Содержание к диссертации
Введение
1. Становление критической прозы ф. м. достоевского в «дневнике писателя» 1873 года 12
1.1. Проблема жанра 12
1.2. Критическая проза «Дневника писателя» 1873 года Проблематика, жанровое многообразие 22
2. Критическая проза «дневника писателя» 1876 -1877 годов 46
2.1. Жорж Занд, И.С. Тургенев, В.Г. Белинский, Л.Н. Толстой, Н.А. Некрасов в критической прозе Ф.М. Достоевского 46
2.2. Специфика критической прозы Ф.М. Достоевского 86
3. Очерк «пушкин» и его место в критической прозе «дневника писателя» 97
Заключение 141
- Критическая проза «Дневника писателя» 1873 года Проблематика, жанровое многообразие
- Критическая проза «дневника писателя» 1876 -1877 годов
- Специфика критической прозы Ф.М. Достоевского
- Очерк «пушкин» и его место в критической прозе «дневника писателя»
Критическая проза «Дневника писателя» 1873 года Проблематика, жанровое многообразие
Первого января 1873 года выходит первый номер еженедельника "Гражданин", подписанный Достоевским - редактором. В нем были опубликованы "Вступление" и глава "Старые люди" "Дневника писателя" . "Дневник писателя"-73 составили 16 выпусков-глав. Каждый выпуск формально был организован как фельетон, хотя тяготел к тому или иному типу статьи. Каждая глава "Дневника писателя" имела свое название и была посвящена какой-нибудь одной теме. "Дневник писа- теля", выходивший в виде рубрики в "Гражданине", был еще только "пробой пера" Ф.М. Достоевского в новом для него жанре. Критическая проза, как индивидуальное качество манеры Достоевского, еще не получила своей определенности, четкости, более ясно выступающей в "Дневнике писателя" последующих лет. На наш взгляд, только несколько глав в "Дневнике писателя" - 73 представляют образцы "чистой" критической прозы, чаще она "рассыпана" в ткани "Дневника". В некотором смысле "Дневник писателя" - 73 более литературен, чем "Дневник писателя" - 76, 77, 80, что объясняется большей избирательностью в выборе тем, вследствие небольшого объема глав ("Дневник писателя" в 1873 году всего лишь рубрика) и необходимостью вести полемику с собратьями по перу. Еженедельное издание должно обладать большей оперативностью, нежели ежемесячное. Различна степень и характер персонификации автора в "Дневнике писателя" - 73 и в "Дневнике писателя" - 76, 77, 80. Л.С. Дмитриева стиль "Дневника писателя" называет "эпистолярно-фельетонным".1 "Фельетонный жанр, - пишет Дмитриева, - представлял широкие возможности для проявления авторской субъективности: свободное рассуждение на немотивированно избранную тему, оригинальный ее поворот, свобода в переходе от одной темы к другой, отсутствие строгих "формальных" ограничений - все эти качества как нельзя более удовлетворяли открытой, не имеющей завершенности форме "Дневника писателя".2 В "Дневнике писателя" - 76, 77, 80 Достоевский более свободно переходит от одной темы к другой. "Дневник писателя" - 73 тематически более узок. Сам Достоевский и в "Дневнике писателя" - 73 года называет себя фельетонистом, и в письме к Вс. С. Соловьеву в 1876 году отмечает, что ""Дневник писателя" будет похож на фельетон. ... Тут отчет о событии, не столько как о новости, сколько о том, что из него (из события) останется нам более постоянного, более связанного с общей, цельной идеей" (29, II, 73). Фельетон в "Дневнике писателя" - 73 года оправдал ожидания Достоевского. Л.В. Михайлова считает, что "Дневник писателя" - 73 года представляет собой один большой фельетон, т.е. произведение целостное, состоявшее из 16-ти фельетонов и воспринимавшееся читателями как фельетон, имеющее общий заголовок и последовательно пронумерованные главы, тем самым, по мнению исследователя "обозначена внешняя композиция текста.."
По мнению Михайловой, для "Дневника писателя" характерна парадоксальность стиля: смешение характерных примет авторской индивидуальности с атрибутикой фельетонной стилистики "для развлечения" - каламбуром, остротами, шаржами, иронией и др. Разноуровневый фактический материал не рассыпается, так как подчинен авторской задаче. Доказательством этого является для Михайловой почти текстуальное совпадение финалов двух глав: "Нечто личное" и "Влас". Взгляд Михайловой не совпадает с точкой зрения В.А. Туни-манова ("довольно слабая тематическая связь")2 и И.В. Волгина (отсутствие "общей идеи" в "Дневнике писателя" - 73).3 Возможно, Л.В. Михайлова права, мы не ставим себе задачей проанализировать суждение о том, что "Дневник писателя" - 73 - единый фельетон, имеющий, помимо всего прочего, тесные тематические связи. Мы считаем для себя возможным говорить о фельетонности "Дневника писателя", но классифицировать его внутренние жанры не как фельетоны, а как различные типы статей критической прозы; статей, традиционно имевших в себе в то время признаки фельетона. Первой главой "Дневника писателя" - 73 является "Вступление". Уже в нем просматривается диалогическая форма организации материала, правда, это диалогизм иного порядка по сравнению с диало-гизмом в романах Достоевского. Сложно дать жанровую характеристику "Вступления", поскольку оно соединяет в себе черты 1. фельетона; 2. дневниковой записи - исповеди редактора; 3. фантастической "картинки", навеянной газетным фактом; 4. басни; 5. присказки - анекдота, основанной на беседе двух литераторов. Отметим мемуарный характер присказки (Герцен - Достоевский; Герцен - Белинский). Все это сопровождается сменой стилей повествования: публицистический сменяется фельетонным, фельетонный - деловым, и снова фельетонным; затем - эмоционально-личностным повествованием. Автор во вступлении персонифицирован в образ литератора, редактора, заявляющего о себе, о своих редакторских проблемах, вспоминающего о собратьях по перу, рассказывающего басни. Во "Вступлении" присутствуют два литературных фрагмента: басня о свинье и льве, присказка мемуарного характера. На первый взгляд - это "чужеродные" конструкции в публицистическом целом, но этот вывод безоснователен. В публицистику "Вступления" вкрапляются "малая проза" и критическая проза, которые не только не остаются "чужим" материалом, а, напротив, идейно организуют содержание главы. Достоевский называет воспоминание о Герцене присказкой, и она прямо соотносится с приводимой выше басней (21; 7, 8). "Литературный " материал дополняется жизненным, и они начинают играть роль своеобразного камертона, настраивающего главу и "Дневник" в целом на определенную идейную волну. "Вступление" поднимает проблему, которая волновала Достоевского на всем протяжении его литературной деятельности: литератор и общество, возможности диалога и полемики, "внутренняя культура" критика и публициста. Тема эта становится сквозной для многих выпусков "Дневника писателя" - 73 и "Дневника писателя" в целом. Показательно то, что решение этой проблемы Достоевский ищет в той же области, в которой искал его А.С. Пушкин.1 В.А. Туниманов считает присказку притчей и преднамеренность ее использования в самом начале издания расценивает как провозглашение диалогичности ведущим структурным принципом "Дневника писателя".2
На наш взгляд, притчей воспоминание о разговоре Достоевского и Герцена назвать можно , так как притчевый смысл ему придает дополнительно и помещенная выше басня; басня как жанр, прямо нацеленный на извлечение "морали". Во "Вступлении" к критической прозе близок единственный отрывок, а именно - воспоминание о разговоре, которое носит мемуарный характер. Диалогизм в нем, можно сказать, продублирован: это "разговор в разговоре". Стиль отрывка носит подчеркнуто теплый, эмоциональный характер в противоположность разностилевой тональности всей главы. Представление о работе над этой главой дают подготовительные материалы и рукописные редакции.1 "Будь чем хочешь, это твое дело, убийцей, мерзавцем, нищим, фанатиком, но исполняй церемонии. Церемонии же это та связь, по которой муравейник распасться не может. Что вьппе этой свободы. О, конечно, живы liberte и fraternite " (21; ПМ, 295). В окончательной редакции "Вступления" этой фразы нет; все же "дневник для себя" и "дневник для публики" -далеко не одно и то же. Отнюдь не все из Записных тетрадей, послуживших для Достоевского своеобразным черновиком, вошло затем в "Дневник писателя". Анекдот о Белинском подготавливал к восприятию следующей главы "Дневника" - "Старые люди". Он не выполнял роль "афиши", поскольку "Вступление" и глава "Старые люди" были помещены в одном номере "Гражданина". Думается,это было не только установлением тематической связи между главами: анекдот о Белинском задавал тональность всей главе "Старые люди". В достоевсковедении сложилась традиция находить в мемуарах Достоевского о Белинском противоречия, отсылать к причинам разрыва Достоевского с кружком Белинского и Некрасова, изучать его письма к Майкову, Страхову.2 В.Я. Кирпотин пишет по поводу главы "Старые люди": "Далее идет парадоксальное сплетение взаимоисключающих утверждений, на которые Достоевский был такой мастер. В одном и том же контексте Достоевский безапелляционно, ничем не аргументируя, осуждает Белинского за безнравственность, за уничтожение свободы личности и в то же время объективно рисует его нравственный пафос преклонения перед свободой личности..."] Противоречия у Достоевского, несомненно, есть. Достоевский не скрывает своих разногласий с Белинским.
Критическая проза «дневника писателя» 1876 -1877 годов
Мы уже отмечали, что структура "Дневника писателя" - 76, 77 отличается от структуры "Дневника писателя" - 73, выходившего в "Гражданине". 28 декабря 1875 года Достоевский писал в письме к Вс. С. Соловьеву: "Может из газет увидали - что я объявил о "Дневнике писателя". Пускаюсь в новое предприятие, и что выйдет - не знаю. Все зависеть будет от первого номера, который выдам в конце января" (29, II, 69). Объявление об издании "Дневника писателя" за 1876 год появилось 21 декабря в 352-ом номере "Голоса" (22, 136, 400), а 17 января 1876 года, при содействии Соловьева, в 16-ом номере "Русского мира". В письмах к Н.П. Вагнеру, П.А. Исаеву, Вс. С. Соловьеву, Я. П. Полонскому уже после выхода в свет первых выпусков "Дневника писателя" Достоевский писал, что форма "Дневника" для него еще не ясна. В письме к Х.Д. Алчевской он отмечал: "Верите ли вы, например, тому, что я еще не успел уяснить себе форму "Дневника писателя", да и не знаю, налажу ли это когда-нибудь, так что "Дневник", хоть и два года, например, будет продолжаться, а все будет вещью неудавшеюся" (29, II; 78). Но в этом же письме Достоевский излагает структурообразующий принцип "Дневника": "например: у меня 10-15 тем, когда сажусь писать (не меньше), но темы, которые я излюбил больше, я поневоле откладываю: места займут много, жару много возьмут (дело Кро-неберга, например номеру повредят, будет неразнообразно, мало статей..." (29, II, і См. Письма. Т.29, И, - С.70-74. Важным нам кажется факт, почерпнутый из письма Достоевского, к пасынку, П.А. Исаеву: "Я никакого журнала не издаю, я хотел бы издавать сочинение (выделено нами - Е.М.) и,не имея к тому средств, думаю издать по подписке" (29, II, 71). В восприятии самого Достоевского, таким образом, "Дневник писателя" - 76 - не журнал, а сочинение, как бы реализация своего давнего замысла о "Записной книге", а себя Достоевский считает писателем, а не журналистом (29, II; 71). Наконец, в конце декабря 1877 года Достоевский признает, что сложившаяся форма "Дневника" оптимально отвечает его художественному замыслу (29, II; 178). В "Дневнике писателя" - 76, 77 получают развитие многие темы, обсуждавшиеся или только затронутые в "Дневнике писателя" - 73, но в силу "многотемности" "Дневника писателя" - 76, доля литературно-критической публицистики уменьшается, "Дневник писателя" - более "компактен" и организован собственно "около" литературных тем.
В "Дневнике писателя" - 76, 77 Достоевский выступает и как писатель, и как писатель-литератор, и как писатель-публицист. Во многих главах, или даже целых выпусках "Дневника писателя" - 76, 77 года, литературный материал привлекается Достоевским в чисто публицистических целях, в рассуждениях на политические, этические, общечеловеческие темы. Так, например, уже в первом выпуске "Дневника писателя" - 76 в первой главе фигурируют "современные Хлестаковы", Вертер Гете; во второй главке первой главы - Н.А. Некрасов, "Голос", в третьей -"Сквозник-Дмухановские", "Держиморда", в четвертой - Руссо, Вольтер, Алкивиад, Дон-Жуан, Лукреция, Джульетта, Беатриче, Шекспир, Шиллер, Гомер. Частым "оппонентом" Достоевского по политическим вопросам становится Потугин, за которым писатель видит самого Тургенева. Однако это не значит, что все эти главы и главки становятся объектом необходимого непосредственного внимания литературного критика. Принадлежа публицистике, они остаются частью сложного целого - "дневниковой прозы". Это уже другая степень полноты художественного образа: в "Дневнике писателя" литературные герои либо становятся публицистическими образами, теряя художественную полноту (Потугин, например), либо синтезируют в себе оба уровня образности (некрасовский Влас). "Художественный образ в "Дневнике писателя" не ущербен по отношению к образу художественного произведения. В нем заложены все основные данные для дальнейшего развития. Однако, в "Дневнике" образ не всегда нуждается в окончательной разработке, ибо он не претендует на главенство. Он так же, как и факт, не цель, а средство. В этом смысле факт и образ существуют в "Дневнике писателя" на равных правах и подчинены идее произведения...," - совершенно справедливо отмечает П.Е. Фокин.1 "Чужие" художественные образы, проходя через сознание Достоевского, как мы указали выше, либо теряют художественную полноту, либо прибавляют к ней "переосмысленные" характеристики, но, безусловно, это уже не прежние художественные образы. "Дневник писателя" - 76, 77 более, чем "Дневник писателя" - 73, ориентирован на диалог с читателями,2 так как его автор более независим, не связан обязательствами ни с каким "направлением". В силу своей "многотемности" он более публицистичен, но, как мы установили, "публицистика" Достоевского гораздо шире и имеет качественно иной характер, чем публицистика в общепринятом значении. У Достоевского, в его "дневниковой прозе , качественно другой уровень образности, синтаксический и стилистический строй речи, близкий к его художественной прозе. Налицо именно художественное освоение факта (выделено нами - Е.М.). В "Дневнике писателя" за 1876 год, во второй главе декабрьского выпуска Достоевский прямо формулирует главную цель "Дневника": "Главная цель "Дневника" пока состояла в том, чтобы по возможности разъяснять идею о нашей национальной духовной самостоятельности и указывать ее, по возможности, в текущих представляющихся фактах ... Выскажем вперед: "Дневник" не претендует представлять ежемесячно политические статьи; но он всегда будет стараться отыскать и указать, по возможности, нашу национальную и народную точку зрения и в текущих политических событиях" (24, 61).
Эта целеустановка, реализующаяся в "Дневнике писателя", дает исследователям повод к установлению его сходства с "Выбранными местами из переписки с друзьями" Н.В. Гоголя.1 По точному, на наш взгляд, заключению Т.В. Захаровой, не "духовный кенозис", как в "Выбранных местах из переписки с друзьями", а "резко возросшее чувство личности" составляет основу авторского "Я" в "Дневнике писателя".2 В этой главе мы останавливаемся на анализе проблематики критической прозы "Дневника писателя" 1876-1877 годов, исключая единственный выпуск "Дневника" 1881 года, вышедшего уже после смерти Ф.М. Достоевского, так как последний не имеет в своем составе критической прозы. Если "Дневник писателя" - 73 подчеркнуто литературен, то в "Дневнике писателя" - 76, 77 обращения к текущей литературной действительности довольно редки. В первой главке второй главы февральского выпуска за 1877 год Достоевский так объясняет этот факт: "Мои читатели, может быть, уже заметили, что я, вот уже с лишком год, издавая свой "Дневник писателя", стараюсь как можно меньше говорить тоне. А между тем в этом добровольномвоздержании моем - какая неправда! Я - писатель, и пишу "Дневник писателя" - да я, может быть, более чем кто-нибудь интересовался за весь этот год тем, что появлялось в литературе: как же скрывать, может быть, самые сильные впечатления? ... "Сам, дескать, литератор-беллетрист, а стало быть, всякое суждение твое о беллетристической литературе, кроме безусловной похвалы, почтется пристрастным: разве говорить лишь о давно прошедших явлениях" - вот соображение, меня останавливавшее " (25, 51). Вследствие этого критическая проза "Дневника писателя" - 76, 77 представлена, говоря условно, четырьмя блоками: циклом статей, посвященных роману Л.Н. Толстого "Анна Каренина", циклом статей-некрологов по поводу смерти Жорж Занд и Н. А. Некрасова и статьей-обзором ("Последние песни" Н.А. Некрасова, "Новь" И.С. Тургенева, воспоминания о 40-х годах, о Белинском). Как отметил Н.А. Горбанев, "В центре раздумий Достоевского -мыслителя в 70-е годы остается все та же двуединая проблема народа и интеллигенции, рассматриваемая теперь в контексте русской пореформенной жизни (и шире в плане исторических судеб России, европейского человечества и христианского идеала)".1 Тема эта проходит красной нитью не только через критическую прозу и очерк "Пушкин", но и через весь "Дневник" в целом. Слова М.М. Бахтина "искусство и жизнь не одно, но должны стать во мне единым, в единстве моей ответственности"2 очень точно, на наш взгляд, отражают творческое кредо Ф.М. Достоевского.
Специфика критической прозы Ф.М. Достоевского
Достоевский придавал большое значение литературной критике, сознавал ее влияние на литературу и общественное сознание. Он писал: "... критика так же естественна и такую же имеет законную роль в деле развития человеческого, как и искусство. Она сознательно разбирает то, что искусство нам представляет только в образах. В критике выражается вся сила, весь сок общественных вьшодов и убеждений в данный момент" (19, 182). Понимание этого соединялось у Достоевского с убеждением о низком уровне критики ("Люди вообразили, что им уже некогда заниматься литературой ... и уровень критического чутья и всех литературных потребностей страшно понизился" (29, I; 207)) и о том, что сам он критиком не является, а пишет лишь "по поводу" (21, 54; 25,21). "Вряд ли можно назвать Достоевского критиком в общепризнанном понимании этого слова. Постоянные критические разборы выходящих произведений не были его профессией. - пишет М.Н. Бойко. -Манера его критических высказываний также была слишком своеобразной - она несла в себе характерные черты мышления Достоевского, художника по преимуществу".1 Критическая проза Достоевского одновременно близка к документальной прозе (очерк, эссе, мемуары) и литературной критике "по поводу"f она публицистична, а по образности, лексико- синтаксическим характеристикам и стилистике близка к художественной прозе. В критической прозе Достоевского сохраняется "многослойность действительности".2 В ней сопрягаются различные пласты культуры: философские, политические/моральные. Единое и целостное прочтение критической прозы вычерчивает и литературно-критическую концепцию Достоевского, и его видение процесса развития русской литературы, и литературные портреты писателей-современников . В своей перспективе критическая проза Достоевского имела продолжение в виде критической прозы Блока, Мандельштама, Анненско-го. Достоевский даже стал одним из героев критической прозы И. Ан-ненского в его "Книгах отражений".1 В нашем понимании, критическая проза как литературная форма более избирательна. Она уже, чем литературно-критическая публицистика Достоевского, к которой писатель обратился еще в начале 60-х годов, начав свою журналистскую деятельность издателя, критика и публициста. Когда в "Дневнике писателя" Достоевский выступает как "критик-прозаик", он лаконичен, так как его критическая проза литературно-организованна, выступая же как публицист, писатель многословен, полемичен, а подчас и язвителен. Жанр дневника предполагал свободу выбора тем.
Достоевский запечатлевал в "Дневнике писателя" все те факты "текущей действительности", которые привлекали его внимание, эти факты получали у него публицистическую или художественную обработку. Для Достоевского важно было именно художественное освоение фактов. Особо значимо это было для критической прозы писателя, в которой, исходя из жанра статьи, образ воплощается по разному. Специфика художественно-публицистического образа, по мнению Л.Е. Кройчик, "в очерке, фельетоне и памфлете определяется опорой на факт - обобщение возникает не только как результат воспроизведения конкретных сторон деятельности, но и как средство постоянно действующих читательских ассоциаций, актуализирующих данное описание. В то же время ... используются традиционные средства создания образа".1 В критической прозе Достоевского образ часто очень близок по своей полноте, эмоциональной окрашенности к художественному образу. Это относится как к образам писателей, создаваемым в "Дневнике писателя", так и к художественным образам, которые Достоевский привлекает к реализации своих публицистических целей, и к художественным образам, к анализу которых Достоевский обращается. Часто Достоевский обрамляет литературные факты социально-историческим контекстом. Одной из самых высоких оценок, которой у Достоевского может удостоиться художественное произведение, является признание его соответствия правде жизни. Такого признания удостаивается, например, "Детство и отрочество " Л.Н. Толстого, "сюжет" которого (размышления мальчика-именинника) буквально повторился в самоубийстве 12-ти летнего мальчика, о чем писателю сообщают корреспонденты из Киева ( главка "Именинник" в январском выпуске "Дневника писателя"-77, следующая за главкой "Русская сатира. "Новь", "Последние песни ", Старые воспоминания"). Образы писателей и их героев у Достоевского имеют разную степень объективированности, зависящую от личностного отношения, от приятия или неприятия идеологических воззрений их "хозяев", прототипов. Иногда художественный образ переосмысляется Достоевским в соответствии со своими взглядами, так, например, некрасовский Влас становится образом-символом русского народа, образом-мифологемой. Критическая проза Достоевского в "Дневнике писателя" жанрового многообразна. В "Дневнике писателя"- 73 Достоевский называет каждую главу фельетоном, но при этом каждая из глав сохраняет черты определенного жанра. Глава "Старые люди" представляет собой мемуарный очерк, как и глава "Нечто личное". Глава "По поводу выставки" в жанровом отношении близка к публицистическому жанру 1 Кройчик Л.Е. Специфика образа в художественно-публицистических жанрах. // Проблемы литературных жанров: Материалы VI научной межвузовской конференции 7-9 декабря 1988 г. - Томск: Изд-во ТГУ, 1990. - С.213. репортажа, но это не публицистический репортаж, а "репортаж по поводу"; ""Смятенный вид""- критическая статья "по поводу" и, в некотором роде, литературная рецензия; "По поводу новой драмы" - также критическая статья "по поводу". Критическая проза "Дневника писателя" 1876, 1877 годов в жанровом отношении представлена некрологом-очерком, некрологом-эссе, имеющим мемуарный характер, статьей- рецензией с элементами воспоминаний и циклом статей. С жанровой спецификой критической прозы связано и проявление авторского начала, авторской позиции Достоевского в "Дневнике".
В критических статьях "по поводу" выступает автор-критик, Достоевский, выражающий взгляд на произведение и его героев, в очерках мемуарного характера, в литературно-критическом эссе предстает Достоевский - писатель, мемуарист, лично знакомый с героями своих очерков - Белинским, Чернышевским, Григоровичем и Некрасовым. В иные моменты Достоевский выступает с общечеловеческих позиций, иногда - как идеолог почвенничества. Диалогизм "Дневника писателя" имеет двойственный характер и отличается от диалогизма в художественном творчестве писателя. Достоевский высказывает свои взгляды, идеи;и оформлены они композиционно, внешне как диалог (то есть писатель цитирует мнение, которое будет комментировать) или же это внутренний диалог, точнее_,скрытая полемика. Достоевский пытается понять художника в его системе, не навязывая ему свою эстетику, но если он не согласен с этим художником, писателем, то прямо высказывает свои критические замечания. Критика "по поводу" у Достоевского отличается от жанра критической статьи "по поводу" у демократов, как критическая проза отличается от литературно-критической публицистики. Достоевский еще более свободен в выборе "поводов", он не хочет походить на критику, которую считает утилитарной, и даже отказывается от самого звания критика (о чем мы уже говорили). Достоевский не стремится целостно интерпретировать произведения искусства, его критические разборы часто являются формой самовыражения Достоевского, выражением его идей и настроений. Подобный аргумент служит для СВ. Мыслякова основанием рассматривать "Дневник писателя" как автокомментарий Достоевского к собственному художественному творчеству.1 Нам думается, что этот тезис приложим только к одному конкретному случаю, к роману Достоевского "Бесы", а "Дневник писателя", точнее "Записные тетради" Достоевского являются творческой лабораторией писателя в период создания "Подростка" и "Братьев Карамазовых", в Записных тетрадях также комментируется повесть "Двойник" (Но не в "Дневнике писателя"). "Великие мыслители", - отмечает Е.С Громов, - "любили в своих работах обращаться к такому материалу (к размышлениям "по поводу" - Е.М.), что имело большую значимость и для чисто искусствоведческого его истолкования, но, строго говоря, не являлось критикой".2 Пафосом критической прозы "Дневника писателя" было исповедание литературных, эстетических взглядов Достоевского, эстетическая же ценность взглядов Достоевского на искусство, культуру несомненна.
Очерк «пушкин» и его место в критической прозе «дневника писателя»
Пушкинская речь Достоевского, произнесенная им на пушкинских торжествах в Москве в июне 1880 года и опубликованная сначала в "Московских ведомостях", а затем в августовском номере "Дневника писателя" за 1880 год, стала итоговым словом писателя о месте и значении Пушкина в русской и мировой литературе и культуре. Прочитанная как речь, опубликованная как очерк, сохранив эту смысловую двойственность, которую нельзя не учитывать в литературно-критическом анализе, Пушкинская речь органично вписалась в структуру "Дневника писателя", сконцентрировав в себе, пожалуй, все основные идеи "Дневника" за все годы его издания. Она стала одним из высших образцов критической прозы писателя, соединив художественный, критический и публицистический пласты. Отметим, что качество критической прозы речи-очерка несколько иное, по сравнению с критической прозой "Дневника писателя" 1873, 1876-1877 годов. Очерк "Пушкин" (как и сама речь) осознанно публицистичен. Цели и характер речи-очерка определились уже в переписке Достоевского с председателем Общества любителей российской словесности С.А. Юрьевым, в письмах к А.Г. Достоевской и К.П. Победоносцеву. "Я действительно здесь громко говорил, что ко дню открытия памятника Пушкина нужна серьезная о нем (Пушкине) статья в печати. И даже мечтал в случае если б возможно мне было приехать ко дню открытия в Москву, - сказать (Курсив Достоевского - Е.М.) о нем несколько слов, но изустно, в виде речи, предполагая, что речи в день открытия в Москве будут (в своих местах) произнесены" (30, I; 147). Но еще в письме к Юрьеву от 5 мая Достоевский не дает положительного ответа на предложение выступить с речью. 19 мая Достоевский писал К.П. Победоносцеву из Старой Руссы: "И оказывается, как я уже и предчувствовал, что не на удовольствие поеду, а даже, может быть, прямо на неприятности. Ибо дело идет о самых дорогих и основных убеждениях. Я уже и в Петербурге мельком слышал, что там в Москве свирепствует некая клика, старающаяся не допустить иных слов на торжестве открытия, и что опасаются они некоторых ретроградных слов, которые могли бы быть иными сказаны в заседаниях
Меня же именно приглашал председатель Общества и само Общество (официальной бумагою) говорить на открытии. Даже в газетах уже напечатано про слухи о некоторых интригах. Мою речь о Пушкине я приготовил, и как раз в самом крайнем духе моих {наших то есть, осмелюсь так выразиться) убеждений, а потому и жду, может быть, некоего поношения" (30,1; 156). Таким образом, была определена тональность и полемическая заостренность выступления Достоевского. Тем не менее сам очерк по многим параметрам значительно отличается и от первой главы августовского выпуска "Дневника" ("Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине"), и от третьей главы, посвященной полемике с А. Градовским ("Придирка к случаю. Четыре лекции на разные темы по поводу одной лекции, прочитанной мне господином А. Градовским. С обращением к господину Градовскому"). Увеличивается полемическая направленность самой речи-очерка, но эта полемичность "внутрилитературна", а усиление публицистического начала связано с тем, что именно с Пушкиным Достоевский связывает русскую "идею". Собственно литературно-критический аспект (оценка "Евгения Онегина", образа Татьяны, Онегина, "Цыган", творчества Пушкина в целом) в выступлении Достоевского даже усилен по сравнению с критической прозой "Дневника писателя" прежних лет. Речь-очерк имеет особенный, Пушкинский пафос, в отличие от третьей, полемической главы выпуска, в которой Достоевский становится в одну "плоскость" с оппонентами. Если в речи-очерке Достоевский "организует" "чужие голоса", заключая их в кавычки, или прибегает к аллюзиям, понятным всем слушателям, что вписывает полемику в художественный мир очерка, то в третьей главе адресат Достоевского в лице А.Д. Градовского, обозначен предельно конкретно. Характер образности, стилистики очерка и первой, третьей глав выпуска "Дневника писателя" различен. Оговоримся сразу, что обращаясь к выступлению Достоевского на открытии памятника, мы будем называть его речью; публикацию в "Дневнике писателя" - очерком, т. к. Достоевский сам определил жанровую принадлежность статьи в "Дневнике", а чтобы оттенить двойственное, художественно-публицистическое начало очерка, будем именовать его, в некоторых случаях, речью-очерком. Как факт критической прозы Достоевского публикация речи - это именно очерк. Изучение Пушкинской речи Достоевского имеет свою историю: от непосредственных откликов после произнесения речи и журнально-газетной полемики после ее публикации в "Московских ведомостях" и "Дневнике писателя", до работ современных исследователей творчества Достоевского. В основном, Пушкинская речь рассматривается в ее публицистическом аспекте на фоне и в контексте общественно-литературной борьбы конца 70-х - начала 80-х годов. Этот исследовательский подход обнаруживается в работах Д.Д. Благого, Г.М. Фрид-лендера, В.А. Туниманова, О.А. Белкиной, в книге И.И. Замотана.1 Лишь сравнительно недавно появился ряд работ, в которых освещается собственно литературно-критический аспект речи-очерка, являющийся важным элементом его смысловой структуры, фундаментом, на котором базируется публицистическая мысль Достоевского.2 В некоторых работах прослеживается связь Пушкинской речи с пушкинской публицистикой Достоевского. Со времени вступления Достоевского в русскую литературу и до самой его смерти творчество Пушкина оставалось для него предметом напряженных раздумий. Достоевский не просто постоянно перечитывал произведения Пушкина, но и настойчиво стремился осмыслить для всех поколений "пророческое" их значение. Уже в своем первом произведении, в "Бедных людях", а затем в статьях 60-х годов Достоевский обращается к творчеству Пушкина и делает наблюдения, которые позже прозвучат как итоговое слово о поэте в Пушкинской речи.
Таким образом, многие положения речи-очерка прямо перекликаются с публицистикой Достоевского периода "Времени" и "Эпохи". В "Объяснительном слове по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине" ("Дневник писателя" - 80, август, глава I) Достоевский резюмировал свою речь в четырех пунктах: 1. Пушкин первый "отыскал и отметил главнейшее и болезненное явление нашего интеллигентного исторически оторванного от почвы общества, возвысившегося над народом", отметил "самую большую язву составившегося у нас после великой петровской реформы общества" - "скитальничество" "лишних людей"; 2. Пушкин первый "дал нам художественные типы красоты русской, вышедшей прямо из духа народного", "всецело из народного духа"; 3. Пушкин первый явил "особую характерную и не встречаемую, кроме него нигде и ни у кого черту художественного гения -способность всемирной отзывчивости и полнейшего перевоплощения почти совершенного"; Загидулина М.В. Два типа национальной ориентации у Достоевского и Пушкина. // Ф.М. Достоевский и национальная культура. Вып.1. - Челябинск: Изд-во ЧГУ, 1994. - С.128-161; Диалектика критической мысли Достоевского.// Русская литературная критика 70-80 гг. XIX века. - Казань: Изд-во КГУ, 1986. - С.68-83;. Горбанев Н.А. Литературная критика Ф.М. Достоевского. - Указ. изд. - С.64-78. 4. "способность эта есть всецело способность русская, национальная" и Пушкин есть "совершенный выразитель этой способности" (26, 129-131). Это "Объяснение", как и сама Пушкинская речь, прямо перекликается с оценкой Пушкина во Введении к "Ряду статей о русской литературе" в первом номере журнала "Время" за 1861 год: "Колоссальное значение Пушкина уясняется нам все более и более ... Для всех русских он живое уяснение, во всей художественной полноте, что такое дух русский, куда стремятся все его силы и какой именно идеал русского человека ... Все, что только могли мы узнать от знакомства с европейцами о нас самих, мы знали; все, что только могла уяснить нам цивилизация, мы уяснили себе, и это знание самым полным, самым гармоничным образом, явилось нам в Пушкине. Мы поняли в нем, что русский идеал - всецелость. всепримиримость и всечеловечность .. Дух русский, мысль русская выражались и не в одном Пушкине, но только в нем они явились нам во всей полноте, явились как факт, законченный и целый..." (18, 69) (выделено нами - Е.М.). Уже в работах 60-х годов Достоевский ставит и решает вопрос о народности Пушкина, и это решение является одним из самых продуктивных и перспективных в его литературной критике.
