Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Пространство как объект исследования 18
Параграф 1.1 . «Пространственный поворот» в гуманитарных науках: к становлению проблемы пространства в социальных исследованиях 18
Параграф 1.2 Феноменологический подход в городских исследованиях: ключевые работы 24
Параграф 1.3. Категория «повседневного» в исследованиях пространства 34
Параграф 1.4. Повседневное пространство: основные аспекты рассмотрения 39
Глава 2. Феноменологическая философия пространства: теоретические основания 45
Параграф 2.1 Основные подходы к определению пространства в феноменологии 4
Высшая школа экономики национальный исследовательский университет
Параграф 2.2 Моторные теории пространства: основные положения 55
Параграф 2.2.1 Кинестетический аспект восприятия 55
Параграф 2.2.2. Ориентированность 63
Параграф 2.2.3 Темпоральность восприятия 68
Параграф 2.3. Настроенное восприятие: понятие пространства в феноменологии М. Хайдеггера 71
Параграф 2.3.1 Пространственность бытия-в-мире 73
Параграф 2.3.2 Настроенность восприятия 77
Параграф 2.3.3. Границы применения подхода 80
Глава 3. Моторная теория пространства как ресурс изучения повседневного пространства 85
Параграф 3.1. Восприятие городского пространства 87
Параграф 3.2. Особенности ориентированности в повседневном пространстве 93
Параграф 3.3. Восприятие города 98
Глава 4. Атмосфера городского пространства: к вопросу о концептуализации понятия 107
Параграф 4.1 Понятие атмосферы 107
Параграф 4.2 Восприятие транзитивных пространств 111
Параграф 4.3 Атмосфера города 115
Заключение 120
Библиография 126
- . «Пространственный поворот» в гуманитарных науках: к становлению проблемы пространства в социальных исследованиях
- Основные подходы к определению пространства в феноменологии
- Пространственность бытия-в-мире
- Особенности ориентированности в повседневном пространстве
Введение к работе
Актуальность темы исследования
Пространство повседневных взаимодействий между людьми, в частности, пространство городское, является сферой специального интереса социальных и гуманитарных наук. В 80-е годы в этих науках ХХ в. начался так называемый «пространственный поворот»1: представители самых разных дисциплин всё чаще стали говорить о том, что пространство имеет значение для понимания множества социальных и культурных феноменов. Это сказалось и в постоянном увеличении массива публикаций по социальной и культурной географии, исследованиям городской среды и городского планирования, социологии города и т.д. Важнейшей особенностью «пространственного поворота» является постановка в рамках социально-научных исследований такого рода вопросов и проблем, которые традиционно относятся к ведению философии. Не разобравшись с тем, в каком смысле надо понимать пространство, исследователи не могут двигаться дальше, и это является для них в первую очередь философским вопросом.
Интерес к философской проблематике в связи с изучением городского пространства сложился давно, однако впоследствии вся проблематика пространства в социологии отошла на задний план, и только в русле «пространственного поворота» началось новое оживлённое обсуждение тем, поднятых когда-то столь значительными мыслителями, как Георг Зиммель, Вальтер Беньямин и Мартин Хайдеггер. В начале XX в. Георг Зиммель с неокантианских позиций написал большую работу «Социология пространства»2, а затем развил ее положения в ряде теоретико-социологических и философских сочинений. Влияние Зиммеля весьма ощутимо и в сочинениях
1 Soja E. W. Thirdspace. Journeys to Los Angeles and Other Real-and-Imagined Places. Oxford: Blackwell. 1996. p. 45
2 Simmel G. Soziologie des Raumes / H.-J. Dahme, O. Rammstedt (eds.) Georg Simmel. Schriften zur Soziologie. Eine
Auswahl. Frankfurt a.M.: Suhrkamp. 1983 (1903).
Вальтера Беньямина3, и у раннего Мартина Хайдеггера4. С течением времени, уже начиная с первой трети XX в., все более значительную роль в понимании пространства играет феноменологическая философия. Однако прошло немало времени, пока она стала в высшей степени востребована в социологических и социально-географических концепциях городского пространства, наряду с классическими работами Зиммеля, Беньямина и Хайдеггера.
В настоящее время в социологии города и, шире, так называемых «городских исследованиях», в социальной и культурной географии феноменологическая философия является хотя и не единственным, но очень важным философским ресурсом, к которому обращаются многие ученые. Философия для современных исследователей – не просто набор готовых понятий и объяснительных схем. Решая специальные научные задачи, они вторгаются в области собственно философского исследования, так что строгое отнесение ряда работ к той или иной дисциплине само по себе может находиться под вопросом5. Философия и конкретные дисциплины переплетены в современных публикациях самым тесным образом. Социологи и социальные географы исходят из того, что пространство города не просто является некоторым специфическим объектом, заслуживающим такого же изучения, как и другие объекты естественных наук. Пространство города – это феномен, созерцаемый горожанами, но в то же время порождаемый их деятельностью в процессе социального взаимодействия. Иначе говоря, город – это не просто место, где определенным образом расположены предметы (дома, улицы, трамвайные пути и т.п.), но, прежде всего, смысл пространства, непрерывно конституируемого совместной деятельностью жителей города. Это порождение пространства, равно как и восприятие, созерцание пространства происходят ежедневно, обыденным образом, так, что сами участники не замечают, что видят они то, что сами же они производят. Повседневный опыт горожанина –
3 Benjamin W. The arcades project. Harvard University Press. 2002
4 Хайдеггер М. Бытие и время. М.пер. с нем. В.В. Бибихина. Ad Marginem. 1997.
5 Это относится, например, к следующим работам Lefebvre H. Writings on Cities, trans. and ed. E. Kofman and
E. Lebas, Blackwell, Oxford. 1996.; Soja E. W. Thirdspace. Journeys to Los Angeles and Other Real-and-Imagined
Places. Oxford: Blackwell. 1996.; Амин Э., Трифт Н. Внятность повседневного города // Логос. 2002. №3 (34).
это специальный случай повседневного опыта любого человека, и феноменологический подход к тому, как вещи-в-пространстве и сам смысл пространства формируются в опыте, оказывается наиболее релевантным для современных социальных наук. Благодаря феноменологии стало возможным изучение того, как познается пространство в его феноменальном аспекте, можно ли воспринимать пространство, переживать его эмоционально6. Как пишет современный американский феноменолог Э. Кейси, именно Гуссерль открывает новую большую область исследования – восприятие пространства7. Познающий субъект, говорит он, есть предметность, его тело размещено и движется в пространстве, выступает источником ориентации и постижения отдельных аспектов пространственных вещей8. Пространство определяется буквально как то, что дает место телу, предполагает его размещение. Следовательно, пространство представляется как система мест, доступных благодаря движению. Но современный город как раз и есть один из видов такой системы мест, причем мест, произведенных людьми, с философской точки зрения предстающими как воспринимающие и познающие субъекты. Не у всех исследователей фундаментальная философская проблематика занимает одинаково важное место, однако необходимость представить пространство как нечто, связанное с движениями человеческих тел в ходе повседневных перемещений в городе, приводит к тому, что ключевые философские вопросы всё равно оказываются в высшей степени актуальными9. Проблематика городского пространства становится настоящим вызовом философии, поскольку для философских рассуждений чаще всего было характерно изучение внеисторических и не антропогенных характеристик пространства, тогда как современный город представляет собой не просто социальное образование, но особый тип существования, где социальное
6 Молчанов В. Конституция пространства. Суждение и тело // Вопросы философии. 2011 № 10.
7 Casey E.S. The fate of place: a philosophical history. University of California Press. 1998. P.216
8 Husserl Е. Thing and space: Lectures of 1907. Springer. 1997.
9 Это касается, например, следующих работ: Lefebvre H. The Production of Space / Translated by D. Nicolson-
Smith. Cambridge: Polity Press, 1991; Virilio P. Lost Dimension. New York: Semiotext(e). 1991.; Auge M. Non-
places: introduction to an anthropology of supermodernity. London.Verso. 1995.
находит своё воплощение в материальном, точнее говоря, где вещное и социальное невозможно разделить и дифференцировать. Исследование повседневного городского пространства не сводится к изучению его морфологии или материального устройства. Транзитивность, пористость, соприсутствие, переживание жителями времени и пространства, которое находит своё отражение в ритмах города, - вот те релевантные, на наш взгляд, метафоры, которые предлагают использовать ведущие современные исследователи Н. Трифт и Э. Амин для того, чтобы уловить особенности современного городского пространства10. Какие решения может предложить феноменологическая философия?
Собственно феноменологии городского пространства как философской дисциплины или субдисциплины никогда не было, нет её и сейчас. Город никогда не был предметом «региональной онтологии». Однако можно говорить о методологических заимствованиях из феноменологии со стороны тех, кто пытается углубленно изучать повседневное пространство города11. Именно поэтому для нашего исследования теоретико-методологические вопросы представляют наибольшую важность, именно они предполагают, прежде всего, реконструкцию феноменологического подхода применительно к изучению повседневного пространства, исследование его возможностей и ограничений.
Кроме того, феноменология даёт возможность более детальной проработки предметной области городских исследований. В частности, она делает доступными возможности изучения механизмов апперцепции отдельных, особенных «пространств» (поскольку можно говорить, например, о пространстве города или района12, а также о пространстве повседневных перемещений людей13). Именно феноменология ориентирует нас на изучение того, как на основании моторного синтеза формируется представление о
10 Амин Э., Трифт Н. Внятность повседневного города // Логос. 2002. №3 (34). с. 4
11 Подробнее об этом см. Casey E.S. How to get from Space to Place in a Fairly Short Stretch of Time / S. Feld, K.
H.Basso (eds.) Senses of Place. Santa Fe: School of American Research. 1996.
12 См. например: Wunderlich F. he Aesthetics of Place-temporality in Everyday Urban Space: The Case of Fitzroy
Square / T. Edensor, ed. Geographies of Rhythm: Nature, Place, Mobilities and Bodies. – Burlington, VT: Ashgate.
2010.
13 См. например: de Certeau M. The Practice of Everyday Life. Berkeley. University of California Press. 1988.
целостном или «большом» пространстве. А это позволяет, в свою очередь, работать с такими темами, которые становятся актуальными в исследованиях пространства именно в последнее время.
Степень разработанности проблемы
Для нас особый интерес представляют работы Э. Гуссерля, в которых он открывает для исследования новый предмет – восприятие пространства, и закладывает основания моторных (связанных с движением тела) теорий пространства. Тема пространства была актуальна для Гуссерля в разные периоды его творчества. В частности, рассуждения о пространстве появляются в «Вещи и пространстве»14, во втором томе «Идей»15, «Кризисе европейских наук и трансцедентальной феноменологии»16. До известной степени Хайдеггер в своих ранних работах, особенно в «Бытии и времени» развил и преобразовал феноменологическую тематизацию пространства. Он выдвинул положения о природе пространственного опыта, вытекающие из феноменологии, но противоречащие подходу Гуссерля. Особая роль в постфеноменологии принадлежит М. Мерло-Понти, который в «Феноменологии восприятия» предлагает ряд важных дополнений к теории конституирования Э. Гуссерля. Работы этих классиков являются для нас основополагающими.
В последние годы феноменологические трактовки пространства и тела развивались в работах Д. Захави17, Ш. Галлагера18, Б. Ванльденфельса19, М. Шитс-Джонстон20, Э. Холенштайна21, С. Овергарда и Т. Грюрбаума22.
14 Husserl Е. Thing and space: Lectures of 1907. Springer. 1997
15 Husserl E. Ideas pertaining to a pure phenomenology and to a phenomenological philosophy. Phenomenological
investigations of constitution. Second book. Dordrecht, Kluwer. 2000
16 Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология / Гуссерль Э. Философия как
строгая наука. Новочеркасск: Сагуна. 1994.
17 Zahavi D. Husserl's Phenomenology. Cultural Memory in the Present. Stanford: Stanford University Press. 2003.;
Zahavi D. Husserl’s Phenomenology of the Body // Etudes Phenomenologiques No. 19, 1994.
18 Gallagher S. a. Dynamic models of body schematic processes / H. de Preester, V. Knockaert (eds.) Body Image and
Body Schema. Interdisciplinary perspectives on the body. John Benjamins Publishing Company. 2005; Gallagher S. b.
How the Body Shapes the Mind. Clarendon Press. 2005.
19 Вальденфельс Б. Одновременность неоднородного. Современный порядок в зеркале большого города //
Логос. 2002. № 3.
20 Sheets-Johnstone M. Body and Movement: Basic Dynamic Principles / S. Gallagher and D. Schmicking (eds.),
Handbook of Phenomenology and Cognitive Science. Springler. 2010
Важным ресурсом для данного исследования становится пласт историко-философских работ в области феноменологии пространства. Историко-философский анализ темы пространства в работах Э. Гуссерля мы находим у Э. Шерера23, У. Клесгеса24, Р. Соколовски25. Феноменологическая концепция пространства в работах М. Мерло-Понти становится предметом изучения К. Ромден-Ромулк26, Ш. Келли27. И, наконец, специфику феноменологических взглядов М. Хайдеггера анализируют Х. Дрейфус28, Э. Штрекер29, И. Арисака30. Как правило, встречаются работы, которые анализируют взгляды отдельных феноменологов, исключением являются работы Э. Кейси, который помещает работы по феноменологии пространства в сопоставительную перспективу.
В России феноменология пространства представлена рядом переводов,
появившихся на протяжении последних 15 лет и включивших в себя основные
работы как самого Гуссерля, так и других феноменологов, историков и
интерпретаторов феноменологии31. Развитие отечественной
феноменологической традиции в современном философском пространстве проводится в двух направлениях. Во-первых, более фундированное изучение первоисточников самой феноменологии и ее основных наследников, продолжателей и критиков, которое мы находим в работах И. С. Вдовиной32, Н. В. Мотрошиловой33, В. А. Куренного34, С.А. Гашкова35. Во-вторых, это
21 Holenstein E.The Zero-Point of Orientation: the Placement of the I in Perceived Space / D.Wellton (ed.) The body:
classic and contemporary readings. Wiley-Blackwell. 1999
22 Overgaard S., Grunbaum T. What Do Weather Watchers See? Perceptual intentionality and agency // Cognitive
Semiotics. 2007. Issue 0
23 Scheerer E. The Constitution of Space Perception: a Phenomenological Perspective // Acta Psychologica. 1986. No.
63
24 Claesges U. Edmund Husserls Theorie der Raumkonstitution. The Hague: Martinus Nijhoff. 1964
Sokolowski R. The formation of Husserl’s concept of constitution. The Hague: Nijhoff. 1970.
Romdenh-Romluc K. Merleau-Ponty and the Phenomenology of Perception Routledge. 2010
Kelly S.D. Seeng things in Merleau-Ponty / T. Carman (ed.) The Cambridge Companion to Merleau-Ponty.
Cambridge: Cambridge University Press. 2004
Dreyfus H. L. Being-in-the-World. A Commentary on Heidegger's Being and Time. Division I. The MIT Press. 1995 Strker E. Philosophische Untersuchungen zum Raum. Klostermann, Frankfurt a. M. 1965. Arisaka Y. Heidegger’s theory of space: a critique of Dreyfus // Inquiry 1995. No. 38
31 Артеменко Н., Чубаров И. Феноменология сегодня: взгляд из России // Логос. 2010. № 5 (78).
32 Вдовина И.С. Феноменология во Франции (историко-философские очерки) М.: «Канон+» РООИ
«Реабилитация». 2009
33 Мотрошилова Н.В. Работы разных лет: избранные статьи и эссе. М.: Феноменология–Герменевтика. 2005
34 Куренной В. Феноменология Эдмунда Гуссерля / Эдмунд Гуссерль. Избранные работы / Сост. В. А.
Куренной. М.: Издательский дом «Территория будущего». 2005
35 Гашков С. К проблеме телесности во французской постфеноменологии // Логос 2010. № 5 (78)
применение собственно феноменологического метода к анализу центральных тем в феноменологии, как, например, в работах В.И. Молчанова36.
В западной литературе, касающейся вопроса о повседневном пространстве достаточно много теоретических работ, находящихся на стыке философии и специальных исследований. Применительно к изучению городского пространства необходимо упомянуть работы М. де Серто37, М. Оже38, П. Вирилио39, А. Лефевра40, проблематика апперцепции рассматривается в работах Б. Вальденфельса41, А. Ноэ42, Г. Бёме43. Значительным вкладом в осмысление городского пространства стали теоретические работы в конкретных дисциплинах. Так, систематизация феноменологического метода и возможность его применения в социальной географии осуществляется Д. Малпасом44, С. Элденом45, Э. Соуджеем46. В области теоретической урбанистики для данного исследования представляют интерес работы таких авторов как: В. Беньямин47, А. Лефевр48, Н. Трифт49. И, наконец, моторные аспекты восприятия получили детальную теоретическую проработку в работах теоретиков мобильностей: Дж. Урри50, Т. Кресвелла51.
Что касается русскоязычных работ, то в настоящее время наблюдается рост интереса к тематике пространства и, в частности, города. Наиболее продуктивной в развитии данного направления являются социальные науки. В то же время, назвать примеры теоретических работ, выполненных в феноменологической рамке достаточно сложно. Упоминания и работу с
36 Молчанов В. Исследования по феноменологии сознания. М.: Издательский дом «Территория будущего». 2007
37 de Certeau M. The Practice of Everyday Life. Berkeley. University of California Press. 1988
38 Auge M. Non-places: introduction to an anthropology of supermodernity. London.Verso. 1995
39 Virilio P. Lost Dimension. New York: Semiotext(e). 1991
40 Lefebvre H. Writings on Cities, trans. and ed. E. Kofman and E. Lebas, Blackwell, Oxford. 1996
41 Waldenfels B. In den Netzen der Lebenswelt. F./M.: Suhrkamp. 1985
42 No A. Action in perception. MIT Press. 2004
43 Bhme G. Atmosphere as the Fundamental Concept of a New Aesthetics // Thesis Eleven. 1993. No. 36
44 Malpas J.Heidegger and the Thinking of Place Explorations in the Topology of Being. MIT Press. 2012
45 Elden S. Mapping the present: Heidegger, Foucault, and the project of a spatial history. London and New York.
Continuum. 2001
46 Soja E. W. Thirdspace. Journeys to Los Angeles and Other Real-and-Imagined Places. Oxford: Blackwell. 1996
47 Беньямин В. Улица с односторонним движением. М. Ад Маргинем. 2012
48 Lefebvre H. The Critique of Everyday Life. Vol. 1. trans. by J. Moore. London: Verso. 1991
49 Thrift N. May J. (eds.) Timespace. Geographies of temporality. London. Routledge. 2003
50 Thrift N., Featherstone M., Urry J. Automobilities. London:. Sage. 2005
51 Cresswell T. Mobilities I: Catching up // Progress in Human Geography. 2010. No. 35 (4)
феноменологической терминологией применительно к изучению пространства можно найти в работах А.Ф. Филиппова , Е.Г . Трубиной , О.Н.Запорожец и
Е.В Лавринец .
Объект и предмет исследования
Объектом исследования выступают основные концепции феноменологической философии пространства, оформившиеся в их рамках подходы к проблематике восприятия пространства и теоретико-методологические основания концепций повседневного пространства. Предметом исследования выступают методологические принципы и философские обоснования изучения повседневного городского пространства, сформулированные и развиваемые в этих теоретических концепциях.
Цель и задачи исследования
Цель диссертационного исследования состоит в теоретической реконструкции и сопоставлении теоретических оснований феноменологических подходов к пространству как методологического ресурса современных исследований города
Сформулированная цель исследования предполагает решение ряда задач:
Исследование применимости теоретического аппарата феноменологической философии пространства для изучения повседневного пространства;
Экспликация и сопоставление основных положений теорий восприятия пространства Э. Гуссерля, М. Мерло-Понти, М. Хайдеггера;
52 Филиппов А. Социология пространства М. «Владимир Даль». 2008
53 Трубина Е. Город в теории. Опыт осмысления пространства. М.: Новое литературное обозрение. 2011
54 Запорожец О., Лавринец Е. Потеряться, чтобы увидеть: опыты фотографического восприятия города /
Ярская-Смирнова Е., Романов П., Круткин В. (ред.) «Визуальная антропология: новые взгляды на социальную
реальность» Саратов: Научная книга. 2007
- Использование феноменологического подхода к рассмотрению проблематики повседневного пространства.
Теоретические и методологические основы диссертации
Поставленные в диссертации задачи предполагают изучение того, как определенные вопросы решались в выбранных для анализа работах феноменологов. Для изучения пространственной проблематики в их работах был задействован метод теоретической реконструкции, который применялся для определения ключевых предпосылок и допущений в отношении центральных для исследования тем. Необходимость использования данного метода была вызвана тем, что задействованные в исследовании работы принадлежат к хронологически-разным этапам развития феноменологии и охватывают идеи, формировавшиеся на протяжении всего ХХ века. Обращение к методу теоретической реконструкции позволяет определить основные этапы развития идей, обозначить их преемственность не хронологически, но содержательно.
Метод сравнительного анализа позволил поместить в сопоставительный
контекст выбранные феноменологические подходы применительно к изучению
пространственной проблематики. Наконец, при работе с первоисточниками и
работами историко-философского характера был использован
источниковедческий метод.
Научная новизна работы
Диссертационная работа предлагает исследование феноменологических категорий восприятия пространства как ресурса для современных подходов к исследованию города. В качестве основного было выбрано направление, обозначенное в литературе как «пространственный поворот», обозначены его основания и связь с философской традицией. Впервые проведен сопоставительный анализ ключевых положений в изучении пространственного
опыта в подходах Э. Гуссерля, М. Мерло-Понти, М. Хайдеггера, их рецепция в современных феноменологических работах и исследованиях города.
В ходе исследования получены следующие значимые результаты:
выделены основные методологические особенности теории восприятия пространства в феноменологической философии;
определены и получили дальнейшую разработку основные понятия феноменологии пространства;
осуществлен анализ возможностей применения феноменологических подходов к изучению повседневного пространства;
дан критический анализ рецепции в современных исследованиях городского пространства.
Научная и практическая значимость исследования
Теоретическая значимость исследования определяется тем, что представленный в работе материал позволяет сформировать целостное видение феноменологии пространства как философского направления, детализировать и прояснить ресурсы теории восприятия пространства для поиска ответов на актуальные вопросы в современных исследованиях пространства
Практическая значимость работы заключается в том, что представленные материалы и выводы могут быть использованы при подготовке лекционных курсов и семинарских занятий по феноменологии, теоретической урбанистике, написании учебных пособий в обозначенных областях и проведении последующих теоретических исследований.
Положения, выносимые на защиту
1. Словарь феноменологии пространства предполагает детальное рассмотрение перцептивного опыта, но изначально не создавался для изучения восприятия именно городского пространства. Поэтому корректный феноменологический
анализ пространства повседневных взаимодействий в городе нуждается в уточнение ряда положений феноменологической теории восприятия.
-
Феноменология пространства как философское направление неоднородна. От того, какой подход будет выбран, зависит, какие аспекты пространственного опыта станут доступны рассмотрению. Моторная теория пространства даёт возможность изучения динамических аспектов восприятия, феноменология настроенности позволяет тематизировать аффективно переживаемые свойств пространства.
-
Последовательный анализ понятий «кинестезии», «телесной схемы», «ориентированности» при изучении восприятия городского пространства является важным ресурсом переосмысления ряда значимых аспектов феноменологической философии пространства.
-
Моторные теории восприятия позволяют обосновать изучение динамического аспекта восприятия городской среды и должны рассматриваться как наиболее перспективное научное направление в методологии городских исследований. Вместе с тем, вопрос о поиске методологических решений для изучения транзитивных пространств, связи моторного и перцептивного опыта в восприятии города имеет большое философское значение и позволяет актуализировать собственно философскую работу в этой сфере.
-
Рассмотрение переживания опыта пространства, его атмосферы в исследованиях города стало возможным благодаря последовательному анализу аффективной составляющей восприятия в феноменологии пространства
Апробация результатов исследования
Материалы диссертационного исследования нашли отражения в выступлениях автора на научных конференциях: Международном симпозиуме «Город и общество в постиндустриальном глокальном мире» (Барселона, 2011),
Конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Философия. Язык. Культура» (Москва, 2010), Семнадцатом ежегодном международном симпозиуме МВШСЭН “Пути: России. Будущее как культура: прогнозы, репрезентации, сценарии” (Москва, 2010), конференции для молодых исследователей «Развитие городов, осмысливая изменения» (Лидс, 2010), конференции ЕСА «Европейское общество или Европейские общества?» (Лиссабон, 2009). Кроме того, резульаты исследования получили детальное обсуждение на научных семинарах: из цикла “Исследования современной культуры ” ИГИТИ (Москва, 2010), семинаре по городским исследованиям в Центре независимых социологических исследований (Санкт-Петербург, 2011), летних школах для аспирантов и молодых исследователей в Центре исследования субъективности (Копенгаген, 2010, 2011), Кёльнско-Лёвенской школе по генетической феноменологии (Кёльн, 2009, 2010).
. «Пространственный поворот» в гуманитарных науках: к становлению проблемы пространства в социальных исследованиях
Термин «пространственный поворот» был введен географом Э. Соя [Soja, 1999] для характеристики тенденции, сложившейся в середине 80х годов ХХ века и характеризовавшейся повышенным вниманием, уделяемым категории пространства в социальных науках [Winkler et al., 2012]. На протяжении короткого периода, буквально десяти лет, появились работы, в которых озвучивался тезис о необходимости переосмысления социальной теории так, чтобы учесть фундаментальные аспекты пространственности социальной жизни [Wollan, 2003: 31]. Это касается как пролиферации пространственного воображения: исследователи говорят о сетях, потоках, границах, глобальном и локальном, номадологии, детерриториализации и пр., так и внимания к взаимодействию пространства и субъекта в разных масштабах географического измерения [Enright, 2002: 134].
Интерес пространству в социальных и гуманитарных науках в конце ХХ в. формируется как результат взаимодействия сразу трех тенденций. Первой является отход от структурных объяснений и масштабных теорий, которые доминировали на протяжении всего ХХ в., и перенос внимания на возможности изучения более тонких различений, чувствительных к специфическим чертам явлений, в том числе – к их пространственным аспектам [Cosgrove, 2004: 57]. Второй тенденцией становится то, что появляется ряд «кочующих метафор»1, которые, попадая в контекст различных дисциплин, значительно обогащают их. Одной из них и становится метафора пространства. Тезис «пространство имеет значение» появляется в работах посвященных изучению различных сфер человеческого опыта: от социальных явлений [см. например, Featherstone, 2006, Lash, Urry, 1994, Robertson, 1970] до пространственности восприятия в искусстве [см. например, Мерло-Понти, 1999, Arnheim, 1954, Casey, 2004, Dilworth, 2005, Dufrenne, 1989, Gombrich, 1960]. Однако речь при этом далеко не всегда идет о пространстве физических тел. Часто слово «пространство» используется в переносном, метафорическом смысле, будь то социальное пространство или пространство литературы. И, наконец, третьей тенденцией становится интерес к «повседневному» как особой категории анализа: пространственность повседневного наглядна, повседневное очевидным образом пространственно. Как результат, сферой специального изучения становится повседневное пространство, в частности, пространство городское.
«Пространственный поворот» становится возможен, очевиден и актуален на фоне других социальных тенденций. Развитие технологий и средств коммуникации приводят к тому, что, казалось бы, пространство теряет свою значимость при изучении социальных процессов: те расстояния, которые раньше преодолевались неделями, теперь становится возможным преодолеть за несколько часов, а современные средства связи нивелируют значимость физического соприсутствия в коммуникации. Однако, происходит обратное. Действительно, «современный горожанин может никуда и не двигаться, но хочет он того или нет, он постоянно омывается гетерономными потоками текучего пространства» [Маяцкий, 2009: 85]. Город, создаваемый под непосредственный, лицом-к-лицу, контакт жителей, неизбежно меняет очертания. Если люди, работающие в одном здании, общаются между собой через сеть, точно так же как и с коллегами с другого континента, то это означает не упразднение пространства, а его усложнение и умножение. Изменяется способ человека справляться с непосредственной окружающей средой, его способ быть локальным [Маяцкий, 2009: 86]. «Пространственный поворот» предлагает возможность обозначения, концептуализации и изучения этих изменений.
В то же время, он предполагает переосмысление понятия пространства как такового. В прошлом, в философской полемике двух концепций пространства, ньютоновско-картезианской и лейбницеанской, победила первая. Ньютон в качестве своей философской, а точнее, богословской предпосылки, опирался на учение об абсолютном пространстве, абсолютном времени и абсолютном движении [Ньютон, 1713 (1936)]. Он предлагал модель пространства как большой емкости, вмещающей всё и неизменной вне зависимости от того добавилось ли что-то или убавилось. Критикуя Ньютона, Лейбниц не признавал ни абсолютных времени и пространства, ни абсолютного движения, считая пространство и время относительными: пространство - порядком сосуществования, а время - порядком последовательностей [Лейбниц, 1715 (1982): 432]. На Лейбницево пространство влияли находящиеся в нем вещи и происходящие в нем процессы [Гайденко, 2006: 12]. Появившись, эта точка зрения была, во многом, забыта. В результате, пространство представлялось как обладающее собственной, независимой от наполняющих его вещей, гомогенной структурой. Абсолютное пространство рассматривалось как неизменное основание для размещения и перемещения объектов. Опора на него становилась основанием для построения линейной перспективы в живописи, достоверно отображающей материальные пространства, доверию научной достоверности топографических карт. Кроме того, такое определение пространства хорошо сочеталось с территориальным императивом национального государства, с его административной структурой, социальной жизнью и устройством современных городов [Cosgrove, 2004: 58]. Пространство и как основа мироздания (как sensorium Dei или как воображаемый порядок вещей), и как форма внешнего опыта, оставалось вне критики, т.е. вне ограничений в опыте, вплоть до XX в. [Молчанов, 2011: 156]. Сформулированное однажды в философии, данное положение нашло своё отражение в теоретических основаниях ряда конкретных дисциплин.
Основные подходы к определению пространства в феноменологии
В феноменологии можно говорить, скорее, о различных интерпретациях тематики пространства, нежели об одной целостной и непротиворечивой концепции [Casey, 1998: 220]. Даже самый краткий обзор литературы показывает: между Гуссерлем, Мерло-Понти общего куда меньше, чем различий. В этом смысле феноменологическая философия пространства никогда не была единым направлением. Первостепенное значение для её становления имеют сочинения основоположника феноменологии Э. Гуссерля, сформулировавшего ряд базовых различений. В то же время, мы не можем ограничиться анализом исключительно его сочинений. Гуссерль ставит вопрос о пространстве, но раскрывает его лишь в той мере, в какой тема пространства связана с вопросами восприятия, интенциональности, телесности. Вот как обрисовывают специфику его подхода Грюнбаум и Овергаард:
[В примерах, которые использует Гуссерль], «когда речь идет о дереве, я вижу его в саду, на лужайке или в лесу, в окружении других деревьев. Другими словами, дерево представляется в некотором «окружении объектов», а не в ситуации оторванности от контекста. Используя выражение Гуссерля, мы можем сказать, что дерево воспринимается в окружении перцептивного «горизонта» других объектов. Этот горизонт может включать даже те объекты, которые не даны в непосредственном перцептивном опыте… когда я разглядываю дерево в знакомом парке, дерево - это лишь часть реальности, которая простирается далеко за пределы того, что мне дано в перцептивном опыте: остальной парк, прилегающие районы города, также неявно соприсутствуют в этом восприятии… [в то же время], согласно Гуссерлю, перцептивный горизонт ограничивается только деревом, вне зависимости от его окружения» [Overgaard, Gruenbaum, 2007: 13].
Его работы послужили отправной точкой для многих авторов, среди которых есть те, кто строили свои рассуждения опираясь на подход Гуссерля, и те, кто оспаривает те или иные положения его подхода. Необходимость уделить больше внимания специфике повседневного пространства заставляет нас привлечь, помимо работ Гуссерля, сочинения других авторов. В рамках данного диссертационного исследования наибольшую важность для нас представляют работы, в которых речь идет об истолковании непосредственного опыта восприятия пространства. В первую очередь речь идёт о сочинениях двух философов: М. Хайдеггера и М. Мерло-Понти. Они интересны тем, что хотя содержат множество явных и скрытых отсылок к трудам Гуссерля, но содержат столь отличающиеся интерпретации, что может закрасться сомнение, ссылаются ли авторы на одни и те же тексты [Zahavi: 2002, 1].Для нашего исследования подобное положение вещей означает, что последовательное изучение подходов каждого из авторов позволяет обратиться к двум альтернативным трактовкам темы.
Специфика задач данного исследования предполагает в значительной мере редуцированное изложение феноменологических подходов каждого из авторов и обращение к тем магистральным положениям в них, которые определили становление и развитие изучения повседневного пространства. Именно так, с позиции рецепции в феноменологической литературе о пространстве необходимо рассматривать представленный анализ философских подходов.
В философии М. Мерло-Понти изучению пространственного опыта посвящены несколько разделов в «Феноменологии восприятия»[1945 (1999)].Он начинает изучение восприятия пространства с позиций классической философии и психологии, рассматривает то, как осуществляется возможное познание незаинтересованным субъектом различных пространственных отношений между объектами и их геометрическими характеристиками [Мерло-Понти, 1999: 361]. Однако, он обращает внимание на тот факт, что незаинтересованное восприятие не исчерпывает наш пространственный опыт в его целостности, следовательно, подобная трактовка недостаточна. В своём подходе Мерло-Понти делает акцент на изучении жизненной связи человека с миром. Первичное восприятие является основой, на которой вырастают все человеческие смыслы и значения.«Описывая тело как субъект восприятия, Мерло- Понти подчеркивает его специфическое значение: являясь продолжением мира, тело вместе с тем является «мерой всего», «универсальным измерителем»; именно тело, а вместе с ним и человеческая субъективность поддерживают целостность и гармонию мира. Уже в первичном восприятии, где восприятие и опыт собственно тела взаимопроникают, тело осуществляет свою функцию субъекта - оно выступает «дифференцированным единством», благодаря чему спонтанное восприятие («чувственно воспринимаемый хаос») обретает целостность» [Вдовина, 1999: 588].В нашем исследовании внимание будет уделяться пространственным аспектам соотнесенности тела и мира. Кроме того, подход М. Мерло-Понти интересен в контексте преемственности феноменологической традиции. Известно, что на первые работы, к которым относится и «Феноменология восприятия» оказали влияние сочинения Э. Гуссерля, Мерло-Понти развивал свой подход, отталкиваясь не только от опубликованных работ Гуссерля, но и от архивных материалов, долгое время остававшихся недоступными широкому читателю [van Breda, 1992].
Пространственность бытия-в-мире
Тема пространства в философии Хайдеггера появляется в «Бытии и Времени» [1927 (1997)] в связи с изучением пространственности тут-бытия. Хайдеггер разделяет критику декартова абстрактного пространства Э. Гуссерлем, но иначе обозначает связь природы пространственности с опытом субъекта, находящегося в мире. Проживаемое пространство не геометрическое, но экзистенциальное, оно — результат нашего феноменологического восприятия места. Его устройство коренится в опыте. С одной стороны, «бытие в чем-либо» (sein in etwas) соотносится с «пространством» объективно доступных вещей, равно как и с концепцией, которая обосновывает подобную интерпретацию (например, «пространства» природы, физических наук). С другой стороны, Хайдеггер предлагает говорить о тут-бытии как о проживании (wohnen), модальности бытия, которая объединяет структуру бытия-в-мире [Heidegger, 1967: 188].
Подход Хайдеггера предполагает «проживаемое» или феноменологическое пространство, основой которого служит пространственность, образованная действием, буквально, «использованием» тела [Arisaka, 1995: 4]. Пространственность - это проживаемый опыт пространства, связанный с тут-бытием, но не включающий когнитивные представления субъекта о пространстве, его устройстве. Согласно Хайдеггеру, экзистенциальную пространственность бытия-в-мире наиболее точно характеризует свойство «сподручности». Оно позволяет рассматривать не «метрику» пространства, расстояния, но достижимость вещи в практическом опыте [Heidegger, 1967: 139]. Например, некоторый объект обозначается как «близкий», если он находится в манипулятивной зоне и «далекий», если выходит за её пределы.
Данное в опыте пространство состоит для действующего из «непосредственной множественности измерений», но становится предметом внимания только тогда, когда повседневное положение вещей нарушается по какой-либо причине. Так, «тот, кто идет знакомой дорогой и не замечает, по словам, Хайдеггера, ближайшей к себе «вещи» - дороги по которой он ступает, замечает вдали своего знакомого, который, в свою очередь, может совсем по-другому относиться к той же дороге и обратить внимание первого действующего на лужи под ногами, на недавно покрашенный забор вдоль дороги, или даже на камень причудливой формы, лежащий у обочины и, в отличие от забора и луж, не менявшийся десятилетиями. Поведение того, для кого эта местность привычна, может измениться, поскольку он обратит внимание на конкретные характеристики места. Но это не значит, что он объективирует все, прежде интимно близкое. Что-то будет вычленено из окружающего мира, что-то нет, что-то отступит на задний план» [Филиппов, 2008: 211].Такая трактовка пространственности имеет два следствия для нашего анализа.
Первое следствие касается специфики ориентированности. Хайдеггер обозначает горизонт внимания с точки зрения сподручного, применительно к пространству непосредственной вовлеченности [Dreyfus, 1995: 137]. В отличие от подхода Э. Гуссерля, согласно которому отношение левого и правого являются своего рода «субъективными ощущениями», Хайдеггер предлагает говорить о них как о направлениях, в которых нам дан мир [Arisaka, 1995: 458]: ориентированность - это не предмет ощущения, но то, что зависит от практических действий.
«Допустим я вхожу в знакомую, но темную комнату, которая за время моего отсутствия была так переобставлена, что все стоявшее справа теперь стоит слева. Если мне надо сориентироваться, то «простое ощущение различия» двух моих боков совсем не поможет, пока не уловлен какой-то определенный предмет, о котором Кант говорит, «чье местоположение я имею в памяти». Что это, однако, означает кроме как: я ориентируюсь обязательно внутри и из всегда-уже-бытия при «знакомом» мире?» [Хайдеггер, 1997: 23].
Следовательно, в непосредственном опыте измерения появляются только в силу повседневного обращения с пространством и в той мере, в которой они актуализируются в нашем внимании, но никак не с позиции отвлеченного наблюдателя [Heidegger, 1977: 50]. Так, «вверху» означает на потолке, «внизу» — «на земле», «сзади» — «у двери». Кроме того, эта иллюстрация позволяет обозначить объективный референттелесной ориентациив пространстве. То есть ориентированность проявляется не только в способности различения правого и левого, но и в способности упорядочивать окружающие объекты относительно ориентированности субъекта. Для нашего анализа это означает уход от излишней созерцательности в интерпретации: удаленность и близость, высокое и низкое, присутствие и отсутствие являются проживаемыми реальностями. Следовательно, физическое пространство зависит от характеристик или свойств пространства, доступных переживанию [Wollan, 2003: 36].
Второе следствие связано с тем, как определяется «устройство» пространства. Вспомним, что у Гуссерля формирующим для восприятия пространства было сочетание моторной и визуальной составляющей опыта. Хайдеггер говорит не о телесном опыте, но о бытии-в-мире. Как соотносятся эти два понятия? Действительно, в
«Бытии и времени» речь идёт о тут-бытии. Телесное присутствие обозначает себя в инструментальности действий и соотносится с ощущением конфигурации места.
Особенности ориентированности в повседневном пространстве
Как правило, в исследованиях по феноменологии речь идёт о телесной ориентированности . Её особенности состоят в том, что задействованные пары различений: «право—лево», «выше—ниже», «спереди—сзади» релевантны для позиции тела. Однако, для описания опыта городского пространства, телесная ориентированность, хоть и верна, но недостаточна. Вопрос о необходимости пересмотреть и дополнить это понятие стал звучать в феноменологических исследованиях недавно. Эльмар Холенштайн обобщил его следующим образом: «Если я иду по проспекту, я также лишь отчасти ощущаю себя нулевой точкой: два ряда деревьев по сторонам дороги определяют пространство моей ориентации. Или, например, если я стою у памятника на площади старого города, окруженной домами, в этом случае я ориентирован по отношению к этому месту, его центру. Следовательно, центром ориентации становится не тело, но те объекты, на которые направлено внимание воспринимающего» [Holenstein, 1999: 60]. Акцент смещается на объекты внешней среды: центрированность пространства определяется расположением отдельных объектов, на которое направлено внимание наблюдателя. Как быть, когда теоретический ресурс для описания определенного типа опыта в феноменологии невелик? На наш взгляд, уместно обращение к исследовательскому потенциалу наук о городе. Работа с ними будет осуществляться нами в той мере, в которой она позволяет раскрыть интересующую нас философскую проблематику.
В случае, когда точкой отсчета выбирается объект во внешней среде, речь идёт об аллоцентрическом типе ориентированности [Kitchin, Freundschuh, 2000]. Он предполагает, что каждая точка в пространстве (каждый объект) с равной степенью вероятности могут стать началом отсчета, задать систему координат. Кроме того, появляется вторая система координат. Ориентированность позиции субъекта дополняется отношением между объектами в окружающем мире. Например, если мы станем объяснять кому-то, кто не знаком с городом, скажем, туристу, дорогу, мы не только будем выбирать легко узнаваемые в пространстве ориентиры, но и объясним, как эти объекты соотносятся между собой в пространстве. Отметим, что если в ситуации эгоцентрического типа ориентации моё «лево» будет неизменным, то в случае аллоцентрического типа ориентации этого не происходит. Например, Монмартр в Париже, относительно Эйфелевой башни, находится по левую сторону от Монпарнаса, а относительно Оперы Бастилии, напротив, по правую сторону [Campbell, 1995].
Следующий вопрос: как выбирается ориентир в пространстве? Может ли (потенциально) любой объект стать таким ориентиром? Выбор субъекта определяют гештальт и смысловая (или аффективная) значимость вещи [Holenstein, 1999: 62]. Именно поэтому в повседневных ситуациях одни объекты выбираются чаще, чем другие. Это связано с тем, что «объективные» ориентиры, как своего рода «коды», были усвоены в процессе социализации [James, 2007: 25] и создают ту систему различений, которая становится «естественной» и непроблематичной для наблюдателя.
То же верно в отношении умения оперировать знаками и различениями в пространстве. В своем исследовании социальной организации публичного пространства города Р. Уотсон [Watson, 2006] рассматривает, как «чтение» кодов: знаков на автобусной остановке, наличия или отсутствия автобуса и негласных правил формирования очереди, определяет внимание и ориентированность в пространстве. В своём исследовании он анализирует то, как «локальная», «ситуативная» обстановка создает определенную систему релевантности для участников взаимодействия. Его проект интересен и тем, что иллюстрирует динамическую смену системы ориентиров у субъекта и связь его восприятия и взаимодействия с окружающей средой. Выбор ориентиров будет ситуативен и функционален, направлен на решение конкретных задач «оперирования с пространством» в каждый момент времени.
До этого момента в исследовании речь шла либо об ориентированности собственного тела, когда отношения «право-лево» заданы субъектом, либо о перемещении по городу, когда субъект волен сам выбирать объекты-ориентиры. Объединяет эти ситуации то, что выбор ориентиров в пространстве определялся самим субъектом.
Возможен еще один тип ситуаций. Речь идёт о тех случаях, когда различения заданы «извне»: есть схема маршрута, записанного ли на бумаге, отмеченного ли на карте, или устное объяснение того, как добраться куда-либо. Чтобы проиллюстрировать разницу в ситуациях, сравним три случая: 1) ситуацию, когда мы объясняем дорогу незнакомцу; 2) опыт того, как мы обычно идем этим же маршрутом, и 3) непосредственное следование ему [Hlscher et.al., 2011: 228-229]. В первых двух ситуациях отличие будет состоять в выборе объектов-ориентиров: чтобы сориентировать другого будут выбираться универсальные, легко распознаваемые объекты, например, перекрестки, названия улиц, достопримечательности. В третьей ситуации, когда мы сами следуем хорошо знакомым маршрутом, отличие будет состоять в наличии ситуативного контекста, событий, ситуаций, которые могут привлечь к себе наше внимание. Например, мы будем обращать внимание на сигналы светофора, интенсивность движения, других пешеходов.
Что происходит, когда различения заданы? Если ориентация представляет собой динамическое пошаговое принятие решений, необходимых, чтобы найти путь к конечной цели и осуществляется в актуальном движении и непосредственном следовании решениям, то следование описанию пути предполагает соотнесение маршрута с заранее заданными ориентирами и его воплощение [Passini, 1984].Восприятие становится определенным образом «настроено» в соответствии с определенными координатами, а, следовательно, речь идет о специфическом опыте — навигации.
