Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Глагол - центр поэтической картины мира Иосифа Бродского 17
1. Глагол как особый языковой знак 18
2. Глагол как особая часть речи 24
3. Глагол в поэтическом языке Иосифа Бродского 32
4. Взгляды Иосифа Бродского на язык 46
Выводы 50
Глава II. Окказиональные глаголы и окказиональные фреймы в поэзии Иосифа Бродского 54
1 . Окказиональные образования в поэтических произведениях Иосифа Бродского
2. Окказиональные глаголы в поэзии Иосифа Бродского 59
3. Окказиональные фреймы в поэзии Иосифа Бродского 76
Выводы 91
Глава III. Частотный словарь глаголов поэтического языка Иосифа Бродского как отражение динамической картины мира поэта 94
1. Общая характеристика частотного словаря глаголов в контексте динамической картины мира 108
2. Частотный словарь глаголов - свидетельство изменения мировидения поэта
120
3. Ситуация движения в доэмиграционном творчестве Иосифа Бродского
4. Портрет глагола знать в поэзии Иосифа Бродского 134
Выводы 148
Заключение 152
Список использованных источников 15 8
- Глагол как особый языковой знак
- Окказиональные образования в поэтических произведениях Иосифа Бродского
- Общая характеристика частотного словаря глаголов в контексте динамической картины мира
Введение к работе
Общеизвестно мнение лингвистов (Я. Гримм, В. фон Гумбольдт) об универсальности языка по своей основе и национальности по выражению. Перефразируя данный постулат, можно говорить об универсальности каждого национального языка для его носителей и индивидуальности его по способу выражения человеком, передающим посредством этого языка свое отношение к миру, к окружающей его действительности. Как писал Л.В. Щерба, «само собой разумеется, что «индивидуальность» писателя базируется на социальном: иначе мы не могли бы понять это «индивидуальное» [213:270].
Мир не отражается непосредственно в языке, мир отражается в сознании, а сознание закрепляет, фиксирует, кодирует это отражение в конвен-циальных знаках [122:55].
«Отображение в формах языка устройства экстралингвистической действительности, что, в свою очередь, проявляется в объеме значения и внутренней форме языковых единиц»[38:36], принято называть языковой картиной мира.
«Образ мира, как он понимается психологами, — это отражение в психике человека реальной действительности, опосредованное не только предметными значениями и языковыми формами, но и соответствующими когнитивными схемами» [119:17].
Гуманизация научной картины мира в конце XX века привела к экспансии главного филологического термина текст, к переносу его свойств и признаков на все сущее в мире. Идея М.М. Бахтина о том, что единственный путь познания человека лежит через создаваемые им тексты, нашла свое отражение в одном из актуальных направлений современной лингвистики — когнитивном, позволяющем «извлечь» то знание о мире, которое запечатлено в языке. Инструментами когнитивной лингвистики являются «оперативные единицы памяти - «фреймы» (стереотипные ситуации, сценарии), «концепты» (совокупность всех смыслов, схваченных словом) и «гештальты» (целостные допонятийные образы означенных фрагментов видимого мира), которыми пытаются объяснить устройство и работу сознания» [209:196].
Особый интерес для исследователя-лингвиста сегодня представляет художественный текст как результат деятельности творческой, одаренной личности и, следовательно, та картина мира, которую создает автор в произведении. Картина мира автора развивается, и тогда мы имеем дело с его динамической картиной мира. И не случайно, вероятно, появление нового направления лингвистики - лингвоперсонологии, предметом описания которой являются идиостили. В этом ключе работают НА. Кожевникова, Е.А. Некрасова, О.Г. Ревзина, НА.Фатеева и другие.
Как считает психолог ДА. Леонтьев, художественное произведение может рассматриваться в трех аспектах: аспекте мира (истинности), аспекте образа мира (как выражение личности автора) и собственно изобразительном аспекте, под углом стиля [95:421].
На наш взгляд, при построении модели идиостиля логично рассматривать только правую часть цепи («образ мира, в слове явленный»), что соотносится с афористичным определением идиостиля как «способа говорить и думать о мире в неразрывной креативной связи друг с другом» (ССТ).
Мир, пространство, время, сам человек, его жизнь воспринимаются с точки зрения текстовых категорий как самостоятельные и одновременно взаимосвязанные. Поэтому художественный текст мы рассматриваем «как знание о мире, как сам мир, особенно если представить его как дискурсивное сознание» автора [4:136].
По мнению ученых, именно когнитивный анализ произведения дает возможность проникнуть на мировоззренческий уровень и выявить картину мира как носителей языка, так и отдельной языковой личности (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, Ю.Н.Караулов, Е.С. Кубрякова, В.А. Маслова, СМ. Прохорова, Ю.С. Степанов, Н.А. Фатеева и др.). Когнитивным признается «такой тип анализа, результатом применения которого является определение того, какие компоненты каких когнитивных структур (концептов, фреймов, сценариев, ментальных моделей) актуализированы на определенном участке текста. Другими словами, в фокусе оказывается корреляция текст - автор (авторское сознание)» [180:6].
«В свете когнитивной парадигмы художественный текст мыслится как сложный знак, который выражает знание писателя о действительности, воплощенной в его произведении в виде индивидуально-авторской картины мира» [92:136].
Понимание «возможного» мира автора представляет собой сложный речемыслительный процесс, который, как указывает Л.Г. Бабенко, включает в себя в качестве составляющих, во-первых, механизм выявления различных смыслов (как явных, так и скрытых), репрезентируемых языковыми единицами, во-вторых, различные формы объяснения, представления этого смысла, в-третьих, выявление различного видения действительности, свойственного тому или иному языку или языковой личности [14:10]. Выявление различных смыслов авторского мира требует интерпретации анализа, опирающегося как на научную лингвистическую компетенцию, так и на экстралингвистические знания.
Работы Л.Г. Бабенко, В.З. Демьянкова, И.П. Матхановой, ТА. Три-польской и других исследователей в области интерпретационной лингвистики говорят о том, что сегодня это одно из активно развивающихся направлений в русистике.
Экспликатором внутреннего мира выступает поэтический язык. Одним из первых креативную функцию поэтического языка, его роль в создании индивидуального поэтического мира исследовал А. Белый [17]. Объявляя власть слова над действительностью, А. Белый приходит к выводу о порождении словом мира действительности, при этом действительность физически данного мира не есть действительность поэтического мира. Их различие в том, что действительность отражается в поэтическом мире, лишь пройдя переработку во внутреннем мире поэта.
Реконструкция языковой картины мира личности на основе созданных ею текстов означает выявление, установление иерархии смыслов и ценностей в картине мира языковой личности, в ее тезаурусе [71:36].
«У каждого человека есть свой ... культурный опыт, запас знаний и навыков (последнее не менее важно), которыми и определяется богатство значений слова и богатство концептов этих значений, а иногда, впрочем, и их бедность, однозначность» [98:4].
В данном исследовании учитывается концепция Ю.Н. Караулова, согласно которой структура языковой личности имеет три уровня: нулевой, на котором представлена лексико-грамматическая система языка («лексикон»); первый - когнитивный уровень («тезаурус»), то есть уровень картины мира личности; второй - «прагматикой», то есть мотивационный уровень. При этом переход лексикона личности к ее тезаурусу невозможен «без обращения автора текстов к внелингвистической информации» [218:108].
Особый интерес вызывает творчество выдающихся художников слова, к которым, несомненно, принадлежит один из самых прецедентных поэтов XX века лауреат Нобелевской премии Иосиф Александрович Бродский. Изучению своеобразия идиостиля И. Бродского посвящено много исследований (Д. Ахапкин, В. Полухина, Ю. Пярли, Л.В. Зубова, Ю.М. и М.Ю. Лотманы, А. Жолковский, М.Л. Гаспаров, А. Фокин, В. Куллэ, СМ. Прохорова, Н.Б. Мечковская, Д. Бетеа и другие), однако работ, в которых рассматривается динамическая картина «возможного мира» поэта, мы не обнаружили.
Под динамической картиной мира мы понимаем формирование, изменение и развитие «модели мира» автора, вербально выраженной в его поэтических текстах и представляющей собой языковую форму семантики его «возможного мира».
На динамический аспект в языковой картине мира указывали А.В. Бондарко, Т.В. Булыгина, Г.Х. фон Вригт, Г. Гийом, Е.С Кубрякова, A.M. Ломов, О.Н. Селиверстов, Г.Г. Сильницкий, Л. Талми и другие. В Беларуси динамическая картина мира находит отражение в работах СМ. Прохоровой, СМ. Антоновой, О.И. Десюкевич, И.С. Лисовской, Е.А. Михайловой, О.А. Полетаевой, О.В. Писецкой.
Наиболее информативна для познания динамики глагольная единица, так как, «являясь свернутой пропозицией, имеет своим денотатом ситуацию, способную к развитию» [150:20]. Действительно, в лингвистике динамика чаще всего ассоциируется с глаголом в силу специфики его значения, многовалентности, конституирующей роли в предложении.
В первом (основном) значении глаголы выражают стандартные ситуации, закрепленные в актантных рамках. Развитие ситуаций, отраженных в стандартных фреймах [149:287], передается глаголом с помощью концептуальной категории времени, которая в русском языке дополняется глагольными категориями вида, наклонения и залога. По мнению И. И. Мещанинова, в глаголе «выражается процесс, характеристика которого присоединяется к лексическому значению слова, поддающемуся выражению процесса». Этому служат «показатели наклонений, передающие те оттенки процесса, которые выражаются говорящим лицом, залогов, которыми выявляется отношение действия к действующему лицу и предмету действия, времен, точно выделяемых в своем временном определении описываемого процесса, передаваемого в действии или состоянии» (курсив наш -И.С.) [118:208].
Языковая картина мира, отражаясь в языке одного автора, может пополняться иными ситуациями, для именования которых художник создает новые (окказиональные) глаголы. Кроме того, отдельные ситуации могут преобладать или отсутствовать в индивидуальной поэтической картине мира, что находит рассмотрение в нашей работе.
В «возможном мире» автора стандартные глагольные фреймы могут приобретать дополнительные слоты, в результате чего, как правило, пересекаются пропозиции разных глаголов. На это обращали внимание Н.Д. Арутюнова, Е.В. Петрухина, СМ. Прохорова, Б. Тошович и другие. Так, Е.В. Петрухина отмечает, что специфика глагольного значения «заключается в концептуализации динамического мира, находящегося в постоянном изменении, для которого характерна известная неопределенность, отсутствие четких границ между смежными во времени ситуациями» [133:17].
Способность глагола перемещаться по актантным рамкам, «изменяя таким образом значения и попадая на периферию других глагольных полей», СМ. Прохорова назвала вертикальным синтаксическим полем (ВСП). «Теория вертикальных синтаксических полей базируется на общей теории поля, а также на вербоцентрической теории предложения (Л. Теньер), фрейм-грамматике (М. Минский), понятии синтаксической парадигмы (Б. Уорф и другие)» [145:291].
Теория вертикальных синтаксических полей обращает внимание на один из способов отражения динамической картины мира в языке. Используя понятие ВСП как теории и метода исследования, мы продолжаем линию В. фон Гумбольдта, предполагающую отношение к слову как результату языкотворческой деятельности человека, как проявлению изначальной языковой способности.
Поэтому именно глагол является предметом нашего исследования. Сумма глаголов (в нашем случае - словарь) в языковой картине мира (авторского в том числе) передает сумму ситуаций, отражаемых языком [150:20]. Автор (Иосиф Бродский) из этой суммы отбирает необходимые для создания своей картины мира глаголы, в некоторых случаях для отражения окказиональных ситуаций создает свои либо использует окказиональные (нестандартные) фреймы. Совокупность глаголов, используемых Иосифом Бродским в поэтических произведениях, раскрывает ситуации, отражаемые в авторской картине мира, и выявляет особенности видения мира и «мироощущения» в разные периоды жизни.
Мы предположили, что изменение словаря частотных глаголов в до- и послеэмиграционныи периоды творчества автора может дать некоторое представление об изменении его динамической картины мира.
Глагол как особый языковой знак
В качестве основных компонентов содержательной структуры слова обычно выделяют отношения между формой слова, предметом (денотатом, референтом) и понятием (смыслом, сигнификатом). Эти способы существования знаний в ментальности человека взаимосвязаны. С одной стороны, они противопоставляются как «целостное» и «структурированное», «индивидуальное» и «всеобщее», «конкретное» и «абстрактное» (об этой анти-номичности знаний см. подробнее в [71:185]). С другой стороны, они дополняют друг друга: понятие выступает как «смысловой каркас» представления, его абстрактная содержательная основа, а представление являет собой реальное существование. И в слове эти два способа существования знаний связываются с их наименованием (см. подробнее в [18:56]).
Языковой знак глагол занимает особое место в языке. Слово глагол многозначно и сложно, оно имеет множество коннотаций. Глагол значит слово, а слово является частью речи человека (ср. у И. Бродского: От человека вам остается часть речи).
В старославянском языке лексема глагол имела два значения: 1. Слово, речь; 2. Вещь, событие (Старославянский словарь).
В «Российской грамматике» М.В. Ломоносова глаголом именовалось слово, речь.
В древнегреческом языке, отмечает Ю.С. Степанов (Константы), наличествовали три основных термина для понятия глагол: «слово как таковое, соединение звуков и смысла; слово главным образом со стороны содержания, смысла», поэтому часто — «речь»; слово — Логос. Греческое слово логос первоначально означает «слово» как со стороны внешней формы, так и содержания, а также «связную мысль» — рассуждение.
Место посредника, как считает С.Н. Трубецкой, между греческой философией в аспекте логоса и глубоко отличающимся от него логосом евангельского учения (у Иоанна Богослова) заняла система иудейско-греческого философа Филона Александрийского, который считал, будто «единое, сверхразумное божество познаваемо только в состоянии экстаза. Соединение идеи экстаза с идеей познания божества возвращает нас к доисторическому индоевропейскому представлению о том, что человек в состоянии экстаза, а это — обычно жрец, прорицатель, поэт, — общается с богами и тогда его голосом вещают боги» [С.Н. Трубецкой. Цит. (Константы)]. Следовательно, человек (в нашем случае поэт), воспринимающий Божье Слово, — особый, отмеченный Богом, и для него Слово — дар, знак Бога.
Подобное отношение и понимание поэзии присуще Иосифу Бродскому: «Поэзия ... — это высшая форма существования языка, это устремление языка вверх — или в сторону — к тому началу, в котором было слово» [27:71]. Подробнее в параграфе 3 данной главы.
Таким образом, в представлениях и учениях о Слове-Логосе, по мнению исследователей, слились три потока: языческие индоевропейские представления о «гласе Бога», вещающем через уста смертного человека; греческие философские учения о логосе; евангельское учение об откровении. В Евангелии говорится, что Слово было от начала у Бога и к Богу, и Бог был Слово. Последнее мы понимаем как признание Евангелием сверхзначимости Слова как факта возникновения человеческой речи и языка в целом. С развитием философии логос становится все более отвлеченным. Природа вещей, «сущность» отличается от того, что является человеку, то есть от «явления».
По Локку, слово есть чувственно воспринимаемый знак мысли. Поскольку мысль нельзя ни воспринять, ни передать непосредственно через ощущения, то, чтобы это сделать, ее нужно облечь в воспринимаемые органами чувств знаки [102:628].
По мнению создателей «Всеобщей универсальной грамматики», язык существует для того, чтобы человек мог выражать свои мысли при помощи знаков-слов. Наиболее существенное различие между словами состоит в том, что одни из них обозначают предметы мысли, а другие — ход мысли. К первому типу слов относятся субстантивы, артикли, местоимения, предлоги, причастия и наречия; ко второму — глаголы. «Авторы грамматики приходят к мысли, что в процессе речеобразования единицы смысла, единицы сознания, духа подвергаются кодированию в единицах речи, которые осуществляются в соответствии с общими законами, вытекающими из природы языка» [42:53-54].
Взгляды о нерасчленимости означаемого и означающего как сторон языкового знака были высказаны А. Потебней (1905, 1913), П. Флоренским (1922) и другими учеными.
По классическому семиотическому треугольнику Ч. Морриса языковой знак рассматривается на трех уровнях: 1) с точки зрения семантики (отношение знака к объекту — денотату); 2) с точки зрения синтактики (отношение знака к другим знакам); 3) с точки зрения прагматики (отношение знака к тому, кто его использует — говорящему) [121:80].
Окказиональные образования в поэтических произведениях Иосифа Бродского
Язык выполняет функцию объективации индивидуального человеческого сознания, так как является одним из элементов общей модели мира. «Анализ тезауруса, его семантики, системных связей — основной источник изучения созданной художником слова модели мира как следствие поиска адекватных номинаций для уникальных комплексов слов» [186:4].
Художественный текст является материальным выражением поэтического мира автора, с помощью чего определяется художественная, авторская, поэтическая концепция мира.
Поэт «творит свое выражение бытия, рядом с миром природы - свой второй измышленный мир» (выделено нами — И.С.) [205:17]. Именно поэтому индивидуальное авторское словотворчество издавна привлекало внимание исследователей. Оно интересно тем, что добавляет нечто новое к языковой картине мира, является отражением текстовой картины мира. И, конечно же, имеет отношение к динамической картине мира, так как дает названия новым ситуациям, не названным в языковой картине мира.
Традиционно в лингвистической литературе «авторские художественные новообразования» [124:18] называют термином «окказионализм», так как «это речевая реализация возможностей языковой системы, противоречащая традиции и норме употребления» [112:78]. Наряду с ним используются также и другие общепринятые обозначения: неузуальные, авторские слова, авторские неологизмы и т.д.
А.Г. Лыков указывал: «Окказиональность — это языковое проявление того, что могло бы быть в языке, но чего нет во всеобщем употреблении» [112:78].
Окказиональность связана с ненормативностью, нарушением в речи. Так, в «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой понятие «окказиональный» трактуется как «не узуальный, не соответствующий общепринятому употреблению, характеризующийся индивидуальным вкусом, обусловленный специфическим контекстом употребления» (СА). Мы принимаем наиболее, с нашей точки зрения, распространенное и емкое определение окказионализма, предложенное Н. Фельдман: «Окказионализмы — необычные слова (курсив наш — И. С), существующие лишь в определенном контексте, сохраняющие свою новизну и свежесть и, как правило, художественную ценность вне зависимости от реального времени своего создания» [192].
Вместе с тем такая трактовка окказионализма явно недостаточна, ибо в числе языковых средств, используемых автором, выступают «неправильности» в самом широком смысле (подробно в [203]). При этом речь идет не только о словообразовательных новшествах, но и об окказиональной сочетаемости. На наш взгляд, это явления разных языковых стратумов, но одной природы, так как в тексте соединяются системно несовместимые единицы.
Процесс создания таких индивидуально-авторских инноваций является процессом уникального словотворчества, или «словопроизводства», если использовать терминологию Н.М. Шанского, который различал «словообразование» как создание новых слов «языкового стандарта, возникших на базе различных слов или словосочетаний слов того же языкового стандар та», и «словопроизводство» как образование новых слов «языкового стандарта, возникших на базе вербоидов, словных окказионализмов, лексических индивидуально-авторских новообразований, прикрепленных первоначально к определенной ситуации и контексту» [210:10].
Выявленные в текстах новообразования можно назвать авторскими словами, так как они неразрывно связаны со своим контекстуальным окружением (см. подробнее в [41]) и не существуют вне его, не вошли в лексическую систему языка и не зафиксированы в «Словаре эпитетов», «Словаре ассоциативных норм» или «Словаре сочетаемости слов русского языка».
Данные новообразования не обладают известной самостоятельностью, воспроизводимостью, которые Н.М. Шанский признавал «одними из важнейших признаков слова» [210:11]. Поэтому окказиональные новообразования трудно отнести к той или иной лексико-семантической группе или можно сделать это лишь условно.
Хотя В. Полухина отрицает факт создания И. Бродским новых слов [223:178], мы, исследуя глагольные единицы в поэзии И. Бродского, убедились, что автором используются различные типы окказионализмов. И. Бродский отказывается от «лексического авангардизма», создавая свою «поэзию из гула русского языка» [201].
Е.А. Земская, классифицируя авторские образования, отличающиеся от узуальных, предлагает различать их по следующим критериям: а) по форме; б) по содержанию; в) по форме и содержанию [59:172-214].
Большинство «неправильностей» Бродского отражают динамику языка, которая прослеживается на уровне слова, словосочетания и предложения, Такой подход дает нам возможность среди новообразований поэта выделить окказиональные глаголы и окказиональные глагольные фреймы. На уровне слова мы различаем формо- и словотворчество, то есть выделяем морфологические и лексические окказионализмы, на уровне словосочетания — семантические и синтаксические авторские образования, на уровне предложения - синтаксические и фразеологические окказионализмы.
При этом, вслед за Эр. Ханпира [203], под морфологическими окказионализмами мы понимаем такие словоформы, которые не зафиксированы в языке и обладают низким уровнем потенциальности (ср: восхить (от восхитить) (здесь и далее см. Приложение 1).
Лексические окказионализмы — новые окказиональные слова, которые являются результатом авторского словообразования (напр., квадра-титъ, возгнать и др.). Встречаются случаи замены И. Бродским нормативных глаголов авторской формой (ср.: воспрястъ вместо воспрянуть). Их мы тоже относим к лексическим окказионализмам, а не морфологическим, так как инфинитив в русском языке признан словарной формой глагола.
Семантические окказионализмы — такие лексические единицы, в которых присутствует изменение или расширение значения слова (напр., забуревать - становиться пьяным, а не бурым и другие).
Синтаксические окказионализмы — авторское образование с окказиональным управлением, которое есть факт увеличения синтаксической валентности (напр., маятник раскачивался мальчиком во сне).
Общая характеристика частотного словаря глаголов в контексте динамической картины мира
Составив словарь, мы выявили, что мироощущение и мирооценка у поэта меняются с годами. Об этом свидетельствуют изменения состава ядра словаря и/или частота употребления глагольных лексем во второй и третьей частях словаря (см. таблицу 3.3).
Принцип познания мира через движение — один из основных принципов творчества И. Бродского доэмиграционного периода. Вероятно, именно этим объясняется самая высокая частота употребления глагола идти, который является представителем группы глаголов движения.
Тема движения раскрывается прежде всего как перемещение в пространстве, «путешествие» и является одной из программных тем, на что уже обращали внимание исследователи творчества И. Бродского (в частности, С.Н. Лобода [100]). Можно предположить, что движение для И. Бродского в наибольшей степени концептуально. Доказательством вышесказанного служит употребление поэтом всех глаголов семантического поля движения (181 лексема).
Движение у И. Бродского не осложнено в большинстве случаев начальными и конечными точками, целями и последствиями. Не ограниченное начальной и конечной точками движение есть определенная модель мира, которая ассоциируется с незамкнутым пространством, с простором. И хотя движение-перемещение в основном происходит по горизонтали, что логически вытекает из заповедей акмеистов, влияние которых испытывал И. Бродский в раннем творчестве, оно в поэзии автора может быть и вертикальным. Например:
Пурга свистит....
Зрачок идет ко дну в густой ночи. (Пришла зима) Дефразеологизация известного оборота является основой метафоры. Дно — нижний предел - это конечный пункт, и жизни в том числе. За ним — Тьма. Маркером Тьмы является густая ночь.
Очутившись в ночи, в темноте, человек утрачивает способность видеть: Слепые блуждают ночью.
(Стихи о слепых музыкантах) Второй по частотности употребления в доэмигрантской поэзии И. Бродского глагол смотреть. Зрение поставляет нам огромную часть информации о внешнем, предметном мире. Поэтому глаголы восприятия смотреть (глядеть) — видеть частотны в произведениях И. Бродского.
Глагол смотреть принято толковать через компонент направлять взгляд [5:101], то есть двигать глазами с целью увидеть что/кого-либо. Следовательно, можно утверждать, что семантическое поле движения пересекается с полем глаголов зрительного восприятия. Как и двигаться, смотреть/глядеть можно:
а) в определенном направлении,
б) из какой-либо точки,
в) на какой-либо объект,
г) определенным образом.
Например: по
а) Бог смотрит вниз, а люди смотрят вверх... (Два часа в резервуаре)
Окна смотрят на север (Воротишься на Родину. Ну что ж...)
б) Но тень еще глядит из-за плеча в мои листы... (Новые стансы к Августе)
в) В провалах алтаря зияла ночь.
И я - сквозь эти дыры в алтаре смотрел на убегавшие трамваи, на вереницу тусклых фонарей.
(Остановка в пустыне)
г) Православные! Это не дело.
Что вы смотрите обалдело?!
(Речь о пролитом молоке) Сразу следует обратить внимание на то, что очень часто в поэзии И. Бродского рядом стоящие в частотном словаре глаголы соприкасаются своими фреймами. Например, глагол движения, перемещаясь по вертикальным синтаксическим полям, приобретает иное значение при переходе на периферию поля глагола зрительного восприятия смотреть. Например:
Вот я стою в распахнутом пальто, И мир течет в глаза мои сквозь решето... (Новые стансы к Августе) Анализируя вторую часть словаря глаголов в поэзии И. Бродского, мы обратили внимание на то, что в сумме частота употребления синонимической пары смотреть — глядеть выше (171) по сравнению с лексемой видеть (100). Возможно, это связано с тем, что в семантике глагола видеть присутствует активное начало (результат), а в семантике глагола смотреть - пассивное.
В доэмиграционный период творчества поэт концептуализирует мир как движение, ибо движение соответствует жизни (реализация концептуальной метафоры жизнь — движение).
Динамика у И. Бродского позитивна, к статике же, на наш взгляд, отношение у поэта отрицательное.
