва монастырей и мн. др.) способствовали расширению границ стилей и их сближе-

нию. Начинают формироваться элементы деловой публицистики.

4-ый и 5-ый периоды нами определяются весьма предположительно.

4). Первый из них — с начала XVI столетия по 1640-е гг. Отличительной особенностью этого этапа является закрепление московских деловых норм, представленных в двух юридических кодексах: Судебнике 1550 г. и Судебнике 1589 г. Происходит активное формирование местных форм делопроизводной традиции, которые во многом ориентируются на деятельность центральных приказов.

5). Второй — с момента выхода в свет Соборного Уложения царя Алексея Михайловича до начала 1700-х годов. Мы не беремся рассуждать о специфике жанрового развития деловой письменности в эти два века (см. подробнее об этом: [Качалкин 1990]). Известные же нам представления на этот счет, как нам кажется, имеют более лингвистическую подоплеку, чем фактическую. А именно рукописная традиция — ключ к формированию деловой. Для выяснения вопроса потребуется изучение большого корпуса неизвестных новых документов.

Однако отметим, что первая треть XVII века — последний этап развития скорописи. Ее отличительным признаком является небрежность в исполнении форм, смешение церковнославянских, гражданских и типично скорописных литер и обозначений, наличие большого числа лигатур (все это — в местной деловой письменности). Мы отмечаем начало упадка монастырского делопроизводства; последний этап развития монастырской письменности как отдельного звена русской деловой традиции, которое позже эволюционирует и сблизится с государственным дело-производным письмом, потеряв собственную индивидуальность.

Для данного периода в целом характерно расширение географических и стилистических границ делового письма и его культурных связей с другими жанрами древнерусской литературы. Приказная словесность к этому времени достигает своего наивысшего развития.

6) Петровский период (начало 1700-х гг. - 1730-е гг.). Он характеризуется ростом делопроизводства и его переориентацией на государственные нужды. Большие права получают городские обыватели из числа чиновников. Происходит ограничение и постепенное подчинение монастырских прав. Издаются многочисленные указы, в том числе и печатные, распространявшиеся в сотнях списках по всей России. Меняется в целом система деловой письменности, которая приобре-

тает и западные черты. Создаются новые правила в сфере утилитарного творчества. Среди них есть и такие, которые предписывают порядок составления и написания документа. Подаваемые доношения и челобитные приобретают общегосударственный формуляр.

В целом происходит неравномерное развитие деловой письменности: в центре — ориентация на западные образцы (официальные указы пестрят заимствованиями), в провинции — деловое письмо не подверглось столь значительным трансформациям: присутствуют те же формы, обороты и конструкции, что и в XVTI веке; жанрово-стилистическое наполнение документов не испытывало кардинальных изменений.

Тем не менее отмечается постепенное исчезновение из делового обихода одних типов рукописей (напр., челобитных, контекстуальная и внешнеоформительная часть которых составляют доношения — более крупный по структуре и своему составу современный для того времени вид документа) и появление других, получивших статус законов.

Активно формируется гражданское посредственное наречие. Происходит унификация и кодификация новых деловых норм, еще слабо ощущаемая на окраине Империи, но и там постепенно приобретающее новый государственный облик.

' 7) Середина 1730-х годов - конец 1750-х. Этот период характеризуется распространением судебной практики, основанной на гражданском ведении дел. Происходит усиление различий между официальными посланиями и местным письмом, с другой стороны — приспосабливание региональной письменности общегосударственным «регулам». Мы констатируем отчетливую разницу между установленными правилами деловой переписки в центре и на местах.

Разветвленная система следственного делопроизводства приводит к необходимости ведения дела в определенной форме и унификации языка государственного аппарата. В это же время происходит увеличение объема следственных, таможенных дел, фиксируется их неоднородный состав.

Ослабление роли Церкви и секуляризация ее прав, подчинение ее государству приводят к обеднению монастырей и снижению их активности в целом и постепенному «огосударствлению» их письменной деловой традиции.

Происходит дальнейшее упорядочивание скорописи в местной деловой пись-

менности, приведшее в ряде мест к раздельному написанию, приближающемуся к современному письму. (Как правило, это касалось чистовых вариантов некоторых дел, но не всегда). Деловое письмо на местах все более приобретает канцелярский облик и уподобляется по своим функциям центральным органам.

Мы фиксируем кодификацию типичных клаузул наряду с присутствием вкраплений из живой разговорной речи. В делопроизводстве этого периода происходит четкая система регламентации характера слушания, исполнения и записи дела.

8) 1760-е годы - конец 1780-х годов. В это время происходит уменьшение деловой активности местных контор и их переход на гражданскую делопроизводную систему. Усиливающийся контроль над монастырским утилитарным «строительством» при сохранении за институтами духовной власти некоторых юридических функций оказал определенное сдерживающее воздействие на «канцеляризацию» деловой культуры. Монастырь постепенно перестает быть источником собственно духовной письменной культуры. Закрытие многих обителей приводит к уменьшению количества доношений и дел, требующих разбирательства.

В области письма — переход скорописи в обычную гражданскую графику в местной деловой письменности наряду с присутствием остаточных элементов скорописной культуры прошлых времен.

В этот период утрачивается связь с приказным языком XVII века и судебным законодательством времени Алексея Михайловича. Появляются новые школы делопроизводителей, основанные на традициях гражданской посредственной словесности. В монастырской письменности ссылки на официальные указы нередко отсутствуют. В целом происходит процесс огосударствления деловой письменности и ее приближение к общему стандарту.

Заметна тенденция к асинтезации жанрово-стилистических компонентов рукописного текста и их закрепление за определенным стилем. Отсюда происходит утрата «диалектов» делового письма. Развитие местного «подьяческого» языка постепенно приостанавливается: его эволюция далее происходит в рамках канцелярской разновидности и государственно-делового обихода. «Государственная словесность» активнее внедряется в систему формирующегося литературного языка нового времени. Усиливается различие между нормами делового текста и разговорной речью. Сближение (в ряде случаев — нивелировка) местных деловых тра-

диций с официальными, их подчинение стилю и языку центральных учреждений способствует утверждению единых канцелярских норм утилитарного текста.

Дальнейшее развитие деловой письменности происходит уже в рамках официального законодательства и все более упорядочивается. Но окончательные выводы об эволюции и функционировании деловой письменности в конце XVIII -начале XIX в. еще делать рано. Языковедческая традиция не раз обращалась к этому вопросу, а внимание современных исследователей к столь интересной области свидетельствует о том, что металингвистика делового письма — не только вопрос прошлого, но настоящего и будущего.

Проблема классификации деловой письменности также не имеет однозначного решения в науке. Наиболее приемлемой нам представляется градация текстов по жанровому признаку, однако и здесь, ввиду большого разнообразия памятников (особенно в XVI-XVII вв.), есть определенные сложности. Считаем, что для каждого периода в развитии истории русского языка можно выделить свои группы жанров: большие и малые. К первым относятся государственные источники, регулирующие административно-правовые отношения всей страны: «Русская Правда», уставы, Судебники. К малым жанрам можно отнести частные грамоты и многочисленные акты местного значения. Специфика выделения того или иного жанра зависит и от времени его бытования: в ранние периоды, когда только происходило формирование деловой традиции, таких жанров было очень мало, в Средние века происходил значительный рост общественных и социокультурных отношений и соответственно — утилитарных текстов, обслуживавших их. Тогда же возникали и контаминированные жанры, выделившиеся из среды прагматической и книжной словесности, например, публицистика.

Другая градация деловых текстов — в зависимости от их происхождения. Здесь выделяются юридические акты, созданные на русской почве, и переводные. Последние в основном стоит относить к периоду формирования древнекиевской и ранней древнерусской утилитарных систем. Это, как правило, источники церковно-правового характера: Закон Судный людем, Книги законные и др. Некоторые исследователи и в данном случае производят более подробное деление (см. проект хрестоматии древнерусских законодательных текстов до XIV в.: [Савельев 2001: 79-88]).

Возможна классификация источников делового содержания и по другому принципу — по частотности использования восточнославянских юридических текстов. Произведенное В. 3. Санниковым [1974] исследование показало, что наиболее фиксируемые документы древнерусского периода — это кодексы и грамоты.

Что касается классификации источников церковнославянской юридической традиции, то наиболее интересной и заслуживающей обсуждения нам представляется позиция Е. М. Верещагина, чьи взгляды на данную проблемы мы разделяем не полностью. В градации ученого выделяется канонико-юридический жанр, куда вошли дисциплинарный устав, кормчая книга, «Мерило праведное», синтагма, епи-тимийник, а также жанры светских документов: судебник, межгосударственные и личные акты (договоры; духовные, вкладные, рядные, продажные и другие грамоты). «Сюда же следует отнести и богослужебный устав» [Верещагин 2002: 500]. Как видно из представленного перечня, язык этих текстов неоднороден, так как различны сфера применения обозначенных источников и уровень их сакральности. Здесь есть и более светские источники (договоры; вкладные рядные, продажные грамоты), и сугубо церковные, отражающие культурные концепты религиозной сферы и ее устав. Данную градацию целесообразнее использовать частично и только для древнего периода, когда языковые различия книжных текстов были очень незначительными и почти все они использовали церковнославянский язык в его неискаженных, упрощенных формах. Но уже «Русская Правда» являет нам образец иной ментальной языковой среды, в которой действует юридическое право. То же во многом стоит отнести и к судебникам — памятникам светской деловой традиции, хотя и закреплявших некоторые церковные права.

Из восьми жанров древнеславянской книжной культуры, указанных им [Верещагин 2002: 499-500], «некнижным» является последний, бытовой, куда ученый включил тексты, отражающие неформальную переписку: берестяные грамоты, эпиграфику. Его в полной мере можно отнести как раз к светской деловой традиции.

В нашем исследовании мы коснемся анализа разных групп текстов, представляющих собой жанры церковной и гражданской утилитарной словесности. Главное для нас было показать формирование и развитие системы делового слога, способы и формы его реализации в разных контекстах.

Деловая письменность и ее роль в контексте формирования традиций прагматического текста в древнейший период истории русского языка (X-XI—XIV вв.)

Когда мы говорим о судьбах отечественной культуры, то всегда имеем в виду наш богатый и трагический исторический опыт, который в разные периоды развития государства отвергал одно и признавал другое. Но все же в тысячелетней биографии страны были и остаются константы, как бы повелевающие временем, находящиеся над ним и в то же время являющиеся неотъемлемой частью общежития, духовной культуры нации. Это — наш язык, сотворенный предками и веками оттачиваемый в смутах и сомнениях переходных эпох.

В исследованиях последних лет проблема культурно-языкового наследия стоит особенно остро, ведь ощущается своеобразный крен в сторону «модернизации» словесного древа, его «совершенствования», иными словами, — уподобления новым общественным ценностям и историческим приоритетам. Поэтому нередки дискуссии о судьбах родного языка, в которых социолингвистический аспект приобретает подчас главенствующее звучание.

Но в нашем исследовании мы, напротив, хотим обратиться к той ветви языкового организма, его многовековой письменной традиции, которая составляла наряду с литературными упражнениями наших предков особый по колориту и своеобразию подлинных языковых красок пласт деловой культуры, имеющий на Руси и в--России принципиальное значение — как система, способствовавшая устроению государственных институтов, их работе, как социальный феномен, организовавший людей «жити по уставу».

Деловая (или ее еще называют приказная) письменность вплоть до наших дней сохраняет генетическое родство с законодательными актами прежних времен, продолжает развиваться и совершенствоваться, влиять на общественное и языковое сознание людей. Тем самым с древнейших времен она была неотъемлемой часть культурного пространства, находилась на передовой словесных баталий, участвовала в формировании основ словесной культуры.

Сразу оговоримся, что утилитарная письменность (такое понятие нами используется при обозначении юридических и в целом деловых текстов) воспринимается нами не только как сугубо прикладная, практическая словесность, хотя, несомненно, что ее основной задачей было решение именно этих вопросов. Она имеет значительно больший семантический и социокультурный потенциал и в известной степени не всегда может относиться к так называемым «профанным» текстам. Утилитарная письменность — это еще и полезная (лат. utilitas — «польза») сфера общественной деятельности, в эволюции которой отразили многие этапы развития русского литературного языка, и его книжной (церковной) разновидности, и народно-разговорной, деловой.

Стоит подчеркнуть, что эта «утилитарная» словесность имеет тысячелетнюю традицию, которая, начиная с первых веков существования древнеславянского письма и по настоящее время, обладает четкими языковыми приоритетами и последовательным вектором развития своих форм. А генезис, как известно, есть один из показателей системности явления, его рационального начала. В этом смысле деловая письменность представляет собой эволюционное древо со своей «родословной», уходящей в бесписьменную эпоху, когда только формировались правовые отношения и зарождались концепты делового языка. Эта сторона проблемы была обозначена В. В. Ивановым и В. Н. Топоровым, с мнением которых нельзя не согласиться: «Тот факт, что «предправо» в славянской традиции, как и в большинстве индоевропейских, складывалось и функционировало в дописьменный период, следовательно, в устной форме, ставит вопрос о том, какой могла быть эта устная форма, особенно если учесть, что свод «предправовых установлений должен бы удовлетворять условиям полноты, последовательности и исчерпывающего характера этого свода» [Иванов, Топоров 1978: 222].

Где же находились ее истоки, и каковы основные тенденции развития деловой письменности в контексте формирования и эволюции национального языка? Считают, что первоначально существовало устное право, которое позже было зафиксировано соответствующими уставами и актами, «обрастая» на русской почве своими законами — как общими, так и частными, как гражданскими, так и церковными. Об этом есть свидетельство, позднее зафиксированное в памятниках: «Приведоша Руския слы, и велЪша глаголати, псати обоихъ річи на харатьі...» (Дог. 945, 8).

Но все же импульсом к возникновению деловой письменности стало, вне сомнения, обретение славянорусами своего языка, на котором без перевода можно было создавать и утверждать законодательное право.

Первые попытки пока еще компилятивной юридической практики, зафиксированные письменными источниками, относятся к X столетию. О том, что было раньше, И. И. Срезневский сказал так: «Нет сомнения, что и до X века существовал русский язык как отдельное славянское наречие; но было ли для русского языка употреблено тогда какое-нибудь письмо, об этом нет свидетельств вполне несомненных. Важнейшее из них находится в древнем, так называемом Паннонском житии Константина-философа, древнем, но не сохранившемся в древних списках, повторяющееся впрочем во всех известных списках:

«Обръте (Кириллъ) ту (въ Корсуни) евангелик и псалтырь РЬ сьскы письмены писано, и человека обрътъ глаголюще тою бесідою, и бесъдовавъ съ нимъ, и силЬ ръчи приимъ. своки бесъдъ прикладам, различьна письмена глас нага и съглас ная. и въскоръ начать чисти и сказати» [Срезневский 1882: 1].

Примечательно, что академик И. И. Срезневский обратил внимание и на другие переложения этого сказания, в которых уже звучит «деловое» слово грамота как предвестник будущих законов:

link2 Характер «деловых» реформ Петра І в свете языковых преобразований начала XVIII в

Время Петра I — это важнейший переломный этап в истории русского народа, оно было богато событиями и нововведениями, которые во многом определили дальнейшее развитие России. В это время были проведены государственные и общественные преобразования, которые превращали старую Московскую Русь в новую просвещенную Российскую империю, в государство с иной «деловой» бюрократией и служилыми сословиями.

Реформы, осуществленные Петром I, были подготовлены всем предшествующим историческим прошлым страны. Они затронули все стороны жизни русского общества и внесли в нее глубокие изменения, разрешив многие назревшие к тому времени проблемы и задачи.

В области управления государством изменения характеризовались укреплением аппарата власти, что было обусловлено оформлением абсолютизма в первой четверти XVIII в., ростом государственной территории, превращением России в многонациональное государство. Создается новый чиновничье-дворянскии аппарат с монархом во главе, возникают многочисленные гражданские учреждения. Кроме того, меняется вся система административно-идеологического управления страной. Так, например, губернской реформой 1718-1720 гг. старые приказы были заменены коллегиями, в 1724 г. вступил в действие новый Торговый устав, серьезные изменения коснулись сферы становления внутреннего и внешнего рынка, таможни (см. подробнее об этом в изд.: [Малышева 1997: 11-12 и далее]).

Особый интерес представляет выяснение роли и положения церковнославянского и русского языка в Петровскую эпоху. В этот период наблюдается стремление вытеснить книжную речь из светских произведений, отграничить и превратить в культовый язык церкви. Стоит согласиться с мнением Л. П. Якубинского, подметившего специфику языковых реформ в этой области, проводившуюся Петром I: «»Распространение европейского просвещения, развитие науки и техники создавали необходимость в переводе и составлении таких книг, содержание которых не могло быть выражено средствами церковнославянского языка с его лексикой и семантикой, порожденной церковно-религиозным мировоззрением... Новая, светская, идеология требовала соответственно и нового, светского, литературного языка» [Якубинский 19866: 159].

Во многом проведению такой «приказной» политики содействовала деловая письменность, получившая в начале XVIII в. обширные права и возможности для самовыражения. Техническое оснащение России, развитие промышленности, подъем культурного уровня людей и т. д. — все это требовало, иных средств литературной речи и признания непригодности церковнославянского языка для удовлетворения новых потребностей. Кроме того, он заметно стал сдавать свои позиции не только в технической и военной сфере, но и в области художественных экспериментов того времени. А. И. Горшков обоснованно писал в связи с этим: «Основная сфера его применения — религиозная литература — быстро сдает свои позиции литературе светской» [Горшков 1984: 163]. Таким образом, постепенно преобразуется система книжно-славянской речи, а сам этот тип письменного языка еще некоторое время функционирует в учебной и научной литературе, отдельных торжественных сочинениях, но вскоре «разрушается и исчезает» [там же].

Необходимо было скорректировать всю сферу национальной словесности, сделать ее более доступной для понимания широких социальных кругов народа, а русский литературный язык упорядочить согласно новым идеологически и культурным установкам и сделать «русским обходительным» языком, как писалось в одном из доношений Петру I.

Конечно, многочисленные иноязычные заимствования, привлекаемые в русский литературный язык в этот период, не были общедоступными и вполне понятными для многих. Однако без них нельзя было обойтись, они нужны были как обозначения новых предметов и понятий, вошедших в русскую жизнь. Это прежде всего технические и иные термины, которых не было в церковнославянском языке.

Официальными правительственными инструкциями и наставлениями, адресованными авторам и переводчикам, рекомендовалось ограничивать употребление церковнославянских слов и выражений («высоких», «словенских»). Даже в светской литературе, использовавшей приемы книжно-славянской речи происходит причудливое смешение заимствований и церковнославянизмов, бытового просторечия и фольклора. В одной и том же контексте наблюдаются, например, в «Гисто-рии о Ярополе цесаревиче» такие разнородные текстовые пласты, как концерт, комплимент (иноязычный компонент), аз, пострамление главы моея (славянская речь), сорочки их хотя выжми от поту (просторечие), скочил на свои резвыя ноги, не слыхано и не видано (фольклор) (см. подробнее об этом интересные наблюдения у А. И. Горшкова [1984: 167 и далее]).

Однако процесс вытеснения церковнославянского языка из письменного обихода проходил сложно и противоречиво. Дело в том, что слишком богатой и давней была традиция взаимодействия русского и церковнославянского языков, слишком прочно вошли в русский литературный язык многие церковнославянские элементы, чтобы можно было полностью отказаться от древней книжной традиции и в целом от культурного наследия Московской Руси.

В произведениях ряда жанров (драматических, научных и других) церковнославянский язык находит применение, оказывая также и некоторое воздействие на светско-литературные стили, в том числе и на деловой (см. подробнее об этом 13 главы III). Но в этот период церковнославянизмы во многих случаях не входят органически в словесную ткань и на общем фоне гражданского языка, впитывающего множество иностранных слов и выражений, выглядят резко контрастно.

Деловой язык и литературные тексты (к постановке проблемы)

Проблема языкового и жанрового влияния деловой письменности на произвели ния древнерусской литературы — одна из центральных в истории национальной культурно-языковой традиции. Она имеет глубокие корни. По мнению Д. С. Лихачева [1954: 319], «особенно велико было значение деловой письменности для литературы в первые века развития литературы, в период перехода от условности церковных жанров к постепенному накапливанию элементов реалистичности». Но наибольшего «художественного» расцвета традиция приказного слога достигла в то время, когда были сформированы общегосударственные нормы делового языка, когда он стал официальным языком Московской Руси и получил в связи с этим более широкие социальные права, следовательно, мог реализовываться в разных контекстах.

В истории русской письменной культуры в течение длительного времени происходили многочисленные изменения как в содержательном, так и в формальном отношениях. Это коснулось не только литературных жанров и стилей, но и самой традиции, где особенно с периода русского Средневековья стали заметны взаимовлияния языковых, художественных и иных мотивов. Они проявлялись, конечно же, в самой структуре произведения, заимствовавшего характерные свойства и сходные языковые сюжеты из обширной литературы того времени.

Деловая письменность как раз и явилась тем связующим звеном в цепи языковых и литературных «превращений», которые позволяли смешивать светские и духовные традиции, бытовое и гражданско-обиходное миропонимание. Все это существовало в реальном мире и со временем переносилось на страницы памятников древнерусской литературы. Стоит заметить, что деловая культура в целом имеет на Руси почти тысячелетнюю историю и, наряду с развитием так называемых литературных жанров, не раз пересекалась со своими более «культурными» соседями.

Приказная (деловая) письменность на протяжении долгой истории развития своих форм и жанров функционировала в единой системе языка, занимая в ней определенную нишу. Причем их положение было довольно стабильным в течение длительного периода. Происходило это из-за характерных свойств письменной деловой традиции, которые, будучи консервативными, не допускали коренной ломки остова приказной культуры. Она в силу нормализованное и обработанности имела свои правила текстового оформления и языкового выражения. С XV в. отмечается значительный рост как самих приказных актов, так и их разновидностей, и деловой язык получает все большее распространение в разных сферах деятельности человека: от обиходно-бытовой до государственной (судебники, грамоты и др.). И хотя в Древней Руси была сильная юридическая традиция, основанная на заимствованиях из греческого и византийского канонического и гражданского судопроизводства, в Московской Руси, с установлением другого порядка государственного устройства, иной социокультурной обстановки и объединения земель вокруг единого центра — Москвы, деловой язык получает значительно большие функции, а его общенациональная основа складывается на базе московских норм. Но рост деловых связей и развитие самой письменности происходили в тесном взаимодействии с другими разновидностями культур — книжной и диалектной (кроме того, деловой язык повлиял и на формирование жанров устно-поэтического творчества). И та, и другая находились в определенной связи с приказной словесностью, а она, в свою очередь, ощущала на себе влияние местных традиций и церковнославянского языка, религиозной риторики.

По своему положению деловой язык был ближе к народно-разговорной речи, чем к книжной, находясь при этом в известной оппозиции к славянскому слогу. Специфику функционирования делового языка в этот период хорошо выразил В. Д. Левин. Он обоснованно считал, что «этот язык противопоставлен не только книжному церковнославянскому, но и в значительной мере и языку местных деловых письменностей, отражавших диалектную раздробленность языка феодальной Руси. Наличие мощного централизованного государства, даже при отсутствии еще подлинных национальных связей, обусловило победу московской нормы делового языка над местными, областными тенденциями в письменности: это сказалось в постепенном вытеснении в деловой письменности других городов диалектных черт, что свидетельствует о том, что примерно к XVI в. московский приказный язык "становится единым общегосударственным языком Московского царства" [В. В. Виноградов]» [Левин 1958: 68-69].

Примечательно, что в период русского Средневековья деловой язык выступал как заметное связующее звено между традиционными жанрами книжно-славянской письменности, зарождающейся новой литературой и народным творчеством (устной речевой культурой). При этом его противопоставление церковному языку уже не происходило только на уровне «условности» и часто совмещало элементы той и другой стихий, вырабатывая тем самым механизм грамматической, семантической, стилистической и художественно-изобразительной контаминации средств.

Деловая письменность, подобно книжным жанрам, обладала устойчивым вектором развития и эволюционировала вместе со всей языковой системой, сохраняя свои внешние и внутренние характеристики. Перефразируя мысль Е. М. Верещагина [2003: 10], заметим, что приказный язык имел ментальную преемственность на протяжении тысячи лет и тесно связан с современным русским литературным языком отношением прямого преемства. Он до сих пор сохраняет в нем свою кумулятивную природу и продолжает жить в литературе своего времени.

Похожие диссертации на Деловая письменность в истории русского языка

К истории формирования возвратных глаголов (на материале языка памятников древнеславянской письменности) Кузнецова Марина Вадимовна

Метонимическая и метафорическая деривация в истории русского языкаНекипелова Ирина Михайловна

Национально-культурные особенности статусных обращений в русском языке: история и современностьБуравцова Надежда Юрьевна

Из истории языка Северо-Западной Руси начала XIV в. : По рукописям псковского скриптория Андрея Микулинского и Козьмы ПоповичаГорская Евгения Валентиновна

Лексико-словообразовательные связи слов с морфемой род в русском языке : история и современное состояниеФирсова, Светлана Владимировна

Формирование определительных категорий в истории русского языка Баранов Виктор Аркадьевич

Динамика лексического выражения понятия "чужой" в истории русского языкаСлавкина Инга Анатольевна

Группа каузативных глаголов гибели (о человеке) в истории русского языка Балашова Любовь Викторовна

Развитие абстрактных значений у глаголов с приставкой въз- (воз-, вз-) в истории русского языкаПилипенко Наталья Анатольевна

Семантическая деривация в структуре числовой оппозиции существительных : Pluralia tantum в истории русского языкаКонявская Светлана Валерьевна