Содержание к диссертации
ГЛАВА I. САМООПРЕДЕЛЕНИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ И ВРЕМЕНИ
Начало пути 17-30
Образ города в стихах и прозе 31-41
Дом и мир 42-51
Война как глобальный конфликт бытия 52-73
Голоса «оттепели» и «застоя» 74-91
Драма прогресса 92-101
ГЛАВА И. ДУХОВНОЕ МИРОЗДАНИЕ А. ПРАСОЛОВА
Поиск духовных опор 102-110
Языческие и христианские мотивы 111-133
Концепт «душа» в лирике А. Прасолова 134-143
Тема смерти и бессмертия 144-152
Назначение поэта и поэзии 153-164
ГЛАВА III. ДОРОГОЙ МЫСЛИ: ПОЭТИКА КОНТРАСТА 165-191
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 192-197
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 198-213
Введение к работе
В поэзии второй половины XX века нет чего-либо объединяющего: ни ведущей тенденции, ни определяющей поэтической школы, ни безусловного лидера...Подобное положение затрудняет выявление тех направлений, по которым шло «возрожденчество» и развитие нашего национального самосознания. Но, несмотря на это, 60 - 70-е годы характеризуются устойчивым интересом к поэтическому слову: «поэтический бум», «поэтический андеграунд», «тихая лирика». Такое деление поэзии весьма условно и не охватывает всех знаковых имен обозначенного историко-литературного периода. Разнона-правленность литературных явлений одного временного промежутка и обособленное существование наряду с этим отдельных авторов, в эти литературные явления не укладывающихся, привело к тому, что до сих пор нет обобщающих работ по русской поэзии второй половины XX века. Сложившаяся ситуация только доказывает необходимость осмысления творчества наиболее ярких поэтов - представителей столь неоднозначной литературной эпохи. А. Прасолов, несомненно, является одним из них.
Исследование творчества отдельных поэтов, на наш взгляд, является первоочередной задачей на пути к осмыслению эпохи в целом: на основе этих научных изысканий впоследствии станет возможным создание обобщающих работ, воссоздающих целостную картину состояния русской поэзии второй половины прошлого столетия. Внимание к наследию А. Прасолова обусловливается рядом причин: самим творчеством поэта, посвященным разгадке тайн бытия, его трагически оборванной жизнью (весь его творческий путь уместился в десятилетие: 1962 - 1972); его стремлением к самостоятельному, не зависящему от социального заказа поиску собственного пути в литературе; его желанием «идти высоким курсом мысли» [12] («Я знаю жизнь - от хлеба, от земли, жизнь без тонкого мышления, страшно (страшно для меня) приземленную; но хорошо, что я рано почувствовал, что она - неполная, что есть иная - выше нее» [150, 94]); его пристальным вниманием к стиху («Ко-
4 гда у меня есть что сказать, я должен дать ему форму, которая не выпирала бы ни своей чрезмерной изящностью, ни неряшливостью...») [150, 150].
Его первые литературные опыты относятся к 1949 году, но серьезным выходом к читателю стали десять стихотворений, опубликованных в «Новом мире» в 1964 году. Известно, что А. Прасолов печатался редко. Может быть, он принадлежал к числу тех, кто в противовес «эстрадникам» охладел к внешнему успеху? Как пишет И. О. Шайтанов, «о самой возможности успеха говорили с иронией, напоминая себе, а еще чаще другим пастернаковские строки, что «стыдно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех»[202, 365]. Все же при жизни автора вышли четыре сборника: «День и ночь», «Земля и зенит», «Во имя твое» - в Воронеже; «Лирика» - в Москве. «И вдруг на рубеже 70 - 80-х этот «проселочный» поэт-философ неожиданно всколыхнул столицу, о нем стали писать в самых возвышенных тонах, определяя сделанное им «подвигом», достойным долгой памяти»[12]. К началу XXI века в историко-литературных оценках имя А. Прасолова заняло прочное место среди поэтов второй половины века двадцатого. В антологии «Поэзия второй половины XX века» стихотворения А. Прасолова помещены в VI раздел, о котором туманно сказано: «Авторы VI раздела представляют некоторые течения русской поэзии послевоенных десятилетий»[137, 625]. В учебнике для общеобразовательных учреждений «Русская литература XX века», изданном в 2002 году под редакцией В. В. Агеносова, в главе, посвященной Н. Рубцову, есть упоминание об А. Прасолове: «В конце концов если не группу, то направление «тихая поэзия» стали связывать с именами трагически ушедших из жизни в самом начале семидесятых вологодского поэта Николая Рубцова (1936 - 1971) и воронежца Алексея Прасолова (1930 -1972)»[202, 396].
«Возникший в нашей критике термин «тихая» лирика включает в себя немногие имена: Н. Рубцов, А. Жигулин, С. Куняев, С. Дрофенко, А. Прасолов...Но, как ни странно, об этой группе часто называемых поэтов до сих пор нет больших обобщающих статей - всего лишь рецензии да упо-
5 минання в обзорах. О тенденции говорят, а она неясна» [19, 40]. Но согласиться с утверждением, что А. Прасолов - представитель «тихой лирики», вряд ли возможно. «Тихой лирикой» называли поэзию, призванную в оппозиции к «громкой», «эстрадной» лирике «утвердить истинные, то есть соответствующие велениям переменившегося времени, гражданские и творческие ценности»[200, 32]. В творчестве воронежского поэта, как и у представителей «тихой лирики», есть стремление проникнуть в душу природы и человека, упор на «тайну» окружающего мира, акцент на значении духовности в нашей жизни. Он представлял ту поэзию, от которой ждали «не новых фактов, даже не новых форм, а поэтически целостного, личного взгляда на мир, некой точки зрения, с которой бы просматривался весь мир в его неназванных подробностях»[19, 40].
Однако у А. Прасолова приглушено очарование родного дома и русской природы - он мыслит космическими категориями. Поэт не только выступает за разумное преобразование природы, но и сам находится в числе тех, кто собственными усилиями перестраивает мир. «Тихие лирики» занимали позицию наблюдателей. С. Чупринин, комментируя строки С. Дрофенко «Но кто из нас пользу принес? Надвинулось время и судит. Наш век совершался при нас, так с нас же и спрошено будет», пишет: «В строгих стихах этих фраза «наш век совершался при нас» - не пустая оговорка, а показатель позиции. Не «нами», как с излишней, быть может, самонадеянностью утверждала «эстрадная» поэзия, совершался век, а всего лишь «при нас».
Уже в этом — зерно той нравственной концепции, которая отводит поэту роль очевидца, чувствительного свидетеля...»[200, 49]. Позиция А. Прасолова иная:
Все мы добудем, что снилось,
Чтобы вблизи и вдали
Ты, дождевая унылость,
Не заслоняла земли [141, 101].
Не чужд ему и городской пейзаж. Но главное - поэту удалось преодолеть «провинциализм», расширить границы художественного пространства до Вселенной, а времени - до вечности.
В. Кожинов еще в 1983 году в предисловии к сборнику стихов А. Прасолова «отделил» его поэзию от «тихой»: «Тогда, в середине 1960-х годов, в литературных кругах еще преобладало убеждение, что именно «по обочине» и в отрыве от «современного стиха» идут и такие поэты, как Николай Рубцов, Владимир Соколов, Николай Тряпкин...с лирикой Алексея Прасолова дело обстояло в известном смысле еще сложнее» [83, 6]. До этого о воронежском авторе как продолжателе философских традиций русской классики сказал И. Шайтанов: «Поэт, озаглавивший свою первую книгу «День и ночь», сразу же заставляет предположить, что ему не чуждо тютчевское начало» [201, 64]. О философской направленности его стихов, о стремлении понять основы мироздания говорит В. Акаткин: «В отличие от многих «тихих», Прасолов никогда не жалуется на судьбу или начальство. Его лирика возникает не из стремления к самоустройству, а из удивления перед чудом бытия, бесконечности жизненных и душевных превращений. У него нет обид, зависти, самоунижения, он редко что критикует в нашей жизни, казалось бы, специально созданной для критики. Он прежде всего хочет постичь мир, разгадать его загадку»[12]. В ряду русских поэтов-философов видит А. Прасолова и Ю. Кузнецов: «Читая стихи Прасолова, вы невольно ощущаете, что он идет рядом с кем-то другим и смотрит на того, и в этом другом без труда узнаете Заболоцкого, но это не все, также вы догадываетесь, что и Заболоцкий идет с кем-то рядом и смотрит на того, и тот, на которого он смотрит, - Тютчев. Тютчев ни на кого не глядит. Он велик и довлеет себе. Так идут эти трое. Но тут, конечно, не хватает четвертого - Боратынского. Этот идет где-то особняком, и если Прасолов и Заболоцкий зависят от него, а это так, то, значит, им порой приходится озираться. Все они идут строем, развернутым во времени и называемом условно философской лирикой» [94, 132].
Следует заметить, что в литературоведении нет точного или хотя бы общепринятого определения термина «философская лирика». В философских словарях или литературных энциклопедиях встречаются статьи о гражданской или научной поэзии, но не о философской. Если же и появляются ссылки на философскую поэзию, то они носят скорее исторический характер. Так, в «Краткой литературной энциклопедии» [89, 980] 1972 года это понятие объясняется как разновидность дидактической поэзии античности. Можно предположить, что такое положение дел является следствием государственного запрета в СССР на идеалистические философские учения и на религию. Вопросы о субстанциальных началах бытия, о жизни и смерти рассматривались только с материалистических позиций; бессмертие души не вписывалось в систему мира, предложенную сторонниками диалектического материализма. Часто под философской лирикой понимают поэзию мысли, «однако если логически развивать эту позицию, то мы будем вынуждены включить в круг философской поэзии едва ли не все более или менее серьезные произведения»^ 27, 4]. Е.А. Маймин прослеживает историю философской лирики в России, при этом подчеркивая, что «термин «философская поэзия» неустойчив по своему значению и, взятый сам по себе, вне исторического контекста, в достаточной мере условен. <...> Со второй половины 20-х годов XIX века в русской поэзии замечается отчетливое стремление к философским формам и - еще больше - к философскому содержанию»[107, 3]. Он видит большую заслугу любомудров в развитии русской философской поэзии Е. Боратынского, А. Пушкина, Ф. Тютчева.
Р.С. Спивак, анализируя структуру философской лирики, видя ее основную функцию в моделировании действительности, создании оригинального образа авторского мира, признавая существование философской лирики с античных времен до наших дней, вводит понятие «метажанра»: «Под метажан-ром мы понимаем структурно выраженный, нейтральный по отношению к литературному роду, устойчивый инвариант многих исторически конкретных
8 способов художественного моделирования мира, объединенных общим предметом художественного изображения»[173, 54].
А.И. Павловский, вступая в полемику о философской лирике с Р.С. Спивак, не принимает понятие «метажанр», объясняя это тем, что философская лирика «никогда не любила и не придерживалась так называемых правил»[127, 5].
Мы также не считаем целесообразным введение понятия «метажанр», но по другой причине: из-за отсутствия, на наш взгляд, «общего предмета изображения» в философской лирике. Р.С. Спивак считает: «...предметом художественного изображения в философской лирике выступают родовые, сущностные особенности сознания и поведения человека как социального существа» [173, 7]. Однако это является «предметом изображения» не только философской поэзии, но и всего искусства: «Среди огромного количества точек зрения на предмет искусства... выделились две основные. Согласно первой, предметом искусства является, как и в науке, вся действительность; специфична в них только форма познания, а не предмет. Согласно второй, специфический предмет искусства - целостный, общественный, «родовой» человек в его конкретном проявлению^ 186, 20]. Как видим, предмет художественного изображения не может быть главной составляющей при определении философской поэзии. Мы не можем воспользоваться и тем логико-понятийным аппаратом, который предлагает Р.С. Спивак для осмысления философской интенции автора: «Предметом художественного изображения философской лирики обусловлены важнейшие особенности ее структуры: субъектная организация, характер сюжетно-образующих оппозиций, особенности движения авторской концепции, структура и система художественных образов, художественное время и пространство» [173, 16].
Что касается субъектной организации философской лирики, то из двух форм выражения авторского сознания (внеличной и обобщенно-личной), предлагаемых Р.С. Спивак в качестве основных, для А. Прасолова не характерна ни одна. Поэт часто употребляет местоимение «я», обозначая им лири-
9 ческого субъекта. Р.С. Спивак же считает, что такая форма мало приспособ-лена к отражению всеобщего, родового. Рассмотрим, однако, следующие строки:
Я не хочу домов, где стены
Сызмальства жестоко
Тебя формуют - как в толстенной
Неизменяемой опоке.
В них свой закон. Он смотрит люто,
Какой чеканки вышли дети,
(*N И под названьем общим - люди -
Орлом и решкой судьбы метит [141,127]. Несмотря на то, что лирический субъект здесь обозначен местоимением первого лица единственного числа, весь образный строй стихотворения направлен на обобщение, на типизацию отношения к миру человека именно как представителя рода человеческого. То же мы видим и в других произведениях А. Прасолова. «Об общности человека с природой в поэтическом мире Прасолова уже свидетельствует формальный критерий, «я» лирического героя, постоянно присутствующее в прасоловском космосе (в 36 из 45 проанализированных стихотворений). Это авторское «я» вовсе не умаляет обобщенность философской мысли (Allgemeingultigkeit), оно скорее конкретная ис-ходная точка в собственном опыте, как раз и обобщающая его...» [45, 569].
Черты философской поэзии как таковой яснее обозначаются при ее сравнении с лирикой другой направленности. Так, она отличается от так называемой научной поэзии, которая не претендовадла на воссоздание целостной картины мира, а являлась иллюстрацией научных достижений своего времени (например, эпохи М. В. Ломоносова). «Известно, что поэтическое произведение философского склада, чтобы остаться художественным произведением и не перейти в трактат или публицистику, простую аналогию или плоскостной параллелизм, должно заключать и развивать в себе мысль-образ, мысль-картину, мысль-переживание, а значит, должно порождать в душе чи-
10 тателя по возможности широкую цепь эмоционально-смысловых ассоциаций, не сводящихся к однозначному, хотя бы и четкому выводу»[127, 99]. С приведенным мнением А.И. Павловского нельзя не согласиться. Об этом же говорит и А.В. Гулыга: «Искусство в век науки проявляет особый интерес к философии, сближается, иногда сливается с ней. Однако сразу оговоримся: художественное произведение - не иллюстрация той или иной теории» [57, 70].
Итак, существенным отличием поэзии как вида искусства от науки является категория эстетического: «Первоначально «причастная вненаходимость» человека как духовного существа, присутствующего в материальном бытии окружающей его природы, реализовывалась в формах мифологического мышления. Но с выделением из этого синкретизма, с одной стороны, чисто ценностного этического (в конечном счете, религиозного) мироотношения, а с другой, чисто познавательного логического (в конечном счете, научного) миропонимания - эстетическое мировосприятие сделалось основой художественного мышления и соответствующих форм деятельности» [184, 15]. Имея один и тот же предмет (действительность), наука и искусство отражают его по-разному: «Логическое, будучи чисто познавательным, безоценочным отношением, ставит познающего субъекта вне познаваемого объекта. С логической точки зрения рождение или смерть, например, не хороши и не плохи, а только закономерны. Логический объект, логический субъект, а также то или иное логическое отношение между ними могут мыслиться раздельно, тогда как субъект и объект эстетического отношения являются неслиянными и нераздельными его полюсами» [184, 13]. Необходимое условие искусства- сотворение другого мира. Основатель философской эстетики Александр Баум-гартен (первый том его труда вышел в 1750 г.) называл произведение искусства гетерокосмосом — другим (сотворенным) миром.
Как известно, «русское слово поэзия восходит к греческому глаголу poiesis, что значит творить, создавать, созидать, т.е. поэзия - этимологически дословно значит процесс творения, создания и созидания, а не говорения, пе-
ния или исполнения или воспроизведения, отражения вообще... В этом заключается суть поэтического творчества, поэзии и ПТ (поэтического текста -И.Ч.) как результата такого процесса, в основе которого (поскольку литература - один из видов интеллектуальной, психологической, эмоциональной и духовной деятельности человека) должен лежать особый тип мышления, отображения бытия и номинации» [80, 26-27]. А. Потебня, к примеру, считает, что «искусство есть язык художника, и как посредством слова нельзя передать другому своей мысли, а можно только пробудить в нем его собственную, так нельзя ее сообщить и в произведении искусства <...> сущность, сила такого произведения не в том, что разумел под ним автор, а в том, как оно действует на читателя или зрителя» [136, 181]. Суть поэтического мышления, по А.А. Потебне, заключается в том, что «поэзия есть аллегория» [136, 234]. А. Урбан замечает: «Соединить философию с поэзией это не значит пересказать стихами ее основные идеи. Тут необходимо, чтобы философия не упрощалась и чтобы поэзия не перестала быть поэзией» [189, 101].
П. Антокольский, размышляя о природе творчества, приходит к выводу: «Художник - это бессознательный стихийный диалектик. Он видит одновременно и зараз все стороны истины, а если выбирает одну из сторон, - тут же и проигрывает. Феномен такого видения - дело темное, загадка, может быть, и волшебство (не знаю), но, в сущности, именно в этом и состоит искусство, именно этим волшебством оно и отличается от науки» [25, 113].
Проанализировав высказывания различных авторов о философской лирике, мы пришли к выводу: главное отличие философской поэзии от философии - наличие лирического субъекта (или лирического героя) и метафоричность языка, а от всякой другой поэзии - круг вечных тем, которые непосредственно называются в тексте: человек и космос, человек и природа, рождение и смерть, смысл бытия, бессмертие. Есть неизменно актуальные проблемы «на любых этапах и при любых условиях жизни человеческих обществ. Все дело в том, какое особое преломление, присущее только данной
12 поре общественного развития, данному языку и поэтической традиции получают вечные... темы» [179, 191-192].
Р.С. Спивак считает, что в основе сюжета философской лирики «лежат нравственно-философские, натурфилософские или социально-философские оппозиции. Сюжет строится на сопоставлении понятий, которые отличаются всеобщностью, общезначимостью содержания, обозначают субстанциальные начала жизни» [173, 19]. В лирике А. Прасолова ясно виден натурфилософский характер сюжетообразующих оппозиций: хаос и бездна, человек и природа рождение и смерть и др. Философская лирика — размышление, «и в этом размышлении почти всегда, во всяком случае нередко, просматривается более или менее ясная цепь умозаключений, подводящих к определенному выводу» [127, 5]. Это свойство философской поэзии Р.С. Спивак называет «дефиницией» (логической операцией определения): «Логическая дефиниция знает форму определения понятия через «контрастное» сопоставление его с другим столь же широким» [173, 54]. Некоторые исследователи говорят о том, что философская поэзия - отличительное свойство личности: «Поэт такого склада ощущает мир как целостность, он привычно чувствует под своими ногами сферическую поверхность Земли, или, иными словами, для него естественно ощущение космичности и синкретичности как индивидуального, так и общего бытия»[127, 5]. Поэзия А. Прасолова, безусловно, носит философский характер, так как в центре внимания поэта — жизнь человека в космосе и общем бытии человечества, поиск им духовных опор. Автора волнуют проблемы трагического противоречия души и тела, парадоксального сочетания радости бытия и неизбежной смерти. А. Прасолов является продолжателем традиций русской классики в постижении тайны мироздания, роли человека в нем, его сущности.
Время в философской поэзии стремится к расширению до вечности. В творчество А. Прасолова оно входит через упоминание времени отдельного человека, через аналогии с природным временем, через мифологические и исторические реминисценции. Художественное пространство в философской
13 поэзии также содержит тенденцию к расширению - до охвата всей земли, всего мироздания. «Философская лирика по существу всегда ориентировала себя по безграничным координатам, обозначенным словами «всегда», «везде», «никогда», «ничто» и тому подобными «непознаваемыми», относительными категориями беспредельно расширяющегося плана, уходящего за горизонт знания» [127, 113].
Свою антропологическую концепцию А. Прасолов создает, опираясь на творчество Ф.И. Тютчева, а также под воздействием Н. Заболоцкого, А. Твардовского.
К настоящему времени о творчестве А. Прасолова написано немало критических статей такими авторами, как А. Абрамов, В. Акаткин, В. Гусев, В. Кожинов, Л. Кройчик, Ю. Кузнецов, В. Кулиничев, О. Ласунский, О. Раз-водова, И. Ростовцева, В. Скобелев, Б. Стукалин, Алоиз Вольдан и др. Ими обозначены основные идейно-тематические комплексы поэта, есть попытки вскрыть его связи с философскими традициями русской классики. И. Ростовцевой опубликован роман в письмах «Я встретил ночь твою», дающий представление о мировоззрении поэта, круге его чтения и знакомств.
Однако, на наш взгляд, остро ощущается необходимость в изучении этапов становления личности поэта, в реконструкции его духовного мироздания, в осмыслении созданной им антропологической концепции, в системном рассмотрении характерных для его творчества мотивов и образов, в уточнении места А. Прасолова в поэзии второй половины XX века.
Актуальность диссертации обусловлена потребностью в выработке целостной концепции творчества А. Прасолова и исследования созданного им поэтического мироздания, включающего в себя отношение человека к миру.
Новизна диссертации заключается в том, что за основу (а не как частную особенность) в определении специфики творчества А. Прасолова принимается именно его философский характер. Произведения анализируются в данном ключе, рассматриваются связи с мифологическими и религиозными куль-
14 турными традициями, выявляются особенности антропологической концепции поэта.
Объектом исследования являются поэтические и прозаические произведения А. Прасолова разных лет, а также письма поэта, т.е. мало изученное литературное наследие.
Предмет исследования - рассмотренные в историко-литературной перспективе аспекты философской лирики, темы прозаических произведений, особенности мышления поэта, нашедшие отражение как в поэзии, так и в эпистолярном жанре.
Цели и задачи исследования:
раскрыть мировоззренческую основу творчества А. Прасолова;
исследовать конкретное воплощение художественной концепции человека в творчестве А. Прасолова;
проследить логику развития основных тем и образов;
выявить специфику поэтического мышления автора;
соотнести открытия А. Прасолова с историко-литературным контекстом его времени.
Методологическую основу диссертации составляют сравнительно-исторический и типологический методы анализа явлений русской литературы второй половины XX века.
Теоретическая база работы определена исследованиями, посвященными лирике (Ю. Манн, Ю. Лотман, В. Жирмунский, Б. Томашевский), а также философской поэзии (Р. Спивак, А. Павловский, Ю. Филипьев, А. Гулыга, В. Кувакин, И. Усок), открытиями русской антропологической школы (Л. Ляпина, Б. Удодов, А. Урбан), работами, посвященными проблемам анализа (Б. Корман, М. Гиршман, Н. Щемелева, Ф. Пицкель). Теоретическое содержание диссертации заключается в конкретизации понятия «философская поэзия».
Структура работы определяется логикой исследования этапов становления поэта, взаимоотношений человека и мира в творчестве А. Прасолова и
15 состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии, насчитывающей 206 наименований.
Практическая значимость работы состоит в использовании ее результатов при разработке курса «Литературное краеведение», при проведении уроков и внеклассных мероприятий по творчеству поэта в общеобразовательных учреждениях города Воронежа и области, в чтении факультативного спецкурса по современной поэзии в классах с углубленным изучением гуманитарных наук.
Работа прошла апробацию на всероссийской научно-методической конференции «Современная языковая ситуация и совершенствование подготовки учителей-словесников» (Воронеж, 2004); Ш-ей и IV-ой областных учительских конференциях «Проблемы преподавания литературы, русского и иностранных языков в современной школе (Гуманитаризация образовательного процесса)» (Воронеж, 2004 и Воронеж, 2005); ежегодных научных сессиях Воронежского госуниверситета (2003 - 2005).
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
Чернышева И.С. Красота, ее истоки, созидающее и гибельное начало (по лирике А. Прасолова 1963 года) / И.С. Чернышева // Известия Научно-координационного центра по профилю «филология» (ВГПУ -ВОИПКРО). - Выпуск II. - Воронеж: ВЭПИ, 2004. - С. 141-143.
Чернышева И. Мифологические и фольклорные мотивы в поэзии
А. Прасолова / И. Чернышева // Сочи, 2004.
3. Чернышева И. С. Русский язык как сокровищница духовных традиций
русского народа (на примере повести А. Прасолова «Жестокие глаго
лы») / И.С. Чернышева // Современная языковая ситуация и совершен
ствование подготовки учителей-словесников: Материалы V всероссий
ской научно-методической конференции / Под ред. Проф.
О.В. Загоровской. - Воронеж: Издательство «Научная книга», 2004. —
С. 95-97.
Чернышева И.С. Тема войны в лирике Алексея Прасолова / И.С. Чернышева// Известия Научно-координационного центра по профилю «филология» (ВГПУ - ВОИПКРО). - Выпуск III. - Воронеж: ВЭГТИ, 2005.-С. 81-85.
Чернышева И. Воздействие войны на душу ребенка / И. Чернышева // Вестник ВГУ, Сер. 1. Гуманит. науки. - 2005. - № 1.- С. 43-53.
Чернышева И. Стихотворение А. Прасолова «Рубиновый перстень» (восприятие, истолкование, оценка) / И. Чернышева // «Поклон и память поколений». - Воронеж: ВОИПКРО, 2005. - С. 29-37.
Основные положения, выносимые на защиту:
Идейную направленность ранней лирики А. Прасолова определил не только социальный заказ, но и национальные традиции русской литературы.
Осмысление Великой Отечественной войны повлияло на становление А. Прасолова как поэта трагического мироощущения.
Дом у А. Прасолова противопоставлен миру, как замкнутое пространство - открытому. Движение - единственно приемлемый для лирического субъекта способ существования.
4. Драма прогресса, по мнению А. Прасолова, заключается в том, что с развитием цивилизации духовное начало все более утрачивается человечеством.
А. Прасолов противопоставляет Бездну и Хаос. В его гетерокосмосе макромир (космос) и микромир (человек) равны. Его лирический субъект стремится не переделать Вселенную, а «прозреть в мирозданье».
Пристальный интерес поэта к концепту «душа» явился следствием противостояния литературе, которая изображала личность как часть производственного процесса, с одной стороны, и подсознательного прорыва к Богу, способом проникновения в запредельные сферы, с другой.
А. Прасолов не противопоставляет конечность человеческой жизни и вечную жизнь природы: он говорит о конечности жизни отдельной личности и отдельных явлений природы, которым противостоит жизнь человечества и жизнь космоса.
