Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление евразийской концепции государственного устройства России 20
1.1 Предпосылки создания евразийской концепции государства 20
1.2 Эволюция евразийских взглядов на государственное устройство России 35
1.3 Идейная борьба 20-х гг. вокруг евразийской концепции государства 54
Глава 2. Евразийская концепция государственного устройства России 66
2.1. Евразийская критика европейского государственного устройства 66
2.2. Историческая и геополитическая специфика формирования российской государственности 81
2.3. Роль религии в становлении российской государственности 98
Глава 3. Этапы формирования Российского государства 110
3.1. Древнерусское государство и роль монголо-татарского ига в становлении российской государственности 110
3.2. Московское царство и евразийская концепция «Государства Правды» 124
3.3. Имперский период и евразийская концепция «идеократического государства» 138
Заключение 153
Библиографический список использованной литературы 160
- Эволюция евразийских взглядов на государственное устройство России
- Идейная борьба 20-х гг. вокруг евразийской концепции государства
- Историческая и геополитическая специфика формирования российской государственности
- Московское царство и евразийская концепция «Государства Правды»
Эволюция евразийских взглядов на государственное устройство России
Современные исследователи евразийского движения также не оставляют без внимания проблему выяснения корней евразийского мировоззрения10. Изучение корней евразийской концепции государственного устройства России и в целом взглядов евразийцев на государство как политический институт, позволил выявить и обосновать целесообразность использования двух направлений анализа: во-первых, взгляд на евразийство как на один из вариантов развития русской идеи; во-вторых, анализ корней евразийского геополитического мышления с позиций детерминизма в их концепции географического фактора над всеми другими факторами, влияющими на формирование и развития Российского государства.
Если рассматривать евразийство, как один из вариантов развития русской идеи, то в таком случае к корням евразийства могут быть причислены историко-философские взгляды, связанные с представлением о России как особом культурно-историческом мире.
Следует отметить, что евразийцы, обосновывая свою концепцию государственного устройства России, не столько претендовали на ее оригинальность, сколько пытались подчеркнуть ее преемственность с общим развитием отечественной философско-исторической мысли. Характерным примером может служить следующее высказывание П. Н. Савицкого: «Определяя русскую культуру как «евразийскую» евразийцы выступают как осознователи русского культурного своеобразия. В этом отношении они имеют еще больше предшественников, чем в своих чисто-географических определениях»11.
По мнению самих теоретиков евразийского движения, самым отдаленным во времени источником, оказавшим влияние на становление евразийской концепции, являются «Послания старца Филофея к великому князю Василию» (первая треть XVI века): «...Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, и это — российское царство: ибо два
Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать» . Сформулированная и обоснованная в послании инока Филофея (ок. 1465-1542) идеологема возникла как своего рода историософская модель возможного и ожидаемого развития России, при этом не только в контексте отечественной истории, но и европейской общественной мысли13. Славянофилам, а затем и евразийцам, импонировала обоснованная в «Послания Филофея» идея высокого предназначения России. Об этом прямо говорит в работе «Евразийцы» П. Н. Савицкий: «В более широком смысле к этой же традиции [осознание русского культурного своеобразия — дисс] должен быть причислен ряд произведений старо русской письменности, наиболее древние из которых относятся к концу XV — началу XVI века. Когда падение Царьграда (1453 г.) обострило в русских сознание их роли как защитников Православия и продолжателей византийского культурного преемства, в России родились идеи, которые в некотором смысле могут почитаться предшественницами славянофильских, и евразийских» 4.
В начале XIX века «евразийские» мотивы прозвучали в творчестве Н. М. Карамзина (1766-1826). В своей работе «Записки о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» (1811, опубликована: 1861, Берлин) Н. М. Карамзин писал, что Россия: «во глубине Севера, возвысив главу свою между азиатскими и европейскими царствами, она представляла в своем гражданском образе черты сих обеих частей мира: смесь древних восточных нравов, принесенных славянами в Европу и подновленных, так сказать, нашею долговременную связью с монголами, — византийских, заимствованных россиянами вместе с христианскую верою, и некоторых германских, сообщенных им варягами»15.
Н. М. Карамзин первый выдвинул тезис о том, что татаро-монгольское иго было не только катастрофой, но и неким положительным началом для Руси. С его точки зрения, татары сообщили русским мощную централизованную государственность, которая вывела страну из многих исторических бед; дали связь и крепление огромным пространствам. Значительно позднее евразийцами был усилен акцент на близость народов вне контекста их исторического противостояния и на общность их исторических судеб. В частности, этой проблемой занимался Г. В. Вернадский16.
Однако следует иметь в виду, что для Н. М. Карамзина, человека екатерининского времени, «византийские» и «восточные» начала, подмеченные им в русской истории, являлись прошлым, искорененным петровскими преобразованиями.
Один из участников евразийского движения русский философ В. Н. Ильин возводил идеи евразийского движения к М.Л.Магницкому (1778-1855), который, полемизируя с Н. М. Карамзиным, писал о благом значении татарского нашествия, спасшего Россию от Европы и способствовавшего сохранению чистоты веры Христовой. Это поможет, полагал М. Л. Магницкий, в дальнейшем превзойти Европу. Рассуждения М. Л. Магницкого В. Н. Ильин назвал «охранительной революцией»17.
Мысль об особой миссии России, заложенной в ее географическом положении, высказывал также П.Я.Чаадаев (1794-1856) в «Философическом письме» (1828— 1831, опубликовано в 1836 в журнале «Телескоп»): «...стоя между двумя главными частями мира, Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим — на Германию, мы должны были бы соединить в себе оба великих начала духовной природы: воображение и рассудок, и совмещать в нашей цивилизации историю всего земного шара»18. Примат географического фактора над всеми остальными мыслитель обосновывает в другой своей работе — «Апология сумасшедшего» (1836-1837, написана на французском, в русском переводе вышла в 1906 г.): «Есть один факт, который властно господствует над нашим историческим движением, который красной нитью проходит через всю нашу историю, который содержит в себе, так
Идейная борьба 20-х гг. вокруг евразийской концепции государства
Н. С. Трубецкого, проявляется мелкое тщеславие, не имеющее ничего общего с национальным самопознанием, а, следовательно, с утверждением национальной самобытности. Н. С. Трубецкой дает весьма злободневный для того времени портрет этого вида национализма: «Чаще всего приходится наблюдать, — отмечает он, — таких националистов, для которых самобытность национальной культуры их народа совершенно неважна. Они стремятся лишь к тому, чтобы их народ во что бы то ни стало получил государственную самостоятельность, чтобы он был признан "большими" народами, "великими" державами, как полноправный член "семьи государственных народов" и в своем быте во всем походил именно на эти "большие народы"... В таком национализме самосознание никакой роли не играет, ибо его сторонники вовсе не желают быть "сами собой", а, наоборот, хотят именно быть "как другие"»14. Этот вид национализма ведет к гибели национальной культуры: национальному обезличиванию, денационализации и к утрате самобытности.
Европейская цивилизация, полагали евразийцы, нивелирует и упраздняет национальные различия. Ломая духовные устои жизни и культуру каждого народа, она не может заменить их никакими духовными ценностями.
Ошибочным заблуждением представлялось евразийцам мнение о том, что нивелирование культур устраняет перегородки между культурами разных народов. В действительности это ведет к моральному одичанию и развитию эгоизма, что затрудняет общение. Н. С. Трубецкой подчеркивал, что христианство не требует нивелировки национально-культурных различий и единонаправленности исторического процесса. Христианизация культур не исключает их взаимоотношений, а само христианство евразийцы рассматривали не как элемент культуры, а как фермент, привносимый в разные культуры15.
Для евразийцев было очевидно, что классификация народов и культур на исторические и неисторические, культурные и малокультурные не может объективно доказать превосходство одних народов над другими. Принятое деление народов они рассматривали как проявление эгоцентрической психологии либо как «оптический обман». Часто приводимые доказательства о том, что дикари не способны воспринимать европейские понятия, что они пребывают в детском возрасте, малокультурны и т.д., представлялось евразийцам несостоятельными и основанными на эгоцентрической романо-германской точке зрения.
Научный подход к этому вопросу должен учитывать психологию, врожденные и благоприобретенные черты психики, семейные, племенные и расовые традиции, условия жизни народов.
Евразийцы придерживались точки зрения, что все культуры — «качественно несоизмеримы» и всякая оценка их со стороны всегда субъективна и проникнута национальным эгоизмом. Несоизмеримость культур определяет их эквивалентность, вне зависимости от того, культура ли это дикарей либо развитой европейской страны. Так, например, «китайская стена», ставшая символом косности, в действительности, — писал П. М. Бицилли, — имела огромный смысл: «Китай заслонял свою культуру от варваров» подобно римскому «рубежу», которым Средиземноморье сохраняло независимость своей культуры16.
Европа, полагали евразийцы, купила свое научное и техническое совершенство ценой идейного и религиозного оскудения. Над моралью и религией господствует в Европе «воинствующий экономизм», с которым необходимо беспощадно бороться. Гуманизм отвратил европейское человечество от покорности Воле Божией и отдал его во власть человеку. Так, А. В. Карташев говорил о «едином духовном фронте от ренессанса и гуманизма до демонического коммунизма»17, увидев который нельзя не быть охваченным религиозной тревогой при виде разобщенности христианских сил.
«Первородным грехом Европы» является рационализм18. Преодолевая его, современная философия смещается в область реально-мистического: утверждение реальной интуиции, попытки слияния субъекта и объекта. Задача новой православной философии: осознать и выразить в осмысленных конструкциях живые интуиции и прозрения Промысла Божия19. «Благая метафизика» отвергает подчинение высшего низшему. Она устанавливает меру высшего и низшего. П. Н. Савицкий доказывал в своей работе, что области духа не подчинены «экономическому базису», политике, государству20. Миром должна править «Идея-Правительница», которая «рождается и растет в недрах общей духовной обстановки момента и эпохи»21 а не конкретные люди и учреждения .
Кризис европейской культуры, с точки зрения евразийцев, являлся закономерным итогом всего западноевропейского развития. Г. В. Флоровский выносил «смертное осуждение» европейской культуре, оперируя словами Манфреда: «И кто всех больше знает, тем горше должен плакать, убедившись, что древо знания — не древо жизни», и, делая ссылки на романтиков-иррационалистов23. Рационально-прагматический подход к человеческим ценностям, характерный для западноевропейского мировосприятия, был неприемлемым для евразийцев. Нарастание иррационализма и интуиции в общественной атмосфере западной цивилизации Г. В. Флоровский рассматривал как вытеснение идеала научного знания, на котором базируется эта цивилизация. Он отрицал свойственную европейской культуре мысль о единоспасающем плане устроения жизни. Кризис западной культуры, по его мысли, вызывает серьезные сомнения в возможности обновления Европы24.
Европейская история, — по мнению Л. П. Карсавина, — пронизана борьбой за права личности. Этот принцип распространился и на европейские нации, национальное начало которых перестало быть собирающим фактором, а уподобилось гигантским индивидуумам, сражающимся за свои права, выгоды и прерогативы25. Западному индивидуализму евразийцы противопоставляли соборность Древней Руси как основу православного государственного мироустройства. К восхвалению автономной личности на Руси всегда относились с недоверием, видя в этом проявление человеческой гордыни.
Историческая и геополитическая специфика формирования российской государственности
Историческое развитие России обусловлено доминированием в общественном и личном сознании феномена государства (как политического, юридического, экономического фактора) над всеми другими институциями общества. Это объясняется тем, что в пространстве России никогда не было и не могло быть однородного общества. Страна изначально существовала только как многомерный мир, как система накладывающихся друг на друга этнокультурных общностей. Полная драматических событий история доказала, что только умное и сильное государство может обеспечить гармоничность такой уникальной цивилизации, как российская.
История русского народа, для евразийцев, это «история постепенного освоения Евразии русским народом»1. В свою очередь, вся история Евразии есть «последовательный ряд попыток создания единого всеевразийского государства» . Эти попытки шли с разных сторон — с востока и запада Евразии. К одной цели клонились усилия скифов, гунов, хазар, турко-монголов и славяно-руссов. И славяноруссам удалось победить в этой исторической борьбе. Г. В. Вернадский предложил деление всего процесса этой борьбы на различные фазы: Исходная фаза — скифский период. Около V века до Р.Х. скифское государство объединяет Западную Евразию. Скифы держат степи Северного Черноморья, но частично захватывают и лесную полосу.
Скифское государство отчасти унаследовано, отчасти разбито сарматами. В дальнейшем часть скифского государства собрана готами. Готов сменяет новое государственное образование общеевразийского масштаба — Гуннская империя IV-V веков. После распадения гуннской державы на территории ее образуются державы Аварская (от Адриатического моря до Днепра), Хазарская (Днепр — Аральское море), «западных турок» (к востоку от Аральского моря).
В дальнейшем на нижнем Дунае возникает Болгарское царство, от Дуная до Каспийского моря — мимолетная славяно-русская империя Святослава, на средней Волге и Каме — царство камских болгар. Следующая ступень — распадение лесно-степной (Киево-Черноморской) империи Святослава. Киевское княжество удерживает лесную полосу и отчасти течение Днепра, но утрачивает степи и Приазовье. Печенеги, потом половцы захватывают степь. Дальнейшая ступень — распадение и Киевского княжества на отдельные земли-княжения. Следующая фаза представляет собою новый круговой процесс — воссоздания всеевразийской державы. В первой трети XIII века Монгольская империя Чингисхана и его преемников охватывает собой все пространство Евразии (заливая и соседние земли). Монгольская империя распадается уже к XIV века на несколько крупных составных частей (Золотая Орда, Джагатай, Иль-Ханы [Персия], Срединное царство [Китай]). Попытка собрать первые три части — империя Тимура (конец XIV — начало XV века) с центром в Самарканде. К середине XV века обозначилось полное распадение тимуровской системы держав. На месте Золотой Орды восстают Литва, Русь, Казанское и Крымское царства. На восток от Волги спорят между собой кочевнические государства киргиз-кайсаков, узбеков, ойратов.
С конца XVI века начинается быстрое продвижение русских на северо-восток (Сибирь), а с XVIII века — на средний восток. К последней четверти XIX века Российская империя охватывает почти всю Евразию (кроме, например, собственно Монголии и так называемого Китайского Туркестана).
Союз Советских Республик, потеряв много коренных русских земель на западе бывшей Российской империи, удержал русские владения на востоке и даже отчасти продвинул Евразийское государственное объединение к востоку.
В историческом развитии русского народа тесно слились между собой «два богатых исторических наследства — монгольское и византийское. Монгольское наследство — Евразийское государство. Византийское наследство — православная государственность»3.
Евразийцами был предложен существенно отличный, от устоявшегося в историографии, подход к рассмотрению этапов русской истории. В основу разделения русского исторического процесса на периоды они положили «факты как материального, так и духовного развития русского народа» . Это представляется евразийцами как соотношение между лесом и степью.
Таким образом, история России в евразийской трактовке имеет пять периодов: Первый период. Попытки объединения леса и степи. Хронологически этот период очерчен с одной стороны возникновением государственных образований скифов, готов и гуннов, попытки создания которых «начинаются задолго до самостоятельного исторического выявления русской народности»5, а с другой стороны — годом смерти Святослава (972 г.). В отношении религиозном период этот характеризуется язычеством славяно-руссов, но в конце периода уже начинается обращение их в православие.
Второй период. Борьба леса и степи. Хронологические рамки его условно могут быть обозначены гак: от 972 года до 1238 года (Батыева нашествия). В отношении церковно-религиозном первые два с половиною века после крещения Руси являются временем сравнительно меньшей напряженности религиозного миросозерцания; связь между церковной и государственной организацией не принимает сколько-нибудь твердых форм. Русская церковь находится почти в полной зависимости от Византии.
Московское царство и евразийская концепция «Государства Правды»
Евразийцы считали, опять-таки в идее, а не на практике, что советская система дает возможность удачно сочетать наличность стабилизированного общественного мнения с его динамикой. Советская система слагается из диктатуры единой партии и из ряда «представительных учреждений». Первая воплощает начало постоянное, вторые — начало подвижное. Правильное сочетание этих двух начал и составляет основную задачу евразийской политики.
Для истории России, считали евразийцы, особо характерна наличность правящего слоя, который ранее олицетворялся в дворянстве, а ныне — в коммунистической партии. «Но ни учреждение дворянства, ни фактическое бытие коммунистической партии не решают проблемы организации правящей группы в государстве нормального типа»31.
Новый советский слой, с точки зрения евразийцев, имеет то преимущество, что является объединением идеологическим, но он рожден революцией, его идеология является ложной, чужеродной евразийцам и заимствованной с Запада.
По своему положению в государстве новый правящий слой имеет характер западной партии, то есть частного объединения, преследующего политические цели. В юридическом отношении коммунистическая партия никак себя не закрепила, она существует фактически, но официально в советской конституции о ней не говорится. «Вся постройка Советского государства двоится» между официальными учреждениями Советов и неофициальными учреждениями коммунистической партии.
Получается два правительства: одно — явное, другое — тайное. Это может привести либо к превращению советского режима в многопартийный либо к конституционной легализации «партии» как официального органа государства.
По мнению евразийцев, истинному идеократическому государству должен соответствовать «государственный максимализм», активное участие государства в жизни страны. Власть должна быть сильной и близко стоящей к населению, необходимо широкое участие общественных и государственных организаций в строительстве страны. Идеократия исключает многопартийную систему выборов, что не означает подавление инакомыслящих, ставка делается не на одного избирателя, а на организованную по деловому признаку группу населения.
Рассматривая советский строй в качестве базы дальнейшего развития, евразийцы считали обязательным внести в государственное строительство начала религиозности, хозяйственности в лично-хозяйственном (не капиталистическом смысле), социальности, утраченные в ходе перерождения коммунизма в капитало-коммунизм, осознание евразийского своеобразия, отречение от западопоклонства, восстановление истинно народного духа, широкого и всестороннего регулирования и контроля хозяйственной жизни. Государство должно осуществлять свою главенствующую роль во всех сферах народной жизни от духовной — религиозного мировоззрения, правосознания, национальной — до социально-экономической, землеустройства, промышленности, собственности и т.д.
Чтобы демотическая власть, опирающаяся на широкие народные массы, стала действенной, нужно заменить коммунистическую партию как организационную и определяющую сил евразийскими органами, проводящими их программу32.
При новом типе государства — правящая партия должна превратиться в органическую часть государства, стать носительницей органической государственной идеи. Проблема сочетания государственной константы с государственной динамикой решается путем организации правильного соотношения в советах делегатов от территориальных, национальных и профессиональных организаций. Партии в новом государстве надо заменить общественными слоями. Выборы при советской системе, если они делают ненужными партию, то не упраздняют свободу мнений. Избиратель должен не слушать представителя партии, а сам уяснить свои интересы и потребности. Преобразование Советского строя должно учитывать особенности географических, этнографических, экономических и культурно-исторических условий России, происходить в форме демотического государства на основе административной единицы — округа, который концентрирует всю специфику российского развития. В идеократическом государстве должны сочетаться начала морали, нравственности и права, исключающих морализм, догматизм и самоуправство33.
В статье «О государственном строе и форме правления» Н. С. Трубецкого проводилась мысль о том, что в новых исторических условиях форма правления не имеет самодовлеющего значения. Для характеристики государства важны типы отбора правящего слоя, а не типы и формы правления. Именно они создают экономическую, социальную и культурную физиономию государства. Типы отбора правящего слоя могут быть различны и от них зависит жизнь государства. Аристократическая республика может быть более похожа на аристократическую монархию, чем на республику демократическую, демократическая монархия может быть ближе к демократической республике, чем к монархии аристократической. Важно различие не между монархией и республикой, а между аристократическим и демократическим строем — типом отбора. Для европейской цивилизации Н. С. Трубецкой различал два типа отбора правящего слоя: военно-аристократический (бюрократически-аристократический) и демократический (плутократически-демократический). Первый из них основывался на генеалогически знатном происхождении, что определяло особый тип культуры и политического устройства. Демократический же строй, по мнению евразийцев, связан прежде всего с иллюзией, что голосование отражает мнение народа, обычно он соединяется с плутократией, характеризуется государственным «минимализмом», то есть отрешенностью государства от своих обязанностей, лишь кажущимся невмешательством государства в культуру и быт страны; испытывает признаки «обветшалости», разложения и кризиса34.
