Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 . «Дневник писателя» в контексте художественно документальной литературы 35
1.1. «Периферийные» жанры русской литературы: проблемы изучения 38
1.2. Загадка «Дневника писателя»: особенности жанровой природы 60
Глава 2. Социально-психологические типы в свете историософских идей «Дневника писателя» 88
2.1. Подступы к человеку: стратегии изучения героев Ф.М.Достоевского 89
2.2. Галерея человеческих типов в «Дневнике писателя» (от «человека идеи» до «пророка») 103
2.2.1. Тип общественного деятеля, мыслителя эпохи: «русский барич» А.И.Герцен и «страстный» В.Г.Белинский 104
2.2.2. Тип прис елигиозный тип 123
«Русский яжного заседателя: «теория среды» 117
2.2.3. Р безобразник»: преображенный (пасхальный) тип «Почвенный» тип Исповедалъно-жертвенный тип 145
Тип «общечеловека»: праведник в миру 150
2.2.4. Тип «бесстыдника»: «последнее обнажение» 158
2.2.5. А.С.Пушкин как историко-антропологический и пророческий тип 165
Глава 3. Парадоксы бытия идей: историко-функциональное изучение «Дневника писателя» 177
3.1. Историософские идеи «Дневника писателя»: проблемы валентности и изоляционизма 178
3.2. Особенности функционирования национальных идей Ф.М.Достоевского в сети Интернет 185
Заключение 198
Приложение 207
- Загадка «Дневника писателя»: особенности жанровой природы
- Тип общественного деятеля, мыслителя эпохи: «русский барич» А.И.Герцен и «страстный» В.Г.Белинский
- Р безобразник»: преображенный (пасхальный) тип «Почвенный» тип Исповедалъно-жертвенный тип
- Особенности функционирования национальных идей Ф.М.Достоевского в сети Интернет
Загадка «Дневника писателя»: особенности жанровой природы
Такой «скачок» за пределы, порыв к пороговому, конечному или, как писал С.Н.Булгаков, «апокалипсический трепет»1, свойственный русскому народу, его стремление выйти за грани, созерцание далей нездешних определяет небывалый «размах маятника русской духовности» (М.К.Мамардашвили), ту ментальную широту, что способна «созерцать две бездны», неоформленность, неустановленность национального духа в четких границах. Русский дух пребывает на окраинах и потому проявляет себя в широком диапазоне, в своеобразном сопряжении отрицания и веры, греха и святости. Об этой «размашистости воли» писал С.А.Аскольдов , отметив, что в русском человеке наиболее сильно выражены начала святое и звериное. Несоразмерно слабым по сравнению с ними предстает срединное - человеческое, гуманистическое -начало.
Пребывание в предельном, конечном предопределяет равнодушие к истории, к рациональной оформленности и закрепленности в земном бытии, отчего русская земля - «нищая», «рабская», «всякой мерзости полна» . Однако из этого глубоко смиренного признания немощи в русской культуре рождается тихое ощущение нечто таинственного, сокровенного, «что сквозит и тайно светит»4 через низкое, греховное, и это чувство благословенности России, наконец, выливается в строки: «О, недостойная избранья, / Ты избрана!»5. Так возникает историософское ощущение особого призвания русского духа и желание разгадать, что замыслил Бог о России1.
Такое же стремление обнаружить сущностные черты русского духа, разгадать загадку России, найти правду народную владело и Достоевским. К разгадыванию этого исторического предназначения писатель идет через раскрытие народного лика, национальной «физиономии», через выделение коренных свойств русского типа. Отмеченная стихийность, неоформленность, беспредельность народного духа приобретает у Достоевского устойчивое, прочное характерологическое значение, становится историософской категорией. Писатель выявляет сущностные, константные черты национального характера, которые и обнаруживают смысл русского призвания в историческом процессе, замысел Бога о России. В этой творческой работе Достоевского по отысканию характерологических закономерностей наблюдаются существенные особенности метода писателя.
С одной стороны, заметно стремление Достоевского рассматривать персонажей, а также конкретных представителей эпохи в соответствии с принципами социальной типизации. Писатель подходит к ним не как к конкретным личностям, а именно как к представителям и выразителям определенного социально-психологического типа того времени. Но важно, что используя данный метод социальной типизации по различию, Достоевский обращается также к принципу качественно иной типизации - религиозной, художественно-нравственной - и выдвигает его на первый план как основной критерий в определении типа. Таким образом, типизация носит не просто социально-психологический, но и социально-духовный, этический характер, представая соединяющей, синтезирующей, тяготеющей к художественности и символичности. Более того, определяющим критерием при изображении типа становится вера, религиозное чувство и отношение человека к Богу. Данный критерий становится единой основой для всей множественности типов, которую без этой основы «нельзя ни понять, ни воспроизвести»1. Речь идет о том, что отношение человека к Богу, «обращенность к Христу» является общим типологическим принципом , обнимающим всех персонажей Достоевского. Христос есть «Центрообраз»4 для Достоевского, и, соответственно, христоподобный, «христоликий» герой оказывается высшей точкой характерологии писателя5.
Итак, можно говорить о том, что типизация в «Дневнике» обладает чертой, резко отличающей ее от социального подхода, характерного для той эпохи. Ее особенность состоит в том, что основным критерием в оценке типов становится не только социальный, но и духовно-нравственный, религиозный критерий. Уровни обобщения устремлены к практике художественного мышления, к образности, символичности, эмблематичности.
Уточнение понятий. Тип, типическое. В связи со сказанным выше необходимо отметить особый характер типизации и оригинальность понимания типа в «Дневнике». В.В.Розанов проницательно указал на важное свойство типизации в произведениях Достоевского - динамичность, неустановленность окончательной природы типа, неоформленность его в застывший тип6. Как отметил философ, у Достоевского «на первом плане движутся люди, не принадлежащие ни к какой определенной категории, встревоженные и ищущие, разрушающие или создающие»1. Такая, казалось бы, противоречащая понятию «тип» неопределенность, неустановленность образа в четких границах становится отличительной чертой типизации в произведениях писателя.
Как известно, категория «тип» активно разрабатывалась в советском литературоведении, проявлявшем интерес к типическому в связи с методологическими установками социологического толкования персонажей. Тип понимался как некий стандартный образец, в котором осуществляется единство общего и индивидуального2, выразитель черт, присущим многим, таким образом, несущий в себе некоторое обобщение, выражающий категорию всеобщего . Современная наука ничего специфического в понимание «типа» не внесла и рассматривает его как выражение общего, существенного в индивидуальном4, обобщенный образ, с наибольшей полнотой раскрывающий сущность целого ряда явлений5, характеризующийся «высшей степенью характерности»6. Однако отмечается: связь с повторяющимся, с общим не делает тип усредненным, среднестатистическим образцом. Тип может быть необычным, исключительным7 и тем не менее выражать собой сущность целого ряда характерных явлений.
Тип общественного деятеля, мыслителя эпохи: «русский барич» А.И.Герцен и «страстный» В.Г.Белинский
Как известно, понимание Достоевским человека во многом отличалось от широко распространенного понимания в то время. Так, например, в творчестве Н.Г.Чернышевского человек предстает как исчислимая величина: все его действия и поступки можно рационально объяснить. Не так у Достоевского. Писатель утверждал, что человек есть загадка, тайна, которую нужно разгадать (см.: 28, I; 63), и его поведение далеко не всегда подчиняется разуму и выгоде и поэтому не может быть подведено под какие-либо логические теории и схемы1.
Суждения Достоевского о таинственности, иррациональности природы человека, в котором «противоречия вместе живут» (14; 100), занимали многих критиков и исследователей творчества писателя. История рассмотрения героев Достоевского берет свое начало во второй половине XIX века в работах критиков демократического направления и представляет различные подходы к осмыслению антропологии писателя. Целесообразно наметить основные пути, линии изучения характерологии Достоевского.
Так, уже Н.А.Добролюбов в работе «Забитые люди» (1861) представил своеобразную типологию образов писателя, опираясь на методы социально-антропологического анализа. Среди героев Достоевского критик выделил категорию «забитых людей», персонажей, человеческое достоинство которых оскорблено до предела, настолько, что это «точно существа другого мира»2. Характеризуя образы Макара Девушкина, Якова Петровича Голядкина, господина Прохарчина, Н.А.Добролюбов намечает социальный уровень классификации: эти персонажи бедны, находятся в тяжелом, необеспеченном жизненном положении. Однако далее критик делит героев на два антропологических типа: кроткий и ожесточенный. Первые окончательно придавлены безысходностью жизненной ситуации, вторые, напротив, пытаются протестовать, бунтуют против окружающей действительности. Но все же, несмотря на унижения и придавленность, эти «превращенные в тряпицу», в «грязную ветошку»1 герои, как пишет Н.А.Добролюбов, живы и имеют живую душу, чувство, мысль: « ... искра Божья все-таки тлеется в них и ... невозможно потушить ее» . Здесь проступает уже другой - онтологический - уровень обобщения. «Забитые люди» сохраняют в себе душу, образ Божий, настоящие человеческие чувства. Как видим, Н.А.Добролюбов намечает разные критерии выделения персонажей, задает энергию многоуровневой (и социальной, и антропологической, и онтологической) классификации героев.
Методику совмещения социального и религиозного подхода к персонажам предложил М.А.Антонович . По мнению критика, в романе «Братья Карамазовы» герои изображены с «мистико-аскетической» точки зрения. Среди персонажей М.А.Антонович выделяет два основных типа: святые, праведники (Алеша, старец Зосима и, парадоксальным образом, Митя) и грешники (семинарист Ракитин, Федор Павлович, Смердяков). Переход от праведников к грешникам олицетворяет собой третий брат Иван, «неопределенный, нетипичный и неясный»4. Основная мысль, которую проводит критик, заключается в том, что характеры персонажей и их судьбы определяются противоборством двух полюсов - благочестия и греховности.
Последователь Н.А.Добролюбова П.Н.Ткачев5 акцентировал внимание на болезненных состояниях героев Достоевского. Отметив, что писатель в своих произведениях «ограничивается анализом психиатрических аномалий человеческого характера, живописанием внутреннего мира психически больных людей»6, критик утверждает, что почти все герои - «ненормальные» люди (идиоты, эпилептики, маньяки) . В романе «Бесы» П.Н.Ткачев усматривает
Чуть позже, в критическом разборе романа «Подросток» публицист продолжил развивать разработанную Н.А.Добролюбовым типологию героев как «забитых людей». Помимо категории «приниженных» и «ожесточенных», П.Н.Ткачев выделил особый тип «идейных "забитых людей"», изображенных в романах «Преступление и наказание» и «Подросток». Отмечая в их характере те же черты, что и у предшественников (приниженность и забитость, эгоистическое ожесточение), критик обнаружил также отличительную особенность - наличие идеи, раскрывающей человечность их натуры, «Божью искру», которая отделяет их от массы «безыдейных» героев. Данную типологическую схему П.Н.Ткачев приложит потом и к героям романа «Братья Карамазовы»3, выделив «новые типы "забитых людей"»: смиренные, кроткие (штабс-капитан Снегирев, помещик Максимов, Алеша, старец Зосима) и гордые, ожесточенные (Федор Павлович Карамазов, Иван, Митя, Смердяков и главные женские образы).
Анализом «исключительных» образов у Достоевского занимался и ученый-правовед, юрист А.Ф.Кони, также отметив наличие «психологических аномалий» в произведениях писателя. В классификации А.Ф.Кони присутствуют «больные волей» (Мармеладов), «рассудком» (собственно душевнобольные) и больные «от неудовлетворенного духовного голода» (Миколка) .
«Психиатрический» подход к героям Достоевского побуждает обратить внимание на образцы так называемой «психопатологической критики», процветавшей в конце ХГХ-начале XX вв. (В.К.Случевский, В.Ф.Чиж, В.А.Муратов, Д.А.Аменицкий). Широкое распространение болезненных душевных состояний в произведениях писателя заставило критиков сосредоточиться на патологических сторонах характеров героев. По утверждению В.Ф.Чижа, как знаток патологии души Достоевский представляет собой пример верности и точности описания душевных болезней: собрание сочинений писателя - это «почти полная психопатология»3. В.Ф.Чиж стал одним из первых психиатров, кто обратился к анализу болезненных состояний в произведениях Достоевского и наметил типологию героев по признаку душевных заболеваний4. Так, Нелли, князь Мышкин, Кириллов и Смердяков представляют, по мысли ученого, четыре типа эпилептиков, под которые можно подвести все модификации этой болезни.
Р безобразник»: преображенный (пасхальный) тип «Почвенный» тип Исповедалъно-жертвенный тип
Прежде чем дальше продолжать исследовательский сюжет, посвященный описанию и характеристике социально-психологических типов «Дневника», здесь необходимо остановиться для некоторых разъяснений и уточнений. Дело в том, что следующие четыре типа представляют единый обобщенный тип религиозного человека. Однако их характерологический диапазон настолько широк, что могут возникнуть сомнения в правомерности отнесения всех к одному религиозному типу.
Так, одни безусловно могут быть отнесены к религиозным типам, в них религиозная основа явлена, самоочевидна и проявляется в крестной жертве, служении, деятельной любви. В других религиозных типах самоочевидности вроде бы нет, они поражают дерзновенными поступками, своевольными, кощунственными деяниями, обнаруживают природно-стихийные начала. Однако Достоевский показывает, что все они являют разные формы свидетельствования Божественного начала, катафатическую и апофатическую, разные варианты предчувствия исторического свершения, явления благодати, стоящей «на пороге» и готовой излиться на мир и явить «новое небо и новое землю». Религиозные типы знаменуют собой различные пути обнаружения Истины - как в героическом подвиге и в мирском служении, так и в опыте прохождения через зло и безграничное своеволие. Внимание Достоевского к таким полярным формам проступания Небесного света было обусловлено как его творческой установкой найти «образ» даже в «без-образии», так и общей, по его словам, основной задачей искусства XIX века - «восстановления погибшего человека» (20; 28).
«Русский безобразник»: преображенный (пасхальный) тип К религиозному типу Достоевский обращается уже в первый год издания «Дневника» в очерке «Влас», вошедшем в № 4 «Гражданина» от 22 января 1873 года. Поводом для размышлений послужило одноименное стихотворение Н.А.Некрасова. «Помните ли Вы Власа? Он что-то мне припоминается», -начинает свой очерк писатель. Влас у Некрасова - крестьянский мужик, «великий грешник», в котором прежде «Бога не было»: « ... побоями / В гроб жену свою вогнал; / Промышляющих разбоями / Конокрадов укрывал; / Брал с родного, брал с убогого, / ... Наконец и грянул гром!». На пороге смерти Влас увидел «тьму кромешную» и дал обет: «Роздал Влас свое имение, / Сам остался бос и гол / И сбирать на построение / Храма Божьего пошел». Так раскаявшийся грешник скитается по свету и собирает подаяния на храм: «Сила вся души великая / В дело Божие ушла»1. История некрасовского Власа предваряет в очерке Достоевского «удивительно фантастический рассказ про другого Власа, даже про двух, но уже совершенно особенных, даже неслыханных доселе ... » (21; 33).
Внимание писателя привлекает история о том, как крестьянские мужики вступили в спор «кто кого дерзостнее сделает?». Один из мужиков согласился исполнить все, что скажет ему другой. Условием спора становится выстрел из ружья в причастие. Однако в последний момент, перед тем, как выстрелить,
В этом «на много намекающем» происшествии Достоевский обнаруживает удивительно противоречивые моменты, служащие ключом к пониманию русского народного характера. «Дерзость» споривших мужиков раскрывает две исконные народные черты: - «безудерж»1 отрицания, выражающийся в «забвении всякой мерки во всем», желании «хватить через край», «дойдя до пропасти, свеситься в нее наполовину» (21; 35), заявить своеволие; - потребность в восстановлении и спасении, жажда покаяния и страдания. Эти два полярных психоантропных начала и центрируют народный тип, который представлен образом Власа и может быть на первый взгляд условно определен как «безобразник». По верному суждению В.В.Лепахина, у Достоевского в «Дневнике» присутствует «самое глубокое богословие образа»: «Человек сотворен по образу и подобию Божию. Свышнее призвание человека -это богообразие и благообразие ... » . Благообразию у писателя противостоит «без-образ-ие» - «то состояние души человека, при котором образ Божий в человеке подвергается поруганию самим человеком»3. Вполне очевидно, что крестьянский мужик Влас и есть такой безобразник. Т.М.Горичева, своеволие есть «выбор выбора»1, возникающее тогда, когда один выбор ограничивает человека в его проявлении. Стремясь к неповторимости и уникальности, личность решается на своеволие, которое гарантирует эту возможность выбора, свидетельствует о наличии чего-то неуловимого, того, что невозможно определить, поместить в какие-то рамки, «мешает выбору застыть»2. Такая «энергийная», динамичная форма самоопределения и обусловливает особенность формирования человеческой личности в предельных проявлениях, при соприкосновении с Иным . Здесь обнаруживает себя проблема свободы как одной из первичных характеристик бытия человека. Как писал Н.А.Бердяев, человек «начинает с того, что бунтующе заявляет о своей свободе, готов на всякое страдание ... лишь бы чувствовать себя свободным»4. Однако эта свобода таит в себе как добро, так и зло. Таким динамическим, через тьму и бездну, путем идет человек к обретению Истины. Так своеволие оказывается «своеобразным религиозным опытом, в котором после погружения в тьму загорается новый свет»
Особенности функционирования национальных идей Ф.М.Достоевского в сети Интернет
Историко-функциональное изучение классического литературного наследия позволяет обнаружить характерные тенденции существования произведений во времени1. Особенно важным представляется изучение особенностей восприятия литературных произведений и формирующихся на этой основе идеологем, мифологем массовым сознанием, представленным в сети Интернет. Как известно, одной из тенденций бытования классики во времени является процесс постепенного преобразования, трансформации ценностного и смыслового слоев текстов. В сущности, происходит, как пишет М.В.Загидуллина, используя выражение М.Вебера, «сползание харизмы»1, означающее распространение любых проявлений гениальности в пространстве и времени с последующим неизбежным рассеиванием, «огрублением», «упрощением» самой ее сути. Представляется, что это происходит потому, что восприятие произведений и героев осуществляется путем «скольжения по периферии смыслового поля»2, вне широкого художественно-философского контекста, в отрыве от целого, и поэтому они невольно видоизменяются, а также теряют свои смыслы3. И если в среде людей, укорененных в многовековой духовной, культурной традиции4, происходит углубление, приращение смыслов, то в массовом сознании наблюдается процесс мифотворчества5. Данные процессы обусловлены во многом разрывом между научной средой и пространством массовой культуры: происходит ослабление воздействия научной, образовательной среды на сознание широких масс.
Характерной чертой нового мифотворчества выступает идеологическая обусловленность создаваемых мифов: они порождаются определенными общественными группами и включаются в социальные конфронтации, оказываются идеологизированными. В ситуации современного расцвета Интернет-коммуникаций вся виртуальная сеть представляет собой уникальный материал, отражающий данные процессы бытования классического наследия в читательском сознании сегодня.
А.А.Казаков1, размышляя над проблемой социокультурного положения литературной классики в современности, обусловленным широким распространением сети Интернет, отмечает такой парадокс: с одной стороны, сеть Интернет сделала классику доступной, но с другой - диалог современной культуры с классической традицией нарушен. В связи с этим необходимо изучить особенности современного бытования классики, раскрыть те смыслы, которыми она наделяется в наше время. Особенности функционирования литературы в виртуальном пространстве, как показал А.А.Казаков, приводит к некоторым изменениям в стратегиях чтения и, как следствие, в восприятии классических произведений. Очевидно появление феномена дискретного чтения, понимания идей, мыслей фрагментарно, осколочно. Не исключением стал и «Дневник писателя».
Сложный, объемный и разнородный текст «Дневника» присутствует в виртуальном пространстве «в разобранном виде», как форма актуализации сегодняшних социальных, политических и общественных проблем. Таким остро актуальным в условиях современности его делает открыто выраженная авторская позиция, яркая публицистичность статей, прямые высказывания, касающиеся ряда политических, социальных, религиозных вопросов. Очевидно, Достоевский становится «участником» (Л.И.Сараскина) происходящих событий в общественно-политической, культурной и духовной жизни нашего времени. Идеи и смыслы его творчества оказываются животрепещущими: читательское сознание рассматривает писателя как в качестве своего идеологического союзника, авторитета, на мнение которого можно ссылаться, так и в качестве оппонента, чья точка зрения опровергается. Можно вспомнить ставшую широко известной характеристику Достоевского - «архискверный» (В.И.Ленин) - и, характеризуя роль писателя в современной культуре, по аналогии сказать: «архиполезный» Достоевский. Действительно, сегодня фигура писателя предстает как своеобразный «миф», «бренд» с прочно закрепленными за ним атрибутами 188 статусом «пророка», «отгадчика тайны русского пути», «национального философа» и «русского националиста».
Цитаты, идеи «Дневника» встречаются на порталах, посвященных кругу общественных, политических, национальных вопросов, а также на сайтах различных национальных движений. Заметна широкая актуализация мыслей писателя о России, ее историческом пути и предназначении, ее отношении к другим государствам. Участники обсуждений, авторы статей на сайтах активно привлекают цитаты из произведения, ссылаются на идеи и образы Достоевского. Можно говорить о том, что происходит процесс актуализации идейного наследия писателя, определения его места и роли в общественно-культурной ситуации современности.
Однако очевидна также определенная трансформация идей писателя, смена парадигмы понимания наследия художника. Культурно-историческая концепция Достоевского, основанная на началах «всечеловечности», мессианства и единства, в социально-общественных условиях сегодняшнего дня получает иную окраску и предстает как националистическая. Идеи Достоевского оцениваются исключительно с социальных и общественно-политических позиций, теряя при этом свой концептуальный замысел и органичную целостность. То, что вкладывалось писателем в суть национального вопроса, в понятие «русская идея», в современных социокультурных условиях предстает в искаженном, усеченном виде. Таким образом, можно констатировать наличие ценностного сдвига, смену ментальной и культурно-исторической парадигмы в современном восприятии, упрощенное понимание культурных идеологем и смыслов XIX века современным массовым сознанием.
Дело в том, что сознание XIX века с присущим ему страстным поиском национальной и культурной идентичности стремилось осмыслить человека и его место в истории в соотнесенности с вневременным, вечностным планом - как духовно-органичное существо. Достоевский, пытаясь разгадать тайну человека, рассматривает его как незавершенную целостность, открытую миру и другим людям. Русский человек, в понимании Достоевского, предстает «всечеловеком», вбирающим и объединяющим различные начала благодаря «вселенской отзывчивости». Такой органически духовный в своей сущности человек предстает особым историко-антропологическим типом, творящим историю. В соответствии с этим писателем осмысляется и историческое предназначение России - братское соединение и «всепримирение» народов, основанное на началах мессианства. Как видим, мысль Достоевского о человеке и истории России метафизически укоренена в поле культуры, соотносима с другими идеологемами эпохи XIX века.
Массовое, большей частью «сетевое» сознание XXI века подходит к человеку как к члену какой-либо группы, партии, выразителю направления, идеологической позиции. Принадлежность к некоторому социальному, культурному, идеологическому, политическому кругу определяет его умонастроение, деятельность, поступки. В соответствии с этим происходит осмысление его сущности, которая уже не предстает единством и целостностью. Как существо социальное, политическое, идеологическое человек в современном понимании не характеризуется всепринятием и «всеотзывчивостью», а функционирует как элемент группы, круга, к которому принадлежит.
