Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Философия, психология и психоанализ На рубеже XIX-XX вв 19
1. Идея философской психологии и проблема «психической предметности» 19
2. Психоанализ как философская психология 34
Глава вторая. Формирование концепции психической предметности в трансцендентальной феноменологии .48
1. Интенциональность как свойство психического 49
а) Франц Брентано. Открытие интенциональности. Интенциональность и
«бессознательные психические феномены» 50
б) Априорная теория предметности Эдмунда Гуссерля. Аналитика целого и части.
Понятие фундирования 53
в) Феноменологическая модель сознания 62
2. Интенциональность как методологический принцип 68
а) Сознание времени как опыт различия. Сознание и Реальное 68
б) Другой как интенциональная проблема 72
в) Наука как производство «идеальной предметности» 74
Глава третья. Проблема предметности в фундаментальной онтологии 79
1. М. Хайдеггер и феноменология. Рецепция и критика 79
а) Вопрос о статусе интенциональных объектов 79
б) Возвращение к Канту. Проект рациональной психологии 83
2. Предметность как фактичность 89
a) Dasein как способ бытия сущего 89
б)Интенциональность как сопротивление з
Второй раздел. Проблема психической предметности в психоанализе 97
Глава первая. Концепция психической предметности в психоаналитической теории З.Фрейда 98
1. Концепция психической предметности в свете трех моделей психики 98
а) Динамическая модель психической жизни 99
б) Экономическая модель психической жизни и расширение понятия интснциональности. Акты придания значимости и аффективная динамика 109
1. Теория либидо и объектное инвестирование 111
2.Логика аффекта, навязчивое повторение и проблема безобъектного влечения. 117 в)Топическая модель психической жизни. Время и очевидность в психоанализе. 128
1. Сознание, память и восприятие в контексте топической модели психики 128
2. Топическая модель и «эпическое» измерение индивидуальной истории 146
2. Психическая предметность и психофизическая проблема 166
а) Эротическое тело как психофизическая концепция 168
1. Соотношение истерического и эротического 168
2. История эротического тела. Оральная стадия 173
3. История эротического тела. Анальная стадия 179
4. История эротического тела. Генитальная стадия 181
б) Нарциссическое тело как психофизическая концепция 190
1. Бредообразование и телесный опыт 192
2. Нарциссическое измерение и проблема сублимации 198
2. Тело и утрата 208
4. Современные концепции нарциссизма 215
5. Этические перспективы эротической и нарциссической стратегий 220
Глава вторая. Развитие концепции психической предметности применительно к психотическому опыту в теории объектных отношений 226
1. Проблема объектного отношения в теории Мелани Кляйн 227 а) Психическая предметность в контексте параноидно-шизоидной позиции 229
б) Психическая предметность в контексте маниакально-депрессивной позиции 236
2. Теория сознания Уилфреда Биона 239
а) «Машина для думания мыслей» 240
б) Любить - это мечтать 245
в) Эдип иТиресий 249
Заключение 254
Список литературы:
- Психоанализ как философская психология
- Феноменологическая модель сознания
- Предметность как фактичность
- Топическая модель и «эпическое» измерение индивидуальной истории
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Познание душевной жизни всегда представляло собой проблему для философии в силу того, что методы такого познания не обладали достаточной степенью всеобщности и достоверности. С возникновением и развитием психологии эта проблема не была разрешена, поскольку в структуре психологического знания сохранилось разделение на рациональную и эмпирическую психологию, при этом рациональная ее часть рассматривалась как недостаточно достоверная, а эмпирическая как недостаточно всеобщая. На рубеже XIX-XX веков, когда психология добилась значительного прогресса и претендовала на роль методологической основы научного познания, проблема психического опыта вновь оказалась в центре внимания. В этот период была осознана необходимость разработки философской психологии, которая разрешила бы методологические затруднения рациональной психологии. В целом ряде философско-психологических проектов начала ХХ века сформированы модели психологического знания и сопутствующее им теоретическое представление о душе. Характерной чертой этих проектов стало стремление объединить логическое и эмпирическое, всеобщее и индивидуальное, что потребовало переосмысления ключевых понятий, выработки нового взгляда на предмет психики и методы ее тематизации.
Радикальное философское понимание психического опыта было достигнуто в феноменологии благодаря понятию интенциональности и осознанию необходимости концептуализации психического опыта a priori. При этом Гуссерль не ограничился определением интенциональности как «универсального свойства сознания быть сознанием-о…», и развил это понятие в контексте собственных логических исследований. Рассматривая логическую проблему отношений целого и части, Гуссерль противопоставил классической модели целого, опиравшейся на понятие «самостоятельной части» и управлявшейся иерархическим принципом - другую, ориентированную на понятие «несамостоятельной части» и принцип фундирования. Эта модель, предполагающая иной тип причинно-следственных отношений и связи частей внутри целого, с точки зрения Э. Гуссерля, более адекватно отражает специфику психического бытия и позволяет противопоставить не просто физический факт – психическому факту, но различить природу и душевную жизнь как два типа целого. В этой связи интенциональность выступает не только в качестве формального отличия психического от физического, но раскрывает себя как механизм производства значений.
Феноменологическая концепция интенциональности подверглась серьезному переосмыслению в фундаментальной онтологии Мартина Хайдеггера. Для Хайдеггера глубоко принципиален вопрос о способе бытия души и статусе психологического знания. Он раскрывается в двух возможных аспектах. Первый – универсален, и требует прояснения отношения субъекта к действительности: является ли оно познавательным по преимуществу. Второй аспект сводится к вопросу о том, на кого мы должны опираться при построении «новой психологии» - на Декарта, или на Канта. И в том, и в другом моменте решение Хайдеггера противостоит гуссерлевому пониманию ситуации. Солипсистской конструкции Я Хайдеггер противопоставляет вопрошающую субъективность, уже всегда принадлежащую тому, о чем спрашивается, настаивает на том, что субъект более не animal rationale, что само появление концепции субъективности должно быть предварено разработкой понятия Dasein. Соответственно, и картезианской ориентации феноменологии он предпочитает кантовскую критику рациональной психологии, высказывая предположение, что новая психология может возникнуть не на фундаменте ego cogito как абсолютной самодостоверности мышления, но в прояснении самого различия мыслящего и мыслимого. Хайдеггер полагает, что феномены полагания и восприятия, анализ которых лежит в основе кантовского размышления о психологии, открывают путь к априорному исследованию души. Настаивая на кантовском понимании сознания как парадоксального единства рецептивности и спонтанности, Хайдеггер разрабатывает соответствующее этой модели понятие предметности. С его точки зрения, оно связано с таким временным экзистенциалом как «забота», позволяющим увидеть сущее в его «осуществлении», то есть, познать не факт, а саму «фактичность факта», то, что делает его таковым.
В итоге можно констатировать, что в контексте философской аналитики психического опыта была проведена важнейшая работа по десубстантивации субъекта и созданы необходимые логические и метафизические основания для «неклассической психологии», воплощением которой стал психоанализ. Психоанализ возник на рубеже XIX-XX веков в тех же условиях эпистемологического кризиса, в атмосфере общетеоретических споров о природе психического и на почве научного детерминизма В. Фехнера, Г. Гельмгольца, Э. Брюкке, Т. Мейнерта. Стремление следовать новым, более совершенным версиям эмпиризма в сочетании с осознанием необходимости сохранения «строгости» психологического знания, привело Фрейда к видению психоанализа как дисциплины «априорного понимания» - всеобщего, но, вместе с тем, индивидуализирующего исследования, базирующегося на принципе имманентной связи теории и практики, предмета и метода.
В центре такого понимания психоанализа - метапсихологическая концепция психического опыта, последовательно реализуемая Фрейдом в динамической, экономической и топической моделях психики. Основным содержанием каждой из них является трактовка психического факта и его места в целостности психического опыта. Эти теоретические модели психики, взаимно дополняющие друг друга, открыли временную и пространственную перспективы изучения душевной жизни. При этом представления о пространстве и времени в теории Фрейда соотносились с фундаментальными философскими поисками начала века и несли в себе сущностную философскую новизну.
Одним из центральных понятий в концепции психической предметности, разработанной в метапсихологических работах Фрейда, стало понятие аффекта. Можно сказать, что именно с этим философски нагруженным термином, Фрейд связывал разрешение теоретических затруднений в понимании соотношения акта и предмета, психического и соматического. Поэтому дальнейшее аналитическое исследование психического опыта оказалось связано именно с телесным измерением – с разработкой психоаналитической концепции телесности и прояснением связи души и тела. Об исключительной актуальности психоаналитической тематизации телесности свидетельствует как общий интерес философии ХХ века к проблеме тела, языка, желания, так и влияние психоаналитических идей практически на все сферы гуманитарного знания.
В центре психоаналитического понимания человеческого тела – проблема объектного отношения. Создавая теорию инфантильной сексуальности и психосексуального развития в целом, Фрейд опирается на эволюцию предметных отношений ребенка с миром и собственным телом. Двумя значимыми моментами любой связи с объектом становится (1) ее аффективное обеспечение (2) символический аспект, независимый от физиологической потребности и удовлетворения, и открывающий выход в коммуникативную сферу, к отношениям с Другим.
Психоаналитическая теория сексуальности концептуализирует эротическую функцию в перспективе процессов «идеализации тела», то есть, наделения его символической, культурной ценностью и отличения от физиологических функций как таковых. Концепция эротического тела становится одним из вариантов решения психофизической проблемы. Необходимо отметить, что эта гипотеза Фрейда была активно поддержана в творчестве целого ряда европейских мыслителей (Ж.Батай, Э.Левинас, Ж.-Л. Нанси). Вместе с тем, исследуя психосексуальное становление, Фрейд делает и другое открытие, касающееся структуры объектных отношений: эротизм как способ существования тела, отмеченный объектным инвестированием, не универсален. Нарциссизм являет собой поле, отмеченное тенденциями совсем иного рода. Исследуя феномены «навязчивого повторения», детские «игры отсутствия», а также депрессивные и меланхолические расстройства, Фрейд описывает утрату как возможный механизм конституирования психического опыта. Психическая предметность в перспективе утраты должна быть понята с помощью понятия «утраченный объект». «Нарциссизм» как способ существования тела, отмеченный особым «безобъектным» характером инвестирования, выступает в качестве второго варианта решения психофизической проблемы. Необходимо отметить, что в философских поисках ХХ века «нарциссическая» теоретическая фантазия, отмечает наиболее «горячие» точки культуры (Лотреамон, А. Арто, Л. Селин, Ж.Батай).
Эти направления мысли З. Фрейда сохраняют свою актуальность как для развития психоаналитической теории во второй половине ХХвека, так и для современной философии. После Фрейда аналитика психической предметности ведется в тесной связи с исследованиями телесности, коммуникации, самого понятия «объект». При этом и в философии, и в психоанализе психическая предметность мыслится в терминах «неналичия», «отсутствия», «множественности» (М.Бланшо, Ж.Деррида, Ж.Делез, Ж.-Л. Нанси, М.Кляйн, У.Бион), трактуется в идеальном, временном и коммуникативном смысле.
На основе реконструкций психического опыта, выполненных в фундаментальной философии, классическом психоанализе и психоаналитической теории объектных отношений, в данном исследовании выдвигается гипотеза о формировании к середине ХХ века в междисциплинарном поле философии и психоанализа единого концепта «психической предметности», функционирующего на трех уровнях – логическом, психологическом и этическом, что отражает специфику данного концепта и историю его становления. На логическом уровне данное понятие реализуется как: модель отношения целого и части, предполагающая образ множественного целого, конституируемого различием; на психологическом уровне оно раскрывается как психоаналитическая концепция «психического аппарата» и как вариант решения психофизической проблемы, связанный с тезисом о «протяженности» психики и «идеализации» тела; на этическом уровне понятие «психической предметности» учреждает связь между психоаналитической концепцией телесности, «социальной онтологией» тел и идеей сообщества как способа бытия субъекта; в перспективе данного понятия можно проследить сущностное различие этических проектов (этики желания как «этики без идеала» и этики сообщества как совместности бытия-с-Другим) в зависимости от опоры на эротический или нарциссический способ бытия тела.
Понятие «психической предметности», выработанное в контексте фундаментальной философии, было весьма значимо в теоретическом отношении, однако сохраняло свой абстрактный и гипотетический характер. Оно нуждалось в развертывании в контексте конкретного психологического исследования и взаимодействия, на материале клинического опыта. Актуальность данной работы состоит в экспликации структур психической предметности на материале философской и психологической теории одновременно. Подобная экспликация мыслится нами и как путь философской легитимации психоанализа.
Степень разработанности темы. Диалог между теоретической философией и психоанализом в начале ХХ века представлял собой проблему, прежде всего, потому, что основатель психоанализа не был заинтересован в его философской легитимации, стремился сохранить нейтральный статус психоанализа, уберечь его от научной полемики и институциональных споров. Тем не менее, в 20-е годы ХХ века процесс философской контекстуализации психоанализа начался. Это произошло на перекрестке таких направлений как феноменология, фундаментальная онтология, экзистенциализм и философия языка. Такие мыслители, как К. Ясперс, Л. Бинсвангер, М.Босс, а также Ж.-П. Сартр, К. Леви-Стросс, Л. Витгенштейн, Р. Якобсон, М. Бахтин, В. Беньямин, Р. Барт способствовали включению психоаналитической концепции субъективности в интеллектуальную культуру ХХ века.
Изнутри психоаналитической традиции навстречу философии двигались О. Ранк, Ж. Лакан, Ф. Дольто, Д. Винникотт, У. Бион, Т. Огден. Важнейшую роль в философской контекстуализации психоанализа сыграла эпистемологическая критика Мишеля Фуко. К концу ХХ века Фрейд занял свое место в европейском философском пантеоне, и стало возможным говорить о трех основных формах рецепции психоаналитической теории: психоанализе Ж. Лакана, деконструктивном методе Ж. Деррида, «шизоанализе» Ф.Гваттари и Ж.Делеза. Эти три версии рецепции психоанализа существенно отличаются друг от друга в эпистемологическом отношении. Психоанализ Ж.Лакана актуализирует такой аспект мысли Фрейда как аналитика желания и связывает его с картезианской традицией, ее развитием и разрешением ее внутренних противоречий. Методологически Лакан опирается на диалектику Гегеля, его концепцию субъекта и социальной связи. Философский проект Ж. Деррида, не будучи разновидностью психоанализа, тем не менее, включает его в качестве теоретического условия. Прочтение Фрейда Жаком Деррида опирается на трансцендентальный метод и концепцию трансцендентального субъекта. В метапсихологии Фрейда для Жака Деррида центральной является концепция сознания, времени и памяти. Теория шизоанализа Ж.Делеза и Ф. Гваттари целиком ориентирована на критику как философского субстанциализма, так и классического психоанализа. Эта теория, предлагающая радикальное переосмысление психоанализа, опирается на эпистемологическую критику М. Фуко.
В России психоаналитическая традиция сформировалась очень рано (Н.Е. Осипов, И.Д. Ермаков, М. В. Вулф, П.П. Блонский, А.Р. Лурия), в 1930 году была прервана и возобновлена лишь в 90-е гг ХХ века. В настоящий момент психоанализ интенсивно развивается в теоретическом, практическом и институциональном аспектах.
В современной российской философской литературе интенсивно обсуждается теоретическая значимость психоанализа, его эпистемологические функции, место в системе наук, статус психоанализа как коммуникации, а также психоаналитический подход к решению фундаментальных философских проблем, таких как сознание, бессознательное, память, время, желание, интерсубъективность. Развитие психоанализа в России за последние 20 лет способствовало установлению междисциплинарного диалога и включению психоанализа в поле научной мысли в российском интеллектуальном сообществе. Генезис психоаналитической парадигмы и эпистемологические функции психоанализа обсуждаются в работах Автономовой Н.С., Бойко А.Н., Бочоришвили А.Т., Вдовиной И.С., Ганнушкина П.Б., Гуревича П.С., Руткевича А.М., Ярошевского М.Г., Никифорова О.В., Качалова П.В., Лейбина В.М., Щитцовой Т.В., Глуховой И., Отдельные онтологические и гносеологические проблемы, возникающие в междисциплинарном пространстве психоанализа и феноменологии, психоанализа и антропологии, психоанализа и социологии, психоанализа и теории литературы рассматриваются в работах Аверинцева С.С., Бассина Ф.В., Бибихина В.В., Бородай Ю.М., Гуревича П.С., Давыдова Ю.Н., Додельцева Р.Ф., Лейбина В.М.. Решетникова М.М., Рыклина М.К., Соколова Э.В., Филиппова Л.И., Эткинда А.М. , Кричалло М. Методологические вопросы психоанализа обсуждались в работах Быховского Б.Э., Василюка Ф.Е., Волошинова В.Н., Долгопольского С.Б., Зинченко В.П., Ильина Г.Л., Какабадзе В.Л., Мамардашвили М.К., Подороги В.А., Шерозии А.Е.
Важнейшим событием для формирования российского психоанализа и традиции философского осмысления психоанализа стала московская конференция «Психоанализ и науки о человеке» 1992 года, по материалам которой в 1995 году вышел сборник статей под редакцией Автономовой Н.С. и Степина В.С. С этого момента усвоение психоаналитических идей в России движется в двух направлениях: философская контекстуализация психоанализа и его теоретическое осмысление; формирование российской психоаналитической традиции как таковой. Промежуточную позицию между философией и психоанализом занимает интеллектуальное движение по освоению наследия Жака Лакана («промежуточность» в данном случае означает, что представители этого движения обычно являются и психоаналитиками, и философами). Здесь, в первую очередь, следует отметить перевод «Словаря по психоанализу» Ж.Лапланша и Ж.-Б. Понталиса и комментарии к нему, выполненные Н.С.Автономовой, а также ее перевод произведений Ж.Деррида и комментарии к ним; ее статьи, посвященные методологии гуманитарных наук, анализу классической и неклассической рациональности, исследованию места и роли психоанализа в системе современного гуманитарного знания; также следует отметить деятельность Россохина А.В. по популяризации французского психоанализа.
Другая линия философской контекстуализации психоанализа связана с российской феноменологической школой. Ведущим автором, на работы которого опирается данное исследование, является Мотрошилова Н.В. Ее исследования, посвященные философии Канта, Гегеля, Гуссерля, Хайдеггера, и, прежде всего, статья «Концепция предметностей сознания в «Логических исследованиях» Гуссерля» во многом инициировала данное исследование. Аналитика времени, сознания, интерсубъективности, понимания, представленная в работах Борисова Е.В., Инишева И.Н., Михайлова И.А., Молчанова В.И., Куренного В.А., Орловой Ю.О., Разеева Д.Н., также создает необходимый теоретический контекст для реконструкции диалога между психоанализом и феноменологией, а также между психоанализом и герменевтикой. С феноменологическим кругом в значительной степени пересекается ряд исследователей, ориентированных на фундаментальную онтологию и методологию науки. Здесь следует отметить исключительную значимость исследований петербургских философов - Чернякова А.Г., Исакова А.Н. (различие понимания времени у Гуссерля и Хайдеггера), а также научную деятельность Щитцовой Т. В., разрабатывающей вместе с группой литовских исследователей междисциплинарную проблематику фундаментальной онтологии и экзистенциальной психотерапии; московского философа и методолога науки Косиловой Е. В., разрабатывающей историко-методологические вопросы наук о душе; курского философа Власовой О.А., исследующей взаимные влияния феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа.
Также следует отметить переводы и комментарии Ж.Лакана, выполненные Черноглазовым А.К., Мазиным В.А., Юран А.Ю.; деятельность журнала «Кабинет», Музея сновидений З.Фрейда, научных журналов «Вестник психоанализа» (Спб), «Психоаналитический вестник (Москва), «Психоаналiз» (Киев), где публиковались такие авторы как Куликов А.И., Лейбин В.М. Мазин В.А., Решетников М.М., Рождественский Д.С., Савченкова Н.М., Соколов С.Е., Уварова С.Г., Харитонов А.Н., Юран А.Ю. и пр. Чрезвычайно важное значение имеет начавшаяся в последние десять лет работа по переводу и составлению комментариев к полному собранию сочинений Фрейда.
Аналитика психического опыта представляет чрезвычайный философский интерес для метафизики, философской антропологии, экзистенциальной философии, философии языка, этики и эстетики ХХ и XXI века. При этом, ответа на вопрос о бытии психического в дисциплинарном пространстве философского знания ожидают преимущественно от метафизики. Именно теоретическая философия должна создать систему координат, концептуальный аппарат и разработать инструментарий осмысления психических феноменов, доступ к которым открывает психоаналитическая техника исследования сознания. Сам психоаналитический метод также нуждается в философском прояснении в целях его дальнейшего развития.
Цель и задачи исследования. Актуальность темы диссертации, состояние ее научной разработанности обусловливают выбор ее объекта и предмета, постановку исследовательских задач.
Объектом диссертационного исследования выступает комплекс идей философской психологии и психоанализа в их связи с методологической проблематикой гуманитарного знания.
Предметом исследования является формирование и развитие понятия «психическая предметность» в контексте современных метафизических методов познания и реконструкции душевной жизни, а также в контексте теории и практики психоанализа.
Основная цель диссертационной работы состоит в прояснении психологического проекта Фрейда на основе фундаментальных философских концепций ХХ века (феноменология и фундаментальная онтология), а также в перспективе поисков современной философии. Представляется, что решение этого конкретного вопроса открывает путь к разработке идеи «психологии как строгой науки» и эффективной работе в поле проблем, сформулированных философами и психологами в начале ХХ века, которые и в настоящий момент представляются актуальными. К этим проблемам следует отнести: задачу прояснения понятий, лежащих в основе психологического знания (психические феномены, психическая реальность, психическая причинность, психическая связь); разработку дескриптивного метода, позволяющего достигать достоверного познания психических феноменов; выработку нового типа эмпиризма, в ключе которого возможно формирование современного понятия психической предметности.
Достижение поставленной в диссертации цели предполагает решение следующих исследовательских задач:
- проблематизация концепции философской психологии в ключе междисциплинарного диалога философии и психологии, а также в контексте кризиса европейских наук;
- рассмотрение понятия интенциональности как источника современных представлений о психической предметности;
- оценка основных тенденций развития философских концепций психического опыта;
- реконструкция концепции психической предметности в метапсихологической теории З.Фрейда;
- реконструкция концепции психической предметности в постфрейдовской психоаналитической теории и практике;
- оценка влияния психоаналитических представлений о душевной жизни на современную философию.
Теоретические и методологические основы диссертационной работы составила совокупность общих принципов и установок онтологических, гносеологических, философско-антропологических, психологических и психоаналитических исследований, использованных для решения поставленных в диссертации задач. К числу онтолого-гносеологических установок, прежде всего, относятся принцип тождества мышления (сознания) и бытия, признание предметного характера психической деятельности, осознание децентрированного характера субъективности и ее концептуализация в качестве опыта; осознание различия классического и неклассического идеалов рациональности; применение идеи множественности и различия к описанию и реконструкции опыта сознания.
Данное исследование ориентировано на диалог и смысловую взаимосвязь классической и неклассической парадигм рациональности.
Методологической установкой диссертации является реализация эпистемологического подхода. Этот подход конкретизирован в особом акценте на способах мышления феноменологии, фундаментальной онтологии, психоанализа. В исследовании особое внимание уделяется эпистемологическим мотивам метафизической тематизации психической предметности в названных областях знания.
Методологическим основанием исследования выступила аналитическая реконструкция в сочетании с герменевтическими методами. В исследовании также использовались эпистемологические методы реконструкции гуманитарного знания, психоаналитическое толкование как метод глубинной герменевтики, деконструктивные методы.
Метод аналитической реконструкции позволил: во-первых, дать систематическое представление о концептуализации психического опыта в рамках феноменологии, фундаментальной онтологии и психоанализа; во-вторых, представить отдельные философские и психологические ситуации как единую проблему создания философской психологии в контексте гуманитарного знания; в-третьих, выявить направление развития знания о душе в ситуации актуального систематического философствования.
Метод психоаналитического толкования позволил: во-первых, расширить сферу академического философского исследования за счет обращения к клиническому материалу психоаналитических случаев; во-вторых, продемонстрировать, что психоаналитическое толкование не является символической интерпретацией, а сохраняет тесную связь с детерминистскими моделями объяснения; в-третьих, обнаружить принципы понимания целого в психоанализе и характер связи между целым и частью, что вскрывает характерное для психоанализа индивидуализирующее понимание факта.
Деконструктивный метод позволил прояснить характер философского интереса к психоанализу, занять осознанную позицию в отношении психоанализа как теории и практики, и, тем самым, осуществить детальную философскую реконструкцию метапсихологической теории З.Фрейда.
Теоретическими источниками исследования являются:
1. Историко-философские источники, в которых ставится проблема исследования души (Р. Декарт, Дж. Локк, Д. Юм, Имм. Кант) и соответствующая комментаторская литература (В.В.Васильев, И.Д. Журавлев, П. П. Гайденко)
2. Корпус философских и психологических текстов рубежа XIX-XX вв, в которых разрабатываются проекты философской психологии (Ф.Брентано, А. Мейнонг, Г. Фреге, К. Штумпф, Т. Липпс, В. Дильтей, П. Наторп)
3. Труды представителей феноменологического движения (Э. Гуссерль, М. Шелер, К. Ясперс) и фундаментальной онтологии (М. Хайдеггер)
4. Работы по истории психологии, психиатрии и психоанализа (А. Лоренцер, Э. Джонс, Ю.В. Каннабих, Ж. Гаррабе, Л. Шерток, Р. де Соссюр, В.М. Лейбин, В.И. Овчаренко, М.М. Решетников, А. И. Эткинд).
5. Корпус текстов З. Фрейда и постфрейдовской психоаналитической традиции (Ш. Ференци, К. Абрахам, М. Балинт, Р. Шпиц, М. Кляйн, Д. Винникотт, У. Бион, П. Кэйсмент, Т. Огден, О. Кернберг, О. Фенихель, Р. Гринсон), а также Ф. Дольто, Ж. Лакана, Ж.Лапланша и Ж.-Б. Понталиса.
6. Труды западных философов и мыслителей ХХ века, в которых находит отражение психоаналитическая проблематизация субъективности (М. Фуко, Ж.-П. Сартр, К. Леви-Стросс, М. Мерло-Понти, Р. Кайуа, Ж. Деррида, Ж. Батай, Э. Левинас, М. Бланшо, Ж. Делез, Ф. Гваттари, А. Мишара, А. Бадью, Ж.-Л. Нанси).
В настоящее время в России формируется национальная психоаналитическая традиция. В связи с этим в отечественной философии также можно выделить тенденцию философской контекстуализации психоанализа, которая связана с двумя направлениями
- философско-антропологических исследований и экзистенциального анализа (Н.С. Автономова, П.С. Гуревич, В.М. Лейбин, Б.В. Марков, В.А. Подорога, В.С. Степин, Т. В. Щитцова, О.А. Власова, И. Глухова, О.В. Никифоров, П.В. Качалов, Ю.М. Шилков)
- феноменологических исследований, посвященных проблеме времени, сознания, интерсубъективности, понимания (Н.В. Мотрошилова, Я. А. Слинин, К. А. Свасьян, И.А. Михайлов, Е. В. Борисов, И.Н. Инишев, В.И. Молчанов, В.А. Куренной, А.Н. Исаков, А.Г. Черняков, Д. Н. Разеев, Ю.О. Орлова).
Результаты исследования и их научная новизна.
Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что она является первым в российской философии междисциплинарным исследованием, выполненным на стыке актуальной систематической философии и психоанализа, посвященным детальному анализу психоаналитической концепции З.Фрейда с логико-онтологических позиций современной метафизики в перспективе понятий «психического опыта» и «психической предметности».
Впервые в отечественной литературе в представленном в диссертационном исследовании объеме и полноте отражены философские импликации психоаналитической теории и практики.
В работе предложено новое для мировой традиции понимание психоанализа как априорного исследования психического опыта, а также введена в контекст онтолого-гносеологических исследований психоаналитическая теория объектных отношений.
В результате диссертационного исследования получены конкретные новые результаты:
- систематически проанализирован философский генезис понятия «психическая предметность» и его роль в априорном познании душевной жизни;
- введено различие двух значений интенциональности (интенциональность как свойство сознания и как производство значения) и указан эвристический ресурс второго значения для познания душевной жизни;
- в опоре на понятие «психической предметности» систематически реконструирована метапсихологическая теория Фрейда;
- выявлен коммуникативный горизонт понятия «психическая предметность» и концептуализировано психоаналитическое решение психофизической проблемы;
- на основе психоаналитической теории введены две сущностно различных концепции телесности: эротического и нарциссического тела.
- прояснены значения таких ключевых понятий психоаналитической теории, как «нагрузка», «либидо», «объект», «влечение», «нарциссизм», «эротизм»;
- разработана перспектива применения онтолого-гносеологических методов в психоаналитической теории и практике;
- дана оценка значимости психоаналитического познания души для актуальной систематической философии.
Аналитическое исследование психического опыта, предпринятое с онтологических позиций, позволило сформулировать следующие положения, выносимые на защиту:
-
Концепция психической предметности, сформулированная в фундаментальной философии начала ХХ века и психоаналитической теории, является конститутивной для современных теорий души и сущностно междисциплинарной, позволяющей осуществить «строгую» тематизацию душевной жизни в контексте языка, тела, коммуникации.
-
Концепция психической предметности, разработанная в психоаналитической метапсихологии, представляет собой современный вариант постановки и решения психофизической проблемы.
3. В психоаналитической теории совершается открытие двух принципиально различных способов бытия телесности: эротического и нарциссического.
4. Разработка понятий «объект» и «объектное отношение» в теории объектных отношений позволяет говорить о концепции психического целого как развивающегося различения между сознанием и бессознательным.
Теоретическая и практическая значимость работы. Материал диссертации, использованные в ходе исследования методологические подходы и полученные результаты, заключающиеся в теоретической концептуализации психического опыта, а также в прояснении эпистемологического статуса психологии как современной науки о душе, позволяют осмыслить проблематику поиска новых конфигураций субъективности с позиций философской психологии, а также способствуют развитию российского психоанализа и процессу философской легитимации психоанализа.
В теоретическом отношении диссертация вскрывает сущностную связь философии и психологии и предлагает перспективу ее осмысления. В практическом отношении диссертация творчески разрабатывает недостаточно освещенный в современной философской литературе период эпистемологического кризиса и смены парадигм рациональности, что позволяет студентам и аспирантам философских и психологических специальностей сформировать более широкий междисциплинарный горизонт своей профессиональной области, в процессе осмысления понятия «современность».
Содержание и выводы работы могут применяться в преподавании общих и специальных курсов по онтологии и теории познания, философской антропологии и социальной философии, а также при подготовке психологов и психотерапевтов психоаналитической ориентации. Отдельные темы (преимущественно связанные с вопросами теории познания, философской антропологии, этики, культурологии) могут быть использованы при чтении общего вузовского курса философии.
Апробация исследования. Материал диссертационного исследования на протяжении ряда лет использовался автором при чтении курсов по философии для студентов СпбГУ, проведении практических занятий по курсу «Онтология и теория познания» для студентов философского факультета СпбГУ и при чтении спецкурсов «Психоанализ как метафизическая психология» для студентов философского факультета, «Введение в психоанализ» для студентов Смольного Института Свободных Искусств и Наук, при ведении спецсеминара «Читая Фрейда» для студентов Смольного Института Свободных Искусств и Наук. Этот материал послужил основой при разработке лекционных курсов «Психоаналитическая критика культуры» и «Психоанализ и основания современной культуры» для студентов Восточно-Европейского Института Психоанализа, а также при разработке лекционных курсов «Психоанализ и теория любви», «Метафоры аналитического процесса», «Мышление и язык в философии и психоанализе» для студентов Международного Института Глубинной Психологии в Киеве.
Автор диссертации является практикующим психоаналитиком, идеи данного исследования опираются на конкретную клиническую работу, были использованы в ней, и неоднократно обсуждались в индивидуальных и групповых супервизиях, а также на теоретических семинарах.
Результаты работы представлялись автором в ходе различных научных форумов, проводимых философским факультетом СпбГУ, кафедрой онтологии и теории познания, Смольным Институтом Свободных Искусств и Наук, Восточно-Европейским Институтом Психоанализа, Национальной Федерацией Психоанализа, Русским Психоаналитическим Обществом, Европейской Конфедерацией Психоаналитической Психотерапии и другими организациями.
Положения и выводы диссертации получили апробацию в двух монографиях и других авторских публикациях объемом 50 печ.л.
Значительная часть диссертации была выполнена в рамках работы над проектом «Феноменология и психоанализ: перспективы научного взаимодействия» (РГНФ 06-03-00461а).
Структура диссертации. Диссертационное исследование включает введение, 5 глав, заключение и библиографический список. Основной текст диссертации составляет 276 страниц. Библиография содержит 299 источников, из них 46 на английском языке.
Психоанализ как философская психология
Термин «психическая предметность» появляется тогда, когда само понятие «предмета» претерпевает сущностное переосмысление. В европейской философской традиции термин «предмет» соотнесен с такими терминами как вещь, объект, реальность. Игра значений в этом синонимическом ряду предполагает колебание от реально существующего единичного целого или части до идеальной абстракции, понятия, которое также может быть предметом. Устойчивый смысл термина задан в логике, где основными признаками предмета считаются взаимодействие элементов, внутренняя связность, единство. Здесь подчеркивается, что предметом могут быть не только единичные объекты, но также множества, бесконечные множества и множества множеств - рассматриваемые при этом как единое целое. В классической философии понятие предмета наиболее активно трансформируется в гегелевской мысли, где мышление и предмет тематизируются в онтологической перспективе и выступают в качестве сторон одного и того же диалектического процесса опредмечивания духа и возвращения его к самому себе.
В конце XIX века, в эпоху эпистемологического кризиса понятие предметности оказывается в центре философских поисков; оно предстает одинаково значимым как для естественных, так и для гуманитарных наук, как для материалистических, так и идеалистических течений; становится для них своего рода «лабораторией аргументации». К середине XX века развитие понятия «предметность» вновь выступает в качестве «зеркала» очередной методологической трансформации и достигает своего современного состояния, понимается как «идеальная предметность» (Гуссерль Э., 1936), достигшая объективного существования благодаря специфике ее чувственного воплощения. Чувственное воплощение мыслится как пространственно-временная индивидуация, как запись. Формулировка Гуссерля от 1936 года свидетельствует о том, как велик путь, пройденный философской рефлексией за этот период. В данной работе ставится задача реконструировать основные трансформации понятия предметности в связи с переходом от классической модели рациональности к неклассической, а также в связи с попыткой создания философской психологии как теоретического знания о душе. При этом предметность трактуется главным образом как психическая предметность.
Систематическая философская постановка вопроса о «психической предметности» датируется рубежом XIX-XX вв и связана с вторжением психологической проблематики в сферу метафизики и необходимостью как философской легитимации психологического знания, так и выходом философии сознания за рамки логики и гносеологии. Одной из сущностных черт эпистемологической ситуации, сложившейся на рубеже XIX-XX веков, в контексте кризиса европейских наук, становится стремление создать философскую психологию, которая воплотила бы как идеал научной строгости, так и способность понимания душевной жизни отдельного человека. В нескольких проектах, предложенных в начале XX века («эмпирическая» психология Франца Брентано; экспериментальная феноменология Карла Штумпфа, которую он сам определял как феноменологическую пропедевтику психологии; «описательная» психология Вильгельма Дильтея, философская психология Пауля Наторпа), была сделана попытка разрешить противоречие между всеобщим и конкретным, логическим и индивидуальным, эмпирическим и априорным, с которым столкнулись метафизика и психология. Общей тенденцией этих, весьма различных проектов, было стремление к радикальной реформе философии, которую предполагалось осуществить с помощью психологии. При этом ни одна из конкретных психологических концепций (Джеймса, Милля, Фехнера, Вундта, Лотце) не рассматривалась в качестве возможного инструмента. Основное требование, которое философия предъявляла к психологии, состояло в необходимости прояснения понятий. С точки зрения Брентано, «невозможно никакое причинное исследование психологических феноменов, пока психолог в достаточной мере не прояснит и не опишет того, что же именно он вознамерился объяснить»1. Потому второе требование к психологии как подлинной науке состоит в развитии ее дескриптивной составляющей. Психология должна научиться отличать психические феномены от физических и уметь описывать их полно и адекватно, не привнося ничего чуждого в это описание и, вместе с тем, не превращая осмысленное целое психической жизни в хаотическое скопление фактов. Третье требование, которому стремится удовлетворять философская реконструкция психологии, в теоретическом отношении наиболее проблематично. Оно связано с осознанием необходимости выработки нового типа эмпиризма. Все названные философы находились под сильным влиянием естественных наук и эмпирического мировоззрения, сложившегося в теории науки во второй половине XIX века. Вместе с тем, на рубеже веков, в ситуации кризиса наук и поиска новых методологических оснований становится очевидной нужда в расширении эпистемологической базы. Анализ психических феноменов представляется областью, где разработка новой концепции эмпирического наиболее уместна, адекватна и вероятна.
Феноменологическая модель сознания
Феноменологическое понимание психической предметности достигает своей полной конкретности в реконструкции временного опыта. В европейской традиции, начиная с Канта, аналитика сознания тесно связана с аналитикой времени. В «Критике чистого разума» «жизнь сознания» явлена как чистая деятельность по производству времени (арифметическое созерцание). Время не только служит здесь «формой внутреннего чувства», но и выступает в качестве психической материи как таковой. Производство времени предполагает также и его восприятие.
На рубеже XIX-XX веков Брентано формулирует основной вопрос временного восприятия как вопрос соответствия внешнего и внутреннего, как проблему истоков автономии внутреннего переживания времени. Этот вопрос выражен им в парадоксальной формулировке: являются ли одним и тем же длительность ощущения и ощущение длительности? Собственный ответ Брентано был связан с представлением об «ауре восприятия»: звуковой тон, воздействуя на органы чувств, не просто воспроизводится с механической точностью, но как бы многократно «записывается» и повторяется вновь и вновь с незначительными вариациями. Однако этот спектр вариаций («аура») достаточен для создания логического контекста ожидания следующего звука. «Аура» тем самым является внутренним опытом как таковым, задающим временную размерность переживания звука («ощущение длительности») и порождающим время как смысл.
Обращением к этому, возможно, схематичному концепту, начинает свою аналитику времени Гуссерль. Воздерживаясь от погружения в детали этой знаменитой и чрезвычайно сложной теории, отметим лишь связанное с нею понимание предметности и акта.
Обратим внимание на два типа актов, которые определяют сознание времени и применительно к которым, «мысль о деятельности должна быть исключена». Это ретенциальные акты и первичная импрессия (Urimpression). Для Гуссерля вопрос восприятия времени есть вопрос его конституирования. Поскольку сознание представляет собой поток, а восприятие любой временной формы всегда само обладает временной формой, то в схватывании того или иного целого мы должны допустить континуальный характер самого этого акта, содержащего в себе такие моменты как воспоминание, восприятие, ожидание. Этот ход, использованный однажды Августином, подвергается дальнейшей феноменологической разработке, связанной с отказом от всякого полагания, либо трансцендентного схватывания. Временной объект представляет собой чистую гилетическую данность, множественность различимых моментов, которые сменяют друг друга, длятся, и по мере этого дления, «отодвигаются» в прошлое. Однако память конституируется не в установлении связи между фазами, уходящими в прошлое, не в движении назад, обращенном спиной к настоящему, но, напротив, как движение из прошлого - как присоединение к предшествующему ощущению. Непрерывность фаз, сменяющих друг друга, осознается через отношение «прежде», что предполагает постоянно сохраняющуюся связь с точкой Теперь. Форма «прежде» одновременно удерживает связь и с точкой Теперь, и с другими ушедшими в прошлое фазами, как фазами этого Теперь. Форма «прежде» конституирует отношения прошлого и настоящего как живой и порождающей смысл связи. Удерживание временного целого в его погружении в прошлое, сохранение его как того же самого в последовательности различных «прежде» возможно благодаря ретенциальным актам. Ретенция отличается от восприятия прежде всего тем, что ее объекта уже нет, он не наличествует, а от воспоминания -тем, что ее объект только что был, то есть, в каком-то смысле - еще есть, он еще сохранил свою связь с точкой Теперь и с другими временными фазами. Ретенция устанавливает между прошлым и настоящим отношения исключения и связи одновременно, обнажая при этом типологический характер этой связи. Ретенциальный акт не является двойником объективной длительности. Удерживая идентичность одного и того же, он обеспечивает возможность того, чтобы эта тождественность была дана и как прошлое, и как настоящее. Что становится возможно только потому, что оно длилось между Прошлым и Теперь. Ретенциальное сознание в своей «активной пассивности» является прямым продолжением импрессионального сознания, и без него невозможно, поскольку «каждая ретенция отсылает сама в себе к впечатлению»56.
Первичное впечатление есть та Точка-источник, где начинается производство длящегося объекта в смене постоянных модификаций. Обратим внимание на двойственность ее в отношении моментов Настоящего и
Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени. М., 1994, с. 38. Прошлого. Будучи началом развертывания длительности, она должна была бы быть отнесена к прошлому, но, будучи постоянным обновлением впечатления, она остается средоточием Настоящего. Можно сказать, что ее различающая способность в отношении прошлого и настоящего определяет ее конститутивный смысл. Проблема первичной импрессии состоит в неоднозначности ее квалификации. Наделена ли она конститутивной силой и, в этом смысле, является актом - деятельностью, соотносимой с представлением или же, остается первичным восприятием, пассивной способностью гилетического материала к запечатлению воздействия. Гуссерль полагает, что первичная импрессия требует для себя совершенно другого понятия восприятия. «Восприятие здесь есть акт, который ставит перед нами нечто, как оно есть само, акт, который первично конституирует СП объект» И в этом смысле восприятие противоположно воспроизведению, репродукции. Э.Левинас подчеркивал, что гуссерлевское понимание первичной импрессии сосредотачивает в себе одновременность активного и пассивного. Теперь-Точка постоянно претерпевает изменения, в этом смысле она являет собой саму материальность материального как вновь и вновь возобновляющееся различение различенного, но, вместе с тем, остается звучанием одного и того же тона. Так что имеет место постоянное различие, характеризующее Теперь-Точку как одну и ту же и как всегда новую. Суть этого различия в том, что континуум модификаций Теперь-точки создает сознание расширения временного объекта наряду с погружением в прошлое того, что уже расширилось. Первичная импрессия есть и само ощущение, и его форма; и нечто недифференцированное, и, вместе с тем, индивидуализирующее. «Сама индивидуация, - говорит Гуссерль, - есть ничто по отношению к тому, что обладает (способностью к) индивидуации»58. Индивидуализирующий момент и есть то, что отделяет
Предметность как фактичность
Потому сосредоточимся на его детализации. Здесь существенны три момента. Во-первых, запись материальна, - она представляет собой фиксируемое изменение состояния клеток; во-вторых, она отнюдь не изоморфна самому типу воздействия. Тем самым, психика уже не рассматривается как зеркало природы, как пассивная поверхность регистрации внешних раздражителей. В-третьих, при допущении различных нейронных систем, мы должны допустить также и различные формы записи. Это означает, что одно и то же воздействие, будучи зафиксировано системами восприятия, памяти и сознания, отнюдь не будет одним и тем же интериоризированным образом; в этом случае мы сталкиваемся с тремя различными записями, за которыми не скрывается тождественный самому себе объект. Эти записи связаны между собой, но форма этой связи выражает не столько характер объекта, сколько способ взаимодействия самих систем, поскольку две принципиально разных формы записи (восприятия и памяти ) дополняются третьей, ориентированной уже не на внешнее воздействие, а на изменчивость первых двух систем. Фактором активизации третьей системы и рождения третьей записи - записи сознания - становится время, временной период изменения субстрата как наиболее тонкое воздействие, которое уже трудно определить как собственно материальное. Способность материального субстрата к развитию - к изменению сопротивления на границах и все большей «проходимости» клеток для импульса, повышение их пластичности - имеет своим следствием усложнение и дифференцирование всей системы взаимодействий. При этом «нейроны» перестают быть самостоятельными частями психического целого; они участвуют в жизни целого множественностью своих границ, напоминая тем самым лейбницевскую монаду.
В «Толковании сновидений», в главе, посвященной описанию психического аппарата, Фрейд представит систему памяти как множественность различных уровней записи, отличающихся по принципам временной, пространственной смежности , смысловых отношений и т.д., таким образом, что и в рамках одной системы тождественность образа не может быть достигнута.
Конструкция психического аппарата, намеченная в «Наброске научной психологии», свидетельствует о том, что топическая модель психики опирается, во-первых, на специфическое понимание психической фактичности, сутью которого становится представление о возбудимости живого субстрата и тезис о сознании как функции самоаффектации, во-вторых, ее основой служит понятие пространства, нуждающееся для своего раскрытия не только в анатомии, но также в математике и оптике.
Следующая попытка конкретизации топической модели и выяснение ее связи с динамическим описанием психики предпринята Фрейдом в связи с прояснением психологии сновидения. В знаменитой седьмой главе «Толкования сновидений» Фрейд приводит сон, который, с его точки зрения, представляет собой критическую точку в осуществлении герменевтического подхода к сновидению. Это сновидение о горящем мальчике, которое неоднократно возникает в книге и становится своеобразным сигналом, предвещающим развертывание наиболее значимых теоретических построений. Сновидец - человек, потерявший после долгой болезни сына. Сын умер. Его гроб стоит в комнате, окруженный горящими свечами, возле него сидит старик, нанятый читать молитвы. Уставший отец засыпает в соседней комнате и ему снится, что старик уснул, одна из свечей упала, гроб охвачен пламенем, из гроба встает мальчик, идет к отцу и берет его за руку с вопросом «папа, разве ты не видишь, что я горю?». Отец просыпается и видит, что старик действительно уснул, свеча упала, и пламя охватило покрывало. Сновидение услышано Фрейдом на одной из популярных лекций и сопровождается комментарием, с его точки зрения, неудовлетворительным. Имевшееся объяснение связывало возникновение сновидения с пожаром в комнате; всполохи пламени падали на веки спящего и его неглубокий сон, которому и так препятствовали страдание и тревога, был нарушен возникшей, наиболее вероятной, реконструкцией реальности, - так пояснил сновидение лектор.
Однако же для Фрейда это объяснение не затрагивает главного - слов сына, обращенных к отцу. Поиск путей понимания этого сновидения превращается в артикуляцию другого типа логики, противоположного внешнему линейному детерминизму. При этом сам Фрейд, размышляя о возможных обстоятельствах, предшествовавших сновидению, вполне допускает, что эта фраза составлена из фрагментов реальности. «Я горю», предполагает он, относится к наверняка имевшему место жару и высокой температуре во время болезни, а, «папа, разве ты не видишь...» к другим нейтральным ситуациям, значимым теперь, потому что тогда сын был жив. То есть, проблема сновидения отнюдь не в фантастичности созданного образа. Напротив, оно ценно для Фрейда своей абсолютной ясностью. Это сновидение, которое уже не нуждается в толковании. Только после того, как устранено все, что относится к толкованию как устранению неясностей и противоречий, открывается доступ к психологии сновидений, то есть, к познанию психической реальности как таковой - инстанций психической жизни, динамики и направленности психических процессов, причинно-следственных отношений, связывающих психические факты, а также события внешнего мира и внутреннего.
Сновидение о горящем мальчике обнажает вопрос о соотношении реального и психического, о том, сновидение ли является зеркалом реальности, либо же, наоборот, реальность отражает сновидение? Или же этот зазор между образом и реальностью вообще свидетельствует о принципиально другом типе связи, существующей между ними. Приступая к проблемам, путь к которым открывает это сновидение, Фрейд подчеркивает: «с этого момента, когда мы захотим проникнуть глубже в душевные явления при сновидениях, пути наши устремятся в полную тьму»111. Наибольшая трудность, возникающая при анализе сновидения как психического процесса состоит, во-первых, в том, что его нельзя, «разъяснить», то есть свести
Топическая модель и «эпическое» измерение индивидуальной истории
Обычно это реакция запрета. Устойчивые социальные институты речи обеспечивают необходимыми ритуальными формулами как генитальную инициацию ребенка, так и его фрустрацию. В наиболее простом и буквальном виде с переживанием кастрации сталкивается мальчик, высоко оценивший собственный пенис и столкнувшийся как с запретом его использования в целях получения удовольствия, так и с возможным его отсутствием, которое он интерпретирует как кастрацию. Переживание кастрации для него превращается в бессознательный страх утраты пениса. Для девочки переживание кастрации явлено в гораздо более сложной форме, поскольку в момент обнаружения различия полов, вместо возможности отсутствия пениса она сталкивается с фактом его отсутствия. (Необходимо отметить, что концепция эротического тела у Фрейда предполагает изначальную фалличность любого тела. Собственное тело, как тело женское, или мужское становится одним из первых фактов, с которыми сталкивается человек и которые он может принять, не принять, или принять на каких-либо условиях. Психический опыт в этот период становится полем решений.)
Генитальная зона, безусловно, фокусирует на себе весь сложный комплекс событий, связанный с переживанием кастрации, но его символический потенциал столь высок, что смысл кастрации приобретает все, что имеет отношение к ущербу, утрате, болезни, нарушению целостности, смерти, а также к запрету, отказу, лишенности. В классической теории психоанализа сложилось две традиции понимания кастрации. Одна связана с ее фрейдовским толкованием, и во многом, поддержана Ж. Лаканом. Другая традиция сформировалась в рамках детского психоанализа, главным образом, в мысли М. Кляйн, Д.Винникотта, Ф.Дольто. Фрейд рассматривает кастрацию, скорее, как диалектическое противоречие между Бытием и Ничто, преодоление которого определяет различную метафизику мужского и женского. Психоаналитические теории детства придают кастрации более универсальный смысл, рассматривая ее не только в связи с генитальной стадией, но как опыт становления тела от рождения до смерти. Предполагается, что концепт кастрации требует логического переосмысления тела с точки зрения возможного типа целого, а также отношения целого и части. Так, кастрация на оральной стадии, например, интерпретируется не как тело, лишенное своей значимой части, но как значимая часть, лишенная тела (кэрролловская «улыбка без кота»). Франсуаза Дольто в своей книге «Бессознательный образ тела», помимо эдиповой генитальной кастрации, выделяет пупочную, оральную, анальную, а также - первичную кастрацию. Тело как «протяженность психического» становится буквально картой кастрационных меток. Можно сказать, что ЄСЛРІ что-то и обеспечивает непрерывность протяженной и мыслящей субстанций, так это кастрационная дискретность - и тело, и душа несут на себе метки, стигмы кастрации. Стигматизация также становится направлением идеализации телесности. Если Фрейд полагал, что кастрация для мальчиков, служит стимулятором прохождения эдипова пути, то Дольто видит функцию кастрации совершенно иначе. Это те разрывы, проживая которые индивид может открыть путь к зонам неопределенности в себе, к измерению возможности самого себя. Существенно, что кастрация немыслима вне интерсубъективных отношений и вне речи. Дольто пишет: «В психоанализе под словом «кастрация» понимается процесс, происходящий с человеческим существом, когда другое человеческое существо дает ему знать, что осуществление его желания в той форме, какую бы он хотел ему дать, запрещено Законом. Это значение передается через язык, будь он жестовым, мимическим или вербальным»131. Если традиционное понимание кастрации обостряет смысл индивидуальности, ее ценность, отстаиваемую в преодолении страха кастрации, то для Дольто кастрация превращается в основной способ переструктурирования индивидуальности, в открытие горизонта совместного бытия и артикуляции собственного желания в контексте бытия-к-Другому и бытия-для-Другого.
Итак, психофизическая проблема для Фрейда решается с помощью образа «протяженной психики» и «одушевленного» - эротического, желающего - тела. Эротическое тело как результат исторического становления представляет собой тело культурное, сформированное двумя предельными событиями, реальным и символическим - оргазмом и кастрацией - и в этом формировании претерпевшее идеализацию. Интерсубъективные отношения, язык как таковой, являются важнейшим условием отделения символической функции от физиологической и ее последующей автономизации, что, в свою очередь, является основанием рождения желающего субъекта. Эротическое тело, по сути, есть мысль: телесная мысль о Другом, существующая в возможных сценариях прикосновения и проникновения. Я ничего не знаю о Другом, как будто бы говорит Фрейд. Устроен ли он также как я, испытывает ли радость и печаль по тем же причинам, что и я, каковы его желания и мысли. Он является предметом моих страхов, надежд и фантазий. Я не могу его вообразить. Я могу только прикоснуться к нему и в прикосновении начать его постигать. Я могу встретиться с глубиной его фантазий и поверхностью его тела. Событие встречи двух тел тем самым превращается в событие встречи двух психик. Короткий круг желания «от слизистой к слизистой» должен трансформироваться в длинный круг коммуникации «от психизма к психизму». Путь эрогенизации тела открывает перед становящимся субъектом коммуникативное измерение сексуальных отношений.
