Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Поэтика книги стихов «Осенние озера» (1912) 20
1.1. Тема веры как лейтмотив лирической книги «Осенние озера» 20
1.2. Пушкинские мотивы как композиционная скрепа в циклах «Осенние озера», «Осенний май», «Весенний возврат», «Зимнее солнце» 31
1.3. Поэтика циклов «Духовные стихи» и «Праздники Пресвятой Богородицы» (стиховедческий аспект) 37
Глава 2. Циклообразующие структурные элементы в книге стихов «Вожатый» (1918) 55
2.1. Сквозные образы лирической книги «Вожатый» в культурном контексте 1910-х годов 57
2.2. Своеобразие авторской концепции бытия в циклах «Плод зреет» и «Вина иголки» 66
2.3. Эволюция образов и мотивов в циклах «Русский рай» и «Виденья» 81
Глава 3. Пространственно-временная организация поэтической книги «Нездешние вечера (1914—1920)» (1921) 106
3.1. Пространственные образы в цикле «Лодка в небе» 112
3.2. Чужой мир как метафора искусственности в цикле «Фузий в блюдечке» 138
3.3. Пространство «малого» цикла Кузмина в книге «Нездешние вечера» 143
Заключение 151
Библиография 154
- Тема веры как лейтмотив лирической книги «Осенние озера»
- Пушкинские мотивы как композиционная скрепа в циклах «Осенние озера», «Осенний май», «Весенний возврат», «Зимнее солнце»
- Сквозные образы лирической книги «Вожатый» в культурном контексте 1910-х годов
- Пространственные образы в цикле «Лодка в небе»
Введение к работе
Поэтическое наследие Михаила Алексеевича Кузмина (1872 - 1936) на протяжении многих десятилетий претерпевает разнообразное толкование. Творчество поэта в разные периоды истории литературы расценивалось весьма необъективно: то это были экзальтированно-восхищенные отзывы, то слишком непримиримо-осуждающие и, по сути, всегда искаженные. Поэзия Кузмина по сей день незаслуженно находится «в тени» литературного процесса и, к сожалению, не оценено по заслугам.
Уже при жизни Кузмина сформировались составляющие того индивидуального мифа, точнее поэтической репутации, которая стала основой для восприятия писателя как современниками, так и читателями и критиками последующих поколений. В первое десятилетие XX века даже на фоне таких поэтов, как В. Брюсов, А. Блок, Вяч. Иванов, Н. Гумилев, имя Михаила Кузмина было одним из первых. В отзывах современников и критике мы находим непременное упоминание Кузмина в ряду значимых для литературного процесса этого времени писателей (характерный пример — статья Иннокентия Анненского «О современном лиризме»1). В частности, когда в 1910 году в Киеве Алексей Вознесенский готовил книгу «Поэты, влюбленные в прозу», он отметил, что «не было почти знакомого, который бы с дружеской заботой не осведомился: "включаете ли вы в свою лекцию Кузмина: это всех заинте-ресует!" ».
Известно, что А. Блок исключительно уважал и почитал Кузмина как большого поэта. Такое мнение вытекает из переписки Блока и его статей разных лет. «Кузмин - в настоящий момент — писатель единственный в своем роде. До него в России таких не было, и не знаю, будут ли»", - утверждал он
1 Аполлон. - 1909. -№ 2. - С. 3-29.
2 Вознесенский А. Поэты, влюбленные в прозу. - Киев, 1910. - С. 47.
Блок АЛ. Собр. соч. в 8 т. Т.5. Проза 1903 - 1917. -М.: Художественная литература, 1962. -С. 182.
в статье «О драме» (1907) и продолжал: «Имя Кузмина, окруженное теперь
какой-то грубой, варварски-плоской молвой, для нас — очаровательное имя» .
Вячеслав Иванов считал Кузмина чуть ли не единственным поэтом послереволюционной современности, о чем сохранил свидетельство лично знавший и не однажды беседовавший с метром символизма П.А. Журов: «По дороге В. И. [Вячеслав Иванович - Л А.] говорил: "Всё незначительно, всем я недоволен. Ну, скажите, кто есть в поэзии? Один Кузмин. Кузмина люблю. Немного Мандельштам. Ходасевич прекрасно овладел пушкинской формой. Ахматову уважаю..."»5
Частое упоминание имени поэта в статьях, обзорах и даже пародиях десятых годов говорит о том, что Кузмин рассматривался в ту пору в качестве одной из ключевых фигур русской литературы.
В отзыве на одну из первых стихотворных публикаций, «Александрийские песни», Максимилиан Волошин вопрошал о Кузмине: «...Не есть ли он одна из египетских мумий, которой каким-то колдовством возвращена жизнь и память»6. «Я не верю (искренно и упорно), что вырос он в Саратове и Петербурге, - вторил Волошину Э. Ф. Голллербах. - Он родился в Египте... родился сыном эллина и египтянки».7 Практически одновременно с вхождением писателя в литературу - в 1910-х годах - нашло определение ещё одно качество его лирики, ставшее составляющей мифа о Кузмине, — анахронизм. Многим современникам виделась в этом неестественность, иным представлялось это модной экзотикой. Так, Вячеслав Иванов посвятил Кузмину следующее стихотворение, названное «Анахронизм»:
За твой единый галлицизм Я дам своих славизмов десять; И моде всей не перевесить
4Там же.-С. 183.
Цит. по: Субботин СИ. «...Мои встречи с вами нетленны...» (Вячеслав Иванов в дневниках, записных кншкках и письмах П. А. Журова) // Вячеслав Иванов: материалы и публикации //НЛО. - 1994. -№ Ю. Историко-лит. серия. -Вып. 1. С. 229.
6 Волошин М. Лики творчества. -Л., 1988.-С. 471, 473
7 Голлербах Э. Радостный путник: О творчестве М. Кузмина // Аполлон. — 1917. - № 4/5. -
С. 26-27.
Твой родовой анахронизм . Еще одним штрихом к образу Кузмина можно назвать «загадочность». «Местами подлинная загадочность»9 виделась в творчестве М. Кузмина И. Анненскому. «Понятным молено было бы его назвать, если бы его понимали»10, - заключал Вяч. Иванов. «По-своему загадочной»11 представлялась критикам и литературная позиция Кузмина. Самого Кузмина эта «непоня-тость» не пугала. В частности, в письме Вячеславу Иванову он замечал: «Блок пишет, что я сам виноват, что "большая публика" не видит моего на-
стоящего лица. Но кто хочет, кто может, - видит, и не довольно ли этого?» . Возмолшо, автор «Крыльев» имел в виду следующие высказывания А. Блока: «Кузмин теперь один из самых известных поэтов, но такой известности я никому не пожелаю. Кузмин, одевший маску, обрек себя на непонимание большинства»13. А. Блок рассуждал о поэтической «маске» Кузмина, которая «немного портит его слишком печальное для всяких масок лицо»14. Своеобразный, чуждый открытости, артистичный характер кузминского творчества наблюдал и И. Анненский: «тут не без лукавства»15.
Однако такое пристальное внимание и неподдельный интерес поэзия Кузмина вызывала только в начальные годы его литературного пути. Чем более муза удалялась от первой триумфальной книги «Сети», тем менее стихи были близки современнику, увы, не всегда способному понять всю сложность возрастающего кузминского таланта. Ответственно и критично относившийся к своим произведениям поэт, пользуясь гимназической системой оценок, ставил «Сетям» с некоторым колебанием всё-таки «пятерку». Вышедшие в 1912 году «Осенние озера» получили от автора лишь тройку, «Во-
8 Иванов Вяч. Corardens.-M., 1911.- Ч. 1. С. 148.
9 Анненский И. О современном лиризме// Аполлон. - № 2. - 1909. - С. 11.
10 Иванов Вяч. О прозе Михаила Кузмина// Аполлон. - № 7. - 1910. - С. 46.
Леденев А.В. Творчество М. Кузмина и русские модернистские течения начала XX века // Время и творческая индивидуальность писателя: Сб. статей. -Ярославль, 1990. - С. 80.
12 Цит. по: Богомолов И. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. - М., 1999. -
С. 215.
13 Блок А. А. Собр. соч. В 8 т. -М., 1962. -Т. 5. С. 289.
11 Там же.
1S Анненский И. О современном лиризме // Аполлон. -№ 2- 1909. - С. 11.
жатый» и «Нездешние вечера» — по «четверке», а «Глиняные голубки» 1914 года оценены и вовсе отрицательно - безнадежной двойкой16. И многие исследователи вполне соглашаются с самооценками поэта, впрочем, сознавая большую значимость отдельных стихотворений. Так, современные авторитетные ученые во втором и третьем сборнике стихов видят «прямое продол-жение «Сетей» по всем ігоинципам построения» , отказывая и «Осенним озерам», и «Глиняным голубкам» в целостности.
Отдельные циклы также остались непонятыми еще современниками поэта, в частности, И. Анненский в статье «О современном лиризме» писал: «<...>Для нас-то, когда мы осуждены вращаться среди столь однообразных книжных, надуманных попыток вернуть веру или ее очистить, - разве не должна быть интересна и эта попытка опроститься в религиозном отношении, найти в себе свой затертый, но многовековой инстинкт веры. Я расстаюсь с лиризмом Кузмина вовсе не потому, чтобы его стихи были так совершенны. Но в них есть местами подлинная загадочность. А что, кстати, Куз-мин, как автор «Праздников Пресвятой Богородицы», читал ли он Шевченко, старого, донятого Орской и прочими крепостями, соловья, когда из полупомеркших глаз его вдруг полились такие безудержно нежные слёзы - стихи о Пресвятой Деве? Нет, не читал. Если бы он читал их, так, пожалуй, сжег бы свои "праздники"...»18.
Неудивительно, что внимание критиков весьма привлекали и последние, считающиеся самыми загадочными и темными — « Параболы» и «Форель разбивает лед». Промежуточные же поэтические книги в литературоведении и в критике середины XX века оставляли лишь незначительные, поверхностные, по сути, разборы. Исследования, предпринятые в конце XX века, показывают, что программная «ясность» Кузмина скрывает за собой особое, мно-
16НЛО. - 1994.-№7.-С. 177.
Богомолов Н.А. <сЛюбовь—всегдашняя моя вера» // Кузлпш М Стихотворения / Вступ, ст., сост., подгот. текста и примечания НА. Богомолова. Изд. 2-е, исправленное. - СПб.: Академический проект, 2000. — С. 28. 18 Анненский И. Книги отражений. —М.: Наука, 1979.—С. 365-366.
госложное интеллектуальное общение с читателем. Частично исследователи приблизились к разгадке уникального поэтического дара Кузмина.
Человека, вступившего в волшебный мир кузминских стихов, попавшего под обаяние его личности, повсюду подстерегают загадки и неразрешимые противоречия: это и дата рождения, неверно указанная писателем в автобиографии19, и загадочный князь Жорж, реальный прототип которого пока не установлен, и скрывающийся за доступным содержанием произведений потайной слой.
Как отмечал Г. Шмаков, в творчестве Кузмина «реальный мир и его "элементы" незамедлительно порождают культурных двойников, дублеров, подобия, вступают с ними в сложнейшие "семантические блоки, которые "герметичны", ибо рассчитаны на способность читателя к дешифровке "культурного кода", разгадка которого обусловливает смысл поэтического произведения»20.
Некоторые особенности творчества Кузмина позволяют говорить о его принадлелшости к семантической поэтшсе, эстетика которой исходит из представления о смысловом единстве мира, реализуемом в построении текстов и всей жизни поэта как единого «смыслового пространства»21, поэтому И. Паперно закономерно выявляет черты семантической поэтики в художественном мире Кузмина22.
В кузминоведении постепенно сложилось множество противоречий, касающихся трактовки стихов разных периодов. Так, позднее (после 1916-1917 годов) творчество принято считать «герметичным», раннее - «автобио-
19 СувороваН. К. Архивист ищет дату // Встречи с прошлый!. Вып. 2. -М., 1976. -С. 119.
20 Шмаков Г. Блок и Кузмии (Новые материалы) // Блоковский сборник. Вып. 2- Тарту,
1972.-С. 350.
Левин Ю. И., СегалД. М. и др. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. -1974. - Vol. 7/8. - S. 47-82.
Паперно И. Двойничество и любовный треугольник: поэтический миф Кузмина и его пушкинская проекция // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin. - Wiener slav-istischer Almanach. - Sb. 24. - S. 57-82.
графическим», «бытоописательным» . Однако, с другой стороны, признается и то, что уже в ранних его произведениях, как прозаических, так и поэтических, активно функционирует «потайной» слой. Н.А. Богомолов обращает внимание на то, что особая смысловая глубина присуща уже роману «Крылья»24 (1906 год). В.Ф. Марков25 и вслед за ним СЮ. Корниенко26 указывают на «многослойность» книги «Сети» (1908). EJVL Гаспаров выявил в программной статье «О прекрасной ясности» (1910) «образные элементы, символическая ценность которых вырабатывалась на протяжении всего его творческого пути» и проследил их воплощение в поэме «Форель разбивает лед» (1929)27.
В последние десятилетия существенно изменилось отношение к наследию Кузмина. Издано с научными комментариями собрание его прижизнен-ных книг под одной обложкой , двумя изданиями вышло собрание стихо-творений Кузмина в серии «Новая библиотека поэта»
Появились новые работы об особенностях художественной системы Кузмина, изменились взгляды на принципы периодизации его творчества. Наиболее продуктивным оказался такой метод исследования, как целостное изучение отдельных произведений. В то же время многие стереотипы, «критические шаблоны» в восприятии Кузмина в почти неизменном виде присут-
Отмеченная В. Марковым «периодизация» прозаического творчества Кузмина («если сильно упрощать<...>,то ее молено разделить на периоды стилизаторский, ,халтурный< ..> неизвестный <...> и экспериментальный», Марков В. Беседа о прозе М. Кузмина// О свободе в поэзии... - С. 166-167) во многих исследованиях воспринимается a priori. 24 БогомоловН. А. Михаил Кузмин // Эрос. Россия. Серебряный век. -М., 1992. - С. 85.
Марков В. Ф. О свободе в поэзии. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. — СПб., 1994.-С. 65.
26 Корниенко С. Ю. В «Сетях» Михаила Кузмина: семиотические, культурологические и тендерные аспекты. — Новосибирск, 2000 - 147с.
Гаспаров Б. Еще раз о прекрасной ясности: эстетика М. Кузмина в зеркале ее воплощения в поэме «Форель разбивает лед»// Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin... - S. 83-114.
КузминM.A. Избранные произведения/ Сост., подгот. текста, вступ, ст., коммент. А. Лаврова, Р. Тименчика. - JL: Худ. лит., 1990. — 576 с.
29 Кузмин М. Стихотворения / Вступ, ст., сост., подгот. текста и примечания Н. А. Богомолова. - СПб.: Академический проект, 1996. — 832 с; КузминМ. Стихотворения / Вступ, ст., сост., подгот. текста и примечанияTLА. Богомолова. Изд. 2-е, исправленное. — СПб.: Академический проект, 2000. — 832 с.
ствуют и в энциклопедиях, и в литературоведческих обзорах, и в новейших учебниках по истории русской литературы. Так, в учебных пособиях по русской литературе XX века для старших классов средней школы творчество поэта рассматривается как акмеистическое30. Высшая школа придерживается в вопросе отнесения творчества Кузмина к акмеизму разных точек зрения, более склоняясь все же к тому, что поэт не причислял сам себя ни к каким направлениям, течениям в литературе .
Состояние современного кузминоведения обусловливает актуальность темы предпринятого исследования, направленного на изучение стихотворных циклов Кузмина 1910-х годов с точки зрения их архитектоники и поэтики. До сего момента лишь «Александрийские песни» относились исследователями к лучшему у Кузмина. Утвердилось мнение, что именно эта книга занимает особое место и в раннем творчестве Кузмина, и в последующем фор-мировании его поэтики^. В литературе о Кузмине, безусловно, есть намеки на то, что его поэтические книги создавались непроизвольно, чуть ли не случайно. Так, в мемуарах Георгия Иванова «Петербургские зимы» есть сценка, в которой на вопрос автора воспоминаний, включать ли какое-то стихотворение в книгу или нет, Кузмин отвечает: «Почему же не включать? Зачем же тогда писали? Если сочинили — так и включайте...»33 Складывается впечатление, что сам Михаил Алексеевич любое стихотворение, не задумываясь, как попало вставлял в сборник или книгу. Подобная точка зрения, по сути, разделяется и Н.А. Богомоловым: «...Всё написанное казалось безусловно
Русская литература XX века. 11 кл.: Учеб. для общеобразоват. учебных заведений. В 2 ч. Ч. 1. - М.: Дрофа, 1998. - С. 40; ЧапмаевВ. А., Зитш С А. Учебник для 11 кл.: В 2 ч. Ч. 1.-М.: ООО «ТИД "Русское слово - PC», 2007. - С. 205.
31 История русской литературы XX века: в 4-х кн. Кн. 1. 1910 -1930 годы. Учебное пособие / Под ред. JI. Ф. Алексеевой, — М.: Высшая школа. 2005. - С. 36.; Смирнова JT.A. Русская литература конца ХГХ- начала XX века: Учеб. для студ. пед. ин-тов и ун-тов. - М.: Лаком-книга, 2001. - С. 250.
32НегановаО. Н. «Александрийские песшо> М. Кузмина: композиция, поэтика, жанр.: Дисс. на соискание уч. степ. канд. филол. наук. - СПб., 2004 - 134 с. 33 Иванов Г. Петербургские зимы // Иванов Г.В. Собр. соч.: В 3 т. Т.З. - М.: Согласие, 1994. - С. 103.
удачным, а раз напечатанное неуклонно включалось в книгу стихов» . Об особой архитектонике лирических книг как единого поэтического организма вопрос практически не был поставлен.
Первой попыткой рассмотреть произведения Кузмина и, в частности, «Александрийские песни» с точки зрения циклостроения является рецензия Максимилиана Волошина, который обратился к первоначальной редакции «Александрийских песен», опубликованной в «Весах», и воссоздал «подробности биографии Кузмина, - там, в Александрии, когда он жил своей настоящею жизнью в этой радостной Греции времен упадка» . Речь шла о биографии художественной, вымышленной; Волошин отождествлял автора «Александрийских песен» и персонажей цикла. Он выделил в стихотворениях единого героя, считая именно это началом, объединяющим цикл. Так, в интерпретации Волошина циклообразующим фактором обозначен биографический сюжет.
Интересный пример обращения к «Александрийским песням» представляет собой разбор, предложенный С. Ильинской, где выделены некоторые основные мотивы текста и обозначено их сходство с «александрийской моделью», представленной и в поэзии Константиноса Кавафиса, где Александрия - «символ любви, красоты, человечности, терпимости, учености, художественной утонченности»36. Исследовательница не ставила перед собой задачи более подробного рассмотрения цикла. В её исследовании элемент, определяющий целостность произведения, — это создание единой картины мира.
Н.А. Богомолов, выделяя в цикле сходные мотивы, тем не менее, отказывает ему в какой-либо сюжетности или упорядоченности, хотя они заклю-
Богомолов Н.А. «Любовь - всегдашняя моя вера» // Кузмин М. Стихотворения / Вступ, ст., сост., подгот. текста и примечания Н.А. Богомолова. Изд. 2-е, исправленное. - СПб.: Академический проект, 2000. — С. 34.
Волошин М. «Александрийские песнш> Кузмина // Волошин М. «Средоточье всех путей». -М., 1989. -С. 389-395.
36Ильинская СБ. К. Кавафис-М. Кузмин, александрийцы//Знаки Балкан. -М., 1993. -Т. 2. - С. 347.
чены «в рамку одного культурно-исторического типа сознания, тесно связанного со своеобразием александрийской культуры, какой она представлялась автору»37. Рассматривая «Александрийские песни», ученый дал подробную характеристику причин их популярности. «<...>Цикл очень точно попал (вряд ли осознанно для Кузмина, не слишком пристально следившего в то время за современной литературой) в самый центр художественных иска-ний» : и стихотворная форма (верлибр, основанный на регулярном синтаксическом параллелизме), и сюжеты стихотворений (основанные на изображении далеких стран и времен), и намеренная их недосказанность, - всё это соответствовало тенденциям поэзии символистов, но в то же время читатель оказывался «почти непосредственным участником всего происходящего, автор делал его равным себе и героям как отдельных стихотворений, так и всего цикла» . Последнее замечание связано с субъектной структурой цикла, но более подробно Н. Богомолов эти тезисы не прояснил.
М.Л. Гаспаров анализировал три цикла из сборника «Сети» и продемонстрировал возможность описания «художественного мира писателя», исходя из функционального тезауруса текста. Однако результат получился в большей степени констатирующий: «мир "Александрийских песен" - более конкретный, более вещественный, более живой, более внешний, более созерцательный» . Предпринятое ученым исследование, по его собственному заключению, лишь «подтверждает и уточняет интуитивное впечатление»41.
Труд В.Ф. Маркова «Поэзия Михаила Кузмина» — это крупное исследование, рассматривающее все его поэтические сборники. Здесь впервые, как никогда до этого, дан анализ всех лирических книг поэта. Природу цикло-
Богомолов Н.А. Михаил Кузмин: статьи и материалы... — М.: Новое литературное обозрение. Научн. приложение. Вып. 3. - 1995. - С. 29.
38 Богомолов Н. А. «Любовь - всегдашняя моя вера» // Кузмин М. Стихотворения. - СПб.,
2000.-С. 18.
39 Там же.
Описание метода см. в работе: ГаспаровМ.Л. Художественный мир писателя: тезаурус формальный и тезаурус функциональный: М. Кузмин, «Сетт> И Гаспаров М.Л. Избр. труды. - Т. 2. О стихах. - М., 1997. - С. 416. 41 Там же. С.417.
творчества М. Кузмина исследователь объяснял как «тоску по роману в сти-хах» . Кроме того, ученый прокомментировал расположение стихотворении в заключительном цикле первой книги стихов «Сети» «Александрийские песни»: «Хронологическое нанизывание сочетается с почти дантовской архитектоникой»43. Склонность к циклизации произведений Кузмина заметила и СЮ. Корниенко: «...Текстовое мышление М. Кузмина явно стремится к мышлению циклостроительного типа. В 1907 году максимальное количество текстовых презентаций в журналах представлено именно циклами, со всеми особенностями данного текстообразования: числовая кодировка, наличие внутреннего сюжета и пр.» .
Обратимся к остающейся для многих читателей зашифрованной статье М. Кузмина «О прекрасной ясности»: «Когда твердые элементы соединились в сушу, а влага опоясала землю морями, растеклась по ней реками и озерами, тогда мир впервые вышел из состояния хаоса, над которым веял разделяющий Дух Божий»45. Даже эти первые строки напрямую говорят о понимании автором стройности всего сущего, о необходимости иерархии. Это принципиальный постулат кузминского взгляда на исісусство. Далее в статье поэт развивает эту мысль: «<...> Мы считаем непрелолшым, что творения хотя бы самого непримиренного, неясного и бесформенного писателя подчинены законам ясной гармонии и архитектоники»46. В поисках закономерностей жизни высшей, духовной и существования человека в земной жизни поэт выдвинул свое понимание истории и культуры, определяющим законом которого стала «архитектура». Слово мыслилось им в системе смысловой иерархии, порождающей образ мира и его судеб. В таком видении художественного
лг Марков В.Ф. О свободе в поэзии. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. — СПб., 1994. - С. 66.
43 Там же-С. 65.
44 Корниенко СЮ. Цикл в журнале: Михаил Кузмин в периодике начала XX в. // Европей
ский лирический цикл. Материалы международной научной конференции. — М., РГГУ,
2003.-С. 207.
45 КузминМЛ. Проза и эссеистика: В 3-х т. Т. 3. Эссеистика. Критика / Сост., подгот. тек
стов и коммент. Е.Г. Домогацкой, Е.А. Певак. — М. Аграф, 2000. - С. 5.
46 Там же. - С. 6.
творчества Кузмин был не одинок, однако, можно сказать, что он предвосхитил дальнейшее развитие концепции «архитекуры» и «архитектурности» как основополагающих культурфилософских понятий. Он чутко уловил и возрастание интереса к изобразительным и пластическим искусствам. Вслед за Кузминым ратовал за возращение слову «архитектурности» акмеист СМ. Городецкий в статье «Музыка и архитектура поэзии» (1913), имея в виду вещественное, конкретное значение слова. В материальной оформленности вещей другой акмеист — В.И. Нарбут видел залог единства мира. В акмеизме архитектура, относящаяся в типологическом плане к области живописи, выполняла лишь роль универсального кода. Поэт ассоциировался с зодчим: «будьте искусным зодчим, ...молитесь, чтобы ваш хаос просветился и устроился», - пишет все в той же статье Кузмин»47. Созвучно этому прозаическому высказыванию стихотворное: «Ведь я же — Божий зодчий // Как приказал мне Ты...» 8. Цитированное стихотворение — с «архитектурным» построением. Язык архитектуры использовался для обоснования акмеистической позиции: Гумилев считал, что акмеистом быть труднее, чем символистом, и сравнивал труд акмеиста с постройкой собора. Слово-камень — анаграмматически и этимологически связывалось акмеистами с названием школы, во главу угла его положившей.
Для Мандельштама слово, с одной стороны, — аналог камня, с другой стороны, - Божественный Логос, предшествующий акту творения. В свете такого понимания акт творения оборачивался для него актом именования. Отсюда - сакрализация Слова. С одной стороны, поэт уподобляется Богу, сотворившему мир из Слова, с другой стороны, — строителю. Как зодчий воздвигает храм, собор, используя камни, так поэт выстраивает свое художественное мироздание посредством слов.
47 Там же.-С. 10.
48 Кузмин М. Стихотворения / Вступ, ст., сост., подгот. текста и примечания Н.А. Богомо
лова. Изд. 2-е, исправленное. — СПб.: Академический проект, 2000. — С. — С. 418. Далее
стихи Кузмина цитируются по этому изданию с указанием страниц в скобках.
Имманентно присущая творчеству М. Кузмина цикличность привлекала к себе внимание ученых. На сегодняшнем этапе развития литературоведческого и общенаучного знания мы можем предпринять попытку более основательно изучить многообразие реализации принципов цикла и цикличности в творчестве М. Кузмина. Структура кузминских циклов и элементы цикличности в его творчестве при современном состоянии кузминоведения могут быть изучены более обстоятельно и системно, чем в прежние годы.
Объектом исследования являются книги стихов «Осенние озера», «Вожатый», «Нездешние вечера» М.А. Кузмина в прижизненных публикациях и публикациях последних десятилетий.
В качестве объекта изучения (анализа и сопоставления) используются поэтические сборники, а также дневники писателя, опубликованная переписка, кроме того, периодическая печать, журналы и газеты начала XX века («Весы», «Аполлон», «Золотое руно», «Новый путь», «Вопросы жизни», «Жизнь искусства» и др.), критические работы современников Кузмина, где получает осмысление феномен его творчества в соотнесении с особенностями литературной, музыкальной культуры той эпохи.
Обращение к дневнику писателя в качестве материала наряду с художественными текстами представляется нам и возможным, и необходимым, так как исследования поэтики Кузмина показывают, что для самого писателя «дневник был художественным произведением», а некоторые эпизоды дневника оказываются «иногда единственным источником для проникновения в смысловую структуру его произведений»49.
Целью диссертационного исследования является рассмотрение циклов поэтических книг как метажанрового единства, установление цикличесішх связей между стихотворениями, обнаружение внутренних безымянных субциклов в составе именных, а также своеобразие лирического хронотопа цик-
См.: Богомолов НА., Щулпаат С. [ Предисловие] II КузлашМ. Дневник. 1905 - 1907. -С. 5 - 17. Ср.: «Чтение было пленительно. Дневник—художественное произведение» // ИвановВяч. Собр. соч.: В 2 т. -Брюссель, 1974. - Т. 2. - С. 749.
ла и книги, в котором проявляются особенности формирования художественной системы Михаила Кузмина.
Поставленная цель обусловила ряд конкретных задач:
- Исследовать принципы организации текста и создания картины мира в ли
рических книгах Кузмина «Осенние озера», «Вожатый», «Нездешние вече
ра».
Изучить семантическое наполнение разных уровней в структуре книг стихов.
Установить самобытный характер ішклических скреп внутри циклов.
Рассмотреть специфику развития циклических мотивов в лирике Кузмина, выявить их связь с мотивами русской лирики первых десятилетий XX века.
Задачи исследования определяют структуру и содержание диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.
Рассматривая контекст стихотворных книг, мы не ставим перед собой задачи исчерпывающего описания философских, мифологических, культурологических моделей, которые демонстрирует эпоха. Во многом эти положения уже определены, некоторые аспекты проблемы еще ждут своего исследователя. В центре внимания, главным образом, архитектоника художественного мира Кузмина, специфика лирического мышления поэта.
Методологическая основа работы — это современные методики анализа цикла, который, согласно И. В. Фоменко, понимается как «система авторских взглядов в системе определенным образом организованных стихотворений»50, то есть наиболее значимая составляющая мироотношения и поэтической системы писателя в целом, как «созданный автором ансамбль стихотворений, главный признак которого — особые отношения между стихотворением и контекстом, позволяющие воплотить в системе определенным образом организованных стихотворений целостную и как угодно сложную
50 Фоменко И.В. Поэтика лирического цикла. Автореф. дисс... доктора филол. наук. — М., 1990. - С. 3.
систему авторских взглядов» . Именно анализ цикла позволяет, обращаясь к анализу сравнительно небольшого текста, делать выводы о поэтической системе писателя, системе его взглядов. Различные методы анализа цикла в трудах И. Фоменко, М. Дарвина, кормановской школы позволяют использовать целый ряд приемов изучения текста.
Работы по теории и истории цикла показывают, что на данный момент нет единства в жанровом определении таких образований, как цикл и книга стихов. Большие или меньшие разногласия возникают как по поводу отнесения этих текстовых единств к области жанровых или сверхжанровых образований, так и по поводу разграничения цикла и книги стихов. Как отмечает Л. Е. Ляпина52, «настороженность исследователей» по отношению к циклу как художественной форме проявляется даже в терминологии: «жанровое обра-зование» (В.А. Сапогов ), «вторичное жанровое образование» (И.В. Фоменко54), «сверхжанровое единство» (МЛ. Дарвин55).
В то же время исследователи сходятся в том, что при рассмотрении и цикла, и книги стихов бесспорными являются следующие положения: эти образования представляют собой «произведение произведений»56, то есть единство, которое отражает «систему взглядов в системе произведений», причем «множество отдельных лирических произведений в цикле имеет значение не складывания, но значение объединения» . Проблема соотношения цикла и книги стихов подробно освещена в работах О.А. Лекманова58. В частности, ученый рассматривает поэтическую книгу «Камень» О. Мандельштама как «большую форму», включающую в себя «надтекстовое единство»
51 Там же-С. 1.
52ЛяпинаЛ.К Циклизация в русской литератураХГХ века. -СПб., 1999.279 с.
53 Сапогов В1А. О некоторых структурных особенностях лирического цикла А. Блока //
Сапогов В. А. Язык и стиль художественного произведения. —М., 1966.
54 Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. — Тверь, 1992.
55 Дарвин ММ. Проблема цикла в изучении лирики. КГУ, 1983.
56 Дарвин М.Н. Циклизация в лирике. Исторические пути и художественные формы. Авто-
реф. дисс... докторафилол. наук. —Екатеринбург, 1996. -С. 9.
57 Дарвин ММ. Циклизация в лирике... —С. 13.
хЛекманов О.А. Книга стихов как «большая форма» в русской поэтической культуре нач. XX века. О. Э. Мандельштам «Камень» (1913): Автореф. дис. ...докт. филолог, наук./Институт мировой литературы-М., 1995.16 с.
пространственных, цветовых мотивов. В терминологическом арсенале литературоведа появляются такие понятия, как «стихотворение-воронка», «куда стягиваются темы, образы и ключевые слова всех предыдущих стихотворений цикла»59. Достаточно авторитетные работы О.В. Мирошниковой базируются исключительно на поэзии последних десятилетий ХГХ века60.
При анализе цикла/книги стихов, очевидно, могут применяться те же методы, что и при рассмотрении одного произведения. При этом анализ цикла дает и те возможности, которых лишен исследователь, рассматривающий отдельно взятое произведение: цикл состоит из самостоятельных произведений, то есть дает в распоряжение исследователя одновременно и текст, и контекст.
Обладая самостоятельностью и собственным смыслом, стихотворение в составе цикла в результате расширения контекста приобретает новые смыслы, в то же время обогащая смысл целого. Цикл дает возможность, и воплотить, и рассмотреть «целостное мировосприятие» писателя («цикл - это весь автор»).
Поэтому при изучении цикла можно вводить систему понятий, которая используется при анализе не отдельных произведений, а художественного мира писателя в целом.
Исходя из конкретных задач каждой главы, мы используем следующие методы:
- метод целостного анализа поэтического текста, предложенный А.А. По-
тебней и разработанный в XX веке Е. Фарыно;
- рассмотрение семантики слова в художественном тексте, мифопоэтические
значения образов и картин (МЛ. Гаспаров, Е.М. Мелетинский, В.Н. Топоров;
- приняты в научный арсенал работы по поэтике KJC. Долгополова, М.Я.
Полякова;
59 Там же-С 6-7.
60 Мирогшткова OJB. Анализ лирического цикла и книги стихов. Канонические структуры
и маргинальные формы циклизации в поэзтг последней трети ХГХ века. — Омск, 2001;
Лирическая книга: архитектоника и поэтика. — Омск, 2002.
теория М.М. Бахтина и его последователей С.Н. Бройтмана, В.И. Тюпы;
цикловедческий анализ основывается на трудах МЛ.Дарвина, В.А.Сапогова, И.В.Фоменко, а также более поздних работах И.Л. Альми, Л.Е.Ляпиной, О.В.Мирошниковой;
в исследовании учитывается также метод составления «формального» и «функционального» тезауруса текста-Положения, сформулированные в историко-литературных трудах В.
Маркова, К. Харера, Г. Шмакова, А. Лаврова, Н. Богомолова, послужили отправной точкой для рассмотрения особенностей поэтики М. Кузмина. Работы последних лет (Н. Салма, С. Корниенко) также внесли немало ценного в куз-миноведение.
Научная новизна определяется тем, что в области изучения поэтики-Кузмина не было до настоящего времени работ, посвященных непосредственно анализу цикла как особой художественной формы, претендующей на универсальность. Вместе с тем, исследование этого «сверхжанра» очень продуктивно, как показывают работы, посвященные циклам А. Блока, А. Ахматовой, М. Цветаевой. Новизна работы состоит таюке в том, что диссертант пытается понять художественный метод поэта в самобытном расположении лирических миниатюр в циклах и единую концепцию всех циклов в книге стихов, а также проследить связь пространственно-временных отношений в книге стихов с ее циклической организацией.
Научно-практическая значимость. Выводы и основные положения работы в практическом плане могут быть использованы при подготовке семинаров, чтении курсов по истории русской литературы начала XX века и спецкурсов по истории и теории циклообразования. В теоретическом плане полученные результаты могут стать базой для совершенствования методики анализа цикла/книги стихов и изучения индивидуальных художественных систем начала XX века.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской литературы XX века филологического факультета Московского Го-
сударственного областного университета (Москва). Основные положения исследования представлены в следующих публикациях автора:
Реалии культуры в творчестве Михаила Кузмина // Словесное искусство Серебряного века и развитие литературы. Межвузовский сборник научных трудов. - М., МГОУ, 2001;
Поэзия М. Кузмина в свете Пушкинской традиции. // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века: Материалы Международной научной конференции. - Москва, МГОУ, 2003;
Религиозные искания М. Кузмина в сборниках «Сети» и «Осенние озера» // Духовные начала русского искусства и образования: Материалы Ш Всероссийской научной конференции. — Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2003;
Эстетика М. Кузмина в свете идей Тютчева // Утренняя заря: Молодежный литературоведческий альманах / Под ред. Т. К. Батуровой, В. П. Зверева. - М.: МГОУ, 2006.
Эстетика М. А. Кузмина в свете идей Тютчева // Вестник МГОУ, Серия «Русская филология». — №. 3—2006.
Отдельные материалы работы использовались при подготовке семинаров по теории цикла для старшеклассников лингвистической школы с углубленным изучением английского языка № 3 г. Жуковского.
Тема веры как лейтмотив лирической книги «Осенние озера»
Михаил Кузмин — один из тех поэтов, которые в раннем творчестве тяготели к чувственной полноте, плоти бытия. Так было и с О.Э. Мандельштамом, А.А. Ахматовой. Во многом это объясняется акмеистическими установками. Но ни у кого из акмеистов и других поэтов-современников чувственное восприятие мира не было разрываемо такими противоречиями, окрашено таким трагизмом, как у Кузмина. Это поэт, пронесший через всю жизнь мучительный конфликт бренного, земного существования, с его грешными прелестями, и - постоянного духовного самоограничения и стремления очиститься душой.
Острая потребность в вере у Кузмина проявилась рано, еще в юности. Вероятно, отсутствие родительского тепла, понимания породило страстное желание иметь духовного наставника, собеседника и в то же время достаточно замкнутое существование в себе, неслиянность с миром. Авторы книги «Кузмин: искусство, жизнь, эпоха» В. Богомолов и Дж. Мальмстад склонны сравнивать детские годы Кузмина с пушкинскими. Однако у Пушкина оставленность родителями не развила чувства внутреннего конфликта по отношению к семье, у Кузмина же конфликт между чувством семейственности и отчужденностью от всего мира (не только от близких) ширился и рос на протяжении многих лет. Кузмин был обречен на внутреннюю неуспокоенность.
Здесь отчасти истоки его поисков духовной опоры, которые можно проследить по письмам. 1897 год: « ... Впечатление вселенности и соборности, благолепие и символизм, личная экзальтация, замененная общей истовостью — это все глубоко и прекрасно, но чего-то нет в православии или во мне что-то липшее»61, — писал он. Отталкиваясь от православия, поэт погружается в историю христианства, чему немало способствует поездка в Италию, хотя и краткая, но повлекшая за собой кардинальные перемены в мировоззрении. Вернувшись в Петербург, Кузмин тщательно изучает древние языки, культуру Рима, литературу, музыку. Это страстное увлечение, едва не окончившееся в Италии принятием католического вероисповедания, еще долгое время будет довлеть над поэтом и ярко проявится в первом сборнике «Сети» 1908 года. Увлечение античным и возрожденческим Римом возвращало поэта к язычеству, к философии гуманизма, к тому, что человек — центр мира, где он может осуществлять свое бытие и творчество. Но языческий мир бренен, и Кузмин познает эту бренность, открывает для себя тупик в развитии человеческого духа, смерть вне христианства. Этим мотивом обреченности человеческого конечного существования пронизаны «Александрийские песни»: Мы знаем, что милое тело дано для того, чтоб потом истлело... (С. 133)
Кузмин остался православным вполне сознательно, но в его поэтическом сознании произошло то, что можно назвать смешением вер. Его занимает переплетение языческого и христианского в раннем христианстве Италии. Это переплетение в «Сетях» носит не религиозный характер, а, по сути, эмоционально-эстетический. Поэт будто принимает чувства и мысли первого христпаніша, еще не освободившегося от языческих воззрений на мир, его поэзия была призвана постичь эту сложность.
Вероятно, православное аскетическое христианство пугало Кузмина. Вот, что он пишет в 1898 году: «Наша церковь меня не удовлетворит, и то, что составляет ее главное достоинство — ее вселенность — меня главным образом отталкивает. Вера должна быть большой ладьей спасения среди мира, для немногих посвященных» . Чем более вчитываешься в дневниковые записи, письма поэта, тем отчетливее понимаешь, что мировоззрение раннего Кузмина тяготеет к вере сердцем, безотносительно к конфессиональным границам. Вот, что пишет поэт в одном из недатированных писем: «Принимая веру, принимаешь ее всю и сполна, не разбивая заносчивым умом, — это важно, а это неважно, это «истина, а это баснь, это обязательно, а это нет» . Здесь речь идет об отсутствии логики, рационализма.
Известное определение поэтического образа Анны Ахматовой «не то монахиня, не то блудница», принадлежащее Б. Эйхенбауму, очень подходит поэтическому облику Кузмина. И в этом нет ничего, на первый взгляд, парадоксального. Вспомним известное размышление М. И. Цветаевой: «Жестокое слово Блока о первой Ахматовой: «Ахматова пишет стихи так, как будто на нее глядит мужчина, а нужно их писать так, как будто на тебя смотрит Бог...»64. Думается, тайна творчества Михаила Кузмина определяется именно внутренним стремлением преодолеть чувственное, земное, подняться до духовных высот, устремиться к Богу. Как никто другой Кузмин остро передал невозможность преодоления земного смертным человеком.
Пушкинские мотивы как композиционная скрепа в циклах «Осенние озера», «Осенний май», «Весенний возврат», «Зимнее солнце»
Пушкинские мотивы как композиционная скрепа в циклах «Осенние озера», «Осенний май», «Весенний возврат» и «Зимнее солнце». Каждого поэта Пушкин возвращает к собственному дару, к пониманию действительности в ее несводимости к какой бы то ни было «идее», в ее разнородности и широте.
Чем же привлекает Кузмина пушкинская поэзия? Согласно общему мнению литературоведов, в первую очередь это «философия приятия мира»70. Об этом писал В. М. Жирмунский, усматривая пушкинское начало в «Сетях» и «Нездешних вечерах», где автор отказывается от романтического эгоцентризма, противопоставляющего себя миру, и где реализует принцип «писать о чем угодно», сочетая полную свободу в выборе предмета изобра жения с классической формой.
В. Лавров и Р. Д. Тименчик открыли еще одну сторону мировоззрения Кузмина, роднящую его с Пушкиным. Это «просветленный фатализм» и «приятие любви как рока» . В. В. Мусатов находит в стихотворении «Смирись, о сердце, не ропщи...» «парадоксально слитые воедино два пушкинских мотива, которые у самого Пушкина существовали абсолютно раздельно: «чудного мгновения» и «анчара»»73.
Исследователь замечает, что «к философии приятия любви как рока нравственные оценки не приложны. Кузмин пишет о любви как о «пленительной отраве»74. Стихотворение, приведенное В. В. Мусатовым, входит в сборник «Осенние озера» 1912 года. Надо отметить, что многие стихи этой книги, особенно часть первая: «Осенние озера» «Весенний возврат», «Осенний май», «Зимнее солнце» наполнены аллюзиями, параллелями с пушкинскими строками. Атмосфера осени для Кузмина становится символической, наделяет поэта почти пушкинским восприятием мира. Именно в «Осенних озерах меняется лирический хронотоп Кузмина от древности и средневековья к современности, даже сшоминутности, от Запада и Востока с их богами, архитектурой, портовыми городами - к России и ее природе. Впервые в «Осенних озерах» мы встречаем доселе несвойственное Кузмину любование русской природой: Земля дохнет, в багрец облечена. Как четки облака? Стоят, не тая; Спустилась ясность и печаль святая? (С. 138)
В этих строках первого стихотворения сборника уже слышится перекличка с пушкинским: «В багрец и золото одетые леса», «печаль моя светла». Но было бы ошибочно думать, что элегизм Пушкина Кузмин просто заимствует. Под влиянием гениальных пушкинских стихов элегия Кузмина меняется: если ранее чувства поэта были сосредоточены на более реальном, можно сказать, вещном мире и носили иронико-сентиментальный характер, как, например, в строках: Я жалкой радостью себя утешу, Купив такую шапку как у Вас... («Сети», С. 71) Теперь же чувства романтические с оттенком пантеизма. Стихия чувств лирического героя Кузмина становится частичкой природного мира, подчиняясь его гармоническому строю: О, тихий край, опять стремлюсь мечтою К твоим лугам и дремлющим лесам, Где я бродил, ласкаемый тоскою... (с. 139)
Это стихотворение Кузмина имеет большое сходство с пушкинскими элегическими стихами: «Унынием», «Элегией», «Осенним утром» — прежде всего, мотивом осени. Как и для Пушкина, для Кузмина осень - время подведения итогов, а значит, ответов на вопросы, которые поэт ставит перед собой. Осень в символическом значении - время зрелости, духовного совершенства и одновременно утраты молодости.
Сквозные образы лирической книги «Вожатый» в культурном контексте 1910-х годов
Сквозные образы и мотивы, пронизывающие внутреннюю структуру книги «Вожатый», генеалогически определяются не только обстоятельствами индивидуального художественного мира Кузмина, но и контекстом русской поэзии той поры и собственно исторической эпохи.
Сильнейшим толчком для актуализации этих мотивов - духовной и душевной свободы, жертвенности, сердечного порыва, одиночества, поиска соединения с Богом - была атмосфера глубочайшего кризиса всех основ бытия, отягченного надвигающейся революцией в России и Мировой войной.
Всеобщей «диалогичности», полифонии в культуре 10-х годов способствовали многие обстоятельства. Например, расширение круга интересов писателей и поэтов; взаимопроникновение философии в литературу и наоборот. Ярким примером такому взаимодействию двух систем может послужить диссертация П. Флоренского «Столп и утверждение Истины», написанная в 1914 году96. Философия творчества стала трактоваться как эстетика, она проникает в повествование, лирические сюжеты. Проникновение философии в поэзию порождает самые различные формы выражения лирического «я»: то самореабилитацию (иронические автокомплементы И, Северянина), то исповедальную агиографию (мемуарная трилогия А. Белого) или воспоминания с анализом жизни в искусстве и культуре («Египетская марка» О. Мандельштама), или философско-культурный роман («Крылья» М. Кузмина), заимствовавший излюбленный романтиками жанр фрагмента. На культурные контексты огромное влияние оказывали и философы-мистики В. Розанов, Н. Бердяев, В. Соловьев, С. Франк. Ими переосмыслены величайшие мифологемы XX столетия, такие, как Эрос, вечная Женственность, философия Сердца и теология творчества, Слова.
Кроме того, политические и идеологические реалии причудливым образом перекликаются в текстах поэтов и писателей первых десятилетий века. Мы найдем соединение богоборческого энтузиазма и обновленного христианства у А. Блока, В. Маяковского, М. Горького, М. Кузмина. В творчестве Н. Клюева можно найти образ хлыстовской Богородицы.
В лирической книге М. Кузмина «Вожатый» интересна эволюция получившего широчайшее распространение метафизического образа Сердца, ближнего-Другого (Вожатого), зеркала, лица.
Поэтика кузминской речи построена на трагедийном начале лирического героя «не от мира сего», странного, несущего черты зіслеісгичности, но в то же время сохраняющего особую целостность внутреннего мира. Трагический лицедей, «антигерой» в мире героев, он не боится ничего, говорит о своих чувствах открыто, но при этом носит в глубине души тайну, которая язвит Сердце и заставляет его петь. Такое юродство, порой чудачество- органические типы христианской ментальности. В этом смысле мы вправе отметить черты внутреннего юродства в поведении и внешности Кузмина («Не есть ли он одна из египетских мумий, которой каким-то колдовством возвращена жизнь и память? - вопрошал М„ Волошин97. Он то являлся законодателем мод, то поражал всех своим старообрядческим нарядом и бородой, современникам он виделся то гафизитом, то эллином, то конем98).
Вспоминая о годах своей литературной молодости, Ремизов говорил о «странных» людях-странниках — Л. Шестове, А. Белом, В. Розанове, А. Блоке: «И таким странным - «дуракам» - и как нечеловекам дан великий дар: ухо - какое-то другое, не наше»99. К таким странникам можно отнести и М. Кузмина.
Оригинальная апофатика100 поэта наследует тему сакралыюсти Сердца и Слова. В свою очередь, с этими темами непосредственно связана концепция домостроительного замысла Творца, милости Божьей, Добра и Любви. Старинная формула из «Московского журнала» Н.М. Карамзина, согласно которой писатель есть «сердценаблюдатель» по профессии», остается верной и для лирики начала XX века.
Пространственные образы в цикле «Лодка в небе»
Название первого цикла «Лодка в небе» может многое сказать о стихах, собранных в нем. Только два из тринадцати составляющих цикл стихотворений имеют названия: «Новолуние» и «Смерть». В этих двух обозначено метафорическое время и особое душевное состояние. В первом - ночное время, сопровождаемое рождением луны, оно порождает душевное состояние смятения, в «Смерти» мы являемся свидетелями сакрального момента перехода из внешнего мира реальности в мир потусторонний.
Образ «лодки» говорит о водном путешествии, вероятная опасность которого велика. Корабль, плывущий по бурному морю, — образ, важный для художественного мира Кузмина, он восходит к духовной православной культуре: «Житейское море, воздвизаемое зря напастей бурею, к тихому приста нищу Твоєму притек, вопшо Ти: возведи от тли живот мой, Многомилости-ве» (ирмос песни б Канона покаянного, всегда исполняемого перед Причастием и поэтому известного каждому православному христианину). Этот мотив «волн жизненного миря» уже встречался в более ранней існиге поэта «Осенние озера»: Ты, кормщик опытный, в уме ли? Волненью предан и тоске, Гадаешь омуты и мели Проплыть, как мальчик, на доске! (С. 149)
В стихотворении раннего цикла «Осенний май» речь шла о «любви безбрежных морях», о житейском море страстей, которое окружает человека. Название «Лодка в небе» говорит, скорее, о стремлении к покою, об отплытии к иным, дальним берегам, возмоишо, к последнему пристанищу. «Лодка» - весьма широкая контекстуальная метафора: это и символический образ месяца, и библейский образ (три евангельских сюжета связаны с этим образом -ловля апостолами рыбы, проповедь Христа с лодки толпе на берегу и шествие Иисуса по морю во время бури).
Отсутствие форм, называющих действие в стихотворении, многозначно: вероятно, здесь речь идет о состоянии. Разгадку этой метафоры молено найти в третьем стихотворении цикла: Как месяц молодой повис Над освещенными домами! Как явственно стекает вниз Прозрачность теплыми волнами! Какой пример, какой урок (Весной залога сердце просит) Твой золотисто-нежный рог С небес зеленых нам приносит? (С. 411)
В этом отрывке проясняется нечто валеное для понимания цикла стихотворений как цельного текста: прежде всего, обнажается один из смыслов названия: лодка действительно метафора месяца. Здесь он назван дважды (ме сяц, рог). Кроме того, подтверлсдается статичность картины. Глагол «повис» указывает на явление, ставшее постоянным. Это прямая отсылка к заголовку цикла - «Лодка в небе». Далее молено «расшифровать» и поэтическое пространство, обозначенное обстоятельством «в небе». Поэт описывает небо, не называя его. Наряду с небесной здесь исподволь присутствует и водная стихия. С неба, а может, с месяца «стекает прозрачность» (попутно отметим перекличку с книгой Вяч. Иванова, названной «Прозрачность»). Последняя имеет если не видимые глазом, то ощутимые признаки — исторгает «теплые волны». И самое главное - эта лодка в небе ролсдает в душе надежду на откровение, воспринятое сердцем: «(Весной залога сердце просит)». Таким образом, заглавие цикла представляется нам слоленым метафорическим единством времени и пространства, хараістеризующим одновременно внешние надземные просторы и внутреннее «Я» героя.
Обратимся к началу организованной в цикл художествешюй системы. Три первых стихотворения представляют собой более тесное по сравнению с остальными смысловое целое. Вероятно, здесь мы имеем дело с таким явлением архитектоники цикла, как «субцикл»165, то есть такой группой близких между собой стихотворений, которые находятся внутри большого цикла и предопределяют особую сюлсетную и концептуальную линию. У Кузмина такие субциклы наблюдаются достаточно часто. В данном случае есть основания выявить субцикл в первом циісле книги «Нездешние вечера» («Лодка в небе»). Молшо констатировать, что субциклы у Кузмина находятся в начале цикла, выступая в роли зачина к предстоящему развертыванию лирического сюлсета.
Всё более явственно нарастает, а затем доминирует тема преодоления замкнутости на собственном «я». Здесь кроется главная, объединяющая все стихотворения цикла стерленевая идея, лейтмотив, раскрывающий внутренний смысл особого периода в жизни лирического героя. Все три фрагмента датированы одним годом - 1915
