Содержание к диссертации
Введение
1 глава. Поэт и филолог. Общий очерк творчества с. 15
2 глава. Поэзия
«Две любви» Н.В.Н. (Н. Недоброво и А. Ахматова) с. 40
Непрочитанная трагедия с. 75
Юдифь или Олоферн? (Трагедия Н. Недоброво и русская поэтическая «юдифиана») с. 82
3 глава. Критика -В газете «Русскаямолва» с. 111
Общество поэтов с. 126
Н.В. Недоброво и акмеизм с. 156
«Новый» Фет, «русский Бергсон» и повесть Н. Недоброво «Душа в маске» с. 169
4 глава. Филология
«Меж контуром и запахом цветка» (Из истории методологических исканий 1910-х годов) с. 197
«Героическая эпоха» русской поэтики (В.М. Жирмунский и Н.В. Недоброво) с. 236
Андрей Белый и Н. Недоброво с. 255
5 глава. Последняя встреча: Н. Недоброво и М. Волошин с. 272
Заключение с. 292
- «Две любви» Н.В.Н. (Н. Недоброво и А. Ахматова)
- Непрочитанная трагедия
- Общество поэтов
- «Меж контуром и запахом цветка» (Из истории методологических исканий 1910-х годов)
Введение к работе
Николая Владимировича Недоброво (1882 - 1919) называют в числе самых ярких представителей творческой интеллигенции в России начала XX века. И вместе с тем феномен Недоброво представляет для исследователя особую сложность. Эта сложность двойная. И обусловлена, если так можно сказать, двумя разными рядами причин.
Первое обстоятельство, почему фигура Недоброво все еще остается во многом неизвестной (непроявленной), связано с той ролью, которую он играл в литературно-эстетическом движении своего времени. Выступая сразу в трех обличиях - как поэт, филолог и литературный критик (что само по себе вообще характерно для литераторов рубежа ХГХ - XX веков), он все же не воплотил в своем творчестве со всей полнотой того потенциала, которым несомненно обладал и который ощущался, пожалуй, всеми, кто соприкасался с ним. Блестящее начало, замеченное многими, осталось без продолжения: Недоброво заболевает туберкулезом ив 1916 г. уезжает из Петербурга, живет в Сочи, потом в Ялте и, таким образом, отходит литературной жизни. Прекрасный взлет, обещавший столь много, не получил продолжения. И в этом смысле Недоброво тоже предстает как человек своей эпохи: с какого бы времени ни числить начало «серебряного века» (в этом у современных исследователей нет единства), но начало его конца бесспорно - 1914 год.
Поэтическое наследие Н.В. Недоброво невелико, при жизни не было издано ни одного сборника стихов, а собранные и изданные в наше время, они показали, что крупным поэтом он так и не стал. Но в литературной России 1910-х годов знали Недоброво как поэта и ценили его: достаточно назвать имена Андрея Белого (считавшего, по крайней мере в начале десятилетия, что Недоброво может занять в русской поэзии место Тютчева) и Анны Ахматовой, в эти годы сделавшей Н.В. Недоброво одним из героев своих стихов и вступившей с ним в поэтический диалог, который продолжался и годы спустя после смерти Недоброво. Долгое время он и был больше всего известен историкам литературы и любителям поэзии как «Н.В.Н.» - адресат многих ахматовских стихов. При жизни было опубликовано лишь около 30 его стихотворений в журналах и альманахах, единственная прозаическая повесть; большая стихотворная трагедия «Юдифь» осталась не только неопубликованной, но и почти не прочитанной современниками. Как критик Недоброво печатается в журналах «Вестник Европы», «Русская мысль», «Аполлон», «Труды и дни», газетах «Речь» и «Русская молва», однако и критических публикаций выходит немного. Зато его статья об Ахматовой стала, можно сказать, обязательной для всех изучающих ее творчество, а статья о Фете, будучи переиздана1, ныне активно входит в научный обиход (хотя и до того была известна специалистам и ценилась ими). Как филолог Недоброво занимается теорией стиха, но в законченном и опубликованном виде известна лишь одна его стиховедческая статья - зато вызвавшая многие отклики и споры, длившиеся на протяжении не только 1910-х, но и 1920-х годов, не потерявшая научного значения и сейчас. Вообще Недоброво принадлежит к тому поколению создателей русской поэтики как науки (В. Брюсов, А. Белый и др.), которое во многом предвосхитило и подготовило становление морфологического метода в литературоведении. Недоброво начинает одновременно с В.М. Жирмунским (к слову, назвавшим начало века «героической эпохой» русской науки о стихе 3), а в 1917 г., уже находясь вдали от Петербурга и тяготясь оторванностью от него, интересуется «сборниками под редакцией некоего Брика по теории поэтического слова»4 и просит прислать их (правда, неизвестно, успел ли Недоброво ознакомиться с трудами ОПОЯЗа).
Все это само по себе заслуживает внимания, как еще в должной мере не изученные факты литературно-эстетического развития 1910-х годов. Но есть и еще одно обстоятельство, которое делает фигуру Н.В. Недоброво и особенно
привлекательной, и в то же время особенно сложной для изучения. Дело не только в том, что мы не располагаем достаточными архивными материалами, а недостающее скорее всего вряд ли уже будет найдено, так что в недолгой жизни Н.В. Недоброво исследователь постоянно встречается с некими документальными прочерками, и это особенно касается самого интересного времени - десятых годов.
Но дело и в другом. История литературы знает такие феномены: оставаясь, как это теперь уже очевидно, «антологическим» (по слову Гоголя) поэтом, оставив в поэзии лишь несколько, но зато настоящих шедевров, Недоброво тем не менее был видной фигурой в литературном процессе 1910-х годов как его активный деятель. По свидетельству современников, он «был другом и отчасти вдохновителем поэтов начала века»5 (Ю.Л. Сазонова-Слонимская); «вдумчивый критик-поэт, друг «новых веяний»6 (Е.В. Аничков), Недоброво был известен именно как деятель литературно-эстетической жизни 1910-х годов, активный участник Общества ревнителей художественного слова и создатель Общества поэтов, авторитетный и профессиональный ценитель поэзии и участник научных дискуссий начала века. С этой точки зрения кажется важным восстановить, насколько это возможно, тот контекст, в котором существовала литература начала XX в. Без уяснения места и роли Недоброво в литературно-эстетическом развитии 1910-х годов представить себе это вряд ли будет возможным. В полной мере достичь этого в пределах одной диссертации и силами одного исследователя, конечно же, немыслимо. Но именно современное состояние истории русской литературы начала XX в. позволяет приблизиться к этой задаче, и я вижу свою цель в том, чтобы вписать еще одну страницу в историю русской литературы и эстетики, с благодарностью опираясь на исследования коллег.
В то же время именно современное состояние нашей науки стимулирует к тому, чтобы посмотреть на литературный процесс 1910-х годов не сквозь призму литературных течений (о них речь пойдет лишь по мере необходимости, насколько мыслил в этих категориях главный герой этой диссетации), а в другом ракурсе: через второстепенную, но и в то же время важную фигуру одного из деятелей той эпохи (это первое) и в связи, во взаимодействии поэзии, критики и теории литературы - как, собственно, и происходило литературное движение начала века: в этом отношении 1900-е - 1910-е годы были эпохой уникальной (это второе). И фигура Н.В. Недоброво, поэта, критика, филолога, литературного деятеля, для этой цели как раз особенно показательна.
Но иное обстоятельство, на много десятилетий затормозившее изучение феномена Н.В. Недоброво, - в том, что его архив сохранился крайне неполно и оказался разбросан по разным хранилищам Петербурга и Москвы. Лучшая же и наиболее представительная его часть вообще не была доступна исследователям вплоть до 1991 г.: она сохранялась после смерти Недоброво (он умер в Ялте 3 декабря 1919 г.) у Ю.Л. Сазоновой-Слонимской, вскоре эмигрировавшей, и была передана в СССР в 1946 г. из Чехословакии. Таким образом, наиболее авторитетный корпус стихотворений, с которыми Недоброво работал почти до конца жизни, и многое другое в течение 45 лет содержалось на специальном хранении. Парадоксально: не покидавший Россию (за исключением нескольких заграничных поездок), Недоброво «попал» после смерти в спецхран тогдашнего ЦГАЛИ в Москве, где, к слову сказать, он никогда и не жил. Тем не менее и тогда уже его личность и поэзия привлекали внимание исследователей: В.М. Жирмунского, Р.Д. Тименчика, Г.Г. Суперфина, М.М. Кралина, позднее - М.Л. Гаспарова, И.Г. Кравцовой, Г.В. Обатнина и др. Важным событием, итогом и одновременно стимулом к дальнейшему изучению феномена Недоброво явилась подборка статей и материалов «Биография и филологическая деятельность Н.В. Недоброво» в Шестых Тыняновских чтениях (Рига - М., 1992). Еще одна важная веха - выход в 2001 г. книги избранных произведений Недоброво , включившей стихотворения, трагедию «Юдифь» и две статьи. Вместе с тем издание книги
показало, что еще многое в связи с Недоброво остается непроясненным: это относится и к принципам публикации его стихов, и к сюжету «Ахматова и Недоброво», и к тому, как выстраивается этот сюжет - в плане биографическом по преимуществу и оттого тяготеющем к жанру «беллетризованного литературоведения», когда свободный полет фантазии исследователя выстраивает «историю из жизни» скорее, чем концепцию творчества, так что трудно бывает отделить действительно ценные биографические данные, новые введенные в обиход материалы от домыслов, не находящих фактического подтверждения.
Все сказанное выше определило актуальность и новизну диссертации: подобное исследование проводится впервые.
Но данная диссертация не жизнеописание. Во всяком случае меня интересует не столько личная биография Н.В. Недоброво, сколько его внутренняя биография, история идей, прежде всего литературно-эстетических, как она отразилась в поэтическом, литературно-критическом и научном творчестве Недоброво. С этой точки зрения он во многом предстает как человек своего времени, хотя и вполне самостоятельный, стоящий вне партий, кружков и направлений, во всяком случае стремившийся к этому. Его взгляд был обращен во многом и в XIX век, а не только в литературную современность, и в этом смысле его размышления о литературном движении обретают масштаб не сиюминутный. Он понимает литературное развитие как общий поток, существующий в большом времени и содержащий многие, даже разнонаправленные, струи, пульсирующий, а не линейно движущийся. В задачу диссертации входит очертить возможно более полно круг эстетических интересов Н. Недоброво, предпринять научное описание его поэтического мира в его связи с предшественниками и современниками - из числа тех, кто был особенно близок к Недоброво в его поэтических, научных, вообще литературных интересах в самом широком смысле слова, и таким образом представить картину литературно-эстетического движения в России 1910-х годов. Делается попытка
восстановить систему эстетических воззрений Н.В. Недоброво как поэта, филолога и критика и соотнести ее с состоянием русской эстетической мысли 1900-х-1910-х годов.
Материалом исследования послужили поэтическое, литературно-критическое и теоретическое наследие Н.В. Недоброво, научные дискуссии 1910-х годов, материалы литературной критики 1900-х - 1910-х годов. Многие из перечисленных материалов относятся к числу труднодоступных, малоизвестных, а иные - вообще неизвестных: впервые вводятся в научный оборот документы РГАЛИ, Отдела рукописей Российской государственной библиотеки, Рукописного отдела ИР ЛИ АН РФ (Пушкинский Дом).
Метод исследования. Автор диссертации стремится к синтезу культурно-исторического подхода и анализа поэтики в том ее понимании, какое сложилось в руской науке, и прежде всего в работах В.М. Жирмунского, ученых -представителей морфологической школы, М.М. Бахтина. Памятуя о полемике между названными учеными в 1920-е гг. (например, по вопросу о самом определении поэтики), автор тем не менее исходит из того, что современному литературоведу яснее видятся не разногласия их, но глубинное методологическое единство. Особое значение для автора имеют изыскания современных исследователей: М.Л. Гаспарова, Н.А. Богомолова, А.В. Лаврова, В.В. Мусатова, О.А. Клинга, СИ. Гиндина, Р.Д. Тименчика, Г.Г. Суперфина, М.М. Кралина, М.В. Михайловой и др. Своим становлением как филолога автор считает себя обязанным Г.А. Белой, чьи труды много способствовали формированию целого поколения исследователей, к кторому принадлежит и автор диссертации.
Апробация. Основные положения работы докладывались в 1995 - 2003 гг. на Шестом всемирном конгрессе славистов (2000, Тампере, Финляндия), международных и российских конференциях в Польской Республике, Украине (Коктебель), России (Москва, Санкт-Петербург, Великий Новгород). Тексты и тезисы докладов и статьи по теме диссертации были опубликованы в научных сборниках, журналах «Вопросы литературы», «Новое литературное обозрение»,
«Звезда», «Арион». Идеи и материалы диссертации также были использованы в специальных курсах, прочитанных автором на филологическом факультете Новгородского государственного педагогического университета им. Ярослава Мудрого, на факультете журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова, в работе специальных семинаров, а также в курсе теории литературы, преподаваемом автором в МГУ и его Черноморском Филиале (Севастополь), при чтении лекций и проведении практических занятий.
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, пяти глав, Заключения и Приложения, в котором представлены три теоретические статьи Н.В. Недоброво. Две из них были опубликованы, но остаются труднодоступными: статья «Ритм, метр и их взаимоотношение» не публиковалась с 1912 г. (напечатана в журнале «Труды и дни», № 2); статья «О Тютчеве» была впервые опубликована автором диссертации в 2000 г. (Вопросы литературы, № 6; вступительная заметка и комментарии Е.И. Орловой). Третья - «О соотношении начал: силлабического и тонического» - до сих пор не была опубликована: автор диссертации предпринимает первый опыт реконструкции этой статьи, лишь частично перебеленной в рукописи и еще вовсе не известной читателю.
Первая глава диссертации дает общий очерк его творчества Н.В. Недоброво, в ней (в свернутом виде) намечаются проблемы, которые затем организуют материал следующих глав. В их построении можно увидеть два принципа, или две точки зрения: крупный план и общий. Это объясняется стремлением показать некоторые важные тенденции в развитии поэзии, критики и литературоведения в 1910-е годы и в то же время проследить творческие связи Н.В. Недоброво с теми его предшественниками и современниками, чьи художественные и научные искания были ему наиболее близки: в поэзии это Ф.И. Тютчев, Е.А. Боратынский, А.А. Ахматова, в филологии - А.А. Потебня, В.М. Жирмунский и другие.
Вторая глава представляет собой научное описание поэтического наследия Н.В. Недоброво: лирики и стихотворной трагедии «Юдифь». Выявляется генеалогия лирики Недоброво: это поэзия XIX в., в первую очередь Е. Боратынский и Ф. Тютчев. В то же время на уровне поэтики обнаруживается связь лирики Недоброво с некоторыми из его современников, в первую очередь с Ахматовой, в том числе через общие «корни» — близких им обоим поэтов предшествующего века. На примере «Юдифи» прослеживаются особенные черты поэзии начала XX в., которые проявляются в своеобразии интерпретаций бибилейских сюжетов.
Третья глава посвящена литературно-критическому наследию Н.В. Недоброво: оно было небольшим по объему, но во многом отразило характерные черты критики начала XX в. В работе используются материалы газеты «Русская молва» (содержащие выступления Н. Недоброво, Б. Эйхенбаума, Л. Гуревич и др.); журналов «Вестник Европы», «Русская мысль» и др. Здесь же предпринят -впервые в нашем литературоведении — анализ деятельности Общества поэтов (1913-1915), в меньшей мере - Общества ревнителей художественного слова. В этой и других главах говорится о творческих связях (поэтических и научных) Н. Недоброво и Вяч. Иванова, показывается, что, будучи во многом близок ему, Недоброво в то же время стремится занять в литературе самостоятельную и независимую позицию, остается одним из наиболее верных приверженцев символизма, но мыслит его максимально широко, не как определенное направление в литературной борьбе, а как крупнейшее для современности эстетическое явление, имеющее корнями еще творчество Тютчева. Важная часть этой главы — история творческих отношений Н. Недоброво и А. Блока, отзыв первого на книгу стихов Блока «Ночные часы», выступление Блока на первом заседании Общества поэтов,отклик Блока на доклад Недоброво по теории стиха. Отдельно рассматривается проблема «Недоброво и акмеизм», а также связь русской критики и эстетики с философией А. Бергсона, оказавшего влияние на и Н. Недоброво - не только критика, но и прозаика, автора опубликованой в 1914 г. повести «Душа в маске».
В четвертой главе рассматривается деятельность Н.В. Недоброво как филолога. Восстанавливаются дискуссии 1910-х годов по теории стиха (в том числе проходившие в стенах Общества ревнителей художественного слова), показано формирование многих представлений о природе и сущности русского стиха, предвосхитивших современную науку о стихе: от Ф.Е. Корша до Б.В. Томашевского и В.М. Жирмунского. Начало XX в. — «героическая эпоха» русского стиховедения (по словам В.М. Жирмунского). В диссертации анализируется вклад, внесенный в него В. Брюсовым, А. Белым и др., выявляется роль стиховедческих воззрений Н. Недоброво (статья «Ритм, метр и их взаимоотношение», доклады и выступления в Академии стиха, Обществе поэтов). Показывается, что статья Недоброво вызвала достаточно большой резонанс в научной мысли 1910-х годов, а ее главные положения постепенно входили в сознание ученых этого и последующего десятилетий. В этой связи особое внимание уделяется сюжету «В.М. Жирмунский и Н.В. Недоброво», показано, как они оказываются наиболее близки друг другу в осознании литературной эпохи своего времени, в методологических исканиях — несмотря на то, что научное наследие двух ученых, конечно, несоизмеримо по масштабу и значению. Особый раздел этой главы посвящен истории творческих отношений А. Белого и Н. Недоброво. Другие «герои» этой главы -Н.О. Лернер, Д.Г. Гинцбург, В.А. Чудовский, СМ. Лукьянов, С.А. Бобров и др.
Пятая глава посвящена истории отношений Н.В. Недоброво и М.А. Волошина в последний - крымский период жизни Недоброво (осень 1916- 1919 гг.). Их позиции особенно близки в оценках февральской революции 1917 г., в предвидении будущих судеб России (и в этом отношении их взгляды особенно показательны для людей своего времени, хотя и отличаются от позиции большинства). Но и раньше двух поэтов и критиков сближало многое: в первую очередь, философия А. Бергсона, участие в литературном процессе своего времени. Сопоставляются высказывания и стихотворения Волошина и Недоброво, относящиеся и к более раннему времени - 1905 - 1908 гг. Хотя стихи
Недоброво этих лет не были опубликованы и как поэт он несопоставим по масштабу с Волошиным, все же многое объединяет их именно как людей одной эпохи.Об их близости говорят статьи и стихи Волошина 1916 - 1920 гг., письма Недоброво 1917 г.
На защиту выносятся следующие положения:
- Н.В. Недоброво был одним из ярких представителей поколения литературных деятелей 1910-х годов, выражавшим его наиболее характерные черты. В то же время он и сам был одним из тех, кто способствовал формированию представления о современном литературном деятеле - и в среде современников, и в нынешнем представлении.
Литературно-эстетические воззрения Недоброво представляют собой единство (систему), выявляющуюся во взаимодействии поэтических, литературно-критических и научных принципов.
Как поэт Недоброво соединял в себе ориентацию на лучшие достижения поэзии XIX в. с художественными исканиями модернизма. В его поэтическом наследии отразились характерные тенденции развития русской поэзии начала XX в. (поиски новых ритмических форм, новаторство в интертерпретации «вечных» сюжетов и образов.
Поэтический диалог Недоброво и Ахматовой позволяет обнаружить еще один подтекстовый слой ахматовской поэзии: яснее прояваляется связь лирики Ахматовой с поэзией ее современников (отчасти и предшественников).
В литературно-критической деятельности Недоброво проявляются важные черты критики 1910-х гг. в целом (связь поэтики и критики, ориентация на точку зрения воспринимающего, доверие к субъективному началу в поэзии и в собственно критическом творчестве).
- Научные дискуссии 1910-х годов - важный этап в формировании методологических принципов русской поэтики как науки. Их изучение позволяет уточнить и скорректировать представления о генезисе морфологической школы, идей А. Белого, В.М. Жирмунского, учений о стихе последующего периода.
«Две любви» Н.В.Н. (Н. Недоброво и А. Ахматова)
В среде российских филологов Николая Владимировича Недоброво нельзя назвать фигурой забытой - скорее возвращенной. Всплеск интереса к нему относится к 1970 - 1980-м годам, когда исследователи начали восстанавливать его облик и место и литературной жизни 10-х годов. Для широкого круга читателей он до сих пор остается собеседником и другом Ахматовой, адресатом ее стихотворений. Однако и здесь еще не все проявлено: «диалог», возникший между двумя поэтами, еще не до конца воссоздан (хотя уже сейчас понятно, что «диалог» включает в себя еще множество «голосов»). Этому мешает то обстоятельство, что в архиве Ахматовой крайне мало материалов, связанных с Недоброво , а его собственный архив сохранился далеко не полностью.
Между тем Недоброво не только «один из» круга Ахматовой. В литературном мире 1910-х годов у него было свое, и довольно заметное, место. Можно говорить о своеобразном литературном деле, которым он, особенно в 10-е годы, был занят. К тому же он раньше стал известен в литературно-художественных кругах как тонкий критик («домочадцем литературы» назвал его О. Мандельштам), автор статей и рецензий в «Русской мысли», «Аполлоне»,
других изданиях, стиховед, литературный деятель: в 1911 - 1916 гг. он был правой рукой Вяч. Иванова в Обществе ревнителей художественного слова, а в 1913 г. основал просуществовавшее два года Общество поэтов. В том же году заинтересованные его деятельностью журналы стали предлагать ему опубликовать его собственные стихи. Публикаций было немного (30 стихотворений и прозаическая повесть «Душа в маске») - в журналах «Русская мысль» и «Северные записки», в издании, называвшемся «Невский альманах. Жертвам войны. Писатели и художники» (вып. 1, Пг., 1915) и в «Альманахе муз» (Пг., 1916) Публикация из пяти стихотворений в «Альманахе муз» стала последней. В 1915 году Недоброво заболел туберкулезом, в 1916 году уехал из Петербурга и, по-видимому, больше уже не вернулся туда. Он умер 3 декабря 1919 года в Ялте, ему было 37 лет - рубежный возраст для русского поэта. В Петербурге о его смерти узнали не раньше 1920 года. Лучший друг Недоброво и в недавнем прошлом самый близкий ему человек Борис Анреп «похоронил» Недоброво в 1918-м и не сомневался в правильности этой датировки почти до конца своих дней, до 60-х годов. Могилу Недоброво в Ялте разыскал в 1920 году О. Мандельштам и сообщил об этом Ахматовой (последняя встреча Ахматовой с Недоброво состоялась осенью 1916 г. в Бахчисарае).
Даже библиография Н. Недоброво до сих пор не может считаться собранной. Опись его архива содержит некоторые неточности (например, дата женитьбы на Любови Александровне Ольхиной; не полон список публикаций), а немногие сохранившиеся воспоминания о нем остаются до сих пор труднодоступными .
Если же говорить о некоем коллективном портрете, составленном современниками, по воспоминаниям о Н.В. Недоброво намечаются по крайней мере два - и полностью противоположных - портрета. Чем дальше отстоял от своего «героя» мемуарист, тем резче краски без оттенков. Однако важен, конечно, не только доброжелательный взгляд, но и видение стороннего наблюдателя. Поэтому приведу два пространных, однако необходимых описания.
Юлия Сазонова-Слонимская - один из наиболее близких к семье Недоброво людей в последние годы жизни в Петербурге и на юге: сначала в Сочи, а затем в поселке Красная Поляна Черноморской губернии и в Ялте. В 1920 году Сазонова-Слонимская и Любовь Александровна Недоброво эмигрировали в Италию, где Л.А. Недоброво вскоре умерла от туберкулеза11. Рукописи и некоторые другие материалы Н.В. Недоброво, переданные ей Любовью Александровной, Ю.Л. Сазонова-Слонимская направила в пражский «Русский заграничный исторический архив», откуда в 1946 г. все эти материалы поступили в СССР (как значится в описи фонда Н.В. Недоброво в РГАЛИ ). Воспоминания Сазоновой-Слонимской - лучшее из написанного о Н.В. Недоброво людьми, знавшими его лично.
«Тонкость, узость линий была основным признаком внешнего очерка Николая Владимировича, нежность и блистание были основою его красок. Тонкость линий почти неестественная, в сочетании с прозрачностью красок, почти женственной, создавали общее впечатление хрупкости. «Перламутровый мальчик», звали его в интимном кругу в пору его студенчества. «Он фарфоровый», пугались друзья потом, когда видели узкий очерк застенчиво улыбавшегося Николая Владимировича среди реальных «трехмерных» фигур остальных собравшихся. Особенности внешнего облика отличали его сразу: его нельзя было пропустить, не заметить. Люди, видавшие его мельком где-нибудь в людном месте, с полной точностью вспоминали его через много лет.
К этому добавлялось ощущение несовременности: «у него лицо Чаадаева», «он совсем из сороковых годов»... Он казался не связанным со своей эпохой, хоть и был в мысли своей, в духовной сути своей самым современным из современников, ибо современность отложилась в нем не одним только каким-либо случайно его задевшим событием, - а вся ее сущность отложилась в нем абстрактными кристаллами, сложив замкнутый и слитный мир точных идей. Как ни был отличен от других и как ни казался подчас одиноким Николай Владимирович, он был человеком своей эпохи, быть может наиболее полно и наиболее самоотверженно ее воплотившим»
Непрочитанная трагедия
Написанная в 1912 г., эта вещь не была при жизни автора ни напечатана, ни поставлена. Но и осуществленная в 1923 г. (в год смерти Любови Александровны Недоброво) публикация («Русская мысль», 1923, № 6 - 8), хотя и имела целью «улучшить» посмертную судьбу сочинений Н.В. Недоброво, все же улучшила ее ненамного. Как при жизни автора с трагедией имели возможность ознакомиться лишь немногие, так и в наши дни она оставалась до недавнего времени (до 2001 г.) почти не прочитанной.
История трагедии после ее создания связана с Ахматовой - она была одной из тех «немногих», кто имел возможность ознакомиться с текстом. Но тут в судьбе «Юдифи» возникает еще одна опасность: она может войти в историю литературы как «пьеса, которой никогда не читала Ахматова».
Историю этого «непрочтения» изложил Б.В. Анреп в уже неоднократно публиковавшемся очерке «О черном кольце». Все же привожу его рассказ.
«В начале 1916 г. я был командирован в Англию и приехал с фронта /.../ Недоброво с женой жили тогда в Царском Селе. Там же жила А.А. Николай Владимирович просил меня приехать к ним 13 февраля слушать только что законченную им трагедию «Юдифь»101. «Анна Андреевна тоже будет», - добавил он. Вернуться с фронта и попасть в изысканную атмосферу царскосельского дома Недоброво, слушать «Юдифь», над которой он долго работал, увидеться опять с А.А. было очень привлекательно
Он стал читать: Н.В. никогда не пел своих стихов он читал их, выявляя ритм, эффектно модулируя, ускоряя и замедляя меру стихов, подчеркивая тем самым смысл и его драматическое значение. Трагедия развивалась медленно.
Несмотря на безукоризненное стихотворение (тут явная опечатка; очевидно, имелось в виду: стихосложение. - Е.О.) и его прекрасное чтение, я слушал, но не слышал. Иногда я взглядывал на профиль А.А., она смотрела куда-то вдаль. Я старался сосредоточиться. Стихотворные мерные звуки наполняли мои уши, как стуки колес поезда. Я закрыл глаза. Откинул руку на сиденье дивана. Внезапно что-то упало в мою руку: это было черное кольцо. «Возьмите, - прошептала А.А. -Вам». Я хотел что-то сказать. Сердце билось. Я взглянул вопросительно на ее лицо. Она молча смотрела вдаль. Я зажал руку в кулак. Недоброво продолжал читать. Наконец кончил. Что сказать? «Великолепно», А.А. молчала, наконец промолвила с расстановкой: «Да, очень хорошо». Н.В. хотел знать больше. «Первое впечатление замечательной силы». Надо вчитаться, блестящее стихосложение, я хвалил в страхе обнаружить, что половины я не слыхал. Подали чай. А.А. говорила с Л.А. Я торопился уйти. А.А. осталась.
Через несколько дней я должен был уезжать в Англию. За день до моего отъезда получил от А.А. ее книгу стихов «Вечер» с надписью: Борису Анрепу - Одной надеждой меньше стало Одною песней больше будет Анна Ахматова 1916. Царское Село 13 февраля Тринадцатого февраля!!»
И при встрече с Анрепом в 1965 г. Ахматова упоминает «Юдифь» - и снова скорее для того (как кажется Анрепу), чтобы напомнить тот вечер шестнадцатого года:
«Вы знаете, - сказала А.А. после минуты молчания, - я никогда не читала «Юдифи» Недоброво». Я замер. Она желает напомнить о 13 февраля 1916 года, когда мы вместе слушали «Юдифь», когда она отдала мне черное кольцо! Это вызов! Хорошо, - что-то злое шевельнулось во мне, - я его принимаю. Неужели она не видит, в каком я состоянии? «Юдифь», - сказал я равнодушно, - очень академично выработанное произведение, весьма искусное стихосложение, но в общем довольно скучное. Все же это вещь достойная внимания...» - «Хотите, я вам прочту свои последние стихи, вы, может быть, сравните их с «Юдифью» Недоброво, они на библейский сюжет: Саул, неверная жена, Давид» .
Так двум особенно дорогим для автора слушателям оказалось не до его «Юдифи». В том 1916 г. сбывалось предчувствие Недоброво, еще за четыре года то этого писавшего не кому иному, как тому же Анрепу: «/.../ Как дорога мне твоя дружба, милый! /.../ главная моя жажда - жажда друзей, и главная причина тоски -суеверное убеждение в том, что всех их хочет отнять у меня судьба»104. И хотя дальше идет упоминание о смерти друга и перечисление временно уехавших из Петербурга знакомых, но в свете событий, развернувшихся в скором времени, когда адресатом ахматовских стихов все чаще становится уже не Недоброво, а Анреп, эти строки звучат как некое предчувствие.
Общество поэтов
ПОЭТОВ К литературной деятельности (в самом широком смысле этого понятия) Н.В. Недоброво стремился еще в 1900-е годы. Трудно сказать, насколько серьезными были его замыслы создать литературно-художественное общество в 1905 г., однако такие планы у него были. И.Г. Кравцова и Г.В. Обатнин пишут о том, что, еще учась в харьковской гимназии, он в 1890-е годы основал там литературное общество и дважды был организатором рукописных журналов. В пору жизни в Петербурге интерес Недоброво к художественной жизни и особенно к текущей литературе должен был лишь усилиться, тем более что на литературный процесс он скорее всего тогда уже смотрит как его «потенциальный деятель», пишут те же авторы. Но в то же время он видит свое участие в литературе не только в издании собственных стихов (единственная известная нам попытка опубликоваться в «Вестнике Европы» в 1902 г. закончилась неудачей). Он начинает как рецензент газеты «Речь» в 1906 г. и пишет о художественных выставках, однако на двух рецензиях и эта попытка заканчивается - на время, а точнее, до 1910 г., когда выходит его статья о Фете. Вместе с тем он явно испытывает потребность создать некий круг объединенных общими интересами и занятиями людей, близких себе.
Итак, в 1905 г. в Петербурге Недоброво вновь задумывается о создании общества. Однако по дневниковой записи трудно сказать, насколько зрелыми были эти планы. «Несколько раз дружески беседовал в Университете с Блоком, вчера был с Борей (Анрепом. - И.К., Г.О.) у Стеллецкого, познакомил Борю со Смирновым. Все это делается для того, чтобы устроить академию - собрания талантливых мужчин и приятных женщин, которые должны привести к организации новой литературной и, даже шире, вообще художественной партии с главенством Бори и моим, на основании наших мыслей и на credo, что Анреп и Недоброво величайшие поэты всех времен и народов. Вот намеченные члены академии: Анреп, я, Белецкий, Е.П. Магденко, Лисенков и Т.М. Девель. Это такой bloc - уже объединенный определенным credo и соответственным культом. Далее, вне Ыос а: Блок, Ге, Смирнов, Кунцман, Ильяшенко, Муравьев и Стеллецкий. Последний тоже будет обращен в кумира - на почве скульптуры. Далее, для придания учреждению соответственной обаятельности, прежде всего Л.А. Ольхина, затем Стеллецкий обещается доставить Кузнецову-Бенуа, а там сыщем еще нескольких»
Можно усмотреть в этой дневниковой записи, сделанной - подчеркну это со смущением - только для себя, в равной степени честолюбивые помыслы и долю иронии, спасительной для начинающего литератора, уже входящего в художественные круги Петербурга, но еще почти никак о себе публично не заявившего. Вместе с тем Недоброво, кажется, уже понимает, что в условиях некоей «организации», имея поддержку определенного круга, занять место в литературном Петербурге скорее удастся. Интересно и то, как в представлении Недоброво одновременно возникает и салон (обязательно присутствие «приятных женщин») и «академия» (напомню, что до создания Академии стиха Вяч. Иванова оставалось целых четыре года и что создателем ее Недоброво не был и не стоял даже у ее истоков).
Вероятно, все это говорит о том, что оснований для образования действительно жизнеспособного общества в 1905 г. у Недоброво все-таки еще не было. Общество так и не состоялось тогда. Ни Недоброво не был известен как поэт, ни Анреп тем паче не мог претендовать быть профессиональным литератором, не то что «величайшим поэтом всех времен и народов» (для него стихи всегда оставались побочным делом, даже когда он после колебаний, но поддержанный тем же Недоброво, оставил планы сделаться юристом и стал учиться живописи у Д.С. Стеллецкого). Но заметим, что через восемь лет, в 1913 г., упомянутый в дневнике Недоброво Евгений Григорьевич Лисенков станет Председателем учрежденного стараниями того же Недоброво Общества поэтов. А верный лучшему другу Анрепу Недоброво на втором же заседании общества поставит на чтение и обсуждение поэму Анрепа; все это пройдет в отсутствие Бориса Васильевича, но имя главного героя его поэмы - Физа - даст неофициальное название всему обществу.
Следующий этап литературно-общественной активности Недоброво известен нам по воспоминаниям Вл. Пяста: это кружок, основанный той же осенью 1905 г. по инициативе С. Городецкого, включавший А. Блока, Вл. Пяста, братьев Юнгеров, А. Кондратьева, брата С. Городецкого Александра, П.
Потемкина, Б. Мосолова, Е. Иванова и др. Вошедший в этот кружок, Недоброво, как вспоминает Пяст, выступил убежденным и горячим сторонником объединения. «Он приводил в пример кружок конца 90-х гг. вокруг Дягилева. Перечисляя имена прекрасных художников, организовавших «Мир Искусства», он говорил про каждого в виде рефрена: «А теперь - процветает». Мысль была правильная: благодаря кружку, в каждом из них развивалась индивидуальность от некоего «осмоса», возникающего между общающимися в какой-нибудь сфере людьми.
«Меж контуром и запахом цветка» (Из истории методологических исканий 1910-х годов)
Опубликовавший это письмо М. Кралин приводит статью Ю.Л. Сазоновой-Слонимской, где она отмечает важность для Недоброво мысли о России как возможном центре мирового православия: «...то, что называли его «империализмом» - мечта о влиянии на Востоке - было желанием озарить венцом России древнюю Византию» . Вообще в глазах многих - и современников, и нынешних исследователей - укрепилась репутация Недоброво если не как «империалиста», то как консерватора, склонного сознательно идеализировать Россию («архитектурность», в отличие от «страшного мира», избранного Блоком). С одной стороны, для этого есть основания. Например, А. Кондратьев пишет Б. Никольскому, как в ответ на выступление Мандельштама о гражданской поэзии на собрании Общества поэтов именно Недоброво произнес полную остроумия речь: «Я давно не получал такого удовольствия. С помощью блестящих парадоксов и с большой эрудицией Недоброво доказывал, что гражданская поэзия лишь тогда хороша, если она - консервативного направления»174. Плохо относившийся к Мандельштаму Кондратьев не без удовольствия пересказывает выступление Недоброво (как запомнил и передал в другом частном письме - и это уже похоже на сплетню, - что Ахматова приглашена в Общество поэтов, а Гумилев - нет). Сложность использования сведений, почерпнутых из переписки, состоит прежде всего в том, что каждый обращает внимание на то, что его больше интересует. Но ради справедливости (и вместе с тем нисколько не для того, чтобы ретушировать портрет нашего героя) надо сказать и о том, что, например, политические (читай: гражданские) стихи любимого своего Тютчева Недоброво оценивал невысоко, считал их самым слабым из всего написанного им. А восприятие России и связанных с ней событий хотя и происходило у него с точки зрения ее «державносте» (имперские амбиции сочетались у Недоброво с чувством, что Россия осиянна Божественным венцом, скорее всего и проистекали из этого чувства), но все же взгляд его на Россию был далек от политического флера.
В начале 1908 г. Недоброво записывает в дневнике: «У меня есть странное пророческое ощущение, ощущение мистической народной души. У нее открываются глаза и она решит приговор.
Неудачная политика правительства, хулиганство «русских людей»175 и многое другое фатально раздернули завесу. Прежде были безличные «бюрократия», или «самодержавие» или сочетание «самодержавная бюрократия», а теперь ясно, что все - вина одного.
Народная ненависть просачивается всюду. Приговор, когда решится, будет приведен в исполнение.
Как мне хочется на волю: к науке, к искусству и к любви нашей, к нашей общей жизни! Как мне хочется на волю!»176
Эта запись сделана 2 января 1908 - в тот же день, когда состоялся визит Недоброво к Блоку. Правда, в воспоминаниях А.И. Белецкого об этом посещении нечто подобное говорит Блок, а двое его гостей оказываются не готовыми к откровению поэта .
В мои планы не входит писать о недолгой политической деятельности Недоброво, о его активности в партии кадетов178. Но приведенные здесь записи бросают свет и на ту беседу, что, по воспоминаниям А.И. Белецкого, состоялась у Недоброво с Блоком в присутствии Белецкого, которому показалось, что Блок и Недоброво стоят как бы на разных полюсах в отношении к народу и к народному недовольству. Но Недоброво, как, вероятно, и большая часть русской интеллигенции, понимал неизбежность исторических и притом резких сдвигов -понимал, может быть, еще раньше многих других. Однако в отличие от большей части творческой интеллигенции, восторженно принявшей февральскую революцию 1917 г., отнюдь не был охвачен эйфорией. И уже самые мрачные пророчества его относились к дальнейшему будущему.
Но следует вернуться к отношениям Блока и Недоброво в 1910-е годы Итак, неизвестно, ответил ли Блок на письмо Недоброво о «Ночных часах». Но согласился на открытие Общества поэтов поставить чтение своей драмы «Роза и Крест». Думается, для современников это чтение должно было ожидаться как событие в литературной жизни. И, конечно, было событием важнейшим для открывающегося Общества поэтов. Известно письмо Блока к Любови Дмитриевне, специально посвященное этому чтению. Но там же Блок, вообще к тому времени отошедший от «внешней» литературной жизни, говорит о своем неприятии этого литературного собрания: «Вчера я читал «Розу и Крест» среди врагов, светских людей, холодных «нововременцев». Внутренне очень боролся и, кажется, победил. Мне помогало присутствие близких - мамы и тети, Терещенок, Ремизовых, Пяста - и некоторых людей, сочувствующих мне. Всего было человек до ста - в актовом зале Шестой гимназии /.../ Мне было тяжело эти дни, но сегодня я чувствую возбуждение от борьбы и думаю, что был вчера живым среди мертвых. Да, путь еще верный пока»179. Если можно усомниться в правоте комментирующего это письмо М.М. Крапина, что «Недоброво становился посредником» между Блоком «и литературными «мертвецами»180, то нельзя не согласиться с исследователем в том, что это посредничество длилось недолго и результативным не стало.
