Содержание к диссертации
Введение
Глава Первая Парадоксальная оппозиция «наивного человека» и «массового человека» как компонентов персонажного ряда к теории вопроса 14
1.1. Техника комического 14
1.2. Оппозиция «наивный человек» - «массовый человек» в контексте исторической эпохи
15
1.3. Новое явление простака 21
1.4. Антагонизм простака и массового человека 25
1.5. Простак в системе рассказа как повествовательного жанра 40
1.5.1. Уровень субъектной организации рассказа , 40
1.5.2. Уровень хронотопа в рассказе 47
1.5.3. Уровень речевого стиля 48
1.5.4. Уровень читательского восприятия (ожидания) 48
Глава Вторая. Ситуативный парадокс в прозе «сатириконцев » 52
2.1. Персонаж в ситуации: столкновение поведенческих «кодов» 53
2.1.1. Мировоззренческие основания поведенческой тактики «массового человека» 53
2.1.2. Ритуализация поведения 55
2.1.3. Притворство 55
2,1.4. Театральность 57
2.1.5. Механистичность поведения 60
2.1.б.. Созерцание как модель поведения 64
2.1.6.1. Восприятие персонажем киноштампов 64
2.1.6.2. Восприятие жрецов модернистского искусства и их последователей 68
2.2. Помещение героя в новое (неожиданное, «странное») пространство 75
2.3. Парадоксальная сшибка временных планов 79
Глава Третья. Парадокс как фигура повествования , 81
3.1. Типы повествователей. Парадоксальная «точка зрения» 81
3.2. Выбор рассказчика или героя-повествователя 94
3.3. Социальная роль и словесная «маска» персонажа 104
3.4. «Детскость» как призма восприятия мира 112
3.5. Парадоксальная словесная деталь 118
3.5. Парадоксальная игра с читательским ожиданием 119
Библиографический список 131
- Техника комического
- Оппозиция «наивный человек» - «массовый человек» в контексте исторической эпохи
- Персонаж в ситуации: столкновение поведенческих «кодов»
- Типы повествователей. Парадоксальная «точка зрения»
Введение к работе
При изучении русской сатирико-юмористической прозы начала XX века невозможно обойти вниманием литературное наследие Аркадия Аверченко и Саши Черного - писателей с близкой художественной манерой и сходной писательской судьбой. Для обоих литераторов серьезной школой мастерства оказался журнал «Сатирикон, оба широко использовали все многообразие техники комического, не ощущая тесноты рамок малых повествовательных жанров. Наконец, еще одна — уже биографическая - общая черта: оба вынуждены были покинуть Россию после октябрьских событий 1917 года и закончили свой жизненный путь на чужбине. Процесс изучения творческого наследия А.Аверченко и Саши Черного нельзя считать завершенным. В течение XX века отношение к этим писателям неоднократно менялось и до сей поры не отличается однозначностью в силу как специфики противоречивого исторического времени, так и особенностей их творчества.
Творчество данных писателей можно изучать по-разному. Можно дать общую характеристику пути каждого прозаика, соотнося этапы этого пути с соответствующими периодами отечественного историко-литературного процесса, с многофакторным массивом эпохи. Можно избрать другой подход, поставив во главу угла проблему малого повествовательного жанра и разработки писателями его весьма богатых поджанровых модификаций и инвариантов. Весьма продуктивным может оказаться и максимально полное, комплексное обследование поэтики комического в малой прозе А.Аверченко и Саши Черного во всем обилии составляющих этой поэтики. Не претендуя на универсальную всеохватность, мы избираем более локальный ракурс рассмотрения творчества известных сатириков начала XX века. В поле нашего зрения центральное место будет занимать весьма характерный художественный прием, к которому и А.Аверченко, и Саша Черный охотно прибегали, а именно, введение в художественное произведение необычного, «странного» персонажа, позволяющего менять повествовательную «точку зрения», так сказать, парадоксализировать описываемую реальность.
Актуальность исследования определяется следующим: в сати-рико-юмористической литературе XX века достаточно большое семантическое наполнение приобрела оппозиция: «наивный человек» -«массовый человек». Первый отстаивает право на свой самостоятельный взгляд, каким бы нелепым и по-детски прямолинейным этот взгляд ни казался окружающим. Второй живет по принципу - «быть как все», легко растворяется в уравнивающей всех и вся толпе. Массовый человек - человек с клишированным, стандартным сознанием, с неподвижной ценностной шкалой. Наивный человек всегда вне стандартов, штампов, каких-то устойчивых систем. Проследить, как художественно воплощалась эта оппозиция в творчестве А.Аверченко и Саши Черного и представляется нам в научном плане перспективным.
Парадокс как художественное явление, как отмечено исследователями, особо актуализируется в переходные эпохи, когда та или иная устойчивая система ценностей подвергается сомнению и даже девальвации. Привычное, примелькавшееся, рутинное, банальное в такие исторические периоды начинает остро раздражать общественное сознание, человек хочет выйти из-под власти набивших оскомину стереотипов. Возникает необходимость в резкой смене ракурса видения. Как справедливо полагают современные исследователи, «парадокс - это проблема не бытия, но наблюдателя». Вольф Шмид в своей статье «Заметки о парадоксе» расшифровывает этот тезис таким образом: «Парадокс часто описывает не объективное противоречие в наблюдае мой действительности, а вытекает в большинстве случаев из точки зрения субъективного, сосредоточенного на каком-либо особом аспекте наблюдателя. Взаимоисключающими являются не столько стороны самой действительности, сколько применяемые к ним точки зрения» [177;11].
«Остранить» созерцаемую реальность позволяет наивный взгляд ребенка, иностранца или даже животного, часто наделяемого в художественном произведении антропоморфными признаками и интеллектуальными возможностями. Все это как раз и присутствует в малой прозе Аркадия Аверченко и Саши Черного.
В работе как синонимичные будут использоваться понятия «простак», «простодушный», «носитель наивной точки зрения», «носитель остраненного сознания». Это наши рабочие понятия, которые мы стараемся не связывать ни с театроведческими аспектами функционального толкования понятия «простак» как специфического актерского амплуа, ни с мифопоэтическими выходами на данные категории, связанными с теорией архетипов мифологического сознания. Для нас простак - это персонаж, попавший в мир жизни остальных героев «со стороны», не понимающий «правил игры», тех или иных сложившихся условностей и в силу этого неизбежно «остраняющий» изображаемую реальность. Он всегда подобен знаменитому андерсеновскому малышу, который руководствуясь естественным здравым смыслом, ничтоже сумняшеся, крикнул: «А король-то голый!».
В ходе исследования предстоит выяснить роль такого типа персонажа в литературном процессе начала XX века, в частности, в малой сатирической прозе. Особенности прозы того времени обусловлены рядом причин. Как пишет Н.В.Драгомирецкая, «литература критического реализма, художественного познания по преимуществу (познавалась истина о человеке) уступила место реализму художественного делания, жизнестроения»[69;27]. И еще одно замечание того же исследователя: «...в художественном мире Чехова не стало категории всевластного автора»[69;31]. Причиной случившегося можно считать то, что автор уже теперь перестал обладать «монополией на истину». Одной из особенностей развития русской литературы начала XX века стало то, что авторы предложили читателю диалог на равных. Читатель приглашался к со-познанию, со - творчеству.
Реализм XIX века дал полнокровные картины мира, его всестороннего освоения человеком. Система авторских взглядов, критических и позитивных, была стройной и органично выражалась в отношениях и характерах героев. Рубеж XIX и XX веков поколебал привычные представления. Быстро и бурно текущая действительность, цепь социальных и духовных катаклизмов выдвинули небывало трудные вопросы. Желанная гармоничная картина мира не складывалась. Молодые прозаики освоили принципиально новый тип повествования. Это были небольшие, с предельно упрошенной фабульной основой рассказы, раскрывающие не внешние события, а какое-то отдельное состояние человеческой души. Возник интерес к случайному, непредсказуемому, стихийному психологическому движению. Обычно в связи с этим говорят о наметившейся тенденции лиризации прозы, о стремлении авторов к насыщению повествования элементами импрессионистической стилистики, приводят соответственно в качестве убедительных примеров рассказы И.А.Бунина, творчество Б.К.Зайцева. Но обновление повествовательной техники было в эту пору более широким и многомерным процессом. Одной лиризацией дело не ограничивалось. Введение в систему персонажей сатирико-юмористических рассказов носителя наивной точки зрения, выразителя «детского» сознания тоже есть конкретное воплощение одного из таких отдельных и неожиданных состояний - состояния удивления, подчас недоумения.
Это была реакция на рутину повседневья, на засасывающую трясину житейских мелочей, того смехотворно-нелепого «бытика», о котором так много с неизменной издевкой писал В.Маяковский. Особенно ярко выражалось это при столкновении точки зрения «наивного человека» со стереотипной точкой зрения человека «массового». Конфликт данных точек зрения, их несовместимость и определяет основное содержание анализируемой нами прозы.
Методологической базой исследования стали труды А.Шопенгауэра, Х.Ортеги-и-Гассета, О.Тоффлера, Ч.Тарта и др.;
Предметом исследования является проблема выявления места и функции простака и «массового человека» в поэтике малой сатирической прозы исследуемых авторов. Прописывание всех нюансов оппозиции данных субъектов - один из способов выражения авторской концепции в произведении. Писатели используют столь неординарный способ воплощения авторского мировидения, следуя соображениям, логику которых предстоит выяснить. Данный вопрос можно раскрыть, изучив несколько смежных проблем. Это, во-первых, общие особенности поэтики рассказа как повествовательного жанра, во-вторых, своеобразие персонажного ряда в исследуемой малой прозе, в-третьих, специфика сатирического произведения как такового, в-четвертых, законы сказа как формы повествования и выбор авторами соответствующего речевого стиля.
Задачами настоящего исследования являются:
установить типологию вариантов образного воплощения носителя наивной точки зрения и «массового человека», установить индивидуальные авторские особенности художественного решения данных образов в прозе А.Аверченко и Саши Черного.
Обзор научной литературы по избранной проблеме. Больше всех о творчестве А.Т.Аверченко и Саши Черного писала сотрудница ИМЛИ РАН Л.А.Спиридонова-Евстигнеева в своих достаточно известных исследованиях. В 1968 году она выпустила небольшую монографию «Журнал «Сатирикон» и поэты-сатириконцы». Речь шла только о работавших в данном периодическом журнале поэтах. В 1977 году в издательстве «Наука» вышла книга того же автора «Русская сатирическая литература начала XX века». Там речь шла и о прозе, притом не только о творчестве писателей, связанных с одним журналом, давалась уже более широкая панорама сатирико-юмористических явлений, рассматривались различные жанры. А в 1997 году Л.А.Спиридонова (Евстигнеева) завершила работу над книгой «Бессмертие смеха: Комическое в прозе русского зарубежья», в которой проследила послеоктябрьскую творческую судьбу многих сатириконцев, которые, кстати, в 1931-м году в Париже попытались возродить журнал с тем же названием. Во всех этих трудах творчеству А.Т.Аверченко и Саши Черного уделено немало внимания. К данным авторитетным работам, основанным на многочисленных архивных документах, мы будем в дальнейшем не раз обращаться. В 1980-е годы выходила антология русской пародии начала XX века, составленная О.Кушлиной (ее же перу принадлежит и вступительная статья). В 2000 году вышла достаточно полная антология «Журнал «Сатирикон» и сатириконцы». Обычно в солидных академических «Историях русской литературы» «сатириконцы» не удостаивались особого внимания. Но вот в коллективной монографии «История русской литературы. XX век. Серебряный век» (под ред. Жоржа Нивы, Ильи Сермана, Витторио Страды и Ефима Эт-кинда; М., 1995) о журнале написана специальная статья. Знакомство с перечисленными выше трудами убедило нас в том, что при общем интересе к творческим исканиям А.Аверченко и Саши Черного специ альному изучению оппозиция «наивного» человека и «массового» человека как средство парадоксального постижения абсурдной действительности практически не подвергалась.
Обратимся и к диссертационным исследованиям. Е.К.Гурова в работе «Особенности сатирического дискурса (на материале рассказов и фельетонов А. Т. Аверченко)» (М.,2000) исследует творчество писателя преимущественно в лингвистическом плане. Автор изучает особенности использования в тексте экспрессивных и образных средств языка. Например, одна из частей работы посвящена роли оценочной лексики как средству выражения позиции автора. Эта глава интересна для нас тем, что в ней изучено семантическое наполнение слова «дурак»: «Известно, что посредственные личности и круглые дураки вызывали особую неприязнь у Аверченко. К теме человеческой глупости он возвращался снова и снова. Людям, лишенным способности здраво мыслить, не место в нормальном обществе»[65;36].
Автор особо отмечает, что Аверченко в репликах персонажей или в авторских монологах-размышлениях различными способами стремится избежать «стандарта». Также автор обращается к особенностям повествования от первого и третьего лица как способу выражения субъективно-модальных значений. Исследователь отмечает трансформацию в использовании субъективированной и объективированной форм изложения: «В произведениях времен «Сатирикона» автор показывает свое истинное лицо только в сценах из окололитературной жизни и рассказах об искусстве. Здесь он появляется в качестве проницательного редактора или в роли придирчивого критика, зачастую даже под своей фамилией, и это понятно: здесь он в своей стихии. Но в рассказах, написанных в эмиграции, Аверченко уже всегда предстает самим собой: тоска по родине в корне меняет направленность и тон его поздних произведений» [65; 119].
П.П.Вашко в работе «Аркадий Аверченко - журналист: слагаемые популярности (исследование творческой лаборатории юмориста)» (Минск, 1994) отмечает новаторство писателя: создание системы масок, которые являлись лишь частью его творчества. Также исследователь обращается и к наивному персонажу - ребенку. В прозе Аверченко можно выделить несоответствие внутреннего мира героя внешним проявлениям. В произведениях о детях можно констатировать два не-соответвия. Первое - несоответствие внутреннего мира ребенка внешним проявлениям окружающего его мира. Второе несоответствие возникает при прочтении этих произведений взрослым, который замечает несоответствие детского мира своему пониманию происходящего. Именно при помощи этих двух уровней несоответствия писатель добивается яркой смеховой наполненности произведения.
В этих словах мы находим подтверждение нашему положению о внесистемности простака (ребенка), о чем будет сказано ниже.
Автор отмечает и жанровые особенности произведений Аверченко, который за редким исключением не использовал крупные литературные формы. Его произведения невелики по объему, написаны лаконично, демонстрируют имение создать интригу. Это так называемые малые прозаические формы. Своеобразие художнической позиции в том, что многие его произведения находятся на грани между художественной литературой (беллетристикой) и публицистикой.
Исследователь обращается и к «Запискам Простодушного», отмечая, что образ Простодушного - это во многом образ самого автора, трагический образ. Это - иронически написанная трагедия русского интеллигента. Однако, несмотря на выпавшие на его долю лишения, он остался преданным своей культуре, своему народу.
Автор обращает внимание и на отношение Аверченко к модернизму. Он интересуется искусством вообще и новым в частности, но, посещая многочисленные выставки, не получает удовлетворения от увиденного. Не только потому, что не приемлет нового, а прежде всего потому, что к подлинным талантам в искусстве примешивается толпа шарлатанов.
О.И.Соловьева в работе «Фразеологические единицы как средство создания комического в произведениях А.Т.Аверченко и Н.А.Тэффи» (Магнитогорск, 2001) исследует использование фразеологизмов как средства создания комического. В результате автор пришел к выводам: 1) наиболее активно писатель использует столкновение фразеологизма и контекста, приводящее к логическому противоречию; 2) такие приемы, как насыщение текста фразеологизмами и пояснение фразеологизма, употребляется писателем в тексте и как самостоятельные, и наряду с другими приемами.
Автор обращается и к специфике комических эффектов в прозе Аверченко. Основной чертой комического является противоречивость во всех его проявлениях. Комическое отличает также двойственность, нарушение нормы. Эти черты реализуются в качестве комических при условии «нечувствительности» субъекта смеха и под действием эффекта неожиданности. Природа и сущность комического своеобразно преломляются во фразеологическом контексте с заданностью на комический эффект: в результате ненормативного использования фразеологизма (что является для читателя неожиданным) писатель выражает противоречие, на котором и основывается создание комического.
Поскольку в сопоставительном аспекте в нашей работе будут привлекаться и произведения А.Платонова, постольку есть смысл сказать о некоторых диссертациях о творчестве этого писателя. С.И.Красовская в работе «Поэтика иронии в прозе А. Платонова 20-х годов» (Тамбов,1995) отметила черты платоновской иронии, такие, как осознание человеком несовершенства мира и несовместимости мечты и действительности. Характерологической чертой иронического мироощущения Платонова является восприятие мира в его неустойчивости и незавершенности. Мир воспринимается с позиций относительности. Фигура «дурака» появилась в «Сокровенном человеке». Наивное «дурачество», «валяние дурака», появившееся в ранних рассказах писателя, становится осознанным и превращается в один из важных и любимых иронических приемов Платонова. Носителем иронического начала становится герой, от имени которого прямо или косвенно ведется повествование» [90;71].
Автор отмечает, что иронически окрашенные герои очень близки автору, часто являются носителями авторского мироощущения.
Сказано и о родстве платоновского «природного дурака» с древнерусским дураком, шутом В.Шекспира и «натурным дураком» Н.Лескова.
Упоминается и о мотиве маски, столь актуальном и в творчестве Аверченко и Черного: «В основе пуховско-платоновской иронии лежит прием маски, который создает благоприятные условия для возникновения наивной иронии» [90;74].
И.И.Матвеева в работе «Комическое в творчестве Андрея Платонова 1920-х годов» (М.,1995) отмечает особенности платоновского героя, который отличается от обычного человека внешним видом, логикой высказываний и поступков. Он генетически связан с фольклорным персонажем. Это «маленький человек», смешной чудак, но в то же время он выражает здравые идеи и является носителем народной мудрости. Платонов, в духе народной традиции, дает условный портрет своих персонажей - портрет-маску.
Объектом исследования являются особенности поэтики сатирической прозы А.Аверченко и Саши Черного, а предметом изучения - семантика парадоксального в оппозиции «наивный человек» - «массовый человек».
Основной целью работы, таким образом, стало выявление парадоксальных смыслов оппозиции «наивный человек» — «массовый человек», которая в большом количестве вариантов присутствует в прозе А.Аверченко и Саши Черного. Данная цель определяет и содержание вытекающих из нее конкретных задач:
1. Задача теоретическая. Необходимо определить семантическое наполнение и взаимную соотнесенность таких понятий, как «техника комического», «парадокс», «носитель наивной точки зрения», «массовый человек».
2. Задача историко-литературная. Нужно определить место сатириков А.Аверченко и Саши Черного в литературном процессе первой трети XX века, провести необходимое сопоставление (в рамках избранной темы) с художественным опытом писателей, двигавшихся в сходном направлении.
3. Задача собственно аналитическая. Выявить и изучить в процессе системно-целостного анализа прозаических текстов А.Аверченко и Саши Черного парадоксальные смыслы, которыми наполнена оппозиция «наивного» и «массового» человека.
Методологическую основу диссертации составили труды А.Бергсона, З.Фрейда, В.Шкловского, Х.Ортеги-и-Гассета, О.Тоффлера, Ч.Тарта, Ю.Борева, Д.Николаева, Б.Дземидока, Л.Спиридоновой (Евстигнеевой).
Методы исследования. Специфика избранной темы заставляет воспользоваться исследовательскими возможностями системно-целостного метода изучения, а также сопоставительного анализа (в синхронистическом и диахрони-стическом аспектах).
На защиту выносятся следующие положения:
4. Оппозиция «наивного» человека и человека «массового» выполняет в творчестве А.Аверченко и Саши Черного основную концептуальную нагрузку, является одним из важнейших структурообразующих элементов их прозы.
5. Сама действительность XX столетия во всей совокупности различных факторов и закономерностей пробуждала интерес писателей к феномену «массового» сознания.
3. Русская литература первой трети XX века имеет в качестве важной составляющей парадоксальную образность. Парадокс как вариант приема «остра-нения» помогал опознать абсурдность клишированного сознания, помогал вывести рутинно примелькавшееся «из автоматизма восприятия» (В.Шкловский).
4. Введение в прозу А.Аверченко и Саши Черного носителя «наивной» точки зрения позволяет низвести с «постамента» мнимые общественные ценности и поведенческие стереотипы. Конфликт «наивного» и «массового» сознаний чреват комическим эффектом и служит цели критики необоснованных претензий (как на уровне отдельной личности, так и на уровне целого общества).
5. Художественную реализацию оппозиции носителя «наивной» точки зрения и «массового» человека можно проследить на разных уровнях художественной структуры произведений названных писателей.
Научно-практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть учтены при дальнейшем исследовании русской сатирической литературы первой трети XX века, при разработке вузовских общих и специальных курсов по истории русской литературы XX века, по поэтике сатирического произведения.
Апробация работы. Материалы диссертации докладывались и обсуждались на заседаниях кафедры русской и зарубежной литературы, методики преподавания литературы Самарского государственного педагогического университета, на межвузовской научной конференции «Смех в литературе: семантика, аксиология, полифункциональность» (Самара, 2003). По теме диссертации опубликовано четыре работы (одна из них вышла отдельным изданием).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения. Библиографический список включает 189 наименований.
Техника комического
Творчество А.Аверченко и Саши Черного является убедительной демонстрацией эффективного использования богатых возможностей техники комического. Чтобы адекватно оценить достижения писателей в этой сфере, необходимо прежде всего определиться с самим понятием «техника комического».
Обратившись к различным энциклопедиям, словарям и справочникам, мы обнаруживаем, что слово «техника» имеет целый ряд значений. Во-первых, под техникой понимается совокупность орудий и навыков производства, позволяющих человечеству воздействовать на природу для получения материальных благ; это составляющий элемент производительных сил общества; это отрасль применения орудий труда. Во-вторых, техника в собирательном смысле - это машины, механизмы, устройства, орудия. В-третьих, техникой называют совокупность профессиональных приемов, применяемых в каком-либо деле. Именно это значение мы имеем в виду, когда говорим о пианистической технике, технике спортивной, строительной, о технике стихосложения.
В той сфере словесного искусства, которая называется сатирико-юмористической прозой, тоже есть своя техника - система повествовательных приемов, нацеленных на достижение смехового результата. Данная система имеет многоярусный характер - на каждом уровне литературного произведения могут быть реализованы свои приемы. Они могут касаться построения персонажного ряда, соотношения сюжет-но-фабульных событий и ситуаций, стыковки хронотопических планов, введения в повествование разнообразных «точек зрения», чередования семантически многомерных и эффектных деталей и подробностей.
В теоретическом аспекте о технике комического писали А.Бергсон, З.Фрейд, Ю.Б Борев, Б.Дземидок, Д.П.Николаев и др. В непосредственной практике литературоведческого анализа к этой проблематике обращались Андрей Белый, В.В.Виноградов,. Ю.В. Манн, А.П.Чудаков, М.О.Чудакова, Д.П.Николаев, А.С.Бушмин, Л.А.Спиридонова-Евстигнеева, В.П.Скобелев, С.А.Голубков.
В нашей работе мы будем изучать технику комического в прозе А.Аверченко и Саши Черного в одной плоскости - как специфическую стратегию построения персонажного ряда. Прежде всего нас будет интересовать чреватая комическим результатом оппозиция «наивного человека» (простака) и «массового человека».
Смысл названной оппозиции будет непонятным, если не дать характеристики того исторического времени, когда в литературе стали работать А.Аверченко и Саша Черный.
В начале XX века в Европе формируется так называемая «цивилизация потребления». Это именно цивилизация, а не культура. В связи с многоаспектностью соотношения понятий «культура» и «цивилизация» в данной работе не будут затронуты все стороны этого вопроса. Достаточно определённо можно сказать, что цивилизация ориентируется в первую очередь на достижения в области материального мира, а культура - на вершинные достижения в духовной сфере. М.Пришвин как-то сказал: «Культура - это связь людей, цивилизация - сила вещей».
Цивилизация не борется с культурой, не отрицает её. Скорее происходит взаимопроникновение, это сообщающиеся сосуды. Но цивилизация как сфера материальных и социальных отношений неизбежно накладывает отпечаток на культуру. Одним из аспектов такого влияния стало появление масс-культуры.
Феномен масс-культуры, как и массового человека получил должное осмысление только к середине XX века. Причина в том, что в начале XX века это явление только развивалось. Носители обытовлён-ного сознания существовали во все времена, но лишь на рубеже XIX и XX веков такой тип мышления, преимущественно ориентированный на материально-бытовой мир, становится массовым, преподносится как единственно правильный. Пока этот процесс затрагивал лишь бытовую жизнь и «окраины» культуры, создавая модные направления в искусстве. Но в позднейшее время будет сделана попытка поставить литературу на службу массам. В 1920-е годы возникнет движение «Ударники в литературу», призванное сделать искусство по мысли инициаторов подлинно народным.
Оппозиция «наивный человек» - «массовый человек» в контексте исторической эпохи
Простак в разных ипостасях присутствует во многих произведениях исследуемых авторов. Можно говорить не о единичных случаях появления носителя отстраненного сознания в прозе того времени, а о достаточно распространённом явлении. Фигура простака вызвала интерес у писателей своими возможностями в раскрытии авторской позиции, своею необычностью, оригинальностью и в то же время тесной связью с традициями сатирических произведений прежних лет, что позволило широко использовать «ходячие» сюжеты, мотивы и образы. Образ простака, появившись ещё в фольклоре, просуществовал до нынешнего времени. Интерес к этой фигуре вызван тем, что в ней органично объединяются черты древнего литературного архетипа триксте-ра и черты современного человека. Именно связь с древним литературным архетипом сделала этот образ понятным и неоднозначным одновременно. Это позволило авторам обратиться к опыту, накопленному литературой прежних эпох и одновременно проявить новаторство. Специфика носителя остранённого сознания в том, что этот образ, несмотря на свою древность, остался актуальным и по сей день. Он всегда новичок среди окружающих его людей, своего рода «знакомый незнакомец».
Почему литературе понадобилась такая изобразительная призма, как носитель наивной точки зрения? В этот исторический период под влиянием социально-экономических и политическихъ изменений в сознании многих художников целостная картина мира распадается на части.
Ещё одной особенностью данного времени стало развитие «общества потребления». Гоголевский Плюшкин из гротескной фигуры превратился в массовое явление, обрёл гражданство.
Чтобы вскрыть изнутри очень живучий мир Плюшкиных и Иудушек Головлёвых, писателям понадобилась фигура, максимально отстранённая от критикуемой среды. В данном случае можно пойти разными путями. Один из них - появление в атмосфере повседневья романтически-условного героя, всей своей жизнью ставящего под со мнение незыблемые ранее законы бытия. Это, скажем, персонажи романтических аллегорий М.Горького 1890-х годов. Но возможен и другой путь. Не внешнее, а внутреннее отчуждение от среды. Такой приём позволяет с большей психологической достоверностью раскрыть мотивы поступков современных Плюшкиных.
Есть и ещё одна причина актуализации носителя наивного взгляда на мир. В культуре Европы нач. XX в. наблюдалось торжество прагматизма, т.е. потребительского отношения к жизни. Писатели и поэты, чувствуя потенциальную опасность распространения такой житейской философии, прибегали к различным средствам. В качестве примера можно взять эпатаж футуристов.
У каждого явления есть свои глубокие историко-культурные корни. Есть они и у такого персонажа, как «наивный человек». Изучаемый нами литературный прием имеет долгую историю своего функционирования
. Русский фольклор знает семантически емкую фигуру дурака. Вот мнение Е.Трубецкого: «Фигура дурака, который с видимым безрассудством сочетает в себе образ вещего, составляет один из интереснейших парадоксов сказки. Тайна коренится в противоположности между подлинною, т.е. магическою мудростью и житейским здравым смыслом: первая представляет собою полное ниспровержение и посрамление последнего. Образ «дурака» - специфический вызов здравому смыслу.
Поступки дурака всегда опрокидывают все расчёты житейского здравого смысла, и потому кажутся глупыми, а между тем они неизменно оказываются мудрее и целесообразнее, чем поступки его «умных» братьев. Последние терпят неудачу, а дурак достигает лучшего жребия в жизни, словно он угадывает мудрость каким-то высшим инстинктом» [158;83].
Заметим, однако, что простак не идентичен дураку. Дурак - неразумный, неумный человек, обладающий неразвитым интеллектом или близкий к сумасшествию. Его поступки тоже нарушают привычную логику. Во многом эти понятия синонимичны, четкую границу между ними провести сложно Можно определенно сказать, что главное отличие простака от дурака в том, что дурак выглядит смешно в глазах окружающих, его слова и поступки нелепы и смешны. Простак же не обязательно смешон, он может быть и трагической фигурой, как Простодушный у Вольтера.
Есть и другие отличия. Дурак вырос в некой знаковой системе, он знаком с ней, но не умеет ею пользоваться. Ему известны «правила игры», но он нарушает их из-за непонимания. Простак не просто знаком с той знаковой системой, в которой оказался. Например, герои немецкого фольклора, шильдбюргеры, решили засеять поле солью, чтобы потом снять урожай. Они - дураки, так как до этого занимались земледелием и должны знать, что соль не прорастет. Налицо ошибочное пользование информативной системой. Позже, когда на поле проросла крапива, они пожнут ее и крапива будет жечься. Это будет истолковано как высокое качество соли. Налицо неверное истолкование известной героям знаковой системы. Если бы шильдбюргеры приехали из тех краев, где соль выращивают и попытались бы применить этот способ, но безуспешно, в таком случае их можно было бы определить как простаков.
Персонаж в ситуации: столкновение поведенческих «кодов»
Своеобразный «моральный кодекс обывателя» составил Саша Чёрный. Приведём некоторые положения: «Выпиливай рамки. Не думай о прошлом, т.к. оно прошло. Не думай о будущем, т.к. оно ещё не наступило.
Старайся поглупеть, если это для тебя ещё возможно. Никогда не спорь, ибо все одинаково верят в свои заблужде-ния»[10;61].
В своде этих рекомендаций отражён круг воззрений тех людей, которые окружают носителя «наивной» точки зрения. За внешней простотой этих фраз скрывается подтекст: знай своё место, не пытайся ничего изменить. Но изменения всё равно неизбежны. Исторические потрясения резко изменили условия существования многих.
Писатель находит новую форму для показа сути «человека толпы». Это афоризмы, содержащие элемент абсурдизации. Они являются предельно сконцентрированным выражением взглядов обывателей в представлении Саши Черного. Приведенная цитата как раз и отличается абсурдной псевдоафористичностью.
За внешней простотой эти фразы скрывают глубокий смысл. Что такое «выпиливать рамки»? Значит, не просто заполнять досуг, но и создавать для себя искусственные границы, сознательно создавать ограничения для развития своего духовного потенциала. Второй афоризм подразумевает глупость в конечной степени, т.е. абсолютную, завершённую, стабильную глупость. Но стабильность - это отсутствие динамики, развития, т.е. застой, смерть. Изменения маловероятны. Как известно, возможно сравнение смерти со сном («вечный сон» и т.п.). В таком случае получается логическая цепочка, ведущая к третьему афоризму. В нём говорится о сне. Пока (в стадии сна) сознание человека, т.е. здравый смысл, не включено в процесс деятельности, его обладатель не может адекватно воспринимать действительность. Он спит, находится в мире иллюзий. Пробуждение ото сна, т.е. освобождение от иллюзий, приводит человека в шок, и он стремится заглушить боль, вернуться в привычный мир иллюзий.
Саша Чёрный кристаллизует свои наблюдения в очень ёмких фразах, которые передают его ироничное отношение к образу жизни обывателей. Ещё один пример: "Глупость все ценности превращает в карикатуры: вместо гордости у нее - наглость, вместо общественности - стадность, вместо любви - флирт, вместо славы - успех" [10;81].
Писатель отмечает одну из главных черт обывательского сознания - профанацию, опошление, обытовление всего высокого, приспособление его к своим мелочным нуждам.
Одна из главных составляющих «массового человека» - это тяга к трафаретному, банальному, плоскому. Не случайно простак у сатириков выявляет пошлость той «киножвачки», которая пользуется таким спросом у человека толпы.
Тщетные попытки кинематографа приукрасить действительность жалки и беспомощны с точки зрения простака. Здесь необходимо сделать одно замечание. Критика писателя направлена не на всё киноискусство в целом (оно, кстати, в это время еще лишь формировалось как высокое искусство), а исключительно на коммерческие продукцию - фильмы с откровенно примитивной фабулой, рассчитанные на самого невзыскательного зрителя.
Простак с беспощадной ясностью разоблачает «фабрику грёз». Одним из главных приёмов является контраст сопоставляемых явлений, когда великое ставится на один уровень с преходящим, житейским.
В системе социальных условностей большое значение получает игровое поведение. Одна из существенных особенностей проявления комплекса «светского» человека заключается в том, что он ставит превыше всего внешнюю символику светского этикета, ритуал... Эти искусственные посредники образуют символический космос реализации индивида. Сам процесс возникновения представлений способствует отчуждению сущности человека в виде изображения, символической репрезентации. В итоге получается, что личность человека подменяется социальными масками, созданными в зависимости от ситуации или ожидаемого эффекта. Однако в условиях авторитарной общественной структуры, при тотальной бюрократизации и иерархизации общества этот тип репрезентации становится доминирующим и захватывает практически все социальные слои, все формы общественного сознания. Индивид перестаёт принадлежать самому себе...
А.Аверченко в рассказе «День человеческий» показал такую картину: «Семь человек окружали бледную, истощённую несбыточными мечтами барышню и настойчиво наступали на неё. - Да спойте! Сколько в жизни ненужного: сначала можно было подумать, что просившие очень хотели её пения, а она не хотела петь... На самом деле было наоборот...»[3; 100].
Весь псевдоэстетизм происходящего имеет вполне житейскую подоплёку: девушка ищет жениха. Истинная цель происходящего, как признаётся потом одна из девушек - удачно выйти замуж, обирать мужа и изменять ему по мере сил. Важно, что она признаётся в этом лишь наедине и потому, что её собеседник - человек немолодой и женатый.
В этом же рассказе встречается ещё одна красноречивая деталь: на поминках, куда был приглашён герой, «стол был уставлен бутылками... и икрой, размазанной по тарелке так, чтобы её казалось больше, чем на самом деле». Автор подмечает мещанскую прижимистость даже перед лицом смерти, когда отдают последние почести близкому человеку (умер муж).
Героиня другого рассказа Аверченко - «Жена» - проявляет трогательную заботу о муже. Поначалу жена небрежно относится к своим обязанностям, но когда выясняется, что муж серьёзно болен и он написал завещание на её имя, поведение жены резко меняется. Если раньше она запрещала ему пить вино, курить крепкие сигары, мотивируя это заботой о его здоровье, то после страхования жизни она разрешает и даже поощряет то, что раньше было под запретом. «Я чувствую себя в раю. Я объедаюсь тяжёлыми пирогами, часами просиживаю у открытых окон и сквозной ветер ласково обдувает меня...» [2;97].
Типы повествователей. Парадоксальная «точка зрения»
Важную роль в функционировании структур повседневности играют «социальные маски», то есть роли, которые играют люди в силу обстоятельств или для сокрытия своего истинного «я». Словесная оболочка, как правило, воспроизводит набор социальных условностей, но в такой последовательности и в таком сочетании, которые обеспечивают «я» максимальную маскировку, то есть надёжно укрывают его. Познай самого себя, таким образом, может означать - познай себя, чтобы подчинить мир. Простак же почти никогда не маскирует своё истинное «я», не стремится подладиться под окружение. Причина этого не его нарочитый нонконформизм, а незнание социальных условностей.
В рассказе А.Аверченко «Вечером» автор показывает девочку пяти лет, которая рассказывает взрослому сказку о Красной Шапочке: «- Жила-была Красная Шапочка... - Виноват... Не можешь ли ты указать точно ее местожительство? - ...Взяла она маслецо и лепёшечку и пошла через лес к бабушке... - Состоял ли лес в частном владении или составлял казённую собственность?» 1]
Вопросы взрослого совершенно неуместны, они разрушают субреальность сказки. Конечно, это вопросы жизненные и логичные, но ситуация, контекст их применения исключают их необходимость и значимость. Возможно, с помощью этих уточняющих вопросов взрослый хотел показать несостоятельность детской сказки как особого мира, но на самом деле он грубо разрушил впечатление от сказки.
В отношении произведения, основанного на вымысле, фантазии такие вопросы просто бессмысленны.
Саша Черный часто использовал образ иностранца, призжающего в СССР и удивляющегося несоответствию творимой властью легенды и реальной действительности.
Автор использует приём остранения, чтобы недостатки и комические противоречия советской жизни выглядели более выпукло. Писатель обращается к двум приёмам в описании окружающей действительности: 1.Доводит до максимальной степени антиидеал. 2.Пытается повернуть «примелькавшийся жизненный факт новой, неожиданной гранью»[59;20]. Чтобы ярче показать отрицательные стороны объекта критики, С.Чёрный субъективно избирает «объекты насмешек» привилегии номенклатуры, негласный контроль за гражданами, бедность и озлобление народа.
Используется приём контраста. Например, выдержка из разговора иностранца с гидом: «Вопрос: Что написано на вывеске над этим жалким, грязным сараем? Ответ: «Всё для детей!». «Советский дворец имени Емельяна Пугачёва». В: Что за роскошный особняк с автомобилями у подъезда? 3десь помещается красный дансинг индокитайских агитаторов. »[10;111].
Контраст наблюдается на уровне семантики: жалкий сарай - детский дом. Это неудачная попытка скрыть свои недостатки под значительными и гордыми заявлениями может вызвать только смех. Ведь комический эффект достигается во многом потому, что ничтожное, жалкое стремится казаться величественным и значительным, не замечая этого несоответствия. Так и гид вполне искренне называет сарай, детским домом и не удивляется этому.
Чтобы подчеркнуть нелепость происходящего, автор использует и стилевой контраст: красный - дансинг. До абсурда фразу доводит продолжение: "красный дансинг индокитайских агитаторов". С.Чёрный сочетает слова, соотносимые с различными смысловыми полями. Красный - значит, большевистский, антибуржуазный, революционный. Дансинг -иноязычное слово, «буржуазное», неидейное, к тому же обозначающее развлекательное заведение, что противоречит строгим принципам военного коммунизма.
Используется и игра слов. «В: Какая у вас средняя температура зимой? 0:В домах наших беспартийных -10 градусов, в домах партработников +25градусов, но наша советская водка во все времена года не опускается ниже 40градусов»[10;111].
В словах безымянного советского гида звучит патриотическая гордость за то, что советская, именно советская, а не просто русская водка крепка во все времена года. Писатель оперирует семантикой многозначного слова «крепкий»: крепкий мороз - крепкая водка. «Крепкий» используется и в значении температуры, и в значении процентного содержания спирта в напитке. Даже здесь присутствует идеологический момент: деление людей на партийных и беспартийных со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Простак-иностранец воспринимает советскую жизнь как сон, ему сложно поверить в реальность происходящего. Всё кажется необычным. Поэтому, чтобы показать обыденность с неожиданной стороны, нужен образ пришельца, чужака. В сатирических рассказах С.Чёрного часто присутствует двоемирие: реальность и сон, реальность и сказка, разные социальные слои или разные государства. В каждом мире есть свои правила, т.е. это своеобразная игровая площадка. Игроки действуют по установленным правилам, а т.к. правила статичны в значительной степени, то со временем даже нелепость начинает казаться нормой. Писатель учитывает и такую особенность человеческого сознания как приспособляемость. Человек может приспособиться, привыкнуть почти ко всему. Очень легко это делают носители обыденного сознания. Для таких людей более всего важно то, что касается их повседневной жизни, высокие материи их не интересуют. Мир обывателя - это большей частью вещи, которые его окружают. А бытовой вещный мир мало изменяется с ходом времени, он статичен. Точнее, статичны бытовые отношения и потребности: семья, работа, доход, стремление удовлетворять первичные потребности, т.е. хорошо одеваться, питаться и т.д. Эти потребности были актуальны всегда. Поэтому мышление, ориентированное в первую очередь на материальные ценности, очень живуче.
