Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретические предпосылки исследования
1.1. История изучения сказочного текста 13
1.1.1. Структурно-семантическое изучение повествовательного текста 23
1.1.2. Эмико-этическое изучение мотивной структуры текста 39
Выводы по главе первой 49
ГЛАВА II. Методы эмико-этического исследования сказочного текста
2.1. Информационные характеристики высказывания в свете структурного изучения повествовательного текста 51
2.2. Информационные характеристики высказывания и способы их определения 58
2.3. Повествовательный текст в свете теории фреймов 69
2.4. Координаты семантического поля функции в пространстве 83
Выводы по главе второй 100
ГЛАВА III. Универсальное и специфическое в архетипе героя французской фольклорной сказки
3.1. Структурно-семантический аспект рассказывания сказки 102
3.2. Культура и язык как важнейшие характеристики этноса 117
3.3. Перспективы изучения сказочного материала на примере двух языков 121
3.4. Категория ценности и выявление национального менталитета в «наивной» картине мира 129
3.5. Герои, действующие лица сказки и их классификации 131
3.6. От многообразия к единой классификации архетипа героя сказки 142
3.7. О сходствах и различиях архетипа героя в сказках двух народов 144
3.7.1. Сравнение национальных архетипов сказочного героя 153
Выводы по главе третьей 182
Заключение 184
Список литературы 190
Приложения 200
- Структурно-семантическое изучение повествовательного текста
- Информационные характеристики высказывания и способы их определения
- Перспективы изучения сказочного материала на примере двух языков
- О сходствах и различиях архетипа героя в сказках двух народов
Введение к работе
Настоящее исследование посвящено проблемам эмико-этического изучения фольклорной сказки.
Современный этап в развитии лингвистики и примыкающих к ней семиотических дисциплин связан с выдвижением на первый план понятия текста как основного предмета исследования.
На более ранних этапах лингвисты сосредотачивали свое внимание на слове и словоформе как на знаке (конец XIX в. - первая треть XX в.), позднее на предложении как правильно построенной последовательности словоформ (30-60 гг. XX в.); текст как последовательность предложений, образующих целое, стал объектом детального изучения в последней трети XX века. Этому внутреннему движению лингвистики отвечал и переход семиотики от исследования знаков в собственном смысле (с остановкой на знаке формализованных систем) к целому тексту (который, в частности, и весь может функционировать как один знак). Последующее сделало возможным не только строить схемы текстов как последовательности дискретных знаков в духе В.Проппа, но и приблизиться к описанию таких текстов.
Понятие цельности текста, несомненно, связано с категориями его пространственного воплощения. Однако пространственность текста двояка: она развертывается во времени, пространство при этом рассматривается как протяженность, можно также говорить о пространстве суммарно — как о цельности — включающемся в восприятие. Именно текст как протяженность и является объектом изучения повествовательной грамматики. В мировой науке ее концептуальная сущность обычно связывается со знаменитыми идеями В.Проппа, работы которого активно развивались школой так называемого
«французского структурализма». Текст в этом аспекте предстает в виде дискурса1.
Отношение повествовательной грамматики к лингвистической стороне текста характеризуется двумя особенностями:
1. Безразличие к субстанциональной стороне знака. Существенными
оказываются денотаты, которые могут взаимозаменяться на понятийном
уровне . Эта безразличность к субстанциональной стороне знака неслучайна.
Представляется, что она связана с основным жанром у В.Проппа - сказкой,
бытующей предпочтительно в устной форме. Между тем устный нарративный
текст отличается от письменного очень существенно. Упрощенно говоря, его
пространство и есть время. Оно протяженно и линейно, звуковая субстанция не
удерживается метром и ритмом. Поэтому на первый план выходят
денотативные отношения.
2. Представление о линейном развертывании текста, подобном
развертыванию предложения: "текст - это большая фраза" (Le recit est une
grande phrase) [Barthes 1972, 4]. Тем самым предполагается, что смысловая
структура текста линейна и тем самым определяется ее смысловая двумерность.
Кроме того, смысл текста в таком представлении дискретизирован, разбит на
единицы, сочетаемость которых примерно соотносится с сочетаемостью слов и
предложений, хотя и вводится связывающее слова семантически понятие
«изотопии», ставшее широко известным по работам А. Греймаса.
Генеративное понятие текста во многом переносит идеи по-уровневой организации языковой системы на текст, который находится с языком (кодом) в достаточно сложных отношениях и ему не изоморфен. Излагаемое представление текста как пространственной данности, все компоненты которой подчинены отношениям переходности и одновременности, связывается скорее с другим подходом к теории текста: «герменевтикой текста».
1 См. пункт 3.1 настоящей диссертации «Структурно-семантический аспект рассказывания сказки».
2 Например, В.Пропп сказочные варианты избушки яги: а) избушка на курьих ножках; б) избушка в лесу; в) избушка; г) лес,
бор; д) жилище не упоминается - рассматривает как эквивалентные.
Таким образом, в сфере структурной типологии при понимании текста в общем семиотическом смысле (словесный, мифо-ритуальный, изобразительный) исследования в настоящее время ведутся по решению ряда задач [Цивьян 1987, 37]:
выработка формального аппарата строго и полного описания текста;
исследование смысловой структуры текста;
выработка типологий текстовых структур;
исследование эволюции текста во времени.
Применительно к исследованиям сказочных текстов в русле структурной типологии выделяются две взаимосвязанные задачи: разработка сюжетно-мотивных указателей (и их национальных версий), с одной стороны, и структурно-семантические исследования в области фольклористики.
Научные исследования физиологии и функций мозга, психики и психологии человека определили антропоцентрический характер лингвистических исследований последнего времени (Н.Д.Арутюнова, В.Н.Телия). На новом этапе развития науки особой притягательной силой обладает не просто homo sapiens как некий индивид, но homo sapiens-личность, обладающий сложным внутренним миром. Изучение концептосферы, языковой картины мира, языкового сознания получает все большее распространение.
Вследствие этого становится более актуальной проблема определения способов языкового моделирования действительности в сказке. Сложность и многоаспектность данного явления, многообразие критериев и формулировок в его оценке вызывают потребность в более детализированном подходе к анализу языковых фактов, обнаруживаемых в сказочном тексте.
Этими обстоятельствами обусловлена актуальность темы нашего исследования, которое посвящено особенностям моделирования действительности во французском фольклорном тексте с точки зрения эмико-этического подхода к изучению сказки.
Научная новизна работы состоит в комплексном подходе к исследованию поверхностной и глубинной структур сказочного текста на примере двух
парных функций действующих лиц сказки, попытке установления закономерностей перемещения элементов внутри сценария повествования, понимаемого как сложный фрейм.
Новым в работе является: определение способов исчисления информационных характеристик высказывания (энтропия высказывания, информативная значимость высказывания, информативная значимость контекста, общее количество информации высказывания); применение метода сегментации концептуальной структуры слова, основанного на гипотезе о том, что все свойства и отношения предметов и явлений окружающей действительности закодированы в человеческом сознании в виде ограниченного числа общих и специфических признаков; методика определения координат семантического пространства для каждой из исследуемых функций и его последующего моделирования в трехмерном пространстве; понимание архетипа сказочного героя как комплексного образования, состоящего из компонентов, определяемых признаками; соотнесение базисного и национального архетипов как инварианта и варианта.
Основной целью исследования стала лингвокультурологическая интерпретация глубинной и поверхностной структур фольклорной сказки во французском языке.
Реализация этой цели предполагает решение ряда задач, которые могут быть сформулированы следующим образом:
установление закономерностей сюжетного функционирования сказочной истории;
обоснование выбора двух базисных функций в исследовании сказочного текста;
рассмотрение смысловой структуры глаголов-концептов, которыми оформлена исследуемая функция действующего лица в сказке;
описание сказочного материала в единстве показателей поверхностной и глубинной структур;
систематизация сюжетных характеристик протагониста сказки в рамках единой схемы;
определение лингвокультурной парадигмы героя французской фольклорной сказки на основе сопоставительного анализа с русской фольклорной сказкой.
С учетом поставленных задач в работе применяются следующие методы: сравнительный метод, метод сегментации концептуальной структуры слова, метод компонентного анализа значения слова, метод подсчета семантического расстояния между словами, метод словарных дефиниций, фреймовый метод, моделирование, некоторые приемы математической статистики. Исследование проводилось с опорой на принципы историзма, системности, социальной обусловленности познавательных и ценностных феноменов. Подобный интегративный подход, примененный в исследовании сказки как мировоззренческого фактора, позволяет преодолеть абстрактность лингвистического анализа (в определенном смысле оторванность от культуры), рассмотреть предмет диссертационного исследования в различных, взаимодополняющих аспектах, и тем самым выйти к горизонту новых теоретических обобщений.
Объект исследования - французская фольклорная сказка как текст.
Предмет исследования - глубинная и поверхностная структуры французской фольклорной сказки.
Лингвистический анализ материала проводился на основе одноязычных (толковых, синонимических, тезаурусных) словарей русского и французского языков и сборников фольклорных сказок на этих языках (общий объем выборки составил 15 фольклорных произведений для каждого из исследуемых языков, с учетом ошибки выборочного коэффициента корреляции).
Теоретическая значимость работы заключается в установлении закономерностей функционирования сказочного сюжета, понимаемого как сложный фрейм, в доказательстве возможности подсчета информационных характеристик высказывания и моделировании языкового пространства с опорой на математические данные, в формулировании и разграничении
понятий базисного и национального архетипов сказочного героя, в определении соотношения экстралингвистических и внутриструктурных факторов, обусловливающих схождения и несоответствия в структуре национальных архетипов сказочного героя. Важным в работе представляется и утверждение о дивергентном характере членения фактов окружающей действительности носителями двух языков при тождественности структур мышления, основывающееся на межкультурных различиях.
Практическая ценность диссертации заключается в том, что результаты исследования могут быть полезны для специалистов при исследовании мотивной и функциональной структур текста, а также применены в обучении студентов факультетов иностранных языков на занятиях по аналитическому чтению. Создание мобильного понятийного аппарата и знание особенностей процедуры литературного анализа текстов будет способствовать повышению языковой компетенции обучающихся.
На защиту выносятся следующие положения:
речевое высказывание наряду с физическими обладает информационными характеристиками, числовые значения которых могут быть использованы при исследовании сказочного текста;
парные функции (в терминах В.Проппа) А-нанесение вреда и Л-ликвидация формируют основу сказочного сюжетосложения и являются необходимым условием его существования, сказочное повествование образует сложный фрейм, в котором терминалы первого уровня определены как названия ситуаций;
носители русского и французского языков членят мир по-разному: различаясь в способах лексической кодификации понятий и предметов, данные этносы наполняют одним нравственным содержанием сказочную историю, что проявляется в едином семантическом пространстве для двух парных функций (А-нанесение вреда и Л-ликвидация);
данные народы имеют схожие представления о клолокогатии (см. с. 144), подтверждением тому является общая номенклатура компонентов базисного архетипа героя сказки;
национальный архетип сказочного героя является продуктом взаимодействия экстралингвистических и внутриструктурных факторов, этим объясняются наблюдаемые иерархические различия в двух языках;
базисный и национальный архетипы соотносятся как инвариант и вариант.
Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и восьми приложений.
Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность и научная новизна, практическая и теоретическая значимость, формулируются объект и предмет исследования, определяются его цели, задачи и методы.
В первой главе «Теоретические предпосылки исследования» рассматривается генезис структурного и мотивного изучения сказки, анализируются экстралингвистические и внутриструктурные составляющие сказочного сюжета.
Во второй главе «Методы эмико-этического исследования сказочного текста» представлен ряд подходов, позволяющих описать и классифицировать сказку, среди которых следует упомянуть:
исчисление информационных характеристик высказывания;
представление сюжетного функционирования сказки в виде фрейма;
представление координат семантического поля функции в пространстве.
В третьей главе «Универсальное и специфическое в архетипе героя французской фольклорной сказки» методом логико-эмпирического анализа устанавливается сложная иерархия архетипа сказочного героя, именуемого базисный архетип, и анализируются расхождения и соответствия в его национальных вариантах (французском и русском), называемыми национальный архетип сказочного героя. Также затрагивается проблема определения понятия «дискурс сказки».
Такой анализ, а также моделирование отдельных элементов данного фольклорного жанра, позволили представить модель эмико-этического описания сказки.
Апробация результатов исследования. Данная работа прошла апробацию на кафедре французского языка и методики преподавания французского языка ОГПУ в июне 2003 г. По результатам исследования опубликованы 3 статьи и 1 тезисы: статья в сборнике «Доклады региональной научно-практической конференции молодых ученых и специалистов Оренбуржья» (2000г.), 3 статьи в «Вестнике Оренбургского Государственного Педагогического Университета» (№ 22, 2001 г., № 25 2001г., № 29 2002 г.). Проводились выступления на научно-практических конференциях молодых ученых и специалистов Оренбуржья (2000, 2001,2002 гг.).
В настоящей работе мы будем оперировать следующими понятиями:
Дискурс сказки - коммуникативная единица, рассматриваемая как единство повествовательных инстанций: абстрактно-коммуникативного и конкретно-коммуникативного уровней, не мыслимая без отношений «рассказчик(паггаІеиг)/слушатель(паггаІаІаіге)»5 в силу общего для них горизонта ожидания. Дифференциальным признаком дискурса сказки является также реализация оппозиции «рассказываемое/рассказывающее»3.
Информация - объективная сущность, объединяющая материальное и идеальное, или структуру и функцию в тесной взаимосвязи.
Количество информации - числовая характеристика сигнала, не зависящая от его формы; она характеризует степень неопределенности, исчезает после получения сообщения (выбора) в виде данного сигнала.
Энтропия высказывания неизвестная информация, определяющая сложность некоторого сообщения и необходимая для восстановления целостности последнего.
3 В связи с многоаспектным характером нашей работы мы вынуждены использовать такие оппозиции как: «план выражения/план содержания», «означаемое/означающее», «этический/эмический», «рассказываемое/ рассказывающее». Причем доминантой в данном синонимическом ряду будет являться последняя пара, и все случаи употребления других оппозиций сведены именно к этой паре «рассказываемое/рассказывающее».
Семантическая структура слова - совокупность его значений, реализуемых в пределах контекста, определяемого лексическим составом функции действующего лица (в терминах В.Проппа).
Семантическое поле представляет собой в структурном плане лексическую парадигму, которая возникает при сегментации лексико-семантического континуума на отрезки, соответствующие отдельным словам языка. Эти отрезки противопоставлены друг другу на основе простых смыслоразличительных признаков.
Семантическое поле функции - структурированное семантическое пространство, включающее все семантические признаки (значения, приписываемые словарными дефинициями) «глаголов-концептов», которыми оформлена данная функция.
Культура - мировидение и миропонимание, обладающее семиотической природой. Культура - это своеобразная историческая память народа, и язык, благодаря его кумулятивной функции, хранит ее, обеспечивая диалог поколений не только из прошлого в настоящее, но и из настоящего в будущее
Традиция - явление, изначально присущее человеку с момента появления на свет, как в филогенетическом, так и в онтогенетическом смысле. Традиция означает передачу в диахронном плане, от старших к младшим, устоявшихся форм поведения, навыков, понятий всего, что образует костяк культуры.
Сознание - совокупность знаний об окружающем мире, которыми владеет индивид.
Клолокогатия - идеал гармоничного сочетания физических и духовных достоинств в человеке.
Архетип - индивидуально-коллективное бессознательное,
суппонирующее с одной стороны - специфический инстинкт, заложенный каждому индивиду природой от рождения, а с другой, то культурное поле, на котором сообщество индивидов пишет свои письмена.
Базисный архетип сказочного героя (общий для двух языков) -воплощение архетипических представлений об идеале человека, носящем общефольклорный характер, и которому подвержены данные сказочные традиции.
Национальный архетип сказочного героя - исторически переработанные архетипические представления, то есть социокультурное воплощение модифицированного архетипа в личности.
Личность - социально-типическое поведение, способ мышления и восприятие субъектом, усвоенных им общественных ролей, норм, ценностей, то есть то, что характеризует человека как типичного представителя данного этноса.
Структурно-семантическое изучение повествовательного текста
По мнению Б.Кербелите [Кербелите 1991; Кербелите 1994], композицию сказки образуют элементарные сюжеты. Элементарный сюжет определяется наличием начальной ситуации, главной акции и конечной ситуации. Таким образом, исследовательница выделяет пять элементарных сюжетов, позволяющих классифицировать сказку.
Исследователи С.Фотино и С.Маркус [Фотино, Маркус 1985] обращают внимание на нарративные сегменты, полученные в результате операций семантического приравнивания, сокращения и объединения функций персонажей (в терминах В.Проппа) и их максимально обобщенного инвариантного представления как состояние неблагополучия, приготовления к узнаванию, узнавания и состояния благополучия. Парадигматический анализ сказочного текста был предпринят Б.Холбеком [Holbek 1987]. Исследователь, как и В.Пропп, использует функцию действующего лица. Сказка разбивается на ряд эпизодов. Эпизод определен противопоставленностью начальной и конечной ситуации, и в этом отношении он не оригинален. Нововведением является то, что эпизод определяется реализацией парных функций, представленных в виде оппозиции: " мужской/женский, молодой/взрослый, низкий/высокий (статус). Главенство парадигматического строения над синтагматическим признается в силу того, что последнее остается неизменным в последовательности функций, выполняемых персонажами, тогда как реализация разных оппозиций может составлять отличные эпизоды, при одной и той же номенклатуре функций. Исследование А.Кретова [Кретов 1994] не направлено на выделение нарративных элементов, основной задачей является рассмотрение механизмов порождающих грамматик с целью прояснения структуры сказки. Автор упрекает В.Проппа в том, что исследование структуры он проводит по языковым, а не по структурным признакам. Занимаясь рекурсивными (у В.Проппа куммулятивными) сказочными текстами, он классифицирует сказку в соответствии с тем, каким образом в них происходит наращивание структуры и выделяет следующие виды: сингулярную, цепочечную, кольцевую, ступенчатую и радиальную. Следующая группа исследований направлена на изучение мотивной структуры сказочного текста. Методической целью выступает оснащение традиционной практики этического изучения мотивики в фольклористике понятийными возможностями эмического подхода. При этом исследования -, проводятся по двум соотнесенным, но различным по своей глубине лингвистическим моделям. Модель «(мотифема/ алломотив)/ мотив». Данная разновидность модели мотива - собственно эмико-этическая модель - была предвосхищена трудами В.Я.Проппа [Пропп 1928] и теоретически разработана А.Дандесом [Dundes 1962] на основе методологии К.Л.Пайка [Pike 1954]. В этом же направлении отчасти ориентированы работы Л.Парпуловой [Парпулова 1978] и Н.Г.Черняевой [Черняева 1980]. Эта модель также соотносится с дихотомией языка и речи, но учитывает внутреннюю языковую дихотомию парадигматических и синтагматических отношений языковых единиц. Введение понятий мотифемы и алломотива является корректным именно в рамках эмико-этической модели. Мотифема отвечает парадигматическому уровню мотивики, алломотив - ее синтагматическому уровню, и оба понятия соотносятся с эмическим, т.е. собственно системным уровнем мотивики как одной из сфер повествовательного языка фольклора и литературы. Самый же мотив как этическая единица мотивики отвечает второму члену генеральной дихотомии, т.е. речи (для фольклора и литературы начало речевого акта - это начало текста). Здесь понятие мотива полностью совпадает с понятием варианта мотива в первой разновидности дихотомической теории. А.Дандес выделяет этические уровни исследования мотива, которые соответствуют эмическим уровням В.Проппа: В.Пропп - функция / вид функции / разновидность функции А.Дандес - мотифема / алломотивы / мотивы. Следствием такой оппозиции является признание двух противоречивых положений: во-первых различные мотивы могут использоваться в одной и той же мотифеме и во-вторых один и тот же мотив может использоваться в различных мотифемах. Основным выводом в работе является признание фабульной нейтрализации только на основе функционального контекста данных мотифем. В исследовании мотивной структуры Л.Парпулова прибегает к четырехчленной оппозиции: тема мотива/мотив/вариант мотива/ эпизод. Первые три члена оппозиции соответствуют уровням, выделенным А.Дандесом. Вводя четвертый элемент этического анализа - эпизод, исследователь расширяет границы анализа, переводя его от сферы сюжета до сферы текста. Н.Черняева использует оппозицию А.Дандеса, основное отличие которой состоит в том, что термины «мотив» и «алломотив» поменяли свои места. Фактически речь идет об опущении алломотивного уровня в терминах А.Дандеса.
Модель «инвариант мотива/ вариант мотива». Эта разновидность дихотомической модели мотива разрабатывалась в трудах А.Л.Бема [Бем 1918], А.И.Белецкого [Белецкий 1964], В.В.Виноградова [Виноградов 1963], а в современной научной литературе- в работах Б.Н.Путилова [Путилов 1994], Г.А.Левинтона [Левинтон 1975], Н.Д.Тамарченко [Тамарченко 1998], Ю.В.Шатина [Шатин 1995]. Эта модель объективно ориентирована на генеральную дихотомию структурной лингвистики, выражающуюся в противопоставлении языка как системы инвариантов и речи как функциональной реализации этой системы и варьирования ее элементов. Соответственно, в структуре мотива выделяется инвариант, обобщающий его структуру и семантику, и варианты, реализующие в тексте инвариант мотива в виде некоторого конкретного фабульного элемента и сюжетного смысла. Отличительной чертой данной модели является то, что в ней отсутствует алломотивный уровень в терминах А.Дандеса.
Двучленная оппозиция Б.Путилова [Путилов 1994] «мотив/алломотив» соответствует в терминологии А.Дандеса мотифеме и мотиву, тогда как Г.Левинтон [Левинтон 1975] для тех же целей использует оппозицию «мотив/сюжет».
Н.Тамарченко [Тамарченко1994] изучает мотивную структуру через оппозицию «инвариант/инвариантная форма». Из мотивов в инвариантной форме слагается схема, организующая сюжет. Исследователь приводит примеры таких инвариантных схем: «исчезновение - разлука - нахождение» для древних эпопей; «разлука - поиск - соединение» для любовных рассказов. Судя по этим примерам инвариантная форма мотива в ее трактовке близка к функции В.Проппа.
Общим для последователей В.Проппа как в изучении мотивной структуры, так и в структурном изучении повествовательного текста является то, что никакое действие не может быть началом вне истории, которую оно зачинает, что точно такое же действие может стать серединой, только если оно в каком-то рассказе формирует узел, подлежащий развязке, никакое действие, взятое само по себе, не может быть финальным и становится им только в повествовании, если завершает ход.
Информационные характеристики высказывания и способы их определения
Одной из центральных проблем семиотического исследования является проблема значения языковых выражений и их понимания теми, кто использует язык. Мы оперируем не вещами, а их именами, и строя суждения о вещах внешнего мира, мы пытаемся упорядочить их в некоторые непротиворечивые конструкции — это эквивалентно тому, что мы ищем логическое основание устройства мира вещей. С семиотических позиций лингвистика и логика могут рассматриваться как сферы исследования одного и того же предмета — способов выражения содержания, реализующихся в создаваемых в человеческой культуре знаковых системах, в том числе и естественных языках. Имеется, однако, важный пункт, позволяющий производить различие между логикой и лингвистикой: в лингвистике не фигурирует понятие истинности или ложности, в то время как в логике оно чрезвычайно существенно, поскольку язык в ней рассматривается как средство логической дедукции32.
Обе отрасли охватываются семиотикой, в частности, на уровне прагматики. На этом уровне язык изучается как средство коммуникации. Коммуникативная точка зрения на язык довольно существенна. Сущностью языка, - говорит О.Есперсен, имея в виду живые естественные языки, - является человеческая деятельность - деятельность одного индивида, направленная на передачу мыслей другому индивиду, и деятельность другого, направленная на понимание мыслей первого [Есперсен 1958, 15].
На прагматическом уровне изучения языка в полной мере учитываются результаты семантического и синтаксического анализа, причем как в лингвистике, так и в логике, в том числе результаты, касающиеся понятия истины (язык в этом случае понимается как средство познания и образования выводного знания) - но не сводятся к этому анализу. На этом уровне исследователя интересуют не только правила порождения речевых высказываний и правила преобразования выражений, но и использование языка в процессе интеллектуальной коммуникации, то есть нацеленной на осуществление актов познания и передачи мыслей и знаний.
«Язык прежде всего функционирует как средство общения. Это есть некая система для передачи какой-либо информации» [Налимов 1974, 8]. Информация является одной из основных характеристик языкового сообщения. Сложность некоторого сообщения определяется той информацией, которая необходима для его восстановления. Такая неизвестная информация получила название энтропии. Она равна мере неопределенности сообщения. При отсутствии неопределенности эта мера (энтропия) равна нулю. Энтропия складывается из оценок неопределенности отдельных выборов. Ее можно вычислить по следующей формуле [Новик 1991, 32]: В.В.Налимов утверждает, что «знаковая система становится языком только тогда, когда знаки принимаются безэнтропийно. Это одна из характеристик языка» [Налимов 1974, 81]. Но и она, как и другие характеристики языка, может получать вырожденный характер - это имеет место, например в письменной речи, когда слово выделяется шрифтом, или в разговоре, где интонация придает особую информативную ценность знаку. Таким образом, язык — это знаковая система, дающая возможность мыслительному аппарату человека работать без подвода извне неизвестной информации, необходимой для восстановления порядка, который должен был бы спонтанно нарушаться, если бы мышление было организовано так же, как организован физический мир.
Всякое слово - носитель информации, но информация также содержится и в контексте, составной частью которого является слово. Различают два типа контекста: эксплицитный, включающий все другие знаки, с которыми связано данное слово, и имплицитный, охватывающий все, что воспринимающему субъекту известно о действующих лицах, о говорящем в данный момент. Соотношение контекста и его элементов в выражении информации А.Соважо определяет следующей формулой [Соважо 1957, 228]: где Q - количество информации; Е - информативная значимость высказывания; С -информативная значимость контекста
Количество информации при переводе с одного языка на другой должно, в принципе, оставаться неизменным. Если уменьшается информация отдельных элементов высказывания (Е), то возрастает информативная значимость контекста (С), и наоборот, если Е увеличивается, доля С уменьшается.
При сравнении русского и французского языков можно заметить, что русское слово несет в себе больше информации, чем французское, уточняя различные детали идеографического или стилистического характера, связанные с данным действием или состоянием . В связи с этим в общей дозе информации контекст во французском языке играет значительно большую роль, чем в русском. Подтверждением тому может послужить высказывание В.Гака о том, что «французское слово, французская фраза связаны с контекстом и понимаются в зависимости от него. Степень связи слова с контекстом определяет автономию слова. Русское слово более автономно с точки зрения его понимания. Французское слово более автономно с точки зрения его употребления» [Гак 1966, 323]. Как видно, ни тот, ни другой язык не обходятся без контекста.
С каждым знаком связано множество смысловых значений. Можно говорить об априорной функции распределения смысловых значений знака. Это распределение может быть построено так: получатель информации имеет в своем сознании некоторые представления о возможных значениях знака, одни из них имеют большую вероятность появления, другие меньшую. Этим, в частности, объясняется тот факт, что люди могут по-разному читать знак, если одному из них не известен контекст. Тогда можно предположить, что информативная значимость контекста равна энтропии высказывания (взятой по модулю)?
Попробуем проверить справедливость постановки такого вопроса эмпирически. Принципиально любые осмысленные высказывания могут быть записаны на математическом языке, но практически это сделать трудно. Попытаемся представить текстовое сообщение как набор математических характеристик. В этой связи необходимо ввести математическое понятие информации.
Перспективы изучения сказочного материала на примере двух языков
Наличие определенного изоморфизма в родственных схемах сказок наталкивает на мысль о том, что чем глубже погружаешься в древность народов и их воззрений, тем более одинаково они начинают выглядеть. Главная проблема нашего исследования состоит в том, чтобы выяснить, есть ли у французского народа некая устойчивая структура мира и мышления, относительно не зависящая от времени и языка, при этом методологической основой выступает компаративный анализ сказочных традиций французского и русского фольклора.
Возникает вопрос: «Не лучше ли для решения этой задачи сосредоточиться на одной картине мира и дать ей более глубокое и исчерпывающее определение?».
Ответом может послужить следующее рассуждение: «Нельзя познать национальную специфику одного народа, если не обращать внимания на другие возможности видения мира. В контексте множества вариантов легче определить единственность и незаменимость рассматриваемого явления. Чтобы увидеть французский менталитет не только изнутри, но и со стороны, надо отстраниться и делать заход на другие мировоззрения. Отсюда вывод — познание других миров возможно через самопознание и наоборот. Исходя из того, что национальный склад мышления материально закреплен в словесности народа, решение данной задачи может быть сведено к изучению определенных видов текста».
Мы пытаемся познать новое через анализ языкового материала, потому что постигая словесность, мы имеем возможность через образы, характеры, конструкции достигать знания о народном мировоззрении в целом. В словесности народа несколько пластов: нижний - устное предание, фольклор, верхний — литература, письменность. Нижний пласт — это представления народа об устройстве мира, о порядке вещей, о соотношении ценностей, о пространстве и времени, о доме, о слове, о звуке и т. д. Верхний - это показатель уровня развития культуры на определенный момент времени. Сказка, являясь неотъемлемой частью народного творчества и имеющая в настоящее время письменное воплощение в виде различных сборников, соединяет оба пласта словесности и дает возможность для их полного и детального изучения, ибо ее создатель — «живая призма, ограненная народной жизнью», - вновь обращается на эту же народную жизнь и космос, в котором она протекает, и строит из этого второй мир, таким образом сказка показывает себя как «национальное устройство мира в удвоении»91. Следовательно, исследуя сказку, мы исследуем оба пласта словесности, а через них можно выявить склад мышления, пути деятельного воображения, способ представления мира в сознании.
Конечная цель исследования национальных образов мира не в том, чтобы твердо закрепить какой-то аспект видения мира за данным народом, а в том, чтобы рассмотреть многовариантность мировидения, используя в качестве точек наблюдения разные национальные мировоззрения. Таким образом, столкновение национальных образов мира, их интерференция обеспечивают взаимное опознание культур. Данное обстоятельство имплицирует использование сравнительного метода при исследовании лингвокультурной парадигмы героя французской сказки. Мы собираемся исследовать сказку двух разных народов, имеющих разные культуры и разный строй языка: у русских - синтетический, у французов -аналитический. «В русском языке человек, индивид - не твердая самостоятельность, а есть в принципе склоняемость, ориентированность из людского на чистое бытие. И эта с ним спаянность входит прямо в состав вещи и слова, а не есть внешняя связь, как в аналитических языках, где слово незыблемо, а привязки (окончания и префиксы) заменяются предлогами и подкладываются ими в различные функции и контексты. Слово человек здесь более в себе» [Гачев 1988, 370]. Интересно, что латинский термин "homo" восходит к понятию «гумуса» (почвы, праха), из которого произведен человек. В русском языке слово «человек» имеет корень «чело», то есть лоб - верхняя часть человеческого существа, приближая его тем самым к Творцу. Как видно, даже этимологические личностные характеристики человека несут разную смысловую нагрузку в зависимости от той или иной культуры. Поиск архетипов героев сказки, считающейся отражением наивной картины мира носителей данного языка, обращает исследователя к вопросу о взаимосвязи языка и мышления, о соотнесенности типа языка и особенностей национального менталитета. Хотя все люди мыслят одинаково посредством операций анализа, синтеза, индукции, дедукции и аналогии, разные этимоны одних и тех же понятий свидетельствуют о различии в ассоциативном мышлении двух народов Исследования в этом русле имеют место. Например, работа «Голованивская 1997». При рассмотрении основных мыслительных категорий во французском и русском языках, понимая под ними отражение основных, ключевых этапов мыслительной деятельности, М.К.Голованивская считает, что «замкнутый цикл мыслительного процесса образован следующими центральными понятиями: знание, мысль, идея, размышление, причина, следствие, сомнение, уверенность, цель» [Голованивская 1997, 24]. Контрастивный анализ, в основу которого были положены сочетаемость и коннотативные ассоциации этих элементов, позволил усмотреть глубокую разницу в восприятии ментальных категорий в русском и французском языках. Французское сознание более подробно членит пространство большей части понятий: русскому размышлению соответствуют: meditation и reflexion , русской причине — cause и raison; русскому следствию — effet и consequence; русской уверенности — certitude, conviction, assurance; русской цели — fin, but, objectif. За этим более дробным членением стоит особая чувствительность формы знания к двойственности мира, к его подразделению на объективное (высшее) и субъективное (человеческое), а также убеждение «в наличии непреложных, объективных законов, которым подчиняется все сущее, установление которых помогает адекватно представить себе реальность и адекватно действовать в ней» [Голованивская 1997, 221]. Иначе говоря, в сфере ментальных категорий во французском сознании царит порядок, наведенный в соответствии с определенными точными установками. «Рациональные эмоции типа уверенности и сомнения во французском языке более рациональны, в русском более эмоциональны. Таким образом, французское сознание в большей степени склонно искать точное значение, нежели русское. Мы могли бы определить французский тип сознания как рациональный, русский, скорее как интуитивный» [Голованивская 1997, 230]. Главным выводом к этой работе может послужить высказывание автора о том, что «в сфере соответствующих французских представлений, структурированных и отточенных, царит известный порядок, в сфере русских представлений, неструктурированных, отмечается упрощение картины ментальных категорий, невыделение, стяжение различного в одну категорию, что делает их более аморфными. Возможно, отчасти именно этим определяется существенное различие в поведенческих сценариях, реализуемых представителями этих двух, столь не похожих культур».
О сходствах и различиях архетипа героя в сказках двух народов
Наличие определенного изоморфизма в родственных схемах сказок наталкивает на мысль о том, что чем глубже погружаешься в древность народов и их воззрений, тем более одинаково они начинают выглядеть. Главная проблема нашего исследования состоит в том, чтобы выяснить, есть ли у французского народа некая устойчивая структура мира и мышления, относительно не зависящая от времени и языка, при этом методологической основой выступает компаративный анализ сказочных традиций французского и русского фольклора.
Возникает вопрос: «Не лучше ли для решения этой задачи сосредоточиться на одной картине мира и дать ей более глубокое и исчерпывающее определение?».
Ответом может послужить следующее рассуждение: «Нельзя познать национальную специфику одного народа, если не обращать внимания на другие возможности видения мира. В контексте множества вариантов легче определить единственность и незаменимость рассматриваемого явления. Чтобы увидеть французский менталитет не только изнутри, но и со стороны, надо отстраниться и делать заход на другие мировоззрения. Отсюда вывод — познание других миров возможно через самопознание и наоборот. Исходя из того, что национальный склад мышления материально закреплен в словесности народа, решение данной задачи может быть сведено к изучению определенных видов текста».
Мы пытаемся познать новое через анализ языкового материала, потому что постигая словесность, мы имеем возможность через образы, характеры, конструкции достигать знания о народном мировоззрении в целом. В словесности народа несколько пластов: нижний - устное предание, фольклор, верхний — литература, письменность. Нижний пласт — это представления народа об устройстве мира, о порядке вещей, о соотношении ценностей, о пространстве и времени, о доме, о слове, о звуке и т. д. Верхний - это показатель уровня развития культуры на определенный момент времени. Сказка, являясь неотъемлемой частью народного творчества и имеющая в настоящее время письменное воплощение в виде различных сборников, соединяет оба пласта словесности и дает возможность для их полного и детального изучения, ибо ее создатель — «живая призма, ограненная народной жизнью», - вновь обращается на эту же народную жизнь и космос, в котором она протекает, и строит из этого второй мир, таким образом сказка показывает себя как «национальное устройство мира в удвоении»91. Следовательно, исследуя сказку, мы исследуем оба пласта словесности, а через них можно выявить склад мышления, пути деятельного воображения, способ представления мира в сознании.
Конечная цель исследования национальных образов мира не в том, чтобы твердо закрепить какой-то аспект видения мира за данным народом, а в том, чтобы рассмотреть многовариантность мировидения, используя в качестве точек наблюдения разные национальные мировоззрения. Таким образом, столкновение национальных образов мира, их интерференция обеспечивают взаимное опознание культур. Данное обстоятельство имплицирует использование сравнительного метода при исследовании лингвокультурной парадигмы героя французской сказки. Мы собираемся исследовать сказку двух разных народов, имеющих разные культуры и разный строй языка: у русских - синтетический, у французов -аналитический. «В русском языке человек, индивид - не твердая самостоятельность, а есть в принципе склоняемость, ориентированность из людского на чистое бытие. И эта с ним спаянность входит прямо в состав вещи и слова, а не есть внешняя связь, как в аналитических языках, где слово незыблемо, а привязки (окончания и префиксы) заменяются предлогами и подкладываются ими в различные функции и контексты. Слово человек здесь более в себе» [Гачев 1988, 370]. Интересно, что латинский термин "homo" восходит к понятию «гумуса» (почвы, праха), из которого произведен человек. В русском языке слово «человек» имеет корень «чело», то есть лоб - верхняя часть человеческого существа, приближая его тем самым к Творцу. Как видно, даже этимологические личностные характеристики человека несут разную смысловую нагрузку в зависимости от той или иной культуры. Поиск архетипов героев сказки, считающейся отражением наивной картины мира носителей данного языка, обращает исследователя к вопросу о взаимосвязи языка и мышления, о соотнесенности типа языка и особенностей национального менталитета. Хотя все люди мыслят одинаково посредством операций анализа, синтеза, индукции, дедукции и аналогии, разные этимоны одних и тех же понятий свидетельствуют о различии в ассоциативном мышлении двух народов Исследования в этом русле имеют место. Например, работа «Голованивская 1997». При рассмотрении основных мыслительных категорий во французском и русском языках, понимая под ними отражение основных, ключевых этапов мыслительной деятельности, М.К.Голованивская считает, что «замкнутый цикл мыслительного процесса образован следующими центральными понятиями: знание, мысль, идея, размышление, причина, следствие, сомнение, уверенность, цель» [Голованивская 1997, 24]. Контрастивный анализ, в основу которого были положены сочетаемость и коннотативные ассоциации этих элементов, позволил усмотреть глубокую разницу в восприятии ментальных категорий в русском и французском языках. Французское сознание более подробно членит пространство большей части понятий: русскому размышлению соответствуют: meditation и reflexion , русской причине — cause и raison; русскому следствию — effet и consequence; русской уверенности — certitude, conviction, assurance; русской цели — fin, but, objectif. За этим более дробным членением стоит особая чувствительность формы знания к двойственности мира, к его подразделению на объективное (высшее) и субъективное (человеческое), а также убеждение «в наличии непреложных, объективных законов, которым подчиняется все сущее, установление которых помогает адекватно представить себе реальность и адекватно действовать в ней» [Голованивская 1997, 221]. Иначе говоря, в сфере ментальных категорий во французском сознании царит порядок, наведенный в соответствии с определенными точными установками. «Рациональные эмоции типа уверенности и сомнения во французском языке более рациональны, в русском более эмоциональны. Таким образом, французское сознание в большей степени склонно искать точное значение, нежели русское. Мы могли бы определить французский тип сознания как рациональный, русский, скорее как интуитивный» [Голованивская 1997, 230]. Главным выводом к этой работе может послужить высказывание автора о том, что «в сфере соответствующих французских представлений, структурированных и отточенных, царит известный порядок, в сфере русских представлений, неструктурированных, отмечается упрощение картины ментальных категорий, невыделение, стяжение различного в одну категорию, что делает их более аморфными. Возможно, отчасти именно этим определяется существенное различие в поведенческих сценариях, реализуемых представителями этих двух, столь не похожих культур».
