Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Фельетоны Ф. М. Достоевского в контексте художественной прозы писателя
1.1 Жанр фельетона в раннем художественном творчестве Ф. М. Достоевского (повести «Белые ночи», «Елка и свадьбы», «Слабое сердце», «Хозяйка») 18
1.2 Элементы фельетонного жанра в романах писателя («Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы») 33
Глава II. Связь «Дневника писателя» Ф. М. Достоевского с публицистическими тенденциями фельетонного жанра
2.1 Функции фельетона в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского 76
2.2 Авторский монотип в «Дневнике писателя» как признак фельетонного жанра 130
Заключение 143
Библиография 150
- Жанр фельетона в раннем художественном творчестве Ф. М. Достоевского (повести «Белые ночи», «Елка и свадьбы», «Слабое сердце», «Хозяйка»)
- Элементы фельетонного жанра в романах писателя («Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»)
- Функции фельетона в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского
- Авторский монотип в «Дневнике писателя» как признак фельетонного жанра
Введение к работе
Актуальность исследования. Изучение творчества Ф. М. Достоевского получило в нашей стране и за рубежом поистине широчайший размах. Монографические работы, научные статьи, докторские и кандидатские диссертации затрагивают многообразные аспекты литературно-художественного наследия писателя.
Между тем, в широком диапазоне аспектов творчества Ф. М. Достоевского фельетоны писателя редко удостаиваются внимания специалистов, а также широкой публики. Художественно-публицистические выступления писателя, представляющие собой неординарное явление в истории отечественной литературы и журналистики, не получили должного освещения как в творческой биографии самого Ф. М. Достоевского, так и в отечественном литературоведении в целом.
Впрочем, отмеченный пробел нельзя считать случайным. Следует учитывать, что жанр фельетона не имеет четко закрепленных признаков ввиду своей «пограничности»: с одной стороны, для него характерна установка на художественный план изображения, а с другой – он отличается ярко выраженными свойствами публицистического повествования. Во многом это обусловлено спецификой зарождения и развития жанра.
Проблема зарождения фельетона в отечественной литературе и публицистике до настоящего времени остается дискуссионной. По мнению Д. Заславского, родоначальником данного жанра является Ф. Булгарин. Е. Журбина, дискутируя с исследователем, отмечает следующее: «Мелкие жизненные наблюдения в фельетоне Булгарина не смогли создать сколько-нибудь обобщенного образа. Они натуралистичны, опошлены грубо тенденциозным их использованием в целях реакционной пропаганды. Фельетон его держится на границе информации, правописания, нравоучения и рекламы». Е. Журбина находит истоки русского фельетона в произведениях А. С. Пушкина, и, пожалуй, она права: литературные опыты Ф. Булгарина фельетонного типа действительно «натуралистичны» и тенденциозны. Но это относится к содержанию. Что касается формы фельетонного повествования, то Ф. Булгарину, на наш взгляд, все же удалось очертить его контуры. При всем том несомненны заслуги и А. С. Пушкина в создании первых образцов фельетонных публикаций в русской периодике.
В общественно-политической и литературной жизни России 1840–1860-х фельетон явился тем жанром, который имел возможность оперативно реагировать на изменения, происходящие в столице и всей стране в целом (А. И. Герцен, И. А. Гончаров, И. С. Тургенев, Д. В. Григорович, М. Е. Салтыков-Щедрин). Его сравнительно небольшой объем, занимаемая автором позиция, всесторонний охват событий и явлений, подаваемый подчас посредством иронии и юмора, делали этот жанр универсальным. Фельетон 1840–1860-х годов сочетал в себе черты, за исключением отвлеченной абстрактности, русской сатиры XVIII века (журналы Н. И. Новикова, «Почта духов» И. А. Крылова, а также другие сатирические издания) и критические описания нравов эпохи, политические и философские наблюдения над текущей действительностью. Все это дает основание назвать фельетон на этом этапе развития информационно-критическим, нежели сатирическим или новеллистическим, а сатиру XVIII века можно рассматривать, лишь как «начальную» школу русского фельетона, школу, создавшую предпосылки для его рождения».
Следует отметить, что своеобразие фельетона как жанра заключается в его промежуточном положении между книжной литературой и живой народнопоэтической и разговорной традицией. В период борьбы сторонников «натуральной школы» за новые принципы изображения в искусстве против псевдоромантизма жанр фельетона достигает своего расцвета. На этом этапе развития историко-литературного процесса выделяется творчество Н. В. Гоголя с остро социальной направленностью его произведений, отличительной особенностью которых стала их повышенная публицистичность.
Художественно-публицистическая деятельность последователей Н. В. Гоголя была преимущественно направлена на то, чтобы развить его творческие достижения, примером чему могут служить фельетоны Ф. М. Достоевского.
Жанр фельетона для Ф. М. Достоевского явился не только начальным этапом его литературной деятельности, но стал важным элементом творчества в целом. Однако необходимо учитывать то, что Ф. М. Достоевский по-своему воспринимал фельетонный жанр: «Ужели фельетон есть только перечень животрепещущих городских новостей? Кажется бы на все можно взглянуть своим собственным взглядом, скрепить своею собственной мыслью, сказать свое слово, новое слово».
Ф. М. Достоевский словно оппонирует В. Г. Белинскому, несколько скептически относившемуся к жанру фельетона ввиду его недостаточной остроты и яркости в 1840-е годы. Критик следующим образом выражал свою позицию: «… наш фельетон, как и наш водевиль, так приторен в своих любезностях, так скучен и вял в своем остроумии, а главное – так мало изобретателен на предметы разговора!». Но Ф. М. Достоевский называл фельетон «почти главным делом», считая его, повторимся, «особым» жанром в своем творчестве.
«Особым» он стал и для исследователей творчества Ф. М. Достоевского, поскольку до сих пор ведутся дискуссии по поводу природы фельетонных произведений Ф. М. Достоевского: относить их к художественной литературе или же к публицистике?
Отметим, что жанровая специфика фельетона обусловлена именно в его принадлежностью: художественный он или публицистический по преимуществу. Однако, как бы ни было, то есть независимо от преобладающей линии повествования, жанр фельетона, мы полагаем, синтетический, а фельетон Ф. М. Достоевского по своим творческим установкам скорее – литературно-публицистическое произведение. Поэтому рассмотрение данного жанра в контексте художественной прозы писателя представляет несомненный интерес. Более того, мы убеждены, что абстрагировать фельетон Ф. М. Достоевского от его литературно-публицистического наследия было бы неправомерно, поскольку тенденции фельетонного жанра сохраняются и в чисто художественных произведениях писателя, придавая им при этом публицистический пафос.
В этом отношении Ф. М. Достоевский является последователем Н. В. Гоголя, в художественных произведениях которого также обнаруживается вторжение публицистики. Необходимость творческого развития гоголевского стиля с точки зрения историко-литературной эволюции была обусловлена тем, что гоголевский сказ явился гениальным соединением формально-языковых схем литературы с живой семантикой языка народного. Оба начала в нем находятся в неразрывной связи, проявляясь наиболее остро в пародийных отношениях устного слова и письменного. Таким образом, живая народная речь в гоголевском сказе приобрела книжно-риторическую форму, стала литературой. В стиле Н. В. Гоголя наблюдается органическое введение образа повествователя в процесс повествования, при этом речевой облик субъекта подчиняется объекту повествования.
Однако уже в серии фельетонов «Петербургская летопись» Ф. М. Достоевский разделяет функцию рассказчика и автора. В цикле 1847 года писатель стремится создать портрет эпохи путем анализа современной ему действительности. Мнения и суждения современников стали для молодого писателя своеобразным документом эпохи. Цитаты в форме несобственно-прямой речи воспроизводят впечатления современников от того или иного события, явления. Язык такого источника становится в фельетоне Ф. М. Достоевского реальным фактом, благодаря ему достигается достоверность, невымышленность описываемых картин общественной жизни. Писатель сумел преобразовать чужую точку зрения, сохраняя при этом монологический контекст «Петербургской летописи». Эта тенденция сохранится и в художественных произведениях писателя.
В этой связи нельзя не учитывать творческой биографии Ф. М. Достоевского, поскольку его суждения о тех или иных жанрах нашли отражение в самих обстоятельствах его жизни и творчества. Отсюда единство двух ипостасей: публицист – писатель. Это необходимо учитывать для понимания не только фельетонистики, но и литературно-художественного наследия писателя в целом.
На современном этапе изучение творчества Ф. М. Достоевского требует глубокого понимания тех эстетических, социально-философских принципов, которые позволили писателю включить элементы фельетона в контекст его литературно-художественных произведений. Данное обстоятельство определяет актуальность нашего исследования, так как в этой «зоне» исследовательских поисков могут быть открыты новые стороны поэтики писателя.
Степень изученности проблемы. В «чистом» виде, то есть со всей жанровой определенностью, Ф. М. Достоевским было создано лишь несколько фельетонов (цикл «Петербургская летопись» и фельетон «Петербургские сновидения в стихах и прозе»). Между тем они были настолько содержательны и многогранны, что большинство поднятых или только намеченных в них вопросов нашли дальнейшую реализацию (идейную и художественную) на странницах его повестей, романов, «Дневника писателя».
В монографических исследованиях о творчестве Ф. М. Достоевского исследуемый вопрос представлен эпизодически и не имеет системного характера. В настоящее время не существует труда, в котором проблема проникновения фельетона в другие жанровые формы писателя (малые и крупные) была бы изучена с необходимой тщательностью. Например, в работах В. Я. Кирпотина «Ф. М. Достоевский», М. С. Гуса «Идеи и образы Ф. М. Достоевского», Г. К. Щенникова «Достоевский и русский реализм» дается упоминание о серии фельетонов писателя 1847 года, при этом исследователи ограничиваются тем, что отмечают важное значение «Петербургской летописи» в развитии темы мечтательства, но только в ранний период его творчества, а основу для развития реализма и психологизма в творчестве Ф. М. Достоевского видят в произведениях 1840-х годов в совокупности. О фельетоне 1861 года «Петербургские сновидения в стихах и прозе» почти ничего не сказано.
В комментариях Е. И. Кийко, В. Д. Рака, Г. М. Фридлендера к «Собранию сочинений» Ф.М. Достоевского даются более основательные пояснения по поводу того, каково значение фельетонного жанра в творческом наследии писателя. И все же следует отметить, что в трудах, посвященных творчеству Ф. М. Достоевского, не были предприняты попытки выделить жанровые особенности фельетона в целом, и фельетонов писателя, в частности.
В работах с преимущественным вниманием к журналистике также недостаточно полно освещены вопросы, относящиеся к фельетонному творчеству Ф. М. Достоевского. Так, Е. И. Журбина в исследованиях «Устойчивые темы» и «Повесть с двумя сюжетами» отводит фельетону значительное место, характеризуя становление данного жанра как в зарубежной, так и в отечественной литературе и публицистике, тщательно изучая каждый этап его развития. Рассматриваются и особенности тематики, жанровой специфики фельетонов Ф. М. Достоевского. Но недостаток работ заключается в том, что фельетонистика Ф. М. Достоевского предстает как составляющий компонент процесса развития данного жанра в России.
Объектом является поэтика внутрижанровых связей фельетона в контексте художественного творчества Ф. М. Достоевского.
Предмет исследования – жанровая структура, поэтика фельетонов Ф.М. Достоевского, их реализация в художественном (романном) и публицистическом наследии писателя.
Материалом диссертационного исследования стали цикл фельетонов «Петербургская летопись» (1847), фельетон «Петербургские сновидения в стихах и прозе» (1861), романы Ф. М. Достоевского: «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871–1872), «Братья Карамазовы» (1879–1880); «Дневник писателя» (1873–1881), письма Ф. М. Достоевского и другие материалы.
Целью диссертации является выявление жанровых признаков фельетона Ф. М. Достоевского, определение и характеристика путей проникновения этого жанра в художественную прозу писателя, что в значительной степени определило специфические признаки ряда его произведений в целом.
Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:
- выявить устойчивость идейно-художественных связей фельетонов Ф. М. Достоевского с его прозой разных лет, в первую очередь «Дневником писателя»;
- установить наличие конкретных тем и мотивов фельетонов Ф. М. Достоевского, нашедших отражение и развитие в художественных произведениях писателя;
- определить соотношение художественных и публицистических элементов в творческой практике Ф. М. Достоевского в границах фельетонного жанра;
- определить степень влияния фельетонных элементов на поэтику художественного творчества писателя.
Теоретико-методологической базой диссертации стали работы ученых, философов и литературоведов разных лет – Н. А. Бердяева, М. М. Бахтина, М. М. Дунаева, В. Н. Захарова, Д. С. Лихачева, Г. М. Фридлендера, Ю. М. Лотмана, А. А. Тертычного, Е. И. Журбиной, Д. И. Заславского, Б. В. Стрельцова, Б. И. Есина, В. Е. Хализева, В. И. Тюпы и других. Историко-литературный аспект диссертации ориентирован на положения, освещенные в публикациях Т. А. Касаткиной, Л. И. Сараскиной, Ф. Б. Тарасова, Г. К. Щенникова, И. П. Щеблыкина и других.
Методология исследования сочетает историко-литературный, сравнительно-типологический и структурный методы изучения литературы.
Научная новизна диссертации определяется тем, что фельетоны Ф. М. Достоевского до сих пор не подвергались системному анализу. В диссертации достаточно наглядно рассмотрен феномен «вкрапления» элементов фельетонного жанра в художественную систему романов писателя; решена проблема органической связи публицистического пафоса Ф. М. Достоевского с поэтикой его романно-художественного повествования, установлено значение такой связи с точки зрения перспектив творческого обогащения отечественной литературы.
Теоретическая ценность работы заключается в освещении специфики такого важного поэтического компонента в творчестве Ф.М. Достоевского, как фельетон, в системном анализе фельетонов, 1847 и 1861 годов, в выявлении не только случаев, но и характера их включения в контекст литературного творчества писателя. В диссертации раскрыта роль творческой бинарности – художественность и публицистика – в эволюции художника.
Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования теоретических положений, конкретных материалов и выводов исследования преподавателями вузов при разработке лекционных и практических курсов по истории отечественной литературы и журналистики, теории жанров, а также при разработке курсов по выбору по оэтике фельетона Ф. М. Достоевского как разновидности литературно-публицистического жанра.
Положения, выносимые на защиту:
1. Ф. М. Достоевский явился одним из создателей фельетонного жанра в русской литературе и журналистике 40-х годов XIX века с заметной ориентацией на художественное повествование, обладающее автономной эстетической ценностью.
2. В «Петербургской летописи» Ф.М. Достоевский в острокритическом плане рассматривает ряд тем, имевших актуальное значение для русского общества 40-х годов XIX века: тема Петербурга с его социальной и культурной расслоенностью, тема «мечтательства», освещение культурной жизни северной столицы, оценка новых литературных произведений и др. Элементы фельетонного жанра Ф.М. Достоевского использованы уже в его ранней художественной прозе (повести «Белые ночи», «Елка и свадьба», «Слабое сердце», «Хозяйка»). Начиная с фельетонного цикла «Петербургская летопись», образ мечтателя становится доминантным в «малой» прозе писателя.
-
Сила произведений Ф. М. Достоевского не только в оригинальной художественной подаче того или иного явления, не только в художественности описаний, но и в глубокой их публицистичности, широком осмыслении общественных факторов, влиявших на историческую жизнь России и цивилизованного человечества в целом.
-
Достоевский-художник и публицист факты текущей действительности вводит в широкий философско-исторический контекст. Такая тенденция обозначилась уже в серии фельетонов «Петербургская летопись».
-
В творчестве Ф. М. Достоевского тесно переплетены и взаимосвязаны многие темы, мотивы, образы и даже ситуации, которые из фельетонов и ранних повестей перешли в его романы и «Дневник писателя», образуя сквозную линию, проблемно связанную с творческими этапами жизни великого художника. В частности, это тема социальной несправедливости, тема детей, культурно-историческая и общественно-политическая темы, тема Петербурга, обозначенная в ранних фельетонах Ф. М. Достоевского и нашедшая свое воплощение в романе «Преступление и наказание» и «Дневнике писателя».
-
В «Дневнике писателя» структурно-смысловое единство представляет собой многоплановый пласт в том отношении, что в ряде статей очевидно проникновение элементов фельетона (и как автономной, и как композиционно-организующей единицы) при авторской костанте.
Апробация работы. Научные результаты исследования отражены в статьях, опубликованных в сборниках всероссийского и международного значения, в журналах, рекомендованных ВАК РФ. Диссертация обсуждалась на кафедре русской и зарубежной литературы Пензенского государственного педагогического университета имени В. Г. Белинского, кафедре русской, зарубежной литературы и методике преподавания Мордовского государственного педагогического института имени М. Е. Евсевьева. Отдельные положения были представлены в докладах на 7-ой Международной научно-методической конференции памяти И. Н. Ульянова «Гуманизация и гуманитаризация образования 21 века» в 2006 году (г. Ульяновск), на VI Международной научной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» в 2007 году (г. Москва), на VIII Международной научной конференции «Русское литературоведение на современном этапе» в 2009 году (г. Москва), на Всероссийской научно-практической конференции «Проблемы изучения литературы в вузе и школе» в 2006 году (г. Пенза), на VII Городской научно-практической конференции «Идеалы и реальности культуры российского города» в 2006 году (г. Пенза).
Структура и объем диссертационного исследования определены спецификой выдвинутых в исследовании задач. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованных источников. Объем диссертации – 167 страниц. Библиографический список включает 207 наименований.
Жанр фельетона в раннем художественном творчестве Ф. М. Достоевского (повести «Белые ночи», «Елка и свадьбы», «Слабое сердце», «Хозяйка»)
Жанровая эволюция в творчестве каждого конкретного писателя является показателем развития его художественного мастерства, поскольку литературный жанр «возрождается и обновляется на каждом новом этапе развития литературы... жанр - представитель творческой памяти в процессе литературного развития» [13, 122].Опыт изучения литературы, как русской, так и зарубежной, является тому подтверждением: в творчестве А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого, У. Теккерея, Ч. Диккенса обнаруживает себя тенденция к укрупнению жанровых форм. В этом ряду находится и Ф. М. Достоевский, выделяющийся прежде всего тем, что первоначальные стилевые и жанровые признаки проявляют себя и в дальнейшем творчестве писателя. Сконцентрироваться на этом, значит, проследить творческую эволюцию художника.
Созданный впервые в 1847 году, цикл фельетонов Ф. М. Достоевского оказался той жанровой формой, которая органически вошла в систему литературных жанров писателя. К фельетону в чистом виде писатель вернется в 1861 году в «Петербургских сновидениях в стихах и прозе». Кроме того, фельетонное начало прослеживается во введении к «Ряду статей о русской литературе» (1861), «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863), «Записках из Мертвого дома» (1863), «Дневнике писателя» разных лет. Но прежде чем появились эти произведения, в названии которых уже есть указание на публицистическую основу, фельетон проявил себя в ранних повестях.
Особенно это характерно для его ранней прозы 1840-х годов, когда основной темой творчества Ф. М. Достоевского была тема «мечтательства». Свое развитие эта тема начинает в уже повести «Хозяйка» (1847 г., «Отечественные записки», № 10 и 12). Уже в этом произведении намечаются тенденции к развитию фельетонного жанра, каким он предстанет в «Петербургской летописи», и вырисовывается тот образ мечтателя, который обнаружит свою эволюцию в фельетоне и в более поздних произведениях. Повесть почти не была отмечена современниками, так как не представляла особой ценности для критиков. Во всяком случае, В. Г. Белинский, внимательно следивший за развитием писателя после публикации «Бедных людей» (1846), следующим образом отозвался о «Хозяйке»: «Будь под нею подписано какое-нибудь неизвестное имя, мы бы не сказали о ней ни слова» [2, VIII, 404]. Однако мы не можем не обратиться к ней, поскольку в развитии темы мечтательства и типа мечтателя она является структурной составляющей.
Разбирая данный аспект, М. С. Гус в работе «Идеи и образы Ф. М. Достоевского» отходит от хронологической последовательности создания произведений 1840-х годов и обращается к повести «Хозяйка» после рассмотрения фельетона «Петербургская летопись» и «Белых ночей». Нам же представляется важным учитывать хронологический принцип при рассмотрении типа мечтателя в произведениях Ф. М. Достоевского раннего периода, ибо только таким образом становится возможным выявить эволюцию в изображении петербургского мечтателя не только в произведениях раннего периода, но и в сочинениях, созданных гораздо позднее.
Что касается «малой» прозы 1840-х годов, то генезис типа мечтателя обнаруживает себя прежде всего в «Хозяйке», «Петербургской летописи», «Белых ночах», своеобразной трилогии в раскрытии темы мечтательства. В первой повести этого ряда тип мечтателя представлен в образе Ордынова: он был «не похож на товарищей», имел «нелюдимый характер», в его «уединенных занятиях никогда... не было порядка и определенной системы»; ходил он по улицам, «как отчужденный, как отшельник, внезапно вышедший из своей немой пустыни в шумный и гремящий город. Все ему казалось ново и странно» [5, Т. I, 339]. Подобными характеристиками Ф. М. Достоевский пытается наполнить образ Ордынова, уже здесь стремясь развить его, но, не преследуя пока цели типизировать.
Детали в поведении, настроении, образе мыслей Ордынова требуют обратить на них особое внимание, поскольку это своего рода устойчивые обороты произведений, изображающих мечтателя. Постоянная усталость Ордынова влекла за собой весьма переменчивое настроение: «После восторга... размышление, потом досада, потом какая-то бессильная злость...» [5, Т. I, 341]. Жизнь настолько утомляет его, что «порой, в минуту неясного сознания, мелькало в уме его, что он осужден жить в каком-то длинном, нескончаемом сне, полном странных, бесплодных тревог, борьбы и страданий», хотя при этом «старался восстать против рокового фатализма» [5, Т. I, 353]. Любовь к Катерине лишь на. какое-то время отрезвляет его, пробуждает от забытья, но в итоге он пребывает в религиозном забытьи или в экзальтических мечтах о предмете своего увлечения.
Любопытно, что образ жизни Ордынова остается неизменным даже после перенесенной жизненной драмы: «Мало-помалу Ордынов одичал еще более прежнего... Он часто любил бродить по улицам, долго без цели. Он выбирал преимущественно сумеречный час, а место прогулки - места глухие, отдаленные, редко посещаемые народом» [5, Т. I, 404]. В образе Ордынова очерчена та безмолвная и таинственная трагедия жизни мечтателя, о которой Ф. М. Достоевский скажет в том же году в «Петербургской летописи», где мечтатель, как и Ордынов в «Хозяйке», будет романтически выписан, но при этом в образе мечтателя намечается тенденция к реалистическому методу социальной детерминированности.
Надо отметить, что цикл фельетонов «Петербургская летопись» явился в этой «трилогии» своеобразным переходным структурным звеном. Речь идет о том, что, во-первых, в нем нет конкретного героя, а только тип; во-вторых, он и не является основным действующим лицом повествования, но выступает одной из характеристик петербургской жизни, о которой в своем летописании Ф. М. Достоевский не мог не сказать: «... в характерах, жадной действительности, жадной непосредственной жизни, но слабых, женственных, нежных, - пишет здесь Ф. М. Достоевский, - мало-помалу зарождается то, что называют мечтательностью, и человек делается не человеком, а каким-то странным существом среднего рода — мечтателем» [5, Т. II, 31], «... все мы более или менее мечтатели,- замечает писатель в конце четвертого фельетона «Петербургской летописи» [5, Т. I, 33], а в фельетоне 1861 года «Петербургские сновидения в стихах и прозе» вспоминает: «И чего я только не перемечтал в моем юношестве, чего не пережил всем сердцем, всей душой моей в золотых и воспаленных грезах» [5, Т. III, 485].
Писатель, уже разобравшись в сущности мечтателя в «Хозяйке», в «Петербургской летописи» заключает, что «это кошмар петербургский, это олицетворенный грех, это трагедия, безмолвная, таинственная угрюмая, дикая...» [5, Т. II, 31]. Ф. М. Достоевский рисует портрет мечтателя, тем самым дополняя, а во многом повторяет те характеристики, на которые мы обратили внимание, рассматривая «Хозяйку»: «Вы иногда встречаете человека рассеянного, с неопределенно-тусклым взглядом, часто бледным... иногда измученного, утомленного .. . Мечтатель всегда тяжел, потому что неровен до крайности: то слишком весел, то слишком угрюм, то грубиян, то внимателен...»[5, Т. II, 31]. Подчеркивая, что речь ведется не о конкретном человеке, а о типе мечтателя, писатель замечает: «Селятся они большею частию в глубоком уединении, по неприступным углам, как будто таясь в них от людей и от света», а «на улице он [мечтатель — Е. Р.] ходит повесив голову, мало обращая внимания на окружающих» [5, Т. II, 31].
В «Петербургской летописи», изображая мечтателя, Ф. М. Достоевский прибегает к «словесной пластике» [188, 108]. В отличие от предыдущей повести или дальнейших произведений в серии фельетонов «живописания посредством слов организуются более по законам воспоминания о виденном, нежели как непосредственное, мгновенное претворения зрительного восприятия» [188, 108]. И этот прием здесь не только оправдан, он необходим, ибо в фельетоне мечтательство представлено как явление, а мечтатель, как тип, — без малейшего намека на конкретику. В «Петербургской летописи» диалектика этого образа отсутствует: в общей структуре фельетонного цикла теме мечтательства отведен лишь один из эпизодов, который, впрочем, вполне автономен и в идейном, и в композиционном отношении.
Элементы фельетонного жанра в романах писателя («Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»)
Говоря о поэтике внутрижанровых связей (наличии элементов фельетонного жанра в крупных произведениях Ф. М. Достоевского, ставших достоянием не только русской, но мировой литературы), можно выделить несколько наиболее существенных образов, мотивов и тем, которые были в той или иной степени повторены, либо развиты в соответствии со спецификой того или иного романа. В частности, это - образ мечтателя, который продолжает свое существование, правда, трансформируясь, и в зрелой прозе писателя: романах «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы». Это касается также образа повествователя и даже устойчивого, казалось бы, образа Петербурга, который уже в серии фельетонов «Петербургская летопись» не только поэтизируется фельетонистом («Есть что-то неизъяснимо наивное, даже что-то трогательное в нашей петербургской природе...» [5, Т. II, 27]), но становится образом, социально значимым в структуре фельетонного повествования, городом, где «так скоро гибнет молодость, так скоро вянут надежды» [5, Т. II, 33]. А в романе «Преступление и наказание» представлена не просто «атмосфера» Петербурга, а социально-общественная среда: «Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершали отвратительный и грустный колорит картины» [5, Т. V, 6].
Весь спектр указанных образов и тем в той или иной мере сводится к тому, что их истоки обнаруживают себя в произведениях 1840-х годов, когда был создан цикл фельетонов «Петербургская летопись». Именно тогда в творчестве Ф. М. Достоевского зарождается тема мечтательства, хотя ее истоки можно отнести в истории русской литературы к более раннему периоду. Как один из вариантов мечтателя, правда, в специфическом проявлении (праздная мечтательность) дан Н. В. Гоголем в образе Манилова. И. А. Гончаров в изображении главного героя в романе «Обломов», также, на наш взгляд, частично касается темы «мечтательства». Во всяком случае, «мечтательность» и Манилова, и Обломова при всей своей отвлеченности прямо и непосредственно связана с реальной окружающей действительностью, так сказать, произрастает из нее. Именно такая мечтательность и является предметом нашего исследования в изучении творчества Ф. М. Достоевского.
Мечтательность как социально-психологическая черта персонажа в произведениях Ф. М. Достоевского порождена столкновением, конфликтом героя с действительностью. Конфликт у Ф. М. Достоевского подразделяется на:
а) социальный;
б) нравственный;
в) личностный, то есть рожденный вследствие индивидуальных, психологических особенностей персонажа. При этом личностная природа конфликта раскрывается писателем в конкретном ситуативном разрезе, который моделируется самим автором.
Однако такая классификация в творческой практике Ф. М. Достоевского складывалась не сразу. Можно говорить, пожалуй, что образ мечтателя как некое целостное явление, как «тип» представлен у писателя в развитии.
Так, первые наметки типа петербургского мечтателя появляется уже в серии фельетонов «Петербургская летопись». Правда, этот образ мы встречаем и в «Хозяйке», но в повести он не характеризуется, как «мечтатель». И только в фельетоне обнаруживается его четкая характеристика и определяется явление им порождаемое — «мечтательство».
Характерный в основном для ранней прозы, образ мечтателя обнаруживает свое существование и в романах Ф. М. Достоевского. Однако в крупных жанрах он не выписан четкими характеристиками, не определен, как «мечтатель», но наряду с этим элементы данного типа, трансформируясь, сказываются и в «Преступлении и наказании» (1866), и в «Идиоте» (1868), и в «Братьях Карамазовых»(1879-1880).
Образ Родиона Раскольникова воплощает стилевую тенденцию, присущую, собственно, творчеству Ф. М. Достоевского в целом. Речь идет о том, что данный образ обнаруживает романтические черты, свойственные фельетонному мечтателю 1840-х годов.
Смысл романтического в образе главного героя романа «Преступление и наказание» достаточно полно раскрыт И. Л. Альми в статье «О романтическом «пласте» в романе «Преступление и наказание» [9], посредством обращения к художественным традициям А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Дж. Г. Байрона, реминисценций из В. Гюго. Вместе с тем, исследователь упоминает о романтической эволюции, которую обнаруживает образ мечтателя, начиная с «Петербургской летописи» и ранних повестей писателя. Однако аргументацию положений автора упомянутой статьи нельзя считать исчерпывающей. Говоря о Раскольникове, недостаточно лишь рассматривать данный образ в сопоставлении с героями романтических произведений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова. Здесь важно учитывать предпосылки к созданию данного образа в творчестве самого
Ф. М. Достоевского: мечтатель из «Петербургской летописи» и повестей 40-х годов XIX века по своему социальному статусу и психотипу предваряет появление образа Раскольникова.
Обратим внимание на цитаты, характеризующие мечтателя из фельетона «Петербургская летопись» («Они [мечтатели - Е. Р.] угрюмы и неразговорчивы...» [5, Т. II, 31]) и Раскольникова из известного романа («Он [Раскольников - Е. Р.] до того углубился в себя и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи...» [5, Т. V, 5]).
Здесь мы видим явную аналогию психологии фельетонного мечтателя и главного героя «Преступления и наказания», что дает основание говорить о проникновении черт мечтателя в образ Раскольникова. При сопоставлении же других характеристик, таких как, например: «встречаете человека рассеянного, с неопределенно-тусклым взглядом, часто с бледным, измятым лицом, всегда как будто занятого чем-то ужасно тягостным...» [5, Т. II, 31] -«Не то чтоб он был так труслив и забит, совсем даже напротив, но с некоторого времени он был в раздражительном и напряженном состоянии, похожем на ипохондрию» [5, Т. V, 5], обнаруживается принципиальное отличие в психофизическом плане. Речь идет о том, что в приведенной цитате, характеризующей Раскольникова, представлен уже не мечтатель, а человек, захваченный своим умыслом, «идеей», но, тем не менее, способ характеристики психологического состояния один и тот же. Во всяком случае, и мечтатель, и Раскольников подаются как персонажи с определенной общественной типологией, в которой угадываются даже романтические штрихи. Неудовлетворенность жизнью порождает угрюмость и отчуждение от людей, дает почву для протеста против общества. Однако следует заметить, что мечтатель в этом протесте занимает пассивную позицию, живя мечтой, а у Раскольникова из «мечты» произрастает «идея», и он, руководствуясь ею, предпочитает действовать.
Так, образ мечтателя «Петербургской летописи», претерпевая романтическую трансформацию уже в ранней прозе Ф. М. Достоевского, обнаруживает свои черты в образе Раскольникова, становясь начальным этапом в процессе эволюции главного героя «Преступления и наказания».
Приведенное нами сопоставление интересно именно с точки зрения наличия элементов фельетонного жанра в романе: в конкретном случае — сохранение романтических черт в образе как мечтателя из «Петербургской летописи», так и в образе Раскольникова.
И тем не менее, надо иметь в виду, что роман «Преступление и наказание» не ставит проблему мечтательства, потому что в качестве главного компонента рассматривается проблема «идеи», под воздействием которой герой, первоначально наделенный романтическими чертами фельетонного мечтателя, чувствует себя одиноким и неуверенным, полным сомнений и неопределенности. Он безразличен ко всему и неудовлетворен действительностью, вследствие чего приобретает иные характеристики. Этот процесс продиктован реалистическим методом Ф. М. Достоевского. И, в конечном счете, проследить эволюцию образа Раскольникова представляется возможным именно в русле указанного метода. И тем не менее, отсутствие фельетонно-романтической основы в изображении главного героя романа лишило бы образ той философской масштабности, к которой стремился автор. В этом состоит функциональная значимость фельетона в творчестве Ф. М. Достоевского.
Функции фельетона в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского
По верному замечанию М. М. Бахтина, «литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, «вековечные» тенденции развития литературы» [13, 121]. К тому же, как утверждает ученый, «чем полнее и конкретнее знаем мы жанровые контакты художника, тем глубже можем проникнуть в особенности его жанровой формы и правильнее понять взаимоотношения традиций и новаторства в ней» [13, 183].
Для творчества Ф. М. Достоевского 70-х годов характерно то, что в этот период фельетон в чистом виде занимает сравнительно небольшое место. Между тем, своеобразие философско-публицистического языка писателя, синтезирующего опыт прежних этапов творчества, обусловлен также и законами фельетонного жанра. Более того, проблематика произведений Ф. М. Достоевского, которая закладывалась уже в серии фельетонов «Петербургская летопись», дает возможность говорить об устойчивости тем и мотивов в его литературно-художественном творчестве, что рассмотрено нами по основным направлениям в анализе романов «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы» в первой главе. Однако свою систематизацию они получили в уникальном творении Ф. М. Достоевского - «Дневнике писателя», сочинении, вызвавшем многочисленные споры в кругах критиков и литераторов.
Вопросы в отношении «Дневника писателя», стоящие перед литературоведами, являются дискуссионными и в настоящее время. Один из них заключается в определении жанровой специфики данного произведения. Так, исследователи дают следующие характеристики этому жанру: «статьи «Дневника», «журнал одного автора», «заметки Достоевского». Некоторые исследователи (В. И. Этов, Ю. Г. Кудрявцев) ограничиваются в своих работах лишь указанием названия произведения. Пожалуй, это в какой-то степени оправдано, поскольку ориентировку на жанровую специфику произведения дает само название. Но это не свидетельствует еще о том, что решение столь спорного вопроса уже найдено окончательно. Поэтому необходимо тщательно исследовать жанровую основу «Дневника писателя».
Многое в жанровой сущности «Дневника писателя» объяснил Ф. М. Достоевский в переписке со своими читателями и друзьями. В письме писателю и критику В. С. Соловьеву от 11 января 1876 года он писал: «Без сомнения, «Дневник писателя» будет похож на фельетон, но с тою разницею, что фельетон за месяц естественно не может быть похож на фельетон за неделю. Тут отчет о событии не столько как о новости, сколько о том, что из него (из события) останется нам более постоянного, более связанного с общей, с цельной идеей. Наконец, я вовсе не хочу связывать себя даванием отчета. Я не летописец: это, напротив, совершенный дневник в полном смысле слова, т.е. отчет о том, что наиболее меня интересовало лично, - тут даже каприз».2
Фраза Ф. М. Достоевского из приведенного отрывка письма: «Дневник писателя» будет похож на фельетон...» обращает на себя особое внимание. Рассматривая «Дневник писателя», можем сказать, что эти слова имели право на существование только при наличии элементов фельетонного жанра в данном произведении.
Чтобы аргументировать взаимопроникновение жанрообразующих принципов построения «Дневника писателя», сопоставим определения жанров. Итак, дневник - «записи о каждодневных делах, текущих событиях, ведущиеся каждый день» [143, 168], а фельетон — «газетная или журнальная статья на злободневную тему, использующая юмористические и сатирические приемы изложения» [143, 850].
Наложение одного определения на другое свидетельствует о свободном синтезе текущих фактов действительности с литературными впечатлениями, «публицистических размышлений с художественными эпизодами, картинками, рассказами и повестями» [79, 165], о синтезе, который органично присущ авторскому самосознанию в «Дневнике писателя», произведении, представляющим собой единство художественного и публицистического.
Речь идет о том, что сила фельетона Ф. М. Достоевского не именно в художественной подаче тех или иных явлений, не в художественности описаний, а в глубокой публицистичности, очень широком осмыслении общественных фактов. Фельетон «схватывает» факты в такой форме, которая закрепляет их на долгое время в их общественном, социальном разрезе. И важно отметить, что сочетание публицистического фактора и художественного компонента делают фельетон в творчестве писателя жанром социально значимым, поскольку публицистический компонент изображения действительности получает соответствующее адекватное воплощение. Это находит свою реализацию и в чисто художественной прозе Ф. М. Достоевского: образы Катерины Ивановны («Преступление и наказание»), Ипполита («Идиот»), Шатова («Бесы») - и данный ряд может быть продолжен — не просто литературные персонажи, эти образы выписаны с публицистической конкретикой в своей социальной обусловленности. Так, публицистика «проникает» в романы Ф. М. Достоевского, усиливая тем самым не только их художественное звучание, но и увеличивая социально-общественное значение.
Публицистический компонент проходит через все творчество Ф. М. Достоевского и достигает своего апофеоза в последнем произведении — «Дневнике писателя».
«Дневник писателя» как жанр во многом определяется концепцией автора: «писатель» может быть частным лицом (обычно личные дневники писателей), может стать публицистом (обычно газетная или журнальная рубрика). Специфика данного произведения Ф. М. Достоевского заключается в том, что здесь синтезируются две степени индивидуализации жанра: это не только дневник «романтика», это, собственно, «общественный дневник» Ф. М. Достоевского. И действительно: «писатель «Дневника ...» мыслит себя рядовым современником, а свою задачу видит в том, чтобы в момент нравственного и умственного «шатания» проявить и указать ведущую идею России. Даже факты личной биографии (очень немногие) осознаются не с точки зрения собственной творческой эволюции, а как явление определенного этапа духовного развития русской интеллигенции. Писатель выступает как живой свидетель текущего» [128, 104]. Более того, Ф. М. Достоевский проводит тщательный анализ тех событий внутренней общественной жизни, которые его в данный момент волнуют. Это — и проблемы развития европейской и российской общественно-политической и культурной жизни, социальные, юридические и нравственно-этические вопросы. Ф. М. Достоевский «всегда в центре беспокоящих его вопросов ставил проблему совершенствования человека, которого рассматривал как микрокосм» [103, 26]
Л. П. Гроссман назвал «Дневник писателя» новым жанром художественной публицистики, «с направленностью на злобу дня, но с правом автора на вольные импровизации по текущим вопросам общественной жизни, на воспоминания, на «рассказы кстати», очерки, впечатления, иногда и глубокие новеллы психологического и философского характера» [55, 479]. Однако в ряду жанров, предложенных ученым, не хватает того жанра, функциональная значимость которого в «Дневнике писателя» чрезвычайно важна.
Вообще, жанр и структуру «Дневника писателя» Ф. М. Достоевского определить так же сложно, как и его издательский тип. В моножурнале затронуто огромное количество тем. Автор «Дневника...» говорит о крушении общественных и нравственных устоев, о глубоком духовном кризисе, поразившем русское общество; он пишет о распаде семьи и о воспитании детей, о личных трагедиях, о самоубийствах, о проблемах молодого поколения и о женском вопросе. Важнейшей особенностью «Дневника писателя» является то обстоятельство, что все эти темы затрагиваются не абстрактно, а как бы вырастают из самого потока жизни -из судебных отчетов, фактов газетной хроники, читательских писем.
Авторский монотип в «Дневнике писателя» как признак фельетонного жанра
Системное единство языка литературно-художественного произведения составляют речь авторская и речь персонажей. И если в художественной прозе Ф. М. Достоевского основное место отведено речи героев, то в его фельетонах и «Дневнике писателя» речь автора первостепенна, ибо основой этих произведений является общественный пафос и, следовательно, их подчеркнутая публицистичность и авторская позиция. «В основе языка автора лежит... речевой идиостиль писателя как биографической личности» [90, 268].
Одной из основных составляющих фельетона является образ автора, поскольку этот жанр характеризуется ярко выраженным личностным отношением к изображаемому в произведении явлению. Что касается дневника, то уже природа данного жанра подразумевает под собой сильное личное начало, ибо дневник «не отражает, не рисует образ человека — он часть его самого, деталь души, поступков, характера» [68, 3]. Насколько это свойственно так называемым личным дневникам, настолько это характеризует и «Дневник писателя», произведение, синтезирующее в себе элементы личного и общественно-политического.
Из всех жанров, в которых работал Ф. М. Достоевский, только два позволили писателю показать свое лицо, свое прямое отношение к действительности: это фельетон и «Дневник писателя». Особенностью последнего является наряду с прочим и то, что данное произведение может в жанровом отношении характеризоваться именно как «дневник писателя»: не писательский дневник, относящийся к дневникам личным, где отражается «процесс индивидуализации — психологического самоосуществления личности» [68, 3], а дневник, который ведется с целью быть опубликованным.
«Дневник писателя» относится к автобиографической прозе и в какой-то степени сближается с книгой А. И. Герцена «Былое и думы». За «Дневником писателя» стоит сам писатель, со своей позицией, собственной индивидуальной судьбой.
«Дневник писателя» личностей от начала до конца. Это обстоятельство приобретает в данном случае принципиальное значение. Дело не только в том, что единственный автор «Дневника...» был средоточием всего издательского процесса, а в том, что в нем персонифицировалась вся множественность журнальных функций. Поэтому в данном случае целесообразно говорить об авторском монотипе.
Авторский монотип - «основные повторяющие психические черты, воспринимаемые как принадлежащие определенной личности, «разбросанные» по разным персонажам. В случае их концентрации в одном мы имеем дело с авторским монотипным персонажем. Авторский монотип характерен для монологического типа авторства» [90, 265], а монологический тип авторства, в свою очередь, присущ фельетону.
Внутренняя диалектика концепции личности и образа автора — писателя составляет основное структурное ядро как фельетонов Ф. М. Достоевского, так и его «Дневника писателя».
В. Колесникова пишет: «Стержнем «Дневника» Достоевского является личность автора. Тот субъект высказывания, которому все принадлежит. А этот субъект высказывания одновременно и автор биографический — Достоевский рассказывает о конкретных фактах своей биографии... В «Дневнике» присутствует и автор как некий образ, как некий носитель определенной идеи, философ, мыслитель, социолог-аналитик, беспокоящийся о проблемах современному ему общества» [103, 28]
Большой интерес представляет категория времени в дневнике, которая присутствует как бы в двух плоскостях: автор, с одной стороны, повествует в реальном времени, в настоящем, в данный момент, и в то же время он описывает события, произошедшие с ним или в отдаленном прошлом или в недавнем прошлом, так как то, что случилось даже минуту назад, уже можно расценивать как время прошедшее.
Кроме того, для писательского дневника характерно субъективное начало, то есть авторский субъективизм: писатель выражает свою точку зрения на то или иное событие, свои впечатления. В этом отношении жанр дневника сближается с мемуарной прозой. Многие исследователи даже относят дневник к жанру мемуарной литературы. Например, один из исследователей мемуарной литературы, А. Г. Тартаковский, в книге «Русская мемуаристика XVII - первой половины XIX в. От рукописи к книге» говорит, что воспоминания и дневники относятся к единому мемуарному жанру. Он пишет: «Мемуары и дневники, действительно близки друг другу как источники личного происхождения. Более того, они связаны между собой не только генетически, но и функционально в тех случаях, когда, закрепляя впечатления от быстротекущей жизни, от встреч с незаурядными людьми, от выдающихся событий современности, они пишутся как заголовки для воспоминаний или рассчитаны на то, что дойдут до последующих поколений» [178, 5].
На наш взгляд, здесь следует ввести некоторые уточнения. Конечно, между дневником и мемуарами сложно провести четкую грань. Например, одной из основных черт жанра дневника является его форма, которая представляет собой синхронистические записи в хронологической последовательности. К тому же предполагается особый отбор материала: записываются, прежде всего, неординарные, нестандартные события. Также одной их характерных особенностей дневника является запись мгновенных впечатлений автора или демонстрация текущих, повседневных событий, зафиксированных либо как сиюминутные впечатления, либо переосмысление, анализ спустя короткий промежуток времени, тенденция к систематизации и обобщению мгновенных впечатлений (в этом состоит близость «Дневника писателя» Ф. М. Достоевского с его фельетонами). Кроме того, личные и исторические подробности переданы с предельной точностью, выразительностью и эмоциональностью. Подчас бытовые характеристики выписаны с «энциклопедическими» подробностями. Это, конечно, характерно и для мемуарной литературы в той или иной степени.
Но, если говорить об отличиях дневника от мемуарной литературы, то стоит указать на то, что в мемуарах философским источником является категория памяти, вследствие чего происходит «ослабление» впечатлений, сглаживаются события, которые в дневнике, как мы уже говорили, изображаются как неординарные; в мемуарах они приобретают характер раздумий, философских обобщений и т.д.
Ф. М. Достоевский очень часто обращался к воспоминаниям как в фельетонах, так и в «Дневнике писателя». Как правило, в воспоминаниях проявляется автобиографический элемент. Это касается и «Дневника...», и фельетонов Ф. М. Достоевского. Так, например, в статье «Елка в клубе художников...» видим следующее упоминание: «И странно: отчего это, еще с самого моего детства, и во всю жизнь, чуть только я попадал в большое праздничное собрание русских людей, тотчас мне начинало казаться, что это они только так, а вдруг возьмут, встанут и сделают дебош... Мысль нелепая и фантастическая, - и как я стыдился и упрекал себя за эту мысль еще в детстве!» [6, Т. IX (1), 172]. В одном из фельетонов «Петербургской летописи» за 27 апреля фельетонист, делящийся своими впечатлениями от прочтения «одной повести» (речь идет о повести П. Н. Кудрявцева «Сбоев»), напишет: «Я как будто видел еще в моем детстве эту бедную Анну Ивановну, мать семейства, да и Ивана Кирилыча знаю» [5, Т. II, 12]. И далее: «Ах, господа, точно пятнадцать лет назад, когда я сам играл в жмурки! Что за игра!» [5, Т. II, 13]. Подобные вставные эпизоды делали тон повествования более доверительным, снижали дистанцию между автором и читательской аудиторией: читатель, словно отвлекаясь от основной идеи статьи или фельетона, узнавал какие-то факты из жизни Ф. М. Достоевского, получал сведения о его восприятии события, его впечатлениях. Это является одним из моментов сближения жанра фельетона и «Дневника...» в творчестве писателя.
Еще одним моментом, на основании чего мы можем говорить о близости фельетонов и «Дневника ...», является следующий. Несмотря на масштабность «Дневника писателя» и сравнительно малый объем серии фельетонов «Петербургская летопись» и фельетона «Петербургские сновидения в стихах и прозе», мы склонны объединить их на основании природы личности автора. Индивидуальность, незаданность, свобода авторского «я» позволяют Ф. М. Достоевскому вступать в неограниченные широкие связи с текущей исторической действительностью. «Весь объективный мир, внеположный авторскому «я» уже своей фактичностью, достоверностью, становится внутренним достоянием индивидуального сознания автора, его переживаний, его творчества...» [79, 173].
