Содержание к диссертации
Введение С. 3-19
Глава 1. Формирование личности СМ. Соловьева г ~~ ..
Глава 2. Поэзия СМ. Соловьева. Становление
С 45-46 творческой индивидуальности
1. Первые стихотворные опыты СМ. Соловьева
(1897- 1902). Начало пути С 46-64
2. В преддверии творческого самоопределения
(1903 - 1913). Путь исканий С' 65 " 70
2.1. Трансформация эллинистических мотивов в С 70-85
поэзии СМ. Соловьева
2.2. Тема любви в творчестве СМ. Соловьева С. 85-103
2.3 Своеобразие религиозной проблематики в г 1 По ]14
творчестве СМ. Соловьева
Мотивы «осени - весны» в поэтическом г п_ 19_ творчестве СМ. Соловьева
Стихотворения-посвящения, стихотворения- г 19г П/; обращения в творчестве СМ. Соловьева
Глава 3. «Возвращение в дом отчий» в эволюции г П7 ,q
творческого сознания СМ. Соловьева» (1913-1915)
0 С. 154-159
Заключение
Библиография С. 160- 173
Введение к работе
Искусство рубежа XIX — XX веков, подвергавшееся десятилетиями жестокой идеологической дискриминации, что препятствовало его всестороннему изучению, безусловно, относится к числу наиболее сложных периодов в развитии русской литературы. Однако в настоящее время отечественные литературоведы стали уделять пристальное внимание изучению данной эпохи, что обусловлено рядом причин. Так, Н.В. Барковская в своей работе «Поэзия "серебряного века"» называет некоторые из них: «Мы получили доступ к ранее не публиковавшимся произведениям, имеем возможность познакомиться с философскими и религиозными исканиями эпохи, с нереалистическими течениями в литературе...» (22. С. 9). Это способствует всестороннему изучению особенностей литературной ситуации рубежа веков.
Культурная жизнь страны, развитие русской литературы рубежа XIX — XX веков теснейшим образом связаны с историческими событиями. В этот период Россия переживала многочисленные испытания: голод в начале и в конце 90-х гг., студенческие беспорядки и демонстрации, рабочие забастовки, две войны и три революции, захлестнувшие страну и убедившие многих людей в завершении старого века. Л.Н. Толстой в статье под названием «Конец века», пытаясь объяснить происходящие перемены, отмечал: «Век и конец века на евангельском языке не означает конца и начала столетия, но означает конец одного мировоззрения, одной веры, одного способа общения людей и начало другого мировоззрения, другой веры, другого способа общения» (22. С. 9). Но возникал вопрос — какого именно. Тогда это было сложно объяснить в условиях новой исторической реальности. Но одно стало понятно: наступало время, по словам З.Р. Жукоцкой, «духовного смятения, беспокойства, предчувствия надвигающихся катастроф» (76. С. 7).
Необычность атмосферы сложившейся ситуации осознавали многие люди того времени, однако ничего, кроме ощущения внутреннего напряже-
4 ния, они не испытывали. Все происходившее вокруг с трудом поддавалось логическому объяснению. «Что-то в России ломалось, что-то оставалось позади, что-то, народившись или воскреснув, стремилось вперед... Куда? Это никому не было известно...», — очень точно заметила З.Н. Гиппиус (64. С. 79). Нечто похожее отметит спустя годы в своей книге «Символизм как мировидение серебряного века» литературовед М.А. Воскресенская: «Духовная атмосфера тех лет, тягостная и гнетущая, характеризуется все возрастающим пессимизмом, настроениями отчаяния и безысходности» (57. С. 79). Усиливалось ощущение приближения эпохи великих апокалипсических настроений, обрушивающихся на отдельно взятую личность. События, происходившие тогда, заставили многих задуматься в целом о бытии.
Так, А. Блок, обладавший, по мнению З.Р. Жукоцкой, «обостренным художественным чувством», интуитивно создал в поэме «Возмездие» яркий пророческий образ начавшегося XX столетия:
Двадцатый век... Еще бездомней.
Еще страшнее жизни мгла
(Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла) (76. С. 7). Блоковские строки знаменательны: у человека нового времени прежде всего ослабляются связи с домом, а значит, и возрастает чувство незащищенности. Свет истины меркнет, и теперь иные силы начинают играть человеческими судьбами. Подобное состояние переживал и сам А. Блок. Анализируя свои юношеские воспоминания, он подчеркивал: «... везде неблагополучно, что катастрофа близка, что ужас при дверях, — это я знаю очень давно...» (22. С. 10). Близящийся страшный мировой водоворот, о котором А. Блок с болью напишет в предисловии к поэме «Возмездие», способен все поглотить на своем пути. Именно этот образ и становится ключевым символом той эпохи, наиболее точно выражающим характер формирующейся в то время картины мира, способным передать мироощущение человека тех лет.
Атмосфера эпохи не могла не повлиять на развитие литературного процесса исследуемого периода. «Художника не удовлетворяет теперь восприятие происходящего в «большом мире» как планомерного, спокойного преобразования, не ведущего к переменам. Писательское сознание пребывает ныне в предчувствии общественных потрясений... Господствующее место... теперь заняла личность, впитавшая напряженное ожидание перемен», — отмечал литературовед Л.К. Долгополов (71. С. 12). Действительно, для воссоздания новой исторической реальности творческая личность начинает прибегать к более масштабным категориям. Но это далеко не означает, что литературный процесс рубежа веков начинал свой отсчет буквально с чистого листа: в сознании художников, бесспорно, присутствовала связь с прошлым, однако они «ни на секунду не упускали из виду неведомого, но постоянно ощущаемого будущего» (71. С. 14). Все это было не случайно, ведь теперь таким людям предстояло быть не столько выразителями общественного мнения, сколько принять участие, как отмечал Л.К. Долгополов, «в деле более сложном - формировании представления о... творимой на глазах истории» (71. С. 17).
Но как же в этих новых условиях следовало поступать так называемому «поколению рубежа» или, по словам А. Белого, «детям того и другого века»? Покинув относительно спокойное «подполье прошлой эпохи», им предстояло познать то, что уготовила жизнь (30. С. 35 — 36). Поэтому их не покидало чувство внутреннего одиночества. Характеризуя собственное мировосприятие того времени, А. Белый указывал: «Каждый раз выбарахтывался как умел; без поддержки государства, общества, семьи» (31. С. 17). Приходилось рассчитывать только на себя, свои силы даже в тех условиях, когда, казалось бы, тебя окружали единомышленники. Этим людям предстояло начать жить, по справедливому замечанию А. Белого, «полукалеками»: «Мы были "чудаки" раздвоенные, надорванные "жизнью до жизни"» (31. С. 20). Многим из них пришлось остановиться в пути, ибо столкновение с действительностью было столь жестоким, что совсем не оставляло шансов на победу; другие же,
наоборот, преодолевая препятствия, упорно двигались вперед, к намеченной цели.
Именно в это сложное время и предстояло творить поэтам «серебряного века».
До настоящего момента не прекращаются различные споры, посвященные обозначенному периоду в развитии русской литературы. Некоторые исследователи пытаются определить принадлежность, авторство понятия «серебряный век». По мнению B.C. Рутминского, возможным претендентом на это звание можно считать А.А. Ахматову, которая писала: «... И серебряный месяц ярко // Над серебряным веком стыл». Однако и Л.Н. Гумилев, ее сын, «утверждал, что впервые этот термин употребил именно он» (141. С. 15). По другим сведениям, в качестве авторов рассматривались то Н.А. Бердяев, то С.К. Маковский, то Н.А. Оцуп. «Не знаю, кто первым употребил такое наименование и на кого падает вина за то, что пустил его в оборот, но им стали пользоваться...», — отмечал Г.П. Струве (167. С. 82).
Действительно, такое название теперь общепринято, хотя совсем недавно оно было мало знакомо русским исследователям. В книге «Серебряный век как умысел и вымысел» О. Ронен указывал: «Выражение "серебряный век" приобрело огромную популярность в литературоведении с конца 50-ых — начала 60-ых годов сперва за пределами СССР в эмиграции и среди зарубежных русистов, а потом и в метрополии» (131. С. 29). Осмелимся предположить, что этим можно попытаться объяснить столь пристальный интерес западных исследователей к этому феномену русской литературы. Учитывая опыт, накопленный европейским литературоведением по данному вопросу, О. Ронен высказал предположение об ошибочности употребления в речи понятия "серебряный век", поскольку счел это понятие лишь жалкой копией "золотого века" русской литературы.
Подобная точка зрения подверглась резкой критике со стороны многих современных отечественных исследователей. Они считали, что это не просто термин, обозначающий новое поэтическое течение в русской литературе, а,
7 по мнению М.А. Воскресенской, данное наименование «используется для характеристики определенных культурных процессов, происходящих в России...» на рубеже веков (57. С. 74). И сейчас даже трудно представить себе литературный процесс XX века без этого периода, да и сам «серебряный век» перестает иметь всяческий смысл вне рамок XX века.
Обращение же к истории этого вопроса в отечественном литературоведении выявляет следующие закономерности: десятилетиями отношение к «серебряному веку» в науке постоянно менялось. Выдающийся русский философ Н.А. Бердяев был убежден, что этот период «оказался связан в России со временем большого умственного и духовного возбуждения. Пробуждением творческих инстинктов духовной культуры» (41. С. 38). Но с течением времени ощущение безграничного восторга исчезало.
Научный интерес к этому явлению затих на многие десятилетия. В середине XX века были предприняты попытки фрагментарно осветить развитие литературы «серебряного века», но такого рода подход не мог широко представить данную эпоху. Более пристальный интерес к этому уникальному феномену обозначился во второй половине 60-ых годов, когда литературоведы получили возможность не только познакомиться с "нежелательными текстами", но и более глубоко попытаться осмыслить основные проблемы рубежа веков. Однако актуальность изучения указанного вопроса еще не была осознана в должной мере, поэтому короткий период пристального интереса к литературе рубежа XIX — XX веков сменился в науке периодом критики.
Исследователи настойчиво стали отмечать не только реальный вклад творческого наследия представителей «серебряного века» в русскую культуру, но также делали акцент на степени ответственности за их вклад в революционные преобразования. Но, уже с начала 90-ых годов XX века в отечественной науке наступает период активного освоения и изучения широчайшего художественного наследия рубежа XIX — XX веков. Достаточно назвать имена таких исследователей, как К.В. Мочульский, Н.В. Барковская, И.Г. Вишневецкий, П.П. Гайденко, Л.К. Долгополов, Е.В. Ермилова, З.Р. Жу-
8 коцкая, Л.А. Колобаева, А.В. Лавров, Н.И. Ломилина, З.Г. Минц, СМ. Ми-сочник, И.С. Приходько, В.К. Размахнина, В.А. Сарычев, B.C. Севастьянова, В.А. Скрипкина и др. Их работы посвящены как исследованию эпохи «серебряного века» в целом, так и осмыслению творческой судьбы отдельных художников слова, биография которых была тесно переплетена с разными литературными направлениями обозначенного периода.
Поистине уникальным явлением развития литературы «серебряного века» становится символизм. На рубеж XIX - XX веков как раз приходился период становления, развития и кризиса этого направления. Истоки его уходят во Францию, где и были разработаны основные положения новой литературной школы. На русскую почву символизм пришел в 90-е годы XIX века. «В 1892 г. в Петербурге выходит сборник стихов под названием «Символы» Д.С. Мережковского. Так было сказано слово, скоро ставшее знамением новой поэтической школы в России», — отметила в своей книге «Русский символизм» современная исследовательница Л.А. Колобаева (83. С. 10).
Но уже изначально символизм в России стал складываться как нечто большее, чем просто литературное направление. Так, Д.С. Мережковский, говоря о нем, писал, что «новое искусство - это "больше, чем искусство": это религиозное искусство» (83. С. 10). Действительно символизм стал восприниматься в качестве некоего нового миропонимания. Другой известный поэт той эпохи В. Ходасевич пришел к выводу о том, что символизм «порывался стать жизненно-творческим методом, и в том была его глубочайшая, быть может, невоплотимая правда. В постоянном стремлении к этой правде, в сущности, протекала вся его история. Это был ряд попыток, порой истинно героических, найти сплав жизни и творчества, своего рода философский камень искусства» (48. С. 10).
Целую плеяду выдающихся личностей подарил «символизм» русской литературе рубежа веков. К их числу мы с полным правом можем отнести Вл. Соловьева, Д.С. Мережковского, Вяч. Иванова, В.Я. Брюсова, А. Блока, Андрея Белого и др. Но если этим доминирующим фигурам эпохи в литера-
9 туроведении в той или иной степени уделено достаточное внимание, то творческое наследие более юного по сравнению с ними поэта СМ. Соловьева до настоящего момента продолжает оставаться практически неисследованным как в отечественной, так и в зарубежной литературной науке.
Одна из первых попыток соприкоснуться с личностью СМ. Соловьева предпринята в 1992 году. В «Шахматовском вестнике» была опубликована статья дочери поэта Н.С Соловьевой «Штрихи к портрету отца». Перед читателями предстали воспоминания близкого человека, рассказывающие о длительном периоде жизни СМ. Соловьева, начиная с постреволюционных событий и заканчивая его смертью. Это повествование наполнено непосредственными личными впечатлениями и согрето любовью к родному человеку. Исполненные любви слова дочери позволяют сегодняшним читателям увидеть СМ. Соловьева в качестве «нежного, заботливого отца» (165. С. 26). Не случайно время, проведенное с ним в Надовражном, а позже в Коктебеле, было, по воспоминаниям Натальи Сергеевны, для нее самым счастливым. Между двумя этими людьми сложилось некое духовное единство, которое ни он, ни она не захотели утратить, поэтому с 1930 г. отец и дочь стали неразлучны.
На глазах Н.С. Соловьевой рождались уникальные переводы СМ. Соловьева трагедий Сенеки, «Конрада Валенрода» Мицкевича, «Макбета» Шекспира и многих других. При этом он успевал общаться с людьми, «уделял много внимания дочерям, самоотверженно исполнял свои обязанности священника, духовного пастыря» (165. С. 29). Однако все это было, осмелимся предположить, лишь яркой вспышкой в жизни этой неординарной личности в преддверии трагедии 1931 года, после которой начнется медленное разрушение СМ. Соловьева как творца и как личности. Но мы, учитывая важность воспоминаний дочери, вынуждены констатировать, что ее работа не может дать необходимого глубокого научного представления о многогранности судьбы поэта.
В другой статье «Последний месяц Сергея Михайловича Соловьева», опубликованной также в «Шахматовском вестнике», Е.Л. Фейнберг, последний, кто видел поэта при жизни, вспоминает о нем в более сдержанной смысловой тональности. Но именно они позволяют увидеть в СМ. Соловьеве человека, который никогда не изменял избранному им когда-то призванию, рассказывают, как оживлялся СМ. Соловьев, как появлялся сверкающий огонек в его глазах в тот момент, когда речь заходила о литературе. Эта статья Е.Л. Фейнберга восполняет воспоминания дочери об отце, тем самым способствует расширению представления о личности СМ. Соловьева.
В 1993 г. Н.С Соловьева публикует расширенный вариант своих воспоминаний, выполненный в строгом академическом стиле, который позволяет воссоздать полную хронологию жизни ее отца. Однако далеко не все ключевые моменты его биографии нашли в ней свое отражение, что дает нам основание говорить о фрагментарном во многом характере этой публикации. Н.С. Соловьева постаралась представить отца в новом для читателя ракурсе: теперь мы видим поэта, становление творческого своеобразия личности которого происходило в переломную, смутную эпоху. Сложность происходившего процесса преломилась в поздних стихотворных циклах СМ. Соловьева под названиями «Чужбина» и «Дом познания».
К сожалению, за исключением названных поэтических циклов и еще нескольких стихотворений, опубликованных в «Шахматовском вестнике», в целом творческое наследие СМ. Соловьева было по-прежнему недоступно обычному читателю.
Лишь в конце 90-х годов были опубликованы собственные монографические работы СМ. Соловьева: переизданный вариант «Богословских и критических очерков», а также впервые изданная в России книга «Владимир Соловьев. Жизнь и творческая эволюция». Судьба этой монографии уникальна. Созданная в начале 20-х годов XX века, она увидела свет лишь в 1977 г. за границей, спустя еще двадцать лет, наконец, смогла обрести русского читателя. Эта книга проникнута трепетной любовью ее автора к близкому по духу
человеку, что, по мнению П.П. Гайденко, не помешало СМ. Соловьеву «достаточно трезво осмыслить творческий и. жизненный путь философа» (8. С. 382). Необходимо отметить, что судьба создателя книги теснейшим образом связана с судьбой его героя: «Анализируя творчество и жизненный путь последнего, автор осмысляет собственные духовные и экзистенциальные проблемы, размышляет над вопросами, поставленными перед ним его эпохой - эпохой социальных катаклизмов и "великих потрясений"» (8. С. 382). Благодаря подобному подходу «проливается новый и порой неожиданный свет на учение русского философа и его эволюцию» (8. С. 382).
Такого рода книга СМ. Соловьева вызвала интерес в исследовательских кругах. Так, в 1998 г. вышла в свет статья П.П. Гайденко «Соблазн "святой плоти" (С. Соловьев и русский серебряный век)», в которой личность молодого поэта рассматривалась через призму философского учения Вл. Соловьева. И это не случайно: последний являлся для СМ. Соловьева своего рода духовным учителем. Всю жизнь, по мнению автора статьи, он стремился к «единению в мистической идее Владимира Соловьева», именно ее впоследствии он будет стараться оберегать от различных искажений. Например, в 1902 г. в письме А. Блоку позиция СМ. Соловьева прозвучала вполне определенно: «...С меня спадает тяжелая пелена мистицизма и всяких сомнений. В религиозном отношении для меня очевидно одно: истина - только в христианском учении... Ничего нового ждать не следует. Все современное мистическое движение - антихрист» (95. С. 327).
Какое же мистическое движение имеет здесь в виду СМ. Соловьев? На этот вопрос П.П. Гайденко отвечает со всей определенностью: речь идет о представителях «нового религиозного сознания», к которым принадлежал Д.С Мережковский и многие другие деятели искусства. В творчестве этих людей СМ. Соловьев видел грубое искажение идей его дяди. Подтверждая вышесказанное, автор статьи знакомит читателей с основными положениями философии Д.С. Мережковского. Последний, как утверждала П.П. Гайденко, считал, что «новое религиозное сознание, враждебное "историческому хри-
12 стианству"... есть духовная революция, неизмеримо превосходящая по своей значимости и глубине революцию социальную» (60. С. 88). Исследовательница подчеркивала, что Д.С. Мережковский «звал к религии Апокалипсиса, к понимаемому буквально осуществлению Царства Божия на земле: его-то и возвещало третье евангелие - евангелие "Святого Духа"» (60. С. 89). Однако оно, по мнению Д.С. Мережковского, тождественно Святой Плоти, благодаря которой будет уничтожен старый мир и вместе с ним и государство. «Что же касается плоти, то это не просто вещество... это материя живая... есть начало жизни - пол. Религия Святой Плоти есть, по Мережковскому, религия святого пола...», — отмечала П.П. Гайденко (60. С. 90). Родоначальником данного евангелия Дмитрий Сергеевич и его последователи считали Ф.М. Достоевского, заговорившего о «влечении человеческой души "к двум безднам": "бездне Мадонны" и "бездне Содома"; только человеческая посредственность страшится совмещения этих бездн, признавая святость обеих» (60. С. 91). На это, как считал Д.С. Мережковский, будет способно «новое христианство».
Вл. Соловьев этого добиться не сумел, ибо слишком часто в своей жизни вступал в компромиссные соглашения, в том числе с государством, поэтому стал идейным противником Д.С. Мережковского, который, по мнению Соловьева-младшего, многое из философии дяди истолковал в духе «нездоровой эротики». СМ. Соловьев занял позицию активной защиты наследия своего родственника от искаженных истолкований.
Несмотря на отрицание идей Д.С. Мережковского, в 1904 г. у самого СМ. Соловьева проявятся не свойственные ему ранее увлечения: он начнет читать Мережковского, познакомится с В.Я. Брюсовым, станет критиковать некоторые работы Вл.Соловьева. Своими новыми ощущениями поэт поделился с А. Блоком в письме, датированном 1904 г.: «Несколько дней провел я в брюсовщине и начал сходить с ума. Все предметы были покрыты каким-то слоем ужаса, милые лица стали чужими... Все основание моей жизни начало шататься» (95. С. 379). Однако подобное состояние СМ. Соловьев достаточ-
13 но быстро преодолел именно благодаря наследию дяди, которое им одновременно как почиталось, так и критиковалось (например, вопрос о католичестве Вл. Соловьева). Представленная работа как раз и позволила соприкоснуться с противоречиями внутреннего мира молодого поэта.
В 1999 г. была опубликована статья СМ. Мисочник, посвященная анализу драматического периода в жизни СМ. Соловьева, сопряженного со смертью его родителей. Обращение к архивным материалам отдела рукописей РГБ позволило литературоведу исследовать воспоминания молодого поэта, созданные им в 20-е годы XX столетия и долгое время остававшиеся закрытыми для широкой читательской аудитории. Исследовательница, сделав попытку приоткрыть "завесу тайны", акцентировала свое внимание на одном из самых трагических периодов в жизни СМ. Соловьева, на 1903 годе. Постаравшись полностью сохранить авторский текст, относящийся к данному времени, СМ. Мисочник дополнила его собственными комментариями. Это позволило познакомить читателя не только с личностью поэта, но и более подробно узнать о людях, относящихся к его ближайшему окружению, которое играло немаловажную роль в этот период жизни СМ. Соловьева. После знакомства с представленной статьей нетрудно заметить, что личная драма начинающего поэта красноречиво свидетельствует о сложности и противоречивости наступившей эпохи рубежа веков.
Архивные материалы поэта были представлены во всей полноте в книге, вышедшей в 2003 г. под редакцией известного нам литературоведа СМ. Мисочник, «С. Соловьев. Воспоминания». Сам СМ. Соловьев мечтал создать трехчастные «Воспоминания» и охватить события вплоть до середины 1913 года, однако, воспроизведя в точности жизненную драму 1903 года, ставшую началом новой самостоятельной жизни, он завершает работу. Часть воспоминаний осталась лишь в плановых набросках, но, благодаря хорошей знакомой поэта Н.А. Венкстерн, а впоследствии Т.А. Тургеневой и Н.С Соловьевой, все материалы были сохранены, спустя годы их удалось опубликовать в представленной выше книге.
Полностью сохраненный авторский текст воспоминаний содержит яркие описания детства и юности, рассказ о родственниках и друзьях, повествование о быте московского общества, воссоздание интеллектуальной атмосферы конца XIX - начала XX века. Дополняет эту уникальную книгу вступительная статья Л.В. Лаврова «Продолжатель рода» — С. Соловьев», в которой автор постарался представить читателю личность молодого поэта как неотъемлемую часть рубежной эпохи неутихающих бурь и катастроф.
Работы подобного масштаба позволяют соприкоснуться с внутренним миром этого художника слова, приоткрыть мир волнений и переживаний, испытываемых им на определенных этапах его жизни. Однако вопрос о творческой эволюции СМ. Соловьева продолжал оставаться открытым, по-прежнему требуя более глубоких исследований.
Первым монографическим исследованием жизни и творчества поэта стала книга В.А. Скрипкиной «СМ. Соловьев. Духовные искания», вышедшая в свет в 2004 году, в которой предложена периодизация жизненного и творческого процесса СМ. Соловьева.
Первый период, датированный 1895 — 1900 гг., В.А. Скрипкина назвала «Детство. Становление личности. Первые поэтические опыты» и особое внимание уделила родственным связям семьи Соловьевых, его родителям, ближайшему другу А. Белому. Однако исследовательнице так и не удалось показать весь драматизм внутрисемейных отношений, оказавший непосредственное влияние на становление личности СМ. Соловьева, а при анализе его первых стихотворений у нее в большей степени преобладает схематический подход. Второй период (1900 — 1904 гг.) содержит фактографический анализ событий соловьевской биографии. В рамках последующих трех периодов, относящихся к 1905 — 1910 гг., 1911 — 1913 гг., 1914 — 1916 гг., параллельно анализируются биография и поэтическое творчество СМ. Соловьева. В поле зрения исследователя находится несколько стихотворных сборников поэта: представлено общее читательское впечатление после знакомства с каждым сборником, поясняется специфика выбранного заголовка,
15 а также производится анализ входящих в данную книгу глав. Например, книга «Цветы и ладан» охарактеризована автором монографии как ученическая работа начинающего поэта. Однако в следующей книге СМ. Соловьева «Апрель» исследовательница увидела вершинный сборник уже состоявшегося художника слова, хотя аргументы в пользу данного тезиса, на наш взгляд, весьма спорные. Остальные сборники, с точки зрения В.А. Скрипкиной, не выявляют творческого роста СМ. Соловьева, и в них даже обнаруживается определенный творческий регресс поэта, однако четкого обоснования такой позиции автором по-прежнему не было представлено. Но последние два периода жизни (1918 — 1929 гг., 1930 — 1942 гг.) СМ. Соловьева были рассмотрены исследовательницей более удачно: к этому времени Соловьев-поэт практически прекращает свое существование, набирает творческую силу Соловьев-переводчик, создатель многочисленных прозаических работ. Такой подход в характеристике творческой эволюции поэта позволяет литературоведу в полной мере представить новые увлечения столь неоднозначной личности, каковой являлся СМ. Соловьев.
Рассмотрение некоторых работ, посвященных изучению поэтического наследия ССоловьева, дает основание говорить о фрагментарности опубликованных исследований. В одной из своих статей И.Г. Вишневецкий обращает внимание на никогда ранее не публиковавшийся цикл «Жемчужное дерево», созданный поэтом в 1923 году, во многом переломном в жизненной и литературной биографии СМ. Соловьева: с одной стороны, он входит в лоно католической церкви, с другой — серьезные изменения претерпевает его поздняя поэзия. Как точно отмечает литературовед, «на первое место выдвигаются историософские и мистические темы... Исчезает свойственный ранним стихам С. Соловьева элемент эклектической стилизации» (50. С. 244 — 245). Следует отметить, что представленная работа отличается глубиной исследования, строгой системностью, однако, к сожалению, этот подход продемонстрирован в отношении только одной работы поэта, поэтому не дает возможности оценить полностью поэтическое творчество художника слова.
В другой статье И.Г. Вишневецкий анализирует образ Италии в поздней поэзии С. Соловьева, пытается сопоставить личные впечатления Соловьева-путешественника и Соловьева-создателя поэтической «Италии», кратко обозначает те изменения, которые претерпевала итальянская тематика в творчестве поэта на ранних этапах.
Если в настоящее время изучение поэзии С. Соловьева практически не сдвинулось с мертвой точки, то в начале XX века складывалась иная ситуация. Тогда загоралась новая звезда на литературном Олимпе, степень яркости которой пытались определить многие люди: его ближайшие друзья и «духовные наставники». Например, А. Белый, будучи другом поэта, в своих мемуарных книгах, посвященных А. Блоку, уделял большое внимание и личности СМ. Соловьева: делал акцент на необыкновенном складе ума своего молодого друга, на его способности быть в постоянном поиске, никогда не изменяя при этом верности идеям Вл. Соловьева. Неординарность поэта не могла не поражать: « СМ., экспансивный, переходивший от шуток к темам серьезным, умевший серьезное закрывать яркой солью острой... являлся естественно законодателем тона», — писал А. Белый (27. С. 64). К поэтическим работам С.М.Соловьева он старался относиться снисходительно, поддерживать его в тех ситуациях, в которых другие современники предпочитали давать резко негативную оценку. Сам Соловьев неоднократно чувствовал поддержку, исходившую от старшего собрата, как в человеческом, так и в творческом плане.
Итак, в настоящее время недостаточная изученность творчества С. Соловьева способствует лишь формальному упоминанию его имени среди представителей младосимволизма.
Исходя из вышесказанного, актуальность диссертационного сочинения определяется необходимостью более глубокого и всестороннего изучения творческого наследия СМ. Соловьева, как в плане его индивидуального развития, так и во взаимосвязи с общими закономерностями развития символизма.
В связи с этим цель диссертации состоит в изучении и анализе поэтического творчества СМ. Соловьева, представленного в его четырех основных сборниках, включая ранние стихотворения молодого поэта, которые были сохранены в тетрадях А. Блока.
Реализации обозначенной цели будет способствовать решение следующих задач:
1) определить систему общечеловеческих факторов, влияющих на
формирование личности СМ. Соловьева;
рассмотреть первые стихотворные опыты СМ. Соловьева с точки зрения их художественного своеобразия, сформировавшегося до появления поэтических сборников;
выявить закономерности творческой эволюции поэта, нашедшей воплощение в стихотворных сборниках;
раскрыть своеобразие творческой индивидуальности СМ. Соловьева;
Научная новизна диссертации. Появление первого монографического исследования о творчестве СМ. Соловьева, к сожалению, не позволяет, раскрыть всю сложность и противоречивость внутреннего мира поэта, а также осознать своеобразие его творческой эволюции. Данная диссертация создавалась одновременно и независимо от книги В.А. Скрипкиной. В ней предпринята одна из первых попыток предложить целостный подход к анализу поэтического наследия СМ. Соловьева, который стал возможен благодаря включению в контекст диссертационного исследования ранее не публиковавшихся произведений поэта, а также архивных материалов, к которым в процессе работы над диссертацией неоднократно обращался ее автор.
Объектом исследования являются до сих пор неизданные поэтические книги СМ. Соловьева «Цветы и ладан» (1907), «Crurifragium» (1908), «Апрель» (1910), «Цветник царевны» (1913), «Возвращение в дом отчий» (1915), а также и ранние стихотворения поэта.
Предметом исследования можно считать многоплановую проблематику и поэтическую систему стихотворных сборников СМ. Соловьева. Особое внимание в работе уделено развитию религиозной темы, итоговой для его художественного наследия.
Методологическую основу диссертации составляют труды русских философов и литературоведов, к числу которых можно отнести Вл. Соловьева, Н.А. Бердяева, Е.Н. Трубецкого, С.Н. Трубецкого, Д.С. Мережковского, В.Я. Брюсова, А.Ф. Лосева, Андрея Белого, М.М. Бахтина, В.М. Жирмунского, К.В. Мочульского, Б.М. Эйхенбаума, Л.К. Долгополова, А.В. Лаврова, П.П. Гайденко, З.Г. Минц, В.А. Сарычева, Е.В. Ермилову, Л.А. Колобаеву, О.И. Федотова и др.
В работе используются принципы целостного изучения художественного произведения в тесном взаимодействии с такими методами анализа, как структурно-типологический и сравнительно-исторический.
Положения, выносимые на защиту диссертации:
Формирование личности СМ. Соловьева происходило не только под влиянием членов его семьи, но и во многом благодаря общению с людьми, входившими на определенном этапе жизни в его ближайшее окружение. К их числу можно отнести горячо обожаемого им с детства дядю, знаменитого русского философа и поэта Вл. Соловьева, братьев Трубецких, а также его друзей и единомышленников, в первую очередь, — А. Блока и А. Белого.
В ранний период творчества СМ. Соловьев большое внимание уделял глубокому изучению опыта признанных гениев как русской, так и зарубежной литературы. Благодаря такой работе он создавал свои первые стихотворные произведения, часто заимствуя у своих предшественников исторический и поэтический материал, что не позволяло ему в должной степени проявить черты собственной творческой индивидуальности.
Первые три поэтических сборника СМ. Соловьева («Цветы и ладан», «Апрель», «Цветник царевны») последовательно отражают процесс
19 продолжающегося творческого поиска поэта, обнаруживая тематические, жанровые эксперименты, следы филологической работы над словом.
4) Итоговый стихотворный сборник СМ. Соловьева «Возвращение в дом отчий» — результат его длительной творческой эволюции. К моменту создания этой поэтической книги он предстает перед читателем как вполне сложившаяся творческая личность с устоявшимся религиозно-философским мировоззрением.
Теоретическая значимость диссертации состоит в попытке обозначить характер мировоззренческих основ поэтического творчества СМ. Соловьева, осветить процесс становления его творческой индивидуальности, используя в качестве материала как произведения раннего периода, так и стихотворения, представленные в его четырех поэтических сборниках. Проделанная работа способствует изучению такого пласта литературы, как «второстепенная поэзия», о важности освоения которого еще в XIX веке говорил Н.А. Некрасов. Поэтому в настоящее время предельное внимание к произведениям малоизвестных авторов (СМ. Соловьева, Е.Г. Гуро, М. Лохвицкой, Е.Ю. Кузьминой -Караваевой и многих других) позволит воссоздать целостную картину развития историко-литературного процесса рубежа XIX - XX веков, выявить его художественные особенности и закономерности развития.
Практическая значимость работы заключается в том, что ее результаты могут быть использованы при создании наиболее полного курса истории русской литературы XX века, в спецкурсах по проблемам поэзии рубежа XIX — XX веков, при изучении русской литературы в школе.
Апробацией результатов исследования являются выступления на международных научных и научно-практических конференциях: «Барышни-ковских чтениях» (г. Липецк, 2005 г.), IV Международной конференции «Русское литературоведение третьего тысячелетия» (г. Москва, 28 — 31 марта 2005 г.). Результаты научного исследования отражены в шести публикациях.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, насчитывающей 177 источников.
