Эпистолярный жанр в наследии Ф. М. Достоевского Шевцова Наталья Вячеславовна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Поэтика писем Достоевского 32

1.1. Язык писем как источник изучения личности и творческой лаборатории писателя 32

1.2. «Чужое слово» в письмах 70

1.3. Жанровые доминанты писем 97

Глава 2. Эпистолярные формы в художественном и публицистическом творчестве Достоевского 130

2.1. «Бедные люди» и «Роман в девяти письмах» как стилистическая антитеза 130

2.2. Письмо в структуре других художественных произведений Достоевского 150

2.2.1. Классификация писем 151

2.2.2. Художественные функции писем 162

2.2.3. Принципы работы Достоевского над эпистолярными вставками 185

2.3. Эпистолярный материал в «Дневнике писателя» 191

Заключение 207

Список литературы 211

• Язык писем как источник изучения личности и творческой лаборатории писателя
• «Чужое слово» в письмах
• «Бедные люди» и «Роман в девяти письмах» как стилистическая антитеза
• Письмо в структуре других художественных произведений Достоевского

Введение к работе

На первый взгляд, письма Достоевского не только ничем не выделяются на фоне богатого и разнообразного эпистолярного наследия других писателей XIX в., особенно И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, но даже выглядят несколько «бледно»: они немногочисленны, в них мы не найдём лёгкого искромётного юмора (например, каламбуров или забавных подписей), художественной отточенности. Тем не менее это не отменяет важного значения эпи-столярия Достоевского для изучения его биографии и творчества. Письма великого классика остаются для современного читателя наиболее полным выражением его личности и самым исчерпывающим рассказом о его жизни (Достоевский не вёл систематически личного дневника), содержат сведения о ходе и обстоятельствах создания и публикации его произведений, а также являются творческой лабораторией писателя и в ряде случаев выступают как самоценный художественный текст. Достоевский неоднократно на протяжении всей своей жизни признавался многим своим корреспондентам в том, что он не умеет и не любит писать письма из-за невозможности высказаться на листе бумаги и боязни, что его мысли будут неверно истолкованы адресатом: «Сам люблю получать письма, но писать самому письма считаю почти невозможным и даже нелепым: я не умею положительно высказываться в письме. Напишешь иное письмо, и вдруг вам присылают мнение или возражение на такие мысли, будто бы мною в нём написанные, о которых я никогда и думать не мог. И если я попаду в ад, то мне, конечно, присуждено будет за грехи мои писать по десятку писем в день, не меньше» (из письма к В. В. Михайлову от 16 марта 1878 г.)1. Писатель чаще всего был недоволен своими письмами, «глупыми», «беспорядочными», как он их сам называл, беспрестанно извинялся за помарки и небрежность, за неразборчивый почерк, в котором шутя находил своё «единст венное сходство с Наполеоном» (28г, 8). Вместе с тем классические образцы эпистолярного жанра (например, письма мадам де Севинье) вызывали у него не восхищение, а раздражение и подозрение в неискренности. Достоевский полагал, что «письма можно только писать деловые, к людям, с которыми в сердечных отношениях не состоишь» (29ь 135) и, как правило, брался за перо в тех случаях, когда необходимо было срочно решить какие-либо вопросы, чаще всего финансовые. Тем не менее в его эпистолярном наследии, по словам Г. М. Фридлендера, «много не одних писем случайных, деловых, написанных по тому или иному частному поводу, но и обширных, страстных, полных огня писем, где Достоевский делится с корреспондентом своими самыми заветными замыслами, сокровенными личными переживаниями или впервые вдохновенно формулирует важнейшие пункты своего художнического, национально-исторического, философского и политического исповедания веры» (28 ь 6). Эпистолярный жанр довольно широко используется в художественном и публицистическом творчестве Достоевского: это и отдельные письма его героев, и произведения, полностью выдержанные в эпистолярной форме. Примечательно, что в жанровой системе писателя эпистолярный жанр не выделяется исследователями как самостоятельный2, что выступает дополнительным аргументом в пользу его изучения. Мы полагаем, что исследование эпистолярного жанра в творчестве Достоевского актуально и находится в русле проблем современного достоевсковедения.

Процесс вытеснения письма другими видами связи, начавшийся ещё в конце XIX в. с развитием сети железных дорог, появлением телеграфа и телефона, в наше время осуществляется особенно интенсивно: всё более популярным становится общение через интернет, посредством пейджера и SMS, по своей сути отличающееся примитивизмом, не располагающее к пространным и глубоким рассуждениям (хотя, безусловно, в интеллектуальной среде культура письма всё-таки сохраняется, вспомним, например, письма Ю. М. Лотмана). На этом фоне усиливается ощущение ценности эпистолярного наследия русских См. Захаров В. Н. Система жанров Достоевского. - Л., 1985. классиков, в том числе Достоевского, в чьих письмах раскрываются такие забывающиеся сегодня стороны письменного общения людей друг с другом, как стихийное излияние мыслей и чувств, трепет, испытываемый при получении письма от близкого человека (см. письмо Достоевского к брату Михаилу от 1 января 1840 г.) и т. п.

Эпистолярное наследие Достоевского охватывает почти пятьдесят лет сознательной жизни писателя: с 29 июня 1832 г. (приписка к письму матери писателя мужу, в которой её дети - в том числе десятилетний Фёдор - выражают почтение к отцу) по 26 января 1881 г. (последнее написанное рукою Достоевского письмо, обращенное к Н. А. Любимову - помощнику М. Н. Каткова по изданию журнала «Русский вестник»). Оно насчитывает более тысячи четырёхсот писем, из которых несколько сотен несохранившихся и ненайденных. Причём точное число не дошедших до нас писем Достоевского трудно определить, поскольку иногда утраченными оказываются целые группы писем к тому или иному адресату. Таковы, например, письма к другу юности И. Н. Шидловскому за 1837 - 1840 гг., к родственникам А. А. и А. Ф. Куманиным за вторую половину 1837 г., к врачу, лечившему Достоевского, С. Д. Яновскому за лето 1847 г., к жене декабриста Н. Д. Фонвизиной за годы, проведённые Достоевским в Омске, к знакомой семипалатинской девушке Б. М. Неворотовой за 1854 г., к будущей жене писателя М. Д. Исаевой за первую половину июня г. и др. Количество адресатов писем Достоевского превышает триста. Среди них преобладают частные лица, но присутствуют и лица официальные (Александр II, командир Сибирского батальона подполковник Велихов, капитан Главного инженерного училища В. А. Гартонг, шеф жандармов и главный начальник III отделения В. А. Долгоруков, директор Сибирского кадетского корпуса А. М. Павловский, начальник штаба корпуса жандармов, управляющий III отделением А. Е. Тимашев и др.), а также различные учреждения (Главное управление по делам печати, С.-Петербургский цензурный комитет, Комитет общества для пособия нуждающимся литераторам и учёным, Государственный банк и др.). Из общего числа адресатов более ста являются адресатами исклю чительно несохранившихся и ненайденных писем Достоевского. Характерно, что Достоевский писал большую часть своих посланий сразу набело; в единичных случаях мы располагаем черновым текстом письма, который затем подвергался переработке (черновые письма к Н. М. Щепкину от 13 февраля и А. И. Глазунову от 6 марта 1863 г., две редакции и черновой набросок письма к Н. Будаевскому от 29 августа 1864 г., первая редакция и черновой набросок письма к М. В. Родевичу от июля - августа 1864 г., первая редакция письма к С. Н. Фёдорову от 25 февраля 1865 г., две редакции письма к М. Н. Каткову от 19 сентября (1 октября) 1870 г., черновой автограф письма к А. А. Романову (наследнику) от 16 ноября 1876 г. и др.).

История публикации и изучения эпистолярного наследия Достоевского довольно продолжительна и составляет более ста лет.

Сразу после смерти писателя его вдова приступила к собиранию эпистолярного наследия своего мужа. Небольшая часть писем, собранных ею при поддержке ближайших друзей Достоевского, в первую очередь А. Н. Майкова, О. Ф. Миллера и Н. Н. Страхова, была опубликована ею в 1883 г., в первом томе посмертного Полного собрания сочинений Достоевского «Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского. С портретом Ф. М. Достоевского и приложениями». «Письма Ф. М. Достоевского к разным лицам» открывают второй раздел этого тома, имеющий особую пагинацию. В него вошло всего сто сорок семь писем к брату Михаилу (1838 - 1864), А. Е. Врангелю (1856 - 1866), А. Н. Майкову (1867 - 1877), Н. Н. Страхову (1868 - 1871) и А. С. Аксакову (1880) и ряд единичных писем к другим корреспондентам. Некоторые письма были опубликованы со значительными сокращениями, иногда вызванными тем, что их текст оказался в испорченном виде. Письма к Страхову снабжены краткими пояснительными подстрочными примечаниями адресата. Аналогичные по характеру, но ещё более краткие пояснения и примечания о времени и месте публикации отдельных писем, имеющихся на них пометах, обстоятельствах их написания и т. д. предваряют также публикацию некоторых других писем (к А. Г. Ковнеру, к московским студентам, к И. С. Аксакову).

Подготовленное вдовой писателя и его друзьями первое издание его писем не преследовало научных задач и не претендовало на полноту. Цель его состояла в том, чтобы познакомить читателей Достоевского с наиболее ценной и интересной частью его эпистолярного наследия, которую А. Г. Достоевская считала возможным опубликовать, когда часть его адресатов была жива, а для публикации многих писем (в том числе писем Достоевского к ней самой) время, по мнению вдовы писателя, ещё не пришло.

После выхода первого свода писем, в особенности в первые пореволюционные годы, когда архив А. Г. Достоевской, а также материалы частных архивов других корреспондентов писателя перешли во владение государства и стали доступными для широкого научного изучения, начали появляться много-численные публикации писем Достоевского . Наиболее значительными из них являются два сборника - «Письма Ф. М. Достоевского к жене. Предисл. и примеч. Н. Ф. Бельчикова. Общ. ред. В. Ф. Переверзева» (1926) и «История одной вражды. Переписка Достоевского и Тургенева. Под ред. со вступ, ст. и примеч. И. С. Зильберштейна. Предисл. Н. Ф. Бельчикова» (1928).

В первом сборнике было опубликовано сто шестьдесят два письма Достоевского к его второй жене Анне Григорьевне с обширными примечаниями, составляющими особое приложение. Здесь также были напечатаны запись сказки, сочинённой трёхлетним сыном писателя и собственноручно записанной им, и «Дневник лечения в Эмсе 1874 г.». Н. Ф. Бельчиков в предисловии делит публикуемые в сборнике письма Достоевского на три группы: в первую он относит все письма заграничного периода, ко второй - письма последнего десятилетия жизни писателя и в третью - письма о Пушкинских днях в Москве (май - июнь 1880 г.), «составляющие часть переписки последнего периода, но самостоятельную и обособленную по содержанию»4. Исследователь особо выделяет письма первого периода, когда Достоевский был охвачен страстью к игре в рулетку. Они, по его мнению, представляют необыкновенный биографический и психологический интерес, т. к. дают возможность ретроспективным способом определить, «какие переживания, связанные со страстью к рулетке, были знакомы душе творца романа «Игрок» и нашли отражения в созданных образах -героях этого романа»5. Письма второго периода - с момента возращения на родину до 1880 г., как отмечает Бельчиков, интересны тем, что «в них главным образом сказался Фёдор Михайлович как внимательный, чуткий и любовно относившийся к детям отец и семьянин»6. Автор предисловия подчёркивает огромное историко-литературное и общественное значение писем третьей группы, в которых Достоевский раскрывает картину происходящей во время Пушкинских торжеств борьбы разных направлений общественной мысли того времени и рассказывает о своём участии в ней.

Второй сборник объединяет все периодически появлявшиеся, начиная с 80-х гг. XIX в., публикации отдельных писем Достоевского и Тургенева, завершая тем самым растянувшееся на сорок с лишним лет обнародование их переписки. Он включает десять писем Достоевского к Тургеневу и пятнадцать писем Тургенева к Достоевскому, а также расписку Тургенева в получении гонорара за его повесть «Призраки», опубликованную в журнале «Эпоха». В комментариях к письмам, имеющих историко-литературный характер, используется неизданный дополнительный эпистолярный материал (переписка Тургенева с П. В. Анненковым, переписка Достоевского с братом Михаилом и др.). Кроме того, в сборнике присутствует статья И. С. Зильберштейна «Встреча Достоевского с Тургеневым в Бадене в 1867 г.» с публикацией письма Достоевского к А. Н. Майкову от 16 (18) августа 1867 г., в котором он подробно рассказывает об этой встрече. Н. Ф. Бельчиков в предисловии стремится слишком упрощённо истолковать антагонизм во взаимоотношениях Достоевского и Тургенева как спор необеспеченного мещанина-разночинца и привилегированного дворянина, представителей «двух социальных групп, враждебных друг другу».

Второе издание писем Достоевского вышло в 1928 -1959 гг. под редакцией, с предисловием и примечаниями А. С. Долинина. Оно состояло из четырёх томов, включавших девятьсот тридцать два текста писем и деловых бумаг, а также две альбомных записи (в альбомы Л. А. Милюковой и О. П. Козловой, последняя в черновой и беловой редакции) и, в отличие от издания, осуществленного А. Г. Достоевской, по своему характеру приближалось к типу академического издания. Долинин, по его собственному признанию в предисловии к первому тому, ставил перед собой три задачи. Во-первых, «собрать воедино все, рассеянные по разным газетам, сборникам и журналам письма Достоевского, включая сюда и записки, альбомные записи, адреса, прошения, - словом, всё, что носит характер письменного обращения одного человека к другому в сфере узко личной» . Во-вторых, ввиду того, что огромное большинство писем, как в первом издании, так и в других местах, было напечатано «крайне неудовлетворительно (пропуски, искажения, перестановки, несоблюдение орфографии и особенно пунктуации и т. п.)», Долинин стремился «исключительное внимание уделить вопросам текста»9. В течение трёх лет велась большая и напряжённая работа по сличению ранее опубликованных писем с подлинниками. Третья задача - «извлечение из архивов, как государственных, так и частных, писем до сих пор ещё не опубликованных»10. Таких писем, печатающихся впервые, в этом издании свыше двухсот. Важное значение в издании Долинина до настоящего времени сохраняет комментарий к письмам - биографический, историко-литературный и рейвашйфя на все перечисленные серьёзные достоинства издания писем под редакцией Долинина, на котором основывались долгое время многочисленные зарубежные переводные издания писем Достоевского, оно не было свободно и от ряда крупных недостатков. По желанию руководства Центрархива хранившиеся там двадцать пять писем Достоевского, которые следовало включить в общий хронологический ряд первого тома, редактору пришлось напечатать отдельно в виде приложения в конце второго тома под заголовком «Из архива Ф. М. Достоевского. Неизданные письма 1839 - 1865 гг.» с особой вступительной статьей акад. П. Н. Сакулина. Кроме того, большое число писем Достоевского, относящихся к 1837 - 1877 гг., не было доступно Долинину ко времени выхода первых трёх томов, и он был вынужден поместить их в приложении к последнему тому издания «Письма разных лет». Это привело к тому, что в собрании писем Долинина единая хронологическая последовательность нарушена, и письма, относящиеся к одному и тому же периоду, напечатаны в трёх разных томах, что весьма затрудняет пользование подготовленным им изданием. Свойственны второму изданию писем Достоевского и погрешности текстологического характера, среди которых неточности воспроизведения текста многих писем, отсутствие единых принципов при передачи орфографии и пунктуации оригинала и т. п.

Многие недостатки издания писем под редакцией Долинина были справедливо отмечены в рецензиях на его отдельные тома11, из числа которых заслуживает внимания статья В. Л. Комаровича «Литературное наследство Достоевского за годы революции. Обзор публикаций 1917 - 1933 гг.», напечатанная в 1934 г. в пятнадцатом томе «Литературного наследства». В ней анализируются вышедшие к тому времени три тома писем Достоевского. Комарович подробно рассматривает, как в них осуществляется кодификация эпистолярного наследия писателя, а также высказывает некоторые критические замечания по поводу комментария Долинина. Его возражения вызывает то, как освещается редактором эволюция мировоззрения Достоевского. Рецензент полагает, что комментарий местами излишне подробен или, наоборот, содержит явные упущения.

В рецензиях на издание писем под редакцией Долинина практически ничего не говорится о предисловиях к каждому из четырёх томов, между тем, они представляют большой интерес.

В предисловии к первому тому Долинин рассматривает письма Достоевского в основном с историко-литературной точки зрения. Из эпохи 40-х гг. исследователь отмечает письмо к брату Михаилу из крепости после церемонии смертной казни, в котором содержится материал, впервые художественно оформленный во вставной новелле «Идиота» - рассказе князя Мышкина о смертной казни; важное для творческой истории «Неточки Незвановой» письма к А. А. Краевскому. Наиболее значительными из эпохи 50-х гг. он считает первое написанное по выходе из Омской крепости письмо к брату Михаилу, являющееся своеобразным этюдом к «Запискам из Мёртвого дома», и письмо к Н. Д. Фонвизиной, в котором Достоевский даёт формулировку своего символа веры, почти дословно повторённую через двадцать лет в первой главе «Ночь» второй части «Бесов». Из писем первой половины 60-х гг. исследователь выделяет следующие письма: к В. Д. Констант, в которых присутствует целый ряд мотивов будущего «Игрока»; раскрывающие творческую историю «Преступления и наказания» письма к А. А. Краевскому, М. Н. Каткову и Н. А. Любимову; письма, характеризующие Достоевского как фактического редактора журналов «Время» и «Эпоха». В основной своей части предисловие посвящено обзору писем заграничного периода (1867 - 1871) к А. Н. Майкову, С. А. Ивановой и Н. Н. Страхову. В результате их анализа исследователь приходит к выводу о несостоятельности гипотезы о влиянии неосуществлённого замысла «Атеизма» (несколько позже - «Жития великого грешника») на «Бесов» и последующие романы писателя. Из последнего десятилетия жизни писателя он останавливается на двух циклах писем: к жене и в редакцию «Русского вестника», к Н. А. Любимову. Письма к Анне Григорьевне, отличающиеся «исключительной откровенностью», дают возможность, по мнению исследователя, восстановить «истинный, живой облик» Достоевского. Они выходят за пределы внешнебио-графические, открывая «многообразную, всегда крайне взволнованную психическую сферу писателя»12. Одной из самых частых тем писем к жене на протяжении четырнадцати лет переписки с нею является всепокоряющая любовь 12 Долинин А. С. Указ. соч. - С. 29. страсть. Долинин отмечает, что стиль чувственных гимнов писателя, наполняющих большинство его писем, «разительно совпадает со стилем Дмитрия Карамазова, понижаясь порою до сладострастного шёпота отца, Фёдора Павловича»1 . В письмах к жене также находит отражение работа писателя над романом «Подросток». В письмах к редактору «Русского вестника» Любимову наиболее полно и глубоко освещается творческая история «Братьев Карамазовых». Достоевский поясняет в них концепцию романа в целом, его архитектонику, связь книг и глав между собой, основные идеи философско-нравственного характера.

В предисловии ко второму тому Долинин воссоздаёт по письмам Достоевского картину его внутренней жизни и общественно-идеологических устремлений в период пребывания за границей в 1867 - 1871 гг. «Земский вопрос, судебные реформы, рекрутчина, устройство новых железных дорог, особенно политических, студенческие волнения, нигилистические идеи «Отеч. записок», «Московские ведомости», «Заря», «Голос», направление «Вестника Европы» и т. д. и лишь этому подобное» - вот что постоянно интересует писателя, составляет основные темы его писем, рядом с темами узколичного характера: о продаже сочинений, о получении наследства после смерти тетки А. Ф. Куманиной, о помощи пасынку Паше и семейству покойного брата Михаила14. Далее исследователь обращается к тем трём основным циклам писем заграничного периода - А. Н. Майкову, С. А. Ивановой и Н. Н. Страхову, о которых уже шла речь в предисловии к первому тому, но сейчас они интересуют его преимущественно в общественно-идеологическом отношении. Долинин подчёркивает литературно-публицистический характер некоторых эпистолярных высказываний Достоевского о Белинском, почти дословно повторённых им в «Дневнике писателя» за 1873 г.

В приложении ко второму тому помещена статья П. Н. Сакулина «Второе начало», предваряющая, как было сказано ранее, публикацию значительного числа писем из Центрархива. В ней в центре внимания находятся письма Достоевского из ссылки в Семипалатинске. Сакулин отмечает, что они дают ряд существенных сведений о жизни писателя после его выхода из каторги. «По ним мы можем представить себе бытовую обстановку, которая окружала его в Семипалатинске, его материальную нужду с постоянной заботой о деньгах, состоянии его здоровья (припадки падучей в резко обострённой форме) и т. п. По ним детально можем мы проследить, как зародился и протекал своеобразный роман Достоевского с Марией Дмитриевной Исаевой, роман мучительный и вместе радостный для него, и как складывалась его первая семейная жизнь с заботами не только о жене, но и о пасынке (Паше)»15. Вместе с тем, он подчёркивает, что в письмах даже к самым близким людям Достоевский скуп на душевные излияния; это объясняется не столько перлюстрацией его посланий, сколько замкнутой и скрытой натурой. «Временами кажется, - пишет Сакулин, - что цель его писем - не раскрыть себя, а лишь намекнуть на что-то важное, заинтриговать и тотчас поставить ширмы между собой и корреспондентом»16. Исследователь указывает и на другие особенности эпистолярного стиля писателя, обусловленные его характером: «Нервный, мнительный и подозрительный, Достоевский пишет растянуто и нудно: рассуждая о каком-нибудь деле, он старается предусмотреть все возможные случаи и исчерпать материю до конца. Иногда кажется, что он пилит и сверлит мозг своего корреспондента. Такое впечатление выносишь от всех писем Достоевского»17. В его эпистолярном творчестве, по мнению Сакулина, порой те же приёмы, что и в романах, в стиле писем узнаётся язык некоторых его персонажей. Далее в статье на материале писем главным образом рассматривается, как происходило «второе начало», возращение писателя в литературу спустя четыре года, проведённых на каторге.

В предисловии к третьему тому вошедшие в него письма 1872 - 1878 гг. привлекаются для иллюстрации происходящих в это время изменений в мировоззрении Достоевского. Как указывает Долинин, данный шестилетний период распадается на две неравные части: с 1872 по 1874 г. - окончание печатания «Бесов» в «Русском вестнике» в 1872 г., редактирование журнала «Гражданин» кн. Мещерского и появления в нём «Дневника писателя» за 1873 г.; с 1874 по 1878 г. - уход из «Гражданина» и «Русского вестника» в «Отечественные записки» Некрасова и Салтыкова-Щедрина, где на протяжении 1875 г. печатается роман «Подросток», и выход «Дневника писателя» за 1876 - 1877 гг. Исследователь оценивает в идеологическом плане переписку писателя за вторую половину этого периода на основании его писем к «случайным» корреспондентам, сохранившихся в очень малом количестве, и отчасти писем к жене, в которых рассказывается о возобновлении старых связей с Некрасовым и Салтыковым-Щедриным и охлаждении в отношениях с Майковым и Страховым. Автор предисловия подчёркивает, что «Дневник писателя» и письма к «случайным» корреспондентам «переплетены между собою крепкими нитями, органически едины», т. к. в них нередко одинаково трактуются одни и те же вопросы. В процессе написания «Дневника» шла подготовительная работа к «Братьям Карамазовым». Она осуществлялась также и в ответных письмах Достоевского к своим корреспондентам такого рода, как письмо к В. А. Алексееву, где он разъясняет одну из главных идей «Легенды о Великом инквизиторе».

Во вступительной статье к четвёртому тому «Достоевский в последние годы жизни», написанной Б. С. Рюриковым, освещаются письма 1878 - 1881 гг. В связи с тем, что жизнь Достоевского становится сравнительно нормальной и обеспеченной, из его писем исчезает раздражительность и нервозность, свойственные многим посланиям к друзьям и родным тех лет, когда он испытывал серьёзные материальные невзгоды. Рюриков утверждает, что по большей части письма последних трёх лет жизни Достоевского (он переписывается с К. П. Победоносцевым, редактором «Гражданина» В. Ф. Пуцыковичем, М. Н. Катковым и его сотрудниками и другими деятелями консервативного лагеря) совершенно очевидно свидетельствуют о политической реакционности писателя; в них меньше раскрываются лучшие, сильные стороны мысли и таланта Достоевско-го»18.

После выхода второго издания, в особенности в первые пятнадцать лет, продолжали появляться публикации новых писем Достоевского19. Из них наибольшего внимания заслуживает статья И. С. Зильберштейна «Новонайденные и забытые письма Достоевского», опубликованная в 1973 г. в восемьдесят шестом томе «Литературного наследства». В ней отмечаются многие недостатки этого издания писем под редакцией Долинина, а также довольно полно отражаются научные результаты изучения эпистолярного наследия Достоевского за годы, прошедшие со времени его выхода, перечисляются с указанием места их публикации не только письма, пропущенные Долининым по недосмотру, но и обнаруженные и опубликованные в период с 1960 по 1973 г. Кроме того, исследователь особо выделяет напечатанную в одиннадцатом номере «Вопросов литературы» за 1971 г. статью Л. Р. Ланского «Утраченные письма Достоевского». В ней приводятся отрывки из неопубликованных писем к Достоевскому более сорока его корреспондентов, в которых содержатся сведения о несохра-нившихся письмах писателя, а порой даже цитируются отдельные строки из них. Своей публикацией Зильберштейн вводит в научный оборот ещё десять писем Достоевского. В этом же восемьдесят шестом томе «Литературного наследства» напечатана статья Л. Р. Ланского «Достоевский в неизданной переписке современников». В ней в частности приводится письмо М. М. Достоевского к П. А. Карепину от 28 ноября 1844 г., в котором широко цитируется письмо Достоевского к брату, до наших дней не сохранившееся.

В 1976 г. отдельным изданием вышла переписка Достоевского с женой под редакцией, с послесловием и примечаниями С. В. Белова и В. А. Туниманова. В ней было опубликовано сто шестьдесят четыре письма Достоевского к А. Г. Достоевской и семьдесят пять писем А. Г. Достоевской к Достоевскому. В послесловии Белов и Туниманов обстоятельно анализируют переписку знаменитого романиста с женой, ее семейные, узколичные и литературные страницы, отмечают особенности стиля и тона писем Достоевского в разные периоды его жизни. Письма Достоевского, как указывают исследователи, отличаются испо-ведальностью; они перенасыщены самооценками, ретроспективными и мгновенными. Довольно значительное место в послесловии отводится характеристике писем Достоевского-игрока, в которых наиболее полно и обнажённо предстает его личность. Создававшиеся под впечатлением только что пережитых мгновений, они представляют собой «потрясающе взволнованный, взвинченный, усложнённый, психологически уникальный монолог»20. В письмах после преодоления страсти к игре на рулетке Достоевский уже не так открыт. Он пишет будничные письма, в которых преобладающим является мотив скуки, а повествование отличается монотонностью, сведено к нескольким повторяю- щимся темам. «Исповедь не исчезла, но в значительной степени исчерпала свои психологические и эмоциональные ресурсы, - считают Белов и Туниманов. -Достоевский ограничивается сжатым психологическим отчётом, традиционными жалобами, сомнениями и предчувствиями»21. В послесловии отмечаются особенности эпистолярного стиля писателя (нетрадиционность, безыскусность, нередко бесформенность, хаотичность, небрежность), выясняется вопрос о соотношении его писем и творчества. Текстуальные совпадения с письмами, изредка встречающиеся в его произведениях, по мнению Белова и Туниманова, всегда случайны и непреднамеренны. «Творчество и письма Достоевского -разные, но, конечно, не обособленные сферы, - заключают они. - Если в письмах Тургенева (и дневниках Толстого) обнаруживают первоначальные наброски будущих произведений, то у Достоевского этюды и моментальные фотографические («дагерротипные») зарисовки людей и нравов в письмах представляют собой нечто, живущее самостоятельной и оригинальной жизнью, парал лельное его романам и публицистике» . В качестве иллюстрации этого положения исследователи сравнивают письма к жене из Эмса с «Дневником писателя» за июль - август 1876 г. Достоевский смело вводил в свои письма «исповедь, идеологические и литературные трактаты, полемику, воспоминания, бух-галтерию» . В послесловии особо рассматриваются «пушкинские» письма Достоевского 1880 г., в которых он сильно отошёл от тематики супружеских писем. Белов и Туниманов следующим образом характеризуют тон этих посланий: «От письма к письму нарастает нервное напряжение: настоящая литературная горячка, чем-то напоминающая страстную игру на рулетке и безумное сватовство к М. Д. Исаевой» . К сожалению, вместо подробного анализа эпистолярного материала слишком много внимания уделяется полемике вокруг Пушкинской речи Достоевского.

В «Учительской газете» за 10 ноября 1981 г. была напечатана статья Б. Че-лышева «Письма. К 160-летию со дня рождения Ф. М. Достоевского». Она имеет научно-популярный характер и ограничивается общей информацией о письмах великого классика. Челышев высказывает довольно спорные и необоснованные суждения о том, что Достоевский «любил не только получать, но и писать письма» и что своими письмами он «обогатил и как бы заново возродил к жизни зачахший было жанр, излюбленный писателями-сентименталистами»23. В статье говорится о переписке Достоевского с многочисленными читателями «Дневника писателя», о его несохранившихся письмах, приводится большая цитата из письма к Н. Л. Озмидову от 18 августа 1880 г. о детском и юношеском чтении.

В 1982 г. в четвёртом номере журнала «Литературная учёба» была опубликована статья К. Баршта «Маленькая рама» эпистолярного романа. Ранние письма Ф. М. Достоевского и «Бедные люди»», а в 1994 г. эта же статья, отчас ти переработанная и дополненная, с другим названием «Две переписки. Ранние письма Достоевского и его роман «Бедные люди»» была помещена в третьем номере альманаха «Достоевский и мировая культура». Баршт полагает, что важнейшим фактором, оказавшим активное влияние на созревание литературного таланта Достоевского, является его шестилетняя переписка с братом Михаилом 1837 - 1843 гг. Она во многом обусловила то, что свой первый роман «Бедные люди» Достоевский написал в эпистолярном жанре, весьма редком как для русской литературы 1840-х гг., так и для него самого. Самоопределение молодого Достоевского как творческой индивидуальности в его письмах к брату получило своё отражение в романе «Бедные люди» в самоопределении Макара Девушкина как человека и автора в его переписке с Варенькой Добросёло-вой. Исследователь показывает сходство некоторых особенностей словоупотребления и стиля рассматриваемых в статье эпистолярных образований, дополнительно привлекая переписку будущего писателя с отцом (символы «бедности» - «чай» («сахар») и «сапоги» («платье»), использование слова «бедный» в двух разных значениях: «неимущий» и «несчастный в силу своих нравственных качеств»). Баршт обращает внимание на то, что после завершения романа «Бедные люди» Достоевский на некоторое время перестал писать брату. «Эпистолярная стихия, воспитавшая первоначальный писательский «слог» Достоевского и получившая художественную форму в первом произведении писателя, -объясняет он, - нашла свой выход в эпистолярном жанре, стала теперь чисто литературным явлением внутри писательского сознания Достоевского»; письмо как таковое и письмо как структурный элемент эпистолярного произведения начали восприниматься им как «две разные вещи» .

В 1988 г. в первом номере журнала «Простор» была напечатана статья В. Вайнермана «Пропавшие письма Ф. М. Достоевского», которую он затем включил в одну из глав своей книги «Поручаю себя Вашей памяти» (Ф. М. Достоевский и Сибирь)», вышедшей в 1996 г. В этой статье выясняется содержание и судьба несохранившихся писем Достоевского с Е. М. Неворотовой, с которой он познакомился вскоре после отбытия каторжного срока и перевода солдатом в Семипалатинск. При этом Вайнерман обращается к опубликованной во втором номере журнала «Сибирские огни» за 1928 г. статье Н. В. Феоктистова «Пропавшие письма Ф. М, Достоевского», где излагается история взаимоотношений писателя с семипалатинской девушкой.

Третье издание писем составляет пять книг трёх последних томов тридцатитомного академического Полного собрания сочинений Ф. М. Достоевского27, издававшихся с 1985 по 1988 г. Оно включает девятьсот восемьдесят три письма и деловые бумаги (из них девятьсот двадцать пять частных писем, сорок три официальных письма и деловых бумаги и пятнадцать коллективных), а список несохранившихся и ненайденных писем насчитывает триста семьдесят девять номеров (из них одно частное, шестнадцать официальных и четыре коллективных письма, а также адрес Александру II, написанный Достоевским от имени Славянского благотворительного общества, и записка А. А. Кирееву по поводу его замечаний по проекту адреса, помещённые в приложении). В вышедшей в 1990 г. второй книге тридцатого тома было опубликовано ещё двадцать три письма и указано девять утраченных писем. В ПСС эпистолярное наследие Достоевского представлено наиболее полно, с максимальной точностью в воспроизведении текста писем и исчерпывающими примечаниями к ним. Каждый том завершается списком не дошедших до нас писем за период, им охватываемый, с приведением сведений об этих письмах из других, ныне доступных источников. Основные сведения об адресатах писем и о лицах, упоминаемых в них, вынесены в особый аннотированный указатель имён, помещаемый в конце вторых книг двадцать восьмого и двадцать девятого томов и первой книги тридцатого тома.

В предисловии к третьему изданию «Письма Достоевского», присутствующем в первой книге двадцать восьмого тома, Фридлендер предлагает развёрнутую классификацию писем Достоевского в соответствии с выделяемыми им периодами жизни писателя и стремится при этом проследить, как складывалась его личность, формировалось его мировоззрение, менялся круг адресатов и эволюционировал стиль писем.

1832 - 1835 гг. - первые детские письма к отцу и матери, написанные по большей части Достоевским и его братьями коллективно и изобилующие трафаретными, «этикетными» выражениями.

1837 - 1844 гг. - письма, связанные с первым этапом становления личности и творческого самосознания Достоевского. Они распадаются на три группы.

Письма к отцу, написанные из Петербурга в период подготовки к поступлению в Главное инженерное училище и в первые два года учения в нём (1837 — 1839). Их переполняют постоянные расчёты расходов и настойчивые просьбы о денежной помощи.

Письма к родственникам - дяде и тётке А. А. и А. Ф. Куманиным, сестре В. М. Достоевской и её мужу, опекуну братьев и сестёр Достоевских после смерти отца П. А. Карепину. Они имеют официально-семейный характер и в большей своей части связаны с вопросами о причитавшейся Достоевскому доле отцовского наследства.

Письма к старшему брату М. М. Достоевскому, представляющие собой самую большую и ценную часть эпистолярного наследия этого периода. В этих всегда предельно искренних, вдохновенных и страстно-романтических по тону письмах наиболее полно отражаются духовная жизнь молодого Достоевского, круг его чтения, литературные, эстетические и философские интересы в годы, предшествующие началу творческой деятельности, а также первые литературные проекты будущего писателя, занятия обоих братьев переводами, работа над романом «Бедные люди».

1845 - 1849 гг. - пора литературных дебютов Достоевского, лихорадочной работы, знакомства с Белинским и его кругом (как и последующего разрыва с последним), участие в обществе Петрашевского, ареста и осуждения по делу петрашевцев. В эти годы складываются наиболее устойчивые общие особенности эпистолярного искусства писателя. «Экстатический тон, стиль взволнован ной романтической исповеди, которые были свойственны письмам к брату начала 1840-х гг., уступают место более непринужденной и гибкой форме свободного обмена мыслями с воображаемым собеседником. - замечает Фридлен-дер. - Стиль писем становится более деловым, уверенным и энергичным» (281, 9). Многие письма Достоевского 1840-х гг. (например, письма к брату Михаилу от 24 марта, 4 мая или 8 октября 1845 г.) напоминают мастерски написанные фельетоны, где он выступает во всеоружии своего литературного искусства и остроумия. Письма Достоевского 1847 г. к А. У. Порецкому отражают его музыкальные и театральные увлечения; письма к Е. П. Майковой 1848 г. позволяют в известной мере реконструировать атмосферу салона Майковых, который Достоевский, связанный дружбой с В. Н. и А. Н. Майковыми, не раз посещал в 1847 - 1848 гг.; письма к младшему брату А. М. Достоевскому, Н. А. Некрасову, Д. В. Григоровичу, А. В. Старчевскому, А. А. Краевскому освещают условия его тогдашнего повседневного быта и литературного труда. Особую группу составляют письма к А. М. и М. М. Достоевским 1849 г., написанные из Петропавловской крепости, после ареста по делу петрашевцев. Среди них самое сильное впечатление производит знаменитое письмо к брату Михаилу от 22 декабря 1849 г., написанное по возвращении с Семёновского плаца после выслушивания приговора и инсценировки смертной казни над петрашевцами, называемое исследователем «одним из шедевров не только эпистолярной прозы Достоевского, но и всего русского и мирового эпистолярного жанра XIX в.» (28,, Ю).

1854 - 1859 - послекаторжный период жизни Достоевского в Омске, Семипалатинске, Твери, когда возобновляется его переписка с родными и возникает новый круг корреспондентов: жена декабриста Н. Д. Фонвизина, А. Е. Врангель, Е. И. Якушкин, М. Д. Исаева-Достоевская, её отец Д. С. и сестра В. Д. Констант, Ч. Ч. Валиханов, Э. И.Тотлебен, А. И. Гейбович и др. Особенно значительным из писем этого времени являются письмо к М. М. Достоевскому от 22 декабря 1854 г. - важнейший автобиографический документ о годах каторги и вместе с тем зерно будущих «Записок из Мёртвого дома», к Н. Д. Фонвизиной от конца января - 20-х чисел февраля того же года о религиозных сомнениях и символе веры Достоевского, позднейшие письма к М. М. Достоевскому, в которых наиболее полно отражается широкий круг новых интересов, личных планов, литературных занятий писателя до возвращения в Петербург, письма к М. Д. Исаевой и А. Е. Врангелю, повествующие о сложных перипетиях в отношениях Достоевского и его будущей первой жены.

1860 - 1866 гг. - после возвращения в Петербург сложный период вторичного вхождения Достоевского в литературу, работы над «Записками из Мёртвого дома», романом «Униженные и оскорблённые», издания вместе с М. М. Достоевским журналов «Время» и «Эпоха». В личной жизни Достоевского это период дружбы с актрисой А. И. Шуберт, сближение с Н. К Страховым, первых двух заграничных поездок (1862, 1863), романа с А. П. Сусловой, болезни и смерти первой жены писателя Марии Дмитриевны и его старшего брата Михаила (1864), финансового краха «Эпохи», увлечения Достоевского А. В. Кор-вин-Круковской. В связи с изданием «Времени» и «Эпохи» расширяется круг корреспондентов писателя, в число которых в начале 60-х гг. входят Н. Н. Страхов, Я. П. Полонский, И. С. Тургенев, А. Н. Островский, А. П. Милюков. В письмах к М. М. Достоевскому, Н. Н. Страхову и И. С. Тургеневу встречается множество литературных суждений, размышлений писателя над эстетическими и идеологическими проблемами эпохи. Для творческой биографии Достоевского исключительно ценными являются письма к Н. Н. Страхову от 18 (30) сентября 1863 г. (с изложением идеи будущего романа «Игрок»), И. С. Тургеневу от 23 декабря 1863 г. (с оценкой «Призраков» Тургенева, представляющей в то же время обоснование и защиту принципов «фантастического» реализма в эстетике и творчестве самого Достоевсокого), к М. М. Достоевскому от 20 и 26 марта и 13 апреля 1864 г. (в которых отражён процесс создания «Записок из подполья»), к А. А. Краевскому от 8 июня 1865 г. и М. Н. Каткову от начала сентября того же года (первое с изложением «Пьяненьких», второе — с изложением «психологического отчёта одного преступления», - двух замыслов, из слияния которых родился роман «Преступление и наказание». Бо лее «семейный» и частный характер имеют письма к В. Д. Констант и к пасынку Достоевского П. А. Исаеву. Ряд писем начала 60-х гг. связан с участием писателя в работе Литературного фонда (письма к Е. П. Ковалевскому, Б. И. Ути-ну, Н. М. Щепкину, И. Н. Березину и др.). Особую группу писем 1860-х гг. составляют письма к А. П. и её сестре Н. П. Сусловым, к А. В. Корвин-Круковской и А. Г. Сниткиной, ставшей в 1867 г. второй женой Достоевского.

1867 - 1871 гг. - эпоха скитаний Достоевского с женой по Европе, жизни в Дрездене и Бадене (1867), Женеве, Вене, Флоренции (1867 - 1869), затем снова в Дрездене (1869 - 1871), работы над «Идиотом» и «Бесами»; законченными в 1872 г. после возвращения в Петербург. Наиболее важные письма этого времени - письма к А. Н. Майкову, Н. Н. Страхову и любимой племяннице С. А. Ивановой-Хмыровой. В письмах к С. А. Ивановой 1867 - 1868 гг. изложены замыслы романа «Идиот» и «Записной книги» - прообраза будующего «Дневника писателя». В письмах к А. Н. Майкову и Н. Н. Страхову отражена вся духовная жизнь писателя этих лет, его заграничные впечатления и размышления о судьбах России и Европы, основной круг его интересов и идей, в том числе планы «Идиота», замыслы романов «Атеизм», «Житие великого грешника», творческая работа над «Бесами» и рассказом «Вечный муж». Многие письма Достоевского к А. Н. Майкову и Н. Н. Страхову 1869 -1871 гг. содержат зародыши его будущих публицистических выступлений в «Дневнике писателя» за 1873 и 1876 - 1877 гг. на темы русской и западноевропейской общественной и политической жизни.

1872 - 1875 гг. - письма после возвращения в Россию в 1871 г., более скупые и редкие, чем в предшествующий период. 1872 год представлен в эпистолярном наследии Достоевского, главным образом, письмами к жене. Кроме них, сохранилось лишь несколько писем к близким знакомым и родственникам с различного рода просьбами и поручениями. Основная часть писем следующих двух лет (1873 - 1874) связана с редакционной деятельностью писателя в «Гражданине». 1874 - 1875, как и 1872, - в основном годы с преобладанием семейной переписки. В связи с написанием «Подростка» и печатанием его в «Отече ственных записках» Некрасова и Салтыкова-Щедрина в 1874 - 1875 гг. возобновляется переписка с Некрасовым.

1876 - 1881 гг. - письма последних лет жизни Достоевского, когда круг его корреспондентов существенно меняется и расширяется, в первую очередь за счёт многочисленных подписчиков и читателей «Дневника писателя». Исследователь также отмечает отражающие утопические мечты и иллюзии Достоевского о возможности преобразить официальные идеалы русской самодержавной монархии и православной церкви в народных интересах письма к представителям придворных и правительственных кругов - наследнику престола (будущему Александру III), К. К. Романову и К. П. Победоносцеву; письма к жене (о пушкинском празднике 1880 г. и «Братьях Карамазовых») и к издателям и редакторам «Русского вестника (где печатался в 1879 - 1880 гг. последний роман писателя) М. Н. Каткову и Н. А. Любимову.

В 1990 г. вышла книга И. Л. Волгина «Последний год Достоевского», отдельные страницы которой посвящены тем или иным фрагментам эпистолярного наследия писателя. В ней устанавливается адресат письма Достоевского от 15 января 1880 г., обозначенный в ПСС как неустановленное лицо (слушательница Высших женских курсов), им является Александра Николаевна Курносо-ва, слушательница историко-филологического отделения Бестужевских курсов; передатируется докладная записка министру внутренних дел Л. С. Макову (она написана, как предполагает исследователь, в марте 1880 г.); уточняется датировка ночной записки Достоевского к жене от 29 января 1880 г. и предсмертного письма к Н. А. Любимову от 26 января 1881 г. Волгин обращает особое внимание на одно «загадочное» место в письме Достоевского к жене от 8 июня 1880 г., где описывается его триумф после произнесения знаменитой Пушкинской речи: о двух седых стариках, которые двадцать лет жили во вражде и помирились после выступления писателя (ещё раз Достоевский упоминает о них через несколько дней в письме к С. А. Толстой). По мнению исследователя, в такой аллегорической форме писатель изобразил своё примирение с И. С. Тур геневым после долгих лет неприязненного отношения друг к другу, потому что боялся поверить в искренность своего недавнего противника.

В 1991 г. в девятом выпуске сборника «Достоевский. Материалы и исследования» была опубликована статья И. А. Битюговой «К переписке Достоевского с А. Н. Майковым (уточнение к комментарию; неизвестные автографы стихотворений А. Н. Майкова)», в которой вносятся исправления в примечания к опубликованному во второй книге двадцать восьмого тома ПСС письму Достоевского к А. Н. Майкову от 11 (23) декабря 1868 г., связанные с отзывом писателя о его стихотворении «У часовни».

В одиннадцатом и двенадцатом номерах за 1993 г. и первом номере за 1994 г. журнала «Октябрь» была напечатана работа И. Л. Волгина ««В виду безмолвного потомства» Достоевский и гибель русского императорского дома», в которой, в частности, рассказывается о не упоминавшемся ранее ни в одном источнике несохранившемся письме Достоевского к графине А. Е. Комаров-ской от 25 января 1881 г., послужившем ответом на её записку с приглашением в Мраморный дворец.

В 1993 - 1995 гг. вышла трёхтомная «Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского 1821 - 1881». В ней уточняется датировка более шестидесяти писем Достоевского, по сравнению с ПСС, приводятся сведения о не учтённых там пятидесяти четырёх несохранившихся и ненайденных письмах. При этом иногда открываются новые адресаты писателя, среди которых начинающая писательница М. Сосногорова, игуменья П. А., мать П. Б. Струве и др.

В статье И. Л. Волгина «Важнейшие архивные публикации о жизни и творчестве Ф. М. Достоевского (1957 - 1996)», вошедшей в изданную в 1996 г. книгу «Достоевский в конце XX века» перечисляются все появившиеся в обозначенный период публикации писем Достоевского.

В 1999 г. в двенадцатом номере альманаха «Достоевский и мировая культура» была опубликована статья Е. Д. Трухан «Письма Ф. М. Достоевского 1855 - 1857 гг.: текст и контекст», где анализируются письма двух послека-торжных лет жизни писателя, связанные с любовью к М. Д. Исаевой и женить бой на ней, особенно с его поездками в Кузнецк. Трухан показывает, что письма этого периода перерастают рамки простого информационного сообщения и становятся творческой лабораторией Достоевского, где зарождаются новые принципы его эстетики, намечаются мотивы будущих произведений (классический любовный треугольник и его неклассическое разрешение, братания с соперником, атмосфера конклавных сцен - сплетен, скандалов, споров, закон уплотнённости времени и пространства и обусловленная им особая эмоциональная напряжённость). Кроме того, в письмах 1855 - 1857 гг. обнаруживаются новые оригинальные черты эпистолярного стиля писателя, сохранённые им позднее: «предельная напряжённость писания, без отдыха, без воздуха; постоянные возвращения в попытке сказать быстрее, яснее, проще, заканчивающиеся бесконечным затягиванием; стремление уместить на лист сразу несколько параллельно идущих мыслей; появление огромных конструкций периодов, перемежающихся короткими восклицаниями и вопрошениями, что обнажает стремительность фразы, с трудом догоняющей воображение и мысль автора»28.

Покажем на нескольких наиболее ярких примерах, как процесс публикации и изучения эпистолярного наследия Достоевского осуществлялся за рубежом.

В первую очередь необходимо отметить известную в русском переводе статью А. Жида «Переписка Достоевского», написанную в 1908 г. «Пожалуй, у нас ещё не было примера писательских писем, написанных так дурно, то есть столь ненарочито, - утверждает исследователь. -Достоевский, такой упорный, такой суровый в работе, неустанно исправляющий, уничтожающий, переделывающий написанное, страницу за страницей ... пишет здесь как попало, должно быть, ничего не вычёркивая, но постоянно перебивая самого себя, стараясь сказать как можно скорее, на самом деле бесконечно затягивая. И ничто не позволяет лучше измерить расстояние, отделяющие произведение от создающего его автора»29. Жид упоминает о том, что знаменитый романист принимался за написание письма, вынужденной к этому только самой жестокой необходимостью; отсюда мрачный колорит его писем, где редко встречается шутка. «.. .каждое из его писем вопль: у него больше ничего не оста л о с ь; он дошёл до крайности; он просит, - продолжает исследователь. — Мало сказать «вопль» ... это нескончаемый и однообразный стон отчаяния; он просит неумело, без всякой гордости, без всякой иронии; он просит и не умеет просить» . Жид, по его собственному признанию, набрасывает портрет Достоевского исходя из тех данных, которые содержит его переписка.

Теперь мы остановимся на некоторых иноязычных публикациях писем Достоевского, заслуживающих, на наш взгляд, особого внимания. В 1981 г. в Лейпциге был издан сборник писем Достоевского в переводе Вальтрауда и Вольфрама Шредер, под редакцией и с предисловием Ральфа Шредера. В него вошли избранные письма разных лет, опубликованные с двойной нумерацией (указывается, под каким номером то или иное письмо приводится в четырёхтомном издании писем Достоевского под редакцией А. С. Долинина). В предисловии главным образом рассматривается, как в письмах отражается личность великого классика. Шредер подчёркивает, что он писал прежде всего родственникам, издателям, редакторам и покровителям, а с известными современными литераторами имел мало контактов. Он утверждает, что свойственное Достоевскому удивительное несоответствие между письмами и творчеством не встречается ни у одного художника мировой литературы. Исследователь показывает, что письма Достоевского находятся в резком контрасте с представлением о нём как о писателе-пророке и глубоком психологе, выдвигают на первый план «другого Достоевского», в чём состоит их главная ценность. Шредер обращает внимание на присутствующее в письмах Достоевского феноменальное несоответствие между математической точностью финансовых расчётов и легкомысленным обращением с деньгами, а также отмечает, что гуманистические идеалы связываются писателем с защитой царизма и государственной религии как гарантов русского мессианизма.

В 1982 г. в Берлине вышла переписка Достоевского с женой с послесловием Герхарда Дудека и примечаниями Бригиты Шредер. Её издание опирается на то, которое было предпринято в 1976 г. С. В. Беловым и В. А. Тунимановым. В послесловии подробно освещаются разные аспекты содержания переписки знаменитого романиста с женой, прослеживаются её стилистическое своеобразие. Автор подчёркивает, что проникнутые чувством взаимной преданности письма супругов, как правило, имеют характер бесконечно варьируемого любовного письма. Дудек показывает, как в стиле переписки Достоевского с женой раскрывается процесс их духовного единения, происходивший особенно интенсивно в первые годы после свадьбы во время вынужденного пребывания за границей. Анна Григорьевна пишет сначала в суховатом, деловом и сдержанном тоне, ограничиваясь сообщением только самой необходимой информации. Фёдор Михайлович, напротив, ещё будучи её женихом, обнаруживает склонность к стихийному, возбуждённому и слишком страстному выражению своих чувств. «Он насыщает свои послания уменьшительно-ласкательными формами, нежными обращениями, нервными восклицаниями, заботливыми расспросами и убедительными просьбами, - поясняет исследователь. - Его спонтанная эмоциональность проявляется также в синтаксисе с бесконечными наматывающимися предложениями, многочисленными перебиваниями, замедлениями и повторными выражениями»31. Со временем происходит уравнивание эпистолярных стилей обоих супругов. Анна Григорьевна позволяет себе всё больше чувственных излияний; Фёдор Михайлович придает своим посланиям строгую деловитость и сдержанность, не отказываясь от полюбившейся нервности и неприкрытой прямоты своей эпистолярной манеры. Дудек находит, что в описании своих будничных занятий Достоевский нередко обнаруживает талант юмориста.

В 1988 - 1991 гг. в издательстве «Ардис» вышло собрание писем Достоевского в пяти томах на английском языке под редакцией и в переводе Дэвида

Лэу из Вандербильтского университета, представляющее собой перепечатку пяти книг двадцать восьмого, двадцать девятого и тридцатого томов ПСС. Что касается примечаний, то они используются выборочно и модифицируются в связи с ориентацией на западного читателя. Во введении к первому тому, написанном Дэвидом Лэу совместно с Рональдом Мейером, исследователи показывают, что на самом первом и наиболее очевидном уровне письма Достоевского сообщают о самых решающих личных и общественно литературных событиях его жизни, приобретая ретроспективную функцию дневника или эпистолярной автобиографии. На втором уровне письма Достоевского помогают учёным составить схему эволюции его писательских планов и работ и в этом смысле вводят в его творческую лабораторию. Наконец, на третьем уровне они сами являются творческой лабораторией, ибо «личность Достоевского как она отражается в письмах, роль, которую он уделяет в них литературе, его эпистолярный стиль - всё это имеет прямое отношение к романному миру писателя»32. В письмах обнаруживаются «страстные психологические противоречия» личности Достоевского, «его борьба между духом и плотью» и «неожиданные взлеты болезненного юмора, которым отмечены самые блестящие его создания»33. Лэу и Мейер указывают, что в письмах Достоевского, с одной стороны, в силу их высокой эмоциональной напряжённости, нарушается нейтральный порядок слов, отсутствует логика, встречаются грамматические ошибки и другие признаки устной, порой неправильной речи; с другой - многие обороты и выбор лексики идут от языка художественной литературы и официальных документов. «Полученная смесь живых и мёртвых форм, заботливо организованная и естественно дезорганизованная, - заключают исследователи, - имитации других голосов и постоянно изменяющийся тон и интонации самого Достоевского образуют густое, но изменчивое лингвистическое варево, представляющее существенную особенность его стиля»34. Создавая свои послания, писатель гораз до больше стремится к максимальной выразительности, нежели к ясности и краткости.

Письма Достоевского неизменно привлекаются, чаще всего как иллюстративный материал, в монографиях о его жизни и творчестве (например, довольно основательно оснащает фрагментами эпистолярного наследия писателя своё повествование К. В. Мочульский ). При этом иногда имеет место излишне свободное обращение с «эпистолярной» информацией, подстраивание её под ту или иную концепцию (так, Б. И. Бурсов реконструирует по письмам знаменитого романиста его личность, которая оказывается далеко не привлекательной36).

Обзор истории публикации и изучения эпистолярного наследия Достоевского позволяет сделать некоторые выводы. Публикация эпистолярного наследия Достоевского началась только после его смерти, при жизни писателя ни одно из его писем не было напечатано. С конца XIX в. и до настоящего времени вышло в свет три издания писем Достоевского. Изучение его эпистолярия до сих пор за исключением нескольких специальных статей ограничивается комментариями, предисловиями и послесловиями к изданиям писем или эпистолярных циклов. Письма Достоевского, как правило, рассматриваются в плане отражения в них фактов биографии писателя, истории создания и публикации его произведений и его философских, общественно-политических и эстетических взглядов. Следует отметить, что практически неизученной остается поэтика писем великого классика. Во многом это связано с весьма распространённым мнением о том, что они не имеют особых литературных достоинств и в этом смысле не представляют какого-либо интереса. Тем не менее в некоторых работах намечены интересные аспекты эпистолярного наследия Достоевского, требующие дальнейшего глубокого и всестороннего исследования - творческое поведение писателя в письмах, их язык и субъектная организация. Специального рассмотрения требует вопрос о том, какое место занимает эпистолярный жанр в художественном и публицистическом творчестве Достоевского.

Ещё более важным представляется выявление механизма взаимодействия разных модификаций «письма» в наследии писателя, что поможет найти объяснение его «эпистолярного» парадокса. Данный «синтетический» подход обладает научной новизной, ибо предполагает целостное изучение эпистолярного жанра в наследии Достоевского в неразрывной связи его «бытового» эпистоля-рия и творчества. Рассмотрение «художественности» писем Достоевского обусловливает цель работы: определение места эпистолярного жанра в наследии писателя. Для реализации цели решается ряд конкретных задач:

1) раскрыть художественные качества писем Достоевского посредством выделения в них жанровых доминант и разновидностей типов присутствия неавторского слова, анализа языковых особенностей;

2) охарактеризовать эпистолярные формы в художественных произведениях и публицистике писателя с точки зрения их типологии, содержания и функций;

3) соотнести эпистолярное наследие Достоевского с его творчеством.

Таким образом, объектом исследования выступают личные письма Достоевского и эпистолярные включения в его художественных произведениях и публицистике, а предметом - эпистолярная поэтика писателя. Это определяет методологическую основу работы, которая представляет собой соединение ис-торико-типологического и поэтологического подходов. Историко-типологический метод позволяет рассматривать эпистолярное наследие Достоевского как факт русской эпистолярной культуры XIX в.; тем самым удаётся обнаружить, в каких случаях писатель следует устойчивым эпистолярным традиция и в чём выражается его отступление от них. Мы также прибегаем к по-этологическому методу, поскольку нас интересует художественно-содержательная сторона личных писем Достоевского, и в то же время его творчество анализируется с точки зрения жанровой отнесённости к «письму».

Язык писем как источник изучения личности и творческой лаборатории писателя

Язык писем Достоевского ещё не подвергался специальному изучению, в отличие от языка его художественных произведений, который анализировался в самых разных аспектах целым рядом исследователей (И. Ф. Анненский, Д. С. Лихачёв, В. В. Виноградов, В. Ф. Переверзев, Л. П. Гроссман, В. И. Этов, Ю. И. Селезнёв, Н. А. Николина, С. В. Белов, С. М. Соловьёв, Н. М. Чирков, Р. Г. Назиров и др.). Между тем в зачастую необработанных посланиях писателя отражается его живой речевой поток, что позволяет увидеть, использование каких языковых средств является для него наиболее органичным.

Достоевский в своих художественных произведениях избегает всевозможных «красивостей» слога: ярким и цветистым тропам он предпочитает простые, но не менее выразительные. Эта характерная стилистическая черта великого художника отчётливо проявляется также в его эпистолярии. Достоевский широко использует в своих письмах незатейливые художественно-изобразительные средства для характеристики своего быта. Прежде всего это касается описания его тяжёлого материального положения: «я сел как рак на мели» (28ь 50), «железная нужда» (281, 60), «я рад им (деньгам. - Н. Ш.), давно небывалым гостям, несказанно» (281, 62), «деньги ползут, как раки, все в разные стороны» (281, 107), «бьюсь об лёд как рыба» (281, 131), «1000 рублей ку-шелевская растаяла как воск» (281, 327), «поместились мы как на булавочном кончике» (28ь 331), «деньги у меня текут как вода» (282, 77), «эти три тысячи самые злые» (282, 183), «бедность-то моя меня съела» (29j, 119), «нужда колотит в загорбок молотом» (29t, 181) и др. Достоевский часто обращается к своим адресатам с просьбой о денежной помощи и, чтобы подчеркнуть» как он бедствует, уподобляет себя утопающему: «я ведь утопаю, утонул совершенно», «утопающий протягивает руку, уже не спрашиваясь рассудка. Так делаю и я», «ведь я утопающий» (282, 214); «в какой именно Вашей помощи я нуждаюсь, как утопающий», «Это чтоб спасти сейчас из воды и не дать провалиться» (29ь 62).

При обрисовке окружающей обстановки в письмах Достоевского, как правило, преобладают сравнения и метафоры, передающие атмосферу «замкнутого», «безвоздушного» пространства или тесноты, а отдельные из них (например, сравнение комнаты с пароходной каютой, определение города как душной скорлупы) в художественном творчестве писателя входят в систему символов Петербурга: «мне всё кажется, что подо мной колышется пол, и я в моей комнате сижу, словно в пароходной каюте» (281, 159); «нас как сельдей в бочонке» (о тесноте в остроге - 28ь 170; позднее это сравнение трижды повторяется в письмах к А. Г. Достоевской от 17 (20) апреля 1870 г. из Гомбурга, от 12 (24) июня и 20 июля (1 августа) 1874 г. из Эмса и относится к испытываемым в вагоне по пути туда неудобствам); «Лиля в душной скорлупе города, а мы здесь (в Старой Руссе. - Н. Ш.) в куче грязи» (29ь 242) и др. Достоевский отмечает в письме к А. В. Корвин-Круковской от апреля - мая 1866 г., что летом Петербург «грустный, гадкий и зловонный» (282, 158); таким же он изображается в «Преступлении и наказании».

Художественно-изобразительные средства в письмах Достоевского иногда выступают своеобразным символическим обобщением того или иного периода жизни писателя. Каторга - сон, смерть, болезнь, а выход из неё соответственно - пробуждение, воскрешение, выздоровление («это время прошло, и теперь оно сзади меня, как тяжёлый сон, так же как выход из каторги представлялся мне прежде, как светлое пробуждение и воскрешение в новую жизнь» - 28 ь 181; «на человека, который уже четыре года, по выражению моих товарищей - каторжных, был ... как в землю закопанный» (281, 196); «Я походил на больного, который начинает выздоравливать после долгой болезни и, быв у смерти, ещё сильнее чувствует наслаждение жить в первые дни выздоровления» (28,, 201). Примечательно, что глубокий отпечаток, который наложила каторга на всю последующую жизнь Достоевского, отразился также в постоянно фигурирующих в его письмах эпитете «каторжный» и сопоставлении с каторгой или заключением в тюрьме. Писатель передаёт, насколько тяжёлым является его литературный труд: «никогда я не был в такой каторге, как теперь» (282, 109); «сижу над работой как каторжник» (282, 150); «я так занят, что гораздо хуже каторги» (29і, 364); «если есть человек в каторжной работе, то это я. Я был в каторге в Сибири 4 года, но там работа и жизнь были сноснее моей теперешней» (30ь 216) и т. п. Достоевский вспоминает о каторге и ссылке во время своих скитаний по Европе после женитьбы на А. Г. Сниткиной: «По-моему, это хуже, чем ссылка в Сибирь. Я говорю серьёзно и без преувеличения ... Если здесь есть такое солнце и небо и такие - действительно уж чудеса искусства, неслыханного и невообразимого, буквально говоря, как здесь во Флоренции, то в Сибири, когда я вышел из каторги, были другие преимущества, которых здесь нет, а главное - русские и родина, без чего я жить не могу» (29ь 10). Однако чаще всего подобные фигуры речи встречаются, как это не парадоксально, в его письмах из Эмса, в которых проводятся параллели между этим немецким курортом и каторгой: «Веришь ли, я иногда мысленно сравниваю: где мне было лучше: здесь или на каторге? И всегда решаю, буквально (и вполне беспристрастно), что в каторге всё-таки было лучше, покойнее: не так я волновался, раздражался, не так был мнителен» (291, 346); «Я здесь всего еще 8 дней, а уж жду не дождусь, когда кончится мой срок, - точно в остроге сижу» (29г, 39); «Эту каторгу почти уже нельзя выносить больше ... Да и лучше каторга, нет, каторга лучше была!» (ЗОь 106). Очевидно, что за этими вариациями каторжной темы стоит реальный жизненный опыт писателя, в отличие от единственный раз встречающегося в письмах Достоевского докаторжного периода уподобления своих литературных занятий каторге: «я, милейший мой, в такой каторге» (28 ь 119). Достоевский, перебравшийся из Семипалатинска в Тверь и с нетерпением ожидающий разрешения вернуться в Петербург, пишет о себе: «Живу точно на станции» (28ь 370). Возвращение на родину после долгого отсутствия для всякого изгнанника - взвешивание на весах всех пережитых им несчастий («Это похоже на весы, на которых свесишь и узнаешь точно настоящий вес всего того, что выстрадал, перенёс, потерял и что у нас отняли добрые люди» -28 ь 176).

«Чужое слово» в письмах

Под «чужим словом» в письмах Достоевского мы будем понимать, во-первых, неавторское слово, связанное с общением писателя с кем-либо непосредственно или через переписку (в первом случае он передаёт свой разговор с другим человеком, а во втором - моделирует диалог с адресатом, используя его реальное или предполагаемое слово) и, во-вторых, «чужое слово», имеющее своим источником «литературу», что выражается в различных формах «олите-ратуривания» стиля, характеров людей и ситуаций.

Рассматривая «чужое слово» первого типа, мы неизбежно выходим на проблему соотношения полифонизма и монологизма в эпистолярном наследии Достоевского, которая чаще всего поднимается в работах зарубежных исследователей (при этом они основываются на книге М. М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского»), где на неё высказываются две противоположные точки зрения. Р. Шредер (Германия) полагает, что письма великого классика, в отличие от его художественных произведений с их многоголосием, более или менее монологичны10. Иного мнения придерживаются Д. Лэу и Р. Мейер (Англия), которые утверждают, что специфическая особенность художественного творчества писателя, заключающаяся в «диалогическом мышлении» и «полифоническом взаимодействии голосов», распространяется и на его эпистолярий11. Следует отметить, что ни та, ни другая позиции не аргументируются, и поэтому имеет смысл подробно остановиться на некоторых аспектах заявленной выше проблемы. Во-первых, выделим особенности моделирования диалога Достоевского с адресатом, а во-вторых, рассмотрим, как функционирует «чужое слово», источником которого не является литература, в его письмах.

И. А. Паперно в числе основных принципов построения письма как вида текста называет его диалогизм, «вовлечение читателя в повествование, включение точки зрения адресата в структуру письма», и полифонизм, «самостоятельность чужого слова в письме, несведение нескольких точек зрения к единой», в связи с чем подчёркивается важность цитации, стилизации, пародирования и т. п12. М. М. Бахтин во главу угла ставит не столько сами эти отличительные признаки эпистолярной формы (она, согласно его классификации прозаического слова, является наиболее благоприятной для «отражённого чужого слова»), сколько их большую или меньшую выраженность в конкретном тексте. «Письму свойственно острое ощущение собеседника, адресата, к которому оно обращено, - поясняет учёный. - Письмо, как реплика диалога, обращено к определённому человеку, учитывает его возможные реакции, его возможный ответ. Этот учёт отсутствующего собеседника может быть более или менее интенси-вен» . Он показывает, что в «Бедных людях» письма Макара Девушкина проникнуты крайне напряжённым предвосхищением «чужого слова», что сказывается на их синтаксическом строе (постоянное перебивание речи оговорками, приводящее к её торможению). Мы в свою очередь проанализируем, насколько интенсивным является учёт отсутствующего собеседника, в частности, предвосхищение его возможной реакции, в письмах Достоевского.

Наиболее часто оглядка на «чужое слово» встречается в тех письмах Достоевского, где он просит своего адресата о денежной помощи. Независимо от того, обращается ли писатель к близкому родственнику или редактору журнала, которому запродаёт ещё не написанное произведение, он в одинаковой степени демонстрирует мнительность, боится, что ему откажут, подумают о нём плохо. Фрагмент письма Достоевского к брату Михаилу от 24 марта 1856 г. можно без труда развернуть в диалог, где реплики адресата являются предполагаемыми:

Достоевский: «Друг мой! Мне нужно так много денег, что и вымолвить страшно». Брат: Ох, уж эти твои бесконечные просьбы выслать деньги. «Но я последний раз прошу у тебя, более никогда в жизни тебя не буду беспокоить и при 1-м обороте счастья всё отдам тебе». Ладно. И какая же сумма тебе нужна на этот раз? «Мне нужно, кроме тех 100 руб., которые я просил у тебя, еще 200 руб». Ого! Где, по-твоему, я возьму столько денег? Мне самому сейчас нелегко приходится. «Послушай, брат! Помнишь ты то время, когда ты женился? Не поделился ли я с тобой последним тогда?»

Ты действительно давно один раз помог мне. Но разве это можно сравнить с тем, что я сделал для тебя?

«Знаю, не укоряй меня в неблагодарности! Ты мне столько передавал за всю жизнь мою денег, что моё ничего против твоего. Но всё хорошо вовремя. К тому же, неужели бы ты мог быть способен отказать в помощи брату в таком несчастии» (28ь 222) и т. д.

Нечто подобное наблюдается в письме Достоевского к А. А. Краевскому от первой половины апреля 1849 г., у которого он просит вперёд пятнадцать рублей за продолжение «Неточки Незвановой»: «Если б Вы только знали, до чего я доведён! Только стыдно писать, да и не нужно. Ведь это просто срам, Андрей Александрович, что такие бедные сотрудники в «Отечественных записках». Ну, задолжал и много: конечно, худо! Но ведь и отдача есть, и работа есть! Ведь кажется, что есть, Андрей Александрович» (28ь 155).

Ориентация на слово адресата порождает в письмах Достоевского растянутость, что выражается в отступлениях, пояснениях и т. д. Писатель прерывает свою длиннейшую, предварительную тираду в письме к М. Н. Каткову от 11 января 1858 г. значительным отступлением в скобках: «Кстати: Вы, вероятно, удивляетесь и, может быть, с улыбкой думаете, читая письмо моё: «К чему он пустился в такие подробности?» Но сделайте одолжение, дочтите меня до конца. Дело в том, что я имею к Вам огромнейшую просьбу и все подробности у места» (28 ь 296). Примечательно, что здесь Достоевский как бы программирует своего корреспондента на доброжелательное отношение, предполагая, что он «с улыбкой», а не с раздражением (что скорее всего) воспримет его утомляющий рассказ. В этом же письме мы находим и другие оговорки, одна из которых образует post scriptum: «Вы, может быть, спросите: почему я не отдаю роман, который я пишу для «Русского вестника», в «Русское слово». Но во-1-х ...» и далее следует объяснение (281,298).

«Бедные люди» и «Роман в девяти письмах» как стилистическая антитеза

Через полтора года после своего дебютного романа «Бедные люди» Достоевский снова обращается к эпистолярной форме при создании «Романа в девяти письмах», который предназначался для юмористического альманаха Н. А. Некрасова «Зубоскал», не вышедшего по цензурным причинам, и был опубликован в первом номере «Современника» за 1847 г. «Роман в девяти письмах» не только не имел такого шумного успеха, как «Бедные люди», но получил по большей части резкие и негативные оценки критиков и литературоведов. Сам Достоевский в письме к брату Михаилу от 16 ноября 1846 г. сообщает, что рассказ на вечере И. С. Тургенева «произвёл фурор» (28 ь 116). Однако когда «Роман в девяти письмах» был опубликован, то вызвал разочарование у В. Г. Белинского, который писал о нём 19 февраля 1847 г. И. С. Тургеневу: «Достоевского переписка шулеров, к удивлению моему, мне просто не понравилась - на силу дочёл. Это общее впечатление» (1, 501). С этим мнением соглашается К. В. Мочульский, который называет «Роман в девяти письмах» «печальным литературным опытом» писателя: «Трудно понять, как такое беспомощное произведение могло «произвести фурор» в кружке Белинского»1. В. Террас делает акцент на заурядности «Романа в девяти письмах», напоминающего «тривиальный маленький бурлеск», «анонимное произведение», которое вполне могло принадлежать Полю де Коку . Тем не менее А. А. Григорьев высказал иную точку зрения, которая представляет собой единственный печатный отклик на публикацию рассказа: «Из произведений этой школы (Гоголя) обращает внимание прекрасный рассказ Достоевского - «Роман в девяти письмах» («Обозрение журнальных явлений» за январь - февраль 1847 г.) (1, 501).

Г. М. Фридлендер считает, что целью повторного обращения писателя к форме романа в письмах было «показать разнообразные, полярно-противоположные возможности, заложенные в этом жанре» (1, 500). Он, по всей вероятности, основывается на словах самого Достоевского из его письма к брату Михаилу от 16 ноября 1845 г.: «Белинский сказал, что он теперь уверен во мне совершенно, ибо я могу браться за совершенно различные элементы» (28ь 116). Исследователь не исключает влияния на выбор формы «Романа в девяти письмах» опубликованного незадолго до его написания и приписываемого Н. А. Некрасову «Романа в письмах» (Литературная газета, 1845, 25 января № 4), а также появившегося одновременно «Романа в двух письмах» О. М. Сомова; по его мнению, писатель дал название своему рассказу по аналогии с заглавием «Романа в семи письмах» А. А. Бестужева-Марлинского (1, 500). Р. Бэлнеп утверждает, что Достоевский, чьи «Бедные люди» представляют собой единственный реальный вклад русской литературы в мировую практику эпистолярного романа, в «Романе в девяти письмах» прощается с приёмами эпистолярной формы . К. Баршт, полагающий, что «Роман в девяти письмах» является самым неудачным произведением в творческой биографии Достоевского, объясняет это следующим образом: решив написать второй эпистолярный «роман», писатель «вступил в борьбу с логикой своего творческого развития, обратился к переписке как к художественной форме, когда она уже стала явным анахронизмом для него - и потерпел, как это и должно было случиться, поражение»4.

Достоевский в своём первом эпистолярном романе изображает повседневную жизнь, неприкрашенные подробности быта, тревоги и радости «бедных людей» (мелкий чиновник, слабая здоровьем девушка-сирота), в переписке которых также появляются фигуры представителей низшего социального слоя (несчастное семейство Горшковых, нищенствующие дети). Недосягаемым и бесконечно далёким является для них мир богатых людей, краешек которого Макар Девушкин увидел на улице Гороховой, когда прогуливался по вечернему Петербургу. Он рассказывает Вареньке о каретах и пышных экипажах, в которых сидят разодетые дамы, и догадывается: «Верно, час был такой, что все на балы и в собрания спешили» (1, 85 - 86). То, на что герои «Бедных людей» смотрят со стороны, в «Романе в девяти письмах» изображается изнутри: здесь упоминается и приёмы (например, у Славяновых), и балы (Пётр Иваныч едет на бал в клуб Соединённого общества), и прихоти светских дам («сшей ей бархатный капот по модному вкусу» - 1, 232).

Оба эпистолярных романа Достоевского являются произведениями гоголевской школы, но сатира «Романа в девяти письмах» отменяет гуманистический пафос «Бедных людей». В первом случае ориентация на гоголевские (а шире пушкинско-гоголевские) традиции связывается прежде всего с темой «маленького» человека, поднимаемой в «Станционном смотрителе» Пушкина и «Шинели» Гоголя, которые фигурируют в самом тексте «Бедных людей».

Письмо в структуре других художественных произведений Достоевского

Нельзя сказать, что Достоевский утратил интерес к эпистолярному жанру после обращения к нему в «Бедных людях» и «Романе в девяти письмах». С тех пор он действительно не облекает свои художественные произведения в эпистолярную форму. Тем не менее с «Двойника» и до «Братьев Карамазовых» почти во всех них герои непременно пишут друг другу письма и записки, которые по своему содержательному и стилистическому разнообразию не уступают эпистолярному наследию самого писателя, а в некоторых случаях превосходят его. Общее количество писем и деловых бумаг достигает двухсот двадцати девяти (пять в «Двойнике», одно в рассказе «Чужая жена и муж под кроватью», двенадцать в «Неточке Незвановой», одно в «Маленьком герое», одно в «Дядюшкином сне», четыре в «Селе Степанчиково и его обитателях», двадцать пять в «Униженных и оскорблённых», два в «Записках из Мёртвого дома», три в «Записках из подполья», четыре в «Игроке», восемь в «Преступлении и наказании», тридцать шесть в «Идиоте», восемь в «Вечном муже», сорок восемь в «Бесах», тридцать шесть в «Подростке» и тридцать два в «Братьях Карамазовых»), из них приводятся полностью или частично пятьдесят четыре, даются в пересказе, иногда с приведением отдельных фраз и выражений сто семь, упоминаются шестьдесят восемь. Такой внушительный «художественный» эписто-лярий нуждается в систематизации, что облегчит оперирование им в дальнейшем, а также позволит сделать некоторые наблюдения, касающиеся развовидностей писем в художественном творчестве Достоевского и в его собственном эпистолярном наследии.

Безусловно, предлагаемая классификация не охватывает все эпистолярные включения в художественных произведениях Достоевского; мы выделили, исходя из сочетания жанрового и тематического признаков, их основные группы и подгруппы. I. Личные письма. 1. Деловые письма.

а) Письма о наследстве - записка-завещание капельмейстера-итальянца из оркестра графа, в котором он отписывал Ефимову в случае своей смерти чёр ный фрак и скрипку («Неточка Незванова»); письмо-завещание Столбеева в пользу князей Сокольских («Подросток»); письмо г-на Салазкина к князю Мышкину из Москвы о получении последним наследства («Идиот»).

б) Письма, связанные с делами по управлению имением - переписка князя Банковского с Николаем Сергеевичем Ихменёвым, который был управляющим в его селе Васильевском («Униженные и оскорблённые»); письма Петра Верхо- венского к Степану Трофимовичу по поводу продажи своего имения («Бесы»); сюда же можно отнести письмо батюшки Ильинского к Фёдору Павловичу Ка рамазову, записку Фёдора Павловича Карамазова к Лягавому, письмо Лягавого к Кузьме Самсонову о продаже рощи в Черемашне («Братья Карамазовы»).

в) Письма, касающиеся финансовых или юридических вопросов - письмо де Грие к Полине, в котором он сообщает, что возвращает её отчиму часть за кладных на его имущество, дабы она могла потребовать с него имение судеб ным порядком («Игрок»); письмо Катерины Николаевны Ахмаковой к Андрон- никову, где она интересуется, возможно ли по законам объявить её отца опе каемым или неправоспособным; письмо Тушара к Татьяне Павловне с требова нием повысить плату за пребывание Аркадия Долгорукого в его пансионе и от- рицательный ответ на него Татьяны Павловны («Подросток»); переписка Ефима Петровича Поленова с Фёдором Павловичем Карамазовым насчёт содержания сыновей последнего («Братья Карамазовы»).

г) Прочие деловые письма - например, распорядительное письмо Трусоц-кого к Клавдии Ивановне Погорельцевой о похоронах его дочери Лизы («Вечный муж»), записка Шатова к Кириллову за границу, в которой он уведомляет, что не может напечатать в России стихотворение-прокламацию «Светлая личность» («Бесы») и др.

Как видим, деловых писем в художественных произведениях Достоевского немного, хотя в его собственном эпистолярном наследии их довольно значительное количество: письма к редакторам журналов о публикации своих произведений (письма к Н. А. Некрасову, А. А. Краевскому, М. Н. Каткову, Н. А. Любимову и др.); письма к родственникам и друзьям с поручением вести от его имени переговоры с издателями (письма к М. М. Достоевскому из Семипалатинска и Твери, к А. Н. Майкову и П. А. Исаеву из Дрездена и др.); письма, связанные с разделом Рязанского имения, оставшегося в наследство после смерти А. Ф. Куманиной Шерам, Ставровским и Достоевским (письма к М. М. Достоевскому, В. Д. Шеру), письма к домовладельцу И. М. Алонкину и др.