Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Истоки литературно-критического метода В. В. Розанова . 22
1. В. В. Розанов и В. Г. Белинский 25
2. В. В. Розанов и А. А. Григорьев 49
Глава II. Эволюция литературно-критического метода В. В. Розанова . 77
1. Первый этап (1891—1899) Философская критика 79
2. Второй этап (1900—1919) Импрессионистическая критика 116
Заключение 141
Список использованной литературы
- В. В. Розанов и В. Г. Белинский
- В. В. Розанов и А. А. Григорьев
- Первый этап (1891—1899) Философская критика
- Второй этап (1900—1919) Импрессионистическая критика
Введение к работе
В. В. Розанов, подобно Сфинксу, явил своим творчеством великую загадку. Он не написал ни одного художественного (в традиционном понимании) произведения, но многие современники назвали Розанова "одним из первых русских писателей" (П. Струве). Н. Бердяев считал, что "литературный дар его (Розанова. - И. Е.) был изумителен, самый большой дар в русской прозе"1. "После Пушкина, Тургенева, Достоевского, - писал Дм. Философов, - когда, казалось, русский язык достиг предела своей яркости и богатства, Розанов нашел новые его красоты, сделал его совсем иным"2.
Очевидно, что перед нами творчество нетрадиционного, яркого, самобытного автора, не поддающегося каким-либо существующим определениям и характеристикам.
***
Па наш взгляд, приблизиться к пониманию личности и произведений Розанова поможет определение метода его критики.
Встает вопрос о правомерности такого подхода, ведь сам Розанов писал: "Форма: а я - бесформен. Порядок и система: — а я бессистемен и даже беспорядочен"3. Однако, отрицая существующее, автор формирует и утверждает новое, имеющее свой метод, который может отличаться от традиционных. Этот метод складывается под влиянием определенной культурной ситуации.
Розанов принадлежит к "русскому ренессансу" начала XX в., идейное движение, к которому примыкал мыслитель, называют "богоискательством". Оно представлено рядом имен русских религиозных философов конца XIX - начала XX вв.: К. Леонтьев, Вл. Соловьев, Н. Федоров, а несколько позднее - Дм. Мережковский, Н. Бердяев, С. Булгаков, П. Флоренский, Л. Шестов и др.
Из художественных направлений к богоискательству близок символизм. Ряд писателей-символистов выступал также в роли религиозных философов (Дм. Мережковский, А. Белый, Вяч. Иванов)4. Интересен тот факт, что Н. О. Лосский в книге "История русской философии" помещает материал о В. В. Розанове в разделе "Философские идеи поэтов-символистов". Свое решение автор объясняет следующим образом: "Розанов был не поэт, но, как и поэты-символисты, был "ищущим Бога"5.
Религиозные философы явили собой новый тип мыслителя -адогматический, для которого характерно особое мышление. По мнению А. Синявского, этот тип формируется на рубеже веков, в эпоху надломленности, расколотости, царства "апофеоза беспочвенности" (Лев Шестов), когда усиливается иррациональное начало, становясь центром миропонимания людей. Это тип мыслителя, "обеспокоенного не созданием строгой, классической, уравновешенной системы ценностей, но, прежде всего, спасением души, жизни, человечества. Его речь, его система рассуждений принимает подчас порывистую, как бы задыхающуюся, клочковатую форму. В ней звучат угрожающие, пророческие и даже апокалиптические ноты"6.
Дух эпохи уловил и сформулировал в своем труде "Апофеоз беспочвенности: (опыт адогматического мышления)" Лев Шестов. Предлагаемая им программа чрезвычайно близка В. В. Розанову.
Лев Шестов пишет о необходимости новой философии, которая была бы прямо противоположной спокойной, рассудительной философии XIX в.: "Философия должна жить сарказмами, насмешками, тревогой, борьбой, недоумением, отчаянием, великими надеждами"7.
Созданию такой философии должно способствовать новое мышление, названное автором "адогматическим". Особенность нового мышления - в ином способе познания мира: "<...> если вы сохранили живые глаза и чуткий слух — бросьте инструменты и приборы, забудьте методологию и
научное донкихотство и попытайтесь довериться себе <...> Вы разучитесь смотреть вместе со всеми, но научитесь видеть там, где еще никто не видел, и не размышлять, а заклинать, вызывать чуждыми для вас словами невиданную красоту и великие силы"8. Здесь на первый план выдвигается свое чувствование мира. С этим связано обращение к собственному "я" у религиозных мыслителей и вообще к понятию человеческой личности, индивидуальности. И это обращение к собственному "я" становится исходной точкой в их трудах.
Новое мышление постепенно формирует особую манеру повествования. Вот некоторые принципы:
1. В книге не должна присутствовать общая идея, которая
подавляет собой все содержание. "Ее нужно всячески вытравлять, если
только не хочешь стать ее данником и бессловесным рабом"9.
2. Нужно избавляться "раз и навсегда от всякого рода начал и
концов.<...> Незаконченные, беспорядочные, хаотические, не ведущие к
заранее поставленной разумом цели, противоречивые, как сама жизнь,
размышления - ближе нашей душе, нежели системы"10.
Новое сознание и особая манера повествования способствуют выходу философии в художественное творчество, что так ярко проявилось в произведениях В. В. Розанова.
Одной из важнейших особенностей русской религиозной мысли как раз и является то, что она, с одной стороны, перекинула мост между религией и философией (С. Булгаков, П. Флоренский), а с другой стороны, установила связь между философией и искусством (Вл. Соловьев, Дм. Мережковский, В. Розанов).
Русская философия рубежа веков имеет свои истоки.
В кругу религиозных мыслителей была популярна философия Шеллинга, в основе которой лежала полемика с традиционным рационализмом. Шеллинг ратовал за большую ориентированность философии на теологию ("Философия откровения"), ставил во главу угла в
б философии художественно-эстетическое созерцание ("Философия искусства")11.
Важен тот факт, что адогматический тип мыслителя, формировавшийся в России на рубеже веков, уже был знаком западной философии. Розанова не случайно называют "русским Ницше". Есть нечто общее между этими конгениальными натурами. Уже в своем первом сочинении "Рождение трагедии из духа музыки" (1872), в значительной мере посвященном анализу античной трагедии, Ницше развивает идеи типологии культуры, намеченной Шиллером, Шеллингом и немецкими романтиками. Философия Ницше пронизана иррациональным началом. В раннем творчестве он часто обращается к жанру эссе, в более поздний период философия обретает выражение в поэтическом творчестве, легенде, мифе12.
Однако религиозные философы опирались и на русскую культурную традицию. Прежде всего, на Достоевского, которого можно назвать их предшественником и учителем, а также на славянофилов. В. В. Розанов называл своими наставниками И. Киреевского, А. Хомякова, Ив. и Конст. Аксаковых, Ю. Самарина, Ап. Григорьева, Н. Страхова, К. Леонтьева.
Итак, в конце XIX - начале XX в. появляется целая плеяда русских религиозных мыслителей, формирующих в своем творчестве новую философию, имеющую романтический исток и основанную на синтезе разных начал (философии, религии, искусства). В. В. Розанов - ведущий представитель этой философии. Его творчество явило нам наиболее полное и интересное единение философии и искусства.
***
Вершиной розановского творчества является трилогия "Уединенное" (1911), "Опавшие листья" в двух томах, которые автор назвал "коробами" (Короб первый - 1913 год, Короб второй - 1915 год) и "Апокалипсис
нашего времени" (1918). Эти произведения принято считать прозой Розанова, которая стала самой полной, адекватной формой его философии. Трилогия удивительна по жанру, стилю. В ней чудесным образом переплелись философия, литература, критика. Последняя представляет для нас особый интерес.
Критика в творчестве В. В. Розанова занимает достаточно большое место. Уже в первой книге "Легенда о великом инквизиторе": опыт критического комментария" (1891), принесшей автору успех, Розанов выступил в роли критика Ф. М. Достоевского. Затем на протяжении всей творческой деятельности он создавал статьи, посвященные Н. В. Гоголю, А. С. Пушкину, М. Ю. Лермонтову, Л. Н. Толстому и др. Принято считать эту часть наследия наиболее академичной. Однако, на наш взгляд, именно в ней формировалась розановская проза. Можно сравнить все творчество мыслителя с раскидистым деревом, которое служит символом его мировосприятия. Работы разных лет - это "ствол", трилогия - "крона дерева".
В связи с таким восприятием творчества В. В. Розанова возникает определенный взгляд на материал исследования - более целостный, нежели существовавший до настоящего времени. В центре внимания ученых чаще всего оказывались вершинные произведения автора, в то время как литературно-критические работы разных лет оставались в тени. Такой выборочный подход к изучению наследия В. В. Розанова во многом объясняется историей развития розановедения.
Исследователь В. А. Фатеев, проанализировав литературу, посвященную Розанову, пришел к выводу: "Contra" явно преобладало над "Pro" в оценках его (Розанова - И. Е.) творчества при жизни, и только после его кончины к нему постепенно пришло признание. Можно сказать, что современники, за исключением глубоких, творческих натур да небольшого круга единомышленников, не поняли и не приняли Розанова"13.
Действительно, наследие Розанова при жизни автора нередко получало чересчур категоричные, разноречивые и противоречивые оценки.
Ряд статей поражает агрессивным непониманием и нежеланием понимать основы стиля и мировоззрения автора.
"Самым свежим и выразительным примером литературного юродства и кликушества"14 назвал статью В. В. Розанова "По поводу одной тревоги гр. Л. Толстого" В. П. Буренин.
Ведущий критик народничества Н. К. Михайловский негодовал по поводу неудобной "архитектуры книги "В мире неясного и нерешенного", "неясности ее главных терминов". Вопросы, занимавшие сознание мыслителя, казались ему несущественными15.
Уместно назвать заметку "Порфирий Головлев о свободе и вере" Вл. Соловьева, где последовательно проводилась аналогия между Розановым и Иудушкой Головлевым, главным героем романа М. Е. Салтыкова-Щедрина "Господа Головлевы"16. А также статью П. Б. Струве, где автор определяет Розанова как "большого писателя с органическим пороком"17.
Появление столь резких откликов на творчество В. В. Розанова можно объяснить тем, что автор принадлежал, по определению В. Буренина, к "совершенно особого рода критикам"18, отличавшимся нетрадиционным мышлением, которое многим было непонятно и оценивалось негативно. Так, В. Буренин считал, что подобные критики руководствуются "в своих произведениях не логикой, не разумом, а юродством, за которым сквозит фарисейство"19.
Однако нельзя сказать, что в дореволюционной критике не было положительного прочтения творчества В. В. Розанова. Н. Н. Страхов, С. Н. Трубецкой, Волжский (Л. С. Глинка), ранний Д. С. Мережковский, П. П. Перцов высоко оценили литературно-критический талант В. Розанова, а также обозначили отличительные черты его творчества, такие как субъективизм, "сверхъестественную интуицию", антиномизм
мышления и стиля. В. Л. Фатеев отмечал, что большинство статей о Розанове носило тогда частный, обычно полемический характер20. И только в 1918 году появилась монография Э. Ф. Голлербаха, где впервые говорилось о личности В. В. Розанова, были освещены главные этапы его творческой биографии и дана характеристика стиля и мышления писателя. Кроме Э. Ф. Голлербаха, из исследователей постреволюционного периода следует назвать имена С. Н. Дурылина, Д. А. Лутохина, В. Б. Шкловского.
С середины 20-х годов XX века процесс изучения наследия В. В. Розанова в России был приостановлен. Работа в этом направлении была продолжена критиками, писателями, философами русского зарубежья: В. В. Зеньковским, Н. А. Бердяевым, 3. Н. Гиппиус, К. В. Мочульским. Причем со временем отношение к Розанову в эмиграции, где оказались многие его идейные противники (3. Н. Гиппиус, Н. А. Бердяев и др.), стало более терпимым.
В целом, в начале века на первом этапе развития розановедения в работах, посвященных мыслителю, были отмечены основные пути исследования его творчества, а именно:
Современники увидели, что "Розанов вырос из русской культуры свободно и радостно, как цветок"21, продолжив исконно русскую традицию синтеза философии и художественной литературы, а также унаследовав характерную для русских мыслителей страсть к бессистемности (А. С. Глинка-Волжский)22.
Определили истоки творчества мыслителя, назвав Розанова "отроком Достоевского", тем самым уловив духовную близость двух конгениальных натур (Д. А. Лутохин, А. И. Цветаева, Э. Ф. Голлербах)23.
Розанова назвали "первым русским стилистом", в произведениях которого царит "особенная, таинственная жизнь снов, магия словосочетаний, притягивающая чувственность слов" (Н. А. Бердяев, В. Б. Шкловский)24.
4. Было немало сказано по поводу "писательства" Розанова (Н. А. Бердяев, 3. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковский)25.
В 1920 - 1980-е годы центр исследования творчества В. В. Розанова находился на Западе, в среде русской эмиграции, где большой популярностью пользовалось "новое религиозное сознание" мыслителя. Однако и в это время был создан ряд работ на филологические темы. Здесь, в первую очередь, должны быть названы исследования Ю. П. Иваска26, где ценно упоминание о тотальности розановского юмора и наличии лирического начала, В. Н. Ильина27, назвавшего стиль Розанова футуристическим, А. Д. Синявского, воспринимавшего мыслителя как "очарованного странника"28 и проанализировавшего его "Опавшие листья"29.
В целом, в эмиграции о Розанове было написано немало, но исследования русского зарубежья, равно как личность и творчество самого мыслителя, были недоступны российскому читателю вплоть до конца XX столетия. На родине после смерти автора судьба его творчества складывалась трагично. Розанов был "изъят" из русской культуры. Обширное, многоаспектное творчество мыслителя, ставшее еще при его жизни объектом не только читательского, но и научного интереса, на протяжении семидесяти лет было запрещено.
Серьезное изучение наследия В. В. Розанова возобновилось на рубеже 1980 - 1990-х годов. В многочисленных работах, появившихся в конце XX века, преобладающим моментом стало внимание к биографии мыслителя и философско-эстетической составляющей его обширного наследия. Здесь достижения розановедения впечатляют.
Первая российская монография о личности и творчестве В.В.Розанова с 1920-х годов принадлежит В.А.Фатееву30. Автор монографии показал единство философии мыслителя и его стиля, отметил связь Розанова с традицией классической русской литературы и его влияние на писателей XX века. В дальнейшем В. А. Фатеев продолжил
изучение фактов биографии Розанова и, несколько переосмыслив его личность и творчество, создал ряд крупных исследований31.
Большой вклад в развитие современного розановедения внесли биографы писателя-мыслителя Л. Н. Николюкин, В. Г. Сукач32.
В целом, события последних лет дают нам право говорить о том, что создание крупных монографических работ, посвященных В. В. Розанову, это привилегия сегодняшнего дня, так как лишь в настоящее время накоплен необходимый материал (опубликована большая часть розановского наследия, изучаются архивные данные, а также пришло время собрать воедино все то, что было рассредоточено в различных многочисленных статьях о мыслителе на протяжении последних 20 лет). Кроме того, интересен тот факт, что на данном этапе развития розановедения исследователи все чаще начинают обращаться к литературно-критической деятельности В. В. Розанова, тем самым обозначив новый аспект в изучении писателя-мыслителя, который, на наш взгляд, со временем станет одним из центральных.
Определенным препятствием на этом пути изучения критических и историко-литературных взглядов В. В. Розанова была и остается неопубликованность многих произведений данной тематики.
A. П. Николюкин справедливо замечает: "Как литературный критик
Розанов остается до сих пор по-настоящему не прочитан. Не собраны из
газет и журналов его важнейшие статьи о русской и зарубежной
литературе..."33. Но, несмотря на трудности, на пути изучения
литературно-критической деятельности писателя-мыслителя сделаны
определенные шаги.
Уже в 90-е годы XX века исследователи обратили внимание на книгу
B. Розанова "Легенда о великом инквизиторе" Ф. М. Достоевского"
(В. В. Ерофеев, Е. В. Барабанов)34.
Тогда же прозвучала мысль о правомерности
вопроса о системе литературно-критических взглядов В. Розанова35,
а также неоднократно поднималась тема органической связи
мыслителя с культурой XIX века36.
В исследованиях нового столетия В. В. Розанов справедливо назван одним из ведущих критиков Серебряного века, материал о его творчестве включен в учебник по истории русской критики 37.
Важным событием последних лет стало создание "Межрегионального научного центра по изучению и сохранению творческого наследия В. В. Розанова и П. Флоренского" и проведение ежегодных всероссийских розановских чтений в городе Костроме, малой родине критика. Материалы, представленные в разные годы на чтениях В. А. Фатеевым (Санкт-Петербург), Ю. Б. Орлицким (Москва), Г. В. Иванченко (Москва), И. В. Кондаковым (Москва), В. Г. Сукачем (Москва), А. Л. Налепиным (Москва), С. С. Лесневским (Москва), И. А. Едошиной (Кострома), Н. К. Кашиной (Кострома), А. П. Дуриловым (Кострома), Т. А. Елшиной (Кострома), Л. Н. Тагановым (Иваново), 3. Я. Холодовой (Иваново), В. П. Океанским (Иваново) представляют собой мозаику интересных мыслей о В. В. Розанове38.
В настоящее время, наряду с изучением содержательного
аспекта творчества критика, возникшим в 90-е годы XX века39 и не потерявшим актуальности по сей день, большой интерес для исследователей все чаще представляют проблемы методологии, жанрового и стилевого своеобразия его статей40. В этой связи тема нашего диссертационного сочинения, в основе которого лежит проблема метода критики В. Розанова, звучит современно и, как показал анализ существующей научной литературы, на сегодняшний день остается неразработанной. Таким образом, новизна нашего исследования состоит в по возможности полном изучении литературно-критического наследия автора "Листвы", в попытке систематизировать материал, в стремлении проследить развитие метода и определить его истоки.
Недостаточная изученность литературно-критической деятельности В. Розанова объясняется не только особенностью развития розановедения, исследователь сталкивается с проблемами теоретического характера.
Так, на вопрос о месте и роли литературной критики (одного из центральных понятий нашего диссертационного сочинения) в общей системе филологических дисциплин до сих пор нет однозначного ответа41. В ходе дискуссии, развернувшейся в 80-е годы XX века, сложилось несколько точек зрения на данную проблему.
Ряд исследователей рассматривали литературную критику как часть литературоведения, занимающую "в структурном плане промежуточное, пограничное положение между теорией и историей литературы"42.
Однако уже тогда многие ученые не были склонны отождествлять науку и критику, так как "у литературоведения есть свои особенные идеологические задачи, иные по сравнению с задачами литературной критики"43. "Если определить различия их подхода к произведениям художественной литературы в терминах, распространенных в зарубежной современной науке, - пишет Г. Н. Поспелов, - то можно сказать, что литературоведение призвано "анализировать" эти произведения, а литературная критика - их "интерпретировать"44.
Иная точка зрения была высказана Б. И. Бурсовым, В. В. Кожиновым, по мнению которых, только той критике, которая одновременно является и литературой, по силам постигнуть литературный процесс, при этом, постигая сущность личности каждого писателя в отдельности45. Подобное видение критики можно встретить и в современных исследованиях.
И все же сложившиеся два противоположных мнения о литературной критике не отражают всей полноты явления. Поэтому широкое распространение получила точка зрения, согласно которой "критика выступает как нечто третье, отличное от науки и искусства, как сложный синтез разных областей знания: социологии, искусствознания (в том числе
и литературоведения) и т.д., образующий совершенно особую оценочно-нравственную область общественной мысли"46.
Для нас данная точка зрения является наиболее продуктивной, и мы вслед за П. А. Николаевым, Г. Н. Поспеловым, А. С. Куриловым, В. Е. Хализевым считаем, что критика занимает промежуточное положение между наукой и литературой, т.к. имеет свою ярко выраженную специфику.
Прежде всего "критика... - та отрасль, которая занимается не выяснением "что", "как" и "откуда", а оценкой "хорошо" или "плохо"47. Автор критического текста говорит, в первую очередь, о себе и о своей эпохе. Таким образом, критика - это знак культурного самосознания эпохи.
Литературно-критические выступления необычайно разнообразны по установкам и содержанию. "Они могут осуществляться как профессионалами, так и непрофессионалами; иметь различную жанровую форму (эссе, рецензия...); определяться установкой на субъективное самовыражение или объективно достоверное знание; быть сугубо индивидуальным суждением, либо притязать на общезначимость оценки"48. Исходя из данного положения, мы стремимся всесторонне охарактеризовать литературно-критическую деятельность В. В. Розанова.
Посреди многообразия форм литературно-критического творчества, наравне с трудами профессиональных критиков, полноправное место занимают критические выступления писателей и поэтов. Это явление принято называть писательской критикой49.
Называя критику писательской, мы, прежде всего, даем характеристику по принадлежности. Но так как в центре нашего диссертационного сочинения находится проблема метода, для нас данное понятие является не первостепенным. Мы акцентируем свое внимание на таких явлениях, как импрессионистская критика и эссеистская критика, наиболее актуальных для нашей работы.
В зависимости от степени субъективности выделяют догматическую критику (нормативную) и импрессионистскую критику. "Полагая главную свою цель в сохранении свежего, непосредственного впечатления, импрессионистская критика считает себя свободной от концепций и не стремится к выработке целостного взгляда на вещи. Своевольно группируя отдельные наблюдения, критик субъективного толка принимает в расчет только одного читателя - самого себя, собственные эмоции. Импрессионистской критике нередко сопутствуют изящество слога, парадоксальная манера изложения"50, что мы и наблюдаем в творчестве В. Розанова.
На наш взгляд, говоря об импрессионистской критике, мы тем самым определяем эстетические установки автора, а указывая на эссеистское начало, обозначаем жанровую природу критического высказывания.
Мы согласны с мнением В. Е. Хализева, что "эссеистика - это критика в самом полном и строгом значении слова. Она содержит субъективное, эмоциональное, а не объективно-доказующее обоснование оценки произведений, которое, однако, может быть убедительным и действенным. Не систематизация и функциональное рассмотрение текста ее занимают, а осмысление и выражение пробужденных им переживаний"51.
Импрессионизм, эссеистика - это явления, связанные с культурной ситуацией в России начала XX века. По справедливому суждению М. Ю. Эдельштейна, литературная критика, занимающая промежуточное положение между наукой и литературой, тем не менее, в начале столетия тяготела к художественности своих построений текста52. Существенные изменения, произошедшие в структуре критического дискурса, в системе критических жанров, в наборе стилистических средств и т.д., позволяют нам говорить о критике Серебряного века, как о существенно новом явлении, противопоставленном, с одной стороны, литературной критике предшествующих эпох, а с другой, критике формалистов, где художественный и субъективно-оценочный элементы отступили на второй
план и заняли подчиненное положение по отношению к научной составляющей критического текста. Поэтому само понятие "литературная критика Серебряного века" рассматривается нами не только в хронологическом качестве, но и как критическое сознание, организованное особым образом.
В целом литературная критика начала XX века представляет собой уникальное явление в истории критической мысли, которое, к сожалению, на сегодняшний день изучено недостаточно. Явно ощущается неразработанность методологии анализа литературно-критического текста этой эпохи. Наше диссертационное сочинение - одна из попыток наметить пути решения данной проблемы.
Принципиально важным для нас является понятие метода литературной критики.
Чтобы осознать специфику этого термина, "необходимо определить его отличие от понятия литературного метода и направления"53. Очевидна прямая связь между этими явлениями, однако не стоит их отождествлять. "В рамках одного и того же направления возможны различные методы. Понятие же направления в критике, в отличие от понятия метода, может быть признано тождественным с понятием творческого направления"54. Данное уточнение терминологии поможет нам избежать путаницы и глубже определить суть понятия.
В современной науке теория критического метода представлена
работами, в которых предлагаются различные подходы и критерии
определения данного явления. Среди них исследования
Ю. Б. Борева, Р. Т. Громяка, В. С. Брюховецкого, В. В. Тихомирова55.
Для нас представляет особый интерес определение метода критики, предлагаемое В. Н. Коноваловым, которое может быть признано универсальным.
"Метод литературой критики - "это исторически обусловленная система философских, эстетических и теоретико-литературных принципов,
реализующихся в определенном содержательно-функциональном типе
статьи"56.
Итак, осознавая все трудности, мы обращаемся к нашей работе.
***
Объектом анализа в настоящем исследовании является литературно-критическое наследие автора, а именно: его статьи на литературные темы разных лет — наименее изученная часть творчества критика, а также "Легенда о великом инквизиторе" Ф. М. Достоевского", "Литературные изгнанники", "Уединенное", "Опавшие листья" (где сильно критическое начало).
Предметом анализа в нашем исследовании является формирование литературно-критического метода в творчестве В. Розанова. Следовательно, цель диссертационного сочинения - определение метода его критики.
Поставленной цели соответствуют следующие задачи:
изучить литературно-критическое творчество В. В. Розанова в контексте культурной ситуации конца XIX - начале XX веков; установить истоки критического метода; проследить эволюцию метода В. В. Розанова; - выявить своеобразие его литературно-критического наследия. Теоретические принципы и методология диссертационного исследования базируются на историко-типологическом, историко-функциональном и системном подходах к пониманию как литературного процесса, творчества отдельных писателей, так и литературной критики в ее общественном, научном значении и ее собственно художественной ценности.
В. В. Розанов: pro et contra. Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей: в 2 кн. СПб., 1995. Кн. 2. С. 41.
2 Там же. С. 6.
3 Розанов В. В. Литературные изгнанники. Воспоминания. Письма. М, 2000. С. 105.
4 См.: Синявский А. "Опавшие листья" В. В. Розанова. М., 1999.
5 Лосский Н. О. История русской философии. М, 1991. С. 432.
6 Синявский А. Д. Из лекций о В. Розанове // Общественные науки, 1990. №2. С. 175.
I Шестов Л. Апофеоз беспочвенности: (опыт адогматического мышления).
Л., 1991: С. 172.
8 Там же. С. 34.
9 Там же. С. 35.
10 Там же. С. 36.
II См.: Гайденко П. П. Шеллинг//Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
С. 779-780.
12 См.: Там же. С. 437.
13 Фатеев В. А. Публицист с душой метафизика и мистика // В.В. Розанов: pro et contra.
Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и
исследователей. Указ. изд. Кн. 1. С. 16.
14 Буренин В. П. Критические очерки. Литературное юродство и кликушество // Там же.
С. 303.
15 Михашовский Н. К. О г. Розанове, его великих открытиях, его маханальности и
философической порнографии //Там же. С. 337.
16 Соловьев Вл. С. Порфирий Головлев о свободе и вере //Там же. С.337.
17 Струве П. Б. Большой писатель с органическим пороком // Там же. С.378.
18 Бурении В. П. Критические очерки. Литературное юродство и кликушество //Там же.
С. 306.
19 Там же. С. 306.
20 См.: Фатеев В. А. Публицист с душой метафизика и мистика // В.В. Розанов: pro et
contra. Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и
исследователей. Указ. изд. Кн. 1.
21 Пришвин М. М. О Розанове //Там же. С. 124 (6 августа 1937).
22 См., например: Глинка-Волжский А. С. Мистический пантеизм В. В. Розанова // Там
же.
23 См., например: Лутохин Д. А. Воспоминания о Розанове // Там же. С. 193;
Цветаева А. И. Из "Воспоминаний" // Там же. С. 222; Голчербах Э. Ф. Штрихи
воспоминаний // Там же. С. 228.
24 См., например: Бердяев //. А. О "вечно бабьем" в русской душе // Там же. Кн.2. С. 41;
Шкловский В. Б. Розанов //Там же. С. 321.
25 См., например: Бердяев Н. А. О "вечно бабьем" в русской душе //Там же. Кн.2. С. 41;
Гиппиус 3. Я. Задумчивый странник. О Розанове // Там же. Кн. 1. С. 143;
Мережковский Д. С. Розанов//Там же. С. 408.
26 Иваск 10. П. Розанов и о. Павел Флоренский // Там же. Кн. 2. С. 401.
27 Ильин В. Н. Стилизация и стиль // Там же. С. 406.
28 Синявский А. Д. С носовым платком в царствие небесное//Там же. С. 444.
29 Синявский А. Д. "Опавшие листья" В. В. Розанова. М., 1999.
30 Фатеев В. А. В. В. Розанов. Жизнь. Творчество. Личность. Л., 1991.
31 Фатеев В. А. С русской бездной в душе: жизнеописание Василия Розанова. СПб. -
Кострома, 2002.
32 См., например: Николюкин А. Н. Розанов. М., 2001; Сукач В. Г. Детские годы
В. В. Розанова // Чтения, посвященные 80-летию памяти В. В. Розанова.
Кострома, 1999.
33 Николюкин А. Н. Живописец русской души II Роза)іов В. В. Собр. соч.: Среди
художников. М., 1994. С. 11.
34 См., например: Ерофеев В. В. Разноцветная мозаика розановской мысли
II Розанов В. В. Несовместимые контрасты жития. М., 1990. С. 8; Барабанов Е. В.
В. В. Розанов II Розанов В. В. Религия и культура. Т. 1. М., 1990. С. 11.
35 См., например: НалепинА. Л. "Книга - это быть вместе" // Розанов В. В. Сочинения.
М, 1990. С. 15.
36 См., например: Паперный В. Заметки о поэтике В. В. Розанова // Russian (philology en
history). Израиль, 1992. С.341; СукачВ.Г. Неизвестный Розанов // Вопросы
литературы. 1993. № 2. С. 172.
37 История русской литературной критики: Учеб. для вузов / Под ред. В. В. Прозорова.
М., 2002. С. 247-252.
38 См., например: В.В.Розанов. Жизнь. Творчество. Судьба. Кострома, 1999;
Энтелехия. Научно-публицист. журнал. Кострома. 2002. № 5 (январь - июнь).
39 См., например: МиночкинаЛ. И. Смерть А.С.Пушкина в русской философской
мысли (Вл. Соловьев и В. Розанов) // Вестник Челяб. ГУ. Сер. 2. Филология.
Челябинск, 1999. № 2. С. 67; Мипочкина Л. И. Новый взгляд на роль русской критики на рубеже XIX - XX веков (К. Леонтьев и В. Розанов) // Вестник Челяб. ГУ. Серия 2. Филология. Челябинск. 1997. № 2. С. 32; Мипочкина Л. И. В. В. Розанов о Пушкине // Вестник Челяб. ГУ. Сер. 2. Филология. Челябинск, 1999. № 1. С. 126.
См., например: Болдырев Н. Василий Розанов. Челябинск: Урал ЛТД, 2001; Егоров П. А. В. В. Розанов - литературный критик: проблематика, жанровое своеобразие, стиль. Автореф. дисс... канд. филол. наук. М., 2002. См.: Егоров П. А. В. В. Розанов - литературный критик: проблематика, жанровое своеобразие, стиль. Автореф. дисс... канд. филол. наук. М., 2002.
Иезуитов А. Я.. О соотношении исторического и теоретического аспектов в
литературной критике // Проблемы теории литературной критики. Сб. статей. М,
1980. С.42.
Поспелов Г. Н. Литературоведение и литературная критика // Проблемы теории
литературной критики: Сб. статей. Указ. изд. С.35.
Там же. С. 35.
См: Бурсов Б. И. Критика как литература // Современная литературно-художественная критика. Актуальные проблемы. Л., 1975.
Николаев П. А. Самосознание литературной критики // Проблемы теории литературной критики. Указ. изд. СП.
Гаспаров М.Л. Критика как самоцель // Новое литературное обозрение, 1994. №6. С. 6.
Хализев В. Е. Интерпретация и литературная критика // Проблемы теории литературной критики. Указ. изд. С.84-85.
См., например: Бурсов Б. И. Критика как литература // Современная литературно-
художественная критика. (Актуальные проблемы). Указ. изд. С. 107;
Эвеитов И. С. "Степень образованности всей литературы" (О критике вообще и о
писательской критике) // Там же. СА56; Баранов В. И.,
Бочаров А. Г., Суровцев Ю. И. Литературно-художественная критика. М., 1982.
Лакшин В. Я. Критика литературная // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 170.
Хализев В. Е. Интерпретация и литературная критика // Проблемы теории литературной критики. Указ. изд. С.89.
См.: Эдельштейн М. Ю. Концепция развития русской литературы XIX века в критике: наследие П. П. Перцова: Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Иваново, 1994.
53 Тихомиров В. В. Русская литературная критика середины XIX века: Проблемы
критического метода: Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой
степени доктора филологических наук. Новгород, 1997. С. 15.
54 Там же. С. 15.
55 См.: Борее Ю. Б. Эстетика. М., 1981. С.346; Гро.хтк Р. Т. Методологические основы
литературно-художественной критики: Автореф. дисс... д-ра филол. наук. Киев,
1980. С.49-50; Брюховецкий Б. С. Природа, функции и метод литературной критики:
Автореф. дисс... д-ра филол. наук. Киев, 1986. С.6; Тихомиров В. В. Русская
литературная критика середины XIX века: Проблемы критического метода:
Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора
филологических наук. Указ. изд. С. 17.
56 Коновалов В. Н. Литературная критика народничества. Казань, 1978. С. 7.
В. В. Розанов и В. Г. Белинский
Первые высказывания Розанова о творческом наследии критика принадлежат к 90-м годам XIX века. В статье "Три момента в развитии русской критики" автор дал высокую оценку деятельности В. Г. Белинского, обозначил основополагающие моменты его творчества и критики первого этапа в целом: "Отделить в литературных произведениях прекрасное от посредственного и выяснить эстетические достоинства первого - это составляло цель и смысл раннего периода нашей критики. Деятельность Белинского, многолетняя и плодотворная, была высшим выражением этого стремления; и так как в литературе наиболее существенным всегда остается именно прекрасное, - то, каковы бы ни были судьбы нашей критики, как бы ни углубилась она в своем содержании, эта деятельность никогда не будет затемнена и отстранена, но всегда и только - дополнена. Он сделал то, что необходимо было сделать раньше всего в отношении к литературе, и в то же время - это было самое существенное, важное"11. Необыкновенная "чуткость к красоте", безошибочное умение "отделять зерна от плевел", т.е. "угадывать" литературные таланты и сразу обращать на них внимание публики, как в случае с молодыми Н. В. Гоголем, Ф. М. Достоевским, - все эти качества В. Г. Белинского импонировали начинающему критику. Но и по прошествии лет В. В. Розанова будет восхищать тот факт, что "неистовый Виссарион" "критически осветил всю русскую литературу до него и ему современную, и верно, чутко, гениально отгадал только что начавших при нем выступать новых писателей..."12. Только в 90-е годы эта мысль критика получила свое развитие: "Все это и помимо (здесь и далее курсив В. В. Розанова —Я. Е.) его могло бы сделаться, а "новых писателей" оценили бы со временем, потом... Но волнующего и возбудительного его значения никто не мог заменить: и не будь его, все развитие общества совершалось бы потом, гораздо медленнее, более "сквозь сон" (без сновидений, тупой), более апатично и вяло. Он внес живость: вот это - то, за что теперь вся Россия должна положить ему земной поклон"13. Так в творчестве В. В. Розановавозникает мысль о В. Г. Белинском как "учителе всего", которая развивается в юбилейных статьях, посвященных 100-летию со дня рождения критика.
Начало XX века В. В. Розанов называет "последним днем, когда Россия даст Белинскому живую оценку, живое воспоминание..."14. Дело в том, что автор "Листвы" относит себя к поколению, которое последним пережило "горячо и страстно, благоговейно и восторженно" влияние великого критика; поколению, где "нет ни одного теперь из образованных русских людей, в крови и мозгу которого не было бы частицы" Белинского..."15. Речь от имени поколения лишь изредка прерывается лирическими отступлениями от своего имени. С упоением В. В. Розанов вспоминает 3 класс гимназии, когда он "без буквы "Ъ", переписал
"Литературные мечтания": слог его, мысли, пафос, этот летучий язык, обворожил меня, "начинающего писать серьезно" мальчика"16. И далее вновь над "я" доминирует "мы", подчеркивающее "всеобъемлющее, всемогущее" влияние критика: "С Белинского начиналось наше серьезное чтение: это безусловно ecexUV "Все зачитывались Белинским: мы - в 3 классе, но хорошо было известно, что им же зачитывались и семиклассники, и восьмиклассники"17.
От эмоциональных воспоминаний юности своего поколения В. В. Розанов переходит к рассмотрению причин столь масштабного увлечения личностью и творчеством В. Г. Белинского, ведь "он занимался только "критикой". И вот как раз в специфике русской критики автор "Листвы" и обнаруживает объяснение данного явления. "У нас "критика" -совсем не то, что в Германии, в Англии, во Франции". "Ведь в России под критикой всегда разумеется "черт знает что". Разумелось - "решительно все". И по тому, что у нас всегда была критика "по поводу..." "По поводу" - это и прошедшее и будущее, это - вперед и назад, и везде "по сторонам..." Поэтому "русская критика" есть в то же время "русская философия", и - политика, и социология"18.
Критическое изучение вещей "по поводу", составившее суть творчества В. Г. Белинского и позволившее ему создать "метод нравственного воспитания", стало одним из важнейших факторов того, что критик явился для целого поколения "учителем жизни".
С целью изобразить данную мысль более рельефно, автор использует ряд сравнений. "Для молодой России, для всей Восточной Европы он сыграл в XIX веке ту же роль, какую в XVIII веке для Франции и всей Западной Европы сыграла знаменитая "Энциклопедия" Дидро и д Аламбера, но только в других тонах, "в нашем русском духе"19. "У русских Белинский был то же, что у греков Фалес, - муж, "во всем ошибавшийся", но - "первый"... Ведь и про Гегеля говорят, что у него только "метод", а не истины. Нечто подобное, но только в другой сфере, и, пожалуй, в сфере широчайшей - было у Белинского. Как-то необъяснимо в своем лице, в своем способе относиться ко всем вещам, первоначально - к вещам "литературным", а потом и "вообще", "по поводу", - он дал какой-то "моральный канон русскому человеку, русскому уму, русскому сердцу, русскому характеру..."20.
Мысль о значимости в русской культуре такой фигуры, как В. Г. Белинский, неоднократно подчеркивается сопоставлениями. Исходя из положения о том, что "нужно брать соизмеримые, равнозначащие величины и силы, нужно брать действительные соперничества в идейном и духовном мире", В. В. Розанов считает возможным говорить "Достоевский и Белинский", "Толстой и Белинский", "потому что за Достоевского" и "за Толстого" упор, конечно, так же велик, как "за Белинского"21.
И вновь звучат слова, ставшие своеобразным рефреном в статьях В. В. Розанова о критике: "Он положительно наложил свой образ" на "всех нас", и с тех пор и до настоящего времени, почти до нашего времени, мы все имеем в душе, в методах мыслить и относиться к реальному миру, "нечто от Белинского..."22. Одной из "частичек" Белинского стало в творчестве В. В. Розанова продолжение славной традиции критики "по поводу".
В. В. Розанов и А. А. Григорьев
Истоки литературно-критического метода В. В. Розанова стоит искать не только в ранних произведениях В. Г. Белинского, но и в критике А. А. Григорьева.
Творчество создателя русского "органицизма", продолжившего во второй половине XIX века романтические традиции в критике, не было оценено по достоинству его современниками. В. В. Розанов писал по этому поводу: "Аполлон Григорьев был выброшен из литературы русской в качестве "несогласно мыслящего" и поставлен "вне чтения" господствующими корифеями - Добролюбовым, Чернышевским, Писаревым..."85.
Слава пришла к критику посмертно, практически лишь в XX веке, когда социологический критерий оценки литературы, преобладавший в XIX веке, был заменен модернистами на метафизический, то есть возникла ориентация на нечто вечное, стабильное, незыблемое в культуре. А. Блок писал: "Если в XIX столетии все внимание было обращено в одну сторону - на русскую общественность и государственность, — то лишь в XX веке положено начало пониманию русского зодчества, русской живописи, русской философии, русской музыки и русской поэзии"86. Изменилось отношение и к литературно-критическому наследию: на первый план вышли славянофильство, почвенничество. Вот, например, одно из высказываний В. В. Розанова: "Удивительно, что "залежи" славянофильства до сих пор открываются, точно какие-то считавшиеся ни к чему не пригодными вещества, пользу которых открыли только в наше время, - или как в географии бывало с необитаемыми островами, с обледенелыми землями, с незнаемыми тундрами..."87, с особой силой в произведениях мыслителей порубежной эпохи зазвучали идеи Ф. Достоевского, Н. Страхова, Н. Данилевского. В. В. Розанов назвал автора русского "органицизма" "самым вдумчивым и самым глубокомысленным из наших либеральных критиков"88. К.Леонтьев, а вслед за ним многие писатели "серебряного века", к примеру, А. А. Блок, считали его творчество важнее наследия В. Г. Белинского.
С. Носов заметил некую избирательность в восприятии творений критика: "Многие увлеклись, в первую очередь, литературно-теоретическими исканиями Григорьева, подобно, скажем, Леониду Гроссману ... Только А. Блок обратил первостепенное внимание на поэзию Григорьева, пережив горячее и исключительно плодотворное увлечение ею"89. В. В. Розанов же воспринял органично наследие поэта-критика, для него два. начала в творческой деятельности Ап. Григорьева слились в единое целое. Автор "Листвы" писал о том, что критик, — "и сам поэт, -страстно чувствовал человеческое слово, страстно чувствовал поэтические и художественные образы. Это главное - безмерная любовь к великому словесному искусству, - было в нем фундаментом критика"90.
К художественным текстам Ап. Григорьева обращались многие, но никому не был так созвучен он, как В. В. Розанову. Эту особенность отметили уже современники писателя. Так, А. Блок писал о создателе русского "органицизма": "И какая близость с самой яркой современностью, с "Опавшими листьями" Розанова. Ведь эти отрывки из писем - те же "Опавшие листья"91. На эту особенность обратили внимание и современные исследователи. Так, С. Носов отмечает: "...Проза Ап. Григорьева - один из немногих на русской почве ростков лирико-философской исповедальной прозы. Только на рубеже XX века в художественно-биографических и философских этюдах В. Розанова зазвучали отчетливые отголоски григорьевских исканий"92.
Итак, если точки соприкосновения лирико-философской прозы автора "листвы" и творчества Ап. Григорьева найдены, то вопрос о перекличке методов их критики остается на сегодняшний день открытым. Изучение данной проблемы и легло в основу второго параграфа первой главы нашего диссертационного сочинения.
Уже в начале творческого пути В. В. Розанов проявил немалый интерес к наследию А. А. Григорьева. В статье "Три момента в развитии русской критики" автор назвал "органическую критику" "третьим течением": "Его начинателем и точным выразителем был Ап. Григорьев; тонким , настойчивым и успешным истолкователем является в наше время г.Страхов ... Она (критика. - И. Е.) задалась целью объяснить и истолковать их (литературные произведения. - И. Е.). Это достигалось, во-первых, раскрытием существенных и своеобразных черт в каждом литературном произведении, и, во-вторых, определением его исторического положения, то есть, органической связи с предыдущим и отношения к последующему"93.
В дальнейшем интерес не ослабевал. "Органическая критика" А. А. Григорьева - ее методология, основы интерпретации литературных произведений, философский базис - оказались близки В. В. Розанову. Рассмотрим, как повлиял метод А. А. Григорьева на творчество автора "Листвы".
Прежде всего, обратимся к характеристикам создателя русского "органицизма": "Романтически-возвышенный душевный строй, доброта и деликатность сочетались в нем с безалаберностью, безволием, наивным тщеславием..."94. "Совмещение в одном человеке стольких дарований делало Григорьева такой творческой натурой, которая не поддается каким-либо односторонним определениям и характеристикам"95.
Первый этап (1891—1899) Философская критика
О том, что 90-е годы "составляли совершенно особую полосу в жизни В.В. Розанова"4, писал еще Э. Голлербах. Он справедливо отметил ярко выраженное полемическое начало в творчестве мыслителя данного периода. Проблема периодизации была поставлена, но ее решение не получило дальнейшего развития. В данном диссертационном сочинении мы попытаемся найти решение существующей проблемы путем создания по возможности полной характеристики начального этапа творческого пути критика.
О своих ранних произведениях В. В. Розанов писал: "Всякий написанный труд созидает в голове написавшего форму, которая неодолимо хочет подчинить себе следующий труд. После "О понимании" у меня всякое написание, за которое я садился, слагалось с первых же строчек, "парило" с первых же строчек, - непременно торжественных, протяжных, медлительных..."5.
Одной из таких "парящих" работ стал перевод "Метафизики" Аристотеля, где начинающий автор попытался постичь суть метода античного философа. Этот уникальный труд, как и большинство розановских произведений 90-х годов, остался незамеченным современниками. На одну из причин такой несправедливости указал Бибихин: "Наша философская культура по разным причинам сложилась в преимущественной или вернее исключительной ориентации на платонизм. Он с его высоким стилем, риторической пышностью, легким переходом в мифологию и мораль веками доминировал в школьном преподавании и определял лицо всей нашей публицистики и в основном также философии, за исключением конечно Пушкина с его ровной классической прозой, в большой мере Льва Толстого, а также может быть неудачливого Чаадаева и плохо понятого Леонтьева"6.
В. В. Розанов стал одним из немногих мыслителей, продолживших в России аристотелевскую традицию. Автор "Листвы" угадал и возродил "дух" философии античного мыслителя. Мягкость и теплота повествования, внимание к ближайшему стали отличительной чертой произведений В. В. Розанова, чуждого морализаторства, риторики, абстрактных образов, отвлеченных схем7.
Сама работа представляет собой не столько перевод и комментарий, сколько "талантливое ученичество, движение ума навстречу Аристотелю, дружественную мысль"8. В письме от 29 апреля 1888 года Н.Страхов писал В.Розанову: "Редакция просит: 1) сделать перевод еще ближе к подлиннику, избегая перифраз, и 2) выпустить примечания, кроме самых необходимых. Неудобны все примечания, слишком элементарные, или слишком далеко уходящие от текста"9. Обе просьбы для автора "Листвы" невыполнимы. В перифразе, в примечаниях и есть уникальность произведения. В. В. Розанов не переводчик, а творец, мыслитель. Он останавливается на спорных местах в "Метафизике" и выдвигает свои предположения, догадки, тем самым вступая в диалог с античным философом10. Интересны размышления начинающего автора об аристотелевском методе, который в итоге определяется как историко-критический.
В 90-е годы постепенно формировался метод и самого автора "Листвы". Н. Страхов писал своему молодому другу: "Ваши статьи, как и Ваша книга, страдают неопределенностью предмета и неопределенностью метода"11. На что В. В. Розанов уже в 1913 году ответил: "Темы и предметы совершенно мне чуждые тогда и теперь"12. А вот еще упреки "наставника" в адрес начинающего автора: "Вы не повторяете именно потому, что не доводите Вашей мысли до конца, или недостаточно строго ее ставите"13; "все Ваши недостатки, т.е. Вашего писания, сказались в Вашей статье, отвлеченно, неопределенно, без строгого метода и твердой цели"14.
На наш взгляд, эти высказывания Н. Страхова свидетельствуют не об отсутствии метода как такового в творчестве автора "Листвы", а о зарождении нового, нетрадиционного метода.
Первые произведения В. В. Розанова ("О понимании", перевод "Метафизики") не были оценены по достоинству современниками. Н. Страхов советовал молодому мыслителю "писать что-нибудь о литературе, о Достоевском, Тургеневе, Толстом, Щедрине, Лескове, Успенском и т. п. Вы много можете сказать хорошего, и все станут слушать"15. В. В. Розанов последовал совету своего "наставника". Но, как писал впоследствии сам автор "Листвы", "должно было не год, не два уйти на какое-то молекулярное перестраивание мозга, когда "парение" посократилось, и я сделался способен написать "лирическую журнальную статью" книжки на три журнала, т. с. листов на 7-8-10 печатных; причем "музыку" мог продолжать сколько угодно. Так произошли "Легенда об инквизиторе", "Эстетическое понимание истории" и "Сумерки просвещения". Как некоему чуду и удаче я удивлялся и радовался, если удалось написать статью только на одну книжку. Наконец, перехожу в газету: писать фельетон, ну в 700 строк! Не могу!! Мало места!! "Дух не входит"... И так все, сокращаясь "в форме", я дошел до теперешних статей: но и теперь еще "чем длиннее, тем легче дышится", а "коротко - дух спирает"16.
С начала 90-х годов начинается литературно-критическая деятельность мыслителя, которая стала неотъемлемой частью его философии. Будучи "удивительно несвоевременным человеком"17, В. Розанов с детства ощущал "страшное одиночество". В "Уединенном" можно встретить следующие размышления: "Странная черта моей психологии заключается в таком сильном ощущении пустоты около себя, — пустоты, безмолвия и небытия вокруг и везде, - что я едва знаю, едва верю, едва допускаю, что мне "современничают" другие люди. Это кажется невозможным и нелепым, но это - так"18. Отсюда поиск с юных лет "родного" и обретение его в литературе предшествующих эпох, а затем в Боге, семье.
По словам самого автора, литературу он чувствовал "как штаны". Это образное выражение точно передает отношение В. Розанова к литературе как к своему очень близкому, хорошо ощущаемому. Действительно, критик в высшей степени филологачен. С детства все окружающее воспринималось им через призму литературных и языковых явлений. Ярким примером тому может служить отношение В. Розанова к личности и творчеству Ф. М. Достоевского.
Если Л. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь и другие писатели были знакомы критику с детства, то автор великого пятикнижия был впервые по-настоящему "открыт" в юношеском возрасте. Поэтому мы можем узнать из писем, статей, что более всего поразило В. Розанова в творчестве Ф. М. Достоевского.
Второй этап (1900—1919) Импрессионистическая критика
В 1900-е годы В.В.Розанов публикует три статьи о Пушкине, где полемизирует с бытующими мнениями о поэте.
Работа "О Пушкинской Академии" писалась в преддверии 100-летнего юбилея со дня рождения гения русской литературы. "Готовится Россия, готовятся все, и все делается само собой. Это самая замечательная сторона в плетении венка, самая симпатичная. Да будет позволено сказать два слова об одном особенном увековечении памяти поэта, которое нам приходит на ум""9.
Здесь В. В. Розанов выступил одним из первых, кто сказал о необходимости создания в России Академии Изящных Искусств, именуемой Пушкинской Академией120. Свое решение критик объяснял так: "Пушкин — это земное искусство, это — универсальное изящество... Изящество, действительно возведенное к апофеозу, - отбежавшее от внешней красивости и приблизившееся к внутренней, к доброте и правде...",21. Для проектируемой Академии автор "Листвы" предложил ряд кафедр, среди которых была названа кафедра истории критики: "Критики"... Какая богатая область у нас, в нашей собственной истории и развитии! - но кафедры истории русской критики, или кафедры истории критики всемирной, или - теории критики нигде в России нет"122. В качестве вывода звучат следующие строки: "Академия Изящных Искусств непременно стала бы авторитетом искусства, критиком в изящном"123.
Размышления В. В. Розанова об Академии составляют заключительную часть статьи. Сердцевиной же ее являются рассуждения критика о творчестве поэта. Лейтмотивом этой части является мысль о неисчерпаемости тонов пушкинских произведений. "Монотонность совершенно исключена для его гения... Он - все-божник"124, - писал критик. Из богатства тонов и "получился Пушкин", эти "семь томов" обильно комментируемых созданий (имеется в виду 7-томное издание сочинений Пушкина. - И. .), где мы находим своеобразный и замкнутый, совершенно закругленный "мир" как "космос", как "украшенное Божие творение". Можно Пушкиным питаться и можно им одним пропитаться всю жизнь"125.
Антиподами Поэта в данном случае являются Гоголь и Лермонтов: "Попробуйте жить Гоголем, попробуйте жить Лермонтовым: вы будете задушены их (сердечным и умственным) монотеизмом... Через немного времени вы почувствуете ужасную удушаемость себя, как в комнате с закрытыми окнами..."126. В отличие от них Пушкин - "сад, где вы не устаете"127.
В творчестве В. В. Розанова имя поэта сопоставляется с именем Гомера: "Пушкин может быть таким же духовным родителем для России, как для Греции был - до самого ее конца - Гомер"128. Или: "Он (Пушкин. -И. Е.) слеп, "как старец Гомер", - для множества случаев"129. В статье "О Пушкинской Академии" критик использует и другие сопоставления. Для того, чтобы мысль о "всемирном влиянии", "всемирной вдумчивости" поэта была более рельєфна, В. В. Розанов проводит параллель между Пушкиным и Рафаэлем, ставшим, по мнению автора "Листвы", "всемирным Глазом" и Бетховеном - "всемирным" и "вековечным Ухом"130.
Богатство тонов, не исчерпанных ни обществом, ни литературой, является основной чертой творческого наследия Пушкина. Тон - звук, голос автора. Для понимания личности поэта необходимо уметь услышать его голос.
По сути дела, В. В. Розанов показывает, как нужно читать писателя, как при чтении произведения создать его образ. По мнению критика, только дар слышать голоса и видеть лица дает возможность приблизиться к автору во время чтения, проникнуть в его душу. "Голос нужно слушать и в чтении. Поэтому не всякий "читающий Пушкина" имеет что-нибудь общее с Пушкиным, а лишь кто вслушивается в голос говорящего Пушкина, угадывая интонацию, какая была у живого. Кто "живого Пушкина не слушает" в перелистываемых страницах, тот как бы все равно и не читает его, а читает кого-то взамен его, уравнительного с ним "такого же образования и таланта, как он, на те же темы" - но не самого себя"131.
Процитированные слова критика позволяют исследователям говорить о том, что "он воспринимает метонимию "читать Пушкина" в буквальном смысле и требует вернуть бывшее достоинство магическому чтению. Оно предполагает читателя как входящего"132.
Таким образом, В. В. Розанов пытается сделать возможной "личную" встречу читателя с автором.
В "Заметке о Пушкине", написанной в том же 1899 году, в несколько завуалированной форме, критик полемизирует с мнением А. А. Григорьева, употребившего по отношению к поэту местоимение "наш", и с мнением современников, назвавших Пушкина своим. По мнению В. В. Розанова, гений начала XIX века "вне нас": "Он (Достоевский, Толстой, Гоголь. - И.Е.) нам нужнее, как ночью, в лесу -умелые провожатые. И вот эта практическая нужность создает обильное их чтение, как ее же отсутствие есть главная причина удаленности от нас Пушкина в какую-то академическую пустынность и обожание. Мы его "обожали"..."133.
Не лишена полемического начала и статья 1900 года "Еще о смерти Пушкина".
В. В. Розанов был не единственным критиком, которого интересовал духовный смысл событий последних лет жизни поэта. В 1897 году вновь опубликовано эссе Д. С. Мережковского "Пушкин" (впервые появилось в печати в 1896 году и не было замечено современниками), которое оказалось в центре внимания. С критикой этого произведения выступил, в частности, Вл. Соловьев, ответив Д. Мережковскому статьей "Судьба Пушкина". После этого выступления основным объектом полемики стала работа самого Вл. Соловьева. Появились статьи П. П. Перцова, Рцы (псевдоним И. Ф. Романова).
В. В. Розанов, полемизируя прежде всего с мнением г. Рцы, высказывает свою точку зрения на брак Пушкина с Н. Гончаровой: "У Пушкиных все было "двое"; "Гончарова" и "Пушкин". А нужно было, чтобы не было уже "ни Пушкина", "ни Гончаровой", а- бог... Совершено очевидно, что это "Бог и одно" у них не существовало и даже не начиналось, не было привнесено в их дом. Что же свершилось? Пусть рассуждают мудрые. История рассказывает, что вышла кровь; трудно оспорить меня, что Бога - не было и что гроза разразилась в точке, где люди вздумали "согласно позавтракать", тогда как стояло святилище очень мало им ведомого бога. И, конечно, старейший и опытнейший был виновен в неуместном пиршестве, и он один и потерпел"134.
1899-1900 годы, когда создавались произведения о Пушкине, стали переходными в творчестве В. В. Розанова. В это время критик начинает сотрудничество в журналах "Мир искусств", "Новый путь", повлиявшее на формирование его стиля.
