Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Роль и место второстепенных писателей в литературном Процессе Стр. 13.
1. «Великие» и «второстепенные» в литературе Стр. 13.
2. Гениальные, великие, талантливые... в читательской памяти потомков
3. Словесность «второго ряда», предвосхищающая новые тенденции в литературном процессе и тонущая в Лете
4. «Второстепенные» авторы в драматическом роде словесного искусства Стр. 59
Глава вторая. П.Н.Меншиков в литературе его времени
1. Известное о П. Н. Меншикове
2. Состав литературного наследия Меншикова
3. Произведения Меншикова в оценках русской критики
4. Писатель «натуральной школы» П.Н. Меншиков в контексте популярного театрального творчества первой половины XIX века
Глава третья. Пьесы П.Н.Меншикова в русской историко-драматургической перспективе
1. «Случайное» и «преднамеренное» в пьесах Меншикова
2. Комический алогизм в пьесах Меншикова
3. «Основное» и «периферийное» в пьесах Меншикова
4. Недостаток, или Новое достоинство: «чеховское до Чехова»
Заключение
Библиография
Приложение
- «Великие» и «второстепенные» в литературе
- Гениальные, великие, талантливые... в читательской памяти потомков
- Известное о П. Н. Меншикове
- «Случайное» и «преднамеренное» в пьесах Меншикова
Введение к работе
Актуальность исследовательской проблемы
Диссертационная работа посвящена проблеме, которая всегда занимала и продолжает занимать умы историков литературы, литературных критиков, ценителей словесных и других искусств. Речь идет о подлинном месте и реальном значении (общественно признанном статусе) писателя (шире -любого деятеля искусств) в общей панораме культурного развития и культурного наследия страны и мира.
Древние греки не случайно считали именно горный массив в Фокиде -Парнас - местом обитания Аполлона и муз, богинь поэзии, искусств и наук. У горного массива есть не только гордо устремленные в небесную высь вершины или гребни хребта, но и примыкающие и ведущие к ним крутые и менее заметные горные цепи, возвышенности и плоскогорья.
Своеобразным камертоном для избранной темы служит следующее суждение А.С.Пушкина из чернового наброска его статьи «Бал» Баратынского» (1828): «Пора Баратынскому занять на русском Парнасе место, давно ему принадлежащее»1. Занять писателю реальное место, ему по праву (и давно!) в отечественной культуре принадлежащее, - вот главная историко-сопоставительная литературоведческая (и теоретическая, и конкретно-историческая) проблема, интересующая нас.
Павел Никитич Меншиков, как принято говорить, «второстепенный» и ныне прочно забытый драматург русской «натуральной школы» 1840-50-х годов. Его имя чаще всего не удостаивается даже упоминаний в беглых
1 Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В 10 т. Изд. 4-е. Л., 1978. Т. 7. Критика и публицистика. С. 59.
перечислениях авторов, входивших по инициативе В.Г.Белинского в своеобразное литературное «объединение», осененное именем и традициями Н.В.Гоголя, в «гоголевское направление русской литературы».
Обстоятельное знакомство с наследием писателя, а также сопоставление его с творческими исканиями литературных современников и потомков, начатое мною ещё в специальном университетском семинаре профессора Аллы Александровны Жук, показывает, что такое положение дел является исторически заведомо несправедливым. При этом важно аргументировано определить место П.Н.Меншикова - драматурга на русском Парнасе.
Степень разработанности проблемы и круг основных источников
Указатели и словари крайне скупо сообщают о П.Н.Меншикове, о датах его рождения и смерти: 1809 - 1879. К этому иногда добавляется, что произведения его «в свое время нравились публике» и что печатался он под псевдонимами: М-в, П и П.М.
В июне 1840 года в «Пантеоне» появляется пьеса П.Н. Меншикова «Благородные люди», единственная, кстати сказать, пьеса, о которой известно, что она была поставлена на петербургской театральной сцене. В «Хронике Петербургских театров» А. Вольф сообщает, что комедия эта оригинальная, что появилась она в 1840-м году, а поставлена в 1864-м, спустя 24 года, что, несомненно, является показатель ее жизнеспособности.
После этого, в 1845 году, в майской книге «Отечественных записок» публикуется одна из самых удачных пьес П.Н. Меншикова «Богатая невеста» за подписью М., не указанной в известном словаре псевдонимов И.Ф. Масанова. Авторское обозначение жанра - «драматический рассказ». В самом жанровом обозначении ощутима общая для всей натуральной школы 1840-х годов прозаизация традиционно «высоких» и «средних» жанров. Позднее, с 1847 по 1855 год, в журнале «Современник» увидели свет еще пять драматических произведений П.Н. Меншикова.
2 Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Эфрона. СПБ., 1896. Т.19.С. 107.
Один из самых скромных библиографических сводов о нем содержится в известном, подготовленном Пушкинским Домом указателе под редакцией К.Д. Муратовой (всего 6 наименований, одно из которых - первый и оказавшийся единственным том его Сочинений за 1840-1847 годы, вышедший в Петербурге в 1858 году объемом в 294 страницы).
В 1999 году вышел 4-й том биографического словаря «Русские писатели» (1800-1917). В нем помещена статья о П.Н.Меншикове, принадлежащая К.Р.Антонову. Эта статья, при всей её очевидной и вынужденной краткости, - самое полное на нынешний день справочное собрание сведений о драматурге4.
А.А. Жук в книге «Сатира натуральной школы» впервые органично вписала П.Н.Меншикова в русский историко-литературный процесс 1840-х годов. В капитальном труде саратовского ученого был предложен тонкий и сложный анализ реалистической сатиры натуральной школы, ее теоретический кодекс, тщательно обследовано массовое журнальное сатирическое искусство. Одно из важнейших достоинств книги А.А. Жук -ее поразительно полная исследовательская конкретность, внимательная сосредоточенность на именах, явлениях, фактах, почти или совсем не учитывавшихся ее предшественниками, огромный охват материала, от несомненной литературной классики до «литературно онемевших окаменел остей», по выражению В.Ф. Переверзева5.
Опираясь на классический труд А.П. Скафтымова «Белинский и драматургия А.Н. Островского» (1952), А.А. Жук отмечала, что «полем
3 См.: История русской литературы XIX века. Библиографический указатель
/ Под ред К.Д.Муратовой. М.; Л.. 1962. С. 454 (№№ 10228 - 10233).
4 Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. М, 1999. Т. 4. С.
11-12.
' Жук А.А. Сатира натуральной школы / Под ред. Е.И.Покусаева. Саратов, 1979. С. 7.
действия новой сатиры оказывалась жизнь как целое, которую еще предстоит исследовать, чтобы найти в ней «порок» там, где он сам себя не замечает, ибо укоренен в моральных «правилах» данной среды» . А.А. Жук рассматривала сатиру натуральной школы в свете известного позднейшего суждения М.Е. Салтыкова-Щедрина о природе сатирического мировидения: «Литература /.../ ведает такие человеческие действия, которые заключают в себе известную степень загадочности и относительно которых публика находится еще в недоумении, порочны они или добродетельны». Сатира натуральной школы передавала ощущение «нелепой странности, несуразности изображаемого»7.
А.А. Жук предваряла конкретно-аналитические главы своей книги таким замечанием, смысл и пафос которого имеет самое непосредственное отношение и к тем работам о натуральной школе, которые выходили и выходят из ее специального университетского семинара: «Задачи анализа, безусловно, не облегчит то обстоятельство, что большинство текстов, которыми предстоит оперировать, - труднодоступны и в настоящее время известны недостаточно даже специалистам. Это заставит цитировать и излагать их подробнее, чем принято обычно. Но миновать тщательный обзор этого материала невозможно. Мы иногда недостаточно внимательны в своей области к тому процессу «накопления культуры», который является законом развития любого вида искусства и непременным условием возникновения шедевров» .
Это суждение А.А.Жук к нашей работе о П.Н.Меншикове имеет самое прямое отношение. П.Н.Меншиков практически полностью забыт, хотя сама несправедливость этого забвения для любого непредвзятого и заинтересованного читателя его пьес совершенно очевидна. Современники,
6 Там же. С. 13.
7 Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1972. Т. 13. С. 509.
8 Жук А.А. Указ. соч. С. 64.
в том числе и наиболее проницательные из критиков, хорошо его знали и искренне сочувствовали его литературному дарованию.
А.А. Жук пишет о П.Н. Меншикове как об одном из систематических «вкладчиков» отдела русской словесности «Отечественных записок» и «Современника», как о литераторе, близком к гоголевской традиции. Обращается внимание на «неуправляемость событий» в его драматических произведениях, на ослабленность драматического начала в его сочинениях.
Для нашей работы особенно ценным напутствием звучат слова автора книги «Сатира натуральной школы» о том, что произведения П.Н. Меншикова заслуживают специального разбора «не только потому, что они талантливы, читательски полноценны и для настоящего времени. Но главным образом по той причине, что в них обнаруживаются - эскизно, в первоначальном наброске - такие тенденции, которые в дальнейшем развитии образуют комедию Островского, юмористический рассказ Чехова /.../ Ясно, что мы вовсе не торопимся утвердить, будто здесь уже «есть» Островский или Чехов. Это не так. Но здесь предсказана возможность их появления и даже отчасти - пути, которые к этому ведут» .
Намеченные здесь (и сперва кажущиеся даже излишне смелыми) параллели «Меншиков - Гоголь», «Меншиков - Островский», «Меншиков -Чехов» и др. постоянно будут в поле нашего зрения.
Литературная судьба писателей так называемого второго ряда часто бывает незаслуженно печальной. С одной стороны, по выражению булгаковского Воланда, «свежесть бывает только одна - первая, она же и последняя. А если осетрина второй свежести, то это означает, что она тухлая». Но в мире негастрономической культуры все значительно сложнее.
Многие исследователи (среди них А.И.Белецкий, Е.И.Покусаев, Г.А.Бялый, С.И.Кормилов, НЛ.Вершинина и мн. др.), как правило, склоняются к мнению, что второстепенные авторы могут быть очень
9 Там же. С. 66.
интересными, что их необходимо изучать. Мало того, без них невозможно полноценное представление о литературе. Они не просто ее «чернорабочие», но и открывают в литературе новые горизонты и делают это вроде бы незаметно, а потом эти открытия закрепляются в истории литературы за другими, «первостепенными» именами.
Объектом исследования является литературное наследие П.Н.Меншикова в непосредственных сопоставлениях с широко известными художественными опытами его выдающихся современников и потомков.
Предмет исследования — комически окрашенные пьесы П.Н.Меншикова - автора «натуральной школы» 1840-50-х годов, рассмотренные с точки зрения природы их драматургического конфликта, основных сюжетных мотивов, специфики характеров, особенностей композиции, диалогов, монологов, ремарок, пауз. Анализ пьес П.Н.Меншикова проводится в необходимых параллелях с художественным творчеством Н.В.Гоголя, А.Н.Островского, А.П.Чехова и других создателей русского театрального репертуара XIX века.
Цель исследования заключается в определении (установлении) достойного места пьес П.Н.Меншикова в истории отечественной драматургии XIX века.
Этой цели подчинены основные задачи исследования:
- анализ традиционной градации писательских «величин» в
литературном процессе, выяснение роли и места так называемых
«второстепенных» писателей в истории словесности;
рассмотрение пьес П.Н.Меншикова в оценках современных ему литературных критиков;
изучение особенностей литературного наследия П.Н.Меншикова -драматурга 1840-50-х годов;
- исследование комедий П.Н.Меншикова в соотнесении с творческой
практикой русских драматургов XIX века.
В основу диссертационной работы положены теоретические и методологические принципы, связанные с разносторонним историко-сопоставительным и целостно-аналитическим осмыслением словесно-художественных явлений «второго ряда», достойных занять своё, объективно давно уже им по праву принадлежащее место в литературном процессе.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что автором впервые делается попытка системно, в необходимых сопоставительных рядах представить художественно-драматургическое наследие «второстепенного писателя натуральной школы» Павла Никитича Меншикова как закономерное и заметное явление русского литературного процесса XIX века, игравшее значительную роль в развитии отечественной словесной культуры.
Положения, выносимые на защиту:
1. Традиционно в сознании потомков каждую конкретную
литературную эпоху представляют писатели, входящие в устоявшуюся
обойму классиков. Между тем, вполне ощутимая, серьезная роль в
художественном процессе должна быть отведена и писателям так
называемого второго и третьего ряда. Многие из них оставили после себя
незаслуженно забытые и яркие образцы словесности, которые позволяют
вносить заметные коррективы в наши представления о литературном
процессе минувших эпох.
Забытые потомками литературные имена и произведения не только живы, но и могут удивлять своей самобытностью, за которой угадываются эстетические открытия, единодушно приписанные «великим». В реальной истории словесности путь к классическим вершинам лежит через множество литературных проб «второго» ряда.
Пьесы П.Н.Меншикова заметно отличаются от наводнивших русскую сцену водевилей, и это отличие заключается прежде всего в том, что у драматурга натуральной школы внешне затейливая фабульная изобразительность, традиционная и стремительно раскручивающаяся
пружина действия начинают заметно уступать место художественным средствам, призванным выразить привычное, монотонное течение будней, нелепость и бессмысленность существования героев.
В драматургии П.Н.Меншикова большая роль отводится необычной поэтике заголовков; внесценическим героям, вовлеченным в основное действие, участвующим в общей конфликтной коллизии; «случайным» диалогам персонажей, уводящим от основной коллизии; многозначительным паузам, щедро используемых драматургом.
Литературное наследие П.Н.Меншикова является существенным вкладом в русскую драматургию XIX века, сопоставимым с достижениями Гоголя - автора «Женитьбы» и «Ревизора», А.Н.Островского - создателя богатейшего театрального репертуара России, предопределившим некоторые существенные завоевания принципиально нового в мировой эстетической культуре чеховского театра.
Практическое значение работы. Материалы диссертации могут быть использованы при чтении общих лекционных курсов по истории русской литературы второй трети XIX века, спецкурсов по истории русской драматургии на филологических факультетах университетов и педагогических институтов, на уроках литературы в средней школе, посвященных общественно-литературному процессу в России. Практическую потребность в сопоставительных разграничениях и определениях роли и места «разновеликих» писателей, художников, деятелей искусства испытывают обычно преподаватели литературы, квалифицированные читатели и критики.
Апробация диссертации. Основные положения диссертационного исследования, посвященные как теории вопроса, так и конкретно-историческим наблюдениям над драматургическими текстами Павла Никитича Меншикова, изложены в докладе на Всероссийской конференции молодых ученых, посвященной памяти профессора А.А.Жук, в 2001 году в Саратовском государственном университете им. Н.Г.Чернышевского, на
семинаре в Институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания в Москве в 2002 году, а также в четырех публикациях по теме диссертации, включая и статью в московском научно-теоретическом и методическом журнале «Русская словесность».
Структура работы определена целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, библиографического свода из 205 наименований.
В приложении к диссертации представлен авторский опыт современного прочтения пьесы П.Н.Меншикова «Шутка» (интерпретация в жанре радиопостановки).
Общий объём исследования составляет 185 страниц.
«Великие» и «второстепенные» в литературе
Традиционно в сознании читателей-потомков каждую конкретную общественно-литературную эпоху представляют писатели, входящие в устоявшуюся и привычную обойму классиков. Классиков мы читаем, а еще больше почитаем. Их мы усердно изучаем («проходим») в средней школе. А если, по счастью, школа занудством своим настойчиво не отваживает нас от классики, то случается, к ней мы обращаемся не раз в своей жизни по самым разным личным, сокровенным поводам.
По мотивам классических текстов на протяжении всего XX века в России и за рубежом создаются театральные инсценировки и киноэкранизации разного достоинства. Немало удач уже и на счету телевизионных версий (сериалов) классических произведений отечественной и мировой литературы. Случается даже так, что удачные телесериалы по мотивам классических произведений Х1Х-ХХ столетий (например, по мотивам романов «Идиот», «Доктор Живаго», «В круге первом» и др.) очень многие российские зрители предпочитают другой, казалось бы, более привычной для них, остросюжетной или слезливо-сентиментальной, мелодраматической продукции, которой регулярно и щедро потчуется наша огромная целевая аудитория.
Классикам и даже их знаменитым героям ставят памятники. Им охотно (в последнее время, правда, всё реже и реже, за исключением ГТРК «Культура») посвящаются теле- и радиопередачи. В XX веке появился даже новый род драматического искусства - радиотеатр, завоевавший и в столице, и особенно, наверное, в провинции большую популярность при обращении прежде всего к сценариям по мотивам классической литературы (в приложении к настоящей диссертации предложен наш собственный опыт в этом аудиожанре).
Юбилеи классиков становятся часто в России, да и во всем мире общенациональными, консолидирующими современников литературными праздниками.
По определению В.Е.Хализева, классика - это некий пик «высокой литературы», «та часть художественной словесности, которая интересна и авторитетна для ряда поколении и составляет «золотой фонд» литературы» .
Но помимо литераторов «первого» ряда всегда были, есть и будут в истории любой национальной словесности (любого национального искусства) авторы «второй», «третьей» и т.д. величины. Эти авторы, кто j вполне справедливо и законно, а кто, напротив, из-за беззаботности, і расточительности и невнимания современников, оказываются не включенными в основной литературный фонд страны, в литературную память не дальних даже, а ближних потомков.
Правда, массовая читательская память, вопреки недавним ещё оптимистическим прогнозам, - материя, как оказывается, очень хрупкая и часто весьма неблагодарная. Память имеет особенность слишком быстро улетучиваться, если ей не обеспечена соответствующая и регулярная подпитка.
Образ человека с неизменной книгой в руке, по крайней мере, в современной России, обманчив. Дело не только в том, что растет новое, «компьютерное» поколение, для которого чтение художественных произведений перестает быть первейшей жизненной необходимостью. В самые последние годы большим успехом у школьников (в целях исключительно практических: для уроков, для экзаменов и тестов) пользуются краткие, сокращенные, до смешного изувеченные и обессмысленные варианты до боли знакомых нам, классических текстов, разнообразные комиксы и т.п.
Дело и не в том, что читают «не там» или «не то». Речь совсем не о том, что читают «где попало»: в поезде, в метро, на пляже и т.д. Это как раз вполне нормально и естественно. Человек «скрадывает» время или пользуется случаем, чтобы приобщиться к книге на ходу, на бегу или на отдыхе. Дело даже не в том, что «массы» охотно воспринимают нехитрые «литературные наркотики», читают (если читают вообще) «ширпотреб», «макулатуру», совсем уж непотребное книжное «пойло», охотно и на скорую руку изготавливаемое новейшими культуртрегерами.
Главное беда, как представляется, прежде всего совсем в другом. Массовый читатель не делает (вернее сказать, не знает) различия между «хорошим» и «плохим», «высоким» и «низким» (и даже «низменным») в художественной словесности, между настоящим искусством и «книжной шелухой» (Сергей Довлатов). Шкала эстетических ценностей для него размыта и неопределенна. А это уже очень тревожный общественно-психологический симптом.
Ведь и детективом не самого высокого сорта можно увлечься человеку, знающему цену высокому, настоящему искусству. Тут главное дело заключается в том, чтобы совершенно разного достоинства художественные произведения «знали свое место», как тень в классической пьесе Е.Л.Шварца. Иначе в обществе начинают заметно преобладать вялая эстетическая всеядность, художественная глухота и полное безразличие.
Тут важна проблема справедливого ранжира, неформального, если угодно, «построения по росту» - в культуре, в искусстве, в том числе и искусстве слова. Для нас, читателей, слушателей, зрителей, всегда важно, кто (или что) важнее, значительнее, ярче, авторитетнее и т.д. Всё, конечно, относительно. Но при невероятно щедром богатстве на знаменательные и выдающиеся явления отечественной культуры, скажем, нашего золотого XIX века, при трудно поддающемся исчислению множестве талантливых имен и талантливых текстов в русской классической словесности позапрошлого теперь уже столетия, рождается знакомый нам эффект пресыщения и нерачительного отношения к наследию прошлых времен. Такое, мол, богатство, что ввек всего не перепробуешь - не перечитаешь. Но тем более важно понимать, что и в этом несметном богатстве должен быть своей порядок для главного и второстепенного, центрального и периферийного.
Работая редактором в практической журналистике (на саратовском радио), я очень часто сталкивалась и сталкиваюсь с необходимостью различения и даже разграничения эстетических, художественных явлений совершенно разного достоинства. Это проблема сугубо практическая, прикладная.
Идет, например, передача о классиках русской поэзии, звучат проникновенные лирические строки великого мастера - тут одна нужна журналистская «подводка» для радиослушателей.
Гениальные, великие, талантливые... в читательской памяти потомков
В 1922 году А.И.Белецкий выступает со статьей «Об одной из очередных задач историко-литературной науки (изучение истории читателя)». Статья эта, вслед за знаменитым программным выступлением 1913 года Осипа Мандельштама «О собеседнике», провозглашает принципиально новые подходы в истории художественной культуры, в литературоведческих исследованиях, связанные с фигурой читателя-адресата и с читательской аудиторией.
Вся система убедительных доказательств А.И.Белецкого ведет к тому, чтобы, наряду с традиционными проблемами (анализом литературного произведения как явления исторического; осмыслением сюжета, композиции, слога в его сущности; освещением роли художественной традиции и новаторства и др.), филолог обратился бы и к освоению существенно важных вопросов, связанных с «влиянием произведения на дальнейший ход литературного развития, восприятием его современниками и ближайшими потомками и разнообразной жизнью его в читательском сознании»38. Вместе с тем, ученый полагает, что «конечно, не всё, дошедшее до нас в словесной форме, равно достойно стать предметом нашего изучения»39.
Предлагавшийся А.И.Белецким критерий для различения литературных произведений разного достоинства очень зыбкий. Имеются в виду в первую очередь распространенные вкусы и предпочтения современного читающего сообщества. При этом «реальные собеседники» писателя делятся, по логике А.И.Белецкого, на две условные большие части: это, во-первых, его «слепые поклон пики «-энтузиасты и это, во-вторых, безразличное «глухое большинство». Уже это различение и уточнение критериев показывает, насколько тут противоречива и неопределенна сама иерархия литературных ценностей, которую могут устанавливать и устанавливают сами читатели в каждую конкретную историческую эпоху.
А.И.Белецкий предлагает различать такие категории читателей-поклонников, влияющих на судьбу давно уже сочиненного художественного произведения: это читатели заинтересованные и весьма субъективные, навязывающие автору свои идеи и образы, и это читатели, сами пробующие себя в литературе, читатели, «взявшиеся за перо» .
Последний тип читателя особенно нас заинтересовал. Ведь здесь имеются в виду не те, кто берется за перо, чтобы «перерабатывать, дополнять, видоизменять чужое и скромно передавать это другим».
Нет, авторы, взявшиеся за перо, по мысли А.И.Белецкого, «сами хотят творить, и если не хватает воображения, на помощь придет читательская память и искусство комбинации, приобретаемое посредством упражнений и иногда развиваемое настолько, что мы с трудом отличим их от природных настоящих писателей».
Подобное творчество - «это обширная и со вкусом убранная библиотека, где он сам - услужливый и любезный распорядитель, с головой, набитой цитатами и литературными впечатлениями от произведений всех стран, веков и народов»41.
Фактически ученый впервые в начале 1920-х годов заговорил о том, что много позднее будет названо в литературной науке «прецедентными текстами» (эффектом «литературы в литературе»). Читательская память писателей последующих поколений подчас очень прихотливо и вместе с тем властно обращается с теми идеями, образами, мотивами и сюжетами, которые появились в предшествующие эпохи.
Писатель как бы творит в живом присутствии тех, кто был до него и оставил свой след в изящной словесности, тех многих художников разных поколений, кто оставил свой заметный след в его собственной читательской памяти. Ведь читательская память - это тоже очень важные жизненные впечатления.
Читатель, взявшийся за перо, может быть и обычным графоманом, и более искусным «притворщиком», использующим пёстрый конгломерат чужого как свое собственное добро, а может быть (при всех своих очевидных заимствованиях) и вполне оригинальным сочинителем новых произведений искусства.
Е.А.Баратынский о стихотворце-графомане иронически колко писал в эпиграмме 1821 года, направленной против своего современника Д.И.Хвостова:
В своих стихах он скукой дышит; Жужжаньем их наводит сон. Не говорю: зачем он пишет, Но для чего читает он?
В непосредственный круг наших диссертационных интересов входит, однако, как раз тот тип писателя, который и оригинален, и одновременно сильно зависим от существующей литературной традиции. Он и читатель, взявшийся за перо, и автор-сочинитель, бывший завзятым, активным читателем тоже. Он, что называется, не хватает звезд с неба, но он художник последовательно честный и пробующий быть по-своему, в меру сил самостоятельным.
Вообще градация в сфере художественного творчества - дело очень деликатное и подчас ненадежное.
Но как показывает опыт, читатели и критики испытывают огромную потребность в разного рода разграничениях и определениях писателей, художников, музыкантов, актеров, деятелей всех видов и родов искусства.
В свое время, только ещё начиная свою работу на радио, в художественной редакции, я стала постоянно обращать внимание на самые частотные «определительные» характеристики, которые обычно, постоянно повторяясь (в связи с юбилейными поводами особенно, в разного рода журналистских календарях знаменательных дат и т.п.), даются русским и зарубежным художникам разного масштаба таланта, разной творческой судьбы.
Регулярные мои наблюдения показывают, что самой распространенной можно считать такую примерно градацию оценок, определяющих масштабы художественных дарований: художник - гениальный (гений)42; великий; - талантливый; - замечательный; - известный (хорошо известный; чуть пониже ступенью -давно известный; в ироническом, язвительном варианте «широко известный в узких кругах»); - знаменитый; - крупный; - видный (маститый)... Поставим здесь многоточие, хорошо сознавая всю приблизительность такого построения, но вместе с тем отдавая отчет в том, что именно так выглядит принятая в сфере культуры градация «отметок» художникам, в том числе и художникам слова.
Известное о П. Н. Меншикове
Сколько-нибудь обстоятельных сведений о Павле Никитиче Меншикове сохранилось до удивительного мало. Ещё одно красноречивое и грустное свидетельство хрупкости и ненадежности человеческой (в том числе и исторической) памяти. Известно, что родился он 9 (21) августа 1809 года в Петербурге. В один год с Гоголем... Умер спустя 70 лет, в 1879 году, там же в Петербурге. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Что ещё известно?
Родом из купеческого сословия. В 1835 году вместе с отцом и братьями возведен в дворянское достоинство, чем был горд и гордости своей не скрывал, хотя и не кичился никогда новым достоинством.
По характеру своему был и слыл человеком открытым, общительным, остроумным и трудолюбивым.
По окончании Санкт-Петербургского высшего училища в 1829 году П.Н.Меншиков определен был в Особенную канцелярию министерства финансов по кредитной части в чине коллежского регистратора.
Чин в России, прямо скажем, очень не высокий, последний, самый младший в табели о рангах. «Сущим мучеником четырнадцатого класса» называет повествователь пушкинского «Станционного смотрителя» своего бедного героя Самсона Вырина с его печально сложившейся судьбой.
Но П.Н.Меншикова ждала вполне благополучная, безоблачная чиновничья карьера: постепенное и неуклонное восхождение по не слишком крутой служебной лестнице.
По финансовой части он служит до 1833 года, а затем переходит в Министерство внутренних дел. Здесь он сначала (до 1837 года) служит младшим помощником, а с 1838 года старшим помощником столоначальника Первого отделения канцелярии.
С 1844 по 1876 год Меншиков уже - чиновник по распоряжению министра. В 1856 году он заседатель в Санкт-Петербургской Палате гражданского суда. 1860-ые годы Меншиков служит в Палате уголовного суда Петербургской губернии.
Вся служба его прошла в Петербурге. Его с полным правом можно считать коренным петербуржцем. Известно, что со своим родным городом Меншиков расставался только во время непродолжительных путешествий по странам Европы.
Меншиков знает и любит разный Петербург, светский, купеческий, разночинный, его улицы и каналы, храмы и соборы, театры, гастроли европейских знаменитостей. В 1840-ые годы это и певица Виардо, и певцы Рубини и Тамбурини, композиторы Ференц Лист и Гектор Берлиоз - сущая, как выражались современники «эпидемия меломании»71. Петербург Меншикова неполон без книжных магазинов и лавок, кофейнь, ресторанов, многолюдных балов и вечеров, без его пригородов и массовых гуляний, пикников, фейерверков и иллюминаций (Меншиков подробно расскажет об этой стороне пригородной петербургской жизни в повести 1861 года «Диета души» (с подзаголовком «Гельсингфорсская легенда»)...
Меншиков умер в чине статского советника. Статский советник - это уже гражданский чин 5-го класса. Лица, его имевшие, могли претендовать на должности ви це-директоров департамента или вице-губернаторов.
Высокий чин, постепенное, но неуклонное служебное «возрастание», дворянское достоинство... Несомненно благополучная, можно даже сказать, успешная и ровная чиновничья судьба.
Но не карьера чиновника составляла смысл его жизни, грела его душу. Павел Никитич Меншиков был безусловно натурой художественной и отличался несомненным литературным (драматургическим) даром, который впервые заметно и чувствительно обнаружился в нем, судя по всему, лишь к тридцати годам, хотя не исключено, что первоначальные литературные пробы и опыты Меншикова до нас просто не дошли.
Он был как раз из числа тех талантливых читателей, кому очень близки были литературные интересы и которые, по классификации А.И.Белецкого (см. первую главу диссертации), самостоятельно брались за перо.
В круг его постоянных друзей, приятелей, близких знакомых неизменно входят известные уже русской читающей публике литераторы. Многие из них - поклонники таланта В.Г.Белинского, группирующиеся вокруг него, входящие в провозглашенную им «школу» Гоголя.
И.А.Гончаров, тоже принадлежавший к этому кругу и хорошо знавший Меншикова, вспоминал: «Белинский бывал виноват в пристрастных - и, с исторической точки зрения, неверных - порицаниях прошлым людям - под давлением своего искреннего влечения к лучшему, которого требовал даже от прошлого, как некоторые ревнивцы скорбят, зачем в любимой женщине не все чисто и светло в ее прошлом»72.
В подобной литературной атмосфере формировались авторские пристрастия Меншикова. Павел Никитич сблизился с кругом по преимуществу молодых людей, воспитанных на Гоголе, ориентированных на журналы «Современник» и «Отечественные записки». Здесь появились и его собственные драматические опыты. Атмосфера творческого подъёма, горячих споров, восхищения новыми настоящими литературными и театральными талантами.
Ф.М.Достоевский вспоминал много позднее, в «Дневнике писателя» за 1877 год, о духовном климате «сороковых годов»: «Тогда это бывало между молодежью; сойдутся двое или трое: «А не почитать ли нам, господа, Гоголя!» - садятся и читают, и, пожалуй, всю ночь. Тогда между молодежью весьма и весьма многие как бы чем-то были проникнуты и как бы чего-то ожидали»73.
Меншиков близко сошелся с литератором Михаилом Александровичем Языковым (1811 - 1885), веселым, остроумным человеком, приятелем В.Г.Белинского и постоянным участником его кружка, служившим директором Петербургского стекольного завода.
Известно, что сам Белинский «высоко ценил в Языкове кротость его характера, мягкость сердца, бесконечную его преданность друзьям и отсутствие эгоизма, доходившее до пренебрежения собственных выгод»74.
«Случайное» и «преднамеренное» в пьесах Меншикова
Речь в этой главе пойдет о некоторых «странных» для современников П.Н.Меїішикова и вполне приемлемых и понятных для более поздних поколений читателей и зрителей особенностях драматургической поэтики создателя «Шутки», «Богатой невесты», «Причуд» и других обозначенных выше пьес.
С точки зрения даже весьма проницательных современников «второстепенного» драматурга, его критиков, в его вещах было немало того «лишнего», случайного, что явно тормозило ход действия, отвлекало от основной фабулы, уводило в сторону от традиционно понятой, целенаправленной интриги и т.п.
Но с позиций будущего русского театра (будущего - в отношении Меншикова) все эти приметы уже не кажутся чем-то досадным и достойным сожаления. Напротив, _системно выраженные, они знаменуют принципиально новые эстетические явления в поздней (конца XIX века) отечественной драматургии.
Избранная в этой главе исследовательская позиция - это взгляд на пьесы , Меншикова в открывающейся для русской драматургии и русского театра исторической перспективе. Представляется, что только так можно определить реальный вклад явно недооцененного Меншикова в русскую словесность.
Очевидно, что нет в истории литературы того, что обычно именуется прогрессом. И в этом отношении, если вести речь о большом историческом времени, абсолютно прав был О.Э.Мандельштам, когда в гениальной статье «О природе слова» в 1922 году писал: «Теория прогресса в литературе -самый грубый, самый отвратительный вид школьного невежества».
И еще там же: «Для литературы эволюционная теория особенно опасна, а теория прогресса прямо-таки убийственна. Если послушать историков литературы, стоящих на точке зрения эволюционизма, то получается, что писатели только и думают, как бы расчистить дорогу идущим впереди себя, а вовсе не о том, как выполнить свое жизненное дело, или же что все они участвуют в конкурсе изобретений на улучшение какой-то литературной \ машины, причем неизвестно, где скрывается жюри и для какой цели эта . машина служит»115. «Жизненное дело» настоящего писателя самоценно. Мысли о том, «как бы расчистить дорогу идущим впереди себя», действительно, не являются определяющими творческий процесс художника. Дорога расчищается . " нечаянно. Это наречие кажется здесь в высшей степени уместным. Цели такой нет, но есть реальное накопление известных эстетических откровений и открытий, которые становятся подчас опорными для тех, кто идет вослед. , Опять же речь не о сознательной опоре на предшественников, а о невольных созвучиях,совпадениях. Речь идет о том, что новые художественные обретения сперва кажутся чем-то неожиданно странным, даже нелепым и избыточным, потом, со временем, они же в чьем-то гениальном воплощении публикой . воспринимаются как нечто системно ярко выраженное и поразительно органичное, а затем уже становятся эстетической традицией. И с традицией этой в новые конфликты вступают новые мастера. И далеко не всегда этим мастерам уготована судьба стать классиками национальной литературы. Нередко их ждет участь именно «второстепенных» писателей.
Вероятно, о прогрессе в художественной словесности все-таки можно говорить применительно к сравнительно небольшим историко-литературным «отрезкам» или «периодам» времени.
Скажем, если внимательно разглядывать какое-то литературное явление на протяжении полувека или трех-четырех десятилетий, разглядывать, как оно появилось, развивалось, во что обратилось и т.д., то получится так, что можно с известной долей условности говорить об «усовершенствовании» некоего приема или некоей эстетической системы, т.е. о некотором прогрессе. В этом смысле справедлива пословица про Москву, которая не сразу строилась.
В литературе, как и в художественной культуре в целом, тоже идет постепенное накопление каких-то существенных эстетических ценностей, которые вдруг являют себя последовательно и блистательно в творчестве гениальных мастеров.
Всё дело в масштабах исследовательских усмотрений, ведем ли мы разговор о большом историческом времени или о сравнительно обозримом «участке» истории.
Что касается Меншикова, то здесь как раз и возможно говорить о том, как его драматургические опыты середины XIX века словно бы нечаянно подготавливали почву для значительных литературных обретений будущих классиков отечественной словесности.
Мы сразу же должны сделать очень важную оговорку для всей последующей системы аргументов. Дело совсем не в том, что Меншиков ; предвосхитил, скажем, Чехова. Дело в другом: «второстепенный» драматург; как бы нечаянно подготавливал почву для той системы эстетических координат, которая в конце XIX - начале XX столетий будет безошибочно определена как чеховская.
В этом отношении очень точной видится логика, которую наметил в свое время известный ленинградский филолог Г.А.Бялый, исследуя манеру письма Гл.Успенчкого: «Он (Гл. Успенский - И.П.) смотрит на эту жизнь не извне, не с некоего расстояния, когда видна только общая картина, а изнутри, когда в глаза бросаются самые мелкие частности, смешные и нелепые на чужой взгляд, но бесконечно существенные и болезненно важные для участников события. Успенский дает им слово, в его рассказах звучит их , речь, но когда автор говорит от себя, он все равно говорит за них, он ведет.. рассказ в их категориях мысли, сохраняя в своей речи их понятия, их меру важного и неважного, значительного и незначительного. В этой «мелочности» рисунка, как и в характере авторской речи, было нечто чеховское до Чехова»116. Последнее словосочетание представляется весьма перспективным с точки зрения литературоведческого изучения «предыстории» больших, великих, гениальных явлений литературной истории. «Чеховское до Чехова» в драматургической практике П.Н.Меншикова интересует нас в этой главе в первую очередь. ; Обратимся к конкретным последовательным доказательствам. Выберем для примера одно из наиболее совершенных произведений писателя - пьесу «Шутка». Поначалу у Меншикова долго нет примет обычного драматического старта. Идет вяловатый разговор двух персонажей - двух девиц о совершенно посторонних и в общем-то сугубо бытовых и «проходных» вещих.
