Введение к работе
В центре исследования находится легендарный сюжет о Тангейзере, отразившийся во множестве художественных текстов мировой литературы. В связи с этим представляется возможным рассмотрение этого сюжета как одного из «вечных сюжетов», или мифов, мировой литературы, а образ Тангейзера — как одного из «вечных образов». Уже сложилась определенная исследовательская традиция рассмотрения «вечных» сюжетов и образов мировой литературы как мифов культуры. Обобщая опыт изучения мифа от немецких романтиков до ритуально-мифологической школы в литературоведении (Н. Фрай, М. Бодкин), Е.М. Мелетинский констатирует тот факт, что «понятие "мифа" постепенно распространилось на такие широкие, чисто литературные обобщения, которые у нас иногда называют "вековыми образами" вроде Дон Жуана, Фауста, Дон Кихота, Гамлета, Робинзона». Употребление понятия "миф" в данном случае подчеркивает высшую степень обобщенности подобного рода образов и спектра сюжетов, с ними связанных. Подобно мифу в узком понимании слова, «вековые образы» стали играть роль мифа по отношению к последующей литературе, в которой они подвергаются все новым и новым интерпретациям. Они моделируют «не только социальные характеры своего времени, но некоторые общечеловеческие кардинальные типы поведения». Мощный мифогенный потенциал легенды о Тангейзере обусловил обширное количество авторских интерпретаций сюжета в зарубежной и русской литературе.
Отправной точкой для создания мифа о Тангейзере в литературе становится немецкая народная баллада, наиболее известным, «каноническим», вариантом которой является баллада «Тангейзер». По легендарному сюжету, христианский рыцарь Тангейзер, проживший несколько лет в горе языческой богини Венеры, пресытился восторгами любви и раскаялся в связи с «дьяволицей». Он покидает гору и отправляется в Рим с пилигримами, чтобы покаяться Папе Римскому. Но как не цвести цветам на Папском посохе, так не будет прощен столь тяжелый грех, – таков вердикт Папы Урбана IV. Тангейзеру ничего не остается, как вернуться в грот Венеры, которая радостно встречает рыцаря. Но не прошло и трех дней, как случилось чудо, и на папском посохе распустились цветы.
Данный сюжет обладал большим мифогенным потенциалом. На поверхностном уровне легенды о Тангейзере наблюдается конфликт между христианством и язычеством, воплощенных, соответственно, в образах Венеры и Папы Римского. Конфликт разыгрывается в душе Тангейзера, который не может выбрать одну из взаимоисключающих сущностей. Также конфликт легенды может быть спроецирован на историю европейской цивилизации, где борются язычество и христианство. В литературе Нового времени противопоставление язычества и христианства в легенде было осмыслено как конфликт между духом и плотью, а Тангейзер, бросающий вызов традиционной христианской морали, понят как борец за свободу нравственного самоопределения личности. Дополнительный мифогенный потенциал сюжету о Тангейзере придает фигура исторического Тангейзера, которой приписаны события, происходящие в легенде. Поскольку реальный Тангейзер был миннезингером, средневековым поэтом, побег легендарного Тангейзера в царство Венеры мог быть понят как вызов художника обществу, как борьба за свободу творческого самоопределения. Именно в этом ключе тему развивали Г. Гейне и Р. Вагнер.
Неудивительно, что сюжет о Тангейзере оказывается востребованным в литературе рубежа XIX-XX вв. на волне интереса к мифу в узком понимании слова. Раздробленная картина мира в данную эпоху провоцирует поиски «скрепляющего» начала. Миф привлекает внимание как философов (Ф. Ницше, А. Бергсон, З. Фрейд, Г. Юнга), так и писателей, сознательно ориентирующихся на миф как на инструмент художественной организации «материала и средство выражения неких "вечных" психологических начал или хотя бы стойких национальных культурных моделей». Особую роль в мифологизировании образа Тангейзера в России играет всплеск интереса к философско-эстетической концепции Р. Вагнера и к вагнеровской интерпретации легенды в музыкальной драме «Тангейзер и состязание певцов в Вартбурге». Вагнер считал миф родоначальником греческой трагедии и прообразом всякого творчества, высшим образцом которого является синтетическая форма искусства — музыкальная драма. С точки зрения Вагнера, «миф полностью овладевает действием и дает универсальный поэтический язык для описания общечеловеческих чувств, вечных коллизий между людьми, движений природы и т. д., для выражения великой драмы, разыгрываемой между природой и культурой, самого трагизма человеческого существования, личного и социального». По Вагнеру, для народа миф выполняет важную практическую функцию — структурирование хаотичного жизненного материала, возврат к первоистокам, «естественным» началам бытия, преодоление субъективизма в процессе всеобщего акта мифотворчества. В России рубежа XIX-XX вв. сюжет о Тангейзере мог стать благодатной почвой для приложения теории Ф. Ницше о дионисийско-аполлонической структуре мироздания и восприятии истории как вечного возвращения. Дионисийская экстатичность, стихийность и плотскость, воплощенные в образе горы Венеры, находятся в вечном противоборстве с аполлонической упорядоченностью, эманацией которой в легенде выступает христианство. Борьба этих двух начал разыгрывается как в фабуле легенды о Тангейзере, так и в вечно повторяющихся ситуациях в истории и в личных судьбах людей. Мистериальное творчество Вагнера, как по мысли самого Ф. Ницше, так и в восприятии русской культуры рубежа XIX-XX вв., было призвано привести два противоборствующих начала к синтезу в музыкальной драме.
Так, образ Тангейзера предполагает как экзистенциальный вектор мифологизирования с извечным противопоставлением духа и плоти, так и социальный вектор с неизбежным столкновением личной активности индивида с обществом. В начале XX в. сюжет о Тангейзере уже был осознан в русском литературоведении как один из вечных образов огромной обобщающей силы: «Имя его [Тангейзера] достойно бессмертия. Оно вплетено в вечный хоровод плеяды великих мировых типов: Дон Жуана, Фауста и Прометея». При этом в современном русском литературоведении и культурологии наблюдается низкая степень изученности мифа о Тангейзере.
Миф о Тангейзере не остался без внимания западных исследователей. Среди основных трудов, посвященных его изучению, следует назвать работы Ф.С. Барто «Тангейзер и Венусберг: Исследование легенды о германском рае», Дж. М. Клифтон-Эвереста «Трагедия рыцарства: происхождение легенды о Тангейзере, О. Лехмана «Происхождение сказания о Тангейзере». Существует ряд исследований мифа о Тангейзере в художественной литературе Германии и Великобритании. Среди них, например, можно назвать труд Д. Кегеля «Обработка сказания о Тангейзере в немецкой литературе XIX-XX вв.» и статью М. Потольски «Декадентская субкультура».
Особое место в научной литературе занимают комплексные исследования. Это монографии, в которых прослеживается история сюжета от возникновения средневековой легенды на основе древнейших мифологических мотивов до формирования мифа о Тангейзере в культуре XVIII–XX вв. (Б. Фасс «La Belle Dame sans merci и эстетика романтизма», Х. Вейгель, В. Кланте , И. Шульц «Тангейзер в искусстве», К. Теббен «Тангейзер: биография одной легенды»). В отечественном литературоведении до сих пор существует единственный масштабный труд по данной теме — диссертационное исследование М.Г. Белоусова «Сюжет о Тангейзере в контексте немецкой литературы XIII–XX веков: К проблеме «вечных героев» европейской литературы», в котором, однако, указанные выше монографии не учтены.
Обобщающего исследования, посвященного рецепции сюжета о Венере и Тангейзере в русской литературе, до сих пор нет. Меж тем богатство литературного материала второй половины XIX – начала XX века позволяет говорить о том, что и в русской литературе данный сюжет играл не последнюю роль и портрет литературной эпохи без внимания к мифу о Тангейзере был бы неполным. Сюжет о Тангейзере отразился в статье Д.И. Писарева «Реалисты», в лирическом цикле К. Бальмонта «Зачарованный грот», в стихотворениях М. Волошина «Тангейзер» и Эллиса «Тангейзер на турнире», в драме «Балаганчик» и поэме «Соловьиный сад» А. Блока, в романах «Крылья» М. Кузмина и «Жертвы страсти» Н. Дингельштедта и в ряде других произведений.
Беглые замечания о связи сюжета о Тангейзере с поэмой «Соловьиный сад» А. Блока были сделаны Д.Е. Максимовым и И.С. Приходько («Сюжет поэмы А. Блока "Соловьиный сад" и его истоки») и Д.М. Магомедовой («Блок и Стриндберг»). В статье Р. Войтеховича «Вагнеровский подтекст в "Стихах к Блоку" Марины Цветаевой» отмечено, что мотив грота Венеры в «Каменном ангеле» связан с оперой «Тангейзер» Р. Вагнера и этот же мотив присутствует в первой части романа Д.С. Мережковского «Петр и Алексей». Сюжет о Тангейзере становится основной темой исследования в статье М. Дьендьеши «Поэма Блока "Соловьиный сад" и сюжет "Тангейзера"». Отражение сюжета о Тангейзере в других произведениях русской литературы до сих пор не привлекало пристального внимания исследователей, а упомянутые замечания требуют разработки.
Актуальность и научная новизна исследования определяются в первую очередь неразработанностью данной темы в научной литературе, отсутствием обобщающего исследования мифа о Тангейзере в русской литературе. Более того, и сам миф о Тангейзере, и традиция его изучения в зарубежной литературе практически не отрефлектированы в отечественной науке. Таким образом, данное диссертационное исследование представляется актуальным не только с точки зрения разработки темы в русской литературе, но и вводит в поле отечественной науки результаты исследований западных ученых. Поскольку предметом данного исследования является миф как категория не только литературоведческая, но и культурологическая, данный труд вносит вклад в исследование культуры России второй половины XIX — начала XX века. Рассмотрение сюжета о Тангейзере в культурном сознании различных эпох — 1860-х годов и декаданса рубежа XIX-XX вв. — дополняет и уточняет те культурные коды, которые существовали в указанный исторический период. Отдельно стоит отметить актуальность данного исследования для музыковедения, особенно для изучения рецепции творчества Р. Вагнера в России, поскольку до сих пор не предпринималось попыток обобщить и отрефлектировать историю постановок и восприятие оперы «Тангейзер и состязание певцов в Вартбурге» критиками и деятелями культуры рубежа XIX-XX вв. Рассмотрение проблемы восприятия оперы в России указанного периода оказывается актуальным не только для характеристики культурного облика эпохи, но и для прояснения источников ряда образов и мотивов художественных текстов начала XX века. В первую очередь это относится к творчеству М. Кузмина и А. Блока. В блоковедении до сих пор не исследовался сюжет о Тангейзере как источник блоковских образов и мотивов на различных этапах «трилогии вочеловечения». Не менее актуальным представляется введение в научный оборот малоизвестных текстов — пьесы-пародии Лео (Л. М. Медведев?) «Стихотворец-декадент», очерка Д. И. Стахеева «Тангейзер: из воспоминаний», шведского романа А. Лундегорда «Новый Тангейзер», романа Н. Дингельштедта «Жертвы страсти: Тангейзер нашего времени». Анализ беллетристики и пародии, как известно, зачастую оказывается более репрезентативным для воссоздания культурного кода и вкусов эпохи, так как демонстрирует «общие места» в литературной практике.
Даже в жанре диссертационного исследования невозможно охватить все тексты, в которых отразился сюжет о Тангейзере. Поскольку в центре нашего внимания оказывается формирование и функционирование мифа, отбор источников продиктован принципом репрезентативности, то есть ценностью рассматриваемых текстов для формирования той или иной вариации мифа о Тангейзере. При таком подходе невозможно избежать некоторой фрагментарности в отборе источников, однако этот же поход позволяет подробнее проанализировать функционирование мифа о Тангейзере во внутренне цельных дискурсах: в либерально-демократической критике «шестидесятников», в художественной практике «декадентской субкультуры», в текстах периода «моды» на Вагнера, рассчитанных на массового читателя, в эволюции поэтики отдельно взятого автора — А. Блока. В то же время отбор источников продиктован междисциплинарным уклоном исследования. Миф о Тангейзере формируется не только в художественных текстах, но и в публицистике, в мемуарной прозе, в опере, балете, живописи, графике.
Исследование в основном проводится на материале художественных текстов -- лирических («Тангейзер» Г. Гейне, стихотворения А. Блока 1898-1915 гг.), эпических (роман А. Лундегорда «Новый Тангейзер», повесть О. Бердслея «История Венеры и Тангейзера», сказка «Рыбак и его Душа» и роман «Портрет Дориана Грея» О. Уайльда, роман «Крылья» М. Кузмина, роман «Жертвы страсти» Н. Дингельштедта»), драматических (либретто оперы «Тангейзер» Р. Вагнера, пьеса-пародия «Стихотворец-декадент», «Балаганчик» и «Песня Судьбы» А. Блока). В рамках исследования мифа о Тангейзере в 1860-е гг. в России в качестве источников привлекаются переводы поэтического текста (стихотворения Г. Гейне «Тангейзер»), статья Д.И. Писарева «Реалисты» и анонимная статья «Новые материалы для биографии и характеристики Гейне». В третьей главе, анализируя восприятие оперы Р. Вагнера в критике, мы активно используем газетные и журнальные статьи и заметки. Для характеристики мифа о Тангейзере в зарубежной культуре второй половины XX в. мы используем в качестве источников живопись («Laus Veneris» Э. Берн-Джонса), графику (иллюстрации к повести О. Бердслея). Балетная сцена вакханалии в постановке М. Фокина оказывается ценным источником для представления о «декадентской» версии мифа о Тангейзере в России. Также к работе по мере необходимости привлекаются источники дневникового и мемуарного характера.
Предметом данного исследования является миф о Тангейзере, сформировавшийся в зарубежной и русской культуре второй половины XIX – начала XX века. Объект исследования - формирование мифа о Тангейзере в зарубежной литературе и его рецепция в русской литературе, то есть формирование мифа о Тангейзере в России. Таким образом, цель исследования - общая характеристика мифа о Тангейзере в зарубежной и русской литературе и культуре второй половины XIX - начала XX века, а также выявление особенностей репрезентации мифа о Тангейзере в нескольких внутренне цельных дискурсах (критика журнала «Русское слово» в 1860-е годы, «декадентская субкультура» начала XX в., беллетристика и пародия начала XX в., творчество А. Блока 1898-1915 гг.). В рамках достижения обозначенной цели необходимо выполнение следующих задач:
1. Охарактеризовать мотивную структуру сюжета о Тангейзере; проанализировать средневековую балладу «Тангейзер» как текст-первоисточник мифа о Тангейзере.
2. Проанализировать трансформацию балладного сюжета о Тангейзере в стихотворении Г. Гейне «Тангейзер»; выявить особенности рецепции стихотворения Г. Гейне в литературной критике журнала «Русское слово» в 1860-е гг. и тем самым описать «шестидесятнический» миф о Тангейзере.
3. Проанализировать трансформацию балладного сюжета о Тангейзере в музыкальной драме Р. Вагнера «Тангейзер»; охарактеризовать особенности восприятия оперы «Тангейзер» в России рубежа XIX-XX вв.; воссоздать историю постановок «Тангейзера» и отрефлектировать их восприятие в России рубежа XIX-XX вв.; проанализировать влияние и особенности отражения оперы в беллетристике и пародии того же периода (А. Лундегорд, Н. Дингельштедт, Д. Стахеев, Л. М. Медведев).
4. Охарактеризовать «декадентский» миф о Тангейзере, сформировавшийся в английской литературе и культуре второй половины XIX века (А. Суинберн, У. Патер, У. Моррис, О. Уайльд, О. Бердслей); прояснить роль образа вакханалии в гроте Венеры в романе М. Кузмина «Крылья»; проанализировать балетную сцену вакханалии из оперы «Тангейзер» в постановке М. Фокина (1910) в качестве визуально-пластического компонента «декадентского» мифа о Тангейзере.
5. Наметить, проанализировать и интерпретировать эксплицитные, имплицитные и возможные рефлексы сюжета о Тангейзере в творческой эволюции А. Блока; охарактеризовать миф о Тангейзере у А. Блока.
Миф как предмет исследования неизбежно определяет широкую теоретико-методологическую базу диссертационного сочинения, так как изучение мифа требует комплексного подхода в работе с материалом. Историко-культурный и сравнительно-исторический методы позволяют анализировать особенности репрезентации мифа о Тангейзере в различные эпохи и в различных видах искусства. В анализе литературных текстов рецепция сюжета о Тангейзере рассмотрена как проблема текста в тексте. Данная проблема, в свою очередь, распадается на два аспекта: проблему бытования средневекового сюжета в художественной литературе Нового времени и проблему творческого взаимодействия индивидуальных художественных систем авторов XIX-XX вв. В обоих случаях мы прибегаем к сопоставительному анализу текстов. С точки зрения З.Г. Минц, существуют две «частные методики» для сопоставительного анализа текстов. Первая «частная методика» воспринимает текст с позиции слушающего, то есть предполагает сосредоточенность на своеобразии автора. При этом тексты-источники «будут интересны лишь с точки зрения преломления их в сознании воспринимающего писателя». Вторая «частная методика» предполагает позицию «говорящего». В этом случае писатель, сколько бы он ни был своеобразен, будет интересовать нас как отражение определенной традиции. Грамотный сопоставительный анализ обязан сочетать оба подхода, «подчиненные более высокой задаче изучения активного взаимодействия текстов в процессе культурного общения». Думается, что понятие рецепции как раз синтезирует две «частные методики», поскольку предполагает активную творческую позицию реципиента по отношению к художественному высказыванию. Адресат сообщения не только «считывает» смыслы, заложенные автором и определяемые социо-культурным горизонтом читателя, но и творчески интерпретирует произведение.
Проблема взаимодействия «своего» и «чужого» в художественном произведении охватывает как проблему бытования древних сюжетов в эпоху личного творчества (путь, намеченный А.Н. Веселовским), так и проблему диалога различных «языков», точек зрения внутри произведения (путь, намеченный теорией романного слова М.М. Бахтина). Ю.Н. Тынянов (в основном в исследованиях по теории жанра) определял влияние «чужого» как генезис, а сравнительно-исторический метод назвал рассмотрением «вопроса о генезисе литературных явлений, предполагая, что второй стороной исследования должен быть внутритекстовый анализ. Вслед за Ю.Н. Тыняновым мы будем обозначать очевидное влияние текста-источника на текст-реципиент как генетическую связь. В других случаях мы будем говорить о типологическом сходстве произведений, сюжетов или мотивов. И тот и другой аспекты, согласно В.М. Жирмунскому, заслуживают внимания исследователя: «Историко-типологические схождения и литературные взаимодействия диалектически взаимосвязаны и в процессе литературного развития должны рассматриваться как два аспекта одного исторического явления». В данном исследовании сопоставляются творческие миры различных авторов, которые обращались к сюжету о Венере и Тангейзере. В книге «Байрон и Пушкин» В.М. Жирмунский пользуется понятием заимствование, которое обозначает «перенесение определенного конкретного мотива» в произведение-реципиент. В нашем случае заимствование — это перенесение конкретного сюжета из текста в текст. Заимствование может быть экстраполировано на всю композицию произведения-реципиента (Например, «Новый Тангейзер» А. Лундегорда или «Жертвы страсти» Н. Дингельштедта), а может быть введено в текст на уровне аллюзии и реминисценции («Крылья» М. Кузмина, «Балаганчик» А. Блока).
В трудах З.Г. Минц и других исследователей, активно пользующихся структурно-семиотическим методом анализа, акцент смещен с регистрации генетических связей на выявление конкретных особенностей текстов, обусловленных зарегистрированными связями. Данная методологическая установка доказывает свою продуктивность и активно применяется в нашем исследовании. Также в исследовании допустимо применение понятия интертекстуальности, но не в постструктуралистском понимании с его установкой на принципиальную невозможность выявления претекстов, а в качестве синонима полигенетичности. В монографии И.П. Смирнова «Порождение интертекста» используется понятие интертекстуальности для обозначения межтекстовых связей, и оно формулируется следующим образом: «Интертекстуальность – это слагаемое широкого родового понятия <…> имеющего в виду, что смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе». В данном определении особую ценность для нас представляет упоминание смешанных искусств и дискурсов, поскольку сюжет о Тангейзере воспринимался русской публикой и через разные формы искусства (художественные тексты, музыка, танец, живопись и графика), и через призму разных социокультурных установок.
Таким образом, рассмотрение сюжета о Тангейзере как мифа, где одновременно существует вся сумма накопленных историей интерпретаций, требует синхронного анализа. Там, где мы занимаемся установлением генетической связи между текстами, мы обращаемся к диахронному анализу.
При исследовании мифа о Тангейзере в России возникает ряд методологических сложностей. Восприятие устойчивого сюжета-мифа чаще всего происходило не через одну из версий легендарного сюжета, а опосредованно: через стихотворение Г. Гейне, через оперу Р. Вагнера, повесть О. Бердслея, через произведения О. Уайльда. В одних случаях текст-источник очевиден. Так, например, в статье Д.И. Писарева «Реалисты» это стихотворение Г. Гейне «Тангейзер». В других случаях не представляется возможным выделить единственный претекст, и речь идет о полигенетичной аллюзии. Например, в романе М.А. Кузмина очевидно присутствие по меньшей мере четырех источников представления о сюжете — оперы Р. Вагнера, романа О. Уайльда «Портрет Дориана Грея», повести О. Бердслея «История Венеры и Тангейзера», а также серии рисунков О. Бердслея к повести. Не всегда можно с уверенностью сказать, был ли автор знаком с тем или иным произведением.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Средневековая баллада «Тангейзер» содержит два структурообразующих мотива (связь человека с иноприродным существом, мотив зацветшего посоха), которые обеспечивают мифогенный потенциал сюжета о Тангейзере для русской литературы (А. Белый, Д. Мережковский, А. Амфитеатров). Трехчастная сюжетная схема баллады «Тангейзер» ложится в основу большого количества текстов о Тангейзере в последующей литературе и воспроизводится в опере Р. Вагнера «Тангейзер».
-
В стихотворении Г. Гейне сюжет о Тангейзере спроецирован на судьбу художника. В литературной критике журнала «Русское слово» (1860-е гг.) формируется «шестидесятнический» миф о Тангейзере как поэте-бунтаре и мученике. Пример такого поэта критики видят в самом Гейне. Романтическая ирония, игра точками зрения и уклонение от однозначной положительной программы в стихотворении Гейне «Тангейзер» остаются вне интересов «шестидесятнической» критики.
-
В 1890-е – 1900-е гг. на волне интереса к философско-эстетической концепции и музыкальным драмам Р. Вагнера опера «Тангейзер» плотно входит в русскую культуру и способствует формированию мифа о Тангейзере в массовой литературе. В пародии «Стихотворец-декадент» (Л.М. Медведев?) и в очерке «Тангейзер: Из воспоминаний» (Д. Стахеев) трагический пафос оперы подвергается комическому снижению. «Стихотворец-декадент» отражает неприятие зарождающегося русского символизма «демократической» критикой в начале 1890-х гг. В романах «Новый Тангейзер» (А. Лундегорд) и «Жертвы страсти (Тангейзер нашего времени)» (Н. Дингельштедт) образ Тангейзера соотнесен с социальным типом, героем времени, не способным пожертвовать личным счастьем для служения обществу или искусству.
-
Как на формальном, так и на идейно-эстетическом уровне роман М.А. Кузмина «Крылья» связан с литературой английского декаданса (О. Уайльд, О. Бердслей). Для «декадентского» мифа о Тангейзере характерны скандальность, интермедиальный тип формирования мифа, изображение грота Венеры как идеального места пребывания художника, утверждение самоценности чувственного опыта. Балетная сцена вакханалии в постановке М. Фокина (Мариинский театр, 1910) входит в круг «канонических» интерпретаций сюжета о Тангейзере в русской «декадентской субкультуре».
-
Миф о Тангейзере в творчестве А. Блока вбирает в себя как черты «шестидесятнической» и «декадентской» версий мифа, так и блоковского мифа о «павшей» героине/пленной царевне/пленном герое. Наложение мифов друг на друга демонстрирует неомифологический тип рецепции сюжета о Тангейзере в творчестве Блока.
