Содержание к диссертации
Введение
2 Глава I. Историческая обусловленность этических оценок бизнеса 16
3 1. Категории морали и экономические отношения 16
4 2. Критерии оценки моральных детерминантов в экономических макропроцессах
5 3. Эволюция деловой этики 38
7 Глава II. "Коммерциализация" общественных отношений: вызов традиционной морали
8 1. Границы рыночных отношений 48
9 2. Рыночные отношения и моральный минимализм 63
10 3. Ценность и цена 71
11 4. Качество жизни в рамках рыночных отношений 81
12 5. Рыночные отношения как механизм "атомизации" общества 92
13 Глава III. Социальные последствия онтологического противоречия морали и бизнеса
14 1. Моральные последствия приватизации 118
15 2. Социальная изоляция как следствие рыночных отношений 137
16 3. Социальная справедливость против совершенной конкуренции 145
17 4. Морально ответственный потребитель 159
18 Заключение 173
19 Библиография 183
- Категории морали и экономические отношения
- Критерии оценки моральных детерминантов в экономических макропроцессах
- Границы рыночных отношений
- Моральные последствия приватизации
Введение к работе
Актуальность диссертационного исследования обусловлена тем, что моральная антиномичность, присущая бытию экономических отношений, порождает противоречивые оценки феномена рынка в современном западном и российском обществе. Как только рынок перестает демонстрировать безусловную эффективность, что неизбежно в периоды экономических спадов, политических преобразований общества, войн, ресурсного "голода" и других социальных потрясений, немедленно обостряется дискуссия, касающаяся моральных аспектов рыночных отношений. В философии было предпринято немало попыток сделать экономику основой исторического прогресса. Поэтому неудивительно, что отношениям вокруг товарообмена, во-первых, приписывается способность существенно видоизменять все общественные отношения, во-вторых, на них возлагается моральная ответственность за любое социальное неблагополучие. Новую окраску дискурс приобрел в контексте глобализации - процессе стирания национальных границ, свободного движения капиталов, единого информационного пространства. При этом конкуренция происходит не только между соотечественниками, но и с представителями из стран с передовым опытом в различных отраслях, следовательно, в рыночные отношения вольно или невольно, как потребители или активные их участники, оказываются втянуты огромные человеческие массы, представители разных культур, отличающихся как ценностными приоритетами, так и уровнем материального благополучия. Соответственно, проблема диссертационного исследования заключается в отсутствии единого основания для оценок, возникающих при сопоставлении рыночной системы с системой моральных установок общества (прежде всего, западного, поскольку именно Запад обладает наиболее развитой экономикой и последовательно осуществляет экономическую и культурную экспансию во всем мире). Необходимо вычленить материальный, духовный и идеальный аспекты такого социального явления, как рыночная экономика, чтобы разделить традиционные и принципиально новые требования общественной морали к этике бизнеса,
Категории морали и экономические отношения
Оценивать экономические отношения в категориях морали оправданно, поскольку они являются частью общественных отношений, а общество как раз и формирует нормы морали, выражающие усредненную "коллективную волю" активного большинства. Можно было бы упростить себе задачу, приняв как аксиому перефразированную поговорку о том, что каждое общество имеет ту экономику, которую заслуживает, то есть моральные приоритеты выражаются в том или ином типе экономических отношений de facto. Однако в современном обществе мы можем наблюдать потрясающую мобильность политических, социальных, экономических отношений. Баланс между выгодой и стремлением удовлетворить прихотливый спрос потребителя заставляет довольно часто до неузнаваемости менять подход к тому, что является предметом спроса. Соответственно, меняется представление о том, что "справедливо", а что нет (допустим, какую информацию о продукте может и должен знать потребитель), что ущемляет права отдельной личности, что идет на благо общества и т. п. - все это напрямую имеет отношение к морали. Можно предположить, что и сама мораль меняется "по инициативе" производственных отношений, если следовать терминологии Маркса, захватывая этими изменениями не только сферу товарообмена, но и все общество в целом. Представитель одного поколения может пережить 2-3 политических строя, вкусить плоды нескольких экономических систем или же, опираясь на открытые и доступные источники, сравнить свою собственную экономику с зарубежным аналогом и оценить ее как лучшую или худшую. Следовательно, можно представить экономические отношения как конкурентную борьбу разных моделей экономических укладов и попытаться не только проанализировать, но и спрогнозировать, за какой из них останется "поле сражения" в ближайшем будущем.
Теперь зададимся вопросом, с какой, собственно, моралью и какие именно экономические отношения мы будем пытаться соотнести. Так же нас будет занимать вопрос о том, насколько адекватна декларируемая мораль тем нормам поведения, которым реально следует подавляющее большинство людей, составляющих выбранное для рассмотрения общество. Ведь если общество на словах оценивает какой-то процесс или явление негативно (например, нарушение экологической чистоты своей среды обитания), а на деле практически каждый субъект без видимого внешнего принуждения сам в нем участвует (бросает мусор в местах, не предназначенных для этого), сторонний наблюдатель может заключить, что либо какая-то часть общества (элита) обманывает отдельных граждан с какой-то целью, прикрываясь надуманными или архаичными нормами морали, либо находится в заблуждении, повторяя по привычке изжившие себя моральные клише, либо эти нормы морали взяты и озвучены без учета каких-то других, более важных для субъектов норм (например, в вышеприведенном примере не учтен фактор свободы и комфорта каждого отдельного субъекта).
Говоря о морали и экономике, мы будем отталкиваться от морали западного общества, причем не только потому, что на настоящий момент Запад является наиболее успешным на экономическом поприще. Отправной точкой будет экспансивность западной культуры как таковой. Шпенглер пишет: "Всякий западноевропейский человек, без исключения, находится в данном случае под влиянием огромного оптического обмана. Всякий чего-то требует от других. Слова «ты должен» произносятся с полным убеждением, что здесь, действительно, возможно и должно что-то в общем смысле изменить, образовать и упорядочить. Вера в это и в законность такого требования непоколебимы. Здесь приказывают и требуют повиновения. Вот что у нас называется моралью. В западной этике все - направление, притязание на власть, сознательное действие на расстоянии. В этом вполне сходятся Лютер и Ницше, папы и дарвинисты, социалисты и иезуиты /.../ Мы совсем не замечаем исключительности моральной динамики". (86, 441-442). Далее философ сравнивает "фаустовского" (западного) человека с античным: "Для Эпикура же было решительно все равно, что думали и делали другие. Преобразование всего человечества - на это он не потратил ни одной мысли" (86, 442). Можно добавить, что и многим другим культурам совершенно несвойственен ни миссионерский, ни социалистический, ни какой другой "цивилизаторский" порыв (допустим, для индийской). Это вовсе не исключает притязаний других культур на господство, распространение или конкуренцию; дело лишь в том, что в иных, не-западных формах распространения культуры не присутствует желания навязать свои моральные императивы как цель. Культура, в самом грубом определении, есть система ценностей, смыслов и норм, которая сознательно и бессознательно транслируется из поколения в поколение. Подпав под власть представителей какой-либо культуры, невозможно избежать влияний, заимствований, иногда — полной ассимиляции или истребления, однако это будет только побочным (хотя и закономерным) результатом. Западный же человек видит своей миссией именно "подтягивание" иных культур под свой стандарт; в этом страны Западной Европы и США являются прямыми наследниками Рима, который в пору своего расцвета не столько завоевывал, сколько осваивал территории, присоединяемые к своему культурному "ядру". Можно придумать множество моральных оправданий для захвата чуждых территорий, от грядущей внешней угрозы со стороны соседей до лозунга "пусть победит сильнейший", однако Запад опирается именно на представление о себе как о спасителе, цивилизаторе, архитекторе наилучшего мироустройства вообще. Западная мораль активно пропагандирует себя, подпитывая и свой процветающий бизнес, а в сумме эти две составляющие дают толчок процессу глобализации (во всяком случае, так это видится тем, кто в глобализацию верит). То есть западная модель экономики и западная система ценностей, возможно, окажется в каком-то не очень отдаленном будущем и единственно возможной.
Какова же эта западная мораль? Разумеется, она менялась на протяжении существования западной цивилизации и конечно, было бы совершенно некорректным объявлять ее нормы общезначимыми: "Не существует абсолютных общечеловеческих ценностей, ибо ценности - часть культуры и являются исторически обусловленными. Они всегда относительны и всегда признаются именно в данной культуре" (36, 430). В конце 20 века, после снятия напряженности, вызванной биполярностью холодной войны, сами западные мыслители заговорили о поликультурности окружающего мира и задались вопросом: сколько же существует культур (и соответственно, моральных систем). Хантингтон ставит этот вопрос так: "Либо мир един, либо их два, либо это 184 государства, либо это бесконечное количество племен, этнических групп и национальностей" (79, 39). В то же время данный мыслитель соглашается с М. Уолзером, который формулирует (безусловно, на ценностном базисе западной культуры) некоторую универсальную, общепризнанную цивилизованным человечеством "маломощную этику": он перечисляет "минимальные моральные запретительные принципы, которые, вероятно, запрещают убийства, обман, пытки, угнетение и тиранию" (79, 526).
Понятно, что стремление свести все многообразие этических норм в единое целое дает весьма расплывчатую, неполную и в целом ущербную картину, однако не стоит сходу отбрасывать ее, поскольку Уолзер в чем-то весьма интересен: в его "минимум" явно входит запрет на какие-то фатальные действия в адрес отдельного субъекта, что очень показательно и для западной, и для любой другой морали. Его "заповеди" по сути гуманны, поэтому нелишне было бы разобраться, на чем основан современный гуманизм как таковой.
Критерии оценки моральных детерминантов в экономических макропроцессах
80-е годы прошлого столетия подвели черту под войну идеологий. Они ознаменовались бурным развитием капитализма и крахом веры в возможности командно-административной экономики.
В течение 20 века многие страны мира подвергли псевдоколлективистскую альтернативу длительной и всеобъемлющей проверке, оплаченной огромной ценой в первую очередь Россией. Повсюду, без единого исключения, эксперимент провалился. Именно в 80-х годах эта истина стала прозрачной для правителей государств социалистического типа.
Тем временем капитализм продолжает создавать материальные блага в невиданных масштабах. Следует отметить, что именно в 80-е "отец" экономического чуда Китая Дэн Сяопин заложил основы мощи современного "локомотива" мировой экономики. Если и говорить о "всеобщем кризисе капитализма", то с известной поправкой: страны с развитой рыночной экономикой (США, Великобритания, Германия) действительно испытывают сейчас серьезные трудности, связанные с глобализацией, вследствие потери рабочих мест, но не с экономической системой как таковой. В развивающихся странах, к которым отнесем и Россию, капитализм прочно утвердился как основной принцип развития экономической активности.
Однако это привело к моральной проблеме, которую никто не мог предвидеть в период становления капитализма, но которая стала актуальна после попыток построения социалистического общества. Капитализм, бесспорно, был прогрессивной экономической системой по сравнению с феодальной экономикой: если в этой последней основным способом получения материальных благ было присвоение чужих ресурсов путем войны или налогообложения, то капитализм предложил механизм достижения благ не в ущерб другим, а к их пользе. Таким механизмом стал развитый, захватывающий широкие слои населения рынок. Производство товара специально на продажу породило стремление к наибольшей эффективности производства, способствовало инновациям, специализировало труд, породило невиданное разнообразие новых профессий, а значит, возможностей самореализации. В принципе, при рыночной экономике есть лишь один путь к успеху: удовлетворение потребностей других людей. Прибыль служит современному бизнесмену вознаграждением за успешное удовлетворение ожиданий со стороны потребителей, сотрудников и, в случае коллективного начинания, акционеров — это настолько очевидно, что данные черты кажутся изначально присущими капитализму, как будто он был таковым, например, ив 19, и в начале 20 века, как будто он не знает никаких географических рамок и не имеет своей истории. Подход к удовлетворению ожидания потребителей, механизм спроса и предложения, однако, постоянно эволюционировали, по-разному осмысляясь и зачастую кардинально меняя ориентиры.
Причина этой эволюции проста: как писал А. Смит, "Не на благосклонность мясника, булочника или земледельца рассчитываем мы, желая получить обед, а на их собственную заинтересованность: мы апеллируем не к их любви к ближнему, а к их эгоизму, говорим не о наших потребностях, а всегда лишь об их выгоде" (70, 28). Если рассуждать более корректно, доброжелательность и сострадание могут присутствовать в намерениях мясника, но не они первостепенны в его деятельности: либо он блюдет свою выгоду даже в ущерб состраданию, либо он перестает быть бизнесменом - разоряется или отказывается наживаться на покупателях, покидая свою профессию. Однако небольшими "порциями" увеличение гуманности (наряду с получением выгоды) "внутри" самого процесса получения прибыли все-таки возможно без таких фатальных последствий для самого производителя благ. И поскольку рынок сам по себе не прекращает своего существования от этого постепенного увеличения гуманности, существуют определенные силы, которые постоянно стараются видоизменить его.
В самом деле, рассуждая о накоплении богатства, Ф. Бэкон, например, весьма мало заботится о тех, кого мы бы назвали "потребителями": "Верным путем к обогащению являются также монополии и исключительное право скупки товара, когда они ничем не ограничены, особенно если располагать сведениями насчет будущего спроса и запастись этим товаром заранее.
Богатство, приобретенные службой, хотя и наиболее почетны, все же, когда добыто лестью, угождением и иными рабскими услугами, может быть причислено и к наиболее постыдным" (21, 431 - 432). Далее, он утверждает, что богатство, полученное в наследство, притягивает "хищников" (21, 432), "гнусные" способы обогатиться (ростовщичество, разбой и пр.) сопряжены с риском (21, 431), а поскольку "надлежит сочетать риск с известным обеспечением на случай убытков" (21. 431), то наилучшим способом разбогатеть он и считает либо эксплуатацию земли и других природных ресурсов, либо монопольную торговлю (21, 430 - 431). Понятно, что приобретение монополии (особенно если рассматривать собственный пример Бэкона, например, монополию на важнейший консервант - сахар) не будет способствовать удовлетворению нужд всех заинтересованных в продукте сторон — монополист, желая сбыть его подороже, удовлетворит только потребность платежеспособного потребителя.
Так же слабо первоначальный, "дикий" капитализм был "озабочен" благосостоянием и потребностями самих производителей благ, то есть работников на предприятии. К. Маркс приводит интереснейший пример: рабочие современных ему предприятий готовы были ценой уменьшения собственной заработной платы договориться с работодателем о снижении продолжительности трудового дня. Ужасающая детская смертность, физическая деградация, невозможность нормально есть и спать подталкивали их на такие внешне "невыгодные" условия труда. Однако хозяева предприятий в погоне за прибылью на это не шли: человеческий ресурс был дешев и легко заменим (43, 293). В том же источнике собраны сведения о качестве выпускаемых товаров, т. н. "фальсифицированных" продуктах: в тех сферах, где не было монополии и дороговизны, предприниматели старались "наверстать" уплывающую прибыль, удешевляя товары за счет использования низкопробных ингредиентов, например, подсыпая в хлеб гнилые дрожжи, песок, минеральные примеси и пр. (43, 261).
Таким образом, становление капитализма сопровождалось лишением благ части населения, для которых ранее они были доступны (монополизация), безжалостным использованием человеческих ресурсов, бесконтрольным предоставлением на рынок некачественного товара.
По пути капитализма прогрессивное человечество идет уже более 200 лет: законы о монополиях, торговли, все бесчисленные законодательные акты подобного рода, профсоюзная деятельность созданы для того, чтобы не дать человеческой алчности полной экономической свободы, не дать собираться капиталу в немногих руках в ущерб обедневшей массе населения. И здесь очень важно понять, что деятельность активных потребителей, заинтересованных в качестве предоставляемых услуг, и работа людей, непосредственно включенных в процесс производства благ, не остается чисто внешним препятствием для предпринимателей, заинтересованных в собственной выгоде. Забастовки, революции (и как результат - полный отказ от рыночной системы), бойкотирование товаров составляют сейчас ту потенциальную угрозу, с которой считается капиталистическое производство, в то время как в пору своего возникновения факторами риска были, пожалуй, только стихийные бедствия, притеснение властей, да криминальная сфера.
Границы рыночных отношений
В 1997 г. премьер-министр Франции Л. Жоспен выступил в Лондоне с речью, суть которой сводилась к девизу: за рыночную экономику, но против рыночного общества. Такую позицию разделяет множество людей на Западе, и это свидетельствует о том, что рыночные отношения должны касаться лишь той сферы, в которой они возникли, а именно, экономики. С одной стороны, рыночная экономика - совершенно незаменимая форма общественного хозяйствования, обеспечивающая экономический рост. Утопические проекты "нулевого роста", предложенные в 20 веке Римским клубом, признаны несбыточными и губительными для прогресса, человечество ищет других путей сохранения природной среды обитания, да и бесконтрольный рост народонаселения, в общем, уже не настолько пугает Запад, как это было в 70-х годах 20 столетия. Если же не отказываться от научно-технического прогресса, от производства и потребления благ, то лучше делать это максимально эффективным способом. С другой стороны, существует теория свободного рынка (free market, lassez faire - буквально "дайте делать", "не мешайте" в переводе с французского), которая основывается на идее о саморегулировании рыночных процессов, отсутствии государственного вмешательства в экономику, минимуме социальных гарантий: Государству отводится роль "арбитра": не допускать монополизации рынка и следить за соблюдением законов, не занимаясь самостоятельной коммерческой деятельностью. Если следовать законам рынка, любое предложение оправдано, так как оно рождается спросом, а спрос на товары диктуется обществом. Значит, "товаром" может стать все, что угодно, даже объекты и действия, никогда прежде не считавшиеся товарами и услугами. Возможный вред такого подхода рассматривается в работе М. Уолзера "Сферы справедливости": "Рыночные отношения можно рассматривать как нечто безграничное, как город без улиц V. Л Абсолютно свободный рынок похож на тоталитарное государство, подавляя иные сферы общественной жизни, превращая все блага в товар. Это называется рыночным империализмом" (145, 207). Законы не могут быть помехой, если рынок начинает "вести себя" тиранически: опираться на них по принципу "что не запрещено, то дозволено" - это достаточно скользкий путь, поскольку законы на протяжении времени принимаются и отменяются, это во многом борьба заинтересованных политических сил, а кроме того, без создания прецедента довольно трудно предусмотреть и прописать в законе некоторые тонкие аспекты товарного обмена. Следовательно, должен существовать (и существует) другой регулятор, обуздывающий рыночные отношения и мотивацию граждан, которые либо хотят, либо отказываются становиться потребителями определенных товаров. Этого регулятор — общественное мнение, основанное на господствующей в обществе морали.
Рассмотрим в качестве примера три области, которые кажутся наименее подходящими для коммерциализации: здравоохранение, образование и институт семьи, чтобы определить, насколько они подвержены искажениям капиталистического подхода в экономике. Если окажется, что общество активно сопротивляется рыночным отношениям (РО) в данных областях, значит, рынок преступил "невидимую границу", не создает общественных благ на территории, ему изначально не принадлежащей, то есть становится "паразитом" общественных отношений, а следовательно, нуждается в принудительном ограничении. Если же этого сопротивления мы не обнаружим, можно сделать вывод о том, что РО действительно способны саморегулироваться даже в несвойственной им среде, правда, наталкиваясь на противодействие в виде архаичной морали, которая генерируется и навязывается обществу некоторым косным меньшинством.
Итак, система здравоохранения. С 19 века она базируется на нескольких основополагающих принципах. Во-первых, с ростом научного знания в медицине утвердился комплексный подход к здоровью человека: стало понятным, что каждое отдельное заболевание вызывается целым рядом причин, включающих в себя условия проживания, питание, наследственность, образ жизни и пр., то есть необходимо не только бороться с симптомами болезни, но рассматривать организм как систему, в которой произошел "сбой", что подразумевает регулярное наблюдение, ведение статистики и постоянный "мониторинг" состояния человека. Во-вторых, стало столь же очевидным, что болезнь лучше предотвращать, чем лечить. В-третьих, наблюдение и лечение должно затрагивать все общество в целом, поскольку массовые заболевания (эпидемии) могут коснуться не только человека, ведущего нездоровый образ жизни, но и вполне здорового индивида с крепким иммунитетом, который, однако, не застрахован от контакта с носителем болезни. Все это породило стремление "охватить" медицинским учетом как можно больше членов общества, навязать ему через пропаганду и бюрократические рычаги (требования по месту работы и отдыха определенных справок) принятие превентивных мер по обеспечению своего здоровья (обязательную вакцинацию, прохождение медицинского обследования, соблюдение норм гигиены, страхование жизни и пр.). Кроме того, углубление специального знания не позволяет ограниченному таким образом субъекту самому составить мнение по поводу необходимости или ненужности таких профилактических мер, точно так же, как не позволяет трезво оценить полезность или вредность для него принятия определенных медикаментов, которые прописывает врач. Для врача не может быть выбора между здоровьем или нездоровьем: он выбирает первое в силу своей профессиональной этики, клятвы Гиппократа и общей парадигмы, на которой основана медицина: все хотят быть здоровыми, безотносительно к цене этого здоровья. Все это порождает весьма сомнительный тезис: врач лучше знает, что нужно для пациента, а сам пациент этого знать не может, во-первых, он профан, во-вторых, "было бы здоровье, а остальное приложится". В рамках этих установок работает подавляющее большинство медицинских заведений, причем безаппеляционность установки тем сильнее, чем меньше квалификация врача: это становится в некотором роде "символом веры" современной медицины. Он подкрепляет и общественный статус врача (— спасителя"), и его внутреннюю удовлетворенность (даже при маленькой заработной плате), а кроме того, неявно подчеркивает ценность человеческой жизни как таковой. Медицина обещает человеку многие годы жизненной активности, красоты, продление молодости, то есть потенциальное увеличение возможностей реализоваться - взамен на доверие к специалисту-врачу и некоторые неудобства, связанные с регулярным посещением этого самого врача. Коммерциализация медицины означает свертывание обязательных профилактических мер, которые субсидируются государством, удорожание услуг, обращение к мнению ("капризу") пациента, определенный произвол частных клиник и компаний. Способствует ли это удовлетворению общественного интереса?
Моральные последствия приватизации
Рассматривая РО в контексте предоставления обществу различных благ, изменения общественной морали под влиянием рыночной экономики в целом, мы имеем уникальную возможность сравнить ситуацию в определенном секторе услуг до вовлечения их в сферу рыночных отношений и после него, то есть после приватизации. Поскольку на Западе процесс приватизации совершался с соблюдением законодательства, а также в силу того, что было проведено исследование оценок служащих, работавших в компаниях на протяжении многих лет, "эксперимент" можно считать достаточно "чистым".
Под приватизацией понимается процесс перехода государственной собственности в частную. Например, в Великобритании в период с 1979 по 1996 гг. правила партия консерваторов, что означало повсеместный отказ от госсобственности. При этом объекты, приватизация которых ранее считалась невозможной, были преобразованы в полуавтономные агентства; другим было предписано передать часть своих функций в коммерческий сектор и стать ориентированными на потребителя, подобно фирмам.
На вопрос о том, кто является менее морально ответственным - частный бизнес или государственные компании - "левые" отвечают, что извлечение прибыли аморально в связи с "эксплуатацией трудящихся" с целью прироста добавочной стоимости. Напротив, либералы считают, что социальная справедливость от этого не терпит никакого ущерба: любой человек является средством в определенном отношении, и получает за это вознаграждение, и если оно его не устраивает, он прекращает работу.
Моральное оправдание бизнеса началась в эпоху кальвинизма, который ставит прибыль от торговли и финансовой деятельности на один уровень с доходами рабочих и земельной рентой. Как писал Кальвин: "Почему доходы от торговли не могут быть выше, чем у домовладельцев? Откуда у купца прибыль, как не от его расторопности и ума?" (142, 149). Современные дебаты на эту тему касаются в первую очередь уровня прибыли и появления "больших боссов", а не сам принцип прибыли. Большая концентрация капитала означает проникновение бизнеса во власть, несоблюдение общественных интересов, вседозволенность перед лицом закона, кастовость.
Рассмотрим в контексте приватизации следующий вопрос: является ли частный бизнес менее социально ответственной экономической системой по сравнению с государственными учреждениями?
Идея социальной ответственности бизнеса давно будоражит умы на всех континентах. М. Фридман, лауреат Нобелевской премии по экономике, написал в 1962 г., что ответственность бизнеса заключается лишь в соблюдении "правил игры". Э. Штернберг считает, что Фридман рассуждает слишком поверхностно. Она разделяет позицию Р. Нозика: "Использование ресурсов не в деловых целях - чистое воровство, неоправданное расточительство" (141, 83). По ее мнению, эффективность благотворительной деятельности не имеет значения - все напрасно, если ресурсы используются некоммерческой организацией. Неудивительно, что ее книга не получила признания в обществе. Бизнес не преследует благотворительные цели. Однако от него можно требовать минимальный комплекс мер социальной ответственности в рамках деловых устремлений к максимизации прибыли и расширению рынков сбыта - например, призыв к справедливости по отношению к потребителям, сотрудникам, и даже конкурентам. Вероятно, это Фридман и подразумевал под "правилами игры" - "вступать в свободную и открытую конкуренцию, без обмана и хитрости" (99, 64).
Однако предпринимались попытки доказать, что бизнес и РО - не просто "правила игры", а система взаимоотношений, которая должна основываться на критериях добра и зла. В частности, классические экономисты считали, что неэффективные фирмы - которые предлагают товары и услуги по "заоблачным" ценам - будут вынуждены в результате конкуренции прекратить свою деятельность. Если эффективность синонимизировать с добром, получится подмена: эффективный бизнес = честный бизнес.
Другой аргумент основывается на том, что РО способствуют личной свободе и независимости, что является добром во многих отношениях. Это напоминает утверждение Дж. С. Милля: если государство не в состоянии обеспечить гражданам определенный набор услуг более качественно и эффективно, чем фирмы, отсутствие предложения побуждает людей самим искать эти блага, рассчитывая на собственные силы.
Тезис о том, что РО моральны сами по себе, находит свое отражение в книге Д. Джэкобс "Системы выживания". По ее мнению, моральные принципы общества сформировались далеко в прошлом, когда людям удавалось выживать двумя путями: охотой и собирательством, с одной стороны, и обменом, торговлей - с другой. Эти различные способы существования привели к появлению двух противоположных комплексов: стража и торговца, по авторской классификации. Первый олицетворяет жизнь в государстве, и характеризуется такими качествами, как преданность, послушание, традиционностью, склонностью к иерархии и... "стратегическому обману", что, по сути, означает главенство интересов государства над личными. Смысл первого - защита территории и ее расширение. Напротив, синдром торговца определяется честностью, конкуренцией, выполнением обязательств. Он означает изобретательность, гибкость, неприемлемость принуждения. Таким образом, Джэкобс считает торговлю образцом моральной чистоты, в то время как государство является "варварским по сути" (113, 71).
Подобная аргументация характерна и для ранних индустриалистов. Например, Сен-Симон считал, что индустриализация приведет к появлению эпохи мира и спокойствия, поскольку "капитаны индустрии", обладая политической властью, будут способствовать гармонизации отношений между странами (это был очень актуальный лозунг в XVIII-XIX вв., когда в Европе бушевал национализм).
Однако Джэкобс, считая государство некой эксцентричной силой, не права: это не характерно по крайней мере для современной Европы. При этом ее оценка торговли заслуживает внимания, потому что мировой капитализм процветает именно в периоды покоя и режима свободной торговли. Государство определяется территориальным суверенитетом, а современный крупный бизнес не имеет границ. Таким образом, идея Сен-Симона не была утопией: Европейский Союз, зародившийся в 1958 г., сформировался как следствие объединения производителей угля и стали.
Если интересы бизнеса способствуют укреплению государства, частные предприятия не должны отличаться от госкомпаний и госучреждений (хотя и те, и другие одинаково подвержены коррупции и прочим аморальным явлениям). Однако аргументация Фридмана и Штернберг сводится к тому, что социальная ответственность бизнеса — это лишь "игра по правилам", и таким образом, эта минималистская этика подводит к вопросу о пригодности фирм для предоставления услуг по социальному обеспечению, где без альтруизма, "любви к ближнему", не обойтись.
Итак, необходимо найти отличия в работе частных фирм и государственных учреждений (и некоммерческих организаций) с позиции гуманности и полноценного предоставления благ обществу, если таковые имеются. Обычно в этом случае берутся за образец ценностные ориентиры работников работников госучреждений. Однако не стоит забывать и о негосударственных некоммерческих организациях, защищающих интересы детей, стариков, даже животных и растений. Назовем эти ценностные ориентиры "ЭОО" -этикой общественной организации.
