Содержание к диссертации
Введение
Глава первая П.Б. Струве - редактор-издатель журнала «Русская Мысль» С. 37
Глава вторая Литературно-философский контекст и периоды внутренней истории журнала С. 95
1. «Метод» Ю.И. Айхенвальда (1907-1908) С. 96
2. «Религиозный революционизм» Д.С. Мережковского (1909) С. 118
3. «Академичность» В.Я. Брюсова (1910-1912) С. 139
4. «Литература и эстетика» Л.Я. Гуревич (1913-1914) С. 178
5. С.Л. Франк: непосредственный и цельный опыт «живого знания» (1914-1918) С. 202
Глава третья Полемика - форма осуществления редакционной программы С. 243
Заключение С. 283
Библиографический список С. 298
Приложение «Русская Мысль»: состав ближайших и постоянных сотрудников журнала (1907-1918). Аннотированный индекс имен С. 351
- П.Б. Струве - редактор-издатель журнала «Русская Мысль»
- «Метод» Ю.И. Айхенвальда (1907-1908)
- «Религиозный революционизм» Д.С. Мережковского (1909)
- Полемика - форма осуществления редакционной программы
Введение к работе
Журнал «Русская Мысль» (М.; СПб., 1880-1918; София, 1921; Прага-Берлин, 1922-1923; Париж, 1927) - «ежемесячное литературно-политическое издание», одно из самых значительных явлений научной, философской, общественной и художественной жизни России и русского зарубежья. Основанный В.М. Лавровым как славянофильский орган журнал первые пять лет редактировался С.А. Юрьевым. В последующие два десятилетия направление «Русской Мысли» было либеральным, ею управлял триумвират в лице издателя В.М. Лаврова, фактического редактора В.А. Гольцева и соредактора М.Н. Ремезова1.
С 1907 года и до закрытия большевиками2, затем возобновленный в эмиграции3, в период редакторства П.Б. Струве, журнал неизменно следовал своей «программе», «твердо проводя идею национальной русской культуры и уделяя всего больше места вопросам и темам, связанным с высшими стремлениями и ценностями человеческого духа» (РМ. 1918. Кн. 3-6. С. I)4. По признанию многих современников, именно в последнее десятилетие выпуска в России «Русская Мысль» была лучшим и авторитетным периодическим изданием в духовной жизни общества.
Предоставим слово С.Л. Франку: «<.. .> «Русская Мысль» - орган мысли П.Б. и идейного кружка его единомышленников (курсив мой. - А.Г.) — стал бесспорно самым интересным и идейно значительным из русских толстых журналов, за которым не мог угнаться ни солидный, но скучно-бесцветный либеральный «Вестник Европы», ни народническое «Русское Богатство», со смерти Н.К. Михайловского утратившее значительную долю своего интереса»5. Критик, журнальный обозреватель и секретарь «Аполлона» Евг. Зноско-Боровский в 1911 году признал: «После прежде рассмотренных журналов, особенно приятно отметить, что «Русская Мысль» является действительно литературным изданием,
е котором литература не приносится в жертву ничему постороннему (курсив мой. - А.Г.), занимает вполне определенное, самостоятельное и почетное, место и едина в отделе критики и беллетристики. <.. .> «Русская Мысль», несомненно, единственный в России журнал, каждую книжку которого ждешь с горячим нетерпением и каждую страницу прочитываешь со спокойным удовольствием»6. Л. Троцкий в марте 1914 г. в статье «Судьба толстого журнала» попытался сформулировать политическую платформу «Русской Мысли»: «Это, в сущности, единственный толстый журнал, который не просто живет автоматической силой идейной инерции, а действительно стремится вырабатывать «новые ценности»: национально-либеральный империализм на консер-вативной религиозно-философской основе» .
Материалы «Русской Мысли» отражают важнейшие интеллектуальные процессы и литературно-художественные искания 1900-1910-х годов. Это история и судьба русского либерального консерватизма, «веховские» идеи, развитие русской и западноевропейской философии, науки, религиозные аспекты русской литературы, литературные течения - символизм, акмеизм, неореализм и др. Как редактор Струве явился «примиряющим средоточием для людей совершенно разнородных интересов и духовных типов»8. Ближайшими сотрудниками журнала в разные годы были: А.А. Кизеветтер (соредактор в 1907-1910 гг.), С.Л. Франк, А.С. Изгоев, Ю.И. Айхенвальд, Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, В.Я. Брюсов, Л.Я. Гуревич, В.И. Вернадский, С.А. Котляревский, Е.Н. Трубецкой, A.M. Рыкачев и другие.
Личность Петра Бернгардовича Струве (1870-1944) настолько многогранна и универсальна, что трудно даже сказать, в какой области - науки, культуры, общественной деятельности, государственного дела - он проявил себя в большей степени. Не вызывает сомнения то, что «Петр Бернгардович соединял в себе два разнородных, противоречивых начала: он был одновременно и в одинаковой степени и мыслителем, и деятелем, и даже, более того,
энциклопедистом-ученым, пытливым изыскателем, кропотливым собирателем фактов и в то же время страстным, страстно-принципиальным и принципиально-страстным борцом»9.
Биография и труды Струве10, особенно сегодня — в России, привлекают к себе немалый исследовательский интерес историков, философов, социологов, экономистов, политологов11: перед ними вырастает фигура большого исторического масштаба и огромной культурной памяти, зачинателя, протагониста и критика многих идейных движений конца XIX - первой трети XX века.
Струве был основателем и теоретиком «легального марксизма» в 1890-е годы, автором Манифеста РСДРП (1898), инициатором движения от марксизма к идеализму, левым либералом и политическим эмигрантом - редактором «Освобождения», правым либералом и членом ЦК партии кадетов (1906-1915), депутатом II Государственной Думы, редактором-издателем журнала «Русская Мысль», действительным членом Российской Академии наук по политической экономии и статистике (1917), создателем «Лиги русской культуры», активным деятелем «белого движения», политической и культурной жизни русской эмиграции.
Близко сотрудничали со Струве или вступали в полемику с ним марксист В.И. Ульянов (Ленин), экономисты - А.И. Чупров, М.И. Туган-Барановский, философы - С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, юристы -В.А. Маклаков, В.Д. Набоков, государственные деятели - П.А. Столыпин, А.В. Кривошеий, главком Русской Армии барон П.Н. Врангель, митрополит Антоний (Храповицкий), писатели и поэты - Д.С. Мережковский, В.В. Розанов, И.А. Бунин, М.А. Волошин, В.Я. Брюсов... Этот перечень можно продолжить и дальше.
Как философ Струве задал «парадигмы социально-политического самоопределения» «русскому духовному ренессансу»12. Он развенчал марксизм, начал проповедовать национальный либерализм и вывел формулу либерального
консерватизма, определив ее смысл и генеалогию в русской мысли. Кроме того, Струве сделал немало для религиозного возрождения в духовном плане. В «Надгробном слове о. Сергия Булгакова на погребении П.Б. Струве» 29/16 февраля 1944 года читаем: «...нам суждено было стать предтечами духовного возвращения блудных сынов в лоно Отчее в кругах русского просвещения. Призыв к этому возвращению стал тогда жизненным делом численно немногих крестоносцев, которые подняли крест борьбы с духовным равнодушием и предрассудками, царившими в образованных кругах. И, — увы! - количественным успехом не увенчалось наше дело, до времени мы были сметены насилием воинствующего безбожия, однако духовная битва была дана и остается незабываема. Да будет же не забыто, что в первых рядах крестоносцев стоял ты, со всей независимостью и бесстрашием мысли, тебе всегда и во всем свойственной »13.
Петр Струве был выдающимся издателем, редактором многих периодических изданий в России и эмиграции. Самыми крупными его проектами являются журналы «Освобождение», обновленная им «Русская Мысль», газеты «Возрождение», «Россия», «Россия и Славянство». Редакционно-издательская деятельность Струве, частично затронутая в работах по идеологии либерализма14, литературе русского зарубежья15, после долгих лет забвения на родине начинает привлекать пристальное внимание историков русской религиозно-философской печати, эмигрантской периодики, журналистики16. Издания Струве символизируют важные вехи идейно-политической истории, судьбы России17.
Среди журнальных типов Серебряного века «Русская Мысль» Струве занимает особое место. Ее можно расположить в ряду классических русских «толстых» журналов («Русское Богатство», «Вестник Европы», «Современный Мир»), изменившихся «под влиянием общественных потребностей»18, и рядом с группой «журналов-манифестов, посвященных преимущественно литератур-
ным и эстетическим проблемам» («Мир Искусства», «Новый Путь», «Весы», «Золотое Руно», «Аполлон», «Труды и Дни»), Сохраняя в себе многие признаки и структуру первых (беллетристический отдел, научные статьи, критику, библиографию, внутренние и иностранные обозрения), «Русская Мысль» по-
ОС)
шла по пути трансформации издания «обычного русского типа» . Так был создан новый вид «толстого» журнала, в котором слились русский публицистический ежемесячник, утративший идеологическую монолитность, и европейский журнал-обозрение.
В годы первой русской революции Струве издавал в Петербурге теоретический журнал «Полярная Звезда» (1905-1906). Это был малоформатный еженедельник европейского типа, в котором обсуждались текущие проблемы политики, анализировался процесс перехода России от самодержавия к конституционному строю. Просуществовала «Полярная Звезда» всего три месяца и была закрыта по инициативе властей судебным решением. Ее на короткое время сменил новый еженедельник «Свобода и Культура» (1906), почти идентичный старому по характеру публикаций, но имевший меньший успех в читательской аудитории. «При ближайшем участии Петра Струве» формальным редактором его был С. Франк. На деньги И.Д. Сытина Струве редактировал также и ежедневную газету «Дума» (27 апреля - 13 июня 1906 г.), освещавшую парламентские события.
Как отметил Р. Пайпс, «Струве намеревался сделать Русскую Мысль главным распространителем появлявшихся на Западе политических и культурных идей. При этом, как и во всех изданиях, редактируемых ранее, он проводил четкое разграничение между политикой и культурой»21. Это означало, что политические статьи были трибуной его праволиберальной позиции, а по отношению к материалам культурным - литературным произведениям, текстам по философии, религии, истории, экономике, праву и т. д. - была им допущена «крайняя интеллектуальная терпимость». С этим не в полной мере можно со-
гласиться. «Русская Мысль» не занималась чистой пропагандой западных культурных идей, а взращивала национальную культуру. Литературное содержание «Русской Мысли» определялось идейной позицией редактора, и те рукописи, которые ей в корне противоречили, отклонялись («Петербург» А. Белого, статьи А. Блока и т.д.).
По прошествии многих лет сами политические споры превращались в событие культурной жизни отошедшей эпохи. И в другой ситуации, уже в эмиграции, Струве предложил редакторам «Современных Записок» упразднить журнальный подзаголовок - «общественно-политический». Он назвал четыре самых крупных печатных органа в истории России и ее диаспоры - «Вестник Европы», «Отечественные Записки», «Русскую Мысль», «Современные Записки» (отчасти и «Современник», «Русское Богатство», «Русский Вестник») -«журналами русской культуры»22.
Еще в конце 1906 года Струве вел переговоры с редактором-издателем «Вестника Европы» М.М. Стасюлевичем об объединении «Русской Мысли» с его журналом: «Мне думалось тогда, что нет оснований для независимой и в то же время национальной русской либерально-демократической мысли иметь два органа и что наступило время их слить в некую единую духовную силу»23. Название предполагалось быть весьма эмблематичным: «Вестник Европы и Русская Мысль». Но «обстановка еще не созрела», и плану этому не дано было осуществиться.
Предтечами «Русской Мысли» Струве были издания, стремившиеся преодолеть наследие революционно-демократической журналистики и открыть дорогу религиозному возрождению: «Северный Вестник» (1891-1898), «Мир Искусства» (1899-1904), «Новый Путь» (1903-1904), «Вопросы Жизни» (1905). Отказ от наследства шестидесятников в них был не простой идейной декларацией, а коренной трансформацией типа журнала, сложившегося при Н.А. Некрасове, Н.Г. Чернышевском, М.Е. Салтыкове-Щедрине («Современник» и
«Отечественные Записки»).
«Северный вестник» Л.Я. Гуревич и А. Волынского изменил своему народническому направлению и декларировал модернистскую эстетику, творчество символистов24. Журнал «Мир Искусства» выступил против «передвижничества», академизма в живописи за свободное искусство модерна. Он совмещал в себе художественно-изобразительные и литературные материалы, печатая произведения символистов и философскую критику Д.В. Философова, Д.С. Мережковского, В.В. Розанова, Л. Шестова25. Несмотря на редакционный спор между «мирискусниками» и литераторами (Дягилев и Философов), объединяло их общее стремление, дух своего времени — все они пытались преодолеть утилитарное, позитивистское мышление, вступали на путь возврата к вере че-рез эстетизм. «Путь через искусство был новым» , - писал о. Г. Флоровский, характеризуя духовную атмосферу «начала века» в ее стремлении к религиозному творчеству.
«Религиозно-философские собрания» интеллигенции и духовенства, проводившиеся с 1901 г., предвосхитили журнал «Новый Путь» (там публикова-лись их «Записки») и последовавшие за ним «Вопросы Жизни» . Оба издания сочетали либерализм с неохристианством, являясь, по сути, первыми в России светскими журналами, в которых печатались рядом религиозно-философские сочинения, религиозно-общественная хроника и художественные произведения, литературная критика и публицистика. Один журнал был вдохновлен Д.С. Мережковским и З.Н. Гиппиус, другой - С.Н. Булгаковым и Н.А. Бердяевым. Мережковский терял свое редакционное влияние в «Новом Пути», идейно оправдывая «религиозную общественность». Его оппоненты из «Вопросов Жизни» «попытались поставить религиозные принципы «Нового Пути» на твердую философскую основу» .
Эти журналы сблизили «две разнородные группы интеллигенции»29: среду «богоискателей», преимущественно из поэтов-символистов (Д. Мереж-
ковский, 3. Гиппиус, В. Розанов, Н. Минский, В. Иванов, Ф. Сологуб, А. Блок, Г. Чулков) и кружок «идеалистов», прошедших через марксизм (Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк). Большинство авторов «Нового Пути» и «Вопросов Жизни» в дальнейшем постоянно печаталось в «Русской Мысли» Струве, но сам факт их тесного сотрудничества под одной обложкой произошел впервые в 1904-1905 гг. и был очень показательным: «философское сознание» в обретении веры вступило в сложный диалог с художественным прозрением.
Религиозно-философская доминанта «Русской Мысли» отличает ее от других самых известных и продолжительно выходивших периодических органов начала XX столетия.
При всем новаторстве журнала «Весы» (1904-1909) как «академии русского символизма», представленности в нем «вершинных достижений современной поэзии в таком количестве и в такой продуманной и организованной подаче», «единая философско-эстетической платформа» на страницах издания только вырабатывалась30. А. Белый и В. Иванов тяготели к религиозной мистике. Но В. Брюсов, признанный вождь журнала, «чуждался религиозной идеологии, и его «мистика» была лишена религиозного содержания и облечена в позитивистскую форму»31.
«Аполлон» (1909-1917) никогда не был органом религиозных философов. Журнал помещал подборки стихов, статьи по эстетике, художественной критике, истории живописи, музыки, отзывы о новых книгах, спектаклях, выставках, изобразительный материал. «Структура, журнальная форма, репертуар «Аполлона», как и состав его участников, во многом повторяли «Мир Искусства». Но тип творчества, выдвинутый «аполлоновцами», отличался от мирис-куснического <...>. Литературный отдел «Аполлона», намеренно многоплан-ный и весьма пестрый, запечатлел последний этап символистской эстетики и творчества и оформление нового течения - акмеизма»32.
«Русская Мысль» несет в себе определенные черты научного, специально-
го издания. Это касается, прежде всего, материалов по проблемам религиозной философии. Ни один из «новых» или «старых» литературных ежемесячников, начиная с 1907 года, не помещал на своих страницах такого большого числа и высокого уровня научных статей по философии и религии, как «Русская Мысль». Этим своим качеством она не уступала специальным изданиям по философии - «Вопросам философии и психологии» (1889-1918), «Критическому Обозрению» (1905-1909), «Логосу» (1910-1914), «Запискам Санкт-Петербургского религиозно-философского общества» (1908-1916), непериодическим сборникам «Новые идеи в философии» (1912-1914); и тем более превосходила научно-популярную периодику: «Журнал Министерства народного просвещения» (1834-1918), «Мысль» (1910), «Просвещение» (1911-1914), «Научную библиотеку. Отдел философский».
Редакция «Русской Мысли» проводила строгий отбор научных статей. С.Л. Франк, публиковавшийся во всех основных философских органах, в одном из внутренних редакционных отзывов указывал, что «"Русская Мысль", не будучи специальным философским журналом и будучи в состоянии помещать лишь немногие статьи по философским вопросам, естественно может предоставлять на своих страницах место лишь наиболее объективным и, по сужде-нию редакции, удачным характеристикам философских направлений...» .
Журнальный контекст «Русской Мысли» по праву может быть объектом литературоведения, культурологии, журналистики, философии, политологии, семиотики, информатики. В трудах по истории русской печати этот журнал не раз был и будет упомянут34. Но не вызывает сомнений, что «Русская Мысль» имеет свое литературное содержание, огромный пласт беллетристики, стихотворных произведений, литературно-критических работ.
Сложность исследования «Русской Мысли» заключается в определении специфики этого издания и выработке особого подхода к его изучению в основополагающих аспектах: библиографическом, историко-литературном в соче-
тании с теорией и историей журналистики. В случае с этим журналом комплексное исследование невозможно и без дополнительного историко-философского плана. Постоянное взаимодействие двух начал в «Русской Мысли» - литературного и религиозно-философского - актуализирует проблему целостного освещения материалов этого издания.
Взаимодействие, сближение литературы и религиозной философии, при всем отталкивании друг от друга их конкретных представителей, разность путей и целей отличают Серебряный век русской культуры. Постоянный «инициатор» этого сближения Н.А. Бердяев писал: «Очень быстро художественно-эстетический ренессанс приобрел у нас окраску мистическую и религиозную. Хотели выйти за пределы искусства и литературы. И это было характерно русское явление»35. Неслучайно символизм как литературное течение претворился в религиозное миросозерцание, «мистическую» словесность (А. Белый, В. Иванов).
Культурный ренессанс не был в высоком смысле слова религиозным. В начале XX века в России возникло знакомое прежде западным культурам явление -религиозная философия. Протоиерей Г. Флоровский назвал ее «особым типом исповедания и делания»36. Подготовлена она была умственным движением 1840-х годов с его опорой на немецкую классическую философию, творчеством А. Хомякова, Ф. Достоевского, В. Соловьева, Н. Федорова, Л. Толстого, кризисом сознания русской интеллигенции, критикой официального православия, преодолением утилитарной мысли.
Историки и живые свидетели русского ренессанса (Н. Бердяев, Н. Лос-ский, С. Франк, о. В. Зеньковский, С. Левицкий и другие) увидели в нем две «формации» - «эстетствующих» и «философов» . В философских, религиозных исканиях поэтов было больше интуитивных прозрений, жизнетворчества, авторской мифологии, апокалиптических настроений. Они приближали «очистительный огонь» революции, понимая ее как возмездие. Профессиональные
философы, уже пройдя через ницшеанские и марксистские идеи, призывали к трезвости мысли, философской культуре, религиозной терпимости и законности, в случае отказа от этого предрекая неизбежность революционной катастрофы. Проблема взаимоотношений и взаимовлияний «поэтов» и «философов» в культуре 1900-1910-х годов и, в частности, в «Русской Мысли», представляется нам достойной глубокого изучения.
Актуальность контекстуального исследования журнала в аспекте синтеза идей, «общей судьбы» литературы и философии на вполне определенном историческом рубеже не вызывает сомнений. Однако нельзя не учитывать большую сложность рассмотрения с точки зрения науки двух разнородных объектов и методов их анализа. «Систематическому описанию литературно-философской истории «серебряного века» препятствуют немалые обстоятельства», - предупреждает К.Г. Исупов, относя к ним «стирание традиционной границы между профессиональной философией и литературным трудом», разделение «мистической» словесности и религиозной философии, «изощренные формы» «посягання идеологии на литературу» .
Нельзя не видеть, какое влияние оказывали текущий политический процесс, «общественное мнение» на литературное и философское творчество. Литературная история «Русской Мысли» была политически окрашенной, беллетристика и литературная критика поднимали общественные вопросы. Литература в журнале предсказывала и была пророческой. Политическая борьба шла за наследство и духовный смысл русской литературной классики (материалы о Герцене, Толстом, Достоевском, славянофилах и западниках, народничестве и др.). Философская полемика в «Русской Мысли» была в широком смысле литературной и общественно-политической.
Выбранный ракурс исследования этого журнала позволяет увидеть многообразную картину политических, исторических, естественнонаучных и других материалов, однако не предполагает их непосредственного описания. Эту цель
преследовал регистрационный этап работы над «Русской Мыслью», в ходе которого как можно полнее было раскрыто содержание журнала39.
Единственно верный, профессиональный путь изучения периодического издания - это первоначальное создание указателя его содержания, который дает возможность характеризовать печатный орган в его целостности, с особой тематикой и журнальной формой. Вместе с более многосторонним изучением журнала как целого, его отделов, с появлением указателя перед исследователями открывается возможность рассматривать конкретный журнал в сопоставлении с другими изданиями, среди журнальных типов эпохи, как часть единого процесса культуры.
Русская журналистика начала XX века нуждается в более полном библиографическом описании. Сведения, почерпнутые из текущих, ретроспективных библиографических словарей, сводных указателей статей из русских газет и журналов за определенные отрезки времени — не в состоянии всецело охватить содержание периодического органа, его журнальный контекст. Обычно подобные библиографические пособия дают немало ложных и сомнительных сведений, не позволяют учесть большинство малых материалов - рецензий, объявлений, опечаток, редакционных уведомлений, «списка книг, поступивших в редакцию». Яркий пример библиографической ошибки, кочующей из одного источника в другой, - указание на безусловно первую публикацию пьесы Д.С. Мережковского «Павел І» в журнале «Русская Мысль» (1908. Кн.2). Читатель возьмет в руки соответствующий номер, но не найдет в нем текста драмы, который подвергся цензурному изъятию.
Основой указателя к «Русской Мысли» является, бесспорно, хронологическая роспись всех опубликованных в журнале материалов с раскрытием подлинных фамилий авторов, скрывшихся под псевдонимами. Возможно большее раскрытие псевдонимов позволяет установить реальный состав авторов, пополнить или исправить список публикаций каждого, в ряде случаев
ввести в научный оборот новый материал. Пути раскрытия псевдонимов весьма разнообразны. Это - обращение к «Словарю псевдонимов» И.Ф. Масанова, материалам самого журнала (где есть оценочные высказывания в статьях, ссылки, редакционные примечания, список ближайших сотрудников), мемуарной литературе, специальным статьям и монографиям. В процессе составления хронологической росписи «Русской Мысли» раскрыто 130 псевдонимов авторов и переводчиков, не раскрыто - 22. Временная удаленность исторического периода издания - фактор, влияющий на память культуры.
Полнота хронологической росписи, охват материалов отражают спектр содержания и специфику формы «толстого» журнала, являются вместе с тем базой для вспомогательных указателей. Чем больше их число, тем всестороннее освещаются материалы издания. Именно хронологическая роспись и вспомогательные указатели дают тот комплекс сведений, который необходим и историку литературы, и культурологу, и философу, и книговеду, и библиографу... Полистный просмотр de visu всех публикаций «Русской Мысли» дал возможность собрать материал для составления вспомогательных указателей, которые информативно дополняют хронологическую роспись, в свою очередь, содержательно раскрывая ее. Всего к журналу было составлено четыре «ключа».
В указатель авторов вошло 989 имен, в нем учтены все подписи под публикациями, и от каждого псевдонима даются отсылки к подлинным фамилиям. Этот указатель, отвечая нуждам оперативного персонального поиска, помогает выявить круг авторов «Русской Мысли», увидеть, насколько плодотворным был вклад каждого из них в развитие журнала - от единичного факта публикации до длительного сотрудничества. Например, редкостной находкой стало обнаружение авторства В.В. Набокова, напечатавшего в «Русской Мысли» стихотворение «Зимняя ночь» (РМ. 1917. Кн. 3-4).
Индекс авторов позволяет уяснить в ряде случаев процесс индивидуаль-
ной творческой эволюции, формирование общественного, литературного, философско-религиозного течения (круг авторов сборника «Вехи»). Имена «мэтров» Серебряного века соседствуют на страницах журнала с именами поэтов и прозаиков «второго литературного ряда», а то и «массовой» поэзии и прозы. Указатель авторов, среди которых В.Я. Брюсов, А.А. Блок, Д.С. Мережковский, Н.А. Бердяев, М.И. Туган-Барановский, П.П. Муратов, В.Д. Набоков, Б.Э. Нольде, В.И. Вернадский, наглядно свидетельствует об «энциклопедично-сти» журнала, постоянном стремлении редакции донести до читателя не просто интересный современный материал, но и ознакомить его с лучшими достижениями науки, литературы, культуры в масштабах России и Европы.
Указатель переводчиков, включающий 78 фамилий, отсылает исследователей к очень разным по дарованию и по времени авторам из Франции, Германии, Англии, а также Швеции, Дании, Японии; к переводным античным текстам - и в целом дает представление о серьезности отношения редакции «Русской Мысли» к вопросам перевода, показывая широкую палитру переводческих сил предреволюционной России (А. Биск, Ф. Ельяшевич, В. Брюсов, Э.К. Пименова, М.П. Благовещенская и другие).
В указателе Personalia «энциклопедичность» содержания «Русской Мысли» проявилась в обилии упоминаемых имен - деятелей истории, культуры, науки, литературы всех времен и народов. Вошли в Personalia лица, вызывавшие несомненный интерес, которые сыграли значительную роль во всех сферах жизни XIX - XX веков; в их оценках отражалась позиция редакции. При столь жестких условиях отбора указатель включает в себя 1029 имен. Для вдумчивого читателя он говорит о многом: о широкой просветительной программе журнала, ориентированного на европейские ценности, постоянном внимании к публичным запросам и вкусам, новизне и традициям.
Самый обширный из вспомогательных указателей - предметный. В нем сосредоточено 1315 позиций, красноречиво говорящих о широком тематиче-
ском охвате журналом материалов всех времен и народов: предметов, важных для религии, философии, истории русской и всеобщей, литературоведения, права, географии, экономики, статистики, образования, искусства, медицины.
Комплекс вспомогательных указателей (авторов, переводчиков, Personalia, предметов), облегчая результативный поиск, обеспечивает необходимую полноту разыскиваемой информации; не только удовлетворяет имеющиеся исследовательские потребности, но и стимулирует выдвижение новых идей и тем.
Историко-литературный аспект методологии исследования журналов был выработан несколькими поколениями ученых дореволюционного и советского времен, а также последних лет: Н.К. Козминым, М.К. Лемке, С.А. Вен-геровым, Б.П. Козьминым, В.Е. Евгеньевым-Максимовым, Д.Е. Максимовым, П.Н. Берковым, А.В. Западовым, П.В. Куприяновским, В.И. Кулешовым, И.Г. Ямпольским, Е.И. Покусаевым, В.Э. Боградом, В.Г. Березиной, Б.И. Есиным, М.В. Теплинским, B.C. Нечаевой, Б.Ф. Егоровым, Ф.Ф. Кузнецовым, В.Б. Смирновым, И.В. Корецкой, А.В. Лавровым, С.Я. Махониной, Н.А. Богомоловым и другими. В результате их деятельности сложились две жанровых разновидности специальных работ: историко-литературный очерк и историко-журналъное монографическое исследование. Первый выкристаллизовался в непременный атрибут коллективных монографий по отдельным периодам истории литературы и журналистики . Второй жанр стал редким исключением в ряду литературоведческих исследований41. Оба жанра несут в себе свой методологический и методический опыт, который крайне необходим для будущих трудов. Особое научное значение имеют публикации большого массива документов, по крупицам восстанавливающих внутрижурнальные отношения, переписку авторов и редакции, полемику42. Кроме того, специальный интерес вызывают исследования о сотрудничестве писателей, литературных критиков с тем или иным печатным органом43.
Много десятилетий в России монографически изучались, в первую очередь, журналы «Московский Телеграф», «Отечественные Записки», «Современник», «Русское Слово», «Русское Богатство». Как в дореволюционное время, так и в советский период истории исследовательское предпочтение отдавалось тем изданиям, которые поддерживали революционно-демократическое «направление» в освободительном движении. По понятным причинам, в разряд «реакционных» или «неблагонадежных» журналов попадали «Москвитянин» М.П. Погодина, «Русский Вестник» М.Н. Каткова, «Русская Мысль» П.Б. Струве, «Заветы» В.М. Чернова, Иванова-Разумника и др.
В жанре образцового историко-журнального исследования написана монография В.Е. Евгеньева-Максимова ««Современник» при Чернышевском и Добролюбове» (Л., 1936). Автор тщательно «описывает, анализирует и оценивает содержание каждого из отделов» «Современника», строго придерживаясь рубрикации, последовательности расположения материала в своих главах. Из числа сотрудников он выделяет как «литературных генералов», так и рядовых литераторов. Главенствующий методологический принцип, положенный в основу этого труда, — первичность «текста самого журнала» по отношению к другим источникам сведений о нем: периодика, мемуарная и эпистолярная литература, исторические и историко-литературные работы, неизданные документы, цензура.
В современной зарубежной русистике особый феномен «литературного журнала»44 в России был обоснован в коллективной монографии «Literary journals in Imperial Russia» (Cambridge; New York, 1997). Авторы ее - известные специалисты по истории русской литературы XVIII - начала XX столетий: Р. Магуайр, Г. Маркер, Ч. Жадкевич, У. Тодд III, Р. Белнап, В. Террас, Д. Мар-тинсен, Д. Гроссман, В. Харкинс, С. Рабинович, А. Дуркин. Тематический диапазон этого труда лишний раз подтверждает, насколько важной была роль периодики в русской «литературной жизни»: «Московский Телеграф» Н.А.
Полевого и журнальные войны 1825-1934 гг., Белинский-журналист и русская литература, история «Вестника Европы», «Дневник писателя» Достоевского -журнал 1870-х годов, «Северный Вестник»: традиционный «толстый» журнал и предтеча авангарда, Чехов и журналистика его времени, литературное содержание «Мира Искусства»... Р. Магуайру, написавшему предисловие к этой книге, принадлежит одна из самых известных американских монографий о советской литературе 20-х годов в журнале «Красная Новь»45.
Методологию изучения журнальной литературы (или «повременной словесности» - термин В. Чудовского)46 необходимо разрабатывать. Особое направление исследований намечает новый подход, рассматривающий русскую литературу как журнальный текст, необходимый и дополнительный для интерпретации художественных произведений. На страницах периодических изданий они воспринимаются в своей первозданности, вне корректировок последующего времени, авторских, издательских, цензурных. В истории текста значительных произведений художественной литературы велика роль журнальной редакции («Гражданин Уклейкин» И. Шмелева, «Алтарь Победы» В. Брю-сова, «Под знаком Девы», «Возмездие» А. Блока). Она позволяет учесть варианты, перекомпоновку циклов, авторскую датировку, снятые впоследствии подписи и посвящения, другие реалии. Типично журнальная форма бытования художественного текста - романы с продолжением, которые печатались на страницах «Русской Мысли».
В новом ключе исследует «праздничную литературу» газет и «журналов семейного чтения» X. Баран47. Его анализ пасхальной подборки стихов А. Ахматовой в «Русском Слове» убедительно доказывает, что «особый порядок расположения текстов в газете обусловливает их иное прочтение»48. В материалах «Русской Мысли» ученый выделяет поэтический цикл В. Иванова «На Оке - перед войной», не воспроизводившийся в последующих публикациях поэта49. Редакция полного (академического) собрания сочинений А. Блока в
20 томах уведомила в проспекте издания, что в последнем томе будет приведен не только состав прижизненных сборников, но и «многочисленных циклов, которые Блок публиковал в периодической печати»50.
Система материалов одного автора в журнале (стихотворения, прозаические жанры, критические выступления, переводы В. Брюсова, стихи и проза Н. Гумилева, литературная критика, повесть и поэтические подборки Н. Недоб-рово) указывает на развитие индивидуального творчества в соотнесении со спецификой издания, другими публикациями. Литературно-философский контекст «Русской Мысли» создает живую атмосферу эпохи, вовлекая художественные и философские тексты в ее культурное пространство. Так, контекстуальное единство всего лишь одной журнальной книжки «Русской Мысли» за 1917 год (Кн. 1) позволяет соотносить внешне очень далекие литературные, политические и философские явления, но внутренне соизмеримые, закономерные: пролог и первая глава поэмы А. Блока «Возмездие», драматическая поэма Н. Гумилева «Гондла», стихотворения Ф. Сологуба «В прозрачной тьме прохладный ветер дышит...», А. Ахматовой «Как белый камень в глубине колодца...», «Майский снег», статьи В. Брюсова «Эмиль Верхарн. По письмам и личным воспоминаниям», В. Иванова «Лик и личины России. К исследованию идеологии Достоевского», Н. Бердяева «Идеи и жизнь. Об отношении русских к идеям», кн. Евг. Трубецкого «Государственная мистика и соблазн грядущего рабства», рецензия А.А. Смирнова на сборник по теории поэтического языка... Как было справедливо отмечено, «материал, включенный в журнал, теряет индивидуальные оттенки и повертывается к читателю своей суммарной, типологической стороной, как в идеологии, так и в эстетических отношениях»51.
В процессе работы над «Русской Мыслью» был определен теоретический инструментарий понятий, необходимых для анализа журнала (внутренняя и внешняя история, программа, редакционная программа, литературно-философский контекст, контекстуальное единство, доминанта издания, его
функция, классификация содержания - тематическая и предметная, система материалов, их соотношение, отдел, подотдел, рубрика, обозрение, некролог, объявление, журнальная поэзия, подборка, цикл, беллетристика, журнальная форма и ее эстетика, сериализация, разбивка на части и главы, подпись, обрамление текста, журнальная полемика, цензурные изъятия, периодичность, журнальные типы эпохи и др.).
Лицо журнала - его обложка. Ю.И. Айхенвальд вспоминал в эмиграции о своем первом знакомстве с редакцией: «С трепетом увидел я в Леонтьевском переулке вывеску «Русской Мысли», самой «Мысли», которая под серовато-зеленой облоэюкой (курсив мой. - А.Г.) своих книжек предлагала мне и моим сверстникам так много желанной умственной пищи» . Формат, шрифт, расположение материалов, рубрикация создают особую эстетику формы этого журнала. Невозможно представить «Русскую Мысль» Струве без «двухстолбцового отдела» «В России и за границей», курсива некрологических строк, бергеста (мелкого петита) критико-библиографических заметок «Критического обозрения», нумерованных римскими цифрами объявлений.
Справедливо, что почти любая монография о журнале прочно ассоциируется с именем редактора, который стоит на его обложке. Е.И. Покусаев, систематически изучавший историю русских журналов в литературно-общественной жизни53, в одной из своих рецензий как-то заметил: «Как бы не специализировать монографию о журнале, она все же не может не быть одновременно и работой о литераторе, являющемся главным творческим вкладчиком журнала и тем более его руководителем <...>. Сложность здесь и в том, чтобы не допустить обособленного изучения индивидуального творчества без учета журнального идейного контекста и корреспондентского ансамбля»54.
Исследование состава, динамики ближайших и постоянных сотрудников журнала помогает выявить особенности редакционных отношений, творческих биографий и в целом рассмотреть историю издания. Изменение структу-
ры, литературной позиции, смена редактора, ближайших сотрудников - для каждого журнала имеют свой особый смысл. Так, «периодизация» «Весов» «определяется не изменением их структуры, а их литературной позицией» 5. Для «Русской Мысли» основные периоды в развитии издания тесно связаны с литературно-эстетическими позициями заведующих беллетристическим отделом и лиц, ведущих библиографию. Каждый новый «литературный редактор» определял в согласии с П. Струве литературное содержание журнала (Ю. Ай-хенвальд, Д. Мережковский, С. Лурье, В. Брюсов, Л. Гуревич, С. Франк). При этом политические и общекультурные задачи вырабатывались редактором-издателем. Философские материалы «Русской Мысли» с 1907 по 1918 годы в значительной степени редактировались С. Франком.
Изучить в преемственности и отталкивании вклад каждого из них в общее дело - задача, которая позволит выявить сложность и закономерность пути журнала и его сотрудников, редакционную программу «Русской Мысли» и ее литературно-философский контекст.
Методологическая основа. В процессе интегрального изучения журнала «Русская Мысль» 1907-1918 гг. был использован целый ряд методов: историко-литературный и культурно-исторический, функциональный и типологический, библиографического описания и моделирования.
В работе над «Русской Мыслью» обобщен и развит методологический опыт историко-журнальных исследований: Н.К. Козмина, М.К. Лемке, С.А. Венгерова, Б.П. Козьмина, В.Е. Евгеньева-Максимова, Д.Е. Максимова, П.Н. Беркова, А.В. Западова, П.В. Куприяновского, В.И. Кулешова, И.Г. Ямполь-ского, Е.И. Покусаева, В.Э. Бограда, В.Г. Березиной, Б.И. Есина, М.В. Теплин-ского, Ф.Ф. Кузнецова, Р. Магуайра, B.C. Нечаевой, Б.Ф. Егорова, В.А. Твардовской, Э.Г. Бабаева, В.Б. Смирнова, И.В. Корецкой, А.В. Лаврова, М.Г. Петровой, X. Барана, У. Тодца III, Д. Гроссмана, С.Я. Махониной, Н.А. Богомоло-
ва и других. Особо выделены принципы журнальной типологии, междисциплинарного и контекстуального изучения, первичности текста самого журнала по отношению к другим источникам сведений о нем, системного учета состава ближайших и постоянных сотрудников, авторов, произведений, жанров.
Предметом работы выступает литературно-философский контекст «Русской Мысли» 1907-1918 гг. как реализация редакционной программы журнала.
Объектом исследования являются художественные произведения в журнальной редакции, литературная и философская критика, публицистика, внутренние отзывы, полемика и редакционные взаимоотношения в журнале «Русская Мысль» 1907-1918 гг.
Диссертация построена на материалах полного комплекта журнальных книжек «Русской Мысли» за 1907-1918 годы., документов из архива редакции, мемуарных и эпистолярных источников, публикаций по истории русской литературы, истории русской журналистики, философии и культуры Серебряного века.
Цель работы — комплексное изучение журнального контекста «Русской Мысли» под редакторством П.Б. Струве и роли журнала в формировании литературного процесса, в духовной жизни России 1907-1918 годов.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
На основе проделанного регистрационного этапа работы над «Русской Мыслью» (создание указателя содержания) обозреть весь журнальный контекст в его полноте и целостности.
Определить специфику «Русской Мысли», тематическую и структурную, среди типов журналов Серебряного века русской культуры.
Осмыслить роль личности П.Б. Струве в общем руководстве «Русской Мыслью», подборе сотрудников, авторов, выработке и закреплении редакционной программы журнала, мастерство редактора, публициста и критика.
Изучить в преемственности и отталкивании в разные периоды истории
«Русской Мысли» вклад ближайших и постоянных сотрудников журнала в формирование «портфеля редакции», редактирование литературных и философских материалов.
Выявить существо идей редакционной программы «Русской Мысли» 1907-1918 годов, претворенной на страницах издания.
Рассмотреть проблему взаимоотношений и взаимовлияний «поэтов» и «философов» в создании литературно-философского контекста журнала «Русская Мысль».
7. Проследить развитие индивидуального творчества многих авторов
«Русской Мысли» в системе журнальных материалов, жанров поэзии, прозы,
драматургии, литературной критики, философской публицистики.
8. Осветить полемику, философские диалоги русских мыслителей на стра
ницах «Русской Мысли» как «лицо» журнала, редакционный замысел и как
фактор духовной жизни России.
Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые журнал «Русская Мысль» осмыслен как целостное явление литературы, журналистики, культуры 1907-1918 гг. со своей редакционной программой, литературным содержанием, религиозно-философской доминантой.
Редакционная программа исследована в комплексе идей, которые выработаны и осуществлялись редактором «Русской Мысли» П.Б. Струве и его единомышленниками в разные периоды истории издания. Литературно-философский контекст изучен как взаимосвязь литературных и философских текстов журнала, общих идейных процессов и форм времени.
Впервые подробно анализируется структура «Русской Мысли» в ее трансформации и развитии, философская полемика, которая выражает репрезентативную функцию этого печатного органа. Выявлены состав, динамика ближайших и постоянных сотрудников журнала, особенности редакционных отношений. Приведены новые факты творческих биографий многих авторов
«Русской Мысли» в системе журнальных материалов, которая указывает на развитие индивидуального творчества в соотнесении со спецификой издания. Особо подчеркнута роль журнальной редакции в истории текста значительных произведений художественной литературы («Гражданин Уклейкин» И. Шмелева, «Алтарь Победы» В. Брюсова, «Возмездие» А. Блока и другие).
Теоретическая значимость диссертации определяется системным подходом к анализу «Русской Мысли» среди литературных журналов как к «журналу русской культуры», утвердившему национал-либеральную редакционную программу. Концептуальность работы обуславливается интегральным исследованием проблем литературно-философского контекста «Русской Мысли» 1907-1918 гг., лидерства редактора журнала - П.Б. Струве, религиозно-философской доминанты издания, внутренней истории «Русской Мысли», системности авторских текстов, внутрижурнальной полемики.
Практическая значимость. Результаты проделанной работы могут быть использованы для дальнейших исследований материалов журнала «Русская Мысль», истории русской литературы и журналистики 1900-1910-х гг., истории русского религиозно-философского ренессанса, в историко-журнальных трудах, библиографиях и летописях литературных событий начала XX века.
Диссертационное исследование найдет применение в вузовских лекционных курсах «История русской литературы», «История русской журналистики», спецкурсах «Литературный журнал в России», «Журналы русского модернизма», «Журнал "Русская Мысль": литературно-философский контекст», «Философия искусства 1910-х гг.», спецсеминаре «Литературные журналы Серебряного века русской культуры».
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации излагались в докладах и сообщениях на ежегодных методологических семинарах кафедры русской литературы XX века СГУ, 6-8 Международных чтениях «Достоевский и современность» (Старая Русса, 1991-1993), научных чтениях, по-
священных 175-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского (Саратов, декабрь 1996 г.), Филологической конференции молодых ученых (Саратов, 1998), Международных научных чтениях «Чернышевский и его эпоха» (Саратов, октябрь 2000), 27 Зональной научной конференции литературоведческих кафедр университетов и педвузов Поволжья (октября 2000 г.), Республиканской научной конференции «Русский роман XX века: духовный мир и поэтика жанра» (апрель 2001), на презентации книги Ричарда Пайпса «Струве. Биография» в рамках Всероссийского семинара Московской школы политических исследований «Институт свободных СМИ» (Голицыно, 14 декабря 2001), на Всероссийском научном семинаре «А.И. Солженицын и русская культура» (Саратов, июнь 2002 г.), в межвузовской научно-практической конференции «Междисциплинарные связи при изучении литературы» (Саратов, октябрь 2002 г.), лекции в Колумбийском университете (Нью-Йорк, 10 марта 2002 г.) в качестве участника Программы Фулбрайт, на Международном симпозиуме «Л.Н. Толстой в движении времени», посвященном 175-летию со дня рождения писателя (Ясная Поляна - Тула - Москва, август-сентябрь 2003 г.) и др. Положения, выносимые на защиту:
1. «Русская Мысль» 1907-1918 гг. является литературным журналом с
ярко выраженной религиозно-философской доминантой и активно формирует
литературный процесс начала XX века. Структура «Русской Мысли» опреде
ляется соотношением элементов «журнала обычного русского типа» и евро
пейского «журнала-обозрения» в их трансформации и развитии.
П.Б. Струве - лидер журнала, творец его редакционной программы, выступает в «Русской Мысли» как соредактор, затем редактор-издатель, влиявший на литературную сферу издания.
Редакционная программа «Русской Мысли» - это, прежде всего, духовная позиция П. Струве, объединившая основных сотрудников журнала на идеях культуры, национализма, «Великой России». Термин «программа» выража-
ет два смысловых уровня: идеи, намеченные к воплощению редакцией, и позиция журнала, уже реализованная в его материалах. Эту позицию и отражает литературно-философский контекст.
4. Состав, динамика ближайших и постоянных сотрудников издания вы
являют особенности редакционных отношений, творческих биографий едино
мышленников П. Струве из земского движения, кадетской партии, внепартий
ных литераторов, крупнейших писателей, философов, ученых, общественных
деятелей, людей разнообразного умственного склада и различных духовных
типов.
Периоды внутренней истории «Русской Мысли» 1907-1918 гг. выделяются в зависимости от творческого вклада заведующих беллетристическим отделом журнала и ведущих литературную библиографию (Ю.И. Айхенвальд, Д.С. Мережковский, В.Я. Брюсов, Л.Я. Гуревич, С.Л. Франк).
Журнальный контекст «Русской Мысли» включает широкое тематическое пространство материалов: художественных, философских, научных, политических, литературно-критических, последовательно раскрывающих редакционную программу журнала.
Литературно-философский контекст «Русской Мысли» - проблемная взаимосвязь литературных и философских текстов - сложился посредством сближения, взаимовлияний «поэтов» и «философов» при разности их путей и судеб в истории России и Европы.
Система авторских материалов в журнале, жанровая и предметно-тематическая, отражает развитие индивидуального творчества в разные периоды внутренней истории издания, в контексте других публикаций, в соотношении с программными положениями редакции.
Полемика, философские диалоги в журнале «Русская Мысль» являются формой осуществления редакционной программы, фактом и фактором духовной жизни России.
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка и приложения, в котором представлен состав ближайших и постоянных сотрудников «Русской Мысли» за 1907-1918 гг. Общий объем диссертации — 356 страниц. Библиографический список включает 753 наименования.
Примечания
1 См.: Козьмин Б.П. «Русская мысль» // Козьмин Б.П. Русская журналистика 70-80-х годов XIX в. М., 1948. С. 56-65; Есин Б.И. К характеристике журнала «Русская мысль» в 1880-1885 гг. // Из истории русской журналистики: Ст. и материалы. М., 1959. С. 239-242; Его же. «Русская мысль» // История русской журналистики XVIII - XIX веков. М., 1973. С. 475-484; Зорина Н.Г. «Русская Мысль» // Очерки по истории русской журналистики и критики. Л., 1965. Ч. 2. С. 376-393; Старикова Е.В. «Русская мысль» // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М.,1982. С. 44-90; Орленко С.С. Эклектика или многомерность в поисках истины? Позиция журнала «Русская мысль» в 1880-е годы // Русская литературная критика. Исторические и теоретические подходы / Отв. ред. В.В. Прозоров. Саратов, 1991. С. 88-97.
2 См.: Письма Валерия Брюсова к Л.Я. Гуревич / Предисл. И. Ямпольского // Звезда. 1929. № 10. С. 197-202; В.Я. Брюсов. Письма к П.Б. Струве / Публ. и предисл. А.Н. Микай-ловой // Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения / Под ред. К.Д. Муратовой. М.; Л., 1960. Вып. 5. С. 257-345; Пайпс Р. Струве: правый либерал, 1905-1944. Т. 2: Пер. с англ. А. Захарова. М., 2001. С. 220-256; Гапоненков А.А. П.Б. Струве - редактор журнала "Русская Мысль" (1907-1918) // Cahiers du Monde russe. Paris, 1996. Т. 37 (№ 4). С. 505-514; Махонина С.Я. История русской журналистики начала XX века: Учеб. пособие. М., 2003. С. 162-168. Одна из первых попыток в духе советского времени представить очерк истории журнала «Русская Мысль» под редакцией П.Б. Струве была предпринята в статье: Никитина М.А. Русская мысль // Русская литература и журналистика начала XX века. 1905-1917: Буржуазно-либеральные и модернистские издания / Отв. ред. Б.А. Бялик. М.,1984. С. 26-47.
См.: Струве Г. Из истории русской зарубежной печати. Издания П.Б. Струве. 1. «Русская Мысль» // Русская литература в эмиграции: Сб. ст. Питтсбург, 1972. С. 333-344;
Колеров М.А. Русские писатели и «Русская Мысль» (1921-1923). Новые материалы // Минувшее: Альманах. М.; СПб., 1996. Вып. 19. С. 234-253; Трущенко Е.Ф. «Русская Мысль» // Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940). Т. 2. Периодика и литературные центры. М., 2000. С. 377-381.
В библиографических отсылках к цитатам из «Русской Мысли» специально оговариваются различные пагинации отделов журнала в составе каждой журнальной книги: страницы «Объявлений» - римскими цифрами; отдел беллетристики и стихотворений - Отд. 1; отдел литературных, научных и публицистических статей - Отд. 2; отдел «В России и за границей (Обзоры и заметки)» — ВРИЗГ; «Библиографический отдел» - БО; «Критическое обозрение» - КО.
5 Франк С. Воспоминания о П.Б. Струве // Франк С. Непрочитанное...: статьи, пись
ма, воспоминания / Сост. и предисл. А.А. Гапоненкова, Ю.П. Сенокосова. М., 2001. С. 441-
442.
6 Зноско-Боровский Евг. Журналы. Русская Мысль // Русская Художественная Лето
пись. 1911. Март. № 5. С. 96.
Троцкий Л. Литература и революция. М., 1991. С. 305. Франк С. Воспоминания о П.Б. Струве... С. 446.
9 Струве Н. О П.Б. Струве // Струве Н. Православие и культура. М., 2000. С. 465.
10 См.: Pipes R. Struve: Liberal on the Left, 1870-1905. Cambridge, Mass.,1970; Pipes R.
Struve: Liberal on the Right, 1905-1944. Cambridge, Mass. and London, 1980. Эта двухтомная
биография П. Струве издана по-русски в серии «Культура, политика, философия» под об
щей ред. Ю.П. Сенокосова (изд-во «Московская школа политических исследований»):
Пайпс Р. Струве: левый либерал, 1870-1905. Т. 1. М., 2001; Пайпс Р. Струве: правый либе
рал, 1905-1944. Т.2. М., 2001. Библиографические сведения см. в книге: Библиография пе
чатных работ П.Б. Струве под ред. Р. Пайпса. Ann Arbor, Michigan, 1980; П.Б. Струве:
библиография печатных работ и исследований о его творчестве / Сост. О.Л. Гнатюк // Вече:
альманах русской философии и культуры. 1998. Вып. 11. С. 147-167.
См.: Полторацкий П. П.Б. Струве как политический мыслитель. Лондон-Канада, 1981; Выдающийся мыслитель «серебряного века»: Обсуждение за «круглым столом» редакции «Вестника РАН» творческого наследия академика П.Б. Струве // Вестник РАН. 1992. № 10. С. 41-63; Гайденко П.П. Под знаком меры (либеральный консерватизм П.Б. Струве) // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 54-64; Колеров М.А., Плотников КС. Творческий путь П.Б. Струве // Вопросы философии. 1992. №12. С. 91-102; Колеров М.А. П.Б.
Струве и русский марксизм: 1888-1901(Опыт политической биографии): Автореф. дис... канд. ист. наук. М.,1993; Ермичев А.А. П.Б. Струве и русский духовный ренессанс // Вече: альманах русской философии и культуры. 1995. Вып. 3. С. 33-45; Ананьев О.В. П.Б. Струве и современность: взгляд экономиста // Там же. С. 46-57; Петр Бернгардович Струве (к 125-летию со дня рождения): Сб. науч. ст./ Под ред. В.И. Старцева. СПб., 1996; Гнатюк О.Л. П.Б. Струве как социальный мыслитель. СПб., 1998; Жукоцкий В. Пророк несбывшегося. Петр Струве и «эволюционная» критика марксизма // Свободная мысль — XXI: теоретический и политический журнал. 2001. № 12. С. 68-83 и др.
12 Ермичев А.А. Указ. соч. С. 45.
13 Бахметевский архив Колумбийского университета (США). Coll. Frank S.L. Box 16.
14 См.: Балашова Н.А. Российский либерализм начала XX века (Банкротство идей «Мо
сковского еженедельника»), М.,1981; Шацилло К.Ф. Русский либерализм накануне револю
ции 1905-1907 гг. М.,1985; Ларюшкина М.Е. Журнал «Полярная Звезда» 1905-1906 гг. (Из
истории русского либерализма начала XX в.) // Из истории культуры и общественной мыс
ли народов СССР. М.,1987. С. 103-122.
15 См.: Струве Г. Русская литература в изгнании. М.,1996; Струве Г.П. Страница из ис
тории зарубежной печати: Начало газеты «Возрождение» // Мосты. 1959. №3. С. 374-392;
Струве Г. Из истории русской зарубежной печати. Издания П.Б. Струве // Русская литера
тура в эмиграции: Сб. ст./ Под ред. Н.П. Полторацкого. Питтсбург, 1972. С. 333-350.
16 См.: Колеров М. Не мир, но меч: Русская религиозно-философская печать от «Про
блем идеализма» до «Вех», 1902-1909. СПб., 1996; Яковлева Т.А. Пути возрождения. Идеи и
судьбы эмигрантской печати П.Б. Струве, П.Н. Милюкова и А.Ф. Керенского. Иркутск,
1996; Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940). Т. 2. Периодика и лите
ратурные центры. М., 2000.
17 Это дает основание, например, Т.А. Яковлевой проводить «исследование идеологии
газеты П.Б. Струве «Возрождение» как комплекса идей национально-культурного, духовно
го возрождения России...» (Яковлева Т.А. Указ. соч. С. 4).
18 Махонина С. Я. Русская дореволюционная печать (1905-1914) / Под ред. Б.И. Есина.
М., 1991. С. 100.
19 Там же. С. 98. Махонина пыталась представить «систему всех выходящих в стране
периодических органов...» (С. 6).
20 Махонина С. Я. История русской журналистики начала XX века. М., 2003. С. 121.
21 Пайпс Р. Струве: правый либерал... С. 224-225.
Струве П. Б. Юбилей «Современных записок» // Струве П.Б. Дух и слово: Сб. ст. Париж, 1981. С. 323, 326, 328. Возникновение понятия «толстый» журнал Струве прочно ассоциирует с «ироническим указанием» на внушительные размеры «Библиотеки для Чтения» Смирдина - Сенковского. Популяризатором данного определения выступил В.Г. Белинский. Первый «толстый» журнал, которым Струве стал руководить в 1897 году, - «Новое Слово», вскоре прекращенное цензурой.
23 Там же. С. 323.
24 См. работы П.В. Куприяновского: Журнал «Северный вестник» 90-х годов и его лите
ратурная позиция: Тезисы канд. дис. Л., 1946; Из истории раннего русского символизма
(символисты и журнал «Северный Вестник»)// Русская литература XX века (Дооктябрьский
период): Сб. ст. Калуга, 1968. С. 149-173; История журнала «Северный Вестник» // Учен,
зап. Ивановского пед. ин-та. 1970. Т. 59. С. 51-89; А. Волынский - критик: Литературно-
эстетическая позиция в 90-е годы // Творчество писателя и литературный процесс. Ивано
во, 1978. С. 49-77; Из литературно-журнальной полемики 90-х годов // Куприяновский П.
Доверие к жизни. Ярославль, 1981. С. 27-39 и другие.
25 См.: Соколова Н. «Мир искусства». М.;Л.,1934; Лапшина Н. «Мир искусства».
М.,1977; Корецкая И. Над страницами русской поэзии и прозы начала века. М.,1995. V. Но
вый тип русского журнала. С. 270-323; Harkins W.E. The literary content of The World of Art//
Literary journals in Imperial Russia. Cambridge; New York, 1997. P. 196-206.
ФлоровскийГ., прот. Пути русского богословия. Париж,1991. С. 456. 27 См.: Максимов Д. «Новый Путь» // Евгенъев-Максимов В., Максимов Д. Из прошлого русской журналистики. Л.,1930. С. 129-253; Корецкая И. «Новый путь». «Вопросы жизни» // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX в. М.,1982. С. 179-233; Колеров М. «Вопросы жизни»: История и содержание // Логос. 1991. Вып. 2. С. 264-283; Журналы «Новый путь» и «Вопросы жизни» 1903-1905 гг.: Указатель содержания / Сост. Е.Б. Летенкова, ред. М.А. Бенина. СПБ.,1996.
Журналы «Новый путь» и «Вопросы жизни» 1903-1905 гг.: Указатель содержания. СПБ.,1996. С. 6.
Франк С. Непрочитанное... С. 462.
См.: Лавров А.В., Максимов Д. Е. «Весы» // Русская литература и журналистика начала XX века, 1905-1917: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М.,1984. С. 99, 82.
31 Там же. С. 77. См. также: Журнал «Весы» (1904-1909 гг.) / Сост. Т.В. Игошева, Г.В.
Петрова. Под ред. Н.А. Богомолова. Великий Новгород, 2002; Соболев А.Л. «Весы»: Ежеме
сячник литературы и искусства: Аннотированный указатель содержания. М., 2003.
32 Корецкая И. Над страницами русской поэзии и прозы начала века. М.,1995. С. 327.
Ср.: «"Аполлон" у нас был не первым аполлоническим журналом, ему предшествовали и
«Мир Искусств», и «Весы», и «Золотое Руно», но он был самым эффектным, блестящим и
наиболее европейским из них. Если «Миру Искусств» - пионеру этой плеяды, выпала на до
лю черновая работа по расчистке пути от зарослей передвижничества, от бурьяна стасов-
щины, михайловщины, если «Весам» приходилось часто выполнять культуртрегерскую
роль — знакомить русскую публику с французским символизмом, с западными воззрениями
на литературу, то с «Аполлоном», мы вступили в салон европейской журналистики. Он
представлял ничем уже не стесненное в своих движениях русское искусство» (Ульянов Н.
Забытый бог// Ульянов Н. Диптих. Нью-Йорк, 1967. С. 84-85).
33 РО ИРЛИ Ф. 264. Оп.1. Ед. хр. 26. Л. 190.
34 См.: Русские Ведомости. 1863-1913: Сб. ст. М.,1913; Розенберг В.А. Из истории рус
ской печати: Организация общественного мнения в России и независимая беспартийная га
зета «Русские Ведомости» (1863-1918 гг.). Прага, 1924; Бережной А.Ф. Русская легальная
печать в годы первой мировой войны. Л., 1975; Боханов А.Н. Буржуазная пресса России и
крупный капитал. Конец XIX в. - 1914 г. М.,1984; Махонина С.Я. Русская дореволюционная
печать (1905-1914). М.,1991; Шевцов А.В. Издательская деятельность русских несоциали
стических партий начала XX века. СПб., 1997.
35 Бердяев Н.А. Русский духовный ренессанс начала XX в. и журнал «Путь»// Н. Бердяев
о русской философии / Сост., вступ, ст. и примеч. Б.В. Емельянова, А.И. Новикова. Сверд
ловск, 1991. Ч. 2. С. 221.
36 Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Париж, 1983. С. 484. Ср.: «О современной русской религиозной философии привыкают говорить, как о каком-то очень своеобразном творческом порождении русского духа. Это совсем неверно. Напротив, замена богословия «религиозной философией» характерна для всего западного романтизма, в особенности же для немецкой романтики» (Там же. С. 492).
См.: Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии. М.,1996. С. 255. Исупов КГ. Философия и литература «серебряного века» (сближения и перекрестки) // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). М., 2000. Кн. 1. С. 69-72.
См.: Гапоненков А.А., Дремова СВ., Попкова Н.А. Русская Мысль: ежемесячное литературно-политическое издание: Указатель содержания за 1907-1918 гг. / Вступ, статья А.А. Гапоненкова. М.: Русский путь, 2003. 400 с.
40 См., напр.: Козмин Н.К. Очерки из истории русского романтизма. Н.А. Полевой как выразитель литературных направлений современной ему эпохи. СПб., 1903; Лемке М.К. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904; Русская литература XX века (1890-1910) / Под ред. С.А. Венгерова. Т. 1-3. Вып. 1-8. М.,1914-1918; Евгеньев-Максимов В. Очерки по истории социалистической журналистики в России XIX века. М.; Л., 1927; Евгеньев-Максимов В., Максимов Д. Из прошлого русской журналистики. Л.,1930; Абрамкин В.М., Дымшиц А.Л. «Начало» - марксистский журнал девяностых годов. М.,1932; Козьмин Б.П. Журналистика 60-х годов XIX века. М.,1948; Его же. Журналистика 70-80-х годов XIX века. М., 1948; Очерки по истории русской журналистики и критики: В 2 т. Л.; М., 1950-1965; Березина ВТ. Русская журналистика второй четверти XIX века (1826-1839). Л., 1965; Журналистика и литература. М.,1972; Русская журналистика и литература XIX в. М.,1979; Егоров Б.Ф. Борьба эстетических идей в России середины XIX века. Л., 1982; Его же. Борьба эстетических идей в России 1860-х годов. Л., 1991; Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века. 1890-1904. Социал-демократические и общедемократические издания. М., 1981; Литературный процесс и русская журналистика конца XIX - начала XX века. 1890-1904. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М.,1982; Русская литература и журналистика начала XX века. 1905-1917. Большевистские и общедемократические издания. М., 1983; Русская литература и журналистика начала XX века. 1905-1917. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984.
41 См.: Евгеньев-Максимов В. «Современник» в 40-50 гг. От Белинского до Чернышевского. Л., 1934; Его же. «Современник» при Чернышевском и Добролюбове. Л.,1936; Евгеньев-Максимов В., Тизенгаузен Г. Последние годы «Современника», 1863-1866. Л., 1939; Кулешов В.И. «Отечественные записки» и литература 40-х годов XIX века. М.,1959; Кузнецов Ф. Журнал «Русское слово». М.,1965; Варустин Л.Э. Журнал «Русское слово» 1859-1866. Л.,1966; Теплинский М.В. «Отечественные записки» 1868-1884: история журнала, литературная критика. Южно-Сахалинск, 1966; Смирнов В.Б. Некрасов и журнальная поэзия «Отечественных записок». Уфа, 1972; Его же. Литературная история «Отечественных записок»: 1868-1884. Пермь, 1974; Нечаева B.C. Журнал М.М. и Ф.М. Достоевских «Время». 1861-1863. М.,1972; Ее же. Журнал М.М. и Ф.М. Достоевских «Эпоха». 1864-1865. М.,1975;
Емельянов Н.П. «Отечественные записки» Н.А. Некрасова и М.Е. Салтыкова-Щедрина 1868-1884. Л., 1986; Морозов В.Д. «Московский вестник» и его роль в развитии русской критики. Новосибирск, 1991...
42 См.: Плетнев П.А. Сочинения и переписка / Подг. изд., предисл. Я. Грота. Т. 1-3. СПб.,1885; Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Кн.1-22. СПб.,1888-1910; М.М. Стасюлевич и его современники в их переписке / Под ред. и с предисл. М.К. Лемке. Т. 1-5. СПб.,1911-1913; Архив В.А. Гольцева. Т.1. Письма к В.А. Гольцеву. М., 1914; Николай Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики 30-х годов / Ред., вступ, ст. и коммент. Вл. Орлова. Л., 1934; Летопись литературных событий (сост. М.Г. Петрова, А.А. Тарасова, Е.Г. Коляда, В.А. Келдыш, В.А. Максимова) в сборниках: Русская литература конца XIX - начала XX в.: Девяностые годы / Отв. ред. Б. А. Бялик. М., 1968; Русская литература конца XIX - начала XX в.: 1901-1907. М.,1971; Русская литература конца XIX -начала XX в.: 1908-1917. М., 1972; Летопись литературных событий в России конца XIX -начала XX в. (1891- октябрь 1917). Вып. 1. 1891-1900 / Под общей ред. А.В. Лаврова. Ред.-сост. М.Г. Петрова. М.: ИМЛИ РАН, 2002; Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома... Л.; СПб., 1971-1999; Литературное наследство. Т. 84. Иван Бунин: В 2 кн. М., 1973; Литературное наследство. Т. 85. Валерий Брюсов. М., 1976; Литературное наследство. Т. 89. Александр Блок. Письма к жене. М., 1978; Литературное наследство. Т. 92. Александр Блок. Новые материалы и исследования: В 5 кн. М., 1980-1988; Литературное наследство. Т. 95. Горький и русская журналистика начала века. Неизданная переписка. М.,1987; Литературное наследство. Т. 98. Кн. 1-2. Валерий Брюсов и его корреспонденты. М., 1991-1994; Свисток: Собрание литературных, журнальных и других заметок. Сатирическое приложение к журналу «Современник». 1859-1863 / Изд. подг. А.А. Жук и А.А. Демченко; Отв. ред. Е.И. Покусаев, И.Г. Ямпольский. М., 1981. (Литературные памятники); Белый А. На рубеже двух столетий / Подг. текста и коммент. А.В. Лаврова. М., 1990; Белый А. Начало века / Подг. текста и коммент. А.В. Лаврова. М.,1990; Белый А. Между двух революций / Подг. текста и коммент. А.В. Лаврова. М., 1990; Брюсов В. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии / Сост.: Н.А. Богомолов, Н.В. Котрелев, вступ, ст. и коммент. Н.А. Богомолова. М., 1990; Вишняк М.В. «Современные записки». Воспоминания редактора. СПб., 1993; Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка / Публ., вступ, ст. и коммент. А.В. Лаврова и Дж. Мальмстада. СПб.,1998; Зайцев Б. Собр. соч. Т. 10 (доп.). Письма 1901-1922 гг. Статьи. Рецензии / Сост. Е.К. Дейч и Т.Ф. Прокопов. М., 2001 и др.
См.: Козьмин Б.П. Журналистика 50-х годов. Журнально-публицистическая деятельность Герцена. М, 1948; Каверин В.А. Барон Брамбеус. М.,1966; Пишулин Ю.Н. М.Е. Салтыков-Щедрин и журнал «Русская Мысль» в 1884 году// Русская литература. 1974. № 2. С.171-175; Азадовский К.М., Максимов Д.Е. Брюсов и «Весы» (К истории издания) // Литературное наследство: Валерий Брюсов. М.,1976. Т. 85. С. 257-324; Долотова Л.М. Чехов и «Русская Мысль»: К предыстории сотрудничества в журнале // Чехов и его время. М.,1977. С. 83-97; Есин Б.И. Чехов-журналист. М., 1977; Nepomnyashchy СТ. Katkov and the Russian Messenger // Ulbandus Review. 1977. Vol. 1, № 1. P. 59-89; Твардовская В.А. Идеология пореформенного самодержавия (М.Н. Катков и его издания). М., 1978; Бабаев Э.Г. Лев Толстой и русская журналистика его эпохи. М.,1978; Егоров Б.Ф. О мастерстве литературной критики: Жанры. Композиция. Стиль. Л.,1980; Его же. Литературно-критическая деятельность В.Г. Белинского. М., 1982; Волгин И.Л. Достоевский-журналист. М.,1982; Барабохин Д.А. Глеб Успенский и русская журналистика 1862-1892. Л., 1983; Мостовская Н.Н. И.С. Тургенев и русская журналистика 70-х годов XIX века. Л., 1983; Клинг О.А. Брюсов в «Весах»// Из истории русской журналистики начала XX в. М.,1984. С. 160-186; Жук А.А. Лермонтов и журнал «Библиотека для чтения» // Русская литературная критика. История и теория. Саратов, 1988. С. 29-40; Петрова М.Г. Н.К. Михайловский и критика «Русского богатства» // Горький и его эпоха: Исследования и материалы. М.,1989. Вып. 2. С. 59-104; Березина В.Г. Этюды о Белинском - журналисте и критике. СПб.,1991; Безродный М.В. Из истории русского неокантианства (журнал «Логос» и его редакторы) // Лица: Биографический альманах. М.,1992. Т. 1.С. 372-407; Ванюков А.И. Гоголевская страница в журнале «Весы» // Литературоведение и журналистика. Саратов, 2000. С. 58-66; Его же. А.С. Пушкин в «академии русского символизма». По страницам журнала «Весы» // Филология. Саратов, 2000. Вып. 5. Пушкинский. С. 183-190 и др.
44 См.: Grossman J.D. Rise and decline of the "literary" journal: 1880-1817// Literary journals
in Imperial Russia. Cambridge; New York, 1997. P. 171-196.
45 См.: Maguire R. A. Red Virgin Soil: Soviet literature in the 1920s. Ithaca, 1987; (1-е изд.
1968 г.).
46 Чудовский В. О «Русской Мысли» // Аполлон. 1911. № 8. С. 60.
47 См.: Баран X. Дореволюционная праздничная литература и русский модернизм // Баран
X. Поэтика русской литературы начала XX века: Авториз. пер. с англ. М.,1993. С. 284-328;
48 Баран X Пасха 1917 г.: Ахматова и другие в русских газетах // Там же. С. 341.
См.: Баран X. Первая мировая война в стихах Вячеслава Иванова// Вячеслав Иванов: Материалы и исследования. М., 1996. С. 171-185.
50 БлокА.А. Поли. собр. соч.: В 20 т. М.,1997. Т. 1. С.7.
51 Евгеньев-Максгшов В., Максимов Д. Из прошлого русской журналистики: Статьи и ма
териалы. Л., 1930. С. 229.
52 Каменецкий Б. [Айхенвальд Ю.И.] «Дай, оглянусь...» (Страницы воспоминаний) //
Сегодня. 1923. 12 окт. № 226. С. 2.
Работы Е.И. Покусаева и его учеников основывались на тщательном обследовании периодических изданий, журнальных материалах. См.: Покусаев Е.И. Идейно-творческий путь Салтыкова-Щедрина в шестидесятые и семидесятые годы: Дис. ... д-ра филол. наук. Л., 1957; Никитина ЕЛ. Русская поэзия на рубеже двух эпох: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Саратов, 1972; Прозоров В. В. Проблема читателя и литературный процесс в России XIX века: Автореф. дис.... д-ра филол. наук. Л., 1979; Жук А. А. Сатира натуральной школы: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 1979; Смирнов В.Б. Литературная история «Отечественных записок» (1868-1884 гг.): Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М.,1980; Демченко А.А. Научно-биографическое изучение русских писателей-классиков: Н.Г. Чернышевский: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Л., 1982; Самосюк Г.Ф. М.Е. Салтыков-Щедрин в «Современнике» (К истории внутриредакционных отношений 1862-1864 гг.): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 1971; Паклина Л.Я. Искусство эзоповской речи: Из наблюдений над материалами журнала «Отечественные записки» (1868-1884): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 1974. Эта традиция продолжилась под научным руководством В.В. Прозорова. См.: Едина Е.Г. Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Саратов, 1996; Книгин И.А. Литературно-критическая деятельность Л.Е. Оболенского: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Свердловск, 1987; Муренина Е.К. Литературно-критическая деятельность Г.Е. Благосветло-ва: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Свердлрвск, 1989; Орленко С.С. Журнал «Русская мысль» в литературно-общественном движении 1880-х годов: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Свердловск, 1991 и др.
54 Покусаев Е.И. Оригинальное исследование (Ф. Кузнецов. Журнал «Русское слово». М,
1965) // Русская литература. 1966. № 3. С. 219.
55 Азадовский К.М., Максимов Д.Е. Брюсов и «Весы» (К истории издания) // Литератур
ное наследство: Валерий Брюсов. М.,1976, Т. 85. С. 282.
П.Б. Струве - редактор-издатель журнала «Русская Мысль»
В конце 1906 года после смерти бессменного фактического редактора московского журнала «Русская Мысль» Виктора Александровича Гольцева на двадцать седьмом году выпуска издания завершился и долгий «гольцевскии» период существования журнала (1885-1906)1. Много лет им управлял триумвират, в котором Гольцев был центральной фигурой. По политическим причинам он не мог выставлять своего имени на обложку и только в последний год своей жизни официально стал редактором. Основатель, издатель и соредактор журнала Ву-кол Михайлович Лавров , мукомол-меценат и переводчик Г. Сенкевича и Э. Ожешко, «амфитрион литературной и артистической Москвы»3, уверенно и с большой осторожностью вел «Русскую Мысль», посылая для просмотра в цензурный комитет корректуры большинства статей. Для того чтобы улучшить отношения с цензурой, он пригласил себе в соредакторы бывшего цензора Мит-рофана Ниловича Ремезова (ум. в 1901 г.), переводившего французские романы4.
По воспоминаниям Ю.И. Айхенвальда, «умственная фигура» Гольцева «была типичным и комичным воплощением того поверхностного, внешнего и чисто словесного либерализма, который в русской общественности не однажды сходил за истинное, глубокое и просвещенное свободолюбие»5.
Между тем Гольцев с 1870-х гг. был, по словам Струве, «пионером конституционной идеи, запретной не только с правительственной точки зрения, но и буржуазно-подозрительной, даже вредной в глазах всего народнического радикализма»6. Бесспорным было то, что журнал в трудные времена цензуры отстаивал либеральные ценности русской интеллигенции . Достаточно сказать, что в разные годы на страницах «гольцевской» «Русской Мысли» печатались Н.С. Лесков, А.П. Чехов, В.Г. Короленко, Д.Н. Мамин-Сибиряк, А.И. Эртель, М. Горький, многие другие писатели демократического круга8.
Перед владельцами «Русской Мысли» (В.М. Лавров, Т-во И.Н. Кушнерев и К0) встал вопрос о выборе редактора, который они сделали в пользу московского историка Александра Александровича Кизеветтера (сотрудника редакции с 1903 г.), отдав журнал в его «полное распоряжение». Разделить с собой тяжёлую ношу редактирования «Русской Мысли» Кизеветтер, в свою очередь, предложил учёному-экономисту, политическому деятелю и литератору Петру Бернгардовичу Струве. И получил его согласие. Оба были соратниками и лидерами кадетской партии, баллотировались в депутаты II Государственной Думы. Их соредакторство продлилось три года, прежде чем теперь уже Струве стал единоличным редактором-издателем «Русской Мысли»9. Справедливо сказать, что, начиная с 1907 года, он явился творцом новой литературной и общественной истории этого издания в духовной жизни России. С именем и идеями П. Струве нерасторжимо связана редакционная программа журнала 1907-1918 гг.
Струве пришёл в «Русскую Мысль» с большим журнальным опытом: он редактировал в разные годы «Новое Слово», «Начало», заграничное «Освобождение», «Полярную Звезду». Он сразу же привлёк к регулярному сотрудничеству с «Русской Мыслью» своих ближайших соратников: В.И. Вернадского, Б.А. Кистяковского, С.А. Котляревского, П.И. Новгородцева, С.Л. Франка10. Живя в Петербурге, Струве около шести лет направлял деятельность журнала, редакция и главная контора которого находились в Москве11.
На первых порах, вырабатывая редакционную программу, он согласовывал ее с соредактором. По распределению обязанностей внутри журнала Кизеветтер отвечал за материалы по всеобщей истории, искусству, а также управлял московской редакцией. Струве курировал статьи политические, по экономике и философии, вел рубрику «На разные темы»12. Беллетристический отдел «был закреплен в совместном ведении»13. «Как показывают письма Кизеветтера к Струве (ответные письма, как предполагает Р. Пайпс, утеряны. - А.Г.), только деликатность первого сдерживала разногласия: и уж конечно этому творческому союзу было далеко до «полной гармонии», о которой Кизеветтер говорит в своих мемуарах («На рубеже двух столетий». - А.Г.). Современный читатель должен был бы с восхищением взирать на двух полноценных редакторов, живущих в разных городах и обрабатывающих, месяц за месяцем, сотни и сотни печатных страниц довольно сложных материалов, опираясь при этом только на незначительную литературную и финансовую поддержку»14.
Кизеветтер, ученик В.О. Ключевского, пользовался большой популярностью в московской среде интеллигенции; был сторонником научно-реалистической школы, позитивистской методологии15. Его видение основного пути развития журнала отличалось от программных устремлений Струве. Кизеветтеру была ближе спокойная, рассудочная и очень конкретная научность, ставящая просветительные задачи. Он старался не замечать набиравших силу религиозно-философских и эстетических течений и был скорее ближе к старым традициям ещё «гольцевской» «Русской Мысли». Надо отметить, что его эстетические суждения отличались изяществом вкуса и простотой стиля. Ему нередко помимо публицистики и статей по истории приходилось выступать в роли театрального обозревателя. Кизеветтер примерно так резюмировал своё редакторское кредо в письме к Струве по поводу одной статьи Н.А. Бердяева: «Я думаю, что мы должны оберегать журнал от статей тяжеловесных и специальных по изложению. ... Как бы нам не повредить начинающему укреплению журнала бу-лыжникообразными статьями по философско-богословской догматике»16.
Такая оценка по сути своей не могла удовлетворить Сіруве, тем более что ещё в редакционном уведомлении к статье Д.С. Мережковского «Революция и религия» (1907) прямо было заявлено: «Редакция считает своим долгом, не замыкаясь на какие-либо шаблоны, знакомить читателей журнала с теми глубокими религиозно-философскими течениями, которые в настоящее время всё более и более назревают и оформливаются у нас в России» . Между тем и тогда, далее по тексту, просматривалась незримая логика редакционного компромисса: «Сама редакция к богословскому содержанию и мистическому характеру этих сочинений относится совершенно отрицательно»18.
«Метод» Ю.И. Айхенвальда (1907-1908)
После трагической по своей нелепости гибели Юлия Исаевича Айхенвальда в Берлине, в 1928 году, появилось несколько некрологических статей его памяти. Лаконично-строгий философский портрет умершего дал С.Л. Франк , поэтический - В. Сирин-Набоков . Вспоминал о сотрудничестве с Ай-хенвальдом и П.Б. Струве: «Встретился я с ним, когда он был секретарем философского журнала «Вопросы Философии и Психологии». ... Позже я столкнулся с Юлием Исаевичем, когда мы, вместе с А.А. Кизеветтером, редактировали «Русскую Мысль» - Айхенвальд был одно время у нас заведующим литературным отделом. Дело это он вел добросовестно и хорошо, но я не думаю, чтобы редакторство было в числе его призваний. По своему при-званию он был - писатель и лектор-учитель» .
Об Айхенвальде писали в разных органах эмигрантской печати И. Лукаш, Б. Элькин, И. Матусевич4 и другие5. Среди некрологов особенно выделяются два горестных писательских отклика - И. Шмелева и Б. Зайцева6. Оба говорят об Айхенвальде как о необычайно чутком художнике-критике. Лейтмотив статьи Шмелева «Жестокая утрата» - вера Айхенвальда в воплощение Бога в жизни через Слово . «Жрец, он служил в храме, одеждах чистых, во храме святого Слова. ... Он был истинный рыцарь слова — слова-правды. Он верил в чудо - в чудо слова творящего. ... И слово — для него облеклось плотью. И слово - вело к изначальному и конечному, к Слову - Богу» . Б. Зайцев постиг еще одну, не менее важную сторону личности Айхенвальда: «Все его писания шли из крови, пульсаций, из текучей стихии. ... В нем самом была горечь, тот возвышенный, экклезиастовский пессимизм, который можно не разделять, но мимо которого не пройдешь. Вот уж поистине: любил он красоту, и жизнь, и свет, но оплакивал мир»8. Светлая вера в Слово и горечь пессимистического отношения к жизни — две основополагающие стихии миросозерцания Айхен-вальда, еще на рубеже веков сформировавшие его литературно-критический «метод».
Критик и эстетик Ю.И. Айхенвальд получил первоначальное философское образование на историко-филологическом факультете Новороссийского университета (золотая медаль за сочинение «Эмпиризм Локка и рационализм Лейбница»). Из Одессы молодого человека «перетянул» в Москву его учитель профессор Н.Я. Грот. С редакцией «Русской Мысли» Айхенвальд установил прочное знакомство и напечатал в этом журнале свои первые рецензии: «Снабженный рекомендательными письмами одесских профессоров, я дерзнул проникнуть в святилище любимого журнала, - проник и на долгие годы остался одним из его усердных жрецов»9.
В 90-е годы XIX века Айхенвальд входил в кружок московских философов, преодолевших позитивизм и обратившихся к метафизике и религиозным основам миросозерцания (B.C. Соловьев, Н.Я. Грот, кн. С.Н. Трубецкой, Л.М. Лопатин); был секретарем редакции и постоянным автором журнала «Вопросы философии и психологии». В своих воспоминаниях «Дай, оглянусь» (1923) Айхенвальд припомнил эпизод встречи со Львом Толстым, реплики разговора о Шопенгауэре. Великий художник и моралист по просьбе редактора Н.Я. Грота передавал в философский журнал свой трактат «Что такое искусство?». «Вопросы философии и психологии» печатали и материалы - статьи, обзоры, переводы - по философской и психологической критике произведений искусства. С 1895 по 1902 гг. Айхенвальд вел также философскую библиографию в газете «Русские Ведомости».
Он был не только проницательным «художником литературной критики» (Б. Зайцев)10, но и обладал глубоким религиозно-философским миросозерцанием, в основе которого лежал шопенгауэровский пессимизм, укорененный в самой личности Айхенвальда и в ней индивидуально преломленный: «Он верил в божественный мир идей, в мир духа, в царство Добра и Красоты, и в этом смысле был религиозным человеком; и вместе с тем он не верил в реальное могущество этих начал; им владело пессимистическое сознание их бессилия перед грубыми силами зла и мировой слепоты. Он болел проблемой зла, раз навсегда признав ее неразрешимой...» (С.Л.Франк)11.
Айхенвальд долгое время находился под сильным воздействием идей Артура Шопенгауэра, будучи редактором и переводчиком четырехтомного пол-ного собрания сочинений немецкого мыслителя (М., 1901-1910) . Перевод основных сочинений философа пессимизма был новым и полным, точным, понятийно-строгим по сравнению с аналогичной работой А. Фета, выполненной в 1880-е годы. Однако еще А. Белый утверждал, что «читал Шопенгауэра в пе-реводе Фета (и потому ненавидел поздний перевод Айхенвальда)» . Надо признать, что предтечи и многие творцы «культурного ренессанса» рубежа веков знакомились с идеями и литературным стилем Шопенгауэра в фетовском изложении.
Философ волюнтаризма и пессимизма Шопенгауэр создал замечательную эстетику, которая не была только лишь традиционной частью его философской системы, нередко вступая с ней в некоторые противоречия. Наряду с шопенгауэровской этикой сострадания она оказала существенное воздействие на русское эстетическое, религиозно-философское сознание последней четверти XIX столетия (А. Фет, Н. Страхов, Л. Толстой, В. Соловьев, А. Чехов, А. Белый, Н. Бердяев, кн. Е. Трубецкой, В. Эрн и др.), пока не была переосмыслена с ницшеанских позиций.
Шопенгауэр объявлял целью всякого искусства познание идеи в ее платоновском понимании — сущности бытия. Облегчая познание идей мира, оно служит Воле. В отличие от философии искусство не может сообщить понятие и предлагает фрагмент целого, пример вместо правила. Эстетическое созерцание свободно от «утилитарных» и эгоистических побуждений, «творения гения не служат полезным целям»14. Искусство дает возможность «забыть о тяготах жизни», даруя утешение, наслаждение прекрасным, считал Шопенгауэр. И его размышления, по сути, составили философскую основу импрессионистического «метода» Айхенвальда, вобравшего также общий дух европейского импрессионизма в искусстве («видеть, чувствовать, выражать»)15.
Принцип субъективизма критического сознания он выводил из представлений Шопенгауэра об обусловленности художественного восприятия личностью воспринимающего: «Благодаря тому, что материалом, в котором поэзия представляет свои образы, служит фантазия читателя, она обладает тем преимуществом, что глубина замысла и тонкость произведения отражаются в фантазии каждого в соответствии с его индивидуальностью, со сферой его познания и с его настроением и таким образом больше всего волнует его.. .».
«Религиозный революционизм» Д.С. Мережковского (1909)
Сотрудничество Д.С. Мережковского с журналом «Русская Мысль» было многообразным и противоречивым, многообещающим, длилось многие годы с перерывами и в разном качестве - мыслителя, прозаика, литературного критика, поэта, а в 1909 г. - и редактора беллетристического отдела. Протекало оно в тот особый этап его мыслительной деятельности, который может быть назван периодом «религиозного революционизма» (С.Л. Франк)1.
Материалы «Русской Мысли» позволяют выявить специфику позиции, которую занимал Д.С. Мережковский в новейших религиозно-философских, эстетических исканиях с 1907 по 1916 годы. При этом нельзя не учитывать, что он оставался «в редакции все же идейно чуждым ей элементом»2, вступая в открытую полемику с редактором П.Б. Струве, прямо не соглашаясь с его программными идеями (речь в первую очередь идет о статье «Великая Россия» и о сборнике «Вехи») . Однако собственные произведения писателя, помещенные в журнале, имели значительное влияние на выработку редакционной программы издания, находили как сочувственные, так и неодобрительные отклики постоянных и ближайших сотрудников «Русской Мысли», других печатных органов. Вполне понятен масштаб и степень соотнесенности столь разных, но прочно связанных друг с другом по сути литературных явлений, как Мережковский и «Русская Мысль»4.
После 1905 года произошло «саморазрушение самодержавия» (Евг.Трубецкой) и открылись пути конституционно-демократического развития России. Мережковский в Париже вместе с З.Н. Гиппиус и Д.В. Философо-вым осенью 1907 года выпустили сборник «Le Tzar et la Revolution» («Царь и революция», первое название — «Анархия и теократия»). Русский вариант статьи из этого издания под заглавием «Революция и религия» был опубликован в «Русской Мысли» за 1907 год (Кн. 2, 3), ознаменовав приход Мережковского в журнал, только что перешедший с первого номера под контроль Струве и Кизеветтера. В редакции со стороны последнего были опасения по поводу «мистического характера» этой работы. Но авторитет Струве сыграл решающую роль, и русский читатель «толстого» журнала получил ее с предуведомлением: « ... В плеяде новейших русских религиозных мыслителей Д.С. Мережковский занимает одно из первых мест» . Сам факт публикации статьи имел знаковый характер. Во-первых, она явилась своеобразной идейной точкой отсчета нового периода в истории журнала - религиозно-философского и, во-вторых, наметила существенный перелом во взглядах самого Мережковского, религиозно оправдавшего русскую революцию. В «Автобиографической заметке» он писал: «Я понял - опять-таки не отвлеченно, а жизненно - связь православия со старым порядком в России, понял также, что к новому пониманию христианства нельзя иначе подойти, как отрицая оба начала вместе» .
Эти изменения настороженно увидели почти все современники, кто близко общался с мыслителем. Н.А. Бердяев вспоминал в «Самопознании»: «Я уехал в 1907 году из Петербурга, сначала в деревню, а потом в Париж, где провел зиму. Там я встретился с Мережковскими. ... Отношение Мережковских к революции из прекрасного далека было для меня неприемлемым. Они жили в литературно-религиозных схемах и не замечали процессы разложения и бес-нования в России» . И.А. Ильин выделил особый период их религиозной мысли, когда «христианство сроднилось уже не с самодержавием, а с духом социальной революционности»: «Мережковские не порвали с христианством, но сблизились с социалистами-революционерами» . С.Л. Франк глубоко обнажил «религиозный революционизм» Мережковского в рамках «нового религиозного сознания»: «В фактах текущей политической жизни он увидел проявление вечных религиозных сил, политические партии в его глазах стали мистическими ратями Бога и дьявола»9. «Религиозную общественность» Мережковский вдруг открыл в русской интеллигенции, но столкнулся с ее атеизмом. Тогда он прибег «к гипотезе или фикции, что интеллигенция еще не осознала своей глубокой религиозности»10.
В статье «Революция и религия» Мережковский отвечает на свой же риторический вопрос: «Имеет ли русская революция религиозный смысл?». В истории России он видит борьбу между «православным самодержавием» и русским сектантством (раскольниками, хлыстами, скопцами, штундистами, духоборами). Великий русский раскол — это религиозная революция. Мережковский обращается к русской мысли и литературе. Он сближает атеиста Радищева и «верноподданного мистика» Новикова - они равно отрицали и русского Бога и русское царство. Первой точкой русской политической революции явился декабрьский бунт. В православном катехизисе бр. Муравьевых царь назван Антихристом. Крайний западник Петр Чаадаев, мечтавший о преодолении Европы до конца, был «беспредельным историческим нигилистом». От православия он ушел в католичество, но самодержавие погубило его. Чтобы не остаться подобно Чаадаеву в «страшной пустоте», Гоголь бежал от своего «черта» в старую церковь, с православием принял и самодержавие, за что революционеры объявили его сумасшедшим. Мережковский делает неутешительный вывод: «Судьба Гоголя - доказательство от противного, что в России новая религиозная стихия, не соединенная со стихией революционной, неизбежно приводит к старой Церкви, которая не только мертвеет сама, но и все живое умерщвляет» (Кн.2.0тд.2.С. 78).
С большей, чем раньше, политической злободневностью подходит автор «Революции и религии» к Достоевскому и Толстому. Для Достоевского революция — мера всех вещей, он «накликал» ее на Россию: «начал с революции политической, кончил революцией религиозной» (С.80). Л. Толстой «страшную пустоту» (церковь внутри нас) принял за истинное христианство. Один провозгласил теократию, другой - анархию. В отношении этих двух писателей Мережковский повторяет свою излюбленную мысль, что «каждый из них в отдельности, как бы тезис и антитезис единого, еще не сделанного синтеза» (С.81). В отличие от Достоевского и Толстого, Вл. Соловьев, по словам Мережковского, возвратился к «ложной теократии» в двух ликах - самодержавия и первосвященника - и кощунственно смешал государство с церковью. Пророческая сила христианского метафизика в том, что он поднял три главных вопроса: о религии как деле спасения не только личного, но и общественного, соборного - тайну человеческой множественности; о религиозном преображении пола - «тайну двух»; и о воскресении как преодолении личного единства эмпирической двойственности духа и плоти.
Полемика - форма осуществления редакционной программы
Редакционная программа «Русской Мысли» предполагала публикацию материалов, которые по идейному смыслу не совпадали с убеждениями большинства членов редакции. Нередко такие статьи печатались с «редакционной оговоркой». По поводу этих спорных публикаций высказывались противоположные суждения, комментарии самого П. Струве (статья Д. Мережковского «Революция и религия», диалоги о «Вехах», Д. Философова и А. Мельникова о старообрядчестве, этюды Д. Муретова о национализме). Поэтому в каждом случае для изучения возникших полемических ситуаций необходимо учитывать журнальный контекст.
Среди ближайших сотрудников «Русской Мысли» возникали разногласия, которые выливались в острую полемику (А.А. Кизеветтер и Н.А. Бердяев, СВ. Лурье и С.Л. Франк, Б.А. Кистяковский и П.Б. Струве, Е.Н. Трубецкой и П.Б. Струве). Она сопровождалась обсуждением проблем психологии революции, освободительного движения, интеллигенции, культуры, «украинства», национализма. Редакция при освещении многих политических вопросов придерживалась «единонаправленной» (т.е. в русле «направления») оценки. Но Струве пытался изменить эту устоявшуюся традицию русской журналистики: вопросы культурные обсуждались на страницах «Русской Мысли» свободно, авторами, которые исповедовали различные религиозно-философские, научные и эстетические воззрения. Спор вели о новом религиозном сознании, проблеме аскетизма, возрождении романтизма, веховской идеологии, теории личных и безличных идей, прагматизме, национализме в философии, христианском логизме, национальной культуре, целях и «смысле войны», народности, вселенском призвании России, большевизме (В.В. Розанов и Н.А. Бердяев, В.В. Розанов и В. Свенциц-кий, Д. Философов и А. Мельников, В.Ф. Эрн и С.Л. Франк, М.О. Гершензон и П.Б. Струве, В.Е. Жаботинский и П.Б. Струве, Вас. Соколов и С.Н. Булгаков и ДР-) Внутриредакционная полемика, как уже было отмечено, возникала по поводу принятия или отклонения рукописей художественных произведений и критики («Петербург» А. Белого, тексты Ф. Сологуба, «Россия и интеллигенция» А. Блока). Журнал возвращал авторам работы, в которых «односторонность» мысли и «искусственность освещения»1 предмета противоречили истин-ному прояснению позиций («Пушкин и христианство» Вл. Гиппиуса ). Совершенно неприемлемыми для «Русской Мысли» были статьи, далекие от научной объективности, фельетонные и «развязные» по стилю («Жизнь и энтропия Духа» В. Чудовского). В философских публикациях ценились самостоятельные мысли авторов. Франком не допускались «ошибки в изложении философских теорий» («Эстетика Тургенева» Ю. Никольского ). В целом редакция пыталась в отношении материалов культурных не преследовать никакой тенденции и «цензуры направления».
Полемика сотрудников и приглашенных авторов в «Русской Мысли» была формой осуществления редакционной программы журнала. Самым репрезентативным, отражавшим глубинную суть издания, необычайно интенсивным по накалу мысли и остроте обсуждаемых современных проблем явился философский диалог. Он создавался самой редакцией путем помещения на страницах журнала двух или более статейных материалов на одну тему, писем и ответов на них. Философский диалог вели политики, философы, писатели, религиозные мыслители, ученые. Он выявляет главное — диалогическую природу истины (М.М. Бахтин) и человеческую мысль о ней. Это культурное творчество, всегда устремленное к Абсолюту. Столкновение идей (или, как любил говорить Струве, «состязание идей»4), индивидуальных позиций в «Русской Мысли» было явлением духовной жизни5 России.
В 1908 г. Струве напечатал в журнале в дискуссионном порядке два доклада В.В. Розанова в Петербургском религиозно-философском обществе: «О Сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира» (Кн.1) и «О христианском аскетизме» (Кн.5). Материалы эти сопровождали статьи двух других членов общества. В одном случае Розанову возражал Бердяев в докладе «Христос и мир». В другом - Розанов оппонировал В. Свенцицкому, его работе «Мировое значение аскетического христианства». Полемика с Розановым в «Русской Мысли» имеет свою историю, религиозно-философские корни, биографические последствия.
В. Розанов задавал тон обсуждений еще в Религиозно-философских собраниях 1902-1903 гг. Его критика официальной церкви была беспощадной. Вместе с Мережковским и журналом «Новый Путь» он прокладывал дорогу новому религиозному сознанию. Розанов умел находить интимно близкие и понятные всем темы: Христос или мир, вопрос о духе и плоти, браке и девстве, семье, христианской общественности, православии и искусстве. Он вызывал на себя огненные реплики спора, вступал в равный диалог с философами и политиками, священниками и богословами, историками церкви.