Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Исторические события в сюжетах «Повести временных лет» скандинавских сагах 18
Отражение военных столкновений в сюжетах «Повести временных лет» и сагах 19
Христианизация 42
Поездки и походы в Византию 64
Глава II. Жизнь и смерть князей в сюжетах «Повести временных лет» и скандинавских сагах 71
Рождение 71
Воспитание 77
Браки 88
Деятельность 98
Смерть 108
Глава III. Мотив мести в сюжетах «Повести временных лет» и рассказах скандинавских саг 130
Заключение 151
Библиография 153
- Отражение военных столкновений в сюжетах «Повести временных лет» и сагах
- Христианизация
- Рождение
- Мотив мести в сюжетах «Повести временных лет» и рассказах скандинавских саг
Введение к работе
Предмет нашего исследования — специфика сюжетов «Повести временных лет», которая понимается не только как исторический источник, но и как литературный памятник, обладающий исключительно сложной жанровой структурой. Особенности любого произведения видны наиболее отчетливо при сопоставлении его с другим. Летописные сказания «Повести временных лет» (далее ПВЛ) сравниваются нами с сюжетами скандинавских саг. Выбор подобного сопоставления не случаен. И древнерусский, и древнескандинавские тексты относятся примерно к одному и тому же периоду, а потому сравнительному анализу может быть подвергнут сам процесс формирования летописей и саг.
Древнерусские летописи, как и саги, фиксируют политические события, происходившие в то или иное время. Летописец и сказитель опираются на более древние источники. Для летописи важны как письменные памятники (не сохранившиеся летописные своды, договоры, византийские хроники и т.д.), так и устные (предания, легенды): саги же опираются на устную традицию (например, поэзию скальдов).
Изучение и сопоставление летописей и саг имеет давнюю традицию, однако до сих пор детального сопоставления поэтики сно.щґпос/іс»нє.ни# этих. памятников не проводилось, несмотря на то, что их определенное сходство (обусловленное аналогичными культурно-историческими факторами) неоднократно отмечалось. Таким образом, типологическое сопоставление сюжетов ПВЛ и скандинавских саг предпринимается в данной работе впервые. Скандинавские саги интересовали ученых либо как возможный источник отдельных сюжетов ПВЛ, либо как исторический источник, который содержит сведения о событиях на Руси.
Мы не стремимся рассматривать сюжеты ПВЛ и скандинавских саг в историческом аспекте, настаивая на их исторической достоверности или опровергая ее. Также целью нашей работы не является показать влияние того
или иного рассказа из «Повести временных лет» на то или иное повествование из скандинавских саг и наоборот (т.е. влияние сюжета на сюжет), а вследствие этого установления первичности соответствующего древнерусского или скандинавского сюжета. Наша цель - анализ особенностей сюжетов ПВЛ и сопоставление их с сюжетами скандинавских саг (в основном королевских саг Снорри Стурлусона). В исследовании понятие «сюжет» имеет более широкое значение, чем просто «рассказывание» о происшествии. Краткие сообщения (известия) о событиях, укладывающиеся в границы одного высказывания (предложения) рассматриваются нами как свернутые, «потенциальные» сюжеты и потому условно именуются сюжетами. В соответствии с целью работы ставятся и задачи - выявление типологической общности ПВЛ и скандинавских саг, а также установление принципов отбора и интерпретации исторического материала в данных памятниках.
В исследовании рассматриваются летописные повествования и сюжеты саг, а в конце делаются выводы об их типологическом сходстве, которое объясняется общностью условий возникновения, и, в частности, менталитета, который отражается в этих произведениях раннего средневековья.
Кроме того, обращается внимание на отличия как в поэтике описания (большая «натуралистичность» саг в сравнении с летописью), так и в трактовке событий (более сильные языческие элементы в сагах в сравнении с летописью).
Основанием и оправданием типологического сопоставительного анализа сюжетов ПВЛ и саг послужили идеи из исследования Г.С.Лебедева о «Скандовизантии» и «Славотюркике» как культурно-географических факторах становления Руси, а также из работы В.М.Живова. Под «Скандовизантией» понимается «культурно-историческая общность Древней Руси и Скандинавии, родство древнерусской и скандинавской культур в X - XI вв.»1. Схожесть проявляется как в общих исторических условиях, так и во влиянии этих культур друг на друга. Так, например, Г.С.Лебедев отмечает, что «эпическая
1 Лебедев Г.С. «Скандовизантия» и «Славотюркика» как культурно-географические факторы становления Руси // Русская литература. СПб, 1995, №3. С.36
память ПВЛ и других древнерусских памятников не знает Рима...и готов...» , т.е. влияние античной цивилизации на древнерусскую культуру отсутствует. То же самое можно сказать и о скандинавской культуре.
В.М.Живов также пишет о схожести культур Руси и Скандинавии, причем отмечает, что их сходство проявляется в большей степени, чем общность Руси и Византии, которые, по его мнению, далеко отстоят друг от друга3.
Название нашего исследования может вызвать ассоциации с названием работы А.Н.Веселовского4, однако наш подход принципиально отличается от методологии известного ученого. А.Н.Веселовский практически не вводит в свое исследование типологический аспект, он изучает генезис сюжетов, наш же подход сугубо типологический, т.е. нас интересует, прежде всего, область межлитературных аналогов, схождений и отличий. По мысли Ю.М.Лотмана «типологический подход необходим и при изучении близких и современных явлений в не меньшей степени, чем далеких и необычных. ...он исходит из культуры человечества как структурного единства и упраздняет категорию близкого и далекого как инструмента исследователя, ибо то, что близко европейцу может выглядеть иначе с точки зрения других культур»5.
Важность типологического подхода обосновывает также, например, Д.Дюришин - специалист в области теории сравнительного литературоведения. Он отмечает, что «если изучение сходств, аналогий способствует уяснению общих закономерностей литературного развития, то исследование различий дает очень важные данные для установления специфических особенностей литературных явлений и процессов, для раскрытия признаков своеобразия, самобытности»6. Таким образом, значимость типологического подхода несомненна.
Лебедев Г.С. «Скандовизантия» и «Славотюркика» как культурно-географические факторы становления Руси // Русская литература. СПб, 1995, №3. С.36
3 Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С.85 - 106.
4 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.
5 Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб, 2000. С.449.
6 Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литературы. М., 1979. С. 176.
Прежде чем перейти непосредственно к сопоставительному анализу сюжетов ПВЛ и саг, отметим, как проявился интерес к сагам в связи с упоминанием в них Древней Руси, а также рассмотрим историю самого сопоставления летописных преданий с рассказами саг.
Исландские саги являются уникальным жанром средневековья. К ним относится огромное количество произведений, основанных на народной традиции. Изначально слово «сага» не применялось к обозначению литературного жанра. Им называлось любое историческое повествование определенного размера.
В России к сагам появляется интерес в связи с упоминанием в этих произведениях Древней Руси. Вместе с тем некоторые исследователи доверяют сагам как историческим источникам, а некоторые - нет. Так, например, Г.З.Байер восхищается и полностью одобряет содержащиеся в них сведения, в то время как А.Л.Шлецер8 отрицает их ценность как исторического источника (исключая «Круг Земной» Снорри Стурлусона).
Н.М.Карамзин не доверяет сагам: «Нельзя верить баснословным исландским повестям, сочиненным ... в новейшие времена, о древней России, которая называется в них Острагардом, Гардарикию, Гольмгардом и Грециею»9.
Позже интерес к сагам возрастает. Исследователи начинают сравнивать древнеисландские саги с русскими летописями, чтобы проверить достоверность, описываемых в них событий.
В 1833 г. датское «Королевское общество Северных Антиквариев» (Societe de Antiqaires du Nord) впервые издает «Эймундову сагу» под названием «Eymundi et Ragnaris norvegiorum principum tandem Poltecke vel Polocie in Russia dynastem vitae et gesta». Во «Введении» отмечается: «Сага повествует о действительных событиях из истории русского государства 1016 г. и нескольких следующих лет». Здесь же перечисляются события, которые
7 Байер Г.З. Сочинения о варягах. СПб, 1747.
8 Шлецер А.Л. Нестор. Русские летописи на древле-славяиском языке, сличенные, пер. и объясн. Августом
Лудовиком Шлецером. СПб, 1809-1819.
9 Карамзин Н.М. История государства Российского. М., 1988. T.I. С.27.
отражены в саге, кроме того, отмечается, что сага замалчивает поражение, которое Болеслав Храбрый нанес в 1016 г. Это объясняется тем, что в этот период Эймунд и Рагнар находились на родине, пока там не было Олава Святого. Они не принимали участия в битве на Буге.
В 1834 г. «Сага об Эймунде» переводится на русский язык Д.Лавдовским и О.И.Сенковским. О.И.Сенковский пишет статью «Исландские саги в их отношении к Российской истории», где говорит о том, что изучение саг очень важно поскольку они служат серьезным историческим источником по изучению Руси. Исследователь обращает внимание на то, как в сагах отражается действительность. Он отмечает, что они «верно изображают общественного человека, нося на себе непосредственный отпечаток первобытной истории, т.е. относительно событий к действующим лицам, а не ко времени и совокупной судьбе народа. Саги описывают только подвиги и похождения отдельных героев, не заботясь ни о летоисчислении, ни о том, что происходило в другом месте в то же самое время»10. Все древнескандинавские источники О.И.Сенковский рассматривает по группам. Он выделяет романтические, героические и исторические саги: «В первых мы находим смесь суеверных представлений язычества с общественными происшествиями. Вторые посвящены картине геройских подвигов, любовных затей, добродетелей, злодейств, несчастий и судьбы известных княжеских родов. Наконец, исторические саги или состоят из любопытных биографий знаменитых людей или заключают в себе описание отдельных событий, изображенных слогом простым, ясным, повествовательным, без всяческих украшений, и опасных для истины усилий воображения»11.
Статья содержит также оценку «Эймундовой саги» как исторического источника. О.И.Сенковский не думает, что сага записывалась в XIII в., он полагает, что она была зафиксирована в XI в., и в основе ее лежат рассказы воинов Эймунда, о которых говорится в тексте саги. Автор сопоставляет ПВЛ с
10 Сенковский О. И. Исландские саги в их отношении к Российской истории // Сенковский О.И. Собрание
сочинений. СПб, 1858. T.5. С.472.
11 Там же. С.471-472.
«Эймундовой сагой» и делает вывод, что «все эти события совершенно подходят под беглые, недосказанные большей частью поверхностные показания Нестора». Отсутствие информации о походе Болеслава исследователь поясняет тем, что в рукописи, которая дошла до нас, сага сокращена и переработана.
Статью О.И.Сенковского критикует С.М.Строев, который согласен со Шлецером. Он не считает саги важным источником по изучению русской истории. По мысли С.М.Строева, «справедливее было бы сказать, что эти памятники являют картину понятий времени, в коем живет человек, к которому они принадлежат, а не картину тех понятий, которые относятся ко времени описываемых происшествий» . С.М.Строев сопоставляет летописные данные с сагой и обнаруживает, что большая часть информации в саге вымышлена. Это дает ему основание заявить: «Показав происхождение саг вообще и Эймундовой в особенности, сличив последнюю с рассказом наших летописей, я имею, кажется, полное право закончить словами ученого геттингенского критика: «Итак, выбросим исландские бредни из русской древнейшей истории!»»13.
Выводы С.М.Строева оспаривает М.П.Погодин. Он пишет: «Сенковский, переводя Эймундову сагу на русский язык с исландского подлинника, в прекрасном рассуждении своем показал ее важность и вместе важность саг для первого периода нашей истории. Изданная Копенгагенским обществом Северных Антиквариев Эймундова сага служит ясным доказательством, что частности большей частью неверны, но общие черты (сношения, переговоры, условия, занятия, военные дела и пр.) имеют величайшую важность для русской истории, объясняют и оживляют наши сведения об этом периоде, например, о найме варягов киевским князем, как подтверждает Эймундова сага Нестора и греческих летописцев»14.
Строев СМ. Критический взгляд на статью под заглавием «Скандинавские саги», помещенную в 1-ом т. «Библиотеки для чтения». М., 1834. С.16.
13 Там же. С. 16.
14 Погодин М.П. Исследования, заметки, лекции. M., 1846. Т. 1 .С.275 - 316.
Следующей была переведена на русский язык «Сага об Олаве Трюггвасоне», где события происходят по большей части на Руси.
В 1850 - 1852 гг. появляется двухтомный труд «Antiquites russes lapres les monuments historiques des Islandais et les anciens Scandinaves» («Русские древности в исторических памятниках исландцев и древних скандинавов»), который русское правительство заказало у датского «Королевского общества северных Антиквариев». Опубликовал «Русские древности...» датский ученый К.К.Равн15.
После этого появилось много переводов саг на русский язык. В 1874 г. Я.К.Гротом публикуется перевод «Саги о Фритьофе». В 1885 г. Ф.Д.Батюшков публикует перевод «Саги о Финнбоги Сильном». В 1890 г. С.Н.Сыромятниковым была переведена «Сага об Эйрике Красном». Тексты перепечатываются в 1903 г. в серии «Русская классная библиотека».
В 1898 г. печатаются переводы «Саги о Греттире сыне Асмунда», «Саги о Гуннлауге Змеином языке», а также «Саги об Одде Стреле» и «Саги о Велунгах». Некоторые переводы, например, «Саги о Хервер» и «Саги о Тидреке Бернском» были опубликованы в книгах И.Шаровольского и А.Н.Веселовского16.
Информация о Руси, которую дают саги, начинает привлекать многих исследователей по древнерусской литературе и истории. Так, Н.Е.Брандербург заявляет, что «отвергать полностью сообщения саг нецелесообразно, ибо, несмотря на все свои прикрасы, а иногда и искажения, основа или корень саг все-таки может лежать в действительности, почему и в легендах ими передаваемых, может заключаться доля истины»17. Он доказывает это утверждение, указывая на наличие в сагах большого количества упоминаний о древнерусских городах, их описаний: «Скандинавские саги много говорят о Гардарикии, как, например, древнейшая из них - сага Асмунда Криворукаго, под Гардарикией же скандинавы разумели новгородские владения, где главным
15 Древняя Русь в свете зарубежных источников. M., 1999. С.450.
16Тамже.С450.
17 Бранденбург Н.Е. Старая Ладога. СПб, 1896. С.13.
городом был Голмгард (Новгород)» . Упоминается также Альдейгобург (Ладога).
В 1900 г. Ф.А.Браун (1862 - 1942) предлагает перевести сведения саг о Древней Руси на русский язык. Он разделил все саги на исторические и неисторические. Исторические саги, по его мнению, констатируют факты, а неисторические объединяют в себе исторический и литературный материал, поэтому, делает вывод исследователь, одни и другие саги должны публиковаться по-разному. Исторические саги должны быть представлены отрывками текстов, а неисторические - в своем полном варианте, так как важно видеть отдельные сюжеты в контексте всего произведения.
К.Ф.Тиандер (1873 - 1938) анализирует «Сагу об Одде Стреле» и отмечает то, что в ней, как и в любой саге вообще, изображается всегда одна и та же эпоха - героическая. Для того чтобы действительность была героической, в саге отметается все обыденное19.
Проблемы сопоставления древнерусских летописей со скандинавскими сагами касается М.И.Сухомлинов. Он пишет, что, «по мнению некоторых ученых, древнейшими поэтическими сказаниями обязаны мы исключительно норманнам. Но справедливее, кажется, допустить, что элемент норманский пришел в соприкосновение с народным как в жизни, так и в поэзии, которая сопутствует народу на всех ступенях его развития» . Он отмечает общность сюжетов летописей и саг. «Были без сомнения, поверья сходные у Славян Русских и у Варягов Руси; сходство могло быть в иных случаях полное, в других только некоторое - в основной мысли, обставленной неодинаковыми подробностями. По крайней мере, многие черты летописных сказаний встречаются в народных произведениях славянских племен, не подвергавшихся норманнскому влиянию»21. Автор проводит параллель между древнерусскими летописными повествованиями и сюжетами скандинавских саг. Так, он сравнивает повествование о смерти Олега с сюжетом о смерти Одда, предание
18 Бранденбург Н.Е. Старая Ладога. СПб, 1896. С.12.
19 Тиандер К.Ф. Поездки скандинавов в Белое море. СПб, 1906.
20 Сухомлинов М.И. Исследования по древней русской литературе. СПб, 1908. С. 132.
21Тамже.С132.
о мести Ольги древлянам с аналогичным рассказом, и даже рядом рассказов, в «Саге о Ньяле» и т.д.
В ХХ-ом веке продолжается сопоставление русских летописей со скандинавскими сагами. Исследователи анализируют не своды саг, а какую-нибудь одну, что дает ученым много информации (примером может служить уже упомянутое нами исследование К.Ф.Тиандера о «Саге об Одде Стреле»), разбор отдельных саг очень много дает исследователям. Снова внимание обращено на «Сагу об Эймунде».
Со времен споров между С.М.Строевым и М.П.Погодиным исследований об этой саге не было. Но в 1926 г. в «Известиях Академии наук» появилась статья А.И.Лященко «Eymundar-saga и русские летописи»22.
В ней русские летописи сопоставляются с сагой, и делаются следующие выводы:
1.Хронология саги, идущая по годам договоров Эймунда с Ярославом, соответствует хронологии летописи, начиная с 1016 г. - года появления отрядов Эймунда и Рагнара на Руси.
2.Главные факты из истории борьбы Ярослава со Святополком и Брячиславом представлены в саге, в общем, верно за исключением нескольких недостоверных свидетельств, объясняемых желанием рассказчика возвеличить роль Эймунда и его соратников (особенно недостоверно и страдает внутренними противоречиями повествование саги о договоре Ярослава с Брячиславом).
3.Правильно освещены переговоры с Эймундом о найме на службу к Ярославу.
4.Свидетельство о гибели Святополка от рук норманнов правдоподобно.
5.Сага не дает фактических материалов о событиях на Руси после мирного договора Ярослава с Брячиславом, ибо тогда Эймунд и его отряд потеряли бы свое значение на Руси. Соратники Эймунда и Рагнара разошлись,
Лященко А.И. Eymundar Saga и русские летописи // Известия Академии Наук СССР. IV сер. М., 1926.T.20, №12. С.1061 -1086.
большей частью вернулись на родину, куда занесли рассказ о своих подвигах, разукрашенных преувеличениями и вымыслами.
б.Сага передает колорит и дух взаимных отношений Руси и Скандинавии в XI в.
Большой вклад в изучение саг и сопоставление их с летописными источниками внесла Е.А.Рыдзевская, которая считается одним из наиболее известных историков-скандинавистов. Центральная проблема ее исследований - взаимоотношения Древней Руси со Скандинавией. Она перевела на русский язык многие скандинавские источники, в которых упоминалась Древняя Русь. Большая часть этих источников ранее на русский язык не переводилась. Исследовательница собирала из саг различные данные о Древней Руси. В своих работах она показывает, как взаимодействовали в области политики, экономики и культуры Древняя Русь и Скандинавия. Она также пишет о том, что значение Эймундовой саги очень велико.
Н.Н.Ильин в своей книге «Летописная статья 6523 года и ее источники», продолжая исследовать «Сагу об Эймунде» и русские летописи, оспаривает некоторые положения статьи А.И.Лященко. В частности, он пишет о том, что первое свидетельство саги о смерти Бурислейфа было заменено в летописи рассказом о бегстве и душевном преследовании Святополка, по особым основаниям, заключавшимся в том, что летописный сводчик, следуя монашеской традиции отношения к Ярославу, не мог допустить свидетельства хотя бы о косвенном участии Ярослава в убиении Святополка. По мнению Н.Н.Ильина, Бурислейф, об умервщлении которого Эймундом рассказывает сага, - Борис. Это позволяет ученому сделать вывод, что описание данного события (убийство Эймундом Бурислейфа) совпадает с убиением Бориса в летописи. Автор развивает свою мысль далее, сопоставляя сюжет саги с рассказом летописи об убиении Бориса и Глеба .
Современный этап изучения саг связывается в первую очередь с именем М.И.Стеблина-Каменского (1903-1981). Он много пишет о королевских сагах, в
23 Ильин H.H. Летописная статья 6523 года и ее источник (Опыт анализа). М., 1957. С. ] 60 - 161.
частности о «Круге Земном» Снорри Стурлусона. «Круг Земной» - это, прежде всего, саги о конунгах. В них повествуется о событиях, происходивших еще в мифические времена и заканчивающихся в последней четверти XII в. «Круг Земной» повествует о правителях Норвегии и содержит в себе не только рассказы о периоде правления того или иного конунга, но также и материал по истории Скандинавии. Во многом саги опираются на песни скальдов, которых в «Круге Земном» больше, чем в любых других сагах, что позволяет ученым считать данный цикл более достоверным, чем другие древнескандинавские источники. Тем не менее, М.И.Стеблин-Каменский не доверяет этим сагам как историческим источникам. По его мнению, «они значительно уступают родовым сагам и как художественные произведения, и как исторический или историко-культурный источник. В них несравненно меньше и самобытности, и правды»24.
Скандинавским сагам посвятил многие работы и А.Я.Гуревич. В его исследованиях содержится масса интересных сведений, касающихся пребывания скандинавов, в особенности норвежских конунгов, на Руси, и того, как исторические события, связанные с теми или иными конунгами или викингами, а также древнерусскими князьями, и взаимоотношениями между теми и другими отражались в летописи. В книгах А.Я.Гуревича разъясняются различные топонимы, названия, которые давали скандинавы на Руси разным местностям. Но в то же время А.Я.Гуревич склонен не доверять сагам как историческим источникам, отмечая в них противоречивость и тенденциозность. Он больше доверяет руническим надписям и археологическим данным, т.е. источникам, более говорящим нам о прошлом25. Однако, по его мнению, саги нельзя совершенно отметать, поскольку они опираются на древнеисландскую поэзию скальдов, а их древние поэтические произведения могут лучше отражать существовашую действительность.
Стеблин-Каменский М.И. «Круг Земной» как литературный памятник // Снорри Стурлусон. Круг Земной. М.,1980. С.581-597. 23 Гуревич А.Я. «Круг Земной» и история Норвегии // Снорри Стурлусон. Круг Земной. С.612 - 632.
Суммируя вышесказанное, можно сказать, что благодаря усилиям таких ученых, как Е.А.Рыдзевская, М.И.Стеблин-Каменский, А.Я.Гуревич, а также многих других исследователей было опубликовано и переведено на русский язык значительное число древнескандинавских саг.
В 1990-ые гг. саги снова тщательно исследуются, так как к этому времени подготовлен свод «Древнейшие источники по истории Восточной Европы». Е.А.Мельникова публикует первый том, посвященный скандинавским руническим надписям. Во многих источниках содержится достоверная информация о столкновениях русских и скандинавов в XI в. Второй том также подготовлен Е.А.Мельниковой. В нем внимание читателя обращается на упоминание Восточной Европы в древнескандинавских сочинениях по географии. Русские исследователи практически не писали об этом раньше.
Т.Н.Джаксон опубликовывает два выпуска, где содержатся сведения о королевских сагах. В работе Т.Н.Джаксон «Исландские королевские саги о Восточной Европе» перечисляются и анализируются все саги, где присутствует упоминание о Руси, и обо всем, что с ней связано (например, «Сага об Олаве Святом», цикл саг «Круг Земной» Снорри Стурлусона и т.д.). Она рассматривает скандинавскую топонимику тех мест, по которым проходил из северноевропейских стран путь на Русь, комментирует соответствующие названия, объясняя присущую им семантику. Т.Н.Джаксон также сопоставляет с точки зрения исторической науки известия скандинавских саг и летописные известия.
Итак, изучение летописей и саг, в том числе сопоставительный анализ, проводилось преимущественно с целью выяснения достоверности тех или иных свидетельств древнерусского и скандинавского памятников. Значительно реже предпринималось сопоставление сходных сюжетов летописных сказаний и саг для выяснения первичности скандинавских либо древнерусских текстов. Задача таких сопоставительных исследований была уже скорее литературоведческой, чем исторической: рассмотрение миграции сюжетов и их рецепции в скандинавской и древнерусской словесности.
С этой точки зрения исследовались летописный сюжет о смерти «от коня» князя Олега и история смерти Орварда Одда из скандинавской «Саги об Одде Стреле» (О.И.Сенковский, К.Ф.Тиандер, М.И.Сухомлинов, А.А.Шахматов, А.И.Лященко, А.Стендер-Петерсен, Е.А. Рыдзевская, Е.А.Мельникова). Были предложены разные версии. Некоторые ученые признавали воздействие древнерусского сказания на скандинавское, а некоторые полагали, что первична версия, отраженная в саге. Так, А.И.Лященко признавал первичность скандинавского повествования, доказывал скандинавское происхождение сюжета о смерти Олега «от коня» в ПВЛ. К.Ф.Тиандер , наоборот, считал, что первичным является древнерусский сюжет, а скандинавское предание лишь подражает ему. Е.А.Мельникова28 считает, что первична древнерусская версия сюжета: однако она зародилась, не в славянской, а в скандинавской среде. Е.А.Рыдзевская29 же отмечает сложность установления первичности или вторичности рассказов, поскольку у других народов и в других произведениях также есть подобные сюжеты.
Древнерусские летописи опираются на более древние источники. Саги, как правило, основываются на песнях скальдов.
В летописном повествовании доминирует общенациональная идея, а в саге, в отличие от летописи, - судьба личности в рамках рода. В сагах так же, как и в летописях, изображаются политические события (особенно в королевских сагах), но они рассматриваются с точки зрения рода, клана, к которому принадлежит тот или иной конунг.
Высшим родовым долгом считался долг мести. В родовых сагах, изображается история кровной вражды, судьба личности связана с судьбой рода, она является связующим звеном в чередовании поколений. Прозаический жанр устного народного творчества, сложившийся и развивавшийся, в основном, уже после эпохи викингов, базировался на ее фундаментальных
26 Лященко А.И. Летописное сказание о смерти Олега Вещего // ИОРЯС. T.XXIX за 1924. Л., 1925. С.254 - 288.
27 Тиандер К.Ф. Поездки скандинавов в Белое море. СПб, 1906. С.230 - 245.
28 Мельникова Е.А. Сюжет смерти «от коня» в древнерусской и древнескандинавской традициях // От древней
Руси к новой России. Юбилейный сборник, посвященный члену-корреспонденту РАН Я.Н.Щапову. М., 2005.
С.95-108.
29 Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия IX - XIV вв. М., 1978.
культурных достижениях и развивал тенденции, зародившиеся в недрах этой культуры. Именно в рамках этого жанра совершается постепенный переход к новой системе ценностей, отражающий сложение классовой, государственной социальной структуры и постепенное внедрение новой средневековой христианской системы взглядов30.
Из Древней Руси Скандинавия получала не только материальные блага, но и культурные ценности. Русь являлась посредником между Скандинавией и Византией. Мир язычества был связан с миром христианства.
В сагах содержатся восточноевропейские образы, мотивы, сюжеты, на что указывает в своих исследованиях Е.А.Рыдзевская. Она выделяет целый свод преданий, которые сложились на Руси и которые распространились в среде варягов и усвоенных при посредничестве этой среды древней литературной традицией. Впоследствии эти предания были усвоены традицией древней литературы.
Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. Л., 1985.
Наша работа состоит из трех глав. В первой главе мы рассматриваем сюжеты, повествующие о различных исторических событиях (междоусобицы и военные столкновения с иноплеменниками, введение христианства, поездки русских и скандинавов в Византию). Вторая глава посвящена анализу жизнеописаний князей в ПВЛ (их рождению, воспитанию, заключению брачных союзов, участию в военных походах, деяниям, смерти, а в ряде случаев посмертной канонизации) и сопоставлению их с жизнеописаниями отдельных конунгов. Также рассмотрен ряд мотивов, связанных с рождением и смертью князей. Третья глава посвящена анализу такого важного и значимого мотива, как мотив мести в сюжетах ПВЛ и сагах.
Отражение военных столкновений в сюжетах «Повести временных лет» и сагах
Русские летописи так же, как и саги, широко и разносторонне отразили военную историю32. В древнерусской летописи, как и в сагах, военным событиям уделялось большое внимание. Эта тема - одна из самых главных в историческом повествовании. Лишь немногие годы отмечены в летописи как мирные; мир был редкостью и в Скандинавии. Неслучайно в сагах те немногочисленные конунги, во время правления которых военные действия случались не часто, входили в историю с соответствующими прозвищами: Хакон Добрый, Магнус Добрый, Олав Тихий. имена прославлялись, а время их правления называлось «временем благоденствия и тишины».
«Тяготение к военной теме порождалось...постоянным вторжением в жизнь средневекового человека ратных тревог и испытаний»33. Как в летописи, так и в сагах в описании военных событий выражены нравственные и политические идеи.
В сагах, особенно после принятия христианства, также выражена мысль о единстве и независимости Норвегии, акцентируется героика, и автор дает событиям свою оценку (правда, в основном уже в поздних сагах).
«В летописном повествовании ранней поры осваивались приемы и способы показа военных событий»34. Именно под пером летописцев складывалась особая сфера традиционной стилистики древнерусской литературы, которую принято называть «воинской поэтикой»35.
Сложились и выработались воинские формулы - «повторяющиеся стилистические обороты, имеющие устно-речевое или фольклорно-литературное происхождение, характеризующие определенный этап развития действия или ситуацию, часто описываемую в произведениях данного жанра» . Например, для летописей: «бысть сеча зла (велика)», «иде (имя князя) на грекы (половцы, печенези)» и т.д.
По мнению В.Т.Пашуто, это было время, когда все важные проблемы внешней, а также и внутренней политики решались военной силой. Мирные договоры были условным явлением, а войны решали все. Более того, «единство древнерусского государства, а также и скандинавского (в частности Норвегии), складывалось в процессе междоусобной борьбы новых феодальных центров»37, т.е. образование целостных и сильных государств невозможно было без военных столкновений.
В нашей работе мы попробуем дать анализ ряда сюжетов, в которых описаны данные военные столкновения.
При анализе рассказов с описаниями военных конфликтов следует учитывать, что перед летописцем и перед древнескандинавским писателем стояли разные цели. Летописец одобряет войны, ведущиеся с целью защиты своих земель от нашествия иноземцев, объясняя, однако, их приход божьим наказанием за грехи, приводя слова библейского пророка Давида: «Аще Божий гневъ будеть на кую убо землю, повелевая ангелу тому на тую убо землю бранью ити, то оной земле ангел не воспротивится повеленью Божью. Яко и се бяше и на ны навелъ Богъ грехъ ради нашихъ, иноплеменники поганыя, и побежахуть ны повеленьемъ Божьимъ..., они бо бяху водили ангеломъ по повеленью Божью» . Что же касается междоусобиц, то летописец осуждает их. Древнерусский книжник возвеличивая Русь, призывал к прекращению княжеских междоусобиц, он смотрел на все происходившие события сквозь призму христианского мировоззрения, приводил библейские примеры в назидание князьям. В сагах же описание междоусобиц имеет в большей степени языческую основу. Цель создателей саг иная, чем у летописцев: она заключается в сохранении памяти об истории правления конунгов. Здесь важна констатация фактов, описание событий, которые происходили, начиная с мифических времен. Создателями саг руководит желание не упустить ни одной детали, не забыть ни одно историческое или полуисторическое лицо, когда-либо принимавшее участие в этих событиях, или хотя бы немного имевшее отношение к ним.
В сагах также осуждаются военные междоусобицы, но происходит это в основном после принятия христианства. И если летописец стремится создать произведение, направленное на возвеличивание христианской веры, то в сагах прославление христианских ценностей не является главным и, как правило, повествуя о мести, сказитель не осуждает ее. Зачастую поводом к конфликту являлось убийство родичей, осквернение чьего-либо дома воровством, несправедливый захват земель, т.е. нарушение правил еще не разложившегося родового строя. Все впоследствии происходящие военные столкновения и конфликты в государстве объясняются проклятием, наложенным в качестве мести на представителя рода Инглингов, от которого ведут свое происхождение норвежские конунги. Висбур из рода Инглингов отказался выплатить своим сыновьям вено (наследственную часть) их матери, и за это последовала месть. Его сыновья обратились к колдунье, которая сказала, что «с этих пор убийство родича будет постоянно совершаться в роду Инглингов» .
Для саг значимо постоянное описание оружия, его внешнего вида, его свойств и присущей ему магической силы. Например, в «Саге о Хаконе Широкоплечем» читаем: «В битве при Стикластадире случилось, что Олав конунг отбросил свой меч Хнейтир, когда был ранен. У одного человека, шведа родом, сломался меч, и он взял меч Хнейтир и сражался им. Этот человек выбрался из битвы и бежал вместе с другими. Он добрался до Швеции и вернулся к себе домой. А меч тот он сохранял всю жизнь. Потом он достался его сыну, и так он передавался из поколения в поколение, и каждый, кто передавал меч следующему, говорил им, как он называется, откуда он»4 . Далее весь этот рассказ связывается со святостью Олава конунга. Меч относят в церковь Олава после чудесного знамения, указывающего на то, что он должен находиться именно там.
Рассказ о мече Хнейтир похож на повествование о мече, которому дали название Прокусывающий броню («Сага о Стурлунгах»), но оно содержит в себе больше сюжетности, чем просто описания. «У Торварда был меч тот, который назывался Прокусывающий броню; его привез Сигурд Грек из Миклагарда, он был у Свейна, сына Иона Свейтарбота, он был у Свейна, сына Иона, при Видинес, и [он] сильно рубил им. Сыновья Сигмунта, Туми и Стурла, торговали меч тот, но так и не пришлось им купить его, а Торвард колебался - одолжить ли Стурле меч тот, и дело так и оставалось нерешенным. Было тогда Стурле 17 лет, когда тот въехал в Миклагард. С ним было двое людей из Эйфирдинга. Подъехали они к двери, и Стурла вошел, а те остались верхом. Вошел Стурла в горницу бонда, и взял меч тот, и вышел на крыльцо, и хотел посмотреть и вынуть [его]. Тогда подошел священник и схватил меч тот, и не давал вынуть его, и позвал домашних людей. Подошел Торвард бонд и сказал ему, чтобы он не брал меч тот. Стурла просил его одолжить ему [меч]. Торвард сказал, что не так обстоит дело, чтобы можно было этого ожидать, и что он никак его не получит. Собрались тогда домашние люди, женщины и мужчины, и все хотели держать меч тот. Вышла толпа та в дверь ту, и был тогда отнят у него меч»41. Как видно из данного фрагмента, обладание прославленным мечом являлось большой заслугой. В предыдущем сюжете меч переходил по наследству от родственника к родственнику, здесь оружие является яблоком раздора между людьми.
Христианизация
Значительное место в ПВЛ и, в особенности, в сагах занимают сюжеты о христианизации. Темой введения христианства на Руси и в Норвегии занимались разные ученые. Как правило, данная тема рассматривалась с исторической, а не с историко-литературной точки зрения.
Энергичные поиски новых сведений по истории крещения Руси проводились еще в XVIII в. выдающимся ученым В.Н.Татищевым. Он пишет: «По опровержении идолов и крещении множества знатных людей, митрополит и попы, ходяще по граду, учаху люди вере Христове. И хотя, многие приймали, но множайшии размышляя, отлагали день за день, инии же, закоснелые сердцем не слышати учения хотели. Тогда Владимир послал по всему граду, глаголя: «Заутра всяк изидет на реку Почайну креститися; а ежели кто от некресченых заутра на реке не явится, богат или нищ, вельможа или раб, тот за противника повеленья моему причтется». Слышавше же сие людие мнозии с радостию шли, разсуждая междо собою, ежели бы сие не было добро, то б князь и бояре сего не прияли. Инии же нуждою последовали, окаменелыя же сердцем, яко аспида, глуха затыкаюче уши своя, уходили в пустыни и леса, да погибнут в зловерии их...»116. Кроме того, в «Истории Российской» содержатся очень важные добавления к тексту ПВЛ. Так, например, сообщается, что еще до ниспровержения кумиров князь Владимир крестил в Киеве 12 своих сыновей, а также вельмож-язычников.
О христианизации пишут в своих работах М.В.Ломоносов и Н.М.Карамзин. В XIX - начале XX в. вышло довольно большое количество трудов по ранней истории русской церкви по проблеме, связанной с крещением русского народа. Еще историкам XIX в. со всей очевидностью удалось доказать, что христианство стало пробивать себе дорогу на Русь задолго до официального крещения жителей Киевского государства в княжение Владимира117.
В начале XX в. также появляется ряд работ, связанных с этой проблемой. Так, Е.Е.Голубинский довольно критически оценивает письменные источники, в которых говорится о крещении Руси118.
С.В.Бахрушин в своей статье отметил положительные стороны введения христианства на Руси. Он считал, что крещение Руси нельзя рассматривать как «абсолютное», христианизация происходила в течение десятилетий119. Кроме того, «факты отдельных выступлений язычников против христиан и христианства в XI в. в Новгороде и на северо-востоке страны, отмеченные летописью и другими письменными источниками, подтолкнули Бахрушина к выводу о безраздельном господстве в этих регионах язычества примерно до 70-ых гг. XI в.»120.
Большое внимание процессу христианизации на Руси было уделено М.Н.Тихомировым. По его мнению, христианство распространилось в XI в. среди славянского населения Крыма и Южной Руси121.
В работах И.У.Будовница крещение Руси рассматривается как довольно длительный процесс, который начался еще задолго до крещения Руси Владимиром и с ним не закончился .
Б.Я.Рамм в своей книге «Папство и Русь в X-XV вв.» очень много пишет о христианизации Руси. Но его целью ни в коей мере не является анализ сюжетов, в которых это отражено, он пытается исследовать вопрос о принятии Русью именно православной веры, хотя на Руси очень часто появлялись папские посланники, которые призывали князей принять католичество. Историю посещения католиками Руси в разные периоды он и рассматривает, тщательно анализируя каждый приход послов. В сюжете о принятии Владимиром крещения рассказывается о том, как к нему приходили представители разных конфессий, в частности, и послы-католики, веру которых он отверг. Б.Я.Рамм считает, что это указания на довольно частые появления католиков и их призывы. С этой точки зрения он и анализирует историю христианизации Руси, рассматривая ПВЛ только как историческое произведение в отрыве от ее художественности123.
Вопросу христианизации Руси уделял большое внимание и Б.А.Рыбаков. Он, так же, как и предыдущие ученые, рассматривает христианизацию как длительный процесс. По его мнению, русы познакомились с христианством в 860-ые гг., а в середине X в. это вероучение начинает уже проникать в государственную систему124.
В 1987 - 89 гг. вышел ряд работ, посвященных истории русской церкви и крещению Руси. Их авторы (А.Б.Головко, Б.В.Раушенбах, М.Б.Свердлов, П.П.Толочко, О.М.Рапов и т.д.) касаются многих вопросов, связанных с этой проблемой.
Так, например, О.М.Рапов, исследуя процесс христианизации Руси, отмечает, что в русских и скандинавских письменных источниках она воспринималась по-разному. Он пишет: «В скандинавской саге об Олаве Трюггвасоне утверждается, что Русь своим крещением обязана норвежскому конунгу Олаву, который, приехав в Киев из Византии, уговорил своего воспитателя князя Владимира и его жену Аллогию принять христианство греческого образца.
А вот создателям ПВЛ казалось, что поводом к крещению Руси послужили искусная пропаганда византийских миссионеров и желание киевского боярства»125.
Эту проблему поднимают и западные ученые. Она исследуется в работах Е.Винтера, А.Поппэ, Г.Подскальского и других. Так, например, А.Поппэ отмечает, что христианизация Руси явилась довольно смелым дальновидным политическим ходом в истории Киевского государства . Он пишет: «Decyzja chryctianizowania Rusi podjela w Kijowie u progu XI w. zapoczajtkowala przemiany ideologiczne I inne przeobrazenia wewn$trzne, ktory z biegiem czasu doprowadzic miafy ortodoksyjny kosciot chrzescijanski do dominujacej roli nie tylko w religijnej ale we wszystkich niemal dziedzinach zycia na rozleglych obszarach slowianszizyzny wschodniej» («Решение о христианизации Руси, принятое в Киеве в начале XI в., положило начало переменам в идеологии и другим внутренним изменениям, которые с течением времени довели христианскую ортодоксальную церковь до доминирующей роли не только в религиозной области, но и почти во всех областях жизни на обширных восточнославянских территориях»).
Учеными изучался процесс крещения населения не только Руси, но и скандинавских стран. В этой связи можно отметить исследования Е.А.Рыдзевской, АЛ.Гуревича, Е.А.Мельниковой и других.
А.Я.Гуревич в статье ««Круг Земной» и история Норвегии» пишет: «Христианизация ознаменовала новый этап в развитии норвежского раннего государства... В лице духовенства в норвежском обществе возникла сила, последовательно боровшаяся против старых языческих порядков, которые пронизывали всю традиционную социальную структуру. Если прежде социально-правовая община (округ тинга) была вместе с тем и культовой общиной, то теперь это единство было разбито, поскольку церковные приходы строились по новой схеме, не совпадавшей с системой тингов»128. АЛ.Гуревич считает, что введение христианства изменило общественную и социальную структуру Норвегии, подготовило переход от родового строя к средневековью.
Одна из задач, стоящих перед летописцем в ПВЛ, как мы уже упоминали, - это возвеличивание и прославление христианства, а с ним вместе всей мощи и достоинства Руси. Все произведение направлено на это. Поэтому в ПВЛ повествование начинается с описания жизни различных племен, уже в самом начале повести осуждаются язычество и язычники, которые «не ведуще закона Божия, но творяще сами собе закон» , и прославляется христианство: «мы же хрестияне, елико земль, иже верують въ святую Троицю, и въ едино крещение, въ єдину веру, законъ имамъ единъ, елико во Христа крестихомся и во Христа облекохомся»130. Поэтому с такой любовью и благоговением описывается княгиня Ольга, которая самой первой из князей приняла христианство: «Си бысть предътекущия крестьяньстьей земли, аки деньница, предъ солнцем и аки заря предъ светомъ. Си бо сьяше акы луна въ нощи. Си бо омыся купелью святою, и совлечеся греховныя одежа ветхаго человека Адама, и въ новый Адамъ облечеся, еже есть Христосъ» .
Рождение
Описывая рождение князей, ПВЛ обычно повествует об этом лаконично. В основном, это краткая запись, как например: «В лето 6535 (1027). Родися третий сын Ярославу, и нарече имя ему Святославъ» или «В лето 6538 (1030)...И родися Ярославу 4-ый сынъ, и нарече имя ему Всеволодъ...». Подобные сообщения расширяются, как правило, при введении комментария морально-дидактического характера, например, когда повествуется о рождении Святополка. Летописец негативно отзывается о его рождении, с чем связывает последующие деяния Святополка: «...Володимеръ же залеже жену братьню грекиню, и бе непраздна, от нея же родися Святополкъ. От греховьнаго бо корени золъ плодъ бываеть: понеже бе была мати его черницею, а второе, Володимеръ залеже ю не по браку, прелюбодейчичь бысть убо. Темъ и отець его не любяше, бе бо от двою отцю, от Ярополка и от Володимера» . Эта «двойственность» «оказалась тем изъяном, который предопределил грех Святополка и его преступление» . Кроме того, краткое, информативное сообщение расширяется при упоминании о каком-либо странном, необычном явлении или событии, предшествовавшем, сопутствовавшем рождению или произошедшем после рождения. Подобное сообщение переходит в сюжет. Так, под 1044 годом при записи о рождении князя Всеслава мы находим в подобном сюжете мотив предвестия, о котором будет написано ниже: «...его же роди мати от вълхвованья. Матери бо родивши его, бысть ему язвено на главе его, рекоша бо волсви матери его: «Се язвено навяжи на нь, да носить е до живота своего», еже носить Всеславъ и до сего дне на собе; сего ради немилостивъ есть на кровопролитье» . Можно сказать, что для сюжетов о рождении в ПВЛ это нехарактерный мотив (в отличие от саг), поскольку встречаем мы его только в данном сюжете.
Сюжеты саг, связанные с рождением, также обладают краткой информативностью и даже определенной схематичностью (иногда упоминания о рождении напоминают формулы), но информативность саг в большинстве случаев отличается от информативности ПВЛ. Ее следовало бы назвать информативной точностью, так как авторы саг, следуя своему правилу ничего не упускать, с максимальной точностью сообщают о рождении обычного человека или конунга, дают сведения об их родителях, родственниках, перечисляют их имена и т.д. И здесь необходимо сказать о своеобразном разделении сюжетов о рождении на две группы. Первую группу условно назовем сообщениями о рождении детей незнатного происхождения или знатного происхождения, но не конунгов. Они напоминают краткие сжатые формулы. Мы встречаемся с подобными сообщениями еще в родовых сагах: «Следующей зимой Гудрун родила ребенка. Это был мальчик. Его назвали Болли» («Сага о людях из Лаксдаля») или «Летом Тора родила ребенка. Это была девочка. Ее окропили водой и назвали Асгерд» («Сага об Эгиле»)189. В дальнейшем подобные формулы переходят и в королевские саги Снорри Стурлусона: «В первую ночь йоля Бергльот, жена ярла, родила мальчика. На следующий день Хакон конунг окропил мальчика водой и дал свое имя...» («Сага о Хаконе Добром»)190или «Аста дочь Гудбранда родила мальчика в то лето. Мальчика окропили водой и назвали Олавом» («Сага об Олаве сыне Трюггви»)191.
Вторая группа - сюжеты о рождении ребенка знатного происхождения, причем таком, от которого впоследствии произойдет могущественный род или с жизнью которого будет связана история Норвегии. Как правило, это повествования о рождении конунгов. Нередко они тесно переплетены с мотивом предсказания и мотивом сна. Иногда они встречаются в сюжетах по отдельности, а иногда взаимосвязаны. Приведем пример. При описании рождения Харальда конунга («Сага о Хальвдане Черном») в саге рассказывается о сне Рагнхильд, жены Хальвдана конунга, причем отмечается, что «Рагнхильд снились вещие сны»: «Однажды ей снилось, будто она сидит в своем городе и вынимает иглу из своего платья. И игла эта у нее в руках выросла так, что стала большим побегом. Один конец его спустился к земле и сразу же пустил корни, другой же конец его поднялся высоко в воздух. Дерево чудилось ей таким большим, что она едва могла охватить его взглядом. Оно было удивительно мощным. Нижняя его часть была красной, как кровь, выше ствол его был красивого зеленого цвета, а ветви были белы, как снег. На дереве было много больших ветвей, как вверху, так и внизу. Ветви дерева были так велики, что распространялись, как ей казалось, над всей Норвегией и даже еще шире» .
В сне Рагнхильд ряд ученых отмечает наличие бродячего мотива. Аналогичный сон снился, например, согласно Геродоту, мидийскому царю Астиагу перед рождением персидского царя Кира Великого193.
Аналогичный сон снится и мужу Рагнхильд Хальвдану конунгу, который, согласно саге, до этого никогда не видел снов: «...ему приснился такой сон: будто у него волосы красивее, чем у кого бы то ни было, и они распадаются на пряди. Некоторые из этих прядей ниспадают до земли, некоторые до середины голени, некоторые — до колен, некоторые - до пояса или бедер, некоторые - не ниже шеи, а некоторые только торчат из черепа, как рожки. Пряди эти различного цвета, но одна прядь превосходит все другие красотой, блеском и величиной»194. Здесь мотив сна объединяется с мотивом предсказания: Хальвдан за растолкованием сна обращается к предсказателю Торлейву Умному, который растолковывает его сон так, что «у него будет большое потомство, которое будет править странами с великой славой, однако не с одинаковой, и тот произойдет из его рода, кто будет всех славнее». Далее авторы саги добавляют: «Люди думают, что эта прядь предвещала конунга Олава Святого»195. Таким образом, сон о рождении Харальда Прекрасноволосого предвещает не только рождение знатного человека, от которого затем произойдет могущественный род, но также о рождении того, кто окажет влияние на развитие всей истории Норвегии.
Мотив мести в сюжетах «Повести временных лет» и рассказах скандинавских саг
Месть в IX-XI вв. и на Руси, и в Скандинавии играла значительную роль в жизни населения, что отражено в древней литературе. И если в ПВЛ мы имеем возможность говорить лишь о нескольких сюжетах, в которых появляется мотив мести, в сагах все значительно сложнее, поскольку там количество таких сюжетов настолько велико, что совершенно невозможно не только подвергнуть их все анализу, но и перечислить их. В этой связи следует отметить одну очень важную особенность древнерусской летописи, отличающую ее от скандинавских саг: в древнерусской летописи доминантной является, прежде всего, общенациональная идея, проводимая последовательно через все произведение, для саги же главное - это судьба рода и, неотторжимая от нее, судьба личности. Как и в эпосе, она оценивается с позиций строгого следования тем же этическим нормам, на которых основана вся система ценностей эпохи викингов. Но при этом соблюдение норм выступает как гарантия жизни родового коллектива, поэтому высший родовой долг - долг мести, а «родовые саги» - это история кровной вражды, где судьба личности сопряжена с судьбой рода, составляет ее часть в чередовании поколений . Приведем пример.
В известной «Саге о Гуннлауге Змеином языке» после убийства главного героя Гуннлауга его отец на тинге спрашивает отца Хравна, который убил Гуннлауга, о вире, т.е. выкупе за убийство сына. Тот отвечал, что не заплатит никакой виры, после чего Иллуги (отец Гуннлауга) отвечал: «В таком случае поплатится кто-нибудь из твоей семьи или из твоих родичей» .
Далее очень подробно описана месть отца Гуннлауга за сына: «После тинга в продолжение лета Иллуги был очень печален. Говорят, что осенью Иллуги выехал из Гильсбакки с тридцатью людьми и приехал в Мосфелль рано утром. Анунд [отец убийцы Гуннлауга] и его сыновья укрылись в церкви, и тогда Иллуги захватил двух его родичей. Одного из них звали Бьярн, другого — Торгрим. Он велел убить Бьярна и отрубить ногу Торгриму. После этого Иллуги поехал домой, и Анунд не добивался никакого возмещения» .
Но этим все не заканчивается. Помимо отца Гуннлауга за него мстит еще и его брат. В саге говорится: « Сын Иллуги Хермунд не знал покоя после смерти своего брата Гуннлауга, и он думал, что тот еще недостаточно отомщен, несмотря на то, что было сделано. Жил человек по имени Хравн. Он был племянником Анунда из Мосфелля. Он был хорошим мореплавателем, и у него был корабль, который стоял в Хрутафьорде. Весной Хермунд, сын Иллуги, выехал один из дому и поехал на север через Хольтувардухейд к Хрутафьорду и прямо в Бордейр к кораблю. Торговые люди были тогда совсем готовы к отплытию. Хозяин корабля Хравн был на суше и с ним много людей. Хермунд подскакал к нему, пронзил его своим копьем и сразу же ускакал прочь.... И за это убийство не было уплачено виры» . И, подводя итог, сага отмечает: «На этом закончилась распря между Иллуги Черным и Анундом из Мосфелля»327.
Подобное же описание мы находим и в родовой «Саге об Эгиле». Друг одного из воинов по имени Торольв, Кетиль Лосось, мстит за его убийство. Когда он узнает, что его друг убит, он нападает на его врагов в усадьбе: «Сыновья Хильдирид и большинство их людей были убиты, а Лосось и его люди взяли все, что могли захватить. Потом он велел погрузить все свое и захваченное добро на два торговые корабля, самых больших, которые ему удалось достать. С ним была жена и дети, а также все те, кто вместе с ним напал на сыновей Хильдирид» .
Можно привести еще большое количество примеров, в частности, из «Саги о Ньяле», которая будет неоднократно упоминаться в нашей работе, поскольку мотив мести занимает в ней ведущую роль.
Нормы «родовых саг» генерализуются в цикле саг королевских, составивших, в конечном счете, грандиозное историко-эпическое полотно «Хеймскринглы» («Круга Земного»). Судьба королевского рода Инглингов становится судьбой страны Норвегии (совершенное в эпические времена отцеубийство предвещает повторяющуюся из поколения в поколение вражду родичей (данный сюжет уже был описан нами выше)). В этой борьбе поднимется и обретет мученическую кончину сакральный патрон Норвегии Олав Святой; языческая королевская слава как воплощение его предопределенной родовыми нормами судьбы осмысливается как небесное спасение, воплощение предопределяющей божественной воли329.
Известный исследователь саг М.И.Стеблин-Каменский отмечал, что «исландец «века саг»» еще во многом варвар. Для него высший долг - это месть за родича, притом месть кровная и жестокая . Исполнению этого долга подчинены все его помыслы. Родовая месть занимает большое место в его жизни.... По-варварски смотрит исландец «века саг» на своего ребенка. Он считает его своей собственностью, которой он имеет право распоряжаться по своему усмотрению. В частности, он имеет право убить своего ребенка (об этом праве говорится, например, в «Саге о Гуннлауге»). По-варварски смотрит исландец «века саг» и на чужестранцев. Грабеж и убийства вне своей страны («викингские походы») он считает делом законным и почетным. Впрочем, в некоторых случаях убийство считалось законным в пределах своей страны. Так, законным считалось убийство человека, осужденного на изгнание, или убийство из мести за насилие над женщиной. Наконец, нельзя забывать и того, что с точки зрения исландца «века саг» рабы стоят как бы вне общества и цена жизни раба не равна цене жизни бонда, т.е. свободного331.
В некоторых сюжетах ПВЛ мотив мести также играет центральную роль. С одной стороны, летописец порицает месть. Например, описывая месть Василька своим врагам, он приводит слова из Библии: «Се же второе мщенье створи, его же не бяше лепо створити, да бы богъ отместник быль, и взложити было на бога мщенье свое, яко же рече пророк: «И вздам месть врагом, и ненавидящим мя вздам, яко кровь сыновъ своихъ мщаеть и мстить, и вздасть месть врагом и ненавидящим его» . С другой стороны, мы находим в ПВЛ встречается и оправдание мести. Отметим в этой связи сюжет о расправе Яня с волхвами. Он спрашивает у «повозников»: «Ци кому вас кто родинъ убьенъ от сею?». Они же реша: «Мне мати, другому сестра, иному роженье». Онъ же рече имъ: «Мьстите своихъ». Они же поимше, убиша я и повесиша я на дубе: отъмсте пргшмша от Бога по правде» . Таким образом, по мнению летописца, справедливая месть «от Бога по правде» оправданна, если речь идет о волхвах, губящих людей силами зла. Такая месть не только не осуждается, а признается должной.
Рассмотрим наиболее показательный сюжет о мести княгини Ольги древлянам за то, что те убили ее мужа Игоря. Данный рассказ резко выделяется на фоне остальных повествований яркой обрисовкой характера Ольги, ее хорошо очерченным образом властного, жестокого, мстительного и не знающего границ в своей мести человека.
Ольга коварна и хитра. Она каждый раз заманивает к себе древлян обманом и лестью. Обратим внимание на то, как в повести выделяются эти черты Ольги. Когда древляне решают выдать ее замуж за своего князя Мала, они приезжают к ней: «И поведаша Ользе, яко древляне придоша, и возва я Ольга къ собе и рече имъ: «Добри гости придоша».... Реша же древляне: «Посла ны деревьска земля, рекуще сице: мужа твоего убихомъ, бяше бо мужь твой аки волкъ восхищая и грабя, а наши князи добри суть, иже распасли суть Деревьску землю, да пойди за князь нашь за Малъ.... Рече же имъ Ольга: «Люба ми есть речь ваша, уже мне мужа своего не кресити; но хочю вы почтити наутрия предь людьми своими» .
