Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сюжетные мотивы дома и бездомья в поэзии В.А.Жуковского 22
1.1. Семантическое поле вокруг сюжетных мотивов дома и бездомья в литературном окружении поэзии В.А. Жуковского (поэзия К.Н. Батюшкова, П.А. Вяземского, А.С. Пушкина) 22
1.2. Сюжетные мотивы дома и бездомья в журнале "Вестник Европы"(1807-1815 гг.) 31
1.3. Образ дома в дружеских посланиях В.А. Жуковского 36
1.4. Оппозиция счастья и Промысла в осмыслении семейного начала у В.А. Жуковского (1813-1814 гг.) 41
1.5. Странничество как духовный поиск Небесного Отечества 48
1.6. Дом как родина в поэзии В.А. Жуковского 62
Глава 2. Пути обретения дома в поэтическом наследии М.Ю.Лермонтова 79
2.1. Семантическое поле дома и бездомья в окружении лермонтовской лирики (поэзия Ф.Н. Глинки, А.С. Хомякова, А.И. Одоевского, поэзия в журнале "Отечественные записки" за 1839-1840 гг.) 79
2.2. Православный архетип семьи в поэме "Песня про .купца Калашникова" 86
2.3. Мотивы странничества в лирике: образы "листка" и "паруса" (к постановке вопроса) 96
2.4. Дом и бездомье в поэме "Мцыри" 99
2.5. Земное отечество в поэзии М.Ю. Лермонтова 113
Заключение 120
Библиография 124
- Семантическое поле вокруг сюжетных мотивов дома и бездомья в литературном окружении поэзии В.А. Жуковского (поэзия К.Н. Батюшкова, П.А. Вяземского, А.С. Пушкина)
- Оппозиция счастья и Промысла в осмыслении семейного начала у В.А. Жуковского (1813-1814 гг.)
- Семантическое поле дома и бездомья в окружении лермонтовской лирики (поэзия Ф.Н. Глинки, А.С. Хомякова, А.И. Одоевского, поэзия в журнале "Отечественные записки" за 1839-1840 гг.)
- Дом и бездомье в поэме "Мцыри"
Введение к работе
Актуальность темы научного исследования обусловлена выявлением сюжетных мотивов дома и бездомья как архетипических констант русской культуры в пространстве русского романтизма, в поэзии В.А. Жуковского и М.Ю. Лермонтова. В связи с этим представляется важным определение влияния мировоззрения писателей на художественный метод.
В "Лермонтовской энциклопедии" мотивом назван "устойчивый смысловой элемент литературного текста, повторяющийся в пределах ряда фольклорных и литературно-художественных произведений"1. Авторы энциклопедии указывают на тот факт, что "распространившись на сферу исследований индивидуального творчества и став актуальным аспектом современного литературоведческого анализа, термин "мотив" всё более утрачивает своё прежнее содержание, относившееся к формальной структуре произведения: из области "строгой" поэтики он переходит в область изучения мировоззрения и психологии писателя"2. К философско-символическим мотивам творчества Лермонтова исследователи относят мотивы свободы и воли, действия и подвига, одиночества, странничества, покоя и некоторые другие. Сюжетные мотивы дома и бездомья можно отнести к разряду культурно-символических мотивов, так как данные понятия формируются во многом религиозно-нравственным культурным наследием.
К категории дома отечественное литературоведение обратилось сравнительно недавно. Это связано с тем, что в последние два десятилетия не только вскрывается и анализируется религиозный пласт в мировоззрении, но ведутся поиски новых методов исследования, адекватных введению и интерпретации новых категорий, таких как пасхальный архетип, соборность,
1 Щемелева Л.М. Мотивы // Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С.290 2ТамжеС291.
русская идея и некоторые другие. К числу последних отчасти можно отнести и понятие дом как одно из основополагающих культурных ценностей, вбирающих в себя и религиозный аспект.
Интересен тот факт, что оппозиция дом-бездомъе появляется в российском литературоведении в связи с бездомьем в произведениях А.А. Блока, М.А. Булгакова (Ю.М. Лотман, В.Я. Лакшин), поэтому к категории дома литературоведение движется как бы от противного, точкой восхождения выбирая литературу XIX века. Определение семантики дома, осмысление её роли в культуре и, в частности, литературе только начинается. На сегодняшний день можно говорить о постановке проблемы или о выявлении данной доминанты в творчестве отдельных писателей XIX века, поэтому обратимся к обзору научной литературы на эту тему.
Теоретической разработкой понятия дом в русской классической литературе занимались В.Ф. Переверзев, Ю.М. Лотман, В.Г. Щукин. Над определением локуса дома в немецком романтизме работал Ф.П. Фёдоров. С позиций христианской психологии к категории дома обращался Б.В. Ничипоров. В научной публицистике уже немало статей по этой проблеме, но вышеупомянутые работы являются приоритетными1.
Ю.М. Лотман прослеживает связь архетипа дома в литературе XIX века с фольклорной традицией, где жилище строится на соотношении антитез: дом-лес, своё-чужое, земное-небесное. Эта традиция, как утверждает учёный, является устойчивой и продуктивной в творчестве писателей XIX столетия. Как
Переверзев В.Ф. ввел антиномию мира ковчега и мира коттеджа. Цит. по: Славянофильство и современность. СПб., 1994. С.35. Лотман Ю.М. Дом в "Мастере и Маргарите" //Ученые записки Тартусского университета. Тарту. 1988. выпуск 720. Щукин В.Г. Концепция Дома у ранних славянофилов -/Славянофильство и современность. СПб., 1994. Фёдоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время, Рига, 1988. Ничипоров Б.В. Дом и его мистика//Ничипоров Б.В. Введение в христианскую психологию. М., 1994.
пример исследователь приводит творчество А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского.
В.Г. Щукин в работе "Концепция Дома у ранних славянофилов" прослеживает образы патриархального и цивилизованного жилища в соответствии с концепцией дома у славянофилов и западников. В.Ф. Переверзев находит различие концепций в противопоставлении "мира ковчега" у славянофилов "миру коттеджа" у западников. В.Г. Щукин считает более обоснованным определить дом у славянофилов как гнездо. Приоритетным началом в таком жилище является не обстановка быта, а цель бытия: "В доме человек не просто живёт, а спасает душу, подкрепляя её молитвой" . Духовными скрепами такого дома становятся обязательная и единая для всех религиозность, общий труд и общие досуги, признание авторитета старших, следование общему мнению и завету. Дом - это место, "где осуществляется истинная любовь".
Ф.П. Фёдоров, говоря о раннем и позднем периодах немецкого романтизма, которые автор считает универсальными моделями, оказавшими решающее влияние на романтизм в других странах, пишет, что "дом-путь" становится той пространственной оппозицией, которой суждено долгое время демонстрировать всевозможные ценностные антиномии.
Непосредственно проблему дома и бездомья в русском романтизме как духовную дилемму выявил В.А. Кошелев в статье "Своеобразие творческих взаимоотношений Жуковского и Батюшкова"4. Рассматривая Жуковского и Батюшкова традиционно как "зачинщиков" русского романтизма, Кошелев
1 Цит. по: Славянофильство и современность. СПб., 1994. С.35. Щукин В.Г. Концепция Дома у ранних славянофилов//Славянофильство и современность. СПб., 1994. С.39 3Тамже.С41.
4 Кошелев В.А. Своеобразие творческих взаимоотношений Жуковского и Батюшкова // Жуковский и литература конца XVIII-ХГХ века. М, 1988.
6 подчёркивает самобытность их мировоззренческих установок, которые выстраиваются в оппозицию при определении понятия дом. Как считает исследователь, в творчестве Батюшкова антиномия дом-бездомье определяет сюжетную линию сказки "Странствователь и Домосед", в поэзии Жуковского этой теме посвящено программное стихотворение "Теон и Эсхин".
В итоговом обобщении вышеуказанных работ следует ещё раз подчеркнуть, что перечисленные труды не имеют непосредственных перекличек с темой диссертации (за исключением статей В.А. Кошелева и отчасти В.Г. Щукина), они помогают определить семантику понятия дом, основные концепты его и антитезы, с помощью которых резче проявляются эти самые концепты, а также во многом предопределяют методо-логическую основу исследования. К сожалению, в данных работах не прослеживаются связи архетипа дома в творчестве писателей XIX века с древнерусской литературной традицией, в которой и надо искать корень данного понятия.
В работе предполагается рассмотреть поняте дом в следующих ракурсах:
Дом как семья.
Дом как Родина.
Дом как Царствие Небесное. Этот аспект чрезвычайно актуален в наследии русского романтизма. И шире: дом как метафизическая категория, некий духовно-исторический стержень, по словам В.Я/Лакшина, "дом - это традиция, норма жизни, неразрушенная культура".1
Что касается определения бездомности, то оно отличается ещё меньшей степенью разработанности и введено в литерауроведение сравнительно недавно В.Я. Лакшиным, который считал бездомьем потерю традиции, нормы. Б.В.
1 Лакшин В.Я. О Доме и Бездомье (Александр Блок и Михаил Булгаков) //Литература в школе. 1993.N.-3.C.22.
Ничипоров пишет, что "бездомность - это не только материальное отсутствие стен и крыши, но это часто и метафизическая бездомность владельца квартиры или дома".1 Оба автора связывают бездомье с духовностью, притом с духовностью, которая имеет оттенок некоторой неполноты, трагичности, а иногда потери, разрушения. Понятие бездомъя пересекается с семантическим полем концепта "духовного странничества", введенного Ю.С. Степановым.
"В "духовном странничестве", - пишет исследователь, - мы различаем два его вида. Тревожные души пускаются в странничество либо по миру, в поисках всё же - как ни парадоксально - в этом мире мира другого, либо внутри себя, в поисках Бога".2 Автор связывает с понятием "духовного странничества" концепт перемены места, беспокойства, мотив отрыва от родной почвы. Подобные концепты вбирает в себя и понятие бездомъя. Но если странничество - это путь, то бездомье - скорее определенные координаты (некая остановка в пути или финал), свидетельствующие о консталшщи духовного кризиса.
Странничество на русской почве было связано с поисками идеала (другого мира или Бога), а бездомье связано с ложным финалом (разрушение "нормы, традиции, культуры" В.Я. Лакшин), с потерей веры в Бога или истинного пути к Нему. Таким образом, предметом исследования станут концепты духовного странничества и бездомъя, как взаимосвязанные между собой, но не тождественные друг другу.
Исследователи творчества Жуковского к понятию дома обращались в основном в биографическом аспекте исследования: детские годы, родственные связи, любовная коллизия в отношениях с Машей Протасовой, поздняя
Ничипоров Б.В. Благодатные перемены. Обретение дома. //Ничипоров Б.В. Введение в христианскую пихологию. М., 1994. С.57.
2 Степанов Ю.. Концепт "духовного странничества" в России ХГХ-ХХ вв.// Русское подвижничество. М., 1996. С.42.
женитьба Жуковского (К.К. Зейдлиц, А.Н. Веселовский)1. Мотив семьи как самостоятельный выделен в монографии В.Н. Касаткиной "Здесь сердцу будет приятно...": Поэзия В.А. Жуковского" в разделе "Жуковский о соотношении морали и поэзии. Семья". Исследовательница пишет об идеальном видении поэтом семьи, которую молодой Жуковский понимал как хранительницу нравственных ценностей, как экзамен на добродетель и мудрость. Ценно замечание В.Н. Касаткиной о том, что "семья была для него (В.А. Жуковского -О.М.) универсальной категорией. По её образцу строился весь Божий мир -милостивому Отцу подвластна его паства, и каждое государство в идеале должно уподобляться хорошему Дому"2. Заслуга исследовательницы заключается в том, что мотив семьи выделен как самостоятельный, обозначено и место семейной темы в философско-этических воззрениях молодого писателя. Одна из основных целей диссертации - анализ сюжетного мотива дома в жанре дружеских посланий, а также осмысление семейного начала в поэзии и эпистолярном наследии Жуковского через призму понятий счастья и Промысла. Нет специального исследования о доме как Родине в творчестве Жуковского. Общественно-политические взгляды Жуковского, включающие и его отношение к государственному устроению России, к дальнейшему пути её развития, рассматривали А.Н. Веселовский и А.С. Янушкевич и некоторые другие . А.С. Янушкевич писал о мировоззрении писателя, исследуя библиотеку поэта и чтение им зарубежных авторов. В диссертации прослеживается связь мировидения писателя с отечественной религиозной культурной мыслью в русле проблемы дом как Родина. Нет отдельного исследования, посвященного и мотиву странничества в творчестве Жуковского. Анализ этого мотива будет проводится в диссертации в связи с архетипом сюжета притчи о блудном сыне.
1 Зейдлиц К.К. Жизнь и поэзия В.А.Жуковского (1783-1852). Спб., 1883. Веселовский А.Н.
В.А. Жуковский "Поэзия чувства и сердечного воображения". М., 1999.
2 Касаткина В.Н. "Здесь сердцу будет приятно...": Поэзия В.А. Жуковского. М., 1995. С. 49.
3 Веселовский А.Н. В.А.Жуковский Поэзия чувства и "сердечного воображения" М., 1999.
С.291-307. Янушкевич А.С. Этапы и проблемы творческой эволюции В.Л.Жуковского.
Томск, 1985. С.235.
В "Лермонтовской энциклопедии" мотив дома не выделен как самостоятельный, требующий специального изучения. Зато в особый ряд выделяются мотивы дороги и странничества. Им посвящены главы: "Странничество" (К.А. Кедров), "Путь" (Е.М. Пульхритудова), "Изгнанничество" (Н.И. Осьмакова), "Одиночество"(Д.П. Муравьёв). К.А. Кедров приходит к выводу, что странничество в лермонтовской лирике всегда несёт в себе оттенок скитальчества, "но если страннничество - добровольный выбор, то скитальчество - злая судьба".1 Образ изгнанника антиномичен; с одной стороны, изгнанничество - удел пророков, с другой - в поздний период творчества Лермонтова, например, в жизни Печорина, изгнание уже не связывается ни с подвигом, ни с поиском безграничной свободы, ни с возможностью отыскать свою цель - оно манит "дурными дорогами" и приводит к потере смысла жизни. В статье "Путь" понятие "исторической бездомности поколения" объясняется в свете идей революционно-демократической критики А.И. Герцена. И только в статье "Одиночество" отчуждение лирического субъекта объясняется последствиями романтической непримиримости с действительностью, доходившей до богоборчества. Понятие странничества в творчестве Лермонтова исследовано достаточно полно и рассматривается как одно из свойств мироощущения лермонтовских героев, в основном - романтических. В диссертации мотив странничества анализируется через призму антиномии "внутреннего" и "внешнего человека", которая в русской литературе XIX века органично связана с библейской традицией. К теме Родины^ творчестве Лермонтова обращались Э.Г.Герштейн, Г.П. Макогоненко, СВ. Ломинадзе.2 и многие другие. В основном литературоведы рассматривали поэтику и идейный уровень стихотворений по данной теме. Задача
Кедров К.А. Странничество .//Лермонтовская энциклопедия М., 1981. С.296. 2 Герштейн Э.Г. Судьба Лермонтова. М., 1964. С.278. Макагоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин. Л., 1987. С. 311. Ломинадзе СВ. Поэтический мир Лермонтова М., 1985. С 140-144, С.249-251.
исследования - обнаружение религиозно-культурного контекста, в категориях которого формируется лермонтовское видение дома как Родины.
Одним из первых проблему сопоставления романтической поэзии Жуковского и Лермонтова как представителей различных тенденций европейского романтизма ввёл в науку А.С. Архангельский в своей статье "Отношение Жуковского к романтическому движению" (1904), хотя это отмечали ещё некоторые из современников. Жуковского исследователь относит к направлению европейского романтизма, обращенного в средние века с их твёрдыми устоями и глубокой религиозностью. Лермонтова автор относит к противоположному течению европейского романтизма: "в этом движении мы видим крайне возбужденную, энергически разработанную, смелую и гордую мысль, которая в то же время пугается своей смелости и своих порывов, смеющуюся над своим прежним и безмятежным младенчеством и вместе плачущуюю о нём, как об утраченном рае, гордящуюся своими успехами и в то же время смотрящую на них, как на источник своей нравственной погибели".1 Как видно из вышесказанного, А.С. Архангельский критерием оценки выбирает основания из области нравственной. До сего дня поставленная учёным проблема не получила разрешения, хотя отдельные замечания и сравнения по этому вопросу уже ждут своего обобщения.
Видится уместным и обоснованным сопоставление поэтического наследия Жуковского и Лермонтова ещё и по той причине, что при этом раскрываются два разных типа поэтической .личности в пределах одного литературного направления.
Решающую роль в формировании личности Жуковского оказали его религиозные воззрения. Отношение к любви, дружбе, долгу, смерти - всё в его
1 Архангельский А.С. Отношение Жуковского к романтическому движению //
В.А. Жуковский. Его жизнь и сочинения. Сборник историко-литературных статей. М., 1904.
С.37.
11 жизни структурируется идеей Бога. Как мыслитель в зрелый период творчества он более тяготеет к богословию. В этот период центральным в его поэтическом творчестве становится тема покаяния и преображения. Церковность сознания Жуковского проявляется также в отраженных им идеях соборности, симфонии властей, особой исторической миссии России. Удивительная цельность, личности поэта определяется универсумом религиозного сознания, в котором человек пребывает в союзе с Богом.
В творчестве Лермонтова явлен новый тип поэтической личности, отличительной чертой которого становится отсутствие целостности. Романтизм Лермонтова заключается в безусловной ценности личности и сомнении в этой безусловности. Сомнение здесь - признак русской ментальности, в которой заложено стремление не к гуманизму, а к богообщению. Лермонтов один из первых отразил в своём творчестве процессы апостасии и секуляризации, которые в XIX веке выразились в ослаблении скреп православной духовности, уменьшении соборного начала, возникновении интереса к автономности личности, к государственности, национальному самоопределению. Лермонтов отразил эти идеи на религиозно-философском уровне.
Определение сюжетных мотивов дома и бездомья в поэзии Жуковского и Лермонтова подводит к другой проблеме - проблеме влияния мировоззрения писателей на художественный метод их творчества. Изучением художественного метода Жуковского занимались А.Н. Пыпин, Л.Н. Майков, Г.А. Гуковский, Н.В. Измайлова, И.Л. Семенко и другие. Связь мировоззрения и эстетики достаточно подробно исследовали учёные Томского университета Ф.З. Канунова, Н.Б. Реморова, А.С. Янушкевич. Материалом их исследований стала библиотека писателя, которая вбирает в себя в основном труды западноевропейских мыслителей. Одна из задач диссертации - изучение мировоззрения Жуковского, сформировавшегося в категориях сотериологической отечественной культуры, поэтому обратимся к научным
работам, посвященным исследованию религиозных взглядов писателя. В основном литературоведы оставляют лишь краткие замечания но этому вопросу, специального же глубокого исследования по данной проблеме ещё нет. Ценны мемуары священника И.И. Базарова, духовника Жуковского в последние годы его жизни1. Отдельные замечания о религиозных воззрениях писателя находим в трудах К.К. Зейдлица, А.Н. Веселовского, А.С. Янушкевича. В.Н. Касаткина в своей монографии о Жуковском ставит перед собой задачу - поисков синтеза поэзии и нравственности в литературном наследии писателя. На материале произведений, публицистических статей и писем В.Н. Касаткина изучает роль и место моральных категорий, например, греха и совести в мировоззрении поэта2.
Одной из новых ступеней в раскрытии данной темы стала статья Ф.З. Кануновой "Нравственно-философские искания русского романтизма (30-40 гг.) и религия (к постановке проблемы)". Исследовательница отмечает, что "в первый период своей литературной деятельности (10-20 гг.) религия волновала Жуковского скорее в историко-культурном и нравственно-эстетическом аспектах: глубокой веры он ещё не обрёл"3. В 30-40 гг., как отмечает исследовательница, концепция веры поэта во многом обновляется. Ф.З Канунова отчасти связывает это с тем, что в русской культуре второй трети XIX века, начиная уже со второй половины 30-40 гг., зреет острая потребность в идее, интегрирующей и восстанавливающей органическую целостность бытия. "Интенсификация религиозных исканий Жуковского в поздний период его творчества связана не только с логикой его собственного развития, но и с нравственно-философскими исканиями времени," - заключает исследовательница4.
1 Базаров И.И. Последние дни жизни Жуковского. СПб., 1852.
2 Касаткина В.Н. "Здесь сердцу будет приятно...": Поэзия В.А. Жуковского. М., 1995.
3 Канунова Ф.З. Нравственно-философские искания русского романтизма (30-40 гг.) и
религия (к постановке проблемы) //Русская литература и религия. Новосибирск, 1997. С.66.
4 Там же. С.71.
Одной из последних работ о религиозных воззрениях писателя является диссертация Д.В. Долгушина о В.Л. Жуковском и И.В. Киреевском, имеющая подзаголовок "К проблеме религиозных исканий русского романтизма". Исследователь . последовательно анализирует отношение Жуковского к масонской традиции, к браку, отношение к Церкви и государству, к религии и искусству;приходит к выводу, что религиозные искания Жуковского 40-х гг. не укладываются в русло романтизма. Йенский романтизм, который, по мнению Д.В. Долгушина, оказал влияние на мировоззрение и творчество Жуковского и Киреевского в 20-30 гг., был по сути религиозным движением, попыткой соединения и срастворения искусства и религии1. Ф.З. Канунова тоже отмечает, что Жуковский пережил период эстетического отношения к религии, и тоже связывает это с определённым влиянием культурного контекста йенских романтиков. Однако исследовательница определяет и границы данного влияния: "Несмотря на определению близость в отношении религии Жуковского и ранних немецких романтиков, между ними была существенная разница в её восприятии. Формула "стремление конечного к бесконечному" понята Жуковским как нравственно-психологическое восхождение личности." Оба исследователя считают, что в 40 гг. (Ф.З. Канунова относит сюда и 30 гг.) происходят некоторые изменения в эволюции религиозного мировоззрения Жуковского. Правда Д.В. Долгушин связывает эти изменения с преодолением романтизма вообще, но это утверждение исследователя кажется нам уязвимым, так как понятие романтизм многозначно и многоуровнево, под романтизмом понимают не только систему эстетико-философских (пусть даже религиозно-философских идей), но и способ отражения действительности - к объекту через субъективное, необходимо также учитывать особенность характера конфликта и способ его подачи в романтическом произведении, специфику термина
Долгушин Д.В. В.А. Жуковский и И.В. Киреевский: К проблеме религиозных исканий русского романтизма : Автореф. дис.... канд. филол. наук. Томск, 2000. С. 16. 2 Канунова Ф.З. Нравственно-философо'кие искания русского романтизма (30-40 гг.) и религия (к постановке проблемы) //Русская литература и религия. Новосибирск, 1997. С.65.
романтизм как историко-литературного направления. Работы томских исследователей Ф.З. Кануновой и Д.В. Долгушина поднимают проблему соотношения этики и поэзии, заявленную В.Н. Касаткиной, на новый уровень, изучая эволюцию религиозных исканий Жуковского.
Исследованием метода художественного творчества Лермонтова занимались Б.М. Эйхенбаум, Л.Я. Гинзбург, К.Н. Григорьян, Д.Е. Максимов, Ю.В. Манн, Б.Т. Удодов и многие другие. Исследователи мировоззрения и творчества писателя выбирали различные методы исследования и критерии анализа. Некоторые писали о преобладании в творчестве Лермонтова гордого, богоборческого настроения (Ап. Григорьев, С. Бурачок.) К этому же ряду можно отнести статью B.C. Соловьёва "Лермонтов"1. Религиозный философ отождествляет духовное устроение Лермонтова с ницшеанством. Д.С. Мережковский хотя и вступил в полемику с В.С.Соловьёвым, всё же отмечал в мировоззрении Лермонтова "бесконечное раздвоение, колебание воли, смешение добра и зла, света и тьмы" . В конце XX века о богоборчестве Лермонтова пишет М.М. Дунаев, связывая корни лермонтовского романтизма с байронизмом, а через него подспудно с кальвинизмом, в котором Бог рассматривался как источішк зла3. Есть и другая точка зрения, она выражена В.В. Афанасьевым, который выступает против создания богоборческого образа поэта. Лермонтовед анализирует поэму "Демон" и приходит к выводу, что мировоззрение автора в поэме не выходит за рамки православного вероучения4. К этому же выводу приходит и В.Н.Касаткина в своём анализе "Демона"5.
Соловьёв B.C. Лермонтов //Философия искусства и литературная критика М., 1991.
Мережковский Д.С. М.Ю.Лермонтов "Поэт сверхчеловечества". СПб., 1909. С.45.
Дунаев М.М. Православие и русская литература. М., 1996, Т.2. С.24.
Одна из последних работ В.В. Афанасьева на эту тему статья "Меня терзает дух лукавый" Размышления над поэмой М.Ю.Лермонтова "Демон" в газете "Воскресная школа" N35 (107), сентябрь, 1999, С, 8-9.
Касаткина В.Н. Христианские основы русского романтизма// Литература и христианство. Белгород, 2000.
Иные критерии анализа заложены в основу исследовательского метода Михаила Никитина в работе "Идеи о Боге и судьбе в поэзии Лермонтова". Изучая понятие судьбы в творчестве писателя, автор приходит к выводу, что в лермонтовском творчестве "судьба - это сила независимая от Бога; она обострённо-враждебна и зла к человеку, особливо к поэту"1. По мнению М.Никитина, "фатализм Лермонтова не выработался, не сложился в миросозерцание, в систему: это было лишь настроение"2. О фатализме как о религиозно-философской проблеме в творчестве Лермонтова писали и в XX веке, например, Георгий Мейер и Ю.М. Лотман3.
В XIX веке в лермонтоведении появляется мнение, что Лермонтов пережил увлечение байронизмом именно благодаря своей русской ментальности и вере (М.М. Бородкин "Памяти М.Ю.Лермонтова. Его личность и поэзия" Пг., 1891, А.К. Бороздин "Характеристика поэзии Лермонтова" СПб., 1891). В XX столетии эту тему развил и дополнил С.Н. Дурылин в своей работе "Росссия и Лермонтов (К изучению религиозных истоков русской поэзии)"4. Эта точка зрения близка и авторам лермонтовской энциклопедии, которые связывают появление в творчестве Лермонтова героев, являющихся носителями народного сознания, с кризисом романтического миросозерцания5.
С.Н. Дурылин в статье "Россия и Лермонтов (К изучению религиозных истоков русской поэзии)" раскрывает ещё одну грань религиозного-философского мировоззрения Лермонтова, которую исследователь связывает с оппозицией Запад и Восток. Эту тему в конце XX века продолжил Ю.М. Лотман
Никитин М. Идеи о Боге и судьбе в поэзии Лермонтова. Н.Новгород. 1915. С.21. 2 Там же. С.ЗО.
Мейер Г. Фаталист //Зарубежная Россия и Лермонтов. Фаталист. М, 1999. С.230. Лотман Ю.М. "Фаталист" и проблема Востока и Запада в творчестве Лермонтова/В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. С. 218-234.
Дурылин С.Н. "Россия и Лермонтов" (К изучению религиозных истоков русской поэзии) // Христианская мысль, 1916. N 2,3-
Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. С.475.
16 в статье "Проблема Востока и Запада в творчестве позднего Лермонтова"1. Оба исследователя считают, что Лермонтов отражал в своём творчестве понимание личности, сформированное отечественной культурой.
Как видим, существует несколько различных подходов к изучению проблемы мировоззрения писателя. В диссертации учитывается опыт исследования эволюции романтического миросозерцания М.Ю. Лермонтова, а также опыт исследования религиозно-философских воззрений Лермонтова через анализ определенных культурных констант, например, Запада и Востока. Для исследования сюжетных мотивов дома и бездомъя в поэзии Лермонтова необходимо обращение к произведению XVI века "Домострой", а также к "Повести о Горе-Злочастии" и новозаветной притче о блудном сыне. В этих произведениях отразились архетипы понятий дома и бездомъя в русском культурном самосознании. Анализ данных сюжетных мотивов в поэзии М.Ю.Лермонтова и определение их места в контексте отечественных культурно-нравственных ценностей поможет изучить эволюцию художественного метода поэта.
Решение этих проблем входит в основную цель данного исследования. Поставленная цель предусматривает решение конкретных задач:
1. Определить мотивы дома и бездомъя на основе поэтического наследия
Жуковского и Лермонтова, установить основные тенденции их развития.
Найти точки соприкосновения и расхождения в подходе и художественном выражении понятий дома и бездомъя у Жуковского и Лермонтова.
Раскрыть специфику развития мотивов у двух поэтов-романтиков в литературном окружении их творчества.
1 Лотман Ю.М. Проблема Востока и Запада в творчестве позднего Лермонтова // Избранные статьи. Таллин, 1993.Т.З. С. 9-24.
Изучить мировоззрение Жуковского и Лермонтова посредством анализа их художественных произведений, публицистики, дневников, воспоминаний, переписки.
Определить влияние мировоззрения на романтический метод.
Материалом исследования являются поэтическое наследие Жуковского и Лермонтова, письма, дневники, историко-литературный контекст, воспоминания современников, а также материалы из святоотеческого православного наследия (ораторского, богословского) и русской религиозной философии, объясняющие ряд категорий, в контексте которых формировалось мировоззрение писателей.
В основу метода исследования заложены историко-литературный, сравнительно-типологический и культурно-исторический принципы. Последний метод требует особого обоснования, потому что исследование отчасти связано с выявлением религиозного пласта мировоззрения писателей. Обнаружение последнего обеспечит целостный подход к личностям художников, так как религиозность во многом определяет, формирует и синтезирует другие пласты мировоззрения, в частности, эстетический и философский. Из всего широкого круга литературоведческих и философских работ по теме необходимо указать на исследовательский опыт, связанный с формированием научного инструментария при интерпретации религиозно-философских воззрений, которые находят своё отражение в художественном творчестве писателей. К числу таких исследований можно отнести труды П.Е. Бухаркина, И.А. Есаулова, В.Н. Касаткиной и М.М. Дунаева, В.А. Котельникова, А.В. Моторина1.
Есаулов И.А.Литературоведческая аксиология: опыт обоснования понятия // Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX вв. Цитата, реминесценция, мотив, сюжет, жанр. Сборник научных трудов. Петрозаводск. 1994. Бухаркин П.Е. Православная Церковь и русская литература в XVII-XIX вв. СПб., 1996. Касаткина В.Н. Христианские основы . русского романтизма //Литература и христианство. Белгород, 2000. Котельников В.Л. Творческое присутствие Православия в литературе XIX века // Пушкинская эпоха и христианская культура. По материалам традиционных христианских пушкинских чтений.
Проблеме диалога литературы и Церкви посвящен труд П.Е.Бухаркина "Православная Церковь и русская литература в XVIII-XIX веках". В первой главе исследователь говорит о необходимости разграничения понятий христианство и церковность, так как при всём сходстве они не тождественны. Литературовед выделяет следующие направления исследовании:
1. Рассмотрение церковной литературы, взятой как особая часть
отечественного искусства (в частности, житийный свод Димитрия Ростовского
или церковная ораторская проза Филарета (Дроздова);
Обращение к сочинениям, прямо и непосредственно не принадлежащим к Церкви и её культуре, однако глубоко церковным по своему существу (например, к произведениям А.Н. Муравьёва, к жанру "назидательных повествований" и нек. др.);
Исследование церковно-религиозной журналистики;
Анализ конкретных контактов писателей с православной церковью.
В диссертации исследуются некоторые направления, намеченные П.Е. Бухаркиным. При изучении творчества В.А. Жуковского важна идейная связь писателя с ораторской прозой святителя Филарета (Дроздова). При анализе лермонтовской поэзии обнаруживается взаимосвязь с произведениями "Домострой" и "Повесть о Горе-Злочастии".
И.А. Есаулов к научному инструментарию предлагает отнести ценностную иерархию Закона и Благодати, соборный тип мышления, литургический акцент не на Рождество Христово, а на Воскресение. Через эти доминанты проявляется православное видение мира в художественном творчестве писателей.
СПб., 1995, N 8. С.52-80. Дунаев М.М. Православие и русская литература. М, 4.1. 1996. С. 8-9. Моторин А.В. Духовные направления в русской словесности первой половины XIX века. Новгород, 1998, С.25-45.
В.Н. Касаткина в своей статье "Христианские основы русского романтизма" останавливается на анализе некоторых сущностных категорий православного мировосприятия, в частности, на идее цельной личности, на "русской идее", на идеях соборности, свободы, истины, борьбы добра и зла, выраженных в романтическом творчестве В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова.
В цитируемых выше работах важно определение основных направлений исследования и критериев анализа. Существует ряд трудов, которые выявляют религиозно-культурные векторы отечественной словесности XIX столетия. Опыт этих работ использован при создании методологической основы диссертации.
М.М. Дунаев в книге "Православие и русская литература" вводит понятие сотериологической культуры, которая структурируется идеей спасения души, и эвдемонической, главной ценностью которой является обретение земного счастья. Отечественную культуру исследователь относит к первому типу.
В исследовании В.А. Котельникова "Творческое присутствие Православия в литературе XIX века" важен тезис о коллизии теоцентрического и антропоцентрического типов миросозерцания, а также тезис о иерархическом устроении человека в теоцентрическом типе миросозерцания, с различением и соподчинением телесно-чувственной, душевно-психической и духовной сфер, что соответствует православной триаде, намеченной у апостолов и раскрытой в Святоотеческих творениях.
А.В. Моторин, характеризуя духовные направления русской словесности XIX века, вводит в литературоведение определение христианской мистики и её отличия от магизма. К тезисам исследователя хотелось бы добавить суждение о различии православной мистики не только от магизма, но и от мистики в католицизме и протестантизме.
Опыт этих исследований положен в основу методологии диссертации. В работе выявляется не общехристианский, а православный подтекст русской литературы, так как в XIX столетии католическая и протестантская культуры имели серьёзные и принципиальные различия с православной антропологией и сотериологией. В представленном труде есть обращения к ценностной иерархии Закона и Благодати, категориям соборности, к русской идее и пасхальному архетипу, к которым в той или иной мере обращаются авторы цитируемых выше работ. Для исследования важна ценностная оппозиция сотериологической и эвдемонической культур. Используется такой опыт интерпретации, как обращение к понятиям мечта, счастье и Промысел, судьба и рок, свобода и воля, что позволяет раскрыть духовный путь поэтов во всей полноте и антиномичности.
Научная новизна настоящей работы заключается в исследовании сюжетных мотивов дома и бездомья, через которые можно выйти на целостную картину мировоззрения писателей и выявить влияние последнего на художественный метод их творчества.
Апробация работы была проведена на выступлениях в аспирантском объединении в МГОУ, отдельные выводы работы отражены в трёх опубликованных статьях.
Практическое значение работы. Материалы диссертации могут быть использованы при чтении лекционных курсов по истории русской литературы первой трети XIX века на филологических и других гуманитарных факультетах высших учебных заведений, в старших классах средней школы, а также в спецкурсах, посвященных истории и теории романтизма. Некоторые положения исследования могут быть полезны в дальнейшем изучении и более глубоком осмыслении духовных и творческих контактов русской интеллектуальной мысли с европейским романтическим движением.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.
Семантическое поле вокруг сюжетных мотивов дома и бездомья в литературном окружении поэзии В.А. Жуковского (поэзия К.Н. Батюшкова, П.А. Вяземского, А.С. Пушкина)
В диссертации не ставится цели исчерпывающего исследования сюжетных мотивов в творчестве каждого из поэтов и установления поэтических параллелей и расхождений, важно воссоздать семантическое поле вокруг категорий дома и бездомья в литературном окружении В.А. Жуковского, выявить множество значений, обрисовать своеобразие и полноту общей картины.
В поэзии Батюшкова именно через понятие дом высвечивается трагическая грань мироощущения поэта. В первый период творчества (1803-1812) в дружеских посланиях "Ответ Гнедичу", "Мои пенаты", "К Жуковскому" и других появляется идеальное олитературенное жилище поэта-предромантика: "смиренная хата", "домик", "нора", "темна келья", "шалаш". Эти образы вызвали множество подражаний, а впоследствии пародий. Поэтическое жилище подчёркнуто бедно (в этом начало романтической коллизии внешнего и внутреннего), но полно интеллектуальных и сердечных удовольствий, вызванных чтением, поэзией, дружеством и любовью.
В поэтическом произведении "Мои пенаты" Послание к Жуковскому и Вяземскому (1811-1812 гг.) образ дома рисуется в предромантическом ключе, атрибуты дома - это и "стол ветхий и треногий с изорванным сукном", и "меч прадедов тупой", и "жесткая постель". В такой дом вхожи только друзья поэта, возлюбленная, иногда появляется образ странствующего воина-инвалида. Частый атрибут предромаїггического жилища поэта - библиотека, именно книги свидетельствуют об интеллектуальных ценностях хозяина дома. В "Моих пенатах" (1811-1812 гг.) Батюшков своими излюбленными авторами называет Карамзина, Дмитриева, Хемницера, Крылова. Нравственные ценности жизненного уклада дома заявлены в гедонистическом ключе: "Мой друг! скорей за счастьем. В путь жизни полетим; / Упьёмся сладострастьем / И смерть опередим;"1 Наряду с гедонистическими настроениями в лирике Батюшкова присутствует и трагическая тональность, связанная со скитаниями лирического субъекта на чужбине или с внутренней бездомностью, с романтическим поиском недосягаемого абсолюта ("Воспоминание" 1807-1809 гг.,"Судьба Одиссея" 1814 г., "Странствователь и домосед" 1814-1815 гг.).
После 1812 года в поэзии Батюшкова исследователи Д.Д.Благой, Н.В. Фридман, В.Н. Касаткина, Ю.В. Манн отмечают изменения в мироощущении поэта, которое становится с этого времени всё более трагичным. Вехой в новом понимании дома является стихотворная сказка "Странствователь и Домосед", в ней романтическое странничество, эта в основе своей высокая категория, снижается иронией. Батюшков в начале повествования проводит параллель между собой и вечным скитальцем Филалетом, который никак не может укорениться в доме своего скромного труженика брата Клита. Филалета влечёт то желание славы, то недосягаемая страна,, где вечно царствует весна ("за розами побрёл в страну гипербореев")2. Мотив романтического бездомья приобретает характер парадоксальной коллизии: с одной стороны, романтический архетип сознания стремится к идеалу, в изменениях черпает новизну и насыщенность жизни; с другой стороны, при постоянных переменах и поисках человек теряет значимость устойчивых первооснов культуры, в том числе семьи и дома, и его внутренний мир становится при этом ущербным, раздробленным.
Для самого же Батюшкова дом является важной ценностью. В годы Отечественной войны 1812 года, посетив Москву после пожара, поэт приходит к осознанию неизбежности и непреложной значимости для русской культуры таких традиционных содержательных форм, как "башни древние царей", гробницы святых, храмы и сады, дом ("Послание к Дашкову"). Вяземский в своём творчестве к сюжетным мотивам дома и бездомъя обращается постоянно. В стихотворении "Мои желанья" (1823 г.) автор описывает идеальный образ желаемого дома вполне в духе дружеских посланий. Пейзаж вокруг скромного владенья - "цветник, при ручейке древа". Душевными ценностями такого дома являются скромность и милосердие, любовь и дружба. Интерьер дома составляют камелёк, две-три картины, книг дюжина - "хоть не в сафьяне". Описание библиотеки вносит в эти почти пасторальные картины с их идеалом природного сельского, а не цивилизованного городского уклада жизни (намёк на это образ "непозолоченного гудка"), идею интеллектуальной культуры. В произведении "Деревня. Отрывки."(1817 г., 1821-1826 гг.). Вяземский делает поэтическую опись личной библиотеки: Вергилий, Марциал, Проперций, Тибулл, Андрей Шенье, Руссо, Шиллер, Карамзин.
В стихотворении "Родительский дом" (1830 г.) рядом с домом рисуется образ "тихого саркофага", образ кладбища. Образ гробницы поэт сближает с образом колыбели, а путь человека на земле - "вчера, сегодня, завтра"- называет предвечной цепью бытия. В этом проявляется пасхальный архетип русской культуры с её живой верой в жизнь иную и в обетование о воскресении мертвых. В связи с темой смерти у Вяземского появляется также уникальный образ "внутренней кельи" ("На прощанье" 1855 г.), тесно связанный с новозаветной антиномией "внутреннего" и "внешнего" человека. Во "внутреннюю келью" уединяется человек, признающий себя странником на земном пути и готовящийся к переходу в вечность. В связи с образом "внутренней кельи" становится важным не столько излюбленный для сентиментализма и романтзма мотив уединения от непонимания часто противостоящего лирическому субъекту внешнего мира, сколько мотив внутреннего средоточия в самом себе и пред-стояния Божьему суду. "Внутренний человек" Вяземского, за которым в данном случае стоит сам поэт, пытается оградиться не от внешнего мира, а от суетного ("волнуемый житейской суетой") и страстного ("и отрезвиться страстному уму") в нём. Дом помогает поэту отыскивать "себя в себе самом", вне дома герой вынужден быть тем, "во что нарядит случай", в нём появляются "два разрозненные я". И всё же герой Вяземского далёк от инвектив обществу, причина не во вне, а внутри человека, уединение в доме помогает лишь сосредоточиться на внутренней борьбе.
Оппозиция счастья и Промысла в осмыслении семейного начала у В.А. Жуковского (1813-1814 гг.)
В статье "Писатель в обществе" Жуковский размышляет: "Для писателя, более нежели для кого-нибудь, необходимы семейственные связи; привязанный к одному месту своими упражнениями, он должен около себя находить те удовольствия, которые природа сделала необходимыми для души человеческой; в уединенном жилище своём, после продолжительного труда,он должен слышать трогательный голос своих любезных; он должен в кругу их отдыхать, в кругу их находить новые силы для новой работы; не имея вдали ничего достойного искания, он должен вблизи, около себя соединить всё драгоценнейшее для его сердца; вселенная, со всеми её радостями, должна быть заключена в той мирной обители, где он мыслит и где он любит"1. В дружеских посланиях находим те же мысли: С кем милая и друг, / Тот в угол свой забвенный / Обширные вселенны / Всю прелесть уместил; ("К Батюшкову" Послание. 1812 г. Т.1. С. 172). В целом типичные суждения для поэзии сентиментализма и предроман-тизма. Вслед за Н.М. Карамзиным молодые Андрей Тургенев и Василий Жуковский декларировали культ дружбы и любви, "милого вместе" и умеренного счастия, организирующим и воспитательным средством зачастую была западная сентиментальная и пиетическая литература. "Женщины являлись объектом, на котором изощрялось чувство, любовь вступала в права дружбы; так было в теории. Любовь представлялась образовательной силой: женщину воспитывали, читали с нею Руссо, давали читать Мендельсона "О бессмертии души ", - пишет А.Н. Веселовский в своей знаменитой книге "В.А. Жуковский. Поэзия чувства и сердечного воображения". В личной жизни Жуковского всё оказалось трагичнее и сложнее, но именно испытание любовью привели поэта к осознанию эфемерности, обманчивости некоторых категорий, пришедших из западного литературного наследия, и к переосмыслению этих понятий в русле отечественной со-териологической культуры.
В рамках эвдемонической культуры земное счастье является целью и смыслом человеческой жизни. В сложной любовной коллизии с Машей Про тасовой рождается смирение, которое состоит в доверии Промыслу без достижения личного счастия. В переписке В.Л. Жуковского с Л.П. Киреевской в 1813-1814 гг. В.Н. Касаткина прослеживает определённый перелом1, когда скорбь по утраченной возможности быть вместе становится духовной ступенью к Богу. Этому предшествовало переосмысление понятия счастья. В стихотворении "Рай" душевное и духовное ставятся наравне, отсюда душевное подчиняет духовное, а не пронизывается им. И хотя в контексте данного стихотворения это звучит безобидно, но позднее нарушенная иерархия приводит к безблагодатному состоянию. Строки - "Ах! друзья, кто здесь их знает, кто им жертвует душой, / Тот отдать не пожелает за небесный рай - земной!" ("Рай" 1813.Т.1.С.92.) - намного ближе, чем может показаться к открытому вызову Мцыри: "Увы! за несколько минут / Между крутых и тёмных скал, / Где я в ребячестве играл, / Я б рай и вечность променял" ("Мцыри". 1839 г).2 Последствия этого смешения понятий - настроения уныния и ропота в письме Жуковского к Л.П. Киреевской: "Подагрик крепко охает. Между тем сердце бьётся, смотря на то, что вместе с этим бедным страдальцем гибнет. Что если мне суждено положить его во гроб, а вместе с ним и всё? Ничего пустее и гнилее не представить этой жизни, которую он мне после себя оставит. А вы ещё утешаете меня вечностью. О вечность, прекрасная бездна! да только поскорее бы! Совсем не нужно для того, чтобы ею наслаждаться, ползти до неё по навозу и тине. - Поэзия! Но поэзия и счастье одно и то же! Можно с большим наслаждением ковать подковы или строгать доски, чтобы рассеять себя усталостью! Но писать стихи - для этого нужно быть в свете, иметь надежду на жизнь, потому что со всякою хорошею мыслью сливается нечувствительно и земное воспоминание о том, что мило в жизни! Я был бы не то, когда бы был счастлив, и ничем не буду, если не буду иметь счастья"1. Жуковский в письме отвергает для себя прошлые ценности счастия, поэзии, любви, как ценности, основанные на душевности. По существу - это кризис душевности. О нём свидетельствует отношение поэта к монашеству в данный период жизни.
Семантическое поле дома и бездомья в окружении лермонтовской лирики (поэзия Ф.Н. Глинки, А.С. Хомякова, А.И. Одоевского, поэзия в журнале "Отечественные записки" за 1839-1840 гг.)
Ещё в 1810 году в "Мечтаниях на берегах Волги" Ф.Н. Глинка пишет: "Я странник! не ищу чертогов пышных строить,- / Ищу лишь уголка, где б сердце успокоить"1. В связи с событиями войны 1812 года в стихотворениях Глинки появляются трагические картины разрушения дома, разрыва семейственных уз ради спасения любимой отчизны: "Там друг зовёт на битву друга, / Жена, рыдая, шлёт супруга, / И матерь в бой - своих сынов!" ("Военная песнь, написанная во время приближения неприятеля к Смоленской губерии". 1812. С.118) или "Ах, я зрел и отчий дом, / В пепел обращенный;" ("Добрый воин, что с тобой". 1812-1816.С.125). В творчестве Глинки есть образ дома, навеянный литературной традицией дружеских посланий: "И светлый дом над пышною горой, / И сад с зелёными лугами, / И водопад с кристальною игрой, / И длинный ряд дерев под светлыми дугами" ("Картины. Пароход. Плаванье днём. Черты освещения и праздника". 1825. С.125), но всё более прежний литературный канон разрушается и в образе дома появляются черты реального сельского жилища с его обитателями, хотя остаётся пафос идеального скромного и уютного уголка, противопоставленного суете и роскоши городского быта. Последнее особенно прослеживается в стихотворении "Сельская вечеря" с картинами игры во дворе, с плясками дворни, с описаниями ужина, предложенного гостеприимной хозяйкой. Образ хозяйки особенно дорог автору, в русской селянке поэта привлекают трудолюбие и религиозность ("Хозяйка". 1826г.). В последнем стихотворении поэт описывает детально обстановку в доме - это и ночник в избе, и свечка к иконе, и пылающая радугами печка, и вертлявое веретено. Ещё одна реальная черта, подмеченная автором, - это церковный уклад крестьянской жизни: "Обедня! - Колокол зовёт! / И всякий, покидая дело, / Ко храму Божию идёт." (С.221). Таким образом, в описании идеального дома, за образец которого принят пришедший из пасторальный поэзии образ скромного жилья на лоне природы с его трудолюбивыми и простыми поселянами, появляются реальные детали быта и нравы русского крестьянства, хотя пафос идеализации остаётся прежним. Образ русской женщины целомудренен, её поведение подчиняется религиозному укладу жизни. Картины родины тоже наполняются реальными чертами, например, описаниями русских рек.
К сюжетным мотивам бездомья можно отнести мотивы реального странничества и мотивы духовного странничества. Ссылка, расставание с родными осмысливались поэтом трагически: "Прости отчизна, край любезный! / Прости мой дом, моя семья! / Здесь за решёткою железной - / Уже не свой вам больше я!" ("Песнь узника". 1826. С.250) или "Мне, сиротине на чужбине, / Мне часто грустно по родном ("К почтовому колокольчику". 1829-1830. С.285). Утешение приходило от религиозного понимания земного пути как странничества к Отчему дому: "Не плачь, жена! мы здесь земные постояльцы; / Я верю: где-то есть и нам приютный дом!" ("Бедность и утешение". 1830.С.408).
Излюбленный романтиками образ челна в творчестве Глинки всегда осмысляется как метафора земного пути человека, странствующего по волнам житейского моря. В стихотворении "Молитва" ("О, не прогневайся, мой Боже". 1826) валы на пенном лоне вод, водовороты - это обольщения, в которые попадает человеческая душа: "Я часто лучшей воли полн; / Но вдруг встречаюсь с оболыценьем, / И твёрдый я - уж слабый я!" (С.248). Только помощь Божия выводит героя из бури и пожара страстей невредимым.
В "Опытах священной поэзии" автор в ряде стихотворений противопоставляет земной мир Небесному Отечеству ("Желание неба", "Желание Бога", "Преходящий мир", "Земная грусть"), но это противопоставление происходит из живой любви к Богу, из познания суетности всего земного и стремления к ду ховной жизни. В произведении "Голос души" из этой же книги Ф.Глинка вводит мотив очистительного страданья, через которое человек примиряется "сам с со бою, с людьми и с миром и с судьбою"1. Общение с Богом, единение с Ним об ретаются человеком через переживание тишины. Тишина - символ невидимого присутствия Божия: "И я вдали, как в дивном сне, / Услышал Бога - в тишине!" ("Искание Бога". С.27). В духовной поэзии Ф.Глинки ярко выражены мотивы веры в промысел Божий и благодарности Богу за страдания: "Но муки я благо словляю как дар святой Твоей руки " ("Жажда покоя". С.56). ( В "Опытах священной поэзии" автор пишет стихотворение "Блудный сын", в котором, излагая сюжет новозаветной притчи, поэт уподобляет себя блудному сыну, земную жизнь - царству смерти и порока, а смерть - встрече с Богом в новом перерожденном состоянии: "Да поживу с Тобой я новый / И позабуду о земле!" (С. 142). Блудного сына по возвращении домой ждёт прощение, радость и любовь Отца: Приют страстей покинув дымный, Вхожу в весёлый Твой чертог. Ещё в земной моей печали Мне о любви Твоей сказали Твои святые небеса!" (С. 141) Твёрдая вера в милосердие Божие является отличительной чертой поэзии Глинки. А.С. Хомяков в создании образа дома тоже отдал дань литературной тра диции дружеских посланий ("Послание к другу". 1822 г.). Есть в его творчестве глубокое по лиричности и драматизму стихотворение "К детям" (1839 г.) , в ко тором отец тоскует о своих умерших детях, над кроватками которых он молился в полуночный час. Хомяков в своём творчестве большее внимание уделяет дому как Родине. В стихотворении "Орёл" (1832 г.) образ этой вольной птицы символизирует могущество России. В другом стихотворении душу России поэт сравнивает с родниковым ключом, который "и чист, и миру чужд, и знаем / Лишь Богу да его святым"1 ("Ключ". 1835 г.). До определенной поры жизнь этого ключа прикро-венна, но настанет время, когда ключ станет рекой, вокруг которой "с духовной жаждой" соберутся другие народы. В "Русской песне" (1830 г.) образ родины рисуется в былинном стиле: это и синие горы, и синее море, много сёл и городов больших, "блещут главы церквей золочёные", а господних слуг да молельщиков, "что травы в степях,что песку в морях". Самое же главное, что по земле русской ходит "слово Божие", а народ русский боится лишь "гнева Божия". Именно благодаря верности "слову Божию" и смирению у России особое предназначенье, ей уготовано: "Хранить племён святое братство, любви живительный сосуд, / И веры пламенной богатство / И правду, и бескровный суд." ("России". 1839 г. С.111). Так же, как и Жуковский, Хомяков видит Россию великой империей и скорбит об отпадении Волыни и Галича, которые подпали под "меч и лесть, обман и пламя" Польши ("Киев". 1839г.). В целом, для поэзии Хомякова характерен взгляд на Россию в её идеальной перспективе развития, связанной с её предназначением как православной державы.
Дом и бездомье в поэме "Мцыри"
Поэма "Мцыри" в лермонтоведении занимает особое место. Так же, как и поэма "Демон", она вызвала множество различных прочтений и толкований.
Некоторые исследователи рассматривали образ Мцыри как героический. Таков образ Мцыри у С.Н. Дурылина, Д.Е. Максимова и В.И. Коровина. С.Н. Дуры-лин характеризует Мцыри как юношу-горца, насильственно отторгнутого от родных гор и воспитанного в монастыре, рвущегося из келий душных, как из тюрьмы1. У Д.Е. Максимова Мцыри предстаёт как "высокий мятежный герой, стремящийся уйти из своего заточения на родину, в мир цельного бытия, сво-боды, борьбы и любви." В.И. Коровин пишет, что "порыв к светлой, блаженной жизни, ощущение естественной полноты бытия, переживаемое Мцыри перед смертью, выступает в поэме как пример героического поведения, несмотря на трагические метания по кругу в поисках путей к недостигаемой цели"3. Наряду с этой точкой зрения в лермонтоведении давно заявлена и другая, сог-дасно которой поведением Мыри управляет мятежная страсть. Последняя рассматривается как отрицательная характеристика. Данной точки зрения придерживались А.А.Григорьев, В.Ф.Ходасевич. А.А.Григорьев писал: "это необузданная страстность, рвущаяся на широкий простор, почти что безумная и слепая сила, воспитавшаяся в диких понятиях, вопиющая против всяких общественных условий, исполненная к ним ожесточённой ненависти, сила, которая осознаёт на себе "печать проклятья" и гордо носит на себе эту печать, сила отчасти зверская, которая сама в лице Мцыри братству с барсами и волками"4. В.Ф. Ходасевич считал, что Мцыри "обратился в зверя, в злейших из зверей, в змея"5. Если В.И. Коровин писал, что личность Мцыри не содержит в себе никаких противоречий6, а Д.Е. Максимов считал, что поэма "Мцыри" далека от астрального со держания и фантастической проблематики романтических мистерий1, то Ю.В. Манн на новом витке осмысления содержания поэмы утвеждал, что Мцыри далеко не чужд сложной проблематики "добра" и "зла", отношения к небесным силам. Исследуя характер главного персонажа и его жизненную коллизию, в частности отношение монахов к Мцыри, Ю.В.Манн приходит в следующему выводу: "На своём материале "Мцыри" удостоверяет ту же непреодолимую отъ-единенность персонажа, ту же абсолютную императивность его влечения к свободе, наконец, то же торжество миропорядка и несвободы. Только всё это осуществляется более тонко, неброско: принуждение - в отсутствии активного зла, а отпадение - в отказе от богохульства. Это особое, недемоническое отпадение -и в том, видно, источник и астрального небесного фона всей поэмы и заявленного в её начале особого сходства-отличия центрального персонажа и падшего "злого духа"2. СВ. Ломинадзе вслед за Ю.В. Манном отмечает, что Мцыри убегает из монастыря, где отношение к нему дружественное, и убегает в тот момент, когда хотел изречь монашеский обет. СВ. Ломинадзе в процессе анализа поэмы приходит к выводу, что в поэме на самом деле две мотивировки побега, "две идеи страсти повелевают героем, то вместе, то порознь, а то попеременно"3. Эти идеи - стремление к покою, выражаемое в мечте о мирном родном доме, и стремление к буре, порождаемое внутренней страстностью героя. Учитывая опыт многочисленных предшественников, постараемся проанализировать поэму "Мцыри" через найденную в главе о Жуковском оппозицию "внутреннего" и "внешнего" человека.
Мцыри мечтает о воссоединении с отчим домом. Какой это дом? Конкретно в тексте мы находим лишь яркие, но эпизодические картины - воспоминания Мцыри о детстве: "И вспомнил я отцовский дом...". На первый взгляд, три дня своей воли Мцыри проживает архетипическими ценностями своего родного дома, где он и был пленён. Его воспоминания дают нам картины романтического Востока с его средневековой героикой, гордостью бесстрашия мужей, негой дев, с приоритетом естественной жизни, с преданьями старины. И жизнь на воле: состязание со стихией, вольный очеловеченный мир природы, призрак неги и любви и бой с барсом, - убеждают нас в этом. Родного дома Мцыри не достигает. При внимательном взгляде видно, что Мцыри не носитель и мусульманской традиции, он просто романтический герой, страстно мечтавший о воле, которая ассоциировалась у него с родным домом. Сам Мцыри во главу угла ставит именно вопрос о воле:
На этот свет родимся мы. (Т. 1 .С.600) Монастырь Мцыри считает тюрьмой и когда убегает из монастыря, то противопоставляет обретённую волю монашеской аскезе. В более ранних произведениях "Испанец" и "Боярин Орша" монастырь в прямом смысле был тюрьмой, но если испанец и Арсений преступали нравственные заповеди, то Мцыри не преступник ("но людям я не делал зла"). Все три героя - невольники внешних обстоятельств, все они пленники, выросли вне родных стен дома и тоскуют по нему. Все они ищут "души родной", кто в лице любимой, кто в стремлении обрести родных членов семейства. Испанца и Арсения возмущает жестокий человеческий суд, который отнимает у них право на любовь. Они уверены в несправедливости людского приговора. Что при этом ими попирается нравственная заповедь, не берётся в рассчёт, ведь заповедь - определённый запрет, он не даёт исполнить желаемое. Таким образом, тема "внешнего" и "внутреннего" человека приобретает у Лермонтова несколько другой ракурс: поэта интересует проблема свободы, которая дарована человеку. И всё-таки в "Мцыри" несмотря на определённую сюжетную схожесть с поэмами "Исповедь" и "Боярин Орша", ситуация уже иная, и отличается она отношением самого автора к образу монастыря.
