Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 . Феномен политической элиты и современная Россия 14
1.1 Теория политических элит и теория власти в западных концепциях: есть ли выход из тупика определений? 14
1.2 Теория элит и политическая власть в контексте современной политической ситуации в России: взгляд российских исследователей 27
1.3. Субъектно- деятельностный подход к изучению элит и власти: субъекты, акторы, агенты 33
1.4. Региональная политическая элита в России: концептуальный аппарат и основные направления исследований 43
Глава 2. Методология анализа политических процессов: эволюция исследовательских методов 56
2.1 Методология анализа политических процессов: от институционализма к постмодернизму 56
2.2 Количественная и качественная методология в изучении политических элит регионов: возможности и ограничения 60
2.3. Историко-эволюционный и аналитико-экспертный методы изучения региональных политических элит 69
2.4. Формализованные стандартные методы: контент-анализ, социологические портреты, анкетные опросы 75
2.5. Методы интервью: фигура интервьюера и оптимальные модели интервью 86
Глава 3. Региональная власть и политическое лидерство в современной России: парадоксы становления 100
3.1 Рецентрализация и феномен губернаторской власти в России: последствия административной реформы 105
3.2 Исполнительная и законодательная власть в регионах: корпоративно -бюрократическая полиархия укрепляется 111
3.3 Как региональные элиты защищают свою власть: модель нарастающей замкнутости элит и формирование региональной мифологии 122
3.4. Политическое соперничество губернаторов и мэров: стратегии политического противостояния 129
Глава 4. Модели власти: от авторитаризма к полиархии 137
4.1. Модели реализации власти в российских регионах 138
4.2 Сильная губернаторская власть: полицентрическая модель побеждает 147
4.3. Мэры городов: моноцентричная модель власти как реакция на экономическую и политическую неопределенность 153
Глава 5 . Политические лидеры регионов и их управленческие команды 163
5.1 Управленческие команды: от преданности к лояльному профессионализму 166
5.2 Губернаторы и их команды: фрагментированный и коалиционный типы 172
5.3. Команды мэров региональных столиц: тактический потенциал выше стратегического 180
Глава 6 Региональная власть: новые фигуры и новые процессы 189
6.1. Что происходит сегодня на верхних и нижних этажах исполнительной власти .189
6 2. Топ-менеджеры в исполнительной власти регионов: оценки членов команд 193
6.3. Военные в управленческих командах: шаг к авторитаризму или демократии? 198
Глава 7 . Региональные лидеры: особенности сознания, Я-концепция и принципы выживания во власти 205
7.1. Особенности сознания и конфликтные стратегии политических лидеров регионов 211
7.2. Я-концепция и личностные особенности политических лидеров регионов 217
7.3. Внутренние принципы выживания в системе исполнительной власти в регионах: деловые и этические стратегии 222
Глава 8. Исполнительная власть в регионах с позиций неоинституционального подхода: действующие формальные и неформальные правила 226
8.1 Региональная бюрократия: формальные и неформальные практики при отборе и продвижении кадров 230
8.2. О специфике взаимодействия региональной исполнительной власти с экономическими субъектами: формальные и неформальные практики 239
8.3 Исполнительная власть и модели управления политической ситуацией в регионе: асимметрия формальных и неформальных практик сохраняется 245
Заключение: основные выводы исследования 255
Приложение 1. Специфика техники ведения и анализа материалов интервью
представленных в диссертации (1994-2002гг.) 260
Приложение 2. Региональная элита: этапы становления и трансформации,
социологический портрет, типологии 265
Библиография 280
- Теория элит и политическая власть в контексте современной политической ситуации в России: взгляд российских исследователей
- Историко-эволюционный и аналитико-экспертный методы изучения региональных политических элит
- Исполнительная и законодательная власть в регионах: корпоративно -бюрократическая полиархия укрепляется
- Сильная губернаторская власть: полицентрическая модель побеждает
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется той ролью, которую региональная власть играет в России на протяжении последнего десятилетия. В эпоху перемен вес региональных элит в политическом пространстве оказался сопоставим с политическим весом федеральных политиков. Более того, политические ресурсы российской региональной власти таковы, что никакие другие общественные институты или структуры в регионе, даже на уровне федеральной власти, не могут предъявлять им свои требования только с позиции силы.
Знание о субъектной структуре регионального политического пространства, особенностях функционирования региональной власти, моделях реализации власти в регионах - необходимое условие успешности политики федерального Центра (как для рутинных мер, так и стратегических решений). Неадекватные представления о целях, ресурсах и особенностях поведения региональных политических акторов приводят к тому, что последствия принятых Центром решений существенно отличаются от прогнозируемых. А учет законных интересов всех заинтересованных субъектов регионального политического пространства подменяется индивидуализированным "торгом" с наиболее известными и политически активными структурами регионов.
В социологических и политологических исследованиях необходим постоянный анализ этой проблематики, во-первых, из-за политической и стратегической важности, во-вторых, из-за высокого динамизма изменений в ресурсном потенциале региональных элит, что требует внимательного отслеживания, адекватного понимания и научного истолкования. Политические институты государства все настойчивее формулируют ученым "заказ" на исследования реальных политических процессов, протекающих в локальных сообществах, на интерпретацию парадоксальных тенденций, наблюдаемых в российской политической элите и массовом политическом сознании.
Автор исходит из посылки, что при исследовании региональных элит акцент должен делаться на рассмотрении региональных субъектов (акторов) политического действия, обладающих собственной логикой развития и способных активно и сознательно влиять на взаимодействующие с ними структуры. Предлагаемый подход опирается на интегративную методологию. Акцент при этом делается не на нормативном видении проблемы (как должно быть), а на изучении реальной ситуации (как есть в реальности). Основное внимание уделяется ситуационному анализу региональных политических элит в качестве субъектов власти в своих регионах. При этом диссертант исходит из чеоинституционалистского подхода (Д. Норт и др.), согласно которому равное значение имеют не только узаконенные нормы, но и реальные практики социальных отношений.
Диссертация объединяет результаты исследований, выполненных в разные годы и в различных по тематике проектах1, при этом полученные результаты анализируются под общим углом зрения.
Диссертационная работа имеет целью рассмотреть региональную власть как политического субъекта со своими стратегиями, внутренней структурой, мотивацией, реализующейся по определенным правилам.
Два уточнения конкретизируют целевую установку работы: (а) региональные элиты контролируют существенную часть политических и народнохозяйственных ресурсов, своими действиями оказывают существенное влияние на политическую и экономическую ситуацию в стране в целом и, следовательно, должны специальным образом анализироваться при разработке и реализации политической стратегии государства. (б) При всей краткости истории региональных политических элит фиксируемые тенденции - незаменимый источник для уяснения закономерностей функционирования российской власти.
Отсюда вытекают следующие задачи теоретико - методологического плана: проверить применимость классических и современных концепций элит для анализа региональной власти в России, выявить их возможности и ограничения; рассмотреть возможность выхода за границы теории элит, используя ингегративную методологию, включающую в себя, прежде всего, субъектно-деятельностный подход, в соответствии с которым субъекты власти в России рассматриваются не как саморефлексирующие индивиды или группы, а как действующие акторы; показать новые возможности и ограничения количественной и качественной методологии для изучения политических элит; адаптировать метод интервью с представителями региональных политической власти таким образом, чтобы это давало возможность получать v л^„ « > f„„,,i ,., T'^«f.«fV< <№"i~ }J. У«Г>т^-'«-Г'і*>лї* ' описания субъектов региональной политической сцены, осуществить на основе предложенного метода необходимое количество соответствующих описаний; эмпирического характера: описать и проинтерпретировать феномен губернаторской власти в России и показать, благодаря каким факторам губернаторская власть является одной из наиболее устойчивых в России, несмотря на все попытки ее децентрализовать; проанализировать изменения, происходящие в законодательной власти регионов, выделив новые тенденции и процессы; типологизировать модели реализации власти в демократически ориентированных регионах, дать описание особенностей команд и новых фигур, пришедших во власть в последние годы; дать описание и интерпретацию социально-психологических особенностей политических региональных элит, включая некоторые особенности сознания, Я-концепции, действующих профессиональных и этических принципов; определить основные практики, характеризующие институциональные правила относительно рекрутирования и продвижения политических элит, характера взаимодействия бизнеса и власти, управления политической ситуацией в регионе.
Объектом исследования в диссертации является российская региональная власть (исполнительная и законодательная), процессы ее становления, функционирования и развития с середины 1990-х годов до середины 2002 гг. Предмет исследования - влиятельные акторы региона и их стратегии реализации власти, включая формальные и неформальные правила социального действия.
В терминологии неоинституционализма, как его развивает Э. Гидденс (в меньшей степени экономисты, например, Д. Норт), можно сказать, что в диссертации автор фокусирует внимание на выявлении "репертуара моделей функционирования региональной власти", наборе правил, которым она следует, избирая стратегию взаимоотношений с Центром и внутри региона.
Методологические и теоретические предпосылки исследования. Предлагаемая работа выполнена в рамках системной методологии, где субъектно-деятельностный подход дополняется неоинституциональным. Мы обратились к исследованиям многих социологов и психологов, которые рассматривают российские трансформации с позиций социальных субъектов, инициирующих изменения и, напротив, им препятствующих (К. Абульханова-Славская, А. Брушлинский, Т. Заславская, С. Рубинштейн, В. Ядов и др.), а также к теоретикам деятельностно-активистского направления в современной социологии, близким по предмету нашей работе (П. Ансар, Дж. Коулмэн, А. Турен, и др.). В анализе региональной политической власти автор опирался также на работы российских социологов и политологов, выполненные в рамках ситуативного подхода (О. Гаман-Голутвина, В. Гельман, Л. Дробижева, А. Дука, А. Магомедов, А. Понеделков, А. Старостин и др.).
Информационная база и выборка исследования. В предлагаемом варианте имелись ограниченные возможности для использования стандартных социологических методов. Это связано с принципиальными трудностями охвата политических элит традиционными методами исследования из-за их закрытости, низкой чувствительностью подобных процедур к неформальным отношениям политических элит регионов. Поэтому основным методом исследования являлся метод неформализованного (свободного) интервью с представителями региональных злит. Он дополнялся информацией, полученной от региональных экспертов, анализом качественной региональной прессы, данными опросов, проведенных региональными социологами и политологами. Специфика всех перечисленных источников состоит, во-первых, в преобладании качественных (а не количественных) данных, во-вторых, в повышенном уровне информационного "шума", в-третьих, в частых сознательных искажениях, допускаемых респондентами. Поэтому в рамках исследования проводились достаточно сложные экспертные проверки, с последующей корректировкой исходных данных.
Выборка исследования. В выборку исследования вошли 4 региона: Ярославская, Самарская, Пермская и Ростовская области. При отборе территорий для исследования, автор ориентировался на регионы, имеющие высокие темпы социально-экономического развития, так называемые регионы-доноры, со стабильной демократической властью. Базовыми для анализа в рамках данной диссертации стали 217 интервью с представителями элит и региональными экспертами, хотя всего, начиная с 1993 года, автором проведено и проанализировано около 370 неформализованных интервью с представителями региональных элит, которые так или иначе затрагивали вопросы, обсуждаемые в диссертации. Представляемые на защиту выводы, в большей степени, относятся к регионам с сильной губернаторской властью и высоким экономическим потенциалом, причем их прямой перенос даже на этот тип регионов, без изучения специфики каждого, вряд ли правомерен.
Научная новизна диссертации определяется следующими основными исследовательскими результатами:
1. Предложен и последовательно реализован дескриптивный подход к анализу региональной власти на примере 4-х российских регионов как целостного саморазвивающегося политического феномена, с опорой на собственные позиции и оценки представителей элит, высказанные в ходе интервью. Ранее подобных исследований на материале этих регионов, с использованием предложенного подхода и методов, не проводилось.
2. В работе впервые выдвинуты и обоснованы аргументы в пользу рассмотрения региональных политических элит с позиций деятельностно-активистского подхода и методологии ситуативного анализа, уточнены такие базовые понятия, как субъект и ресурсы. Проделан сопоставительный анализ категорий элиты, бюрократии, номенклатуры, позволивший описать пространство совпадений и различий в использовании данных понятий.
Реализован метод неформализованного интервью и принцип многослойного анализа для системного описания предмета исследования -региональной политической власти, что до настоящего времени в силу высокой закрытости региональных элит делалось ограниченным кругом авторов. Показано, что при использовании технологии перекрестной верификации получаемых данных он дает вполне надежные исследовательские результаты.
В работе впервые введены, проанализированы и эмпирически верифицированы понятия моноцентричной и полицентричной моделей региональной власти. Выделенные модели проанализированы на примере 4-х регионов, показаны механизмы и последствия, сопровождающие использование той или иной модели власти в регионе.
5. Выявлены основные типы управленческих команд областных администраций, которые типологизируются диссертантом как интегрированные, фрагментированные и коалиционные. Исследована и описана внутренняя структура предложенных типов команд. Показано что сильная команда может иметь высокий потенциал конфликта, и это не обязательно приводит к снижению потенциала ее управляемости.Проанализировано изменение критериев подбора управленческих команд. Описаны конкретные формы защиты политическими элитами своей власти, особое место уделено региональной мифологии.
6. В работе впервые проведен сопоставительный анализ мотивации политических лидеров и крупных предпринимателей региона, позволивший сделать ряд эвристических выводов относительно особенностей сознания и ценностной структуры политических лидеров региона.
7. Описаны некоторые механизмы, обуславливающие устойчивость неформальных правил, действующих внутри региональных администраций. Показаны вероятные направления и условия их трансформации в перспективе. Обосновано утверждение о том, что наметившаяся с некоторых пор тенденция сочетания формальных правил и неформальных практик действующей региональной власти будет оставаться доминирующей на протяжении ближайших лет.
Практическая значимость результатов диссертационного исследования определяется важностью полученных теоретических и эмпирических данных, как непосредственно для выработки политической стратегии и новой региональной политики соответствующими федеральными ведомствами, так и для обеспечения конструктивного взаимодействия между федеральным Центром и региональным политическим сообществом.
Результаты исследований нашли отражение в экспертно-аналитических материалах, подготовленных автором в рамках реализации проектов: "Региональные элиты и региональные процессы: экономика, политика, власть", "Регионы - лидеры -экономика и политическая динамика", которые переданы в областные и городские администрации тех регионов, где проводилось исследование. Отдельные материалы *Г "tft^lS* \ л**** диссертации легли в основу ряда специальных курсов по социологической и политологической специализациям, которые читаются в Санкт-Петербургском, Самарском, Пермском, Новосибирском госуниверситетах, Северо-Кавказской академии госслужбы, Международном институте рынка (Самара), Самарском муниципальном институте управления, в вузах Москвы - Московском Государственном университете им. М.В. Ломоносова, Государственном университете - Высшей школе экономики, Государственном университете управления им. С. Орджоникидзе.
Разрабатываемые положения диссертации и полученные эмпирические результаты используются другими авторами для сравнительного анализа, интерпретации получаемых данных, о чем свидетельствуют ссылки на работы диссертантки.
Апробация и реализация результатов диссертационного исследования. Результаты диссертационного исследования отражены в публикациях ИС РАН и других научных центров.
Основные положения диссертации докладывались на Российском социологическом конгрессе (Санкт-Петербург, сентябрь 2000 г.), Политологическом конгрессе (Москва, апрель 2000 г.), на международных конференциях и семинарах: Академии наук РАН (Москва, 2002 г.; Кассель, Германия, 1999, 2002 гг.; Цюрих, Швейцария, 2001г.) на заседании Центра анализа социально-политических исследований ИС РАН (Москва, октябрь 2002 г.), на общеинститутской конференции ИС РАН (Москва, февраль 2001 г.), на конференциях, организованных СКАГС (1999, 2000 гг.), в Санкт-Петербургском государственном университете (Санкт-Петербург, октябрь 2001 г.), в Пермском государственном университете (Пермь, декабрь 2002 г.) и
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, восьми глав и заключения. Главы сгруппированы в два раздела. Первый из них (главы 1-2) посвящен теоретическому исследованию региональной политической элиты, субъектам власти в целом и возможности расширения теории элит как концептуальной базы для описания реальных процессов функционирования власти, описанию методологических проблем изучения региональных элит. Второй раздел (главы 3-8) содержит эмпирический анализ материалов интервью и других источников, в соответствии с целями и задачами исследования.
Объем диссертации вместе с Приложением - 298 с, библиография содержит 288 наименования источников.
Публикации. По теме диссертации опубликовано 45 печатных работ, общим объемом более 114 п.л. (личный вклад автора 77 п.л.), в том числе - 7 монографий и сборник. Работы автора переведены на основные европейские языки - английский, немецкий, французский и изданы в Англии, Германии, Франции, Швейцарии и США.
Теория элит и политическая власть в контексте современной политической ситуации в России: взгляд российских исследователей
Применительно к России, проблема определения элиты стоит не столь остро, а среди социологов и политологов, работающих с данной категорией, нет жестких разногласий. Скорее используемые определения категории элит можно отнести к теориям "среднего уровня" или "теории конкретной политики", с которой солидаризуется и диссертант.
Прежде всего следует отметить, что разработка категории элиты в российских исследованиях стартовала в начале 1990-х годов (кроме работ Г. Ашина, А. Галкина, которые были опубликованы значительно раньше) и получила наиболее выраженное развитие в середине 1990-х годов, когда стало очевидным, что проблема формирования новой постсоветской политической элиты получила общесоциологический статус. Характер трансформации советской элиты в "новую элиту" был подвергнут серьезному анализу и нашел свое отражение в работах Е. Аврамовой и И. Дискина [5], Г. Ашина [15], М. Афанасьева [8], О. Гаман-Голутвиной [50]], А. Галкина и Ю. Красина [46], В. Гельмана [53], Н. Ершовой[80], О. Крыштановской [105], Н. Лапиной [113], А. Магомедова [122,123], Е. Охотского [158], А. Понеделкова [171], Б. Пугачева [179], В. Мохова [146] и др.
Несмотря на то, что термин "элита" легализован в российской социологии недавно, в прежние годы в советской социологии существовало направление "критической элитологии". Наиболее разработанным в советской элитологии оказался раздел, посвященный анализу буржуазных теорий. Основными постулатами критического направления стало декларирование социального равенства в социалистическом обществе и разоблачение сущности капиталистической элиты.
"В советском обществознании беспощадной критике подвергались элитисткие концепции как идеологическое выражение господства крупного капитала. Элитисткие концепции считались предшественниками расистских, фашистских идеологий. Несмотря на столь серьезное обвинение, понятие не только не исчезло из употребления, но продолжает жить, развиваясь в новых концепциях. В современной России наблюдается самый настоящий бум элитистких исследований. Элитизм стал одной из тех общественных теорий, которые де-факто заняли доминирующее Яр?й положение в современной российской науке" - пишет в монографии "Элитизм и история" известный пермский элитологог Виктор Мохов [148].
Первые попытки по осмыслению элиты вне рамок "разоблачения" были предприняты Г. Ашиным, Ф. Бурлацким, А. Галкиным, П. Гуревичем и др. Один из наиболее основательных и компетентных исследователей проблем элиты Г. Ашин еще в 1985 году отмечал, что обращение к категории элиты "говорит о существование потребности в понятии, отражающем определенный социальный феномен" [18, с.62]. Пятнадцать лет спустя группа ростовских авторов совместно с Г. Ашиным как бы вновь подтверждают этот тезис "раз существует конкретное явление - особая роль правящего меньшинства в социально-политическом процессе, значит, нужен и соответствующий термин, фиксирующий его" [17, C.122].
Именно Г. Ашин обозначил два различающихся между собой подхода к элитистким исследованиям: аналитический и нормативный. Аналитический подход используется как средство анализа общества на основе альтиметрического критерия без какой-либо ценностной окраски. Элита при таком подходе выступает как часть общества, занимающая высокие позиции в структурах власти и других сферах общества. Аналитический подход, по мнению автора, исходит из самого факта существования элит в обществе, из необходимости конкретного анализа элит в их взаимосвязях с господствующими классами, массами, обществом в целом. Из этого не следует ценностно-ориентированных выводов об "избранности элит", о вечности элитарной структуры общества. Нормативный подход, напротив, исходит из ценностно и идеологически ориентированной констатации вечности существования элит как людей, обладающих превосходством над другими людьми, а, следовательно, необходимости сохранения их господства.
Российские исследования элит находятся, в большинстве своем, в русле аналитического подхода. Как и в зарубежной научной литературе, у российских исследователей нет однозначного толкования категории элиты, хотя можно утверждать, что дисперсия этих определений значительно ниже, хотя бы потому, что время изучения проблемы элиты у российских исследователей достаточно небольшое и оно не находится под давлением каких-либо идеологических установок. Если попробовать представить спектр определений элиты, которые используют в своих работах ведущие российские исследователи, то будет ясно, почему вывод о низкой дисперсности определений элиты может иметь право на существование: группы, обладающие реальной властью в принятии общественно важных решений (В. Гельман, 1996); к элите мы относим те слои и группы, которые в силу статуса в официальных институтах принимают стратегические решения или в силу своего неформального авторитета непосредственно влияют на принятие этих решений, управляют функционированием общества (Л. Дробижева, 1996); элита - высший слой номенклатуры. К ней мы относим работников управления, имеющих право принимать решения или участвующих в принятии решения. В законодательной власти это депутаты Думы, в администрациях - члены коллегии, руководители комитетов, управлений администраций. Региональная элита в современном своем качестве за пределы номенклатуры не вышла и ее отождествление с западной элитой преждевременно. Поэтому право принимать решение - основной группообразующий признак (С. Барзилов, А. Чернышов, 1996); элита современного российского общества представляет собой систему элитных групп, внутренне консолидированных по предметно-функциональному признаку. В качестве таких групп выступают экономическая, интеллектуальная, политическая и военная элиты. Политическую элиту мы рассматриваем в качестве дихотомической модели, включающей два компонента: лидеров и бюрократию. В категорию политических лидеров входят лица, профессионально включенные в политическую деятельности и обладающие высокой степенью влияния на принятие политических решений, но не занимающих должностей в структурах исполнительной власти. Бюрократия включает административных руководителей высоких уровней и должностных лиц, занимающих постоянно оплачиваемые должности в органах госуправления. (В. Комаровский, О. Гаман-Голутвина, 1995); существует особый слой людей, который не только включен непосредственно в политическую жизнь, но и оказывает на нее определенное воздействие (А. Понеделков, А. Старостин, 2000); важно понять, в чем состоит различие между "элитой" и "неэлитой", несут ли держатели власти ответственность, задают ли они масштабы развития, обладают ли реальной силой или только находятся наверху. Поэтому особенно важен анализ внутренних связей и поведения элит. Выявление ценностей элит позволит получить представление об их фундаментальной ориентации, а также понять - на чем базируется их власть и контроль (А. Магомедов, 1994); под правящей элитой понимается особый социальный слой, который постоянно должен выполнять функции управления, обеспечивающего социальную интеграцию (А. Ахиезер, 1991); политическая элита есть высший слой, осуществляющий основные функции управления обществом и государством. Политической элитой может быть назван только тот слой, выше которого нет никого в иерархии властных структур (В.Соколов, 1993). Если проанализировать характер определений элиты, используемых большинством российских исследователей, то можно увидеть, что базовым признаком в определении элиты является ее властный потенциал, способность принимать или влиять на принятие важных, стратегических решений, с одной стороны, с другой - ее деятельностный масштаб, близость к центрам принятия решений и способность совершать конкретные политические действия по управлению обществом, государством, регионом. "Функциональный подход к определению элит явно и вполне оправданно преобладает среди российских исследователей. Некоторые авторы напрямую заимствуют операциональные определения, например "властвующей элиты" по Миллсу, или критерии выделения элит по принципу участия в принятии решений по Хигли" - замечают в одной из работ санкт-петербургские политологи [60, с. 15].
Историко-эволюционный и аналитико-экспертный методы изучения региональных политических элит
Если обратиться к анализу современной социологической и политологической литературы, то можно констатировать, что основной объем работ по данной тематике выполнен в парадигме историко-эволюционного и аналитико-экспертного подходов.
Доминирование подобного типа исследований вполне объяснимо - в данном случае анализ может осуществляться на основе материалов научной литературы, документов, социальной статистики и не требует весьма больших усилий по "достижению права" на привлечение к исследованию самих представителей элитных групп. Что, безусловно, не означает, что подобная работа менее трудоемка и сложна в своем исполнении. Она опирается на анализ, прежде всего, научных источников и материалов, продвигает теоретические представления об элитных процессах, позволяет глубже понимать и анализировать современные прикладные исследования по изучению элитных групп в России.
Весьма важно подчеркнуть, что работы данного направления не просто заняты изучением длительной российской истории, но и рассматривают относительно недавние исторические периоды времени, что позволяет использовать историко эволюционный подход для описания становления российских элит в новейшей истории России, исчисляемой несколькими десятилетиями.
Наиболее компетентными исследованиями выполненными в парадигме историко-эволюционного метода в последнее десятилетие в России являются систематизирующие диссертационные работы В. Мохова [146] и О. Гаман-Голутвиной [50], исследования Г. Ашина [15,16,17,18], М. Афанасьева [7,8, 9,10,11], Д. Бадовского [19, 20,21], О. Крыштановской [105,106], Б. Пугачева [178,179], исследователей, успешно формирующих в последние годы "ростовскую элитологическую школу": А. Понеделкова, В. Игнатова, А. Старостина [89,171,175], С. Кислицына [98], В. Черноуса [218] и др.
В. Мохов, известный пермский исследователь элит, выделяя универсалистский и исторический подходы к изучению элит, показывает в своих работах, что именно универсалистский подход является преобладающим в современной российской науке [148]. Он также особо подчеркивает, что регионализация элит в России - результат долговременных тенденций, определяемых ходом, темпами и спецификой модернизационного процесса в СССР и современной России. В своих работах В. Мохов определяет функции советской региональной элиты, предлагает классификацию институциональных факторов, влияющих на видоизменение места и роли элит в российской истории. Среди этих факторов автор выделяет в первую очередь структуры государственной власти и номенклатуры, которые проходят ряд эволюционных стадий, завершая ко второй половине 1990-х годов процесс выделения региональной политической элиты как самостоятельной социальной политической силы в России. Кроме государственной власти и номенклатуры, выделяются также такие переменные как характер образования и воздействие процессов урбанизации на формирование облика элиты. Наиболее интересной, по мнению диссертанта, является попытка выделить и описать модели элиты, последовательно сменявшие друг друга на протяжении последних 10-15 лет. Автором выделяются модель 1985 года, так называемая "классическая" советская, 1990 года - "перестроечная" советская, конца 1991 года - советская посткоммунистическая и модель 1994 года - постсоветская. Не останавливаясь на подробном описании каждой из выделенных моделей, замечу, что анализ трансформации региональных политических элит позволил пермскому ученому описать ряд тенденций, которые определяют содержание, динамику и направленность переходных процессов. Одной из важнейших тенденций, вскрываемых автором является сохранение преемственности между различными моделями региональных политических элит. Преемственность проявляется многообразно и носит как персональный, но что особенно важно, структурно-функциональный характер.
Персональная преемственность проявляется либо в сохранении на ключевых постах прежних (советских и даже партийных лидеров), либо в заполнении властных должностей представителями старой номенклатуры.
Также, несмотря на некоторые изменения, сохраняется ряд важнейших пропорций в составе региональных политических элит. Особенно это заметно на примере законодательной власти в регионах, где продолжают оставаться доминирующими управленцы и бизнесмены.
Функциональная преемственность проявляется в сохранении важнейших функций региональных политических элит, образующих ее специфику: распределение собственности, материальных, финансовых ресурсов, перераспределение власти: самоорганизация. Безусловно, В. Мохов специально подчеркивает тот факт, что преемственность не означает тождества и подробно останавливается на тех изменениях, которые произошли во внутренней структуре региональной политической элиты, в ее функциях, отношениях с Центром.
В работах О. Гаман-Голутвиной историко-эволюционный подход позволил выделить модели элитообразования. Процесс элитообразования связывается автором с особенностями природно-географического и геополитического положения страны и ее истории. В частности, в монографии делается вывод о том, что Россия принадлежит к государствам мобилизационного типа, для которого характерны милитаризация большинства общественных сфер и всеобщая служба. Основа стратификации -различные обязанности подданных перед государством. В современной России намечается отход от мобилизационной модели рекрутирования элиты. Основные тенденции развития современной элиты - олигархизация и феодализация. Элита превращается в многополюсный конгломерат [49].
Б. Пугачев предлагает различать четыре фазы развития советской и постсоветской элиты: "классическую" (сталинскую), "мутационную" (хрущевскую прагматически-идеологизированную" (брежневскую) и "приватизаторскую" (горбачевско-ельцинскую). Анализируя понятие "круга политической элиты", подверженного процессу эволюции, автор отмечает, что каждая из фаз развития отличается особым отношением к собственности, а, следовательно, формой власти, способом ее структурирования, делегирования, сохранения [179].
В работах ростовского политолога А. Понеделкова история и эволюция элиты представлена с древних времен, как в западной социологической традиции, так и в русской общественной мысли. Им специально прослеживается генезис и эволюция номенклатурной политической элиты с октября 1917 года до конца советской эпохи и ее трансформация в современную элиту, что позволяет исследователю говорить о социально-групповой и ценностной преемственности новой и старой элит [171,172].
Эти работы, как и другие, выполненные в традиции исторического анализа элит, на мой взгляд, прекрасно демонстрируют возможности этого метода. Именно историко-эволюционный метод позволяет вскрыть устойчивость или изменчивость тех или иных социальных процессов, происходящих в элитных группах, наметить значимые тенденции в наблюдаемых трансформациях, описать механизмы фиксируемых перемен. Однако, этот метод скорее можно отнести к макросоциологическому или макрополитологическому подходу, который позволяет охватывать проблему элит в широком историческом измерении, что не дает возможности более пристально анализировать локальные процессы на уровне отдельных регионов или отдельных групп, с той степенью доскональности, который требуется, чтобы наблюдать не только уже проявившиеся вовне тенденции, но еще только формирующиеся и не всегда явные и устоявшиеся.
Исполнительная и законодательная власть в регионах: корпоративно -бюрократическая полиархия укрепляется
От того, как на практике реализуется принцип разделения властей, зависит характер регионального политического режима. В 1990-е годы в отношениях между законодательной и исполнительной властью в регионах доминировал принцип односторонней подчиненности, а законодательная власть была подконтрольна губернатору и самостоятельной политической роли не играла. Подчиненному положению в полной мере соответствовал и состав депутатского корпуса. Это даже позволило некоторым аналитикам охарактеризовать складывающуюся ситуацию как кризис институтов представительной власти в России: "Институциональный кризис затронул прежде всего систему представительной власти в России, - замечает В. Дахин. - Речь идет о прогрессирующем падении гражданской активности населения при выборах представительных органов власти практически всех уровней Особенно заметен этот процесс на уровне субъектов Федерации и местных органов власти" [71, с.52].
Однако, дело, на мой взгляд, не только в падении интереса к представительной власти со стороны населения, но и в принципиально новых принципах формирования и работы законодательных собраний в регионах, которые делают этот кризис еще более явным.
Во-первых, все более отчетливой становится тенденция "вытеснения" из законодательных собраний социальной страты законодателей, представленных врачами, учителями, преподавателями высшей школы, в то время как число промышленников и бизнесменов неуклонно растет. Причину меняющегося профиля законодательной власти опрошенные объясняют стремлением крупных экономических акторов контролировать ситуацию в области законодательства. Около 70% представителей элиты убеждены, что эти изменения неизбежны и в перспективе законодательная власть все в большей степени будет терять демократические черты и превратится в конечном итоіе "в сильный орган лоббирования", сопоставимый по влиянию с исполнительной властью в регионе.
Во-вторых, заметно нарастает лоббисткий потенциал законодательных собраний, благодаря чему, они становятся все более влиятельными акторами в своих регионах. Активно действует фракция промышленников в Государственной Думе Ярославской области. "У нас директора самые влиятельные", - говорит председатель Думы А. Крутиков. В Думу входят около 20 человек от партии "Единство", которые представлены в основном директорами предприятий, что создает как бы "двойную защиту" от неугодного голосования, за счет использования партийного влияния. Благодаря совместным усилиям с администрацией области фракции промышленников удалось в прошлый созыв принять основные законы, связанные с работой предприятий и ряд других важных законодательных актов.
В-третьих, меняются механизмы формирования законодательных собраний в регионах и усложняется их структура. Особенностью последних выборов в законодательную власть, например, в Самарской области, являлось не просто проникновение отдельных представителей бизнеса в законодательную власть, а попытки крупных корпораций в регионе, провести туда целые группы своих людей, ради формирования консолидированной силы в лице экономических акторов. Менее крупные экономические акторы также пытаются найти мотивы для интеграции и выбрать в законодательные собрания не столько отдельных представителей, а группы лиц, способные защищать интересы своих собственников. Правда, это достаточно сложная технология, и ее не всегда легко реализовать, как об этом свидетельствует опыт Тольятти.
Однако это не единственный механизм. Продолжает оставаться доминирующей тенденция, при которой сильные политические фигуры в регионе в лице мэров и губернаторов, ставят задачу провести в законодательные собрания лояльных или зависимых от себя фигур, предпочитая уже в момент выборов обеспечить прохождение целой группы своих сторонников, чтобы обеспечить себе возможность договариваться с ними о взаимных интересах до попадания во власть, ради избежания трансакционных издержек, которые значительно повышаются после того, как эти фигуры получат депутатский мандат.
Новой тенденцией является и объединение влиятельных партий с административным ресурсом власти. К примеру, Г. Лиманский на выборах в Губернскую Думу объединил ресурс влияния городской администрации и местных коммунистов, что позволило ему увеличить число своих сторонников в новой Думо в три раза. Партия "Единство" в Самарской области объединила свои усилия с АвтоВазом, благодаря чему прошли все 5 претендентов от партии "Единство" из города Тольятти. Не менее важная тенденция - усложнение формальной структуры региональных парламентов, которое отражает реальную сложность расстановки сил внутри региональных политических элит. Появляется и постепенно становится все более заметным феномен "двойного членства" депутатов в парламентских объединениях, отражающий стремление региональных политиков получить определенные гарантии политической прочности, что заставляет их политически структурироваться. Однако это автоматически сопровождается снижением "фракционной солидарности" По крайней мере, к такому выводу приходят пермские политологи, специально проанализировавшие феномен двойного членства на примере парламента Пермской области [169, с. 105].
В-четвертых, идет перераспределение влияния между двумя ветвями власти в регионах. Также в расклад этих отношений начинают активно вмешиваться федеральные округа, пока с неясными результатами. Приход в законодательную власть новых акторов и вымывание из нее социальной страты врачей, учителей, преподавателей вузов сопровождается формированием новой системы отношений между исполнительной и законодательной властью в регионах. На смену "односторонней зависимости" законодательной власти от исполнительной приходит "двусторонняя зависимость" ветвей власти.
В отличие от областных, городские законодательные собрания в большей степени развиваются по старой модели "односторонней зависимости" законодательной власти от исполнительной. Особенно это характерно для муниципальных образований, в законодательных органах которых доминируют представители социальной сферы, как, например, в Ярославле. Но в том случае, если в законодательном городском собрании представлены крупные компании, как, к примеру, в Тольятти, где АвтоВАЗ имеет свою фракцию в городском собрании, отношения между ветвями власти строятся по модели "односторонней зависимости". Лишь с той разницей, что в этом конкретном случае зависимой стороной (в определенной степени) выступает исполнительная власть в лице мэра города Тольятти.
Выборы 2001 г. позволяют говорить о том, что за свое политическое влияние в регионах начинают бороться федеральные округа, ставя во главу законодательных собраний своих кандидатур, как правило, руководителей федеральных структур в регионах. Именно такая ситуация сложилась на выборах в Губернскую Думу Самарской области, проходивших 9 декабря 2001 г. Вероятно, эта тенденция обозначится в перспективе еще более четко, и федеральные округа смогут стать реальными политическими игроками в подведомственных им регионах. В-пятых, меняются и даже в ряде случаев принимают институциональную форму методы контроля исполнительной власти над законодательной, и наоборот.
Например, по данным пермских политологов, в 1997 и 2000 годах были внесены поправки в устав Пермской области, постепенно сжимавшие кольцо контроля за деятельностью губернатора и администрации области со стороны Законодательного собрания. Это отражало реальное направление перераспределения политических ресурсов области в пользу экономических акторов. Сначала была принята поправка, в соответствии с которой первые заместители губернатора и начальник управления финансов и налоговой политики утверждались Законодательным Собранием. Затем депутаты получили право выражать недоверие этим должностным лицам. Ассамблея получила право отправлять губернаторов в отставку (а губернатор - право роспуска легислатуры) [161, с.157]. Большинство названных тенденций хорошо видны на примере двух Законодательных собраний - Ярославской и Самарской областей, исследованных в 2001 году.
Сильная губернаторская власть: полицентрическая модель побеждает
Приступая к данному исследованию, мы хотели понять, какие механизмы обеспечивают тот или иной выбор модели лидирования и как полицентричная или моноцентричная модели власти сказываются на уровне интегрированности и профессионализме команд, какую из этих друх моделей предпочитают использовать сильные губернаторы в сильных регионах и почему. Как они защищают свою власть от возможного захвата со стороны наделенных полномочиями членов команды.
Оперируя понятием "сильные губернаторы", диссертант опирался на определение данного понятия, предложенного К. Мацузато, несколько расширив его толкование. Приведу определение, даваемое К. Мацузато: "Под понятием сильные губернаторы или сильные региональные элиты понимаются те из них, кто может задавать ритм региональной политической жизни, независимо от федеральной политической конъюнктуры и убеждать избирателей региона в том, что региональные выборы имеют совсем другой смысл, чем федеральные, и что они ... центристы, способные отстаивать интересы региона" [137, с57].
Добавлю лишь, что для диссертанта сильными губернаторами являются не только те, кто способен влиять на электоральное поведение своих избирателей, а также те из них, кому удалось установить конструктивные связи с влиятельными экономическими акторами и сформировать устойчивую политическую команду, что не исключает определенного уровня конфликтности между всеми политическими игроками.
Анализ материалов интервью, позволяет заключить, что и в Ярославской, и в Самарской областях, и в Пермской, которая исследовалась двумя годами ранее, доминирующей моделью власти являлась полицентричная модель. Однако внутренняя ее природа могла иметь оазличный характер и определяться целым набором специфических черт. Постараюсь проследить это специфику на примере двух регионов, исследованных в 2001 году - Ярославской и Самарской областей, хотя схожая модель реализации власти, как уже отмечалось, была характерна также для Пермской области, которая ранее уже описывалась [117].
Правомерность оценки моделей власти в Ярославской и Самарской областях по типу полицентричной подтверждается как высказываниями членов команды А. Лисицына и К. Титова, так и мнениями региональных экспертов. Это политика Лисицына, не держать все в одних руках, - считает руководитель департамента администрации Ярославской области. - Он доверяет вести дела своим заместителям. Люди, отвечающие за дела, имеют известную и немалую долю самостоятельности, власти и рычагов, чтобы свои действия проводить. Он по мелочам не вмешивается. Но если вещи принципиальные - он сам их ведет". При этом, один из старейших членов команды А. Лисицына, известный в области финансист убежден, что наличие пространства власти у каждого из членов команды не означает неподчинения общекомандным нормам, а, напротив, предполагает развитое чувство взаимной ответственности: "У нас в команде, конечно, есть самостоятельность. Но если требуется решение выполнять, мы его выполняем. Но на этапе обсуждения можно доказывать свою правоту".
Подобной схемы лидирования придерживается и губернатор К. Титов: "Безусловно, К. Титов концентрирует в своих руках финансовые ресурсы. Не думаю, что в России есть много руководителей, которые будут готовы отдать свой ресурс, - убежден руководитель одного из департаментов администрации Самарской области. - А вот своим административным ресурсом он делится с остальными членами команды. Губернатор постоянно совершенствует структуру управления администрацией. Он как член Совета Федерации в свое время много времени проводил в Москве, много бывает за границей. Ему нужна эффективная администрация. Но такой схемы он придерживался не всегда. Ведь он уже 10 лет у власти, и за это время он вырос. Несмотря на то, что губернатор у нас - либерал, демократ, но может проявить и авторитарность. И это понятно - в такой должности размазываться нельзя".
Позицию опытного руководителя, давно работающего в команде К. Титова, разделяет и совсем молодой член команды, только в 2000 году ставший руководителем департамента в администрации К. Титова: "Попав сюда, я вижу, что Титов собирает вокруг себя личностей и дает им возможность раскрыться. Да, он руководитель. Да, он не терпит сильного возвышения людей рядом с собой, он показывает всем, что он вожак. Тем не менее, он как бы доказывает всем: "Вы тоже личность и поэтому работайте - я Вам доверяю".
Обращает на себя внимание тот факт, что использование полицентричной модели, как правило, возможно, тогда, когда губернатор имеет опыт лидирования и хорошо осознает потенциал своей команды. Используя на старте моноцентричную модель власти, региональный лидер заменяет ее впоследствии на полицентричную. Именно так, по мнению экспертов, развивался губернатор Титов, который начинал с моноцентричной модели, пока постепенно не стал осознанным и ярким сторонником полицентричной модели власти. Вот как процесс изменения технологии лидирования описывает один из ведущих экспертов Самарской области, главный редактор экономического обозрения "Дело" А. Гаврюшенко: "Вначале модель власти Константина Титова была моноцентричной, но, возможно, в силу опыта, он, впоследствии, осознал, что не может контролировать все и был вынужден делиться сферами влияния с более-менее лояльными членами команды".
Совпадение моделей реализации власти в двух сильных регионах, не означает, что механизм распределения лидерства в команде в отсутствии губернаторов имеет схожие профили, что подтверждается и оценками, данными в ходе интервью. Если А. Лисицын предпочитает в тот период, когда он отсутствует, распределять власть между несколькими, наиболее приближенными членами команды, то К. Титов, после выборов 2000 г. сконцентрировал всю власть в руках единственного вице-губернатора В. Казакова, который отвечает за все оперативное управление в команде, даже тогда, когда Титов находится в области. Сам К. Титов, начиная с 2000 г., замкнул на себе, прежде всего, стратегические и финансовые вопросы, что, однако, не отменяет решение им наиболее существенных вопросов на всем пространстве управленческих проблем области. Однополюсная модель лидерства в полицентричной модели власти, как это ни парадоксально, судя по оценкам членов команды, является более оптимальной, нежели многополюсная модель, используемая А. Лисицыным: "Есть один момент, который вносит определенное противоречие в эту ситуацию. У нас нет вице-губернатора, - размышляет один из респондентов. - У нас есть один легитимный лидер - Лисицын. Остальные, начиная с первого заместителя и кончая остальными руководителями, имеют свои полномочия, но нет одного лидера. Поэтому невольно эти полномочия начинают пересекаться. И нет такого человека, который может рассудить. Вот батька приедет, рассудит. Его нет, и тогда возникают напряжение, сложности, конфликты. Отсюда возникает некоторое неудовлетворение, неверие в то, что команда может работать, как один механизм, как единая часть, без того человека, который завел эти часы и ушел". Возникает вопрос: почему сильные и опытные лидеры, занимающие высшие позиции в иерархии власти, используют разные схемы распределения лидерства внутри своих команд?
