Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Условие-истинностный подход к анализу языковых значений 14
1.1 Концепция "значение как употребление" 14
1.2 Концепция значения как условий истинности и стандартная семантика Дэвидсона 35
1.3 Верификационистские аргументы против УИКЗ 56
1.4 Резюме главы 69
Глава 2. Онтологическая нейтральность УИКЗ 71
2.1 Требование независимости истинностных факторов от сознания 71
2.2 Носители истинности в УИКЗ 92
2.3 Резюме главы 105
Глава 3. Применение в УИКЗ различных теорий истины 107
3.1 Понятие истины и возможность его применения в теории значения 107
3.2 Применение корреспондентной теории 109
3.3 Применение дефляционной теории 118
3.4 Применение прагматической теории 128
3.5 Применение ревизионной теории 136
3.6 Применение релятивистского подхода 141
3.7 Применение когерентной теории 157
3.8 Резюме главы 172 Глава 4. Проблемы обоснования языковых выражений 174
4.1 Различение между истинностью и обоснованностью знания 174
4.2 Природа когерентности и проблема доступа 185
4.3 Аргументы когерентной теории обоснования и перцептуальные утверждения 198
4.4 Интерпретация и обоснование 223
4.5 Резюме главы 239
Глава 5. Самоорганизация языковых значений и ее анализ как эпистемологического обоснования. Ее применение к прикладным семантическим теориям 241
5.1 Значение как обоснование 241
5.2 Динамическая теория каузальной референции 253
5.3 Холистичность и конвенциональность значений 264
5.4 Композициональность значений 274
5.5 Применение обосновательной концепции значения к прикладным семантическим теориям 286
5.6 Принципы построения двухуровневой семантики 299
5.7 Резюме главы 309
Заключение 311
Библиография 316
- Концепция "значение как употребление"
- Верификационистские аргументы против УИКЗ
- Понятие истины и возможность его применения в теории значения
- Динамическая теория каузальной референции
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Один из наиболее характерных феноменов философии и культуры XX века — обращение к феномену языка как к специфическому предмету, без которого невозможен никакой метод исследования. Философия языка определяет развитие многих областей современной философии: ее ключевые идеи оказали и продолжают оказывать огромное влияние как на проблематику, так и на сам стиль современного философствования. При этом продолжают появляться новые аспекты тем, связанных с философским анализом языка, его роли в социальных практиках человека и познании им внешнего мира. Для представленной работы особенно важно то обстоятельство, что философия языка указывает определенный способ рефлексии над языком, и если она строится не на метафорических аргументах, а тяготеет к определенной строгости, то она способна выступать и философией лингвистики, т.е. методологией конкретных научных проектов. В этом отношении не случаен и тот факт, что само различение истинности и обоснованности, оказавшееся таким важным для этой работы, выкристаллизовалось в Венском кружке в результате дискуссий о языке науки.
Помимо этого, актуальность представленной работы определяется возрастающей ролью межъязыковой и кросс-культурной коммуникаций в современных условиях глобализации и мультикультурализма. Повышение необходимости в интерпретации семантической информации и увеличение числа параметров, по которым эта интепретация может проводиться, обусловливают потребность в разработке детальных теорий значения для естественных языков, способных адекватно решать возникающие здесь проблемы. Особым обстоятельством здесь является возрастание использования информационных технологий и автоматизации обработки информации, в результате чего важной задачей для философии языка становится методологическое обеспечение прикладных семантических теорий.
Методологическая и предметная актуальность работы обусловлена также связью этой проблемы с центральными эпистемологическими вопросами, в том числе с проблемой истины. Для послевитгенштейнианской эпистемологии вообще чрезвычайно характерны подчеркнутый интерес к теориям истины и разработка все новых их разновидностей, а с другой стороны — разграничение истины и обоснования (justification) высказываний, которое, в свою очередь, может отождествляться, а может быть разведено с гарантированностью (warrant), надежностью утверждения и выражаемого им полагания. Разграничение, в свою очередь, не единственное из возможных здесь решений: сама истина может рассматриваться как обоснованность. Одна из важнейших проблем, вытекающих отсюда для семантики — восходящая в этой традиции к Расселу проблема онтологических обязательств высказывания. Очевидно, что истина и ложь не должны быть в теории языкового значения онтологическими величинами (как это было для Фреге). Основополагающей теорией современной концепции значения как условий истинности (УИКЗ) является теория Дэвидсона. Она подверглась критике, суть которой сводится к тому, что с помощью понятия истины мы далеко не всегда и/или не полностью схватываем значение: для этого нам может потребоваться нечто еще или нечто иное. Теория Дэвидсона использует семантическое определение истины; последнее полагалось им в момент создания своей стандартной семантики онтологически нейтральным, однако позднейшая критика показала возникающие здесь сложности; следовательно, эта концепция будет работать до тех пор, пока наш язык является экстенсиональным, а отсюда вытекают и следующие возможные ограничения.
Рассмотрение этих обстоятельств в обсуждении УИКЗ порождает значительный круг вопросов, часть которых обсуждается в представленной диссертации. Основные их них таковы:
1. Насколько органично для УИКЗ требование онтологической нейтральности? Насколько оно выполнимо?
2. Могут ли быть применены в УИКЗ теории истины различной формы? Изменится ли от этого суть УИКЗ?
3. В каком отношении условия истинности высказывания, обсуждаемые как его значение, могут выступать условиями его эпистемологически-коммуникативного обоснования!
4. Каково соотношение роли истинности и обоснованности в структуре языкового значения? С чем это связано и что отсюда следует?
5. Какую форму может иметь теория значения как условий обоснованности и каковы ее возможные применения?
Предлагаемое исследование ставит целью прояснение такой эпистемологической позиции, согласно которой обоснованность значений нельзя определить, исследуя отношения между языковыми выражениями и их референтами. С такой точки зрения, обоснование значений — социальный процесс, многоаспектный процесс коммуникации, посредством которого мы пробуем убедить друг друга в том, что мы полагаем; мы лучше понимаем природу знания, когда мы понимаем, какую роль знание играет в обосновании значений выражений нашего языка и манифестируемых ими полаганий, чем во все более и более точном представлении действительности. Таким образом, в теоретико-методологическом отношении исследование выходит за пределы традиционной аналитической модели связи истины и значения и раскрывает основные параметры философской семантики, опирающейся на эпистемологию, что дает возможность показать значение совместного рассмотрения семантических и прагматических аспектов языка. Следовательно, анализ связи значения, истины и обоснования представляется актуальным и с точки зрения разработки методологических проблем, связанных с философским осмыслением гуманитарного научного знания.
Итак, актуальность представленного диссертационного исследования состоит в том, что в нем разносторонне и последовательно, на уровне методологических критериев современной аналитической философии, исследована совокупность ключевых проблем философии языка и предложена новая концепция значения, представляющаяся решающе важной для адекватного философского анализа феномена человеческой коммуникации и для компьютерного представления знаний.
Степень теоретической разработанности темы. Исследование связи истины и значения восходит к Фреге, Расселу, Витгенштейну и Тарскому. Конкретизация проблемы в современной философии, соответствующая принятому в диссертации подходу, связана в первую очередь со "стандартной семантикой", сформулированной в работах Д.Дэвидсона. Последнюю разрабатывают У.Лайкэн, Дж.Макдауэлл, С.Стич, Дж.Уоллес, Дж.Гарфилд, Р.Грэнди;
рассматривают и критикуют М.Даммит, Э.Лепор, Т.Бердж, Г.Эванс, Дж.Фостер, Дж.Катц, Э.Сааринен, Я.Хинтикка и многие другие.
Важным для данного исследования является обсуждение проблематики истины и обоснования, представляющее одну из центральных тем в эпистемологии последних десятилетий. Проблемы истины рассматривают в своих работах У.Элстон, Н.Решер, К.Райт, М.Девитт, М.Даммит, Я.Хинтикка, Р.Фумертон, А.Гупта, Р.Уокер, Р.Керкэм, С.Кэндлиш, Н.Белнап; теории обоснования — А.Плантинга, Л.Бонжур, П.Кляйн, Р.Рорти, Г.Харман, Ф.Дретске, А.Голдман, Р.Нозик, П.Мозер, Дж.Ходжлэнд, Р.Фоли, Р.Соса и др.
Общие проблемы философской семантики, релевантные для представленного исследования, рассматривали Д.Льюис, Х.Патнэм, Н.Гудмен, Дж.Фодор, Э.Лепор, И.Хэкинг.
В отечественной литературе указанная проблематика затрагивалась в работах А.В.Бессонова, А.Л.Блинова, А.Ф.Грязнова, Е.Н.Никитина, В.В.Петрова, В.А.Суровцева, В.В.Целищева и др.
Для освещения вопросов и тем теоретической лингвистически здесь особо важны подходы Ю.С.Степанова и Т. ван Дийка.
Наконец, особую роль в этой работе играют результаты, полученные в ходе широких дискуссий последних десятилетий о методах компьютерного моделирования человеческого знания И.Ю.Алексеевой, Б.В.Бирюковым, Х.Дрейфусом, Д.А.Поспеловым, К.Фогелем.
Цель и задачи исследования. Основная цель диссертационного исследования заключается в том, чтобы разработать и обосновать адекватное решение проблемы значения в естественном языке с учетом результатов, полученных в современной эпистемологии, а также рассмотреть возможности его применения в компьютерных информационных технологиях.
Эта цель предполагает следующие задачи:
1) экспликация концептуального базиса УИКЗ, т.е. основных характеристик ее предмета и метода;
2) построение требования онтологической нейтральности, предъявляемого к теории значения;
3) систематическое исследование возможности применения в УИКЗ различных теорий истины;
4) характеристика различения между истинностью и обоснованностью знания в эпистемологическом и семантическом аспектах;
5) применение эпистемологического понятия обоснования к теории языкового значения;
6) разработка возможных приложений концепции значения как условий обоснованности.
Методологические основания исследования. В самом общем виде метод исследования можно определить как аналитический: автор опирается на категориальный аппарат, принципы аргументации, теоретическую и источниковедческую базы современной аналитической (преимущественно англоязычной) философии языка. Это ни в коей мере не "логический анализ языка": автор не прибегает к собственно логическим методам. Использовались теоретические положения и выводы современных исследований теорий значения (наиболее методологически значимы здесь оказались идеи М.Даммита), теорий обоснования (прежде всего когерентные теории Л.Бонжура и Г.Хармана, экстерналистский подход и т.д.). Для формулировки требования онтологической нейтральности было задейстовано представление об алетическом реализме, разработанное У.Элстоном. Важным ориентиром послужили результаты, которые получили в философии науки К.Гемпель (концепция объяснения) и У.Сэлмон (теория каузальности), а также выводы о компьютерном представлении знания, сделанные И.Ю.Алексеевой.
Научная новизна положений диссертации, выносимых на защиту. В диссертации получены следующие конкретные научные результаты, обладающие новизной и теоретической значимостью.
1. В диссертации впервые в отечественной литературе дан подробный критический анализ одной из центральных современных семантических концепций — условие-истинностная концепция значения ("стандартная семантика") Дэвидсона и показано, что ключевые идеи УИКЗ сами по себе не приводят к удовлетворительному объяснению феномена владения языком. Мы не можем положить в основу теории значения понятие истинности, интерпретируемое в смысле объективных условий истинности; в противном случае значение становится эпистемически недоступным. Искомая строгость в отношении онтологических обязательств теории не была достигнута: поскольку УИКЗ Дэвидсона претендует на то, чтобы быть именно теорией значения для естественных языков, постольку всякий раз, когда она пытается объяснить, каким образом она может дать теорию понимания выражений этих языков, она сталкивается в числе прочих и с онтологическими проблемами. В этом контексте рассмотрены связанные с ней проблемы: композициональности и холистичности значений, понимания и интерпретации языковых выражений. Продемонстрирована взаимосвязь аспектов этой проблематики, определяющая форму семантической теории.
2. В диссертации впервые выдвинуто и обосновано положение о том, что теория значения как условий истинности имеет форму ограничений, накладываемых на семантическую/истинностную относительность, сопоставимых с ограничениями, накладываемыми на онтологическую относительность. Главные из таких ограничений касаются зависимости истины от сознания и реализма, т.е. онтологических обязательств истинных утверждений и утверждений об истинности. Для этого в диссертации использованы две дистинкции: между носителями истины и истинностными факторами и между метафизическим и алетическим реализмом. Требования бивалентности и трансцендентности истины характерны для метафизического реализма, но не для собственно реализма относительно истины. Для последнего существенным является признание возможной независимости от сознания истинностных факторов (например, фактов), которое еще не влечет за собой онтологических требований о том, к какого рода вещам отсылает высказывание, или о том, каким способом существуют эти вещи.
Этот результат показывает, каким образом мы можем строить семантическую теорию, свободную от онтологических обязательств и связанных с ними избыточных требований.
3. Впервые исследована возможность применения в УИКЗ различных теорий истины. Обсуждение проведено по трем критериям:
• функциональная пригодность, т.е. способность служить теорией значения,
• удовлетворение требованию онтологической нейтральности и
• редуцируемость результатов применения данной теории к результатам применения других теорий.
Рассмотрение теорий истины в порядке возрастания их пригодности к использованию в УИКЗ свидетельствует, что объемлющей в этом отношении является когерентная теория. Этот результат показывает, что попытка последовательного проведения требования онтологической нейтральности в когерентной теории оставляет нас не столько с когерентной теорией истины, сколько с когерентной теорией обоснования знания, поскольку в таком случае нас могут интересовать не столько отношения наших утверждений к миру, сколько причины, по которым мы поддерживаем именно эти полагания.
4. Впервые в отечественной литературе систематическое различение между истинностью и обоснованностью знания использовано в разработке специальной философской теории частного феномена — языкового значения. Развернутый анализ этой дистинкции раскрывает позицию, согласно которой наши истинные полагания должны базироваться на достаточно серьезных основаниях, чтобы быть удостоверяемы как знание. Раскрыта роль этой дистинкции для семантики естественного языка, состоящая в следующем: мы можем придерживаться когерентного подхода к обоснованию, однако постольку, поскольку мы используем его для анализа языковых значений, мы не можем игнорировать то соображение, что некоторые утверждения — такие, как перцептуальные, — могут быть непосредственно обоснованы чувственно воспринимающим их субъектом, знающим их "по знакомству". Это прежде всего утверждения о реальной действительности, которые представляются нам заслуживающими доверия независимо от каких-либо аргументов в их пользу. Поэтому адекватная когерентная теория обоснования может и должна дать теорию обоснования перцептуальных утверждений, отвергающую обвинение в произвольности и нередуцируемую к фундаментализму. Такая теория может принимать форму ограничений, накладываемых на холистический подход к когерентному обоснованию — и это будет далее определять форму теории, связывающей значение и обоснование.
5. Разработана оригинальная концепция языкового значения, основанная на представлении об обосновании знания. Согласно этой концепции, мы знаем значение предложения, когда можем обосновать полагание, выражаемое этим предложением. Мы знаем значение высказывания не тогда, когда мы обладаем некоторым знанием о связи его пропозиционального содержания с элементами внешнего мира (мы можем понимать значение и без этого), но тогда, когда мы обладаем явным или неявным знанием причин, по которым мы принимаем и поддерживаем (или оспариваем, отрицаем и т.д.) выражаемое этим высказыванием полагание.
6. Выдвинут и разработан тезис о том, что условия истинности и условия обоснования не конкурируют в теории значения даже при том, что определяемые ими понятия могут совпадать экстенсионально. Отсюда следует, что обосновательной теории значения соответствует определенная теория референции. В диссертации предложена отвечающая соответствующим требованиям процессуально-каузальная теория референции, которая объясняет установление референции в результате каузального взаимодействия идиолектов. Важным следствием этой теории является хорошо согласующийся с другими полученными результатами вывод о том, что обоснование значений языковых выражений проводится не относительно всей системы языка, но относительно некоторого его фрагмента. Развитие этого положения оказывается связано с представлениями о конвенциональности значений и приводит к наложению ограничений на холистический подход в пользу молекуляристской позиции.
7. Выдвинуто и развито положение о том, что моделирование значений при компьютерной обработке текстов целесообразно проводить на двух взаимодействующих уровнях: относительно фиксированной базы данных (соответствующей множеству утверждений, не требующих дальнейшего обоснования) и относительно варьируемой (настраиваемой) базы знаний, способной подвергаться изменениям в ходе самого этого процесса. Тезис о том, что для компьютерного моделирования языковых значений необходимо взаимодействие двух уровней, отражает главный результат о том, что для представления значения необходимо определить как его условия истинности, так и условия обоснованности. Статический (или внутренний) уровень соответствует истинности высказываний, динамический (или внешний) — обоснованности.
В целом же следует заключить, что ориентация на исследование влияния, оказываемого на языковое значение когнитивными способностями человека, его концептуально-структурирующей деятельностью и другими принципами категоризации, открывает новый подход к принципам построения семантической теории для естественного языка и к принципам компьютерного моделирования языковых значений и систем знаний, используемых человеком в реальной практике.
Теоретическая и практическая значимость исследования. В осуществленном исследовании разработаны и обоснованы теоретические положения, совокупность которых представляет собой новый шаг в разработке одной из центральных проблем современной философии языка. Материалы диссертации, положения и выводы, сформулированные в ней, существенно дополняют и уточняют понимание проблемы языкового значения, позволяют более полно интегрировать философскую семантику в общий эпистемологический контекст. В диссертации разрабатывается проблемно-теоретическая основа для совместного изучения семантических и прагматических аспектов языка, что вносит реальный вклад в философию языка и в методологическое обеспечение прикладных семантических теорий.
Последнее имеет значение для разработки программ автоматического анализа текста — такого вида, как автоматическое реферирование, "раскопка текста" и т.п., а также для методики компьютерного представления знания в целом.
Полученные в работе результаты могут быть использованы для дальнейшего развития таких разделов философии, как теория значения и теория референции языковых выражений, теория пропозициональных установок и др., а также в преподавании таких философских дисциплин, как "Аналитическая философия языка", "Современная эпистемология", "Философские проблемы лингвистики" и т.д.
Общую концепцию диссертационного исследования и отдельные его результаты автор использовал в своей преподавательской деятельности.
Апробация работы. Результаты диссертационного исследования нашли свое отражение в ряде работ автора, в том числе в трех монографиях.
Основные концептуальные элементы работы многократно обсуждались на международных и отечественных конференциях, в том числе: Новосибирский конгресс "Вероятностные идеи в науке и философии" (2003); Всероссийский конгресс "Философия и филология" (Томск, 2003); 4-е Шпетовские чтения (Томск, 2002); XX Всемирный философский конгресс (Бостон, 1998); II, III и IV Европейские конгрессы аналитической философии (Лидс, 1996; Марибор, 1999; Лунд, 2002); I и III Всероссийские философские конгрессы (СПб, 1997; Ростов-на-Дону, 2002); 24-я и 26-я Международные конференции по философии науки (Дубровник, 1998; 2000); конференция "Метафизика в III тысячелетии" (Рим, 2000); XI Международная конференция по логике, методологии и философии науки (Обнинск, 1995) и мн.др.
Материалы, которые легли в основу данного исследования, были использованы автором в лекциях по философии языка, философии науки, аналитической философии и эпистемологии, читавшихся в 1995-1998 в Университете Российской Академии Образования, в 1998-1999 в университете штата Айова и в настоящее время в Российском Университете Дружбы Народов.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, пяти глав (двадцать семь параграфов), заключения и библиографии.
Концепция "значение как употребление"
Непосредственным источником современной УИКЗ является семантическая концепция истины Тарского. Можно предположить, что одна из важнейших общих черт этих двух концепций — антиментализм, стремление удалить из анализа отношения обозначения или репрезентации ментальные понятия или по крайней мере понизить их статус. В этом отношении их общим методологическим фоном является концепция "значение как употребление", противостоящая идеационным теориям значения.
Рассмотрим вкратце важные здесь для нас аспекты концепции "значение как употребление", обсужденные в "Философских исследованиях" Витгенштейна — работе, наиболее плотно ассоциирующейся с укоренением этих представлений. Центральные аргументы в этой связи — индивидуального языка и следования правилу.
В 139-242 "ФИ" Витгенштейн устанавливает невозможность "логически индивидуального языка", которому ни в коем случае нельзя научиться. Считается, что аргумент частного языка лишает ощущения и восприятия статуса сугубо индивидуальных и вследствие этого недостижимых ментальных сущностей, которые не обусловливаются никакими физическими событиями1. Витгенштейн подвергает критике "августинианскую" теорию значения, согласно которой значение есть определенный предмет (образ в сознании; абстрактная сущность) и которая, соответственно, представляет собой не просто семантическую теорию, но философскую парадигму, разделяемую многими авторами, в том числе самим Витгенштейном в "Трактате". По мнению Г. Бейкера, "Витгенштейн целится в философский миф, а не в невинное повседневное представление о языке как деятельности, управляемой правилами"2.
Вообще говоря, в основе подобных "мифических" концепций должно лежать минимум два допущения: І. знаку соответствует некоторая внеязыковая сущность, и ii. эта сущность имеет ментальную природу.
В то же время Витгенштейн опровергает идею, что язык есть "исчисление правил значения". Хотя нельзя отрицать, что язык есть деятельность по правилам, но эти правила, с точки зрения Витгенштейна, принципиально нельзя систематизировать в исчисление. Поэтому он стремится показать, что нельзя говорить о неосознанном следовании языковым правилам, которое можно было бы тем или иным образом эксплицировать и дополнить им осознанное следование правилам, чтобы таким образом построить исчерпывающее исчисление языковых правил.
При этом Витгенштейн раскрывает два тезиса: а) нет такой системы языковых правил, которая была бы полной и -з недвусмысленной , и б) нет такого правила, которое независимо от нашей практики его применения определяло бы, правильно или неправильно используется выражение.
Предположим, например, что нас интересует некоторая формальная система. Когда определены аксиомы и правила вывода, мы уже думаем о них как об определении всего, что может считаться теоремой (или всего, что имеет значение для доказательства теоремы). Принимая аксиомы и правила, мы (как мы считаем) тем самым уже берем на себя обязательство к принятию определенных вещей как теорем; математическая задача состоит в том, чтобы раскрыть, каково в конкретных случаях наше обязательство. Однако, несмотря на факт, что доказательство в такой системе является механически достигаемым понятием (т.е. что мы можем эффективно запрограммировать машину, чтобы проверить любое предполагаемое доказательство), в действительности так или иначе нет никакого жесткого определения тех предложений, которые являются теоремами. В наиболее общей форме можно сказать, что в нашем понимании любого понятия нет никакого жесткого определения того, что можно считать его правильным применением.
Эта проблема, формулируемая как проблема следования правилу, может интерпретироваться таким образом, будто всегда существует бесконечно много одинаково успешных альтернативных способов, которыми можно следовать правилу в конкретных случаях. Но это, конечно, не так, поскольку мы имеем в виду правило, имеющее точный смысл. Однако есть по крайней мере один аспект, в отношении которого следование правилу может быть расценено как всегда привлекающее интерпретации. Он выражается в следующем. Любое правило, которому некто (наблюдаемый нами) следует, может применяться им на некоторой стадии таким образом, который будет одновременно и совместим с прошлым применением, и отличен от того, что мы имели в виду. Если некто внезапно делает что-то, что кажется нам ненормативным применением правила, то у него может иметься такая интерпретация полученных им инструкций, которая объясняет и использование рассматриваемых терминов, совпадавшее вплоть до данного момента с предполагавшимся (автором инструкций и/или внешним наблюдателем) использованием, и также дальнейшее ненормативное использование. Мы скажем, что такой человек извратил наши инструкции, что он следовал правилу, отличному от того, которое мы предназначали. Но, очевидно, возможно также, что ничто из того, что мы говорим или делаем, не заставит такого человека следовать правилу так, как мы хотим.
Верификационистские аргументы против УИКЗ
Возможные аргументы против УИКЗ будут направлены прежде всего на само понимание природы связи между истиной и значением. Возможна позиция, состоящая в том, что метафизическое понятие истины, будь оно реалистским или антиреалистским, не может играть никакой роли в теории того, как мы понимаем языковые выражения. В пользу этого представления свидетельствует то, что никакой действительный психологический механизм не способен выполнять требуемую задачу сравнения высказываний с неконцептуализованной действительностью. В УИКЗ предлагается сохранить вербальную формулу, согласно которой для того, чтобы знать значение, скажем, выражения "Снег бел", надо знать, при каких условиях это предложение является истинным. Можно сказать, что независимо от того, что именно требуется для того, чтобы понять предложение, это должно быть названо неявным знанием условий, при которых предложение является истинным. Но если мы принимаем этот способ, то будет тавтологией считать, что "Если X понимает предложение "Снег бел", то X знает (неявно) условия истинности предложения "Снег бел"". Если это тавтология, то нельзя утверждать, что это — серьезная и общезначимая теория понимания, обладающая реальной объяснительной силой. Но если представление о том, что истина есть соответствие с действительностью, не может нам ничем помочь, то как мы должны объяснить понятие истины? Формальная семантика понятия "истинный" (особенно дефляционный принцип эквивалентности: сказать о предложении, что оно является истинным, эквивалентно утверждению этого предложения) позволяет нам определить столько предложений формы "S истинно", сколько имеется предложений S, которые мы хотим утверждать или отрицать. Но как мы можем объяснить то, что мы делаем, когда мы утверждаем и отрицаем? Мы можем сказать, что когда мы делаем утверждения, мы надеемся, что они будут истинны, и стремимся к тому, чтобы это было так. Однако это практически пустое заявление, поскольку нет и не может быть независимых проверок ни истины, ни обоснованной утверждаемости.
Рассмотрим подробнее, как может выглядеть такая позиция, чрезвычайно важная для понимания сути возможных претензий к УИКЗ, на примере аргументов Майкла Дам мита.
Даммит характеризует смысл (sense) как тот аспект значения (meaning), "который определяет условие, при котором предложение является истинным"12. Семантическое значение (semantic value) атомарного предложения Даммит характеризует как тот признак, обладание которым является [для атомарного предложения] необходимым и достаточным, если каждое сложное предложение должно быть определено как истинное или иначе в соответствии с его составом из атомарных предложений... Семантическое значение атомарного предложения (и, следовательно, любого предложения) является именно его истинностным значением — истинно оно или нет... Сначала мы устанавливаем, что семантическое значение сингулярного термина — это тот конкретный объект, к которому он имеет референцию: тогда из этого следует, что семантическое значение одноместного предиката дается, устанавливая, для каких объектов он является истинным, двухместного предиката — для какой пары объектов он является истинным, и т.д.13.
Это предполагает, что для каждого объекта язык содержит сингулярный термин, указывающий на него. Смысл выражения — это компонент его значения, который является релевантным для определения истинности того предложения, в которое оно входит; именно этот компонент его значения определяет семантическое значение выражения. Даммит разъясняет понятие семантического значения, когда заявляет, что семантические значения слов, составляющих предложение, в совокупности определяют его как истинное или ложное: когда мы говорим, что смысл слова определяет его семантическое значение, то это подразумевает, что во внимание принимается вклад внеязыковой действительности. Возможность такого объяснения понятия семантического значения зависит от предположения, воплощенного в фундаментальном принципе классической семантики, согласно которому условие истинности каждого предложения либо выполнено, либо не выполнено. Это может быть расценено как метафизическое допущение (о том, что имеется внеязыковая действительность, независимая от нашего знания о ней), а также как теория значения (мы успешно приписываем нашим предложениям смысл, который делает их детерминированно истинными или ложным). С такой точки зрения, фрегеанское понятие референции выражения и есть понятие семантического значения — по крайней мере, в контексте классической семантики.
Даммит описывает различие между смыслом и референцией, заявляя, что смысл есть компонент значения, и поэтому дать теорию смысла выражения значит дать (частично) некоторую теорию того, что знает говорящий, когда он понимает это выражение. Рассматривая смысл как определение референции, мы тем самым предполагаем, что таким образом принят во внимание вклад внеязыковой действительности. Так, Фреге расценивал различие между смыслом и референцией как одно из своих фундаментальных открытий — смысл выражения не может состоять только в его наличии у него референции, какой бы она ни была. С такой точки зрения, смысл определяет референциальное/семантическое значение. Последнее представляет собой признак, который является необходимым и достаточным для определения истинности предложения: для того, чтобы предложение имело семантическое значение, оно должно быть способно быть истинным или ложным, и оно должно в самом деле быть или истинным, или ложным. Смысл выражения определяет его семантическое значение и, поскольку семантическое значение является или истинным, или ложным, определяет его как истинное или ложное. Референция есть семантическое значение, поэтому смысл выражения определяет его референцию и, поскольку референция указывает только на истинность или ложность, определяет его как истинное или ложное. Эта теория смысла определяет референцию слов (это — основополагающий тип теории, построенный на сингулярных терминах и остенсивном определении) при условии, что внеязыковая действительность принята во внимание и отношение языковых выражений к ней служит предметом этой теории.
Понятие истины и возможность его применения в теории значения
Понятие истины в УИКЗ очевидно должно отвечать своему функциональному предназначению, т.е. быть семантически ориентированным — соответствовать определению (D1) Истина — такое свойство предложений (или других носителей истинности), благодаря которому мы знаем их значение. Задача состоит в том, чтобы сопоставить этому функциональному определению некоторое структурное. Алан Уайт начинает свою известную книжку "Истина" с замечания: "Что такое истина?" ("What is truth?") и "Что является истинным?" ("What is the truth?" — два совершенно разных вопроса. Второй — вопрос о том, какие именно вещи являются истинными; первый — о том, что значит сказать, что они истинны1.
Этот подход развивали Николас Решер, предложивший различать истину как дефиницию и истину как критерий2 (сама идея, в свою очередь, в аналитической традиции восходит к Айеру3), Родерик Чизом4 и другие. В первой главе мы обсуждали второй вопрос. Теперь наш вопрос здесь — первый: "Что такое истина?" Его можно принять за вопрос о нашем обычном понятии истины; или, если таких понятий у нас несколько — как это, по всей вероятности, обстоит с нами на самом деле, т.е. в реальной когнитивной практике — то это вопрос, в существующем контексте, по меньшей мере об одном из этих понятий: семантическом. Это тривиально справедливо для УИКЗ, но не только для нее, а также и для более широких эпистемологических контекстов. По выражению Майкла Девитта, семантическое понятие истины "занимает нас ровно постольку, поскольку оно играет роль в нашей лучшей теории мира"5; точнее говоря, это регулятив нашей когнитивной деятельности.
Мы можем охарактеризовать последнюю, поддержав общепринятый в современной научной философии тезис о том, что знание — это истинное обоснованное полагание (true justified belief) (см. подробнее в 4.1). В таком случае мы сможем дать следующее определение истины: (D2) Истина — такое свойство обоснованных полаганий (или других носителей истинности), благодаря которому мы их знаем (de re или de dicto).
Удерживая представление о связи истины со значением, т.е. в рамках УИКЗ, мы скажем: (D3) Истина — такое свойство обоснованных полаганий (или других носителей истинности), благодаря которому мы знаем их значение.
Сравнив это определение с (D1), мы увидим, что принятие такого подхода обяжет нас показать, каким образом может быть установлена эквивалентность между токенами предложений и обоснованными полаганиями как носителями истинности. Но сначала рассмотрим возможности применения для целей этого исследования различных теорий истины.
При этом за рамками рассмотрения останутся те теории, которые очевидно неприменимы в УИКЗ. Это прежде всего: 1) теория элиминативизма, согласно которой, когда истина достигнута, пропозиции исчезают и остается только действительность; 2) теория идентичности, согласно которой, когда носитель истины (например, пропозиция) является истинным, то он идентичен своему истинностному фактору (например, факту), и истина и состоит в этой идентичности.
Они не понадобятся нам здесь по тривиальным причинам, т.к. это — не теории языковых выражений.
С другой стороны, принятый подход позволит нам Сфуппировать различные виды дефляционных теорий, нынешнее развитие которых показывает их отчетливую тенденцию к обособлению. Такие теории, как дисквотационная, просентенциальная и минималистская, будут рассмотрены совместно, т.к. относительно Т-предложений их действие проявляется одинаково и состоит в поддержке дефляционного тезиса.
Основная идея корреспондентной истины обманчиво проста: предложение истинно, если и только если оно соответствует фактам (или действительности).
Эта теория должна прежде всего определять, в чем заключается истинность эмпирических предложений, или предложений наблюдения, т.е. связанных с опытом и не выводимых из других предложений — а, напротив, таких, которые сами являются базовыми для дальнейшего знания. Согласно этой теории, предложение (пропозиция, полагание, высказывание или что бы то ни было, что принимаем в нашей теории за носитель истины) истинно, если есть нечто, благодаря чему оно истинно — нечто, что соответствует в реальности тому, что высказано. Другими словами: если/? истинно, то этому соответствует факт, что р. Или: истинно то, что соответствует фактам. Если р истинно, если и только если р, то, когда что-то — например, р — утверждается истинно, то должно быть нечто дополнительное, нечто другое, чем то, что сказано — нечто, к чему относится то, что утверждается. Очевидный и, возможно, единственный полноценный кандидат на роль этого "нечто" — факт; например, факт, что р.
Классические попытки объяснить понятие корреспондентной истины быстро столкнулись с непреодолимыми трудностями. Если предложение истинно в силу его соответствия факту, то мы нуждаемся в объяснении этого "соответствия" и этих "фактов". Попытки раскрыть понятие соответствия — кореспонденции — быстро увязли в метафорах: "картина", "зеркало" или "отражение действительности" (последнее, конечно, еще не "непотаенность", но тоже вполне поэтично). Предложения, с такой точки зрения, каким-то не определяемым дальше образом "отображают" или "изображают" факты — в свою очередь, неясные сущности с сомнительными условиями идентичности. Под фактом в любом случае понимается нечто независимое от того, что о нем высказывается и, кроме того, нечто, что может быть описано другими словами. Поэтому не только о двух разных предложениях можно сказать, что они описывают один и тот же факт, но и, например, о двух разных пропозициях, если считать их смыслами предложений — поскольку некоторые корреспондентисты создали дополнительную проблему, предположив, что носителями истины являются не предложения, а пропозиции, которые выражают эти предложения. Наиболее общие проблемы, связанные с представлением истинности как корреспонденции, таковы.
Вопрос об истинностном факторе. Чем здесь предстает факт — реальной ситуацией или идеальным состоянием дел, где существенно лишь отношение между индивидуальными объектами?
Вопрос о носителе истинности. Что именно соответствует факту — предложение, пропозиция, полагание или что-то еще?
Вопрос об отношении корреспонденции. В чем конкретно оно заключается — в том ли, что собственным именам и/или субъектным терминам в предложении (или соответствующим элементам в пропозиции) соответствуют реальные сущности, связанные между собой теми самыми отношениями, которые как-то выражены в том, что сказано (например, названы), или же предложения отражают общую структуру факта?
Динамическая теория каузальной референции
Различение между теорией референции и теорией значения восходит в современной традиции к Куайну: это различение между теорией, оперирующей такими экстенсиональными понятиями, как "обозначение" (или "именование"), "выполнимость" (satisfaction), "истина" и теорией, содержащей такие интенсиональные понятия, как "является синонимичным с", "аналитический", "смысл". Теория референции, по мнению Куайна, развита и аргументирована в истории философии (на 1953 год — время выхода "С логической точки зрения") значительно лучше, чем теория значения. Стандартная семантика Дэвидсона, по замыслу ее автора, делает то, что требуется от теории значения — позволяет нам интерпретировать предложения, но при этом находится в пределах теории референции.
Референциальная теория в ее традиционном (эмпиристском) варианте отождествляла значение выражения с тем, на что оно указывает, или с референциальной связью (т.е. не привлекала допущения об отождествлении знания с возможностью описания). Но включение в поле рассмотрения Т-теорий референциально непрозрачных контекстов, неизбежное при логическом анализе естественного языка, потребовало увеличения выразительных возможностей формальных систем. Для этого теория значения референциального типа должна
быть основана на такой концепции референции, которая позволила бы выразить более сложные взаимоотношения между предметом и концептуальной схемой. Обладать некоторым знанием предмета, достаточным для его идентификации, означает тогда располагать не просто информацией о предмете, но информацией о значении термина, указывающего на этот предмет11. Такова, в частности, направленность каузальных теорий референции. С такой точки зрения, описание предмета (трансцендентного описанию референта) с помощью дескрипции исходит из допущения о том, что этот предмет является так или иначе данным, заданным (pre-given); более же сложные виды описания исходят из несколько иного допущения, а именно: первичное описание предмета может быть помещено в контекст некоторой системы описания — такой, что помещение в нее указания на описываемый референт не нарушит правил функционирования этой системы. Иначе, как подчеркивает Дэвидсон, такие каузальные теории референции не будут теориями значения, потому что они обратились бы к причинным отношениям между именами и объектами, о которых говорящие могут быть неосведомлены . Эти и сходные соображения вызвали к жизни ряд "расширенных", в первую очередь каузальных, теорий референции, использующих семантику возможных миров и другие технические средства для придания теории референции некоторого социокультурного измерения. Анализ таких теорий показывает, что используемые в них допущения о репрезентации обладают существенными отличиями от "классического" репрезентационизма: репрезентация в них предстает так или иначе опосредованной13.
Согласно сложившимся представлениям, референция может осуществляться, вообще говоря, тремя способами.
1. В тех (редких) случаях, когда наш доступ к рассматриваемой вещи непосредственен, мы можем указывать непосредственно на вещи. Это использование имени соответствует Расселовой концепции логических имен собственных. Такой привилегированный доступ к вещи — исключение, и как только мы отдаляемся от нашего референта в пространстве или времени, наш доступ становится косвенным. "Косвенная" референция достигается одним из двух способов:
2. Мы можем устанавливать референцию обычных имен собственных и терминов естественных родов, используя определенные дескрипции, где референты соответствующих терминов — индивиды и рода, обозначенные (denoted) определенными дескрипциями.
3. Наше использование имен собственных или общих терминов может иметь некоторое каузальное происхождение, где референты соответствующих терминов — индивиды и рода, которые фигурируют некоторым важным способом в каузальных историях этого происхождения.
С точки зрения каузальной теории, теория дескрипций не в состоянии дать адекватную теорию того, как имена указывают на предметы, поэтому каузальные теоретики предлагают более адекватное, по их мнению, объяснение того, как имена выбирают свои референты14. Классическая теория дескрипций считает, что имя N обозначает объект при использовании (индивидном событии употребления) S в том случае, если .v единственно удовлетворяет всем или большинству таких предикатов F, что S согласился бы с "N есть F ; имя определяет свое обозначение с помощью критерия пригодности. Но во многих случаях информация, обычно связываемая с конкретными индивидами, является ошибочной. Поэтому теория дескрипций могла бы быть расширена за счет включения социального элемента. Согласно такой альтернативе, имена должны рассматриваться как играющие референциальную роль в пределах языкового сообщества, а дескрипции, которые связаны с именем, должны определяться общепринятыми полаганиями по поводу называемого индивида.
