Содержание к диссертации
Введение
I. Введение. История изучения вопроса 3-82
II. Литературная политика Екатерины II: краткий очерк. 83-130
1. «Наказ»
2. Екатерина и Тредиаковский
3. Екатерина и Новиков
4. Русская мифология. Екатерина и Левшин
III. Литературная программа «Собеседника любителей российского слова». 131-195
1. Екатерина Великая и Фридрих II: две концепции развития национальной литературы.
2. Екатерина и княгиня Е.Р. Дашкова.
3. Екатерина и О.П. Козодавлев
4. Екатерина и Г.Р. Державин: К истории русской оды .
5. Екатерина и Д.И. Фонвизин
6. В.В. Капнист, Д.И. Фонвизин и А.С. Хвостов
7. Екатерина и М.М. Херасков
8. Екатерина и И.Ф. Богданович
9. «Старое» и «новое» время в «Собеседнике»
IV. Языковая программа «Собеседника любителей российского слова». 196-228
1. Екатерина, Шишков и Карамзин
2. Лингвистические работы в «Собеседнике»: Русский язык и политика
V. Русская история в «Собеседнике любителей российского слова. 229-306
1. История изучения «Записок касательно российской истории»
2. Екатерина и русская история
3. О двух направлениях в русской историографии
4. «Варяжский вопрос»
5. «Записки касательно российской истории»
6. Екатерина и СП. Румянцев
VI. Заключение. 307-322
VII. Библиография
- Екатерина и Тредиаковский
- Русская мифология. Екатерина и Левшин
- Екатерина и Г.Р. Державин: К истории русской оды
- История изучения «Записок касательно российской истории»
Екатерина и Тредиаковский
Журнальные тексты XVIII века сами по себе Шумигорского не интересуют. Для него это еще один источник, который можно использовать для написания духовной биографии Екатерины II: «Немного в Истории коронованных глав, которые посвящали свои силы и досуги литературе; еще менее можно указать на тех из них, которые видели в своих литературных занятиях не одно только отдохновение от тяжелых государственных забот, а считали эти занятия частью своей государственной деятельности и ставили главною их задачею достижение государственных и просветительских целей для блага своих подданных. ... Поэтому, литературные произведения Екатерины II, почти все имеющие прямое отношение к тогдашней русской жизни, не могут не останавливать на себе внимание историка: они важны для ближайшего знакомства как с личностью и деятельностью державной писательницы, так и с состоянием России ее времени» (Шумигорский 1890, 5). Вслед за Буличем и Афанасьевым Шумигорский обращается к первому этапу публицистической деятельности Екатерины - «Всякой Всячине». СЛРС привлекается только тогда, когда в нем находит развитие какая-нибудь тема, заявленная еще «бабушкой русских журналов». Так, например, «Вопросы» Фонвизина связываются Шумигорским с полемическими замечаниями «Трутня» Новикова: «Если принять в соображение, что тон и содержание «Вопросов» напоминали собою «Трутень» и другие полемизировавшие со «Всякой всячиной» журналы 1769 г., и что издательница «Собеседника», поместившая в нем «Вопросы» и письмо «восьми человек» (т.е. письмо, опубликованное в «Былях и небылицах», в котором упоминается бабушка сочинителя - А.И.), княгиня Дашкова, участвовала, по преданию, и в «Трутне»: то неудивительно, что напоминание о «бабушке» не могло понравиться Екатерине, в нем она должна была увидеть приглашение к возобновлению полемики по общественным вопросам, которую вела она прежде во «Всякой всячине» и от которой только что уклонилась резкими ответами Фонвизину...» (Там же, 7).
Шумигорский даже полагал, что упоминание бабушки так оскорбило Екатерину, что именно это и стало причиной прекращения публикации в СЛРС «Былей и небылиц»: «Написав ответ на письмо «восьми человек», не вовремя восприявших намерение допытываться о существовании «бабушки», Екатерина выразила свое неудовольствие тем, что вслед за ответом объявила об отъезде «дедушки» из Петербурга, прибавив, что и она «думает ехать куда-нибудь», т.е. прекратить сотрудничество в «Собеседнике» (Там же, 9).
В подтверждение своих слов исследователь приводит переписку Екатерины с Дашковой.о «Петрах Угадаевых». Однако в этих материалах о «бабушке» речь не идет. Шумигорский так подробно останавливается на этом сюжете, потому что в нем, по его мнению, проявляется отношение Екатерины к своему участию в журналистике, начиная с 1769 г.: императрица, подвергшаяся осмеянию «Трутня» и иже. с ним, не терпит любого упоминания о своей деятельности во «Всякой всячине»: «...Екатерине впоследствии тяжело было вспоминать о журнальной полемике 1769 г., в которой она участвовала и подвергалась грубым выходкам со стороны литературных своих противников; вот почему, вероятно, она тщательно скрывала свое участие в издании «Всякой всячины» 1769 г., и всякое напоминание о том было ей неприятно...» (Там же, 6).
Отсюда вывод Шумигорского: СЛРС не является сколько-нибудь показательным явлением для характеристики публицистической деятельности императрицы, потому что все основные проблемы начали обсуждаться еще во «Всякой всячине». В СЛРС же они в лучшем случае только затронуты, а по большей части даже не были подняты. Дело в том, что, по мнению Шумигорского, Екатерина потерпела поражение в споре с «Трутнем», «Смесью» и «Адской почтой». Императрица пожелала прекратить нежелательную дискуссию, закрыв «Всякую всячину» и постаравшись более не упоминать о своем участии в крамольной перепалке. Страх этот был настолько велик, что даже намека («бабушка» - см. выше. — А.И.) хватило, чтобы Екатерина ушла из СЛРС.
Работа Шумигорского исключительно показательна: здесь концепция «сатирической журналистики» Булича и Афанасьева идеологизируется до предела, наполняется оппозиционным содержанием и выводится на первый план литературного процесса второй половины века. В этом смысле от Шумигорского уже рукой подать до Гуковского или Макогоненко.
Русская мифология. Екатерина и Левшин
Русскую литературу и журналистику последней четверти XVIII века Макогоненко в своей книге «Радищев и его время» рассматривает в предельно широком контексте экономико-политических отношений. Важнейшими событиями эпохи, с его точки зрения, являются: образование нового класса - буржуазии; крестьянская война Пугачева, обозначившая раскол нации; расслоение внутри дворянства; становление передового идеологического движения - русского Просвещения; наибольшего успеха достигает художественная литература (Макогоненко 1956, 214-216).
Едва ли не ключевым событием, однако, Макогоненко считал объединение дворянства, испуганного Пугачевым, вокруг трона: «Победа екатерининского самодержавства, с одной стороны, и страх перед неукротимым гневом восставшего народа - с другой, способствовали консолидации дворянства вокруг «казанской помещицы» (Там же, 217). «Победа» правительства Екатерины приводит, по мысли Макогоненко, к образованию в России «полицейского государства». Происходит регламентация всех сфер тогдашней жизни: «Учреждение для управления губерний» (1775), «Жалованная грамота дворянству» (1785) изменили административную систему управления страной и ту роль, которую играло в ней дворянство (Там же, 217).
Возникла необходимость и в идеологическом оформлении происходивших в стране изменений: «Усиливая полицейские функции государства, Екатерина не забывала и о необходимости идеологического укрепления своей власти, и особенно о восстановлении поверженного крестьянской войной и втоптанного Пугачевым в грязь авторитета» (Там же, 218). Главным на этом поприще было «внушить раз и навсегда, что в России господствует политическая свобода, что в деревне наступило "полное благополучие"» (Там же, 221). Екатерина наметила целую идеологическую программу, которая, в отличие от прежних начинаний императрицы в этой области, строилась на игре с общественным мнением, не учитывать которое теперь было невозможно: «Вопрос о послушании был главным в политической и литературной работе Екатерины. Это - стержень ее идеологической программы; слишком жутким было воспоминание о «непослушании» десятков тысяч крепостных в «черный год». В решении поставленной крестьянской войной проблемы Екатерина оказалась вынужденной прибегнуть к новой для нее тактике. Мало утверждать авторитет с помощью «карманных» поэтов, мало возводить силами энциклопедических умов «алтарь». Оказывается, необходимо еще считаться с "мнением народа"» (Там же, 222-223).
В борьбу с этой новой идеологической программой смело вступили просветители: «Таковы были «внушения» Екатерины, и они определяли программу реакционной - правительственной и дворянской - литературы в 70-е и 80-е годы. Борьба с «внушениями» составила главный смысл., деятельности Фонвизина, Новикова, Крылова» (Там же, 223).
И вот именно в этом контексте борьбы Екатерины и просветителей и необходимо, по Макогоненко, рассматривать СЛРС. Екатерина решила объединить всех лояльных режиму писателей, для чего и создаются сначала СЛРС, а потом и Российская академия: «... Екатерина решила подчинить себе писателей и организационно ... Было очевидно, что необходимо принимать срочные меры, находить способы более энергичного воздействия на писателей. Именно в этой связи и должно рассматривать проект создания Российской академии, учреждения, объединявшего русских писателей. Российская академия могла помочь «внушить» обязанности писателям, ставя Екатерину во главе русской литературы. Вслед за академией курсив мой. -А.И. был создан журнал «Собеседник любителей российского слова», практический центр объединения писателей вокруг Екатерины — редактора журнала» (Там же, 223, 225). Исследователь так увлекся построением концепции отношений Екатерины и «передовых» писателей, что не заметил, как совершил фактическую ошибку: СЛРС не был создан «вслед за академией», все было как раз наоборот.
Макогоненко много пишет о том, что был реализован сложный идеологический проект, направленный на обоснование образа Екатерины как просвещенной императрицы. Этой цели служили, по мнению исследователя, такие разные тексты, как книга «О должностях человека и гражданина», «Учреждение о губерниях», закон о «О регламентации труда крестьян, приписанных к заводам», «Жалованная грамота дворянам» и «Жалованная грамота городам», «Устав народных училищ» и указ от 15 февраля 1786 г. о замене в письмах и бумагах слова «раб» словом «верноподданный». Таким образом, литературный проект Екатерины - СЛРС - это только частный момент в большой идеологической программе императрицы, регламентирующей практически все аспекты жизни страны: «Нужно было опять, в новых условиях, внушать русским деятелям, что она, Екатерина, и есть просвещенный монарх, осуществляющий программу просвещения отечества ... Именно потому, что все новые законы укрепляли самодержавную власть, усиливали права помещиков и еще больше закабаляли мужика, было политически важно объявить их «мудрыми» деяниями просвещенного монарха, заботящегося о «блаженстве» подданных
Педагогические начинания Екатерины ... служили также «основанием» для изображения ее просвещенным монархом. В этом же плане рекламировались заботы о науке и литературе. Отсюда создание Российской академии и официального журнала «Собеседник любителей российского слова» ... Правительственный журнал, для сотрудничества в котором были приглашены многие крупные писатели, должен был демонстрировать перед обществом право всех мыслить свободно» (Там же, 227-228).
Екатерина и Г.Р. Державин: К истории русской оды
Из Энциклопедии перевел С. Башилов (1770); «Философические рассуждения о воспитании, каковому должно быть для произведения желаемых плодов» Клерка. Перевод с французского Семена Сулима (1773); «Опыт о воспитании благородных девиц» Перевел с французского Михайла Семчевский (1778); «Слово о способах и путях, ведущих к просвещению» (1779); «Воспитание детей как физическое, так и нравоучительное. Сочинено г. Мезою» (1780); «Воспитание (домашнее, нравственное) детей всякого состояния» (1781); «Наставление отцам и матерям» (1782); «Новая светская школа» (1783); «Наставление от отца» (1784). Этот список можно легко продолжить. Нам же нужно было показать, что к 1783-1784 гг., времени, когда издавался СЛРС, обсуждение проблем воспитания в России на русском языке имело свою серьезную традицию.
Подобный интерес к воспитанию в Европе традиционно объясняется ссылкой на особенности мышления в эпоху Просвещения: «... становление нового философского взгляда на человека и природу открыло совершенно новые перспективы в сфере воспитания. Эмпирическая теория познания несла в себе зерно настоящей педагогической революции, и мыслители Просвещения в полной мере воспользовались этим. Действительно, мысль о том, что в момент рождения человек представляет собой tabula rasa, а его моральные и интеллектуальные качества являются плодом чувственного опыта, значительно усиливала роль воспитания: оно должно было заменить собой природу. Стоявшая перед ним задача заключалась в формировании нового человека, который соответствовал бы самым оптимистичным и утопичным идеалам и достигал бы уровня совершенства, соответствующего, по выражению Кондорсе, конечной цели всякого общественного установления» (Мир просвещения 2003, 248-249).
Под влиянием просветительских идей находилась и Екатерина: «Как только Екатерина II пришла к власти, она начала проявлять интерес к проблемам образования. «La manie de cette annee est d ecrire sur l education (В этом году царит пристрастие писать о воспитании)», - писала она в 1762 г. Целью было «создание идеального человека и безупречного гражданина». В первые годы царствования императрица находилась преимущественно под влиянием Дж. Локка (чей труд «О воспитании» был переведен в России в 1759 г.), Фенелона (его «Приключения Телемака» и «Трактат о воспитании девиц» к середине столетия переводились несколько раз), а также Энциклопедии. Влияние Руссо было неоднозначным. Запрет «Эмиля» в 1763 г., скорее всего, не имел отношения к его педагогическим теориям, но Екатерине они не нравились («Особенно я не люблю Эмилевского воспитания...»). Кроме того, она отвергала идеи Руссо, поскольку он отрицал способность официальной системы просвещения «воспитывать» людей. Считалось не требующим доказательств, что именно просвещение может служить самым действенным фактором создания «идеального человека и безупречного гражданина», поскольку никаких «врожденных идей» не существует» (Мадариага 2002, 776-777).
Деятельность Екатерины в просветительской сфере была исключительно многообразна. На ее деятельности как организатора новой системы русского образования мы здесь останавливаться не будем, а отошлем к специальным трудам: Толстой 1886; Демков 1897; Рождественский 1912; Сычев-Михайлов 1960; Мадариага 2002. Нас в данной работе будут интересовать естественно ее литературные и публицистические сочинения, посвященные проблеме воспитания.
К данным проблемам Екатерина обратилась еще во «Всякой всячине». Русская сатирическая или моралистическая журналистика конца 60-начала 70-х гг. ставила перед собой «не информационную или литературную, а педагогическую задачу, стремясь внушить своим читателям правила добродетельной жизни и укрепить их в любви к добру и в отвращении от зла» (Клейн 2006, 155). Исследователь прав, когда утверждает, что «в моралистических журналах цель педагогического процесса мыслится не как умозрительный идеал, к которому на практике можно только приблизиться, а как вполне возможная реальность» (Там же, 157). Безграничная вера в возможности воспитания привела к тому, что «порочность человека представляется не иначе как последствие его дурного воспитания» (Там же, 158). Отсюда следует, что «когда все граждане будут добродетельны, уже не будет социального неустройства» (Там же). Но чтобы человек стал добродетельным, он должен узнать, что есть добродетель и что есть порок. Наделенный знанием, он не может совершить неправильный выбор. Значит, необходимо обличить пороки, показать, насколько они омерзительны, и объяснить, что такое добродетель.
Другим важным стимулом для Екатерины обратиться к проблемам воспитания стало рождение Александра и Константина Павловичей. Если в воспитании своего сына Павла Петровича Екатерина участия практически не принимала, то все ее материнское внимание и любовь оказались сосредоточены на внуках. Императрица в письмах к Гримму, подробно рассказывает о детстве Александра и Константина, любуясь мельчайшими подробностями их жизни. Вот, например, письмо от 28 марта 1779: «... он делает, что хочет, но у него отнимают куклу, если он с ней дурно обращается. Зато как он всегда весел, то и исполняет все, что от него требуют; он очень здоров, силен и крепок и почти гол; он начинает ходить и говорить» (Демков 1897, 264). Или вот письмо от 29 мая того же года: «Знаете ли что, говоря о господине Александре, вы затрагиваете мою слабую сторону? Я вам прежде говорила, что это принц, который здоров, но теперь можно сказать уже более. Он показывает необыкновенную для своего возраста понятливость; я от него без ума, и если дать ему волю, этот мальчуган всю жизнь свою остался бы со мною. Он всегда в ровном расположении духа, потому что здоров, и оттого всегда весел, ласков, предупредителен, ничего не боится и хорош собой как Амур.
