Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Символ и симулякр: исторический аспект 13
1. Представление о символе в философии классического периода 13
2. Приоритет категории знака в неклассическом периоде философии ..31
3. Редукция категории «символ» к категории «симулякр» в постнеклассике 46
Глава 2. Симулякр и виртуальная реальность: философско-культурный анализ 62
1. Реальность и виртуальность культуры 62
2. Категория «симулякр» в анализе феномена виртуальной реальности 85
3. Сеть и симуляция в современной культуре 97
4. Альтернативы симуляции в культуре и их перспективы 111
Заключение 128
Список использованной литературы
- Приоритет категории знака в неклассическом периоде философии
- Редукция категории «символ» к категории «симулякр» в постнеклассике
- Категория «симулякр» в анализе феномена виртуальной реальности
- Альтернативы симуляции в культуре и их перспективы
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Одной из основных характеристик культуры является ее символический аспект, образующий смысловое поле культуры и обусловливающий ее целостность. Символическая среда культуры рубежа XX–XXI веков трансформируется порой до неузнаваемости, что выявляет определенные сложности в ее обнаружении. Данные метаморфозы приводят, кроме того, к трудности вычленения ключевых символов культуры, которые выступают в качестве некоторых опорных точек, определяющих физиогномику той или иной культуры. Помимо этого, указанные ключевые символы служат ориентиром для деятельности всех членов социума. Невозможность их обнаружения, в том числе и вследствие все более усиливающихся информационных потоков, приводит к дезориентации общества и нарушению социокультурной целостности. Деформации социокультурной целостности, приводящие также к распаду социальной идентичности человека, тесно связаны с кризисным состоянием культуры.
В этой ситуации все более прочные позиции в современной культуре завоевывает феномен, обозначенный в современной философии с помощью категории «симулякр». Являясь, по сути, пустой формой, знаком без содержания, симулякр тем не менее встраивается в структуру культуры и начинает оказывать определяющее воздействие на многие процессы функционирования культуры и общества. И хотя данный феномен видоизменяет современную культуру, превращая многие ее сегменты в симуляционные, до сих пор не существует однозначных оценок характеру его воздействия.
Категорию «симулякр» можно определить как «ускользающую» от ясного и однозначного толкования. Поэтому ее тщательное исследование, а также изучение изменений в культуре, происходящих под воздействием процессов симуляции, становится важной теоретической задачей, имеющей мировоззренческое и методологическое значение. Особую актуальность приобретает выявление непреходящей ценности классической культуры, неочевидной в наше время в связи с современными социокультурными изменениями, выражающимися в процессах симуляции, виртуализации, сетевизации.
Изучение отношения категории симулякра к символическому аспекту культуры поможет обозначить особенности содержания данной категории, природу и механизмы функционирования феномена симуляции, а также адекватно оценить его воздействие на культуру. Исследование категории симулякра в его взаимосвязи с категорией символа и категорией виртуальной реальности позволит глубже осмыслить существование возможных альтернатив симуляционной культуре.
Степень разработанности проблемы. В классическом периоде развития истории философии категория символа в культуре получила широкое освещение с различных сторон. Учение о символе связано с именами ведущих мыслителей, таких как Платон, Аристотель, Псевдо-Дионисий Ареопагит, Августин Блаженный, Пьер Абеляр, И. Кант, Ф. Шлегель, Ф.В.Й. Шеллинг, Ф. Шиллер, И.В. Гете, Г.В.Ф. Гегель.
Период неклассической философии в данном диссертационном исследовании рассматривается как особый период в культуре, в котором категория символа замещается категорией знака, обладающей специфической функциональностью и операциональностью. В связи с этим особый интерес представляют работы, посвященные непосредственно разработке теории знака (труды Ч.С. Пирса, Ф. де Соссюра, Р. Барта, З. Фрейда, А. Бергсона, Э. Кассирера, М. Хайдеггера).
Фундаментальные исследования категории символа в период неклассики носят очаговый характер и появляются преимущественно в среде философии иррационализма. Сюда относятся учение о «прасимволе» О. Шпенглера и учение о «коллективном бессознательном» К.Г. Юнга.
Постнеклассический период, пришедший во второй половине ХХ века на смену неклассическому периоду науки и философии, связан в некотором роде с «забвением» категории символа. И хотя публикации на тему символа продолжают появляться в достаточном количестве и в современной науке, исследование проблемы еще далеко от завершения. В основном изучаются природа символа и проблема его исторического становления (А.Ф. Лосев, М. К. Мамардашвили, А.А. Тахо-Годи, М. Элиаде, А.Я. Гуревич, К.А. Свасьян), проблема классификации символа (Цв. Тодоров, К. Ясперс, Ю.В. Шатин, Ю.П. Тен, И.Е. Фадеева, Е.М. Коваленко, В. Бурлачук, В. Танчер) и вопрос о роли символа в искусстве (Н.Б. Маньковская, В.В. Бычков, Р. Дж. Коллингвуд). Кроме того, немало научной литературы посвящено исследованию той фундаментальной роли символа, которую он играет в работах вышеназванных авторов неклассического периода.
Рассмотрение категории «симулякр» в XX–XXI веке:
-
разработка концепции симулякра. Сюда относятся исследования, принадлежащие перу французских мыслителей и связанные с развитием общего представления о концепте «симулякр» (Ж. Бодрийяр, А. Кожев, П. Клоссовски, Ж. Батай, Ж. Делез, Ж.Ф. Лиотар);
-
критика концепции симулякра. Здесь выделяются работы таких авторов, как А.С. Панарин, А.А. Калмыков, С.А. Корнев, В.А. Емелин, А.Г. Дугин.
Стоит отметить, что если сам факт существования симулякров не отрицается, то мало исследованными до сих пор остаются вопросы их возникновения, природы, механизмов их функционирования. Расходятся мнения представителей научного сообщества и в оценке места и роли симулякра в культуре. Если его воздействие на культуру определяется как положительное (а именно эта идея фигурирует в работах большинства теоретиков постмодернизма), то не указывается, в чем конкретно состоят преимущества его использования, а лишь обозначены некие общие формулировки, указывающие на то, что симулякр – это новые возможности для творчества. При отрицательных отзывах о симулятивных процессах не предлагаются и не разрабатываются какие-либо альтернативы, которые можно было бы противопоставить функционированию симулякра.
Особый интерес для нашего исследования представляют также работы, посвященные анализу симуляционных процессов, как общекультурных, выявляемых в самых разных сферах культурной жизни. Среди таких работ можно выделить труды М. Кастельса, Э. Кастроновы, О.О. Андроновой, Д.В. Иванова, В.Ф. Паульмана и других, посвященные анализу виртуальных процессов в современной культуре.
В работах Д. Белла, О. Тоффлера, А. Турена, Ф. Уэбстера, П. Дракера, З. Бзежински, И.С. Мелюхина, предметом которых является становление информационного общества, затрагивается особый аспект проблемы виртуализации.
Категория симулякра также тесно связана с категорией виртуальной реальности, на что указывают фрагментарные попытки исследования данных феноменов в их совокупности. Однако ответа на вопрос, в чем именно проявляется эта взаимосвязь и каковы альтернативы виртуальной реальности по замещению реальности актуальной, исходя из явления симуляции, пока не найдено.
Большое значение для нашего исследования имеет литература, предлагающая сетевую концепцию рассмотрения культуры. В диссертационной работе выделяются два уровня рассмотрения понятия «сеть» применительно к культуре – социокультурный и онтологический. Сеть на социокультурном уровне рассматривается такими мыслителями, как Ж. Лакан, Ж. Деррида, Ж. Делез, Ф. Гваттари, М. Кастельс. Онтологический уровень рассмотрения сети представляют такие авторы, как Г. Бейтсон, У.Р. Матурана, Ф.Х. Варелла, Ф. Капра, А.И. Пигалев.
Объект исследования – концепции философии культуры, в основе которых лежат категории символа, симулякра и виртуальной реальности.
Предмет исследования – категории «символ», «симулякр» и «виртуальная реальность» в составе концепций философии культуры.
Цели и задачи исследования. Основной целью диссертационной работы является анализ соотношения категорий символа, симулякра и виртуальной реальности в структуре концепций философии культуры, а также выявление эвристического потенциала категории «симулякр» для философского исследования современной культуры.
Поставленная цель выявляет необходимость решения следующих исследовательских задач:
– выявление основных подходов к исследованию категории символа и их отличительных особенностей;
– определение этапов эволюции представлений о символе, соответствующих историческим этапам эволюции философской и научной мысли;
– поиск логических оснований взаимосвязи симулякра и виртуальной реальности в качестве категорий философии культуры;
– анализ теоретически возможных альтернатив на индивидуальном, социокультурном и онтологическом уровнях для концепции симуляции.
Методологической и теоретической основой исследования являются исторический, компаративный и герменевтический методы, междисциплинарный, социально-критический и системный подходы к культуре, интерпретативный анализ.
Научная новизна предлагаемого исследования состоит в том, что:
– выявлено наличие двух возможных подходов к исследованию категории «символ» и феномена символизации, а также влияние последнего на культурные процессы;
– выделено три этапа эволюции представлений о символе в философии и науке, которые были соотнесены с этапами эволюции представлений о культуре;
– найдены логические основания взаимосвязи симулякра и виртуальной реальности в качестве категорий философии культуры;
– сетевая парадигма культуры и понятие трансгрессора проанализированы и проинтерпретированы в качестве альтернативных концепции симуляции.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Подходы к исследованию категории символа, существующие в философии культуры, сводятся к двум основным: первый предлагает рассмотрение онтологической сущности символа, второй – изучение его практической социокультурной применимости. В рамках «онтологического подхода» символ рассматривается как субстанция, обладающая самостоятельной природой и участвующая в обмене смыслом с «высшей, незнаковой сущностью» – бытием. С точки зрения «социокультурного подхода» символ – это функция; символы постоянно участвуют в процессах обмена. Из такого беспрерывного функционирования символов и складываются социокультурные условия человеческого существования.
2. Исторически эволюция понимания символа соответствует таким этапам развития науки и философии, как классика-неклассика-постнеклассика. Развитие представлений о символе идет по пути его отождествления в содержательном плане сначала с категорией знака в неклассическом периоде, а затем к замене данной категории категорией симулякра в культуре постнеклассики. Смысловое наполнение, содержание категории символа в культуре классического периода многозначно и не имеет четких границ. Категория знака характеризуется однозначным, четко очерченным содержанием. Категория симулякра не обладает содержанием вообще. Все это свидетельствует о постепенном выхолащивании содержания из категории «символ» и, соответственно, о нарушении обменных процессов между формой и содержанием данной категории. Проецируя данные трансформации на социокультурный и онтологический уровни осмысления культурных процессов, можно сделать вывод о том, что определяющая роль символа, знака или симулякра на выбранных исторических этапах играет решающую роль в формировании представлений о том или ином типе культуры. Культура классики – это культура символа, обладающая онтологической и социокультурной целостностью. Культура неклассики предстает в качестве культуры знака. Символический обмен заменяется обменными процессами материального характера (знаковый, товарно-денежный). Механизмом функционирования культуры постнеклассики становится симуляционный обмен, поэтому культура на данном этапе трансформируется в пустую бессодержательную форму, иллюзорную и виртуальную.
3. Категории симуляции и виртуальной реальности в содержательном плане основаны на одном и том же принципе имитации. Поэтому данные категории зачастую используются в философии культуры для характеристики одних и тех же процессов. Они взаимозависимы. Феномен виртуальной реальности является следствием функционирования процессов симуляции в современной культуре и его наглядным воплощением. Виртуальная реальность не может стать альтернативной внешней реальностью для жизнедеятельности человека, поскольку нуждается в постоянном контроле со стороны человеческого сознания. В отличие от подлинной реальности, виртуальная реальность не может стать для человека средой обитания.
4. В качестве позитивной альтернативы симуляционным процессам, возможной на социокультурном уровне, предлагается трансгрессивная практика, то есть практика по созданию и внедрению трансгрессоров или антисимулякров. Трансгрессор, являющийся на практике в некотором роде тождественным символу, всегда обладает содержанием и указывает на более глубокие уровни бесконечной реальности. На онтологическом уровне такой альтернативой может служить сетевая парадигма. Наличие петель обратной связи, а по сути наличие символического обмена в сетевой парадигме, составляет ее преимущество как в сравнении с центрированными иерархическими системами и моделью виртуальной реальности на онтологическом уровне рассмотрения, так и в сопоставлении с сетевыми концепциями, такими как «ризома» и концепция информационного общества, представленными на социокультурном уровне рассмотрения.
Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в выявлении ряда аспектов нового подхода к анализу категории символа, в рамках которого можно не только уточнить существующие классификации символа, но и выдвинуть новые методологические подходы для исследования сложных процессов функционирования культуры. Кроме того, представленные теоретические альтернативы современной культуре симулякра могут стать руководством для дальнейшей разработки данных альтернатив не только в теории, но и на практике. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при разработке вопросов философских и общественных наук, а также при чтении курсов по современной философии культуры и культурологии.
Апробация работы. Отдельные положения и промежуточные результаты диссертационного исследования отражены в 9 научных публикациях, общим объемом 1,7 п.л. Основные идеи диссертационного исследования обсуждались в рамках научных конференций международного (г. Симферополь), всероссийского (г. Санкт-Петербург) и регионального уровней (г. Волгоград).
Автор имеет две публикации в изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией («Известия Волгоградского государственного педагогического университета», «Вестник Волгоградского государственного университета»).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка, включающего 230 источников, в том числе 28 на иностранном языке. Общий объем диссертационного исследования – 153 страницы.
Приоритет категории знака в неклассическом периоде философии
Традиция рассмотрения символа в качестве важнейшего элемента культуры сложилось уже давно. Немецкий историк культуры и философ-идеалист В. Дильтей и немецкий философ-иррационалист Ф. Ницше рассматривают символ как главное средство культуры, одновременно критикуя его за нормирующий и ограничивающий характер, не дающий «жизни» проявить себя . Немецкий философ-идеалист, представитель Марбургской школы неокантианства Э. Кассирер определяет символ как универсальную категорию, представляя все формы культуры в качестве иерархии «символических форм», соотносимой с духовным миром человека13. Один из основателей экзистенциализма М. Хайдеггер и основоположник философской герменевтики Г.Г. Гадамер видят символ как самодостаточное средство «понимания» человеческого мира16. Представитель «философии жизни» О. Шпенглер впервые выдвигает идею о существовании «прасимвола», который является ключом к пониманию происхождения и морфологии культуры. Он также закладывает традицию поиска ключевых символов, выражающих специфику локальных культур . Швейцарский психиатр и философ К.Г. Юнг рассматривает символ как проявление коллективного бессознательного, которое в свою очередь является основой человеческой культуры18. В трактовке американского антрополога К. Гирца культура предстает как система символов и переплетение значений, а в изложении американского культуролога Л. Уайта как символическая реальность1 .
Отдельных самостоятельных теорий и определений символа существует достаточно много. Только русский философ А.Ф. Лосев насчитывал около шестидесяти определений символа, отмечая при этом, что «понятие символа и в литературе и в искусстве является одним из самых туманных, сбивчивых и противоречивых понятий»" . Тем не менее, изучение символики, как писал исследователь религии и мифологии М. Элиаде, «является лучшим введением в ту область, которую называют философией культуры»"1. На сегодняшний день можно также выделить различные области изучения символа в науке и соответственно те его аспекты, которые рассматриваются именно в этих областях. Так, Ю. П. Тен выделяет следующие основные области рассмотрения символа"": а) философия и антропология, в которой символ является ключом к пониманию культуры и человеческого сознания; б) религия, где символ выступает точкой соотнесения человека с миром божественным; в) психология, где символ - это особая функция человеческой психики, позволяющая вскрыть латентные проявления бессознательных структур; г) семиотика, в которой символ предстает в качестве способа проявления вербальных и невербальных текстов культуры; д) лингвистика, где символ - основа человеческого языка и культуры; е) этнология, где символ является основанием для этнической идентификации и интеграции; ж) социология, где символ - это точка концентрации социальных связей, отношений и взаимодействий; з) эстетика, в которой символ рассматривается как художественное средство выражения идей и ценностей.
Кроме того, символ можно рассматривать, исходя из цели его применения, выделяя онтологический и гносеологический подходы . Другая концепция, приведенная в диссертационном исследовании, рассматривает символ только в рамках аксиологического подхода" . Однако нет интегрирующей классификации указанных подходов, включающей и другие, например, праксеологический.
Ю.В. Шатин выделяет три порядка символов в зависимости от степени и характера соотнесенности символа со своим содержанием . Однако его подход является узко специализированным - семиотическим. К. Ясперс выделяет также три возможных подхода к анализу символа: философский, исторический (морфологический) и психологический. Но в своей классификации он также делает основной упор на одном из подходов -психологическом26.
Разнообразие концепций символа говорит о том, что единого, интегрального определения того, что такое символ, не существует. Поэтому мы рассмотрим символ с точки зрения его пространственных и временных характеристик, так как, во-первых, такой подход к символу позволит рассмотреть ряд малоисследованных аспектов проблемы происхождения и развития символа в культурно-исторической перспективе, во-вторых, поможет выявить скрытые взаимоотношения символа и знака, знака и симулякра, символа и симулякра, и, в-третьих, данный подход может стать новой методологией для исследования процессов культуры.
Западные исследователи на данный момент выделяют в истории развития философской мысли четыре периода: Античность, Средневековье, Модерн, Современность. Причем, в философских спорах на Западе понятие «модерн» (немецкий термин «die Moderne», английский «modernity», франц. «modemite» от лат. «modernus») закрепилось как совокупное обозначение исторической эпохи нового и новейшего времени - с характерными для нее особенностями социального развития, культуры, искусства и философии" . Встречаются также вариации, включающие увеличение количества периодов, например, добавляются ранний модерн и поздний модерн, или период Ренессанса.
Однако для нашего исследования западная схема истории философии не представляется плодотворной. Во-первых, потому что сами западные исследователи не могут прийти к единому мнению о временных границах модерна. Самые распространенные варианты - это период с Нового времени до настоящего времени или период с конца XIX века по середину XX века" . Но последний вариант по временным рамкам совпадает также с определением модернизма в русской и англоязычной литературе, и эти понятия пришлось бы постоянно разводить, что крайне неудобно. Во-вторых, философия Нового времени радикально отличается от философии XIX века. А, в-третьих, рассматриваемые нами существенные различия в трансформации символа были закреплены именно в период сер. XIX - сер. XX вв., что определенно попадает под обозначение периода неклассики.
Редукция категории «символ» к категории «симулякр» в постнеклассике
Конец неклассического периода философии ознаменовался студенческой революцией во Франции в 1968 г. Именно здесь, во Франции, возникло идейное течение постструктурализма, одновременно постмодернизма, а для нас и постнеклассической философии. Лейтмотивом размышлений французских философов поэтому, исходя из указанных выше умонастроений, стала борьба с властью и всеми ее скрытыми проявлениями. Это привело к новому пониманию редуцированного символа - знака, которые уже, как отмечалось, предрек французский семиолог Р. Барт. А затем отразилось новыми метаморфозами культуры на различных уровнях.
Прежде всего, властные воздействия обнаруживаются теоретиками структурализма и постструктурализма, вслед за Р. Бартом, в самой структуре знака. Следовательно, признание немотивированной связи между означаемым и означающим начинает рассматриваться теоретиками постмодернизма как возможная альтернатива избегания властных воздействий. С этих позиций признается окончательный разрыв связи означаемого и означающего. В лингвистическом, а затем и философском дискурсе появляется и занимает прочные позиции такая категория как «симулякр».
Симулякр (фр. simulacres, от simulation - симуляция) - одна из ключевых категорий постмодернистской эстетики и философии. Симулякр -это образ отсутствующей действительности, правдоподобное подобие, лишенное подлинника, поверхностный, гиперреалистический объект, за которым не стоит какой-либо реальности. Это пустая форма, самореференциальный знак, артефакт, основанный лишь на собственной реальности. Понятие симулякра было введено в дискурс постнеклассической философии французским философом
Понятие симулякра («видимости», «подобия») существовало в европейской философии начиная с античности. В философии Платона слово «симулакрум» обозначало «копию копии». «Симулакрум» был составной единицей теологической схемы репрезентации, которую он сформулировал: имеется идеальная модель-оригинал (эйдос), по отношению к которой возможны верные или неверные подражания. Общим для тех и других является соотнесенность, позитивная или негативная, с трансцендентальным образцом. Но верные подражания-копии характеризуются своим сходством (с моделью), а неверные подражания-симулякры - своим отличием (от модели и друг от друга)103.
Затем Лукреций попытался перевести словом simulacrum эпикуровский e lKcbv (то есть отображение, форма, познавательный образ). В качестве критериев истины у Эпикура выступают восприятия, понятия и чувства. Под восприятиями он понимает как чувственные восприятия, так и образы фантазии. И те и другие способствуют проникновению в нас образов вещей. Одни из них проникают в наши органы чувств, а другие - «в поры нашего тела, и тогда возникают фантастические представления вроде химеры, кентавра и т.д.»106.
Восприятие всегда истинно. Ложь же возникает в том случае, если мы прибавляем что-либо от себя в своем суждении к чувственному восприятию. Как считает Эпикур, «ложь и ошибка всегда лежат в прибавлениях, делаемых мыслью [к чувственному восприятию] относительно того, что ожидает подтверждения или ниспровержения, но что потом не подтверждается».
Жилем Делёзом в статье «Ниспровергнуть платонизм», опубликованной в журнале «Ревю де метафизик э де мораль» в 1967 году, как раз за год до выхода первой книги Ж. Бодрийяра (а в 1969 году включенной под названием «Платон и симулякр» в книгу Ж. Делёза «Логика смысла»). Причем воссоздана эта теория была критически - Ж. Делёз выдвинул задачу «ниспровержения платонизма», то есть освобождения симулякров от всякой привязанности к модели и их включения в чисто дифференциальную игру: «Проблема касается теперь уже не разграничения Сущности-Видимости или же Модели-копии... Симулякр не просто вырожденная копия, в нем кроется позитивная сила, которая отрицает и оригинал и копию, и модель и репродукцию» . Такая антиплатоновская программа применялась Ж. Делёзом к эстетике, художественному творчеству.
У Ж. Батая эта категория применяется в системе отсчета так называемых «суверенных моментов» (смех, хмель, эрос, жертва), в точечном континууме которых «безмерная расточительность, бессмысленная, бесполезная, бесцельная растрата» становится «мотивом бунта» против организованного в конкретной форме существования - «во имя бытия». Эти «суверенные моменты» есть «симулякр прерывности», а потому не могут быть выражены в «понятийном языке» без тотально деструктурирующей потери смысла, ибо опыт «суверенных моментов» меняет субъекта, реализующего себя в этом опыте, отчуждая его идентичность и высвобождая тем самым его для подлинного бытия. Бытие же здесь понимается в качестве поля «без-властие», тотальной свободы109.
Ж. Батай пытался найти язык, который не деформировал бы смысл этих «суверенных моментов». Эта его попытка в сфере поиска адекватного, недеформирующего языка для передачи «суверенного опыта» была оценена А. Кожевым как «злой Дух постоянного искушения дискурсивного отказа от
Делез, Ж. Платон и симулякр / Новое литературное обозрение. - 1993. - К» 5. - С. 48. См.: Батаи, Ж. Проклятая доля / Ж. БатаП. - М.: Гнозис, 2003. дискурса, то есть от дискурса, который по необходимости замыкается в себе, чтобы удержать себя в истине»110. По формулировке П. Клоссовски, «там, где язык уступает безмолвию, - там же понятие уступает симулякру
Введением в широкое употребление категория симулякра обязана Ж. Бодрийяру. Он первый, опираясь на идеи указанных выше предшественников, перенес данную категорию из сферы лингвистики на социокультурную почву в целом. Ж. Бодрийяр показал, что феномен симуляции уже давно и прочно вошел в нашу жизнь. Современная действительность вырабатывает самодостаточные, независимые от трансцендентных образцов симулякры в массовом количестве и образует из них жизненную среду современного человека. Ж. Бодрийяр довольно удачно применил категорию «симулякр» для характеристики самого широкого круга явлений: от общефилософских проблем современного сознания до политики и литературы.
Выступая, вслед за Р. Бартом, с позиции критики, он попытался дать ей не только и не столько лингвистическую характеристику, сколько социально-философскую. И то, что он начинал свое исследование с Ж. Батая, он не отрицал: «Когда я начинал преподавать, на моем столе постоянно лежали три или четыре книги: книга Батая, "Очерк о даре" Мосса, "Театр жестокости" Арто, а также "Живые деньги" Пьера Клоссовски. Чтение работы Батая стало важным стимулом моего творчества, но познакомился я с ней все-таки довольно поздно...»112.
Категория «симулякр» в анализе феномена виртуальной реальности
В итоге наука превращается в бесконечный процесс построения альтернативных моделей. Там, где ранее пределы приращения знания задавались референцией к реальности, сейчас господствуют воображение и фантазия. Наука ориентирована теперь не на истину и приращение знания, а на воспроизводство самой себя226.
В XX веке такие цели науки, как благо и развитие человечества, дополняются финансовой эффективностью. Студентами нередко движет стремление не к истинному, а к выгодному знанию. Поэтому ученые и студенты все больше времени уделяют созданию и презентации образа компетентности. Ведь этот образ можно будет реально «обналичить», получив взамен гранты в различных конкурсах, стипендию на обучение за границей, научные заказы и так далее .
Внедрение виртуальных технологий в образовательный процесс, проявляющееся в создании виртуальных учебных классов, виртуальных музеев и библиотек, позволяет значительно облегчить процесс получения информации. Однако и здесь в погоне за виртуальностью, моделированием и образностью процесса образования теряется его реальная составляющая - его качественность. Высокая плата за образование по большей части не оправдана и не эквивалентна предлагаемым знаниям - ни по содержанию, ни по объему предлагаемых курсов228.
Более того, различные научные проекты по поиску собственно альтернативной / виртуальной реальности превратились в попытку создания «пульта управления» нашей реальностью, так как основаны на поисках определенного портала для перехода из «мира видимого» в «мир невидимый» и наоборот229. Традиционно это было привилегией не только
Режим доступа: www.nature.com/news/liiggs-hunt-enters-endgame-l.9399; Каку, М. Физика невозможного. - М. : Алышна нон-фикшн, 2009. восточных традиций (полет души йогов и пр.), но и различных религий (в том числе и христианства)230. Теперь этой проблематикой занимается наука.
Сферу искусства также не обошли процессы виртуализации / симуляции. Так, еще Ж. Бодрийяр пишет о принципиальных различиях классической и постмодернистской эстетики. Фундаментом классической эстетики является прекрасное, образность, отражение реальности, глубинная подлинность. Эстетика постмодернизма же отличается внешней «сделанностью», поверхностным конструированием непрозрачного, самоочевидного артефакта, лишенного отражательной функции. В его центре - объект, а не субъект, избыток вторичного, а не уникальность оригинального.
Особенно актуальной в современной эстетике является тема соотношения категорий «художественного образа» и «симулякра». Причем, вслед за Ж. Бодрийяром и Ж.Ф. Лиотаром в симуляции эстетики постмодерна никто даже не сомневается. Как отмечает отечественный исследователь современной эстетики Н.Б. Маньковская, категория симулякра занимает в неклассической постмодернистской эстетике то место, которое принадлежало в традиционных эстетических системах художественному образу. Если образность связана с реальным, порождающим воображаемое, то симулякр генерирует реальное второго порядка231.
Если основой классического искусства служит единство вещь-образ, то в «массовой культуре из псевдовещи вырастает кич, в постмодернизме -симулякр». Если реализм - это «правда о правде», а сюрреализм - «ложь о правде», то постмодернизм - «правда о лжи», означающая конец художественной образности232.
В современной же эстетике симулякр не отсылает ни к чему иному, кроме себя самого, но при этом имитирует (играет, передразнивает) ситуацию трансляции смысла. Симулякр - это муляж, видимость, имитация образа, символа, знака, за которой не стоит никакой обозначаемой действительности, пустая скорлупа, манифестирующая принципиальное присутствие отсутствия реальности233.
Произведение в искусстве постмодернизма состоит из фрагментов техник и свободного ими манипулирования. Эти фрагменты в качестве знаков «художественного мастерства» симулируют свободное владение техникой (песни, танца, рисунка) и являются достаточным условием для 234 признания за результатом статуса «произведения искусства» . В качестве конституирующего приема в постмодернистских живописи, литературе, кино, архитектуре выступает комбинация цитат. Ориентированная на цитирование публика также занята отысканием «следов», узнаваемых отсылок к оригинальным, но хрестоматийным произведениям и стилям. Именно реактивация посредством отсылок к образам классики создает необходимый и достаточной эстетический эффект235.
Альтернативы симуляции в культуре и их перспективы
Поэтому, если признавать соответствие рассматриваемой модели действительности, человек должен осознать всю ответственность не только своих действий, но и своих слов и мыслей, что убедительно доказывает чилийский биолог У.Р. Матурана, считая, что любое слово или даже мысль человека уже изменяют условия и дальнейший ход жизни человека: «мы как наблюдатели не нуждаемся в объяснениях случившемуся; но когда случается что-то объяснять нам, оказывается, что объяснения не тривиальны: из-за рекурсивной взаимной причастности между языком и телесностью практика жизни наблюдателя изменяется, поскольку он или она производит объяснения его или ее практики жизни. Вот почему все, что мы говорим или думаем, имеет последствия в том образе жизни, которым мы живем»"" .
Следовательно, любое действие человека, даже познание, предстает как конституирование мира, как то, что через петли обратной связи повлияет на него же, и человек, таким образом, должен помнить об этой ответственности все время.
Подводя итог, можно сказать, что сетевая парадигма является наиболее действенной альтернативой в философско-теоретическом плане для построения новой онтологии культуры.
Во-первых, сетевая парадигма онтологически укоренена, в отличие от де-субстанционализированной концепции ризомы, и намного удачнее согласуется с современными научными представлениями синергетики и теории нелинейных систем, чем концепция иерархических систем, склонных к линейному детерминизму.
Концепция Г. Бейтсона обозначается как сетевая парадигма, именно потому, что речь в данной концепции действительно идет не просто об «онтологии разума», но о полностью новой онтологии, «онтологии сети». В концепции Г. Бейтсона сеть рассматривается именно на онтологическом уровне и это является существенным моментом для всех последующих рассуждений и сравнений.
Присущее европейской культурной традиции представление о человеке, как об особом топосе бытия, обладающего «свободой» утверждает его в качестве активного начала, которое преобразует окружающий мир согласно своим желаниям, вторгаясь при помощи техники во все новые и новые регионы сущего. Тем не менее, это представление не объясняет в должной мере вовлеченность человека в контекст не поддающихся контролю с его стороны и ни в коей мере им не управляемых связей, взаимодействий и коммуникативных процессов самого различного рода. Такое объяснение дает сетевая парадигма.
Во-вторых, в ней присутствует символический обмен. Он является символическим не только по форме, в отличие от структуры ризомы, но и по содержанию, о чем свидетельствует наличие петель обратной связи. И он работает без выделенных центров, а соответственно, в отличие от иерархической структуры, без редуцированной обратной связи.
Кроме того, если сравнить сетевую парадигму с концепциями ризомы, информационного и сетевого обществ, то обнаруживаются явные редукционистские тенденции при воплощении идей сети онтологического уровня на уровне социокультурном. И прежде всего это формальный характер обратной связи и чрезмерное возвеличивание роли человеческого сознания в сетевой организации.
В-третьих, сетевая парадигма обладает большим эвристическим и объяснительным потенциалом. Например, все перечисленные выше черты реальности, которые Ж. Бодрийяр обнаружил в качестве повторяющихся от эпохи к эпохе, легко объясняются с точки зрения новой онтологии сети. Сетевая парадигма Г. Бейтсона хорошо и последовательно может объяснить сетецентричный вид войн и все связанные с ним эффекты. К примеру, появилось такое понятие как отпор среды, против которой ведется сетевой воины и начинает использовать их против своего агрессора . Здесь налицо не что иное, как обратная связь и сетевой разум.
И, наконец, в-четвертых, система, построенная в качестве сети, более сбалансирована, гармонична, или, по Г. Бейтсону, «экологична», что связано, прежде всего, с разграничением понятий разума сети (системы) и сознания человека, которое является лишь частью этого разума.
Здесь можно проследить параллель между представлениями и организацией архаических обществ, о которых писали Ж.Ж. Руссо, Ж.К. Леви-Стросс, Ж. Бодрийяр с их особой «экологией» и идеями сетевой парадигмы. Как будто сделав виток по спирали, человеческое сознание, пройдя ступень абсолютизации человеческого разума, вновь вернулось к необходимости построения подобного «экологичного» и «гармоничного» общества, к осмыслению его на новом методологическом и концептуальном («научном») уровне.
