Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История становления социальных институтов призрения в России 12-88
1. Историография проблемы 12-35
2. Возникновение и развитие социальных институтов по призрению детей в России 36-72
3. Законодательная база возникновения институтов по призрению детей и включение в эту деятельность церкви 73-88
Глава 2. Государственные и церковные органы защиты детей и их деятельность в конце XIX - начале XX вв 89—163
1. Организация социальной защиты детей со стороны государства (на примере Московского воспитательного дома) и участие в этой деятельности церкви 89-103
2. Церковно-приходские школы Москвы и их деятельность в сфере образования и социальной защиты детей 103-127
3. Деятельность православных братств и сестричеств по призрению и воспитанию детей 128-146
4. Исправительные приюты и содействие церкви в воспитании детей 146-163
Заключение 164-172
Список использованных источников и литературы 173-199
Приложения 200-223
- Возникновение и развитие социальных институтов по призрению детей в России
- Законодательная база возникновения институтов по призрению детей и включение в эту деятельность церкви
- Церковно-приходские школы Москвы и их деятельность в сфере образования и социальной защиты детей
- Деятельность православных братств и сестричеств по призрению и воспитанию детей
Введение к работе
Данная диссертация представляет собой историографическое исследование развития этнографического музейного дела в России в конце XIX - начале XX в. Актуальность этой работы определяется необходимостью всестороннего и углубленного изучения истории отечественных этнографической науки и музейного дела в области этнографии народов России и зарубежных стран.
Представленный в диссертации период конца XIX - начала XX в. является важным этапом в истории этнографической науки и музеев в России, во многом определившим направления последующего развития этих общественных и культурных институтов в нашей стране. Одну из проблем науковедения составляет изучение внутренних факторов развития науки и музейного дела, выявление и анализ взаимосвязей между музеями и наукой, научным сообществом, научной периодикой. Актуальным является и исследование этих институтов в контексте политического, экономического, социального, культурного развития страны в определенный исторический период и исследование внешних факторов, воздействующих на историю науки и музейного дела. Следует также учитывать влияние, которое наука и музеи оказывают на культуру, быт, общественное сознание. Необходимо более глубоко изучить связь науки и музеев с идеологией, интеллектуальными течениями и общественными движениями, влияние государственной политики на этнографическую науку и музейное дело.
В конце XIX - начале XX в. приоритетом царской власти в России являлся курс на стабилизацию общества и экономическую модернизацию. Вместе с тем изучаемый период российской истории характеризовался нарастанием внутри- и внешнеполитических, социальных, национальных противоречий, приведшим к войнам и революциям. Интересным и актуальным представляется изучение науки и культуры, история которых отражает это сложное и драматичное время в истории нашего государства.
К концу XIX в. в России сложилась организационная структура науки, включавшая научные учреждения и организации, научные кадры, а также научную периодику как средство научной коммуникации. Характерной чертой усилившегося научно-общественного движения в России и его результатом являлись расширение научной деятельности, развитие краеведения, рост числа научных обществ и музеев различного профиля по всей стране, которые становились не только культурно-просветительными, но и научно-исследовательскими учреждениями. В XIX в. шел процесс дифференциации научных дисциплин. К концу XIX в. в России этнография оформилась как самостоятельная наука, находя свое место в ряду естественных и гуманитарных дисциплин. В конце XIX - начале XX в. научные учреждения и организации, кадры этнографов, этнографические музеи и этнографические отделы и коллекции региональных музеев, этнографическая периодика представляли тесно связанные элементы организационной структуры этнографической науки. Этнографические журналы отражали работу научных институций и представителей научного сообщества, идейный мир ученых. Периодику можно назвать одним из основных «нервов» и «продуктов» научной деятельности. В то же время она являлась «фактом» и «явлением» культуры, важным звеном, не только объединяющим ученых между собой, но и связывающим их с широкой общественностью. Научная периодическая печать представляет большую источниковедческую и историографическую ценность.
Необходимо учитывать, что в условиях отсутствия в изучаемое время в России специализированных музееведческих периодических изданий, в этнографической периодике получали отражение, помимо собственно научных проблем, также теоретические и практические вопросы работы не только этнографических музеев, но и музеев другого профиля. Этнографическая периодическая печать представляет собой один из основных историографических источников, в которых отразилось развитие этнографического музейного дела в контексте развития этнографической науки и музееведения в России в конце XIX - начале XX в.
Этнографическим музеям принадлежала основная роль в сборе, регистрации, хранении, систематизации, изучении, экспонировании, публикации, популяризации вещественных источников этнографических исследований. Этнографические музеи, этнографические коллекции и отделы местных музеев являлись вещественной базой этнографии. Этнографами разрабатывались теоретические и практические вопросы изучения культуры и быта народов России и зарубежных стран. Результаты этнографических исследований находили отражение в музеях. Музейные коллекции становились не только воплощением и итогом полевой работы, которая велась учеными под влиянием сложившихся в науке и разделяемых ими теорий и концепций, но и важным источником для научных исследований. Теоретические основы этнографического музейного дела и практика работы этнографических музеев соответствовали уровню развития этнографической науки и музееведения.
Актуальными проблемами являются также выявление роли личности в истории науки и музейного дела, исследование процесса формирования научного и музейного сообщества в России конца XIX - начала XX в. Важным и необходимым представляется изучение истории и проблем отечественного этнографического музейного дела в контексте общих тенденций развития науки, музейного дела и музееведения, включая взаимосвязи с зарубежной наукой и музееведением.
Углубленное исследование теории и практики отечественного этнографического музейного дела и науки конца Х1Х-начала XX в. позволяет ярче осветить вопросы истории российских музеев. Речь идет, прежде всего, о центральных и крупнейших этнографических музеях России. Музей антропологии и этнографии Академии наук был организован в 1879 г. Его история восходит к Кунсткамере, первому в России естественно-научному, историческому и художественному музею, основанному императором Петром I в Петербурге в 1714 г. Российский этнографический музей был основан в Петербурге как Этнографический отдел Русского музея императора Александра III в 1902 г. С 1934 г. он преобразован в самостоятельный музей -Государственный музей этнографии, в 1948 г. получил наименование Государственный музей этнографии народов СССР, с 1992 г. имеет нынешнее название - Российский этнографический музей. В Москве на основе коллекций Этнографического отделения Румянцевского музея в 1924 г. был создан Центральный музей народоведения, с 1935 г. называвшийся Государственным музеем народов СССР. В 1948 г. после закрытия музея основная часть его вещевого собрания поступила в Ленинград в собрание ГМЭ. Без детального изучения проблематики этнографического музейного дела в контексте общих процессов в науке и музейном деле России конца ХГХ-начала XX в. невозможно осмыслить дальнейшую историю науки и музеев в нашей стране, представить историю центральных и региональных музеев и коллекций на протяжении XX - начала XXI в. и их современное состояние.
Несмотря на наличие исследований по этой проблематике, в изучении вопросов истории этнографического музейного дела в России конца XIX - начала XX в. остаются значительные лакуны. Далеко не все из перечисленных проблем исследованы достаточно полно. Кроме того, некоторые из источников, позволяющих решить эти проблемы, не получили в историографии должного освещения и оценки. В частности, периодическая печать конца XIX - начала XX в. как источник по истории этнографической науки и музейного дела изучена недостаточно. Необходимы выявление, исследование, научная оценка, введение в научный оборот этих материалов, что может существенно дополнить имеющиеся знания по истории этнографической музейной теории и практики, истории музейного дела, науки, общественной мысли, культуры в нашей стране. До сих пор исследования российских научных этнографических периодических изданий конца XIX - начала XX в. как источника по истории этнографического музейного дела не проводилось. Недостаточная изученность ряда вышеперечисленных историографических проблем и источников определяет актуальность данной диссертационной работы. Выбор автором для историографического анализа в качестве основных источников специальных этнографических журналов конца Х1Х-начала XX в. - «Этнографического обозрения» (Москва, 1889-1916) и «Живой старины» (Санкт-Петербург - Петроград, 1890-1916) -объясняется тем, что в сравнении с другими историографическими источниками изучаемого периода они дают наиболее значительный по объему, тематическому и территориальному охвату материал, затрагивающий основные факты, явления, проблемы истории отечественной этнографической науки и этнографического музейного дела в России. Вместе с тем, анализ этих изданий позволяет представить развитие этнографических музеев в контексте истории музейного дела в целом.
Хронологические рамки исследования ограничиваются концом XIX - началом XX в. Этот период, примерно 1890-1910-е гг., представляет собой определенный этап в развитии этнографической науки, музейного дела, этнографической периодики в России.
В конце XIX - начале XX в. развивалась организационная структура отечественной этнографической науки. При сохранении научного интереса ко всем народам мира первостепенное внимание ученых привлекала этнография народов России. Значительно возрос интерес этнографов к материальной культуре отечественных народов (поселения и постройки, одежда, утварь, сельскохозяйственные орудия, промыслы и т.д.). Получили развитие прежние направления этнографических исследований - изучение общественных и семейных отношений, верований, народной словесности. В среде этнографов, на научных съездах обсуждались планы объединения деятельности этнографов в масштабе страны, выявилась потребность в определении предмета и задач этнографии, велись теоретические дискуссии. Возрос научный и общественный интерес к народному быту, крестьянской теме .
В изучаемый период в России значительно увеличилось число музеев разного профиля, развивалась их деятельность как научных и просветительных учреждений. Активизировалась и совершенствовалась работа ранее существовавших этнографических музеев, основывались новые этнографические музеи, этнографические отделы в местных музеях. Оживление этнографического музейного дела было тесно связано с ростом активности этнографов в изучении отечественных и зарубежных народов. В данный период наметились основные направления музейного дела, получившие развитие в послереволюционное время; музеи приобрели статус культурной нормы; музейное дело стало особой формой культурной деятельности; началась разработка основных понятий музееведения2. В среде музейных деятелей шли объединительные процессы, обсуждалась необходимость упорядочения музейной работы в стране. С 1889-1890 по 1916 гг. издавались первые отечественные научные этнографические журналы, носившие также музееведческий характер («Этнографическое обозрение» и «Живая старина»). Публикации на страницах этих изданий отразили основные вехи истории этнографической науки в России. Само появление специальной этнографической периодики было вызвано новым уровнем развития науки. Происходил количественный и качественный рост этнографических исследований разных сторон культуры отечественных и зарубежных народов. Организация таких журналов, как «Этнографическое обозрение» и «Живая старина», расширяла возможность публикации научных материалов и стимулировала развитие этнографии. Количественные и качественные изменения в этнографическом музейном деле также получили отражение в этнографической периодике. Даты начала и прекращения выхода указанных изданий, являющихся основными источниками предпринятого в диссертации исследования, установлены автором в качестве формальных хронологических рамок работы.
В конце XIX - начале XX в. появились и другие периодические издания научного и музееведческого направления (например, «Старые годы», СПб. - Пг., 1907-1916). Указанный период в среде представителей этнографической науки и музейного дела ознаменовался осознанием необходимости обобщения теории и практики, определения итогов и перспектив этнографической научной и музейной деятельности в России, проведения ряда организационных мер, направленных на их развитие. Этот процесс получил отражение в историографических источниках изучаемого периода. В ряде случаев в целях более полного раскрытия темы диссертации автором привлекались материалы, относящиеся к более раннему и более позднему времени, которые отражают предысторию отдельных фактов и явлений и позволяют обозначить тенденции их развития.
Цель и задачи исследования обусловлены его историографическим характером. Целью работы является изучение истории развития этнографического музейного дела в России в конце XIX - начале XX в. через призму публикаций в этнографической периодической печати указанного периода. В связи с этим в диссертации поставлены следующие задачи:
- дать обзор материалов по истории этнографического музейного дела,
опубликованных в российской периодической этнографической печати конца XIX начала XX в.;
- проанализировать темы, проблемы, теоретические и практические вопросы
этнографического музейного дела, затронутые в российской периодической
этнографической печати в указанный период; - рассмотреть теоретические и практические вопросы этнографического
музейного дела в связи с историей этнографической науки;
- охарактеризовать место этнографического музейного дела в контексте развития
музейного дела в России в конце XIX - начале XX в.
Методологической основой исследования является историко-системный подход, позволяющий представить историю этнографического музейного дела в России в конце XIX - начале XX в. в русле истории этнографической науки и музейного дела, связанных с экономическим, социальным, культурным развитием страны в данный период.
В качестве основных источников в диссертации использовались материалы научных этнографических периодических изданий «Этнографическое обозрение» (далее - «ЭО») и «Живая старина» (далее - «ЖС»). Эти журналы представляют собой печатные органы, соответственно, Этнографического отдела Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (далее - ИОЛЕАЭ) при Московском университете и Отделения этнографии Императорского Русского географического общества (далее - ИРГО). Эти научные общества являлись ведущими центрами этнографических исследований в России во второй половине XIX - начале XX в.
В работе использовались периодические и повременные издания музеев, научных обществ, учреждений и организаций, монографии и другие опубликованные источники, относящиеся к изучаемому периоду и касающиеся вопросов этнографического музейного дела. Среди них отчеты и научные издания Музея антропологии и этнографии (далее -МАЭ), Этнографического отдела Русского музея (далее - ЭОРМ), Дашковского этнографического музея и Отделения иностранной этнографии (входили в состав Этнографического отделения Румянцевского музея), Музея прикладных знаний (Политехнического), Исторического и ряда других музеев. Привлекались публикации «Журнала министерства народного просвещения», журнала «Землеведение», «Русского антропологического журнала» и др.
Важным источником исследования является историко-искусствоведческий и музееведческий журнал «Старые годы» (далее - «СГ»), материалы которого позволяют рассмотреть развитие этнографического музейного дела в русле общих тенденций музейного дела в России в начале XX в.
Для выявления предыстории ряда проблем привлекались публикации второй половины XIX в., относящиеся к музейному делу в области этнографии. Также важные материалы, позволяющие проанализировать тенденции развития этнографического музейного дела в нашей стране в контексте истории музейного дела, этнографической науки и краеведения в послереволюционный период, содержатся в научных и музееведческих периодических изданиях 1920-х гг.: «Казанский музейный вестник», «Музей», «Этнография», «Краеведение» и других историографических источниках.
В диссертации широко используются архивные источники. Эти материалы позволяют глубже осветить ряд рассматриваемых в работе проблем, выявить некоторые малоизвестные факты, явления, идеи в истории этнографической науки и музейного дела. Большую ценность представляют документы, отражающие деятельность ИОЛЕАЭ, его Этнографического отдела, отдельных членов Общества в области этнографического музейного дела и этнографической науки, а также освещающие издание журнала «Этнографическое обозрение». К ним относятся фонд ИОЛЕАЭ и личный фонд видного этнографа, музееведа, организатора науки и музейного дела В.В.Богданова (1868-1949), хранящиеся в Научном архиве Института этнологии и антропологии Российской Академии наук (ИЭА РАН). Фонд В.В.Богданова содержит относящиеся к первой половине XX в. источники по истории этнографической работы музеев, научных обществ (ОЛЕАЭ и других) и их сотрудников, биографические сведения и документы по научно- и музейно-организационной деятельности фондообразователя, научные работы В.В.Богданова по музееведению, различным этнографическим темам и многое другое. В диссертационном исследовании привлечены материалы Всероссийской этнографической выставки 1867 г. и Политехнического музея (ф. 227) и ИОЛЕАЭ (ф. 455), хранящиеся в Центральном историческом архиве Москвы.
Для освещения деятельности Отделения этнографии ИРГО и Академии наук, отдельных их сотрудников в области этнографического музейного дела и этнографической науки, а также по изданию «Живой старины», использованы материалы архивов Санкт-Петербурга. Исследованы документы Отделения этнографии ИРГО в Архиве Русского географического общества (ф. 1). Изучались личные фонды видных деятелей отечественной этнографии В.И.Ламанского (1833-1914) (ф. 35), С.Ф.Ольденбурга (1863-1934) (ф. 208), А.А.Шахматова (1864-1920) (ф. 134), Э.К.Пекарского (1858-1934) (ф. 202), В.В.Радлова (1837-1918) (ф. 177), А.Н.Самойловича (1880-1938) (ф. 782), хранящиеся в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН.
В работе привлечены хранящиеся в Архиве Российского этнографического музея документы по истории ЭОРМ, материалы видных деятелей этнографической науки Д.А.Клеменца (1848-1914), В.И.Ламанского, Ф.К.Волкова (1847-1918), А.А.Миллера (1875-1935), Б.Ф.Адлера (1874-1942) по этнографическому музейному делу и музееведению (ф. 1). В Архиве РЭМ имеются документы Дашковского этнографического музея и созданного на его основе Центрального музея народоведения, а затем Государственного музея народов СССР (ф. 5). Важную роль в исследовании сыграли архивные материалы, освещающие научное творчество видного ученого и музееведа Н.М.Могилянского (1871-1933), находящиеся в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН (в составе фондов 202, 134, 208) и в Архиве РЭМ (ф. 1). Они характеризуют теоретическую и практическую работу ученого в области этнографии и музейного дела, его деятельность в ЭОРМ и в Отделении этнографии ИРГО.
Автором использовались собственные полевые этнографические и музееведческие наблюдения и материалы, собранные в ходе экспедиций в Вологодскую обл. (2002 г.), Тамбовскую и Рязанскую обл. (2003 г.), Архангельскую обл. и Республику Карелию (2004 г.), Московскую и Ленинградскую обл. (2005 г.). Диссертантка имела возможность познакомиться с работой центральных этнографических музеев России (РЭМ, МАЭ РАН) и многих региональных музеев, хранящих этнографические коллекции. В частности, Тамбовского областного краеведческого музея; Вологодского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника, Архитектурно-этнографического музея Вологодской области в д. Семенково, Сямженского районного краеведческого музея, Вологодская обл.; Каргопольского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника, Архангельского музея деревянного зодчества и народного искусства в д. Малые Корелы; Вепсского этнографического музея в пос. Шелтозеро, Олонецкого национального музея карелов-ливвиков, Карелия; Талдомского историко-литературного музея, Егорьевского историко-художественного музея, Московская обл.; Кингисеппского историко-краеведческого музея, Ленинградская обл. Специальные командировки были предприняты автором в 2001 и 2005 гг. с целью изучения коллекционных описей, системы учета и хранения этнографических коллекций РЭМ и МАЭ. При написании диссертации использован опыт работы автора в Этнографическом кабинете-музее имени Н.Н.Чебоксарова ИЭА РАН.
Литература по истории этнографического музейного дела в России конца XIX -начала XX в. должна изучаться с учетом исследований по истории науки и культуры. В ряде публикаций эти проблемы рассматриваются комплексно. Укажем наиболее значимые труды.
С рубежа 1910-1920-х гг. появляются работы, посвященные оценке предшествующего этапа развития отечественного музейного дела. В послереволюционных публикациях прежний, дореволюционный период музейного дела противопоставлялся текущему новому этапу культуры и науки в советском государстве, обращалось внимание на связь музеев с краеведческим движением в стране, освещалась история и текущая работа этнографических музеев. В целом, в литературе советского периода встречаются негативные оценки состояния и уровня развития науки и музейного дела, недооценка опыта научного и музейного строительства, обезличешюсть этого процесса, умаление достижений отечественных ученых и музейных деятелей дооктябрьской эпохи.
В послевоенный период выходили «Очерки истории музейного дела в России» и «Очерки истории музейного дела в СССР» (7 выпусков, М., 1957-1971) и другие издания Научно-исследовательского института музееведения (с 1968 г. - НИИ культуры, с 1992 г. - Российский институт культурологии), содержавшие статьи по истории музеев разного профиля в дореволюционное и советское время4. Следует указать также ряд крупных обобщающих трудов по истории отечественных музеев и музееведческой мысли, подготовленных за последнее время сотрудниками Российского института культурологии, являющегося научно-исследовательским и научно-методическим центром в области музееведения .
Необходимо отметить труды Т.В.Станюкович по истории этнографических музеев в русле развития отечественной этнографической науки в XVIII-XX вв.6. В монографии «Этнографическая наука и музеи» Т.В.Станюкович рассмотрела историю этнографической науки, музейного дела в России в целом и этнографических музеев в частности в связи с историей Кунсткамеры и основанных на ее базе Этнографического и Анатомического музеев АН (1836), а затем Музея антропологии и этнографии. Период истории МАЭ с 1879 по 1917 гг. представлен автором как новый, более высокий, по сравнению с предыдущим, этап развития этнографической науки, который нашел отражение во всех сферах научной, научно-организационной, научно-популяризаторской работы музея. Развитие МАЭ после 1917 года в труде Т.В.Станюкович рассматривается в русле истории советской этнографической науки.
В монографии С.А.Токарева по истории отечественной этнографической науки годы с 1890 по 1917 - эпоха империализма и революционного рабочего движения -выделены как последний этап дореволюционной русской этнографии, при этом справедливо замечено, что резких граней между периодами развития науки не было. История этнографии, по С.А.Токареву, составляя часть общего процесса научной жизни и культуры в целом, является производной от социально-экономического и политического развития страны. Вместе с тем, в истории идей действуют и свои собственные закономерности. Усиление научного и общественного интереса к народному быту, материальной культуре, развитие стационарно-краеведческих и экспедиционных исследований, появление и рост числа этнографических музеев, этнографических периодических и серийных изданий автор указал среди характерных черт этого времени. В частности, усиление деятельности этнографических музеев и начало издания специальных этнографических журналов с 1890-х гг. С.А.Токарев обоснованно считал показателями роста этнографической науки и повышения общественного интереса к ней7.
Значительную важность представляют относящиеся к более позднему времени работы С.А.Токарева, Ю.В.Бромлея, К.В.Чистова, Г.Е.Маркова, затрагивающие историю русской и зарубежной этнографии . В разные годы появлялись труды, посвященные
"9 « 10
вопросам организации отечественной науки, истории научной интеллигенции , научной, художественной и другой периодики XIX - начала XX в.11. Ряд статей посвящен истории этнографической периодической печати12. Изучалась работа научных обществ, проводивших этнографические исследования13. В статье Р.С.Липец и Т.С.Макашиной рассказывается о разных сторонах деятельности ОЛЕАЭ, в частности в области музейного дела и по изданию «Этнографического обозрения»14. В монографиях Т.Д.Соловей по истории отечественной этнологии затрагивается, в частности, важный период в развитии науки - рубеж XIX - XX вв. Большое внимание автор уделяет системе организации этнологии, рассматривает функционирование периодики и музеев в структуре науки .
Возникновение и развитие социальных институтов по призрению детей в России
Сиротство как общественное явление имеет многовековую историю. Судьба детей-сирот издавна решалась на Руси путем так называемого призрения. С этим понятием ассоциировалось, прежде всего, устройство подкидышей, незаконнорожденных. Видение, оказание внимания, милости, забота, присмотр, покровительство, попечение - вот основные составляющие понятия «призрение». Можно выделить несколько этапов становления и развития социального призрения детей в России.
1 этап - этап зарождения социальной помощи, призрения в древних славянских общинах. Этому мы находим подтверждение в этнографических материалах. Внутри родовой общины имело место так называемое «прийма чество»1 - усыновление. «Приймать в семью сироту», как правило, могли люди позднего возраста, когда им становилось трудно справляться с хозяйст вом или когда у них не было наследников. Принятый в семью должен был почитать своих новых родителей, вести хозяйство и т. д. Другой формой поддержки сироты была общинная, мирская помощь, когда ребенок переходил из дома в дом на кормление. Сироте могли также назначать «общественных» родителей, которые брали его на свой прокорм. Таким образом, в древнейший период славянской истории зародились такие формы помощи и поддержки, которые в дальнейшем стали основой для христианской модели помощи и поддержки нуждающимся детям.
2 этап. Идея призрения детей-сирот развивалась в дальнейшем на Руси с принятием христианства и в период оформления феодального строя с 988 г. Создавшаяся культурно-историческая ситуация потребовала иных форм поддержки и защиты нуждающихся детей.
Основные тенденции помощи в этот период времени были связаны с княжеской защитой и попечительством, которые в своем развитии претерпевают как бы два периода своего становления. Первый связан с распространением христианства в Киевской Руси, который условно обозначается с периода крещения Владимира I и второй половины XII в. - образования удельных княжеств и распространения христианства на окраинах восточнославянских земель.
Забота о сиротах в те времена сводилась, в основном, к подаче милостыни и кормлению сирот и рассматривалась как «богоугодная акция»1. Часть беспризорных детей находила приют в монастырях, но основная масса устраивалась среди населения, в частных домах и использовалась в качестве вспомогательной бесплатной рабочей силы2. После крещения на Руси церковь постепенно начинает брать на себя то, что раньше регулировалось обычным правом. Начинает приобретать все большее распространение христианская семейная мораль.
Первые упоминания о призрении можно найти в «Повести временных лет». Князь Владимир повелевает: «...всякому нищему и убогому приходить на княжеский двор и взимати всякому потребу, питье и кушанье, и из казны деньги»3. В 996 г. он поручает общественное призрение, куда входила и помощь сиротам, попечению и надзору духовенства. Заботился он о прокормлении сирот и сам, раздавая убогим, странникам, сиротам великую милостыню .
Также, в церковном уставе 996 г. упоминается об обязанностях духовенства по надзору и попечению за призрением бедных, причем на содержание церквей, монастырей, больниц, детских приютов была определена «десятина», то есть десятая часть от поступления хлеба, скота, судебных пошлин и т. д.5. Само же духовенство было освобождено от различных платежей и сборов, следовательно, в его руках в то время находились весьма значительные средства для призрения и защиты неимущих. Во времена «Русской правды» (1072 г.), основносо закона древнерусского государства, заботу о сиротах проявляли князь Ярослав Мудрый и его сыновья (Ярославичи). Великий князь Ярослав учредил училище для сирот, где призревались и обучались на его средства 300 юношей1. «Русская правда» является первой социальной программой, определившей дальнейшее законотворчество на Руси
Второй период - со второй половины XII в. по XVII в. включительно, когда благотворительные функции князя постепенно сливаются с монастыр-ско-церковными формами призрения. Благотворительность ставится под покровительство церкви и духовенства.
Особенную заботу о сиротах проявил внук Ярослава Мудрого - князь Владимир Мономах (1053-1125), который оставил замечательный литературно-педагогический памятник XII в. «Поучение Владимира Мономаха детям», в котором он писал: «Всего же паче убогих не забивайте, но... по силе кормите, снабдите сироту» . Большое внимание он уделял религиозному воспитанию детей-сирот, любви к ближнему, формированию нравственных качеств, соответствующих христианской морали и канонам Русской Православной церкви.
В те времена, когда еще не существовало единого государства Российского, призрение детей-сирот было частным делом князей, либо возлагалось княжеским государством на церковь. Но в любом случае оно осуществлялось из религиозных, моральных побуждений, рассматривалось как богоугодная акция . Поговорка того времени гласила: «Не постись, не молись, а призри сироту». В России среди монастырей и крупных храмов не было таких, которые не содержали бы больницы, богадельни или приюты.
Законодательная база возникновения институтов по призрению детей и включение в эту деятельность церкви
Благотворительность, как и любая социально значимая деятельность, нуждается в четкой правовой регламентации, эффективность такой деятельности во многом зависит от соответствующего законодательства. Одним из основных направлений социальной деятельности государства является деятельность по организации социальной помощи нуждающимся слоям населения.
В Российской империи государственная система социального обеспечения населения, в частности и детей, функционировала не в полной мере. Ее функции, в определенной степени, выполняла система общественного призрения, построенная на благотворительности, под которой понималась добровольная деятельность общественных организаций, церкви и частных лиц, направленная на оказание помощи нуждающимся. Такая система не могла в полной мере заменить государственную социальную защиту населения, она не в состоянии была решить проблему бедности, но способна была в той или иной мере смягчить ее социальные последствия.
К концу XIX - началу XX в. в России была сформирована система государственно-общественного призрения, благотворительности, которая опиралась на российское законодательство, отражавшее политику самодержавия в этом вопросе, практику взаимоотношения властей с благотворительными организациями. Наибольшее число статей, касающихся общественного призрения, было сгруппировано в т. 13 «Свода законов Российской империи»1.
Большое значение в области регулирования деятельности по призрению детей имели также некоторые статьи, помещенные в 14 т. и вошедшие в «Устав о предупреждении и пресечении преступлений»2, а также в «Положении о губернских и уездных земских учреждений» (12 июня 1890 г.)3 и в «Городовое Положение» (11 июня 1892 г.). Данные положения определяли объем деятельности в области общественного призрения, которой занимались земства и городские учреждения1. Вопросы деятельности частных и общественных благотворительных учреждений регулировались гражданским законодательством2, определяющим порядок приема пожертвований с благотворительной целью, правила распоряжения пожертвованным имуществом в тех случаях, когда не представлялось возможным выполнить завещание жертвователя.
До середины XIX в. важную роль в оказании социальной помощи населению играли Приказы общественного призрения. В соответствии с Учреждением о губерниях 1775 г., в их ведении находились больницы, дома, для умалишенных, богадельни, сиротские и воспитательные дома, фельдшерские школы . Приказы общественного призрения не являлись непрерывно действующими органами. В основном по причине недостатка финансового обеспечения, деятельность приказов общественного призрения носила во многом декларативный, номинальный характер и фактически не отразилась на численности нуждающихся, бедных и нищих.
Большие возможности для развития общественного призрения после отмены крепостного права открывало упразднение Приказов общественного призрения4, введение земского5 и городского самоуправления. Происходит активный рост общественно-благотворительных организаций, активизируется деятельность частных лиц в оказании социальной помощи населению6, появляются новые принципы социальной работы7. Реформы дали толчок бурному развитию благотворительных учреждений. В 1891-1899 гг. было создано свыше половины (53%) всех благотворительных обществ, возникших в стране с 40-х годов XIX в. К началу XX в. в Российской империи насчитывалось уже более 11 тыс. благотворительных учреждений (4.762 благотворительных общества и 6.278 благотворительных заведений)1. На каждые 100 тыс. населения приходилось 6 благотворительных учреждений2. В 1898 г. (за один год) благотворительной помощью пользовались: в Москве - 105.158 человек, в остальной России - 952.182 человек3. Что касается церковного участия в благотворительной деятельности, то в 1901 г. в стране насчитывалось 2 013 богаделен, в которых призревалось 83.958 человек. Общее число жителей России, воспользовавшихся помощью благотворительных заведений, в начале XX в. превысило 1 млн. человек, что выразилось в сумме свыше 500 млн. руб.4. Но, несмотря на предпринимаемые усилия, деятельность данной системы была недостаточно эффективной, число нищих, несмотря на рост благотворительных обществ и заведений, не уменьшалось.
Большое значение в деле призрения и благотворительности занимало Министерство внутренних дел. В Уставе об общественном призрении подчеркивалось, что «...главное заведывание делами общественного призрения принадлежит к предметам ведомства Министерства внутренних дел»5. Это было связано с тем, что Министерству внутренних дел было разрешено утверждать уставы частных и благотворительных обществ и заведений. Заведование общественным призрением в губерниях и уездах поручалось земским учреждениям6. Для земских и городских благотворительных учреждений была четко обозначена суть управления общественным призрением и определены две цели1:
- ведение дел по управлению благотворительными капиталами и имуществом;
- ведение дела, собственно к призрению относящегося. Содержание этой деятельности выражалось в создании и управлении богоугодными и общественными заведениями - сиротскими и воспитательными домами, больницами, домами для призрения умалишенных, богадельнями и работными домами «для прокормления неимущих работой».
Земские учреждения и городские управления на равных началах должны были осуществлять попечение о призрении бедных, заботиться о прекращении нищенства в городах, устраивать в них благотворительные и лечебные учреждения. К недвижимому имуществу учреждений общественного призрения относились разные здания, фабрики, заводы, хозяйственные заведения и земли, учрежденные под их ведением богоугодные заведения, пожалованные от правительства и от частных лиц или самими ими устроенные. Капиталы общественного призрения, выраженные в билетах комиссии погашения государственных долгов, а также в облигациях главного общества железных дорог, по Уставу, составляли неприкосновенный фонд общественного призрения. Проценты с этих капиталов могли быть использованы только на благотворительные цели и на содержание земских богоугодных заведений. В другие ценные, процентные бумаги эти капиталы могли быть обращены только с разрешения Министерства внутренних дел2.
Церковно-приходские школы Москвы и их деятельность в сфере образования и социальной защиты детей
Учебно-воспитательная система учебного заведения любого типа является основополагающей составляющей его деятельности и имеет огромное значение для реализации целей образования. Основной целью начальной школы является предоставление ребенку первоначальных знаний и его воспитание в духе тех задач, которые ставит государство перед школой. На рубеже ХІХ-ХХ вв. начальные учебные заведения России ставили цель нравственного развития детей. Конечная цель обучения должна была сливаться с общим направлением воспитания, определяемым верховюой властью: приведение учащихся к «человеческому совершенству, идеалом которого является носимый человеком образ Божий...»1. Тем самым осуществлялась подготовка учащихся к осуществлению своего призвания в жизни: стать истинным христианином, достойным членом семьи, общества и государства. В этом аспекте развития личности, особая роль должна была отводиться воспитанию веры в сердце ребенка.
Обычай обучать грамоте детей существовал во многих монастырях с давних пор . Учебные заведения, существовали при женских монастырях, церквях и подразделялись на школы для крестьянских детей (как для девочек, так и для детей обоего пола), приюты, училища и церковно-учительские школы.
В России на рубеже XIX-XX вв. большую роль в воспитании детей играли именно церковно-приходские школы, которые являлись исторически древнейшей русской школой, поддерживающей грамотность в русском народе со времени введения на Руси христианства. Впервые «Правила о церков-но-приходских школах» были утверждены 13 июня 1884 г. с распространением их на все открываемые православным духовенством начальные народные школы России. По закону, церковно-приходские школы (одноклассные, двухклассные, второклассные) и школы грамоты были сосредоточены в духовном ведомстве. Как отмечалось в определении Св. Синода от 12 июня -12 июля 1884 г., указанным документом монарх подтверждал обязанность духовенства просвещать народ «...в истинах православной веры и правилах благочестия»3.
Само название школ указывало на их основной характер - церковность, тесную связь с духовенством. «Церковно-приходские школы, - отмечается в «Положения», - нераздельно с церковью должны внушать детям любовь к церкви и богослужению, дабы посещение церкви и участие в богослужении сделалось навыком и потребностью сердца учащихся»1. Причем, чем раньше подобное восприятие начнется, тем прочнее будет фундамент его будущей духовной жизни.
Духовные иерархи подчеркивали, что церковность, составляя основу народного духа, определила христианское взаимное отношение верховной власти и народа, где государь есть благопопечительный отец, а сам народ -его дети2, то есть то, что принято называть «самодержавием». Поэтому цер-ковно-приходская школа, неся в себе дух церковности, должна была не просто охранять заветы православной церкви, на нее была возложена задача по сохранению сокровищ народного духа и основ русской государственности. Данная направленность была четко обозначена в 1 «Положения»: «...школы сии имеют целью утверждать в народе православное учение веры и нравственности христианской и сообщать первоначальные полезные знания»3. Это, по представлению верховной власти, должно было составить прочный фундамент всей будущей жизни ребенка и создать в его лице надежную опору Российской империи.
Двадцать три статьи «Положения» 1884 г. регламентировали статус данных учебных заведений, порядок их открытия и закрытия, сроки обучения, преподаваемые предметы, учительский состав, подчиненность, льготы выпускникам школ. Управление церковно-приходскими школами осуществлялось Св. Синодом. В дальнейшем «Положение об управлении школами церковно-приходскими и грамоты ведомства православного исповедания», утвержденное 26 февраля 1896 г., распространило данную функцию на Синодальный училищный совет1. Для сбора и обработки статистических сведений по народному образованию при Синодальном Училищном совете с 26 февраля 1896 г. был учрежден Статистический отдел. В нем сосредоточивались отчеты и количественные данные о церковных школах за все время их существования. Непосредственное руководство церковно-школьным делом осуществляла инспекция, созданная в 1896 г., во главе которой стоял наблюдатель с двумя помощниками. Основное направление деятельности инспекции было обращено на введение в церковно-приходских школах новых методов преподавания, контроль над регулярностью проведения занятий в школах и правильным воспитанием детей, оказание всесторонней помощи учителям.
Деятельность православных братств и сестричеств по призрению и воспитанию детей
Церковно-общественная благотворительность - наиболее организованный вид общественной деятельности в России прошлых столетий. Самая массовая, самая человеколюбивая была именно церковно-общественная благотворительность. И здесь очевидна многогранная деятельность монастырей, церкви, духовенства - как первых утешителей страждущих во всех горестях и невзгодах.
Важную роль в общественной жизни России в XIX в. сыграли православные братства, создание которых поддерживалось государством. Возрождение традиций их деятельности стало возможным после отмены крепостного права.
В апреле 1864 г. Особое присутствие обсудило составленный статс-секретарем, членом Государственного Совета П. А. Валуевым и генерал-лейтенантом А. П. Ахматовым проект основных правил о православных церковных братствах. В результате обсуждения и доработки Положение о братствах приняло тот вид, в котором оно вышло в свет 8 мая 1864 г. Согласно данному положению, «...православными церковными братствами именуются общества, составляющиеся из православных лиц разного звания и состояния, дли служении нуждам и пользам православной церкви, для противодействия посягательствам на их права со стороны иноверцев и раскольников, для дел христианской благотворительности и для распространения и утверждения духовного просвещения»].
Братства могли учреждаться при церквах и монастырях с благословения епархиального архиерея. Каждое братство имело свой устав и действовало только в пределах этого устава. Необходимо выделить два момента, которые определили всю деятельность братств. Во-первых, они являлись всесословными учреждениями, то есть доступными как для духовенства, так и для дворянства, купечества и даже крестьянства. Во-вторыхр православные братства могли ставить перед собой самые разнообразные задачи, но никто не обязывал их преследовать сразу несколько целей. Они имели право зафиксировать в своем уставе лишь один или два вида деятельности и работать в этом направлении. Таким образом, Положение не сковывало инициативу братств, выбиравших для себя те задачи, которые считали наиболее актуальными для той или иной епархии.
Принятие данного законодательного акта оказало значительное влияние на рост числа братств. После выхода Положения 1864 г. деятельность православных братств значительно активизировалась. К 1 января 1893 г. в пределах империи насчитывалось 159 братств, из них 150 в европейской части России, 3 - на Кавказе и 6 - в азиатской части страны. Число «братчиков» превышало 37 тыс. человек, годовой оборот составлял более 800 тыс. руб. в приходе и почти 600 тыс. руб. в расходе1. Действительно, в конце XIX в. исследователи отмечали значительное оживление и развитие в деятельности церковно-приходских учреждений. «Это оживление обнаруживается как в увеличении численности действующих теперь церковно-приходских учреждений, так и в увеличении их материальных средств и в улучшении самой постановки действования названных учреждений»2. Численность их не уменьшалась вплоть до начала Октябрьской революции .
Все братства и церковные попечительства, образованные в то время, можно разделить на четыре группы по направлениям их деятельности:
- религиозно-просветительские;
- миссионерские (противораскольничьи, противосектанские);
- благотворительные (в их ведении были различные детские приюты, богадельни, столовые для бедных);
- церковно-благоустроительные (заботились о благолепии, благоустройстве, реставрации старых и построении новых храмов).
Несмотря на то, что развитие православных братств шло по нескольким руслам и было процессом довольно сложным и противоречивым, тем не менее, уставные положения братств не выходили за рамки общепринятых цер-ковно-государственных законоположений, регулирующих организацию братств. В частности, признавался следующий иерархический принцип: православные братства представляют свои уставы с благословения епископа на утверждение губернских светских властей, на тех основаниях, что и различные союзы и общества.
Уставы возрождавшихся церковных братств и обществ утверждались духовной властью в лице митрополита и светской - в лице Министра внутренних дел при непосредственной поддержке правящего монарха Устав и положение по своей организационной основе сближало церковные приходы с местными органами самоуправления.
Основными задачами братств были: борьба с раскольниками и сектантами посредством миссионерской работы; защита православной церкви от пропаганды иных вероисповеданий; основание школ с целью православного воспитания; помощь в строительстве церковных зданий и внутреннем убранстве церквей; благотворительная деятельность; материальное обеспечение духовенства. «Основные правила» открывали для братств более широкое поле деятельности, чем для приходских попечительств.
Одной из основных задач их деятельности было оказание помощи всем истинно бедным людям, сиротам, беспомощным, престарелым, увечным, больным и всем тем, кто не мог себя содержать и обеспечить пропитание. С этой целью в приходах обустраивались разного рода богоугодные учреждения: приюты, странноприимные и сиропитательные дома, больницы, школы, типографии и др., с изысканием средств на их содержание, оказывалась материальная, вещественная, продуктовая помощь.
