Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Поэтическая «орнитология» в творчестве А.А. Ахматовой: мифопоэтический аспект 24
1. Образ-мотив голубя в мифопоэтическом контексте А. Ахматовой 38
2. Мифопоэтическая семантика образа лебедя в лирике А, Ахматовой 69
3. Образ-символ кукушки в художественном сознании А. Ахматовой 98
ГЛАВА 2. «Комплекс кукушки» в жизнетворческом мифе А. Ахматовой (К проблеме творческого поведения Ахматовой в контексте судьбы гениальной личности) 121
ГЛАВА 3. «Комплекс Офелии» в творчестве А. Ахматовой и А. Блока: «текст жизни» и «текст культуры» 185
Заключение 218
Список литературы 222
- Образ-мотив голубя в мифопоэтическом контексте А. Ахматовой
- Мифопоэтическая семантика образа лебедя в лирике А, Ахматовой
- «Комплекс кукушки» в жизнетворческом мифе А. Ахматовой (К проблеме творческого поведения Ахматовой в контексте судьбы гениальной личности)
- «Комплекс Офелии» в творчестве А. Ахматовой и А. Блока: «текст жизни» и «текст культуры»
Введение к работе
Творческая личность Ахматовой при всей своей духовной многомерности представляет собой, как бы сказал А.Ф. Лосев, «неделимую цельность», «оригинальную индивидуальность», которая «обладает ценностью или по крайней мере умеет эту ценность воплощать»1.
Одним из главных поэтических воплощений Ахматовой стал, в первую очередь, образ её лирической героини, обладающей разнообразием творческих ликов. Так, Е. Добин увидел в ранней лирике поэта целый «пантеон» лирических героинь: и «тишайшая», и «буйная головушка», и «мечтательно-поэтическая», и «труженица», и «странница», и «умиротворённая», и «жгучая, как проклятие». А. Пикач, напротив, предлагает видеть в лирической героине Ахматовой «не столпотворение разных героинь, а богатую «клавиатуру» одной» . Одним словом, «героиня Ахматовой, объединяющая собой всю цепь событий и сцен, есть воплощённый оксюморон»4. Причём, загадочно-противоречивой представляется не только образ её лирической героини, но и внешний облик поэта: «В форме её носа с характерной горбинкой, в землистой бледности запавших щёк проступают одновременно черты ведьмы, готовой взойти на костёр, и монахини, привыкшей носить власяницу»5.
Лирика Ахматовой, положившая начало, условно говоря, жанру женского лирического дневника («книга женской души» - Н.Н. Скатов), вызвала не только ряд подражательниц-поэтесс («Я научила женщин говорить,..»), но и сподвигла на осмысление современниками и в дальнейшем критиками советского и постсоветского периода её новой
1 Лосев А.Ф. Диалектика творческого акта (краткий очерк)// Контекст-1981. М., 1982. С.63. Добин Е. Поэзия Анны Ахматовой. Л., 1968. С.89.
3 Пикач А. «Так вот когда мы вздумали родиться...»// Звезда, 1989. №6. С. 191.
4 Эйхенбаум Б.Анна Ахматова. Опыт анализа// Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии. Л., 1976.
С.410.
5 Левинсон А. Анна Ахматова - русская Марселина// Литературное обозрение, 1989.№5.
С.55.
художественной манеры, стиля, миропонимания.
Маштабность и знаменательность творческой фигуры Ахматовой была очевидна с момента её появления на литературной арене. Несмотря на неоднозначность в прочтении и осмыслении ахматовской лирики деятелями Серебряного века, ни у кого не вызывал сомнения тот факт, что художественное творчество поэта являет собой новое культурное явление. М. Кузмин, рецензируя первый сборник стихов «Вечер», провозгласил: «...к нам идёт новый молодой, но имеющий все данные стать настоящим поэт. А зовут его - Анна Ахматова»1. Л. Каннегиссер, указывая на «несомненно редкий» поэтический талант Ахматовой, отметил, что «давно знакомые слова звучат ново и остро» .
Новая культурная парадигма, ощущаемая уже в ранней лирике Ахматовой, так или иначе была связана с образно-стилевыми исканиями поэта и с художественным способом миропонимания, отличного от предшественников-символистов. «Открытие» Ахматовой пришлось на время, когда поэты, по словам В.М. Жирмунского, «устали от погружения в последние глубины души, от ежедневных восхождений на Голгофу мистицизма» . Не удивительно поэтому, что ахматовский стих, подкупавший ясностью мысли и простотой формы, вызвал столь сильный резонанс.
Давно стали классическими определения ранней лирики Ахматовой как «ряд маленьких романов» (Н.Н. Вентцель), «маленькие повести, новеллы» (В.М. Жирмунский), «повести-миниатюры» (В.В. Гиппиус), «лирика-роман» (Б.М. Эйхенбаум).
Н.В. Недоброво в статье 1915 года, тонко почувствовав маштабность поэзии Ахматовой, написал о том, что её лирика выходит за рамки любовной темы, обнажая исключительную силу воли, «господствующую» душу
Кузмин М.А. Предисловие к первой книге стихов А.А. Ахматовой «Вечер»// А.А.Ахматова: pro et contra. СПб., 2001. С.61.
Каннегиссер Л.И. Анна Ахматова. Чётки// А.А. Ахматова: pro ct contra. СПб., 2001. С.93. 3 Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм// Жирмунский М.В. Поэтика русской поэзии. СПб., 2001. С.369.
лирического «я». Кроме того, «перводвижную силу ахматовского творчества» Н. Недоброво усмотрел «в новом умении видеть и любить человека»'. К. Чуковский увидел тайну творческого ремесла Ахматовой в поэтике умолчания:«Главное очарование её лирики не в том, что сказано, а в том, что не сказано» . На материале первых трёх поэтических сборников Ахматовой К. Мочульский соотносит её лирику с поэтикой акмеизма, определяя один из главных его принципов (акмеизма) как «пластичную вещность». Видя в Ахматовой «художника-пластика», исследователь описывает целый ряд эмоционально-выразительных средств, соответствующих ритму душевной жизни её лирической героини: «пластика тела», «пластика действия», «пластические мотивы»3 и т.д. Однако Г. Чулков акцентировал внимание на глубинных пластах ахматовского творчества, уводящих поэта от чёткого следования акмеистическим установкам, так как «её чуткий талант предуказал ей какие-то «соответствия»: «Поэзия Ахматовой символична, т.е. образы, ею созданные, свидетельствуют о переживаниях, соединяющих её душу с душою мира как с чем-то реальным»4. Размышление Г. Чулкова о символической стороне ахматовского творчества приближает к постановке проблемы мифологичное лирики поэта в аспекте притяжения-отталкивания с мировой культурной традицией. Тем не менее в большинстве случаев деятели Серебряного века, затрагивая основополагающие принципы ахматовского творчества, оставляют в тени сложный многоуровневый комплекс мифо/жизнетворческих парадигм, так или иначе присутствующих в целостной художественной системе поэта.
Необходимо помнить, что литература Серебряного века представляет собой сложный синтез христиан ско-библейского духа, языческих мифов,
Недоброво Н.В. Анна Ахматова// Русская мысль, 1915. №7. С.50.
Чуковский К.И. Ахматова и Маяковский// Вопросы литературы, 1988. №1. С.185.
Мочульский К.В. Поэтическое творчество Анны Ахматовой// Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты. Томск, 1999. С.78, 80, 81. 4 Чулков Г.И. Анна Ахматова//Чулков Г.И. Валтасарово царство. М., 1998. С.440.
эллинского неоплатонизма, - начал, тесно переплетённых с реалиями современного мира. Н. Бердяев, говоря о культурном ренессансе в России начала XX века, отмечает, что «Россия пережила религиозные искания, мистические и оккультные настроения <.„> Это была эпоха появления новых душ, новой чувствительности. Души раскрылись для всякого рода мистических веяний, и положительных, и отрицательных». В этих противоречиях эпохи, «неслиянных и нераздельных», поэт ищет внутренний смысл происходящих событий, облекая свой духовный поиск в художественную форму мифа. В связи с этим нам важно показать иной ракурс поэзии Ахматовой, учитывающий, несомненно, значительные исследовательские находки её (Ахматовой) современников, но одновременно уводящий от замыкания творчества поэта в какую-либо художественную систему.
Надо полагать, что символ как смылообразующий принцип является универсальным знаком постижения бытия как для символизма, так и для других литературных направлений. Поскольку, по словам Ю.М. Лотмана, «в символе всегда есть что-то архаическое», а «память символа всегда древнее, чем память его несимволического текстового окружения» , то символ как общекультурное явление уводит в область мифического, без присутствия которой невозможно подлинное творчество.
Мифологизм в литературе начала XX века - особое явление, представляющее собой и художественное средство, прием, и определенное мироощущение, концепцию мира.
Уже в статье Е.Б. Тагера «У истоков XX века» становится ведущим тезис
0 соприкосновении реалистов и модернистов рубежа веков в создании новой
художественной картины мира, возникающей на почве общего ощущения
«динамического катастрофизма исторически переломной эпохи».
1 Бердяев Н.А. Самопознание. М., 2003. С.215,412.
2 Лотман Ю.М. Символ в системе культуры// Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров.
Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999. С.147,148.
3 Тагер Е.Б. У истоков XX века// Тагер Е.Б. Избранные работы о литературе. М., 1988.
Современные исследователи, продолжая тему трагического хаоса рубежа веков1, усматривают причину обращения деятелей Серебряного века к мифологическим моделям мира в идее поиска гармонии. Так, Н.О. Осипова отмечает, что «мифологическое сознание проникает в духовный мир человека рубежа XIX-XX веков, находящегося в ситуации хаоса, разрушенного быта и сознания, в ситуации конфликта между бытом и бытием, ощущения катастрофичности мира и поисков новой гармонии» .
Современные исследования показывают, что миф - это не только мировосприятие, но и повествование, имеющее своими первоэлементами язык и сюжет. Словесный фольклор - главная форма бытования мифологии. Интерес символистов к «магическому слову», которым они обязаны знакомству с работами А. Веселовского и А. Потебни, привёл их к увлечению фольклором. А. Блок не только возрождает на практике стихи-заклинания, но посвящает этой теме статью «Поэзия заговоров и заклинаний», К. Бальмонт пишет «Фейные сказки», «Злые чары», «Марево», разрабатывает поэтику образов огня, земли, воды, воздуха. А. Белый в сборнике «Пепел» обращается к песенно-фольклорной стихии.
В ситуации смены культурной парадигмы миф ощущался символистами как универсальная ступень в развитии человеческого сознания. Мифологизация становится у них фундаментальным принципом творческого восприятия действительности. В связи с этим создаются мифы «нового времени» - художественные, поэтические мифы. Древние мифы как бы «воскрешаются» в памяти модернистов, однако суть нового мифа культуры Серебряного века иная. «Миф нового времени, - по словам Д.Е. Максимова, -пропущен через индивидуальное сознание с его рефлексией и авторским свободным отношением к изображаемому»3. Таким образом,
С.289.
На роковые десятилетия XX века падает русская революция 1905 года и разразившаяся через девять лет мировая война, а затем две революции 1917 года в России. 2 Осипова Н.О. Творчество М.И. Цветаевой в контексте культурной мифологии Серебряного века. Киров, 2000. С.8.
Максимов Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока// Русские поэты начала века.
«неомифологизм» (З.Г.Минц) модернизма не стремится воссоздать мифологическое мышление, а ставит себе целью выявить внутренние, бессознательные структуры и движущие силы данного современного, цивилизованного мира. Создатели «современного мифа» - символисты -стремились, как отмечает А. Ханзен-Леве, «к открытию мифических структур в их инвариантном присутствии и действенности как «мифологического базиса», на котором — как на «экономическом базисе» в марксистской модели — возникают все индивидуальные и коллективные формы культуры в качестве «вторичной» надстройки: мифическое присутствует в нас постольку, поскольку наше существование реализует «индивидуальный миф» (развертывает его в «тексты-жизни» мифотворчества), и поскольку мы принадлежим к некоему коллективу, у которого в «памяти культуры» присутствует тотальность мифического»1. Об том же размышлял теоретик символизма, поэт и философ Вяч. Иванов, выдвигая в качестве основного постулата мифотворческой эпохи одушевленный подвиг художника: «...миф, прежде чем он будет переживаться всеми, должен стать событием внутреннего опыта, личного по своей арене, сверхличного по своему содержанию»2. Таким образом, в символизме миф и символ утверждаются как первоосновы художественного сознания.
Акмеисты же, противопоставившие себя символистам в смысле приоритета реального бытия над «запредельным», «неведомым», «мифическим», все же тяготели, как отмечает Л.Г. Кихней, к «аналогиям и мифопоэтическим прототипам» . Сознание, а соответственно и тексты акмеистов имманентно моделировали в себе магическую реальность мифа с его стремлением создания мирового порядка из хаоса. Поэтому
Л., 1986.С.203.
1 Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический
символизм. Космическая символика. СПб., 2003. С.15.
2 Иванов Вяч. Две стихии в современном символизме// Литературные манифесты: От
символизма до «Октября». М., 2001. С.97.
3 Кихней Л.Г, Акмеизм. Миропонимание и поэтика. М., 2001. С.45.
акмеистическая концепция бытия по сути является мифопоэти ческой, а акмеистическое недоверие к символистским аспектам творчества (в мифологическом плане) можно назвать не совсем состоятельным. «Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию мифа» , — писал Н. Гумилев в программной статье «Наследие символизма и акмеизм». Однако мандельштамовская концепция акмеизма - «тоска по мировой культуре» - внутренне содержит в себе ориентацию на миф в плане выявления общемирового культурного кода.
Мифопоэтическая установка на текст как на единый текст культуры неоднократно отмечалась русскими исследователями. Еще М.М. Бахтин говорил о тексте как о «своеобразной монаде, отражающей в себе все тексты (в пределе) данной смысловой сферы» . Об этом же размышлял и A.M. Пятигорский, для которого «никакой текст не может быть помыслен как «первый в определенном ряду текстов», ибо сама идея текста предполагает, что ни один текст не существует без другого»3. Исследователь указал на такое качество текста, как его способность порождать другие тексты. Это происходит тогда, когда художник использует элементы одного текста «в качестве «кирпичей» для построения другого или, используя элементы одного текста, для создания третьего, и т.д.»4. И.П. Смирнов, исследуя мифопоэтический подход к литературному произведению, указал на особое смысловое строение текста. Исходя из того же тезиса, что «каждый текст входит во всё множество когда-либо созданных текстов одного плана, принадлежащих к разным областям общения», строение текста может быть
Гумилёв Н.С. Наследие символизма и акмеизм// Антология акмеизма: Стихи. Манифесты. Статьи. Заметки. Мемуары. М.,1997.. С.201.
2 Бахтин М.М. Проблемы текста. Опыт философского анализа// Вопросы литературы,
1976.№10.С.125.
3 Пятигорский A.M. Мифологические размышления: Лекции по феноменологии мифа. М.,
1996. С.66.
4Тамже.С.60.
истолковано не только как «реализация индивидуальных установок автора», но и шире - «в качестве одного из проявлений универсальных, постоянно действующих особенностей человеческого сознания»1. Очевидно, что мифы и мифотворчество являются каналом, по которому одно поколение передаёт другому накопленный опыт, культурные блага и ценности. Поэтому деятели символизма и постсимволизма опирались в своём творчестве на вечные «тексты культуры» и «тексты жизни», отыскивая тем самым свои горизонты памяти.
«Текст жизни» и «текст искусства» для поэтов и писателей Серебряного века нередко были взаимопроницаемыми. Особое место здесь занимают символисты, так как их жизнетворчество было ярко выражено. Вслед за Вл. Соловьёвым, создателем мифа о Софии - Вечной Женственности, идут его последователи - А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов. Появляются своего рода «тексты-мифы»: о Прекрасной Даме, «Петербург», «Пётр и Алексей» (Дм. Мережковский). Мифопоэтическую символику разрабатывают ф. Сологуб и К. Бальмонт. Своеобразное мифотворческое поведение осуществляет А. Ремизов, создавая свою «Обезьянью Вольную палату». Это отражало желание заменить жизнь мечтой, выдумкой, игрой. Художники считали «жизнетворчество» своей основной задачей, которая и породила их стремление к мифизации обыденного бытия, человеческих отношений и творчества.
Кружок «Аргонавтов», например, первым заговорил о жизнетворчестве в символистской культуре. А.В. Лавров в статье «Мифотворчество «Аргонавтов» указывает на причину формирования этого кружка, а именно: «дар жить» и «дар писать» считались фактически равноценными. Ощущение «конца века» и чувство «рубежа», за которым должно открыться «всё новое», были основными объединяющими мотивами в формировании этого
Смирнов И.П, Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста// Миф - фольклор -литература. Л., 1978. С.195.
сообщества» . Жизнетворчество, по А. Белому, есть ценностное начало, способное преодолеть ограниченность художественного творчества и наделить его действенной силой. Интересно замечание А.В. Лаврова о том, что «Белый не столько писал, сколько записывал свои произведения»2. Таким образом, автобиографический принцип, реальный первоисток являются в модернизме центральным мифом, мифом о жизни как искусстве. По мнению М.В. Серовой, синтез «текста искусства» - опыта эстетического и «текста жизни» -опыта человеческого, представляют собой особую художественную форму в XX веке. Таким образом, сформировался некий «универсальный текст», в котором искусство воплощалось в жизнь, а жизнь в искусство»3.
В своём обобщающем труде А. Ханзен-Лёве, исходя из тезисов А. Белого о жизни как «драматическом произведении» и о человеке как «собственной художественной форме», приходит к выводу, что в символизме «окочательно сливаются «жизне-» «мифо-» и «словотворчество»4. Мифологизации, обыгрыванию подвергались человеческие, личные, любовные отношения и т. д. Наиболее содержательно о «мифотворческих« отношениях символистов, на наш взгляд, сказал А. Лавров: «Важнейшее место в «аргонавтическом» мифотворчестве уделялось «мистерии» человеческих отношений, в которой усматривался прообраз «мистерии» вселенской. Человеческие отношения становились во многом подобными художественным текстам: они имели свой сюжет, свою прагматику, свою систему стилистических дефениций» .
Однако мифологизация человеческих отношений и художественных текстов была свойственна не только символизму, но и постсимволистским
Лавров А.В. Мифотворчество «аргонавтов))// Миф- фольклор - литература. Л., 1987. С.137.
2Тамже.СЛ56.
3 Серова М.В. Анна Ахматова: Книга Судьбы (феномен «ахматовского текста»: проблема целостности и логика внутриструктурных взаимодействий). Ижевск, Екатеринбург, 2005. Сб.
Ханзен-Лёве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика. Спб., 2003. С.30.
5Лавров А.В. Мифотворчествр «аргонавтов»// Миф - фольклор - литература. Л., 1978. С. 164.
течениям: акмеизму и футуризму. Л.Г. Кихней, специалист по мифопоэтике акмеизма, обозначила образование у акмеистов авторских мифов: «Органическая» и логоцентрическая картина мира — с её установкой на изоморфизм мироустройства — индуцировала в художественной практике акмеистов образование «авторских мифов», имитирующих закономерности мифологического развертывания смысла»1. Сложность в этом плане заключалась в том, что «на уровне эстетических деклараций акмеисты отказались от жизнетворческой практики, желая ограничить функции искусства областью эстетического». Но это было, действительно, только «на уровне деклараций». М.В. Серова там же отмечает, что в акмеизме создается своеобразный «миф о семье», основанный на «домашних» отношениях «узкого круга посвященных в содержание семейных тайн». Та же ситуация наблюдается и в футуризме. Исследовательница обращает внимание и на фигуру Маяковского, который «сделал свою частную жизнь, организованной по авангардной семейной модели, ядром собственного поэтического мифа»2.
Таким образом, мифологизация человеческих отношений, создание авторских мифов3 и мифов о других писателях и поэтах (например, о Ф. Ницше) распространяется на всю культуру Серебряного века.
Из всего вышеизложенного следует, что миф в художественном сознании XX века представляет собой и текст, и категорию мышления4. Отголоски древнего мифа живут в культурном сознании разных поколений.
Кихней Л.Г. Акмеизм. Миропонимание и поэтика. М., 2001. С.67.
Серова М.В. Анна Ахматова: Книга Судьбы (феномен «ахматовского текста»: проблема целостности и логика внутриструктурных взаимодействий). Ижевск, Екатеринбург, 2005. С.112,102,112.
3 На сегодняшний день в литературоведении прочно занял позицию термин
«автобиографический миф», распространённый на творчество А.Блока, на символистский
текст-миф и шире - на всю поэтическую культуру Серебряного века. Об этом:
Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве А. Блока. М., 1997.
4 О мифе как о категории мышления заговорил автор структуралистской теории мифа К.
Леви-Строс: Понятие «миф» -это категория нашего мышления, произвольно
используемая нами, чтобы объедепить под одним и тем же термином попытки объяснить
природные феномены, творения устной литературы, философские построения и случаи
возникновения лингвистических процессов в сознании субъекта» (Леви-Строс К.
Тотемизм сегодня// Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1994, С.45.
Складывающийся из образов и сюжетов разных эпох, миф обладает способностью порождать новые тексты, что активизирует использование современными исследователями литературы такого понятия как «мифопоэтика»1, включающего литературный (или «биографический») контекст. Бесспорно, что архаические мифы всегда представлялись поэтам и писателям высокой художественной и культурной ценностью, на моделях которых можно создавать свои тексты-мифы. Созданные мифопоэтические образы, сюжеты, ситуации и т.д., отражают, во-первых, авторскую оценку и авторское понимание сути вечных явлений, а, во-вторых, служат способом познания автором мира и постижения его тайн. Такой художественный, поэтический миф как бы «обрабатывается» авторским сознанием, которое порождает неповторимые, уникальные образы.
В трудах философов-мифологов XX века тема «личность-миф» заняла одно из главенствующих мест. Вероятно, жизнетворческая деятельность представителей Серебряного века дала толчок для историко-культурных исследований именно в этом аспекте. Выдающийся знаток античной мифологии А.Ф. Лосев уделил этой проблеме особое внимание. Он пришёл к выводу, что «всякая живая личность есть так или иначе миф», так как «она осмыслена и оформлена с точки зрения мифического сознания»3. Кроме того, мифическое сознание связано со словом как формой исторического бытия личности и с понятием «чуда», так как «миф есть чудо». Таким образом, получаем окончательную формулу А,Ф. Лосева: «Миф есть в словах данная
О мифопоэтике А. Блока, А. Ахматовой, М. Цветаевой см, в кн.: Максимов Д.Е, О мифопоэтнческом начале в лирике А. Блока// Русские поэты начала века. Л., 1986; Приходько И.С. Мифопоэтика А. Блока, Владимир, 1995; Кихней Л.Г. Мифопоэтика Ахматовой// Акмеизм. Миропонимание и поэтика.М., 2001.; Осипова Н.О. Миф и мифопоэтика в художественной системе лирики М. Цветаевой в контексте культурной парадигмы первой трети XX века// Осипова Н.О, Творчество М.И. Цветаевой в контексте культурной мифологии Серебряного века. Киров, 2000.
2 См. об этом: Смирнов И.П. Место <(мифопозтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста// Миф - фольклор - литература. Л., 1978. О соотношении мифического ({(мифа нового времени») и типического (художественного типа) см. в кн: Максимов Д.Е. О мифопоэтнческом начале в лирики А. Блока// Русские поэты начала века. JL, 1986,
Лосев А.Ф. Из ранних произведений, М,,1990. С461.
чудесная личностная история» , A.M. Пятигорский развивает мысль А.Ф.Лосева, выводя в своём труде две взаимосвязанных формулы: «миф -это я» и «я - это миф». Первая формула связана с тем, что «я» имеет свою мысль, речь и поведение. Но в то же время, «я» осознаёт, что собственная мысль, речь и поведение подчиняются определённым моделям и формам, которые воспроизводятся в жизни других люден, что эти модели воспринимаются как «нечто иное», чем чья-либо индивидуальность. По А. Пятигорскому, это «иное» и есть «я», которое «есть мифологическое в том смысле, что оно не является ни индивидуальным, ни неиндивидуальным»2.
Развивая культурологический аспект этой проблематики, с А.Ф. Лосевым сходится и В.В. Налимов в утверждении, что в основании каждой культуры лежит основополагающий миф, реализацией которого данная культура является. В книге «Спонтанность сознания» В.В. Налимов пишет: «Каждая культура создаёт свои мифы о личности. Критические моменты истории - это точки возникновения новых мифов. Будучи созданным, миф становиться самостоятельной семантической реальностью. Развиваясь, он в своём раскрытии задаёт новое направление в эволюции культуры. Большие исторические события - это прежде всего столкновение мифов о личности. И каждый новый миф всегда недостаточно нов: прошлое в той или иной степени всегда содержится в настоящем. Он в то же время нов в том смысле, что через него мы заглядываем в будущее. История развития представлений о личности - это, по существу, история развития культур» .
В том же плане значительна статья Я.Э. Голосовкер «Миф моей жизни». Высший смысл жизни, в которой есть миф, заключается в духовном созидании, в нём миф и раскрывается. Творения такой жизни - это этапы самовоплощения мифа. Произведение только тогда выступает как
1 Там же. 578.
Пятигорский A.M. Мифологические размышления: Лекции по феноменологии мифа. М,, 1996. СЛ 8.
3 Налимов В.В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности, М., 1989,
первообраз мифа жизни автора, когда раскрывается сам миф его жизни, его духа и «некое предвидение его судьбы»1. Очевидно, что символическим выражением личности у Я.Э. Голосовкера является образ Судьбы, которая и есть «миф моей жизни».
Подобные исследования философов, стремящихся проникнуть в сущность мифа и в процесс мифо/жизнетворчества, доказывают актуальность нашей темы*
Изучение творчества Ахматовой в аспекте мифопоэтики и жизнетворчсских интенций, связанных с историко-культурными реалиями, определяет актуальность и новизну предпринятого диссертационного исследования.
В отечественном и зарубежном ахматоведении накоплен огромный материал, связанный с различными аспектами изучения жизни и творчества Анны Ахматовой. В известных работах В.М. Жирмунского , Е.С. Добина, А.И.Павловского4, В.Я. Виленкина5, А. Хейт6, А.Г. Наймана7, Л.Г. Кихней основное внимание сфокусировано на эволюции поэтического и личностного мироощущения Ахматовой, рассматриваются важные периоды становления её творческого метода, особое внимание уделяется воспоминаниям о встречах с поэтом, что насыщает исследования ценным биографическим материалом и жизненной подлинностью.
Существует ряд работ, посвященных общим и частным аспектам изучения творчества Ахматовой. Исследования В. Мусатова9 и
Голосовкер ЯЗ. Миф моей жизни// Вопросы философии, 1989F №2. С.112. 2 Жирмунский В А1 Творчество Анны Ахматовой. Л.? 1976. Добан Е.С. Поэзия Анны Ахматовой. Л., 1968.
4 Павловский А.И. Анна Ахматова: Жизнь и творчество. М., 1991.
5 Вилелкин В.Я. В сто первом зеркале. М, 1990,
Хейт А. Анна Ахматова: Поэтическое странствие. Дневники, воспоминания, письма Анны Ахматовой. М, 1991.
7 Найман А.Г. Рассказа о Анне Ахматовой. М., 1999. Кихней Л.Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла. М., 1997. 9 Мусатов В.В. К проблеме целостного анализа лирической системы А.А. Ахматовой// Целостность художественного произведения. Межвуз. сб. науч. трудов. Л., 1986.
И. Гурвича посвящены целостности лирической системы поэта, А. Артюховской и Н.Смирновой -творчески-культурным связям Ахматовой с акмеизмом и символизмом на уровне притяжения-отталкивания. Большой научный вклад внесён по изучению символики ахматовской лирики, представленный именами В.В, Виноградова4, ИЛ, Смирнова5, ИХ Белодеда6, B.C. Баевского7 и др.
На сегодняшний день ахматоведение богато различными научными подходами к творчеству поэта. Исследователи уделяют внимание образно-тематическому комлексу (К. Верхейл8, В.Я, Виленкин9, В, В. Кудасова10, А. Меймре11, Н. О. Осипова12, А.В. Фёдорова13, В.Г. Долгушев14, М.В. Галаева5) поэзии Ахматовой, творческим связям поэта с
Гурвич И. Любовная лирика Ахматовой (Целостность и эволюция)// Вопросы литературы, 1997, №5.
2 Артюховская Н. Формирование художественного метода в раннем творчестве
А. Ахматовой// Из истории русского реализма конца XIX- начала XX веков, М-, 1986.
3 Смирнова НЮ. Символизм как текст культуры в творческом сознании Анны Ахматовой.
Автореф. ...канд. дисс. Иваново, 2004.
4 Виноградов В.В. О поэзии Анны Ахматовой. Стилистические наброски// Виноградов
В.В, Избранные труды» Поэтика русской литературы, М„ 1976.
5 Смирнов И.П. К изучению символики Ахматовой (Раннее творчество)// Поэтика и
стилистика русской литературы. Л., 1971.
6 Белодед И.К. Символика контраста в поэтическом языке Ахматовой// Поэтика и
стилистика русской литературы. Л., 1976.
7 Баевский B.C. О поэтической семантике Ахматовой// Проблемы творчества
А, Ахматовой. Одесса, 1989.
Верхейл К. Тишина у Ахматовой// Ахматовские чтения: Царственное слово. М., 1992.Вып.К
9 Виленкин В.Я, Образ <сгени» в поэтике Анны Ахматовой// Вопросы литературы. 1994.
Хні; Виленкин В.Я. Образ «ветра» в поэтике Анны Ахматовой// Вопросы литературы,
1995.Вып.Ш.
10 Кудасова В.В. Сады и парки А. Ахматовой// Истоки, традиция, контекст в литературе.
Владимир, 1992; Кудасова В.В. Сон и сны Анны Ахматовой// Художественный текст и
культура.Владимнр, 1999,
11 Меймре А, Тема смерти в творчестве А, Ахматовой// Русская филология, Тарту, 1995.
№6,
Оси нова Н.О. Перстни серебряною века: (Об одном символическом образе в поэзии А. Ахматовой)// Вестн. Вят. гас, пед. ун-та., Киров, 2001. №5.
1 Федорова А.В. Метафора сора в творчестве Анны Ахматовой// Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. Тюмень, 2001. 14 Долгушев В.Г. Образ маски в поэзии МЛО. Лермонтова, А. Блока, А. Ахматовой// Русская речь, 2004. №5.
Галаева М.В. Образ «дама» в поэзии Анны Ахматовой. Автореферат дисс. канд. фнлол. наук. М., 2004.
"1 ^U ТУ- 2 ттп п„ _.3
современниками (К.М. Азадовский , М.М, Кралин', Н,В. Дзуцева , Л.А, Колобаева4, ИЛ Альми5, В, Полухина6, ГЛ. Козубовская7, Н. Иванова8, М.В.Кабанова9, Н.В.Кудрина , Г.Михайлова , П.Е.Поберезкина ) изучению жанрово-стил иного своеобразия (И.А. Бернштейн13, О.И. Федотов14, Р.Тименчик15, ИВ, Пьянзина16, Л.П Кнхней17, Н.В. Дзуцева13, Л,В. Маврина19, М.В. Серова20), «городскому» топосу
1 Азадовский К.М. «Меня назвал «китежанкой»: А, Ахматова и Н. Клюев// Литературное
обозрение. 1989. №5.
2Кралин ММ. Анна Ахматова и Сергей Есенин//Наш современник, 1990. №10.
3 Дзуцева IT.B. М. Цветаева и А. Ахматова: (К проблеме типа поэтического сознания)//
Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново,
1993.
4 Колобаева Л.А. Ахматова и Мандельштам (самосознание личности в лирике)// Вести.
Москв. ун-та. Сер.9. Филология. 1993.
Альми ИЛ. О лирических сюжетах Пушкина в стихотворениях А. Ахматовой// Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе. Владимир, 1998.
6 Полухина В. Ахматова и Бродский (К проблеме притяжения н отталкивания)//
Ахматонскнй сборник: К 100-летию со дня рождения. Париж,1989.
7 Козубовская ГЛ1 О «чахоточной» деве в русской литературе: Пушкин-Ахматова// Studia
Litteraria Polono-Slavica. 2000. №6.
8 Иванова Н. Пересекающиеся параллели: Борис Пастернак и Алиа Ахматова// Знамя.
2001. №9,
9 Кабанова М.В. Концепты «жизни и «смерти» в поэзии А.А. Ахматовой и
М,И. Цветаевой// Язык и мышление: психологические и лингвистические аспекты, М.,
2003.
10 Кудрина Н.В. Соединилась связь времён: Достоевский и Ахматова// Сергеевские
чтения. Курган, 2003, Вып.5.
Михайлова Г. Репрезентация А.Блока в творчестве А. Ахматовой; словесный и музыкальный аспекты// 1л1ега1ига=Литература. Vilnius, 2003. №45. 12 Поберезкина П.Е. Анна Ахматова и Александр Пушкин: сороковые годы// Русская литература, 2004 ЛеЗ.
гз Бернштейн И.А. Скрытые поэтические циклы в творчестве Анны Ахматовой// Ахматовские чтения: Царственное слово. М., 1992. Вып.1.
Федотов О.И. Сонеты Анны Ахматовой как цикл// Вести. Моск. ун-та. Сер.9. Филология, 1998. №4. |э Тименчик Р. К генезису ахматовского «Реквиема»// НЛО. 1994. №8.
Пьянзина И.В. Лирический цикл и стихотворный сборник в ранней лирике А.А. Ахматовой (особенности композиции)// Актуальные проблемы изучения литературы и культуры на современном этапе. Саранск, 2002.
17 Кнхней Л.Г. К проблеме жанра и жанрового канона в поэзии А. Ахматовой// Шестое чувство: Памяти Павла Вячеславовича Куприяновского. Иваново, 2003.
Дзуцева Н.В, «Странная лирика». Фрагментарная форма в творчестве А. Ахматовой// Время заветов: 1 іроблемьі поэтики и эстетики постсимволизма. Иваново, 1999. 19 Маврина Л.В. Композиционное и жанровое единство ахматовского фрагмента// Объсд. науч. журн.~ Intcrgrated sci.j. 2003. №23.
Серова М.В. Театр слова Анны Ахматовой// Драма и театр II: Сборник научных трудов. Тверь, 2001.
(А. Степанов1, M.H. Баженов2, О.Я. Обухова3 В.В. Кудасова4, Н.В. Шмидт5), в
том числе и инонацианальному (Й, Спендаль де Варда , НЛ1 Комолова ,
Т.В. Цивьян8), ставятся вопросы о значимости «чужого» слова как
культурно-диалогического феномена (Р.Д. Тименчик9, М. Тамура10,
Т,В. Цивьян13), вызывают интерес принципы зеркальности (НЛ. Абрамян12,
А. Демидова ) и двойничества (СХ. Аверинцев , И.В. Ставровская ) в её
лирике и т.д. Об актуальности исследования ахматовской поэзии в аспекте
авторской мифопоэтики все настойчивее говорят современные
исследования .
Несмотря на широчайший интерес исследователей, творчество
1 Степанов А. Петербург Ахматовой//Нева, 1991. №2.
2 Баженов М.Н. «Свою меж вас ещё оставив тень,..» (Москва и москвичи в судьбе Анны
Ахматовой)// Русская словесность, 1993. №5.
Обухова О.Я. Москва Анны Ахматовой// Лотмановский сборник. М., 1997. Т.2. Кудасова В-В. Провинция и провинциальный мир в лирике А. Ахматовой// Художественный текст и культура. Владимир, 2004,
5 Шмидт Н.В. Образ «Града обреченного» в творчестве А. Ахматовой конца 1910-х -начала 1920-х годов// Художественный текст и культура. Владимир, 2006.
Спендаль де Варда И. Образ Италии и ее культура в стихах Анны Ахматовой// Ахматовскис чтения: Тайны ремесла. М., 1992. Вып.2. 7 Комолова НЛ. «Италия» Ахматовой и Гумилёва// Россия и Италия. М., 1993.
Q
Цивьян Т.В, «Золотая голубятня у воды...». Венеция Ахматовой на фоне других русских Венеции// Цивьян Т.В. Семиотические путешествия. СПб., 2001; Цивьян Т.В. Странствие Ахматовой в её Италию// Там же,
9 Тименчик Р.Д. Чужое слово у Ахматовой// Русская речь, 1989.№3*
10 Тамура М. О чужом голосе в ранних стихах Анны Ахматовой: Ахматовские чтения:
Царственное слово. М., 1992. Вып. І.
11 Цивьян Т.В. Об одном ахматовской способе введения чужого слова: эпиграф// Цивьян
Т.В, Семиотические путешествия. СПб., 2001.
1 Абрамян Н.Л. Принцип зеркала в поэтике Ахматовой: метафора, символ, реальность// Полигнозис, 1999, №2.
13 Демидова А, Ахматовские зеркала: (Актёрские заметки), Можайск, 2004.
14 Аверинцев С.С. Специфика лирической героини в поэзии Анны Ахматовой:
солидарность и двойничество// Wien Slawistischesjahrbuch/ Wien, 1995. Bd. 41/1995.
15 Ставровская ИВ. Мотив двойничества в русской поэзии начала XX века (И, Аннснский,
А. Ахматова). Дисс. канд. филол. наук. Иваново, 2002,
См.: Топоров В.Н. Об историзме Ахматовой// Петербургский текст русской литературы. Из бранные труды.СПб, 2003, С. 263-488 ; Кихией Л.Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М., 2001. С. 142-167 (глава «Мифопоэтика Ахматовой»); Бурдина СВ. Поэмы Анны Ахматовой: «Ве'шые образы» культуры и жанр. Пермь, 2002. Серова М.В, Анна Ахматова: Книга Судьбы. Ижевск; Екатеринбург, 2005; Ерохина И.В. Мифологический контекст в книге Анны Ахматовой «Белая стая»// Пути слова. Тула, 2002; Уразаева ТХ Архаико-мифологические (шаманские) модели в творчестве А. Ахматовой// Веста. Том. гос.пед. уи-та. Томск, 2003. Вып. №1.
Ахматовой до сих пор таит в себе немало нерешённых проблем. В нашей работе обращается внимание на мифопоэтические, жизнетворческие и культурологические аспекты художественного мира поэта, что позволит, как нам кажется, расшифровать многие сакральные смыслы ахматовских образов, осмыслить один из способов творческого диалога поэтов (Шекспир-Блок-Ахматова) и отчасти раскрыть механизм взаимодействия «текста жизни» и «текста искусства». Выяленис этих сторон ахматовского художественного сознания в их глубинной взаимосвязи составляет цель предпринятого диссертационного исследования. Поставленная цель предполагает решения следующих задач:
осмыслить субъективно-эмоциональные рецепции мифа в творческом сознании Ахматовой;
провести системный анализ семантики образов птиц, входящих в общую систему поэтической «орнитологии» Ахматовой; показать специфику и важность системы отношений «личность-миф» в жизнетворческой парадигме Ахматовой; выявить диалогическую природу лирики Ахматовой посредством обращения к шекспировскому тексту Методологическую и теоретическую основу диссертации составили труды по истории и теории литературы ведущих представителей отечественной и зарубежной гуманитарной науки. Нами учитывались научные труды ММ Бахтина1, Ю.М Лотмана2, M.JL Гаспарова3, Л.Я. Гинзбург , JLH. Тимофеева ? В.М Жирмунского , Е.Г. Эткинда , ИЛ Смирнова, в которых обосновываются основополагающие принципы подхода к анализу литературного произведения.
1 Бахтин MM Литературно-критические статьи. М, 1986. Лотман Ю.М Анализ поэтического текста. Л.? 1972.
3 Гасгшров М.Л. Русский стих начала XX века в комментариях, М., 2002.
4 Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974.
5 Тимофеев Л.И. Слово в стихе. М., 1982.
6 Жирмунский В.М. Теория стха. Л., 1975,
Эткшгд Е.Г. Проза о стихах. СПб., 2001.
Смирнов И.П. Смысл как таковой. СПб., 2001.
Поставленная цель и задачи предполагают обращение к проблеме автора и его лирического героя, к феномену «чужого» слова, творческому поведению поэта, к роли биографии в системе художественного творчества. Осмысление данных аспектов невозможно без ориентации на существующий исследовательский контекст поставленных проблем, В этом плане для нас существенны работы ведущих литературоведов, имена которых непосредственно связаны с обозначенным дискурсом: М.М. Бахтин, ІСШ. Лотман2, Г.О. Винокур3.
Теоретической базой диссертации послужили также труды русских и зарубежных учёных-мифологов (A.R Афанасьев4, А.Н. Веселовский5, А.А. Потебня6, Ф.И. Буслаев7, Д.К. Зеленин8, ВJL Пропп9, БЛ. Рыбаков10, О.М Фрейденберг11, Дж. Фрэзер12, Л, Леви-Брюль13, К. Леви-Строс14, А, Голан15), обращение к которым обусловлено спецификой мифопоэтического подхода к литературному произведению. Нами также учитывались и труды зарубежных литературоведов в области мифопоэтической символики (А.
Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972; Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности// Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
Лотман Ю.М Декабрист в повседневной жизни// Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: быт и традиции дворянства (XVIII- начала XIX). СПб,, 1988; Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личностим автора)// Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997; Лотман ІО-М, Проблема сходства искусства и жизни в свете структурального подхода//Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., 1998.
3 Винокур Г.О. Биография и культура. Русское сценическое нроизношение.М., 1997-А Афанасьеф А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В Зт. М., 1995.
Веселовский А-Н. Историческая поэтика. Л,, 1940.
6 Потебня АА Слово и миф. М., 1989.
7 Буслаев Ф.И. О литературе: Исследования; Статьи. М., 1990.
Зеленин Д.К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1934-1954. М., 2004.
Пропп В,Я. Исторические корни волшебной сказки, Л-, 1986, 30 Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. Мм 1987; Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.
11 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997; Фрейденберг О.М, Миф и литература древности. М., 1998.
Фрэзер Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М., 2003; Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом завете. М,, 1989. 1 Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1999.
14 Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1999.
15 Голан А. Миф и символ. М., 1999.
Ханзен-Лёве ) и теории архетипов (К.Г. Юнг~, Г. Башляр").
Общая концепция диссертации предполагает опору на широкий пласт ахматоведения, представленный именами Р.Д. Тименчика4, Т. В. Цивьян5, В.В.Мусатова6, М, М. Крапина7, О.А, Лекманава8, Л.Г. Кихней , НЛО, Грякаловой1 ,Н.И. Артюховской11 и др.
Методы исследования. Избранный аспект исследования и поставленные задачи предполагают обращение к историко-генетическому, типологическому, биографическому методам, а также к методу интертекстуалыюго и мифопоэтаческого анализа, который, по словам И.С. Приходько, «предполагает рассмотрение литературного произведения не только в культурно-мифологическом и литературном контексте, но в контексте .собственного творчества писателя, его жизни, переживаний, разговоров, размышлений» . Те же методологические подходы осуществляются в работах Л.Г\ Кихней, Т,В. Цивьян, М.В. Серовой. Нам представляется важным замечание Л,Г. Кихней о роли мифопоэтических составляющих в лирике Ахматовой: «...в мифопоэтическом пространстве лирики Ахматовой все явления оказываются взаимосвязанными элементами
Ханзен-Лёве А, Русский симнолизм: Система поэтических мотивов. Ранний символизм. СПб,, 1999; Ханзен-Лёве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм- Космическая символика. СПб., 2003.
2 Юнг КЛ". Дух и жизнь. М., 1996; Юнг К.Г. Архетипы коллективного бессознательного//
Юнг К.Г Собрание сочинений. Психология бессознательного. М., 1994.
3 Башляр Г. Вода и грёзы. Опыт о воображении материи. М., 1998; Башляр Г, Грёзы о
воздухе. Опыт о воображении движения. М, 1999.
Тимспчик Р.Д. О «библейской» тайнописи у Ахматовой// Звезда, 1995. №10,
5 Цивьян Т.В. Кассандра, Дидона Федра. Античные зеркала Ахматовой// Литературное
обозрение, 1989. №5.
6 Мусатов В.В. К проблеме анализа лирической системы Анны Ахматовой// Ахматовские
чтения Дарственное слово. ВыпЛ. 1992.
7 Кралин ММ, «Хороное начало» в книге Ахматовой «Белая стая»// Русская литература,
1989. №3.
8 Лекманов О.А. Своеобразие эпического в лирике А.А. Ахматовой// Филологические
науки, 1989. №6.
9 Кихней Л.Г- Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М., 2004,
10 Грякалоаа Н.Ю. Фольклорные традиции в поэзии Анны Ахматовой// Русская
литература, 1982. №1.
11 Артюховская Н.И. О драматизме ранней лирики Анны Ахматовой// Вестник Моск. ун
та. Сер.Ю. Филология, 1974,
1 Приходько И.С, Художественный текст и культура-Ш. Владимир, 1999. С. 193.
единого мифопоэтичсского универсума, в котором действуют свои логические, онтологические, этические и пространственно-временные закономерности»1.
Материалом исследования является поэтическое творчество Ахматовой, как раннего, так и позднего периодов (в некоторых случаях привлекалась переводное творчество Ахматовой), а также ранняя лирика Блока. Помимо художественных текстов нами использовались записные книжки Ахматовой, материалы фактографического и мемуарного характера: дневники, письма, воспоминания Ахматовой и её современников (Л.К.Чуковская , К.И. Чуковский3, Э.Г. Герштейн4, П.Н. Лукницкий5, В.А. Черных6, А.Хейт7, А.Г. Найшн ,В.Я. Виленкин идр).
Теоретическая и практическая значимость диссертации состоит в том, что её основные положения, конкретные наблюдения и обобщаюшие выводы могут быть использованы в последующих научных разработках, в которых исследуется творчество Анны Ахматовой, а также другие мифопоэтические системы Серебряного века. Результаты работы могут найти применение при чтении лекционных курсов по истории русской литературы начала XX века. Материалы диссертации могут быть оформлены в отдельный спецкурс и использованы на практических занятиях при составлении учебных пособий как в вузовской, так и в школьной системе преподавания.
Кихней Л.Г. Мифопоэтика Ахматовой// Низшей Л.Г. Акмеизм. Миропонимание и поэтика-М., 2004.
2 Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой: В Зт. М., 1997.
3 Чуковский К.И. Дневник. 1901-1929, М.» 1991; Чуковский К.И. Дневник. 1930-1969. М,
1995.
4 Герштейн Э.Г. Мемуары. М., 2002.
5 Лукпицкий П.Н. ACUMIANA. Встречи с Анной Ахматовой. Т.1. (1921-1925). Париж,
1991; Лукшщкин П.Н. ACUMIANA. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 2. (1926-1927).
Париж, 1997.
6 Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой: В 3 Ч, М., 1998-2001.
Хеит А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. Дневники, воспоминания, письма. М.,
1991.
НайманАХ. Рассказы о Анне Ахматовой, М., 1999. 9 Виленкин В.Я. В сто нервом зеркале. М., 1990.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трёх глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 372 наименования.
Образ-мотив голубя в мифопоэтическом контексте А. Ахматовой
В мировой художественной традиции, начало которой восходит к фольклорным и библейским источникам, образ голубя является прежде всего символом духовной чистоты. Так, в библейском контексте голубь -традиционный христианский символ Святого Духа. Иоанн Креститель произнёс над Христом во время крещения; «Я видел Духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на Нём» (ИнЛ:32). Голубь часто упоминается в Священном Писании и является «чистой» птицей по закону Моисееву, Известно, что «голубь, вылетающий из уст монахини, символизирует её душу» . По чешским преданиям, «невинная душа вылетает уз тела белым голубем» , а в христианской традиции «душа праведника представлена белым голубем» . Семь даров Святого Духа символизировали «семь голубей, парящие вокруг образа Христа или Девы Марии с Младенцем», а «двенадцать голубей ассоциируются с апостолами» . Кроме того, это была единственная птица, которую можно было приносить в жертву в храме. Она была «приношением бедных, употреблявшимся в обрядах очищения»6: «Если же из птиц приносит он Господу всесожжение, пусть принесёт жертву свою из горлиц или из молодых голубей» (Лев. 1:14). Духовная чистота голубя подкрепляется тем фактом, что «дьявол и ведьмы могут превратиться в любое существо, кроме голубя,,,» , Неоднозначность семантики этой птицы прослеживается в том случае, когда Святой Дух «представлен образом языков пламени, сошедших на апостолов в день Пятидесятницы»
В мировой культуре за голубем закрепился статус священной птицы, символизирующей мир, мудрость, порядок, любовь, MIL Холл указал, что «из-за мягкого поведения и преданности потомству голубь считается воплощением материнского инстинкта» .
В греческой культуре «белые голуби были посвящены Афродите»4; голубь с оливковой ветвью «как символ обновления жизни является эмблемой Афин»;5 в полинезийской мифологии Рупе, Лупе («голубь») -«покровитель мира и покоя, помощник, глашатай и посланец верховных духов (богов)»6; в Китае голубь - «символ долголетия»7, а у древних евреев -«образ искупления»; в Нигериии голуби - «ритуальные птицы, олицетворяющие честь и богатство» .
Фольклорный контекст образа голубя тесно связан с его библейским пониманием как божественного атрибута Святого Духа. Так, АЛ. Афанасьев, определяя смысл названия «Голубиной книги», исходит из представления славянами неба книгою, в которой записаны все мировые тайны. Именно с этим представлением «слилась христианская мысль о священном писании, как о книге, писанной Св. Духом и открывшей смертным тайны создания и кончины мира; так как голубь служит символом Св. Духа, то необъятной небесной книге было присвоено название голубиной» . По Н.А. Заболоцкому, в этой книге содержится «вся правда сокровенная земли» и, кроме того, она является источником творческого вдохновения («Сказания народа ... с младенчества запали в душу мне ..»)1, заставляя верить, что «как сказка - мир». Христианскую символику имеет и украшение в русской избе- голубок, которое подвешивается к потолку перед образами. Появление этого образа «в качестве украшения красного угла связано с христианской традицией, где голубь символизирует Святой Дух»". Говоря о русском орнаменте, нельзя не вспомнить трактат С. Есенина «Ключи Марии», в котором автор глубоко проник в «мудрость избяных заповедей»; «Голубь на князьке крыльца есть знак осенения кротостью ... Изображается голубь с распростёртыми крыльями- Размахивая крыльями, он как бы хочет влететь в душу того, кто опустил свою стопу на ступень храма-избы, совершающего литургию миру и человеку» .
В русской народной сказке «Про двенадцать голубей» (ср. ассоциация двенадцати голубей с апостолами) купающиеся девушки-волшебницы наделены способностью превращаться в голубок: «Девушки, когда викупалися, вылезли из воды, платья одевают ... Они ударились обземь и сделались голубочками.,.»4. Причём, одна девушка-голубка стала главному герою помощницей и верной женой. (ХМ, Фрейденберг отмечает, что «зооморфный образ даёт рядом и языковую метафору, и развёрнутый мотив, «Птицы», в частности - голубь означает в фольклоре влюбленого, а купание голубей - брак»5. Таким образом, в песенных фольклорных источниках голубь (или пара голубей), как правило, раскрывают любовною тему: Не сиз ли голубь с голубушкой сидит, воркует, Не девица ли с молодцем речи говорила
Мифопоэтическая семантика образа лебедя в лирике А, Ахматовой
Образ лебедя занял значительное место в мировой культуре. Семантика этого образа лабильна и истолковывается в различных ракурсах. Прежде всего, лебедь является символом «возрождения, чистоты, целомудрия, гордого одиночества, мудрости, пророческих способностей, поэзии и мужества, совершенства» - M.IL Холл полагает, что «грация и чистота лебедя были эмблемами духовной грации и чистоты инициированных». В индийской мифологии и теологии лебедям придаётся огромное значение, где он - «символ солнца, Вселенной, света и неба, вселенской и индивидуальной души, определённого музыкального лада - музыки Вселенной». Сакральное значение имеет и соотношение лебедь/арфа, обозначающее «меланхолию и страсти, самопожертвование, путь трагического искусства и мученичества»4. В алхимии лебедь является символом «второй стадии алхимического процесса - albedo (белое делание). Это стадия очищения: душа освобождается от шлака презренной материи и предстаёт во всей своей чистоте» . Известно, что «имя «лебедь», употребляемое в народной речи большею частью в женском роде, означает, собственно: белая (светлая, блестящая)..,» . А, Голан также указывает на родственность «русского слова лебедь с латинским albens, afbus - белый»1. Несмотря на «светлую» семантику этого образа птицы, в своей целостности он имеет и «тёмные» стороны. Так, лебедь и символ «лицемерия, поскольку его белоснежное оперение скрывает чёрное тело» , Он может олицетворять смерть. С точки зрения Шнайдера, лебедь, «благоларя своей связи с арфой и жертвенной змеёй, имеет отношение к погребальному костру, поскольку существенными символами мистического пути в потусторонний мир являются лебедь и арфа»3- По мнению Г, Башляра, лебедю свойственен гермафродитизм, так как «в своих движениях и своей длинной фаллической шее лебедь мужественен, тогда как его закруглённое шелковистое тело женственно» . Двойственность образа лебедя позволила А.Н Савельеву коснуться политического мифа «Лебедя-генерала», человека с «говорящей» фамилией. По мнению исследователя, его биография (Александра Лебедя) наполнена «тотальной лживостью», а «его увлечение своим именем и безвольное следование соответствующей мифической предначертанности изобличают Лебедя как самовлюблённого эгоиста .. Из неуверенности и нарциссизма вытекает двуличие белого лебедя с чёрным телом под перьями, мужчины с женоподобным характером»5- Надо сказать, что в Священном Писании лебедь, в отличие от голубя, отнесён к разряду «нечистых» птиц: «Из птиц же гнушайтесь сих (не должно их есть, скверны они): -. лебедя..,» (Лев. 11:18), Интересно, что в библейских текстах нигде нет указания на «последнюю песнь умирающего лебедя, так излюбленную греческими поэтами древности» как знака суеверия. Очень широко «лебединая» образность представлена в фольклорных источниках. Как заметила СВ. Жарникова, «зачастую именно утица, лебедь или гусь маркируют собой сферу сакрального в обрядовых песнях календарного цикла» Так, в ритуальном обряде похорон Костромы «языческий персонаж» представляется русскому народу «белой лебёдушкой»: «Была Кострома весела, Была Кострома хороша!» Кострома-Костромушка, Наша белая лебёдушка! Лебедь и лебёдка- частый персонаж в свадебных обрадах: Где был лебедь, Где лебёдка была? Лебедь был на синем море, Лебёдка была на тихих заводях. Нынче они На одном заводье.3 В русских народных песнях постоянно встречаются сравнения девушки (невесты) с «лебедью белой»: «Уж ты белая ты моя лебёдушка!/ Да и где ж твоё тёплое гнёздышко?» . Иногда «белой лебёдушкой» становится умершая девушка: «Не поспела бедна мать полюбоватися,/ На дитятко своё да насмотритися, /Выпокинула ю белая лебёдушка!»5. В семейных народных песнях «лебёдушкой» представляется мать девушки, вышедшей замуж и льющей «горючи слёзы»: Не по морюшку лебёдушка плывёт, Эх да свыше бережку головушку несёт, Не ко мне ли родимая маменька идёт? В песнях о бурлаках «гуси-лебеди» олицетворяют работников-«добрых молодцев»: Что не гуси, что не лебеди Со синя моря подымалися, Подымалися братцы, добры молодцы, Добры молодцы, люди вольные, Всё бурлаченьки понизовые На работушку государеву2. Народные сказания богаты образами необыкновенных существ, в том числе, и лебедиными девами, которым «придаётся вещий характер и мудрость»3. Появление подобных образов обусловлено в первую очередь русским поверьем о том, что «лебедь была прежде женщиной»4. Отсюда и прекрасный образ русских сказок - Царевна-лебедь, Сказочный лебедь является олицетворением не только человека, но и неодушевлённого предмета, выполняющего функции волшебного предмета-помощника. В русской народной сказке «Лебедь» таким помощником служит фантастический корабль в виде лебедя, который был сделан главному герою: «Дядька сделал ему из белого шёлку заводного лебедя, который мог летать»5. Лебедь-корабль обладает способностью проникать в «недостижимое». В сказке - это башня, где спрятана прекрасная принцесса.
«Комплекс кукушки» в жизнетворческом мифе А. Ахматовой (К проблеме творческого поведения Ахматовой в контексте судьбы гениальной личности)
Свой жизненный мир Ахматова воспринимала как мир культуры, в центре которого стоит Поэт, чутко реагирующий на стоны, боли эпохи и сам становящийся духовным воплощением «гласа Божьего»: Поэт не человек, он только дух -Будь слеп он, как Гомер, Иль, как Бетховен глух, -Все видит, слышит, всем владеет,,. (П.КнЛ1,147) «Поэт не человек,,,». Возможно, ощущение себя на ином уровне существования в мистическом союзе с мировым универсумом лишило Ахматову эмоционального союза с собственным сыном. Возвращение к мотиву «кукушка» здесь вполне закономерно. Однако, мотив «кукушки» будет нами рассматриваться не только в поэтических текстах Ахматовой, но и в её жизненном мире, внетекстовой реальности. Дело в том, что творческие интенции нередко проецируются автором на жизненный текст, выражая при этом целостную концепцию бытия поэта. И, напротив, сфера жизни универсально трансформируется в область искусства, что» с одной стороны обнажает игровое начало в восприятии мира, а, с другой, обнаруживает экзистенциальную предопределённость поэта, судьба которого как бы мистически «подстраивается» под его творческий текст. Таким образом, осуществляется двунаправленное движение: поэт - творец своего мира, а художественная реальность творит поэта. Подобная практика была осуществлена символистами, у которых, по мнению А.Ханзен-Лёвс, «Жизнь и Искусство становятся двумя сторонами одной и той же экзистенциальной позиции, одного и того же универсального творчества» . Так, И.С. Приходько, исследуя мифопоэтические пласты в творчестве А. Блока, отмечает, что «миф» у Блока биографичен, а «биография» - мифична»2» Опыт символизма в этом плане затронул и Ахматову, но на ином уровне. Её поэтическое сознание восприняло не жизнетворческие установки, а жизнетворческие интенции символизма, когда между творчеством и жизнью поэта происходит мистический диалог, отзывающийся «роковыми» событиями в ахматовской судьбе. В этом ключе история творческих и реальных отношений матери и сына представляет собой некую духовную парадигму, которая связывает текст жизни и текст искусства. JLH. Гумилев, единственный сын А,А. Ахматовой и Н.С. Гумилева, еще при жизни отца чувствовал «покинутость» родителями, занимавшимися своей поэтической карьерой и личной жизнью. Судьба распорядилась так, что это ощущение сопровождало его всю жизнь, вплоть до смерти Ахматовой. Моральная сложность ситуации матери и сына Н. Роскина обозначила как «драму ее трагического материнства и его при ней сиротства» , Все знают Л.Н- Гумилева как сына деятелей Серебряного века и выдающегося ученого, но только узкому кругу людей был знаком Лева-«кукушонок», испытывающий постоянный сыновий голод не только в детстве, но и в застенках тюрьмы, будучи взрослым мужчиной. Осуждение или оправдание Ахматовой, как-то назвавшей себя, кстати, «дурной матерью» в «Колыбельной» (1915), находится за пределами нашего исследования. Нам важно выявить те сгустки противоборствующих начал в гениальном поэте, который способен создать уникальное, неповторимое бытие в творчестве, но одновременно разрушить что-то человечески-земное в своей личности. Несомненно, подобные духовные противоречия не могли не сказаться как на жизненном, так и на художественном поведении Ахматовой и ее лирической героини. По словам Ю.М. Лотмана, «биография становится постоянным - незримым или эксплицированным спутником его (автора - ЖЛС) произведений». Одним из произведений Ахматовой, вовлеченных в ткань ее жизни, является стихотворение 1914 года «Где, высокая, твой цыганенок...». В нем поэт как бы реализует свой жизненный сценарий по отношению к сыну; Доля матери -светлая пытка, Я достойна ее не была. В белый рай растворилась калитка, Магдалина сыночка взяла. (1,177) Стихотворение о смерти младенца лирической героини становится осуществленным пророчеством об «изломанных» духовных отношениях между матерью и сыном. Кроме того, лирическая героиня Ахматовой отрекается здесь от «материнской доли», которую называет «светлой пыткой»- Интересно, что в одном из вариантов данная строка звучит так: Сердце матери - темная пытка.
«Комплекс Офелии» в творчестве А. Ахматовой и А. Блока: «текст жизни» и «текст культуры»
Художественное творчество и сам творческий акт создают индивидуальную авторскую мифологию, которая выражает внутренний мир поэта и особенности его мироощущения. Однако любой авторский миф так или иначе связан с общекультурными мифами и архетипами. Фундаментальную основу любой мифологии составляют образы первоэлементов, стихий мироздания- Мировые стихии (Вода, Огонь, Воздух, Земля) являются плотью мира. Поэтому гений поэта-творца постоянно стремится постигнуть сущность природы, а через природу — самого себя. Любое искусство возникает как органическое порождение самой жизни. Оно родственно реальной действительности, природе» поэтому природа и поэзия взаимопроницаемы. По замечанию М,Н. Эпштейна, «поэзия - это обнажённое естество, природность самой культуры»1. Поэтический комплекс «водной» символики входит в общую систему мировой художественной практики, определяя значимость процесса взаимодействия человека с миром. Так, в поэтической культуре XIX века можно выделить некоторые аспекты в употреблении «водной» образности. Поэты XIX века нередко используют образ воды в качестве фона-пейзажа, посредством которого создаётся определённое лирическое настроение- У В.А, Жуковского, например, таинственная атмосфера ночи определяется образом «утомившегося дня», который «склонился в багряные воды»1. Пейзаж столь любимой А.С. Пушкиным осени также не обошёлся без «бежащего за мельницу ручья» и «застывшего пруда». Пробуждение вечной жизни природы в лирике А,А. Фета происходит на фоне «ожившего» ручья»: «Что за вечер! А ручей/ Так и рвётся»2. Другая сфера «водной» образности пересекается с «вечной» темой любви. Одним из ярких примеров подобного взаимодействия является стихотворение АА- Фета «Шёпот, робкое дыхание...» (1850). Отзвуки природы («трели соловья», «колыханье сонного ручья») не только фон любовного свидания, но и «соучастники», «покровители» любовного действа. У А. Толстого «дремлющий пруд» и «спокойный бег реки» -это те ключевые звенья любовного воспоминания, о котором тоскует лирический герой- Стихия моря уподобляется А. Толстым стихии любви. Отсюда такие метафоры как «любовь, широкая, как море» или «в отлива час не верь измене моря», «Водный комплекс» насыщается поэтами XIX века философско-эстетическими смыслами. В творческом сознании А.С. Пушкина море ассоциируется с бушующей энергией бытия: «Сулит мне труд и горе грядущего волнуемое море»3. Кроме того, вода у А.С. Пушкина пробуждает мысли об «утерянном» времени, воспоминания о котором терзают душу героя: Вот холм лесистый, над которым часто Я сиживал недвижим - и глядел На озеро, воспоминая с грустью Иные берега, иные волны...4 Подобный мотив мечты-воспоминания, связанный с водой, прослеживается у В. Кюхельбекера в стихотворении «На Рейне» (1820-1821): Здесь, над вечными струями, В сей давно желанный час, Други, я в мечтаньях с вами; Братия, я вижу вас!1 Кроме того, вода «вливает» в человеческую душу успокоение: «С тихих вод прохлада веет:/В сердце льётся тишина!». Ф. Тютчев поставил важный философский вопрос в связи с этой темой: о гармонии внутри стихий и о гармонии человека со стихией. Море, с одной стороны, стихия бушующая, но с другой - «певучесть есть в морских волнах». Если в природе - «полное созвучье», то в человеке - разлад с природой («душа не то поёт, что море»). К. Фофанов, развивая эту тему, находит гармонию в мировых стихиях: В зеленеющем уборе Млеют тёмные леса. Небо блещет - точно море, Море - точно небеса . Семантический план «водного» пространства связывается поэтами XIX века с темой вечности. Герой Ф. Тютчева как бы из иного мира смотрит на «дремлющие», «задумчивые» воды Невы и понимает, что перед природой человек немощен (тж. смертен), а невские воды вечны: Во сне ль всё это снится мне, Или гляжу я в самом деле, Но что при этой же луне С тобой живые мы глядели?3 Подобная ситуация «припоминания» звучит и у А, Толстого в стихотворении «По гребле неровной и тряской...» (1840-е годы). Смотря на «отлогий берег озера», лирический герой понимает, что всё происходящее сейчас, уже когда-то с ним было («так же шумела вода,,.»). Повторяемость во времени» которую «вызвала» в памяти вода вырастает в образ Вечности: «Всё это было когда-то,/ Но только не помню когда!» . И, наконец, через стихию воды поэты ХТХ века пытались осмыслить тему творчества, вдохновения- Стихотворение А.С. Пушкина «К морю» (1824) является в этом аспекте программным. Поэт как бы подслушивает у моря его «глубокие звуки», «бездны глас» и сам становится томим «заветным умыслом». Такой «приход» к морю А.С. Пушкин называет «поэтическим побегом». Осмысляя эту тему, А. Фет в стихотворении «Одним толчком согнать ладью живую...» (1887) назовёт подобный «побег» - «волной подняться в жизнь иную»2. Поэт, по сути, постоянно находится на некой волне, балансирующей между миром творчества («цветущие берега») и миром реальности («тоскливый сон»). Мы рассмотрели некоторые аспекты «присутствия» «ЕРДНОЙ» символики у поэтов XIX века. Экскурс в эту проблематику, на наш взгляд, представляется важным, так как в художественном сознании рубежа веков отношение к традиционным образам-символам становится несколько иным. Деятели русского символизма поэтическим способом постижения действительности избрали мифологизм. Соответственно, образы-метафоры символистов пронизаны таинственной притягательностью и сакральной глубиной. Мифологизируется и водная образность, порождая разнообразие смысловых оттенков- Так, у К, Бальмонта мировой океан не просто вечен, а мыслится как «древний прародитель»:
