Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Проблема циклизации лирических произведений 15
1.1. Понятие лирического цикла: концептуально-аналитический очерк 15
1.2. Специфика книги стихов как крупной формы циклизации в лирике 30
1.3. Классификация лирических циклов 36
1.4. Методика анализа лирического цикла 48
ГЛАВА 2. Особенности циклообразования в книге стихов б.л. пастернака «темы и вариации» 54
2.1. Символика заглавия и межстиховые связи в цикле «Пять повестей» 54
2.2. Литературная традиция и реминисценция в цикле «Тема с вариациями» 77
2.3. Мотивно-образная структура циклов «Болезнь» и «Разрыв» 93
2.4. Диалогическая основа композиции цикла «Я их мог позабыть» 115
2.5. Хронотоп и композиция гиперцикла «Нескучный сад» 124
ГЛАВА 3. Книга стихов «темы и вариации» как концептуально-художественное единство 154
3.1. Образ лирического героя в книге стихов 154
3.2. Роль доминантных смысловых оппозиций в концептуальной системе книги «Темы и вариации» 162
3.3. Концептуальный комплекс «поэзия - музыка - природа» как основа авторской картины мира 169
Заключение 186
Литература 192
Приложение 208
- Специфика книги стихов как крупной формы циклизации в лирике
- Символика заглавия и межстиховые связи в цикле «Пять повестей»
- Литературная традиция и реминисценция в цикле «Тема с вариациями»
- Роль доминантных смысловых оппозиций в концептуальной системе книги «Темы и вариации»
Введение к работе
В 1923 году в Берлине состоялась первая публикация четвертой книги стихов Б.Л. Пастернака «Темы и варьяции» . Заимствованное из теории музыки название автор объяснял тем, что «книга построилась как некое музыкальное произведение, где основные мелодии разветвляются и, не теряя связи с основ-ной темой, вступают в самостоятельную жизнь» . Основной массив сборника составили стихотворения, не включенные автором в предыдущую книгу «Сестра моя - жизнь», и потому некоторые циклы «Тем и вариаций» рассматриваются исследователями как своего рода эпилог к третьей книге3.
«Сестра моя - жизнь», изданная годом раньше, была восторженно принята современниками (в том числе В. Брюсовым, В. Маяковским, М. Цветаевой, О. Мандельштамом) и принесла Пастернаку широкую известность. Н. Асеев отметил «органическую цельность» (I, 455), которая стала ее определяющим признаком для всех последующих читателей и исследователей. На фоне оглушительного успеха «Сестры», отличавшейся стройной, гармоничной структурой, новая книга, далеко не такая цельная и гармоничная, «проигрывала» и в успехе, и в отношении к ней самого автора, который в письме к С. Боброву (9 янв. 1923 г.) писал:
«Лично я книжки не люблю, ее кажется доехало стремленье к понятности. Не взирая на это, все тут, словно сговорившись, покончили со мной, сошедшись на моей „полной непонятности"» (VII, 428).
Причиной «непонятности» книги большинству читателей, возможно, стала ее эклектичная структура, тематическая и композиционная разноплановость составивших ее циклов и отдельных стихотворений. Экземпляр «Тем и вариаций», посланный Цветаевой, сопровождался надписью:
Впоследствии, при переиздании в составе «Стихотворений в одном томе» 1933 г., заглавие книги сменилось на более современное - «Темы и вариации».
2 Цит. по: Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография. М.: Цитадель, 1997. С. 356.
3 См., например, примечания Е.Б. Пастернака в кн.: Пастернак Б.Л. Полное собрание сочинений: в 11 т. М.,
2003-2005. Т. 1. С. 478. Далее ссылки на издание даются в скобках с указанием номера тома и страницы.
«Несравненному поэту Марине Цветаевой, „донецкой, горючей и адской"... от поклонника ее дара, отважившегося издать эти высевки и опилки, и теперь кающегося»4.
В этом уничижительном авторском определении книги отразилось признание ее вторичности по отношению к любимой автором «Сестре». В письме к М. Цветаевой (нач. янв. - 3 февр. 1923 г.) поэт, кроме того, признался в неприязненном отношении к своей новой книге:
«Посылаю Вам книжку, называется она „Четвертой книгой стихов" (какая чушь!), не люблю я ее» (VII, 425).
Цветаева же высоко оценила книгу и ответила на это признание пониманием и своеобразным объяснением - но только не согласием:
«Я знаю, что можно не любить, ненавидеть книгу - неповинно, как человека. За то, что написано тогда-то, среди тех-то, там-то. За то, что это написано, а не то. - В полной чистоте сердца, не осмеливаясь оспаривать, не могу принять»5.
Нелюбовь автора к четвертой книге действительно может объясняться тем, что реальность, изображенная в ней, предстает катастрофической, тяжелой, полной боли и отчаяния. Особенно явно это выразилось в циклах «Болезнь» и «Разрыв», которые пронизаны страданием и тягостными мыслями о самоубийстве. Названные циклы, кроме того, насквозь автобиографичны: как и «Сестра», они изображают реальные события жизни поэта, что подтверждается исследованием Е.Б. Пастернака6.
Если в книге «Сестра моя - жизнь» автор изображает яркую, наполненную любовью и радостью действительность, гармонию которой не нарушают даже небольшие размолвки с любимой, то «Темы и вариации» являют новый этап, отчасти полемичный по отношению к «Сестре», и отражают другую сторону мировосприятия автора. Это подтверждается одним из предполагаемых названий четвертой книги стихов - «Оборотная сторона медали», иными сло-
4 Цит. по: Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография. М.: Цитадель, 1997. С. 357.
5 Цветаева М.И. Собр. соч. Т.6. С. 235.
6 См.: Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография. М.: Цитадель, 1997.
вами, «подоплека, изнанка „Сестры моей жизни"» (I, 478). Кроме того, первоначально автор планировал издать обе книги под одной обложкой и общим названием «Жажда в жар», однако изданию не суждено было осуществиться, тем не менее, при более поздней публикации (1927 и 1930 гг.) Пастернак все же объединил «Темы и вариации» и «Сестру мою жизнь» в один сборник и назвал его «Две книги». Этот факт свидетельствует о взаимосвязанности объединенных под одной обложкой книг, которые, вероятно, дополняют друг друга, а в чем-то, может быть, являются противоположными .
В.Н. Альфонсов, одним из первых в наши дни обратившийся к анализу «Тем и вариаций», охарактеризовал ее как «самую экспрессивную книгу Пастернака», которая «напряженнее и драматичнее», чем предыдущая9. Исследователь не соглашается с распространенным мнением о том, что «Темы и вариации» вторична по отношению к «Сестре», однако признает вторичность цикла «Нескучный сад», составляющего чуть ли не половину книги. «„Темы и вариации" (в целом), - пишет В.Н. Альфонсов, - „несобранная", разнонаправленная книга. В ней нет внутренней слитности „Сестры"... Бури экспрессивных чувств и волхвование над деталями, подробностями, романтические обобщения и емкая точность психологических характеристик - картина здесь складывается размашистая, с многими центрами и фигурами, что выражает новый драматизм понимания жизни»10. Другими словами, хаотичность и «разорванность» композиции книги оправдываются характером изображаемой действительности, послереволюционной эпохи, проявившейся в сломах и катаклизмах и ворвавшей-
7 Н. Вильмонт, однако, приводит в своих воспоминаниях еще одно, более конкретное, значение предполагавше
гося заглавия книги: «Впрочем, в другой раз, гораздо позже, он [Пастернак] заявил, что - за отсутствием бумаги
- он писал стихи , вошедшие в его четвертую книгу, на обратной стороне машинописного экземпляра „Сестры
моей жизни" - отсюда, мол, и название, которое он считал „во всех отношениях символичным"». Вильмонт
Н.Н. О Борисе Пастернаке: Воспоминания и мысли. М.: Советский писатель, 1989. С. 79.
8 Противопоставление двух противоположных точек зрения, явлений, состояний присуще ряду произведений,
названных по данной модели (Два ...). См., например, «Два голоса» Ф.И. Тютчева, «Два богача» Й.С. Тургене
ва, «Два стихотворения» Ю.Балтрушайтиса, «Два стихотворения» А.А. Ахматовой.
9 Альфонсов В.Н. Поэзия Бориса Пастернака. Монография. 2-е изд. СПб.: «САГА», 2001. С. 116.
10 Там же. С. 142.
ся в частную жизнь поэта, что отразилось, в частности, в цикле «Разрыв», где
эпоха «окрашивает самые субъективные ситуации» (В.Альфонсов)11:
... А в наши дни и воздух пахнет смертью: Открыть окно что жилы отворить (I, 186).
B.C. Баевский о «Темах и вариациях» сказал, что это «очень сильная книга, не менее новаторская, чем две предыдущие», в ней «больше внутреннего драматизма» . Однако, рассматривая четвертую книгу в контексте других поэтических книг Пастернака, исследователь включает ее в ряд прочих, не выделяя собственно новаторских черт поэтики: «Новая книга, как и прежние, наполнена литературными и музыкальными ассоциациями, одаряет встречами с одухотворенной природой»; «Как и в „Сестре моей жизни", здесь любовная драма сливается с трагедией политической жизни России»13. В последнем приведенном высказывании B.C. Баевский также акцентирует социально-политический подтекст книги, который является одним из определяющих и для Е.Б. Пастернака: «Вдохновение „утра революции", выраженное в стихах лета 1917 г., сменилось тягостными мыслями о судьбе России, поражении в Первой мировой войне, жестокостях военного коммунизма, душевным мраком и тяжело переживаемым концом любви» (I, 478). Однако ключевой темой книги, по убеждению Е.Б. Пастернака, является все-таки тема творчества: «вопросы существования творчества в эпоху революции и его оправдание» (I, 478). Этой же точки зрения придерживается Н.М. Малыгина, которая основную идею книги «Темы и вариации» видит в убеждении автора в том, «что искусство рождается из самой природы, что поэзия сродни стихиям и временам года»14.
Социально-политические проблемы, безусловно, оказали значительное влияние на автора и его творчество, но они не составили непосредственное со-
" Там же. С. 116.
12 Баевский B.C. Пастернак: В помощь преподавателям, старшеклассникам, абитуриентам. М.: Изд-во МГУ,
1997. С. 34.
13 Баевский B.C. Пастернак: В помощь преподавателям, старшеклассникам, абитуриентам. М.: Изд-во МГУ,
1997. С. 35.
14 Малыгина Н.М. Б.Л. Пастернак // Русская литература XX века: Учеб. Пособие для студ. высш. пед. учеб. за
ведений. Т. 2. М.: «Академия», 2002. С. 72.
держание книги, а проявились лишь в некоторых деталях (даже более редких, чем в «Сестре») - приметах революционного времени, а также в общем ощущении катастрофичности бытия. «В пору „Тем и вариаций" Пастернак хотел писать иначе, не теряя Целого, Бесконечного, из которого родится дух добра. Хотел, но не мог. Не мог не играть деталями. Ибо правда была скорее в деталях, чем в общих идеях времени», - отмечает Г. Померанц15. Утрата «Целого», которое вдохновило Пастернака на создание «Сестры моей жизни», возможно, и стала причиной разочарования поэта в новой книге, словно распадающейся на части, «детали».
Сопоставляя «Сестру» и «Темы», Д.Л. Быков, пожалуй, первый из пас-тернаковедов отдает предпочтение четвертой книге: «...в целом она будет и посильнее: внятность, страсть, полное и совершенное владение мастерством»16. Однако исследователь, как и большинство предшественников, уделяет ее анализу минимум внимания, ссылаясь на отрицательное отношение Пастернака и к книге, и к «мастерству». В его трактовке «Тем и вариаций» также превалирует социально-историческое содержание: «Если в „Сестре" налицо сквозной сюжет (как, собственно, и в русском революционном „межсезонье" апреля - октября 1917 года), в „Темах" он рассеивается и дробится, как теряется и смысл русской истории в холоде и хаосе 1918 - 1929 годов. Здесь попытка выстроить цельную книгу с самого начала была обречена - отчего Пастернак и выбрал оптималь-ный сценарий, построив сборник как куст, без стержня-ствола» . С последним высказыванием, однако, трудно согласиться: очевидным «стержнем» композиции сборника является цикл «Тема с вариациями», давший заглавие всей книге и определивший ее основной композиционный принцип («музыкальный») и ведущую тему (тему поэтического творчества), о чем ниже еще будет сказано.
Итак, несмотря на высокую в целом оценку «Тем и вариаций», в литературоведении в основном сложилось устойчивое представление о ней как о кни-
15 Померанц Г. Неслыханная простота // Литературное обозрение. 1990. №2. С. 21.
16 Быков Д.Л. Борис Пастернак. М.: Молодая гвардия, 2005. С. 180
|7Там же.
ге, занимающей в творчестве Пастернака периферийное положение, не отличающейся цельностью и стройностью композиции. Вероятно, в связи с этим неблагоприятным представлением, к исследованию четвертой книги Пастернака обращаются достаточно редко. Самым подробным на сегодняшний день исследованием «Тем и вариаций» является анализ Е.Б. Пастернака в книге «Борис Пастернак. Биография». Однако, в силу широты материала, с которым работает ученый (практически всё творчество Пастернака), этот анализ сосредоточен на отдельных циклах и стихотворениях книги и не направлен на исследование ее жанровой целостности. Несмотря на достаточную изученность лирики Пастернака в целом, пока не существует монографических работ, посвященных собственно сборнику «Темы и вариации». Настоящая работа - первое специальное исследование «Тем и вариаций» с точки зрения поэтики цикла и книги стихов, и этим определяется научная новизна исследования.
«Темы и вариации» до сих пор, вслед за авторскими уничижительными определениями, воспринимаются как «тень» «Сестры», ее «оборотная сторона», ее «высевки и опилки». Однако заслуживает внимания тот факт, что, несмотря на внешне неприязненное отношение к четвертой книге, Пастернак, тем не менее, продолжал ее публиковать снова и снова, причем практически в том же составе (за исключением стихотворения «Голос души», удаленного из цикла «Болезнь» в 1927 г., и поэтического «вступления» к книге под названием «Вдохновение», исключенного автором из изданий «Стихотворений в одном томе» 1935
і о
и 1936 гг., но впоследствии возвращенного в книгу) . Подобные действия являются, на наш взгляд, прямым доказательством того, что Пастернак, вопреки своим высказываниям, признавал не только право книги на внимание читателей, но и ее объективную художественную ценность, а следовательно, и равноправие четвертой книги по отношению к «Сестре»19.
18 К примеру, сборники «Близнец в тучах» и «Поверх барьеров» были автором радикально переработаны и зна
чительно сокращены, а стихи «Близнеца в тучах» начиная с 1928 г. публиковались под новым, более нейтраль
ным названием «Начальная пора».
19 Вообще неприязненное отношение Пастернака к «Темам и вариациям» - скорее результат него высокой тре
бовательности к себе и своему творчеству. Позднее он перестанет одобрять практически все свое творчество до
Выявленным противоречием между сложившимся в пастернаковедении представлением о вторичности, недостаточной содержательной и композиционной цельности книги «Темы и вариации», с одной стороны, и «уравниванием в правах» двух книг - четвертой и третьей, осуществленным самим Пастернаком и свидетельствующим о достаточно высокой авторской оценке, - с другой, определяется актуальность комплексного исследования «Тем и вариаций». В соответствии с нашей гипотезой, книга Б.Л. Пастернака «Темы и вариации» характеризуется глубоким концептуальным и композиционным единством, которое и определяет жанровое своеобразие и целостность книги стихов.
Для проверки гипотезы необходимо проанализировать сборник в аспекте проблемы художественной циклизации, которая является одной из самых актуальных в современной науке о литературе20. Раннее творчество Пастернака в целом считается сложным для восприятия и понимания, и это мнение вполне объективно, хотя было весьма неприятно самому автору . Причина этой сложности кроется в том, что некоторые переходы мысли, ассоциаций в его стихах осуществляются скачкообразно, «поверх барьеров» (Б. Пастернак), минуя целый ряд промежуточных шагов. Для полноценного понимания стихов необходимо эти шаги восстановить, и одним из способов преодоления этого препятствия в понимании может служить, на наш взгляд, контекстуальный анализ стихотворений, который в применении к раннему творчеству Пастернака предполагает анализ соответствующих лирических циклов.
«Идея кругового движения... - утверждает Н.А. Фатеева, - позволяет построить определенную циклизацию творчества Пастернака и одновременно понять, почему особенности его творческого мышления заставляют поэта мыс-
1940 года. Наконец, неудовлетворенность автора своими стихами вовсе не всегда является показателем творческой неудачи.
20 Интерес к проблеме циклизации в лирике во многом обусловлен тем, что поэты ближайших нам эпох - XX и
XXI века - предпочитают писать циклами и книгами, то есть создавать не просто сборники разрозненных стихо
творений, а некую эмоциональную и интеллектуальную целостность, которая воспринималась бы на одном ды
хании и вводила читателя во внутренний мир автора.
21 Достаточно вспомнить уже цитировавшееся его высказывание в письме к С.Боброву: «...все тут, словно сго
ворившись, покончили со мной, сошедшись на моей „полной непонятности". Меня бы все это печалило, если
бы в самые последние дни я не взялся, наконец, за работу, которая, пока что, кажется дается мне» (VII, 428).
лить прежде всего циклами, циклически организованными книгами стихов и прозы, а не отдельными малыми или большими формами...»2 . В раннем творчестве Пастернака действительно прослеживается мощная тенденция к циклизации. Свои первые сборники «Близнец в тучах» и «Поверх барьеров» поэт тщательно компоновал, хотя и из отдельных стихотворений. По словам Е.Б. Пастернака, «он [Пастернак] радовался, что в "Барьерах" совершен переход от удачных строк, которыми отмечен был "Близнец", к "цельным вещам". Но он не останавливался на этом и смотрел дальше: «"Барьеры" первая, пусть и тощая моя книга. Этим я и занимаюсь сейчас. Учусь писать не новеллы, не стихи, но книгу новелл, книгу стихов"»2 .
Книга стихов как эстетический феномен достаточно часто становится предметом раздумий поэта на страницах его статей, заметок, писем. В программной статье «Несколько положений», написанной в 1918 году (дополнена в 1922 г.)24, книга стала главным объектом рассуждений и творческой рефлексии:
«...Когда речь заходит о литературе, я вспоминаю о книге и теряю способность рассуждать. Меня надо растолкать и вывести насильно, как из обморока, из состояния физической мечты о книге, и только тогда, и очень неохотно, превозмогая легкое отвращение, я разделю чужую беседу на любую другую литературную тему, где речь будет идти не о книге, но о чем угодно ином, об эстраде, скажем, или о поэтах, о школах, о новом творчестве и т.д. <...>
Книга есть кубический кусок горячей, дымящейся совести - и больше ничего.
Токование - забота природы о сохранении пернатых, ее вешний звон в ушах. Книга - как глухарь на току. Она никого и ничего не слышит, оглушенная собой, себя заслушавшаяся. Без нее духовный род не имел бы продолженья. <...>
Фатеева Н.А. Поэт и проза: Книга о Пастернаке. M.: Новое литературное обозрение, 2003. С.189. Исследовательница представляет эволюцию поэтического идиостиля Пастернака в виде кругового движения. Рассматривая «Темы и вариации» в качестве очередного этапа эволюции, Н.А. Фатеева характеризует книгу как «начало смещения на второй более мучительный круг, названный самим поэтом периодом „преодоления реализма через поэзию"..., а нами - кругом наложения „Божьего" и „ Исторического" миров» (с. 190). «Божий» и «Исторический» миры противопоставляются при этом как свой и чужой, естественный и человеческий, лирический и эпический.
23 Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография. М.: «Цитадель», 1997. С. 268.
24 Именно в этот период и были созданы «Темы и вариации»: работа над статьей и книгой шла параллельно.
Ее писали. Она росла, набиралась ума, видала виды, - и вот она выросла и - такова. В том, что ее видно насквозь, виновата не она. Таков уклад духовной вселенной.
А недавно думали, что сцены в книге - инсценировки. Это - заблуждение. Зачем они ей? Забыли, что единственное, что в нашей власти, это суметь не исказить голоса жизни, звучащего в нас. <...>
Книга - живое существо. Она в памяти и в полном рассудке: картины и сцены - это то, что она вынесла из прошлого и не согласна забыть. <...>
Ни у какой истинной книги нет первой страницы. Как лесной шум, она зарождается Бог весть где, и растет, и катится, будя заповедные дебри, и вдруг, в самый темный, ошеломительный и панический миг, заговаривает всеми вершинами сразу, докатившись <...> » (V, 24-25).
Приведенные высказывания свидетельствуют, что Пастернак не различает прозаическую и стихотворную книгу (ведь он в это время пишет как стихи, так и прозу, а в приведенных цитатах нигде нет указания на то, о какой книге идет речь), их онтологический статус для него един. Книга как результат творчества для Пастернака имеет огромное значение. Поэт воспринимает ее как «живое существо», бытие которого не должно зависеть от воли его создателя -художника. Иными словами, книга, однажды написанная, впоследствии становится воплощением прошлого, того мировосприятия, которое в настоящем уже может быть чуждо автору, но в книге остается неизменным. В ней говорит «голос жизни», и его нельзя искажать.
Поэт подчеркивает природное происхождение книги, которая «растет», как лес, естественно и неизбежно. Показательно и геометрическое уподобление книги кубу («кубический кусок дымящейся совести») - его можно трактовать по-разному, но очевидно, что для автора имеет особое значение «трехмерность» книги, в отличие от плоскостных фигур отдельных стихотворений . В пространстве книги между стихами - гранями образуются связи, создающие объемное тело, раскаленное огнем горящего в нем чувства.
С другой стороны, Б. Пастернак здесь, по-видимому, обыгрывает трехмерную форму книжного переплета.
В интервью «Советские писатели о писателях и читателях» Пастернак еще раз в связи с книгой акцентировал внимание на трехмерности, но в совершенно другом ракурсе:
«Выводя читателя из неизвестности на скудный свет наших мелких самоистолкований, мы трехмерный мир автора, читателя и книги превращаем в плоскую иллюзию, никому не нужную» (V, 220).
По убеждению поэта, книга, будучи сама трехмерным предметом, существует в трехмерном мире автора, читателя и книги, в котором читатель и автор на равных правах должны участвовать в ее бытии, не сковывая друг другу свободы понимания.
Особенное отношение Б.Л. Пастернака к книге как основной форме творчества подтверждает биограф поэта, Е.Б. Пастернак. О создании «Сестры моей жизни» он пишет:
«В то лето Пастернак пережил "чудо становления книги", как он назвал это впоследствии, ведя отсюда начало своей литературной биографии. Он считал, что в современной поэзии после Блока отдельные стихотворения не имеют смысла, ценность представляет только книга стихов, создающая особый мир, со своим воздухом, небом и землей. <...> Книга принципиально отличается от сборника, включающего написанные по разным поводам вещи, может быть, даже и объединенные хронологической близостью, но лишенные единства взгляда, чувства и дыхания. Именно такое понимание заставляло Пастернака зимой 1916 года "учиться писать книги", как он сообщал родителям: книги стихов, книги прозы, книги статей.
И вот теперь он чувствовал, что это ему удается. Одно стихотворение следовало за другим как развитие мелодии, слагаясь в циклы, или главы, как Пастернак их называл, из них составлялась книга. Стихов было написано гораздо больше, чем в нее вошло, они подвергались скупому отбору. <.. .> Некоторая часть не вошедших в "Сестру мою жизнь" вошла в "Темы и вариации", писавшиеся в следующие годы»26.
Упомянутая биографом книга стихов Б.Л. Пастернака «Темы и вариации» и стала главным объектом настоящего исследования. В процессе анализа мы также периодически обращаемся к другим ранним лирическим сборникам по-
Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография. М.: «Цитадель», 1997. С. 282.
эта, его статьям, автобиографической и художественной прозе, переписке. Предметом исследования служит своеобразие циклизации в четвертой книге стихов Пастернака.
Целью настоящей работы является установление особенностей циклизации в книге стихов Б.Л. Пастернака «Темы и вариации» и выявление концептуальной основы, образующей художественное единство книги.
Для достижения поставленной цели в работе решаются следующие задачи, определившие логику исследования и его структуру:
на основе анализа существующей научной литературы по поэтике цикла сформулировать методику анализа и последующей интерпретации лирического цикла и книги стихов;
осуществить комплексный анализ циклов, составляющих «Темы и вариации», и книги в целом;
выявить основные признаки, определяющие своеобразие циклизации в книге «Темы и вариации»;
выполнить реконструкцию авторской концепции, воплощенной в книге.
Структура работы обусловлена ее целью и задачами. Диссертация включает введение, три главы, заключение, приложение и список литературы.
Методология исследования базируется на сочетании методов имманентного структурного анализа и контекстуального изучения литературных произведений, наряду с которыми при решении частных задач применяются также методы лингвопоэтического, интертекстуального, концептуального анализа, сравнительно-типологический, биографический метод, метод литературоведческой интерпретации. Методологическую основу работы составили фундаментальные теоретические и историко-литературные исследования В.Н. Альфонсо-ва, B.C. Баевского, М.М. Бахтина, М.Л. Гаспарова, Л.Я. Гинзбург, М.Н. Дарвина, В.В. Иванова, Ю.М. Лотмана, Е.Б. Пастернака, В.А. Пищальниковой, В.А. Сапогова, И.П. Смирнова, В.Н. Топорова, Н.А. Фатеевой, Л. Флейшмана, И.В. Фоменко, Б.А. Успенского, Б.И. Ярхо и др.
Теоретическая значимость исследования определяется тем, что в работе обобщены существующие в науке методики анализа цикла и опробована методика, которая может применяться в исследовании лирических циклов и поэтических книг не только Б.Л. Пастернака, но и других поэтов.
Практическая значимость результатов исследования обусловлена возможностью их использования в вузовских курсах истории и теории литературы, анализа художественного текста, а также разработки на их основе спецкурсов, посвященных изучению поэтики лирического цикла и анализу лирики Б.Л. Пастернака.
Апробация работы осуществлялась на XV Пуришевских чтениях «Всемирная литература в контексте культуры» (Москва, МПГУ, 2003), на ежегодных межвузовских научно-практических конференциях «Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании» (Москва, МГПИ, 2002, 2003, 2004, 2005, 2006, 2007), на городских научно-практических конференциях, посвященных 100-летнему юбилею Пушкинского Дома и 100-летию со дня рождения Д.С. Лихачева (Москва, МГПИ, 2005, 2006), а также на заседаниях аспирантского объединения при кафедре русской литературы XX века МПГУ. Результаты исследования отражены в 9 публикациях.
Специфика книги стихов как крупной формы циклизации в лирике
В иерархии циклических форм лирический цикл в узком значении слова, несмотря на свою концептуальную значимость, занимает все же подчиненное положение по отношению к форме, более полно выражающей авторское мироощущение, - книге стихов.
Как подметил И.В. Фоменко, понятие «книга стихов» имеет в филологии два значения: во-первых, под книгой стихов подразумевается книга в традиционном смысле - переплетенные листы бумаги со стихами, сборник стихотворений; второе значение более узкое и специальное - под книгой стихов понимают особое жанровое образование. Эта разновидность циклической формы зарождается еще в литературе XIX в., а в символистской поэзии объединение стихотворений в книги стихов стало одной из самых характерных особенностей. О.А. Лекманов, определяя место книги в русской поэтической культуре XX века, писал: « ... если в начале XIX в. книга стихов обычно делилась на разделы по жанрам, а во второй половине века - по темам (как, например, в собраниях стихотворений Майкова, Фета, Случевского), то теперь построение книги стало более гибким. Каждый сборник ощущается как программный, с продуманным расположением произведений, определяющих "направление главного удара", подкрепляющих и оттеняющих их»72.
Символисты уделяли большое внимание построению и концептуальной целостности книги, нами уже приводилось известное высказывание В.Брюсова о книге стихов. Он одним их первых заговорил о принципиальном отличии книги стихов от стихотворного сборника, которое заключается, по его мнению, не только в строгой, продуманной композиции и высокой степени единства стихотворений, входящих в книгу, но и, в первую очередь, в концептуальное книги, воплощающей «самостоятельно выработанное миросозерцание»73.
Интересно в этой связи наблюдение О.А. Лекманова: «Брюсовское сравнение книги стихов с романом, вырвавшееся у поэта едва ли не случайно, судя по тому, что далее упоминается трактат, было превращено в формулу Блоком и Белым... Таким образом, главная поэтическая форма двадцатого века возможно отождествлялась в сознании поэтов 1910-х годов с главным поэтическим произведением века девятнадцатого, романом в стихах "Евгений Онегин"»74. «Осознание специфики жанра "книги стихов", законов сцепления лирических циклов и отдельных стихотворений в ее художественной целостности - важная и пока что мало разработанная проблема теории литературы. Понять книгу сти-хов как "большую форму" - значит осмыслить ее как единство» , - писала Д.М. Магомедова, отмечая центральную роль книги стихов в жанровой системе русского символизма. Однако если за книгой стихов признать жанровый статус, неизбежно встает вопрос об определении ее специфически жанрового содержания и функциональности, к решению которого вплотную подошел И.В. Фоменко, опираясь на декларации символистов, создавших и впервые осмысливших книгу стихов как жанр .
Прослеживая историю циклизации (в творчестве Блейка, Гейне, Пушкина, Лермонтова и др.), И.В. Фоменко приходит к выводу, что «важнейшим и главным источником циклизации было стремление к такому объединению стихотворений, которое позволило бы выразить целостность мировосприятия поэта. Это и было той главной причиной, которая привела к рождению книги стихов как одной из форм циклизации в лирике» . Он называет книгу стихов «высшим проявлением возможностей циклизации в лирике», ее задача - стать «личностной эпопеей», она «претендует на универсализм, на воплощение целостного мировосприятия, разумеется, того периода, который ею представлен» .
По сравнению с книгой цикл выполняет более скромную и частную задачу: «...выразить отношение только к одной из граней бытия, преимущественно лишь к одной проблеме. Это может быть любовь, творчество, родина, добро и зло и т. д. ... Разные сферы действительности, разные стороны мировосприятия, представленные циклами, взаимодействуя друг с другом, образуют сложный "многогранник" книги» . Цикл, таким образом, занимает подчиненное положение по отношению к книге стихов, являясь ее частью.
И.В. Фоменко настаивает на том, что «в "типовом", "классическом" варианте авторская книга стихов - это система циклов. Каждый цикл (как элемент этой системы) воплощает отношение преимущественно к одной проблеме, к одной из сфер бытия. Соотносясь друг с другом, они становятся основой формирования качественно новой целостности, воплощающей целостное мироощущение личности. Поэтому книга стихов как циклическое образование претендует на универсализм, "всеохватность"» . Более того, в докторской диссертации И.В. Фоменко говорит, что задача книги стихов - стать «личностной эпопеей»81. Книга «стремится исчерпать целостность авторского представления о мире во всех его сложностях и противоречиях, то есть претендует на воплощение содержания большего, чем это возможно для нее. Поэтому она всегда остается "незакончен отной"» . С точки зрения содержания книга стихов - это отражение целостного авторского мировосприятия в определенный период, единство личного и общего, «пластическое» выражение эпохи.
Символика заглавия и межстиховые связи в цикле «Пять повестей»
Открывающий книгу «Темы и вариации» цикл «Пять повестей» принадлежит к группе авторских вторичных циклов. Он формировался автором не сразу, а значительно позже, из ранее написанных и уже публиковавшихся отдельно стихотворений.
Раньше других (в 1919 году) были написаны стихотворения «Маргарита» и «Мефистофель», которые Б.Л. Пастернак напечатал в 1920 г. в сборнике «Бу-лань» под общим названием «Два стихотворения из „Фаустова цикла"». «Фаустов цикл» так и остался невоплощенным замыслом, однако само появление этого замысла в творчестве Пастернака, на наш взгляд, является вполне закономерным, поэтому будет целесообразно остановиться на нем подробнее, тем более что анализ стихов «Маргарита» и «Мефистофель» в контексте несостоявшегося «Фаустова цикла», вероятно, поможет установить их роль и место в цикле «Пять повестей».
В период создания книг «Сестра моя - жизнь» и «Темы и вариации» образы трагедии Гете «Фауст» довольно часто вовлекаются в поле творческой рефлексии поэта и, следовательно, имеют для него повышенную значимость. Впоследствии, в конце 40-х годов, Пастернак создал один из лучших переводов «Фауста», а свой главный роман он, по свидетельству своего сына и биографа Е.Б. Пастернака, одно время собирался назвать «Опыт русского Фауста» (I, 481).
Пастернак - поэт, который необычайно восприимчив к литературной традиции. Он часто обращается к произведениям своих литературных предшественников и перерабатывает их сюжеты по-своему, создает новую вариацию на общеизвестную тему. В лирическом единстве «Фаустова цикла» этой темой, по-видимому, должны были стать уникальные, художественно верные и глубокие образы гетевской трагедии - образы Мефистофеля, Маргариты и Фауста.
В 1955 году Пастернак писал о Фаусте: «Чудеса превращения, которые производит ученый Фауст в трагедии, переносясь воображением в давно угасшее минувшее или залетая мыслью в будущее, это чудеса, повседневно совершаемые на наших глазах знанием, чудеса предвидения, чудеса созидательного начала, заключенного в искусстве. ...
Такое же превращение представляют дела великих художников, в их числе трагедия „Фауст", например, в которой мимолетные наблюдения и обстоятельства личной жизни Гете превращены в образы более устойчивого, вековечного знания» («К рукописи „Фауст" в сокращении и переводе Б. Пастернака»,У, 378).
«Фауст - заклинатель судеб, стихий, духов прошлого и будущего силой лирики» («Результат просмотра Фауста, приспособленного для одновечернего спектакля», V, 379).
Таким образом, Фауст в восприятии Пастернака - художник, лирик, который творит «чудеса превращения» с помощью своего искусства, преломляя события собственной жизни в вечные образы. Этим, вероятно, объясняется постоянное явное или скрытое соотнесение образа лирического героя с образом Фауста, впервые проявившееся в стихотворении «Елене» из одноименного цикла книги «Сестра моя - жизнь»:
Луг дружил с замашкой Фауста, что ли, Гамлета ли ... Думал, - Трои б век ей, Горьких губ изгиб целуя .. . Спи, царица Спарты,
Рано еще, сыро еще (I, 152). Лирический герой здесь выступает в роли влюбленного в Елену и восхищающегося ею Фауста и, одновременно, в роли Гамлета, возлюбленного Офелии, который, напротив, почти равнодушен к ней. Стихотворение «Елене» посвящено переживаниям лирического героя, в сознании которого возникают противоречивые ассоциации между ним и возлюбленной с одной стороны и Фаустом и Еленой, Гамлетом и Офелией - с другой. Образы Фауста и Елены (царицы Спарты), однако, играют в этом стихотворении второстепенную роль.
В стихотворении «Любить, - идти, - не смолкнул гром...» из цикла «Послесловье» вскользь упоминается другая возлюбленная Фауста - Маргарита:
К закату знать, что солнце старше Тех звезд и тех телег с овсом, Той Маргариты и корчмарши (I, 159).
Здесь образ Маргариты загадочен и непонятен, возможно, он ассоциируется с обобщенным поэтическим образом покинутой возлюбленной, который имеет богатую литературную историю.
В не публиковавшемся при жизни поэта стихотворении под названием «Жизнь» Фауст и Маргарита, наряду с крысами, орехами, колымагами (образы сказок Э.-Т.-А. Гофмана и Ш. Перро), предстают в облике ярких иллюстраций из детской книжки сказок, причем акцент делается не на самих героях, а на их внешнем облике - в частности, их костюмах (кафтане и корсаже):
И Фаустов кафтан, и атласность корсажа Шелков Маргаритина лифа -Что влаге младенческих глаз - Битепажа Пахучая сказкой олифа (II, 227)120. Жизнь, увиденная глазами ребенка, предстает в этом стихотворении в образе красочной книжки, подаренной на Рождество. Фауст вновь упоминается в стихотворении «Так начинают. Года в два...», вошедшем в книгу «Темы и вариации». Здесь этот образ также играет вспомогательную роль: Так зреют страхи. Как он даст Звезде превысить досяганье, Когда он - Фауст, когда - фантаст? (I, 189). Фауст и фантаст (фонетический и образный «двойник» Фауста, как нередко бывает в стихах Пастернака) в данном случае - грани центрального образа стихотворения - поэта, начинающего «жить стихом». В рассмотренных стихотворениях образы Фауста, Елены, Маргариты находятся на периферии образной системы: они служат раскрытию других, более значимых характеров - лирического героя, его возлюбленной, поэта. Несомненным смысловым центром гетевские персонажи фактически становятся лишь в трех стихотворениях Пастернака: «Любовь Фауста», «Маргарита» и «Мефистофель». Их центральная роль подчеркивается заглавиями стихотворе «Ф.А. Битепаж - петербургский издатель и книгопродавец, инициатор профессионального издания детской литературы», - поясняется в комментарии к стихам (II, 456). ний, в которых прямо названы их имена. Кроме того, эти стихи тесно связаны друг с другом общими темами и мотивами.
Стихотворение «Любовь Фауста», не включавшееся в прижизненные издания сочинений поэта, отличается повышенной поэтической экспрессией. Как сказано в стихотворении, все, чем жил Фауст (мысль, мечта, магия, искусство и т.п.), «с недавних пор» брошено им к ногам возлюбленной (очевидно, Маргариты), и все его помыслы устремлены к ней.
Литературная традиция и реминисценция в цикле «Тема с вариациями»
Цикл стихотворений «Тема с вариациями» в рукописи и первой публикации сопровождался пометкой: «Очаковская платформа Киево-Воронежской железной дороги». Именно там, на даче у издателя А.Штибеля, в бывшем имении Карзинкино в 20 минутах ходьбы от Очаковской платформы по Киевской железной дороге, вечерами, после работы на огороде, Борис Пастернак и написал эти стихи, посвященные Пушкину151. Они сразу были задуманы и написаны как единое целое и впоследствии состав цикла не менялся, поэтому «Тему с вариациями» можно считать первичным авторским циклом. Цикл был высоко оценен В.Я. Брюсовым, который, публикуя собственные «Вариации на тему „Медного памятника"», в примечании к ним написал: «Мысль „Вариаций" подсказана прекрасными вариациями Б.Пастернака, которому автор почтительно посвящает эти строки»152.
Обращение к пушкинской теме в цикле, написанном в 1918 году, по всей видимости, обусловлено тем, что в этот период Пастернака живо волнует проблема творчества и призвания художника. Отвечая в 1927 г. на вопросы анкеты журнала «На литературном посту» о влиянии классиков на его творчество, Пастернак писал:
«В своей работе я чувствую влияние Пушкина. Пушкинская эстетика так широка и эластична, что допускает разные толкования в разном возрасте ...
Мне кажется, что в настоящее время менее, чем когда-либо, есть основание удаляться о пушкинской эстетики. Под эстетикой же художника я понимаю его представление о природе искусства, о роли искусства в истории и о его собственной ответственности перед нею» (1,216). Пушкин для Пастернака - в первую очередь нравственный и творческий
ориентир, по нему поэт сверяет свое отношение к проблемам творчества, взаимоотношения искусства и жизни, искусства и художника, художника и народа. Таким образом, обращение к пушкинской теме в цикле «Тема с вариациями» связано с возросшим в тот период интересом Пастернака к названным проблемам. Это подтверждает эпиграф к циклу - фрагмент стихотворения Ап. Григорьева «Героям нашего времени»:
...Вы не видали их, Египта древнего живущих изваяний, С очами тихими, недвижных и немых, С челом, сияющим от царственных венчаний. Но вы не зрели их, не видели меж нами И теми сфинксами таинственную связь (I, 170).
Выбранные в качестве эпиграфа строки поэта середины XIX века свидетельствуют о том, что Пастернак обращается к образу великого предшествен 79
ника с целью напомнить своим современникам, занятым литературной борьбой и бесплодными спорами, о необходимости жертвенного служения искусству и истине, лучшим примером которого стал А.С. Пушкин .
Темой цикла стал переломный момент пушкинской биографии - окончание «южной» ссылки и прощание с романтизмом, время, когда были написаны «Цыганы», «К морю», первая глава «Евгения Онегина».
Первая публикация цикла состоялась в Берлине в конце 1922 года в составе книги стихов «Темы и вариации», название которой «пришло в самое последнее время»154 и подчеркнуло особое положение этого цикла в книге. В рукописи и первой публикации все (а не только три) стихотворения цикла имели заглавия. Так, вариация третья называлась «Макрокосмической», а четвертая, пятая и шестая имели общее название «Вариации на тему пушкинских "Цыган"» и обозначались соответственно: «Драматическая», «Патетическая» и «Пасторальная»155.
Заглавие «Тема с вариациями» апеллирует к жанро-родовой памяти и устанавливает связь поэтического произведения с одноименным музыкальным жанром, которая подчеркивается и в заглавиях самих стихотворений, входящих в цикл: «Тема» и «Вариации» с соответствующими конкретными названиями. Композиция цикла соответствует заглавию и носит музыкальный характер: в цикле отсутствует повествовательный элемент, а развиваются в различных направлениях и тональностях темы, мотивы, заданные первым стихотворением цикла, а также всем творчеством Пушкина, к которому обращается автор.
В этом цикле, как и во многих других стихотворениях Пастернака, сказалось его серьезное юношеское увлечение музыкой, которую он на протяжении всей жизни очень тонко чувствовал и невольно воплощал в мелодике своего стиха .
Роль доминантных смысловых оппозиций в концептуальной системе книги «Темы и вариации»
Проведенный анализ циклов, входящих в книгу «Темы и вариации», позволил выявить значительное количество разнообразных циклообразующих элементов, которые в силу своей маркированности характеризуются повышенной концептуальной значимостью. Наибольшим смысловым потенциалом среди них обладают мотивы из-за их принципиальной повторяемости в тексте, являющейся неотъемлемым признаком мотива как литературоведческой категории. Повтор, как уже говорилось в первой главе, является средством выделения концептуально важных компонентов авторской системы смыслов, поэтому циклообразующий мотив может рассматриваться как доминантный личностный смысл, или концепт.
Анализ показал, что большинство циклообразующих мотивов встречаются не в одном цикле, а в нескольких. В некоторых циклах они могут входить в группу основных и даже доминирующих мотивов, в других же - выступать в роли факультативных. Под основными мы понимаем такие мотивы, которые обладают повышенной концептуальной значимостью и встречаются в нескольких стихотворениях. Среди них выделяются доминирующие мотивы, напрямую связанные с главной темой рассматриваемого цикла и являющиеся репрезентантами доминантных личностных смыслов в данном цикле. Факультативными же условимся называть такие мотивы и образы, которые встречаются в одном-двух стихотворениях цикла, не выполняют циклообразующей функции и обладают концептуальной значимостью, проявляющейся только в контексте всей книги, но не в отдельно взятом цикле . Следует сразу оговориться, что мы не будем касаться тех мотивов, которые выступают в качестве циклообразующих только в одном из шести циклов (они не имеют принципиального значения для концептуальной системы книги в целом), а наибольшее внимание будем уделять связям, являющимся общими для четырех - пяти циклов.
Для удобства изложения и восприятия материала представляется целесообразным воспользоваться сводной таблицей мотивов, данной в Приложении (Таблица 1).
Очевидно, что наибольшей концептуальной значимостью в «Темах и вариациях» обладает мотив творчества, который доминирует в циклах «Пять повестей», «Тема с вариациями», «Я их мог позабыть» и является одним из основных в «Нескучном саде», а в «Разрыве» и «Болезни» проявляется как факультативный. Концепт творчество имеет в книге сложную структуру и выступает в комплексе с рядом других концептов, поэтому ему посвящен отдельный, третий параграф настоящей главы.
Следующим по значимости является мотив смерти, отразившийся во всех шести циклах и доминирующий в «Разрыве», где лирического героя преследуют мысли о самоубийстве269. Доминантный личностный смысл (далее ДЛС) смерть имеет, таким образом, специфическое значение: в книге «Темы и вариации» он тесно связан с идеей насильственной смерти - самоубийства или убийства. Первый репрезентант господствует в циклах «Болезнь» и «Разрыв»:
Тот год! Как часто у окна Нашептывал мне, старый: «Выкинься» (I, 181). Впотьмах, моментально опомнясь, без медлящего Раздумья, решила, что всё перепашет. Что - время. Что самоубийство ей не для чего (I, 185). Ступай к другим. Уже написан Вертер, А в наши дни и воздух пахнет смертью: Открыть окно - что жилы отворить (I, 186),
- а также присутствует в цикле «Тема с вариациями»: Яд? Но по кодексу гневных Самоубийство не в счет! (I, 175)
Мотив убийства гораздо более распространен в книге, хотя не всегда настолько явен, а чаще иносказателен. Если в «Теме с вариациями» он назван прямо: «Мысль озарилась убийством./ Мщенье? Но мщенье не в счет!» (I, 174), то в стихах «Нескучного сада» дается в виде намека или метафоры: «Разбитую клячу ведут на махан...» (I, 209); «Грунт убит и червив до нутра...» (I, 204) .
Особой разновидностью мотива убийства выступает мотив выстрела: «Заря, как выстрел в темноту. / Бабах! - и тухнет на лету / Пожар ружейного пыжа» (I, 194); «Я креплюсь на пере у творца / Терпкой каплей густого свинца» (I, 204); «Глуби Мазурских озер не разуют / В сон погруженных горнистов Самсонова. // После в Москве мотоцикл тараторил, / Громкий до звезд, как второе пришествие. / Это был мор» (I, 205). В последнем примере отразилась, по наблюдению Е.Б. Пастернака, гибель в Первой мировой войне армии генерала А.В.Самсонова (в районе Мазурских озер в Восточной Пруссии), а также страшная деталь революционного времени: «шумом включенных моторов заглушали звуки расстрелов» (комментарии: I, 496).
Смерть в книге Пастернака может являться, кроме того, следствием разгула стихии («И выбросам волн, и разбухшим / Утопленникам...» (I, 171), «Когда, как труп затертого до самых труб норвежца»(1, 185)), а также смертельной болезни («В ночь кончины от тифа сгорающий комик / Слышит гул» (I, 194)). Возможно, поэтому ДЛС болезнь в книге распространен не менее, чем смерть.
ДЛС жизнь в «Темах и вариациях» представлен крайне скудно - особенно это заметно на фоне третьей книги, где Пастернак назвал жизнь своей сестрой и само это слово повторил почти на каждой странице. В четвертой книге жизнь чаще упоминается как минувшее: «Ты помнишь жизнь?» - вопрошает лирический герой в стихотворении «Мне в сумерки ты все - пансионеркою...», вспоминая:
Ведь жизнь, как кровь, до облака пунцового Пожаром вьюги озарясь, хлестала! (I, 182)
Сам он ныне не ощущает себя живущим: смерть не только окружила его со всех сторон, но и прокралась в душу стремлением к самоуничтожению. Однако в некоторых вещах жизнь все же сохранила свое дыхание:
...Вы не видали их Египта древнего живущих изваяний... (эпиграф к «Теме с вариациями», 1,170)
От тела отдельную жизнь, и длинней Ведет, как к груди непричастный пингвин... («Фуфайка больного», 1,179)
В цикле «Я их мог позабыть», следующем за «Разрывом», жизнь начинает постепенно отвоевывать свои права: «О жизнь, нам имя вырожденье, / Тебе и смыслу вопреки» (I, 187); «Так начинают жить стихом» (I, 189); «След ветра живет в разговорах / Идущего бурно собранья / Деревьев над кровельной дранью» (I, 190). И хотя поэт говорит о вырождении, он все же обращается к жизни, как и прежде, а в стихотворении «Да будет» («Нескучный сад») он словно читает заклинание, призывая жизнь возродиться: «Да будет так же жизнь свежа!» - четырежды повторяет он.
Таким образом, несмотря на господство смерти, жизнь в итоге остается для лирического героя ценностью, ради которой он преодолевает тягу к самоубийству, и противопоставление смерть - жизнь является в концептуальной системе Пастернака доминантной личностной оппозицией, как и антитеза болезнь - выздоровление.
Мотив болезни, который доминирует в одноименном цикле, встречается (как циклообразующий или факультативный) и во всех других циклах. Причем важным репрезентантом ДЛС болезнь в концептуальной системе книги является болезнь душевная, а не только физическая, которая выступает лишь внешним проявлением внутреннего состояния лирического героя271. Но что же ты душу болезнью нательной Даришь на прощанье? (I, 183) - обращается он к возлюбленной в цикле «Разрыв».
