Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблема рационального и иррационального в процессе исторического исследования
1.1. Понятия рационального и иррационального, их виды и онтологические основания 8
1.2. Соотношение рационального и иррационального в процессе исторического исследования 43
Глава II. Проблема рационального и иррационального в историческом знании
2.1. Проблема рационального - иррационального в содержании обыденного исторического знания 78
2.2. Проблема рационального и иррационального в теоретическом историческом знании 112
Заключение 142
Библиографический список 144
- Понятия рационального и иррационального, их виды и онтологические основания
- Соотношение рационального и иррационального в процессе исторического исследования
- Проблема рационального - иррационального в содержании обыденного исторического знания
- Проблема рационального и иррационального в теоретическом историческом знании
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Обращение к теме исследования обусловлено существованием кризиса истории как науки. Проявление этого кризиса можно наблюдать:
в области методологии (см. напр. материалы «круглого стола» на тему: «Актуальные проблемы теории истории»)1. Так, С.А. Гомаюнов отмечает: «Современное состояние исторической науки исследователи оценивают по-разному, но чаще как критическое..., современная историческая наука нуждается прежде всего в проработке своего методологического обеспечения»2. Одни отечественные историки видят основную причину кризиса в том, что советская историческая наука все время и по всем вопросам ориентировалась на теорию марксизма, и в качестве средства выхода из кризиса предлагают полный переход на иные методологические позиции, такие как структурализм, социологическая концепция М. Вебера, теория факторов, синергетика, цивилизационная теория (в различных вариантах, включая евразийство) и т. д. Не все согласны с такой точкой зрения. В.П. Данилов справедливо считает, что огульное отрицание марксизма нанесет развитию науки серьезный ущерб: «Нужно отдавать себе отчет в том, что догматизированная сталинско-брежневская версия марксизма задержала у нас его развитие больше чем на половину века»3. Ряд других исследователей придерживаются подобного же мнения и в качестве необходимого условия преодоления кризиса исторической науки рассматривают научно-методологический синтез;
в общественном историческом сознании. Современное историческое сознание полно предрассудков и устаревших представлений. Часть этих
Актуальные проблемы теории истории: материалы «круглого стола» (12 января 1994 ) // Вопросы истории. -1994.-J6 6.-C. 45-103.
2 Гомаюнов, С.А. Композиционный метод в историческом познании /С.А. Гомаюнов. -М.: МГУ, 1994.-С. 4.
3 Актуальные проблемы теории истории: материалы «круглого стола» (12 января 1994) // Вопросы истории. -
1994. -J6 6. -С. 101.
4 заблуждений, по нашему мнению, является результатом непродуманной политики государства в области исторического образования, часть - результат идеологического воздействия, направленного на разрушение традиционного мировосприятия. Историческое познание направлено не только на получение отвлечённого знания, но и формирует обыденное историческое сознание, выполняя функцию идентификации. Происходящие в современных условиях качественные изменения социокультурных и природных процессов, нарастание симптомов глобальных экологических и геополитических кризисов настоятельно требуют переосмысления самих основ существования и развития человеческих деятельности и сознания.
По-нашему мнению подобное состояние связано, с проблемой взаимоотношения рационального и иррационального, которая представляет собой дальнейшую спецификацию вопроса об отношении мышления к бытию и о познаваемости мира.
Перед научным познанием стоит проблема обновления теории общественного бытия.
Все вышеизложенное определило тему, объект и предмет данного диссертационного исследования. Объектом рассмотрения является процесс исторического познания.
Предметом исследования выступает проблема взаимодействия рационального и иррационального в историческом познании (в самом процессе и репрезентации результатов).
Степень разработанности проблемы
Методологические проблемы изучения истории исследовались в трудах Г.А. Антипова, М.А. Барга, М. Блока, С.А. Гомаюнова, А.В. Гулыги, B.C. Добриянова, В.А. Дьякова, Н.А. Ерофеева, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзона, И.С. Кона, В.И. Копалова, В.В. Косолапова, Э.Н. Лооне, В.В. Иванова, Г.М Иванова, A.M. Коршунова, Ю.В. Петрова, К.Д. Петряева, А.И. Ракитова, Т. Шидера и др.
Эти исследования касались определения таких ключевых понятий исторической науки как «исторический факт», «историческое объяснение», «исторический источник», «историческая реконструкция», «историческая теория» и т. д. В них выяснялась специфика исторического познания, обосновывались научные методы изучения истории, дискутировались спорные вопросы, относящиеся к эпистемологической природе исторического исследования.
В этой связи необходимо отметить, что история является наукой, в рамках которой соединяются социально-философское, социально-экономическое и гуманитарное знание. Следует помнить о том, что социально-гуманитарный стандарт научного знания ориентирован не только на получение результатов, действенных для практической деятельности, но и на получение социально-значимых результатов, согласующихся с целями, основными ценностными установками социально-исторического субъекта.
Проблемы исторического осмысления бытия в своем творчестве затрагивали как историки: М.А. Барг, А.В. Гулыга, В.А. Ельчанинов, Б.Г. Могильницкий, так и философы: О.Ф. Гаврилов, СВ. Каменев, О.И. Кирсанов, И.С. Кон, В.И. Мильдон, А.И. Ракитов, Н.С. Розов, А.Х. Самиев и другие. В работах указанных авторов рассматривается в том числе проблема диалектики объективного-субъективного в процессе исторического познания.
В отечественной философской литературе проблема взаимоотношения рационального и иррационального исследовалась такими авторами как Н.С. Мудрагей, Т.И Ойзерман, B.C. Швырев. Однако в их работах (как и в работах других авторов), как правило, рассматриваются лишь отдельные аспекты проблемы, такие как, например, рациональность науки (B.C. Швырев), историко-философский анализ ее становления (Н.С. Мудрагей), идеалы рациональности (М.К. Мамардашвили), типология рациональности (B.C. Степи н).
Фундаментальных же исследований исторического познания в контексте взаимоотношения рационального и иррационального на сегодняшний день нет,
несмотря на представленность в трудах зарубежных и отечественных авторов отдельных аспектов данной проблемы. Этой ситуацией и была обусловлена постановка цели и задач исследования.
Целью данного исследования является философский анализ проблемы взаимоотношения рационального и иррационального в историческом познании.
В соответствии с поставленной целью в ходе диссертационного исследования решаются следующие задачи:
Исследовать понятия рационального и иррационального, их виды и онтологические основания.
Проанализировать соотношение рационального и иррационального в историческом исследовании.
Рассмотреть проблемы рационального - иррационального в содержании обыденного и теоретического исторического знания.
Решение данных задач позволит обосновать положение, выносимое на защиту - в процессе исторического познания неизменно проявляет себя диалектическое единство рационального и иррационального начал, онтологическим основанием которого выступает единство элементов порядка и хаоса в бытии общества.
Методологической основой исследования стал диалектический метод, позволяющий осуществить аналитическое исследование процесса исторического познания.
В решении конкретных задач исследования используются методы структурного и функционального анализа, а также принципы системного подхода.
Научная новизна исследования состоит в следующем: 1. Дана авторская трактовка соотношения рационального и иррационального в процессе исторического познания.
Выявлено и обосновано, что выступающее в качестве рационального в рамках одной системы рассмотрения, может определяться как иррациональное в рамках другой.
Доказано, что формирование исторической памяти является важнейшим фактором исторического сознания в процессе конструирования людьми той социальной реальности, в которой они обитают, что, в свою очередь, представляет возможность воздействия на будущее социума.
4. Предложена оригинальная интерпретация особенностей таких форм
знания как исторические факты и исторические законы.
Теоретическая и практическая значимость работы
Полученные результаты исследования могут быть использованы для дальнейшего исследования проблематики исторического познания, применяться в качестве методологических оснований материалов лекций и семинарских занятий по соответствующим разделам общего курса философии, а также спецкурсов и спецсеминаров по философии истории и онтологии и теории познания.
Структура диссертации определена поставленными задачами и состоит из введения, двух глав, включающих четыре параграфа, заключения и списка используемой литературы.
Понятия рационального и иррационального, их виды и онтологические основания
Проблема взаимоотношения рационального и иррационального - одна из старейших философских проблем. Будучи сформулированной в середине девятнадцатого века, возникла она еще в Древнем мире в рамках античной философии и философии Древнего Востока.
На протяжении веков категории «рациональное» и «иррациональное» являются предметом осмысления исследователей, занимающихся анализом самых различных сфер человеческой деятельности и сознания. В философии категории «рациональное» и «иррациональное» традиционно используются при анализе природы разума, его места и роли в познании, в ходе оценки действительности и человека, при исследовании отношения человека к миру с позиции разума или его отрицания. С позиций рационального и иррационального рассматриваются глубинные философские вопросы понимания природы человека и общества, познания и сознания. Необходимо подчеркнуть, что понятия рационального и иррационального непосредственно выводятся из человеческой практики, а своим объектом имеют феномены человеческой деятельности и сознания. Объективная реальность, данная человеку в форме природы, не является воплощением человеческого разума. Человек, «исходя из природы такой как она есть, со всеми ее объективными законами, создаёт свою, очеловеченную природу»1. Исходя из этой позиции, нами категории рационального и иррационального будут рассматриваться исключительно в соотношении с сознанием, а не как феномены объективного мира. Тем не менее, на наш взгляд, есть смысл попытаться обозначить онтологические основания рационального-иррационального статуса как самой жизнедеятельности человека и общества, так и их осознания через различные сферы духовного бытия человечества - науку, религию, искусство и др.
Человеческое сознание, по сути, есть отражение объективного мира. Сознание есть субъективное, идеальное отражение. Это превращенная форма, преобразованная обществом как субъектом форма материального мира. Отражение это идеально и не имеет тех свойств, которые имеет объект. Но эта форма объективна по своему происхождению в отношении содержания, которое в ней выражается. Она «есть результат исторического развития и является отражением реальных отношений вещей»1. Следует подчеркнуть, что структура познания сложилась в результате отражения внешнего мира в сознании людей. Все понятия и принципы гносеологии имеют свое онтологическое обоснование и в этом смысле - онтологическую сторону. Категории «рациональное» и «иррациональное», конечно, соотносятся с сознанием, в качестве же их онтологических оснований можно определить стохастическо-статистический характер фундаментальных законов природного бытия и диалектику случайного и необходимого в характере законов бытия социального. Нужно заметить, что в течение долгого времени наука и философия (до Гегеля) рассматривали представление о случайном как выражение вульгарного незнания. Лишь в двадцатом веке наука (в первую очередь, физика) оказалась вынуждена признать за случаем онтологический статус. Случай - в своем конкретном единичном проявлении не может быть задан алгоритмически. Однако именно эта незаданность - стохастичность -приводит к совершенно определенным закономерностям статистического характера для совокупностей. На основании изучения массовых случайных явлений был создан метод их математического описания - теория вероятностей и теория случайных функций (процессов).
Известно, что А. Эйнштейн считал, что использование теории вероятностей имеет лишь временный характер, и на ее место должны прийти более точные и тонкие методы. В некотором смысле с этим можно согласиться, так как в определенных ситуациях фрагменты реальности рассматриваются с точки зрения динамических закономерностей. Динамический закон описывает возможность, которая с необходимостью должна реализоваться. В отличие от него статистический закон определяет широкий диапазон возможностей для поведения элемента, взятого из большой совокупности. Каждый отдельный элемент должен реализовать одну из этих возможностей, однако, какую именно, с точки зрения статистического закона, безразлично. Он дает определенную вероятность каждому из видов случайного поведения. Тем самым статистические законы определяют поведение всей совокупности лишь в целом.
Случайная величина задана функцией распределения вероятности или плотностью вероятности (для непрерывно изменяющейся величины). И если понятие «рациональность» связывать с возможностью внутренне детерминистического безусловно объективного описания явлений, то случайность выступает как основание «иррациональности».
Так, с точки зрения В.В. Налимова, стохастичность вообще можно определить как одну из категорий априорных синтетических суждений. По его мнению, человек воспринимает мир (он адаптирован в нем) через ряд фильтров, математичных по своей природе, так как они опираются на базовые математические представления. Вероятность и случайность входят в структуру этих фильтров.1 Идеи Налимова подвергаются серьезной критике, в частности Р.А. Ароновым2, но сам факт данной полемики свидетельствует о нетривиальности ее предмета.
Проблема соотношения случайного и закономерного в последние десятилетия проявила свой новый аспект в свете теории систем. Согласно ей эволюционные этапы в развитии систем жестко детерминированы, поведение системы в данный период предсказуемо. В критических же точках (точках бифуркации), достигаемых системой на завершающих стадиях эволюционного процесса, господствует случайность. В таких точках нельзя предугадать то новое устойчивое состояние, в которое система перейдет в ходе скачка. А следующий эволюционный этап стартует именно от случайного перехода системы на новый уровень.
Вопрос об онтологических основаниях рационального и иррационального был косвенно затронут в работах Д.И. Дубровского, опубликованных в семидесятых-восьмидесятых годах в рамках полемики по проблеме идеального. Дубровский подчеркивает необоснованность отождествления идеального с рациональными схемами, исключительно с теми духовными явлениями, которые обладают свойством всеобщности и необходимости. По его мнению, неверно считать, что идеальное несовместимо со случайным, единичным (он обращает при этом внимание на внезапные интуитивные озарения, являющиеся «случайными», единичными).
На социальном уровне организации материи статистичности-стохастичности законов соответствует диалектика случайного и необходимого в характере законов бытия социального (в этом смысле можно говорить о свободно-необходимом характере деятельности людей). Несомненно, что «всякий закон одновременно приблизителен и точен» «и законы природы, и законы общества одновременно и точны, и приблизительны»
Реальное свободное действие человека выступает, прежде всего, как выбор альтернативных линий поведения. Выбор альтернативы поведения определяется, прежде всего, целевыми установками человека, а они, в свою очередь, определяются характером практической деятельности и той совокупностью знаний, которой человек располагает. Знание же, на которое опирается субъект в своем выборе альтернатив, есть, чаще всего, знание необходимости. Человек выбирает ту линию поведения, которая для него обладает внутренней необходимостью в свете имеющегося в его распоряжении знания (хотя иногда выбор осуществляется интуитивно, случайно). Знание, на которое опирается индивид, обусловлено социально-групповой и эпохальной принадлежностью субъекта деятельности и сознания. По сути дела даже самые иррациональные на первый взгляд поступки человека обусловлены его внутренним миром и внешними обстоятельствами. Диалектическое понимание взаимосвязи случайности и необходимости, возможности и действительности имеет важное значение для осмысления познавательной и практической деятельности человека. В познании отражается не только действительность, но и те возможности, которые в ней коренятся.
Соотношение рационального и иррационального в процессе исторического исследования
Особенности взаимосвязи рационального и иррационального в историческом познании обусловливаются спецификой исторической науки. Для теоретико-познавательного исследования современных форм рациональности в исторической науке особенно важен принцип единства методологической структуры социального и естественно-научного познания, основными компонентами которой являются описание и обобщение фактов, установление логических и формальных связей, дедукция законов. Задача данного параграфа заключается, во-первых, в рассмотрении специфики исторической науки, во-вторых, в изучении особенностей взаимосвязи рационального и иррационального в историческом исследовании.
Г.В. Каракозова выделяла такие особенности научного познания общества, как, во-первых, сложность социального объекта, во-вторых, специфика функционирования и развития общества как управляемой системы, выражающейся в особенностях механизма действия социальных законов через сознательную деятельность людей, в органическом единстве объекта и субъекта исторического процесса. Хотя обе эти особенности касаются социального познания вообще, они с полным правом могут быть отнесены и к историческому познанию, в частности, если будет сделана поправка на то, что одной из специфических сторон исторической науки является пространственно-временной аспект исследования объекта1.
Говоря об особенностях историко-научного познания, В.И. Герье отмечал, что история отличается от других наук главным образом тем, что не имеет дела непосредственно со своим материалом, то есть с историческими событиями, но видит только отражения, которые они произвели на очевидцев и ближайших к ним свидетелей. Потому первая её задача - сделать по этим отражениям и сохранившимся свидетельствам верное заключение о самом событии1. Процесс отражения действительности в исторической науке, подчиняясь общим для всех наук закономерностям познания, вместе с тем имеет свои специфические особенности, обусловленные природой исторического объекта. Трудности исторического познания обусловлены сложностью объекта исследования. Сложность объекта истории как науки проявляется при попытке определить, что является данным объектом. По нашему мнению объектом истории как науки является прошлая социальная реальность.
В основе социальной реальности как продукта человеческой деятельности лежат акты мышления, недоступные для прямого наблюдения. Поэтому в качестве первичного объекта при изучении социальной реальности выделяются человеческие действия. Насколько деятельность человека является рациональной. Прежде всего, деятельность отличается своим целенаправленным характером, то есть это такая активность, которая всегда направлена на достижение сознательно поставленной цели. Другой важной чертой деятельности является ее предварительная продуманность2.
Когда деятельность оказывается рациональной? По-видимому, имеет смысл считать деятельность рациональной в том случае, когда она приводит к поставленной цели. Поэтому мы можем определить: деятельность рациональна, если один из ее результатов совпадает с поставленной целью (или соответствует цели), то есть соотнося результат и цель, мы приходим к выводу о том, что полученный результат - это именно то, к чему мы стремились. Соответственно нерациональной будет та деятельность, результат которой не соответствует поставленной цели. Поясним некоторые особенности введенного понятия рациональности. Прежде всего рациональность оказывается двуместным предикатом, то есть рациональностная оценка всегда дается относительно некоторой цели и в полном виде должна выглядеть так: «Деятельность Д рациональна по отношению к цели Ц». Пока не указана цель некоторой активности, мы вообще не можем говорить о ее рациональности или нерациональности. То, что рационально по отношению к одной цели, часто не будет рациональным по отношению к другой цели. Рациональностная оценка зависит не только от цели, но и от условий деятельности: то, что рационально в одних условиях, в других - может стать нерациональным. Таким образом, рациональностная оценка включает в себя ссылку не только на цель, но и на ситуацию, то есть на условия деятельности: «Деятельность Д рациональна по отношению к цели Ц в ситуации С». И наконец, основным критерием рациональности деятельности является достижение цели: если цель достигнута, действия были рациональны; если же цель не достигнута, действия не были рациональны.
Как оценить рациональность еще не завершенной деятельности? Здесь на помощь нам приходит другое, вторичное понятие рациональности, которое обычно и имеют в виду, когда говорят о рациональности. Чаще всего «рациональность» истолковывают как «разумность», как соответствие некоторым законам разума, стандартам и нормам «разумной» деятельности. Если деятельность соответствует этим законам и правилам, она оценивается как рациональная; если же вы нарушили какие-то нормы, ваша деятельность нерациональна. Вот эти законы, нормы, правила и образуют стандарт рациональности, лежащий в основе наших рациональностных оценок и позволяющий вынести суждение о рациональности или нерациональности деятельности еще до того, как она завершится: соответствует стандарту -рациональна; не соответствует - нерациональна1. Рациональность как соответствие цели будем, следуя М. Веберу, называть «целерациональностью»; рациональность как соответствие некоторым нормам и правилам будем называть «логико-методологической» рациональностью. Рациональность деятельности свидетельствует о том, что наша идеальная схема и принципы, на которые она опирается, истинны. Если же деятельность оказалась нерациональной, значит, в нашей схеме было нечто ложное.
Итак, деятельность рациональна, если она удовлетворяет соответствующим стандартам и нормам рациональности, и нерациональна, если она нарушает эти нормы. Стандарты рациональности опираются на наше знание вещей и явлений и аккумулируют в себе опыт прошлой успешной деятельности. Между условиями, целями и средствами деятельности существует определенная объективная взаимосвязь: условия детерминируют цели, которые, в свою очередь, определяют средства их достижения. Нормы рациональности в обобщенном виде отображают эту взаимосвязь, и когда человек попадает в данные условия и хочет рационально достигнуть цели, то он вынужден действовать в соответствии с нормами рациональности, то есть в соответствии с объективной связью вещей. Рациональная деятельность совершенно не зависит от воли и желания действующего субъекта, она определяется внешними по отношению к субъекту нормами, за которыми скрывается все та же природная необходимость. Поэтому рациональная деятельность не предоставляет никаких возможностей для самовыражения субъекта: все рационально действующие люди будут действовать одинаково, не внося в деятельность ничего личного, своеобразного. Но это и означает, что рациональная деятельность несвободна.
Проблема рационального - иррационального в содержании обыденного исторического знания
Результаты исторического исследования воплощаются, в том числе, и в обыденном историческом знании, одним из важнейших элементов которого является историческая память. Один из болезненных для историков вопросов -как соотносится историческое знание и массовые представления о прошлом, которые можно назвать исторической памятью. Какова роль исторической науки в содержании (запасе) исторической памяти? Как пишет Рюзен, -«Осмысление исторической репрезентации через категорию памяти может заставить историков почувствовать себя неуютно, поскольку оно очень легко выходит за рамки или даже отрицает те стратегии обращения к прошлому, которые конституируют исторические исследования как дисциплину или как «науку» и как профессиональное занятие историков»1. Действительно, если прошлое постоянно меняет свою форму в дискурсах, предлагаемых настоящим, если то, что помнят о прошлом, зависит от способа его репрезентации, то образ прошлого должен соответствовать скорее социальному заказу, чем задачам исторического познания.
Традиционно общественная роль истории описывалась по следующей модели: становление исторического сознания, стремительное развитие исторического знания и высокий общественный престиж профессии (процесс, достигающий апогея к середине XIX в.); профессионализация истории и становление исторической науки, сопровождающееся усилением познавательной функции этого вида знания и относительным падением социальной роли историков (конец XIX - начало XX в.) и нарастающий в последние десятилетия XX в. скептицизм в отношении способности истории «давать уроки» при одновременном росте массового интереса к прошлому.
За последний век произошло резкое ограничение презентистских задач исторического знания, но это не означает, что его традиционные функции полностью экспроприированы другими социальными науками. Задача конструирования прошлого с целью объяснить или усовершенствовать настоящее в широком смысле по-прежнему решается в том числе и с помощью исторического знания.
Интенция легитимизировать (объяснять, оправдывать) настоящее, опираясь на знание о прошлом (прославлять, «преодолевать» или обвинять прошлое), остается востребованной. Когда «болезненные» проблемы настоящего объясняют историки, это понятнее «народу», чем когда то же самое делают социологи или экономисты с их категориальным аппаратом, специфическим языком и т. д.
Хотя в XX в. историкам пришлось потесниться и уступить заметную часть своего общественного влияния специалистам по настоящему - политологам, социологам, экономистам - им нечего тревожиться по поводу посягательства на область прошлого. Историки сохраняют свое влияние на современность уже только потому, что формирование образа прошлого по-прежнему остается прерогативой исторической науки. Далее этот образ, а точнее образы, поступают в общее распоряжение. На основе данных исторической науки пишутся учебники, но в них конструкция прошлого редуцируется до определенного объема и начинает непосредственно выполнять «функции истории», причем познавательная функция - лишь одна из них. Есть как минимум еще две: воспитательная (патриотизм, например) и идентификационная (например, национальная).
Очевидно, что историческим образованием дело не исчерпывается. Идеологии предлагают свои варианты прошлого, весьма избирательно используя результаты исторического знания для обоснования политических платформ. Идеологические интерпретации истории придают убедительность политическим решениям в настоящем и используются для обоснования проектов будущего.
Функция идентификации, которую издавна выполняла история, теперь во многом реализуется путем сознательного формирования представлений о прошлой социальной реальности, т. е. исторической памяти общества.
Конструирование социальной реальности включает в качестве необходимой составляющей установление отношений с определенными событиями прошлого, которые намеренно «не запоминаются» или, наоборот, «запоминаются» и фиксируются в коллективном знании. При этом очевидно, что прошлое существует не только в национальном, но и в групповом контексте (прошлых много) и может переходить из группового контекста в национальный (так история КПСС фактически заменяла знание истории СССР соответствующего периода) и, наоборот, из национального в групповой.
В XIX столетии сторонники восстановления традиций поддерживали и даже восстанавливали образы, создающие иллюзию исторической преемственности, тогда как на самом деле связи с прошлым исчезали. Большая часть работ XIX в. по политической истории касалась воспроизведения в памяти (и тем самым возвращения в настоящее) отдельных традиций, особенно тех, что были связаны с истоками и становлением современного государства, нации.
Но уже в первой половине XX в. традиция начинает интерпретироваться как интегральная часть порядка, который придает смысл человеческому существованию (Ф. Теннис, Г. Зиммель, О. Шпенглер, М. Шелер, А. Бергсон, Т. Элиот, Г. Адаме, Л. Мамфорд)1. События прошлого посредством поддержания традиции включаются в обстановку настоящего и тем самым для традиции существенной признается актуальность, связь с настоящим. При таком затмении чувства времени возникает скорее эмоциональная связь с прошлым, чем критический взгляд на него.
Даже если традиции постоянно подвергаются ревизии в интересах настоящего, они, как замечает М. Хальбвакс, создают иллюзию вневременности. Очевидно, что даже радикальное отрицание прошлого нуждается в традиции. Например, большевизм апеллировал к революционной и даже к демократической традиции, нацизм - к национально-романтической традиции и т.д. Прошлое стало интерпретироваться как конституирующее начало, необходимое для легитимации социального порядка, социальной мобилизации и других функций социальной интеграции.
В последние десятилетия историческая память стала рассматриваться, наряду с традицией и политизированными версиями истории, в качестве фактора, обеспечивающего идентификацию политических, этнических, национальных, конфессиональных и социальных групп, формирующегося у них чувства общности и достоинства.
Считается, что историческая память в какой-то мере восстанавливает необходимую для социума связь с прошлым, которую обеспечивала традиция, но в сегодняшнем динамичном обществе даже «изобретенная», т.е. определяемая настоящим, традиция перестает работать, ей на смену приходит социально детерминированная «историческая память», аисторичная в еще большей степени, чем традиция.
В этой связи в исторических сочинениях успешно утвердился еще один аспект темы - «политика памяти». Он связан с анализом роли политического проекта и соответственно заказа в формировании и закреплении достаточно конкретных знаний о прошлом, обеспечивающих определенные социально-политические цели, задачи и ценности общества.
Проблема рационального и иррационального в теоретическом историческом знании
Как система знания историческая теория характеризуется определенной структурой. Структура исторической теории - это совокупность всех ее элементов, образующих замкнутую сферу данного вида знания. Она может быть построена на разных логических основаниях: содержательно-гносеологическом и формально-логическом. В формально-логическом плане любая научная теория представляет совокупность исходных понятий и положений, из которых выводятся все производные термины и высказывания.1 Структура теории в исторической науке в литературе по методологии истории представлена в следующем виде: 1) фактическая часть, 2) объяснительная, 3) методологическая, 4) реконструирующая, 5) вспомогательная, 6) знаковая система.2
Проблема исторического факта справедливо может быть отнесена к числу важных методологических проблем исторического познания. Анализ понятия «факт» обнаруживает три наиболее употребительных его значения. 1. Факт рассматривается как некоторый фрагмент действительности, объективное событие, ситуация или процесс. 2. Факт рассматривается как особое знание о соответствующем событии, ситуации или процессе. 3. Факт рассматривается как синоним истины. Такое применение понятия «факт» вряд ли целесообразно, поскольку термин «истина», прочно вошедший в научную и философскую литературу, вполне компенсирует устранение этого смысла понятия «факт» без какой-либо потери исторической информации. Зато рассмотрение двух предыдущих значений открывает важные аспекты проблемы.
Понятие «факт» в первом смысле широко использовалось в исторической литературе XIX и XX веков. Сторонником такой интерпретации понятия «факт» был русский историк А.С. Лаппо-Данилевский. Задача истории, с его точки зрения, - изучение общественных изменений, вызываемых воздействием индивидов на «окружающую среду». Такое воздействие взаимно и обратимо. Вместе с продуктами соответствующих изменений оно и образует исторический факт. Что же, однако, делает этот факт именно историческим? «...Под историческим фактом в его наиболее характерном, специфическом значении, - пишет А.С. Лаппо-Данилевский, - историк преимущественно разумеет воздействие индивидуальности на среду»1. Под индивидуальностью А.С. Лаппо-Данилевский понимает не только отдельного человека, но и социальную группу, а под «окружающей средой» - культуру в целом и, прежде всего, общественное сознание. В то же время он признает и обратное воздействие среды на индивидуальность. Вследствие этого первоначальное определение понятия «факт» утрачивает четкость и превращается в нечто аморфное.
В данной концепции можно выделить, по меньшей мере, три заслуживающих внимания момента. Во-первых, фактом он называет определенные взаимодействия индивидов, социальных групп и социальной среды, а не статичные состояния. Рассматривая эту среду как культуру в целом, а не только в качестве духовной культуры, т. е. как единство общественного бытия и сознания в фиксированном интервале времени, можно получить первое определение факта как особого вида социальной деятельности.
Далее, во-вторых, деятельность, понимаемая как факт, должна быть социально значимой: ее последствия приводят к изменению «окружающей среды», т. е. культуры. Наконец, в-третьих, факты как фрагменты действительности находятся в определенной причинной связи, образующей серии последовательно обусловливающих друг друга событий.
Однако даже с учетом этих моментов позиция А.С. Лаппо-Данилевского оказывается довольно уязвимой. Если факт - это наиболее важное социально значимое событие и, притом, событие, понимаемое как фрагмент исторической действительности, то зачем вообще нужно удвоение терминологии? Не проще ли говорить не о фактах, а об особо значимых событиях, процессах и ситуациях, имевших место в прошлом?
С его точки зрения, историк не только производит отбор и оценку наиболее значимой информации о прошлом, но в ходе научного анализа видоизменяет и преобразовывает ее, создавая знания, которых, быть может, не было в исходных источниках. В этом Лаппо-Данилевский прав, ибо в противном случае просто не было бы исторической науки; ее можно было бы заменить простым чтением первоисточников. Но коль скоро дело обстоит так и незаметно для себя он переходит от онтологического плана интерпретации фактов к плану гносеологическому, то отождествление понятий «исторический факт» и «объективно историческое событие» оказывается недостаточно обоснованным. И если можно понять, что историк «построяет» факт как особое знание о прошлом, то совершенно невозможно понять, как он «построяет» сами объективно исторические события, особенно если речь идет о событиях далекого прошлого, участником которых он не мог быть.
Тезис, согласно которому исторический факт конструируется историком из некоего специфического сырья - исторических свидетельств, получил в современной методологии истории довольно широкое распространение благодаря историческому конструктивизму. Наиболее полно эта концепция изложена Л. Голдстайном в книге «Историческое знание».
Голдстайн выделяет реалистический и методологический взгляды на природу исторических фактов. Согласно первому, факты - это реальные события человеческого прошлого; согласно второму, они являются результатами исторического исследования. Поскольку историк имеет дело не с самими событиями, а с критически проанализированными, оцененными и переработанными свидетельствами, то предпочтение отдается второму подходу, сторонники которого интересуются обобщенными и интерпретированными фактами. Так как обобщение и интерпретация - явления познания, а не объективной реальности, то и факты рассматриваются как конструктивные элементы познания.
Представители первого подхода {он относит к ним Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобоса) грешат тем, что игнорируют творческую роль историка; представители второго (он относит к ним Марроу) отрицают объективную действительность, ибо сомневаются в возможности отнесения к ней исторических суждений. Стремясь избежать этих крайностей, Л. Голдстайн предлагает свой собственный подход. Отождествляя исторический реализм с онтологическим направлением в теории познания, принимающим факт за фрагмент действительности, а методологический подход - с логическим направлением, сводящим факт к языковым конструкциям типа «Джон знает, что р», он обосновывает новое эпистемологическое направление.
