Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теория и методология исследования истории социальной работы в регионах России 14
1.1. Отечественная; традиция и современное состояние изучения истории социальной работы в России и ее регионах 14
1.2. Методология и понятийный аппарат исследования 37
1.3. Особенности исследования социальной работы в отдельных российских регионах 65
ГЛАВА 2. Генезис социальной работы и педагогики социальной работы в Кубанском регионе ( конец XVIII — вторая половина XIX вв.) 97
2.1. Традиции социальной поддержки у коренных кубанских народов и казачьих общин 97
2.2. Предпосылки и факторы формирования системы социальной помощи на Кубани (конец XVIII - начало 70-х гг. XIX вв.) 127
2.3. Организация народного просвещения, как одно из важнейших направлений социальной поддержки в регионе 158
ГЛАВА 3. Организация социальной работы на Кубани на рубеже XIX - XX вв. и возможности использования элементов исторического опыта в современных условиях 194
3.1. Система социальной поддержки на Кубани в предреволюционный период и ее специфические особенности 194
3.2. Возможности применения исторически сложившихся в Кубанском регионе форм и методов социальной помощи в наши дни 225
Заключение 250
Список литературы
- Отечественная; традиция и современное состояние изучения истории социальной работы в России и ее регионах
- Методология и понятийный аппарат исследования
- Традиции социальной поддержки у коренных кубанских народов и казачьих общин
- Система социальной поддержки на Кубани в предреволюционный период и ее специфические особенности
Введение к работе
В последние годы в Российской Федерации неоднократно публиковались исследования по истории социальной работы в нашей стране; по этой тематике и ее отдельным аспектам были защищены докторские и кандидатские диссертации. Среди авторов таких работ можно назвать И.Н.Андрееву, Л.В.Бадя, В.К.Басову, Л.Г.Гуслякову, В.Н.Егошину, С.А.Завражина, В.П.Мельникова, П.И.Нещеретнего, Т.А.Ромм, Т.В.Самсонову, А.С.Сорвину, Т.Д.Тетерину, Н.Г.Ульянову, М.В.Фирсова, Е.И.Холостову и ряд др. Причины повышения интереса к проблемам становления и развития поддержки нуждающихся в России представляются достаточно очевидными: резкое увеличение числа лиц, нуждающихся в различных видах помощи со стороны общества; невозможность использования зарубежного опыта без учета национальных традиций в этой сфере, связанных с ментальностью российского народа и т.п.
Вместе с тем, остаются два направления в области изучения социальной работы в России, которые до сих пор не получили должного освещения в современных исследованиях. Во-первых, это изучение особенностей социального воспитания и психологической поддержки нуждающихся, которым уделяют много внимания применительно к современным условиям, однако почти не учитывая (за исключением, может быть, работ И.Н.Андреевой, В.М.Басовой, С.А.Завражина и Т.В.Самсоновой; причем два последних автора рассматривают в качестве объектов социального воспитания только детей и подростков).1
4 исторический генезис такого явления, котя оно имело место в течение многих столетий.
Во-вторых, подавляющее число современных исследований по истории социальной работы в России рассматривает этот процесс в масштабах всей страны, выделяя ведущие тенденции в целом, но не останавливаясь на его особенностях в различных регионах. Между тем, исторический опыт свидетельствует, что попытки унифицировать подход к нуждающимся, даже в пределах Центральной России, уже во второй половине XVIII в. показали свою несостоятельность. Те приемы оказания помощи, которые хорошо зарекомендовали себя в провинции, оказались совершенно неэффективными в Москве (10).
Правда, в последнее время появились работы, посвященные традициям общественной помощи у различных народов Российской Федерации или истории благотворительности в отдельных областях и республиках. Так, например, в отношении Краснодарского края - это исследования А.К.Вузарова, В.П.Громова, И.В.Ивченко, Л.Е.Оспищевой и др; социальной поддержке в дореволюционной Сибири посвятили свои работы Г.А.Ноздрин, И.А.Скалабан и М.В.Шиловский; в г. Иваново был издан сборник "Некоторые сведения по истории социальной помощи в России и Ивановском крае" (165). Подобные исследования появились и в других регионах Российской Федерации. Однако, большинство из них носит описательный характер: и в них отсутствует анализ особенностей развития форм и методов поддержки нуждающихся, обусловленных специфическими социальными и культурными условиями жизни в этих регионах в различные исторические периоды.
5 В предлагаемом диссертационном исследовании рассмотрено развитие социальной работы в Кубанском регионе в период с конца XVIII до начала XX вв. как целостное и, в тоже время, многоплановое явление, с учетом общероссийских тенденций в этой сфере и специфических особенностей, обусловленных географическим положением края, его социальным развитием и многонациональным составом населения. Особое внимание обращено на воспитательный аспект работы с нуждающимися различных категорий на Кубани, генезис принципов и методов такого воспитания и его связь с развитием системы учреждений народного просвещения в регионе.
Анализ полученных результатов позволил сделать выводы об использовании элементов специфического исторического опыта поддержки нуждающихся в Краснодарском крае в современных условиях г что во многом обусловлено ментальностью и исторически сложившимся отношением к социальной помощи у тех народов, которые проживали в этом регионе. Опора на национальные традиции различных этносов (особенно в сфере социального воспитания), их учет при подготовке специалистов в области социальной работы позволил значительно повысить эффективность поддержки нуждающихся. В этом заключается актуальность исследования.
Практика показывает, что в наши дни все большее обострение получает противоречие между потребностями в научно-обоснованном подходе к решению проблем поддержки нуждающихся с учетом региональной специфики и этнокультурного менталитета населения и невостребованностью исторического опыта в этой сфере
социальной деятельности. В наибольшей степени это противоречие выражено в области социального воспитания лиц, нуждающихся в помощи со стороны общества. Разрешение этого противоречия определило тему исследования и позволило сформулировать его проблему: каковы ведущие направления и особенности развития форм и методов социальной работы и, в первую очередь ее педагогической составляющей, в Кубанском регионе?
Цель исследования состоит в разрешении указанной проблемы.
В качестве объекта исследования выступает государственная, войсковая (со стороны Кубанского казачьего войска как самостоятельной административной структуры) , общественная и общинная социальная поддержка в Кубанском регионе.
Предметом исследования являются традиционные представления, теоретическое обоснование и практические действия по оказанию различных видов социальной помощи на Кубани в период с конца XVIII до начало XX вв.
В соответствии с проблемой, объектом, предметом и целью определены основные задачи исследования:
Определить и обосновать основные философские, антропологические и методологические положения, которые легли в основу предлагаемого исследования.
Проанализировать развитие социальной работы на Кубани и описать его как целостный сложный феномен, обусловленный общероссийскими тенденциями и специфическими региональными факторами.
Представить социальную работу как педагогическое явление и показать его генезис на примере Кубанского региона в рассматриваемый исторический период.
Раскрыть и проанализировать традиционные формы и методы поддержки нуждающихся у различных народов Кубанского региона в зависимости от их этнокультурных и конфессиональных особенностей.
5. Определить роль развития системы учебных
заведений на Кубани как косвенного вида профилактической
социальной поддержки и фактора социального воспитания.
Оценить эффективность деятельности различных структур по оказанию социальной помощи в Кубанском регионе в рассматриваемый период.
Выявить ведущие направления и особенности генезиса социальной работы на Кубани в дореволюционный период.
8. Дать оценку возможности использования элементов
исторического опыта социальной поддержки в Краснодарском
крае в современных условиях с учетом традиций и
ментальности населяющих ее этносов.
Гипотеза исследования основывается на предположении, согласно которому социальная работа на всех этапах ее развития соединяла в себе различные формы материальной поддержки и социального воспитания применительно ко всем возрастным группам нуждающихся. Формы и методы подобного воспитания были обусловлены социальными, экономическими, культурными, этническими и иными факторами, находившимися во взаимосвязи и влиявшими друг на друга.
Общая методология исследования предполагает использование важнейших положений философской и
8 педагогической антропологии, а также философии истории, рассматривающих человека и социальные процессы, с одной стороны, как субъекты саморазвития, а с другой - как объекты воздействия внешних сил.
В исследовании предполагается опираться на совместное использование следующих методологических подходов: аксиологического, герменевтического, культурологического, синергетического и др. Каждый из них имеет свои достоинства и недостатки, позволяя наиболее достоверно исследовать отдельные аспекты целостного исторического явления. Поэтому совместное использование целой группы таких подходов способствует повышению объективности оценки этого явления; выявлению его различных элементов и их взаимосвязи.
Для решения поставленных в работе задач применялся комплекс методов исследования, включающий в себя: ретроспективный анализ официальных документов, исторических, педагогических, литературных и фольклорных источников; конструктивно-герменевтический метод; обработку и систематизацию архивных материалов; структурный анализ текстов и теоретическое моделирование.
Источниковой базой исследования послужили законодательные акты Российской империи; различные официальные документы, включая документы Кубанского казачьего войска; труды известных историков Кубани рассматриваемого периода; статьи и художественные произведения выдающихся российских писателей, имеющие отношение к рассматриваемой проблематике; эпос горских народов и этнографические исследования; работы православных и исламских богословов, в которых
9
рассматривалось религиозное обоснование
благотворительности; статьи, публиковавшиеся в периодической печати Кубани начала XX столетия. В работе использованы материалы Государственного архива Краснодарского края.
Организация исследования включала в себя несколько относительно самостоятельных этапов.
Первый этап (1991 - 1993) - поисковый. В этот период была рассмотрена степень разработанности проблемы развития социальной работы на Кубани в дореволюционный период; выработана предварительная концепция исследования и его методологическая база, а также определены исторические источники, которые следует использовать при работе над диссертацией.
Второй этап (1993 - 1998) - теоретический. На этом этапе осуществлялось изучение и анализ исторических источников; создавались модели отдельных направлений социальной поддержки в Кубанском регионе и прослеживалась взаимосвязь между ними, что позволило выстроить целостную концепцию генезиса социальной работы на Кубани в рассматриваемый период.
Третий этап (1998 - 2000) - обобщающий. На этом этапе была уточнена, дополнена и окончательно оформлена концепция исследования, выявлены возможности использования элементов регионального исторического опыта социальной работы на современном этапе. Полученная информация и выводы были систематизированы и оформлены в виде диссертационного исследования.
Наиболее существенные результаты, полученные соискателем, их научная новизна и теоретическое значение.
10 Упорядоченная в диссертации совокупность положений и идей может быть квалифицирована как решение крупной научной проблемы - становления и развития социальной работы, в первую очередь, ее педагогической составляющей в отдельно взятой области с учетом как общероссийских тенденций, так и региональных особенностей. В исследовании проведен исторический анализ генезиса форм и методов социальной поддержки на Кубани с конца XVIII до начало XX столетия, в том числе:
- предложена целостная концепция подхода к изучению
теоретико-педагогических основ социальной работы с учетом
региональных особенностей;
доказана обусловленность специфических форм и методов социальной работы (и, в первую очередь, ее неотъемлемой части - педагогической составляющей) в отдельно взятом регионе экономическими, конфессиональными, идеологическими, культурными, этническими и иными факторами, проявляющимися в тесном взаимодействии;
- выявлена роль создания системы учебных заведений
как одного из косвенных видов профилактической социальной
поддержки населения на региональном уровне;
выделены ведущие тенденции генезиса социального воспитания на Кубани, детерминированные специфическими региональными факторами;
показаны основы конфессиональных религиозных концепций милосердия и их воздействие на формы социальной поддержки у различных народов, населяющих Краснодарский край;
проанализировано взаимное влияние традиций социальной помощи у отдельных народов Кубани;
сделаны выводы о возможности использования элементов исторического опыта социальной поддержки в современных условиях с учетом традиций и ментальности населения Краснодарского края.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования содержащихся в нем материалов в различных сферах педагогической деятельности и социальной работы: при подготовке специалистов по профессии "социальный педагог" и "социальный работник" для учреждений этого профиля в Краснодарском крае; при разработке различных программ социальной защиты населения; при изучении истории развития системы учебных заведений в Краснодарском крае и истории края в целом.
Результаты исследования создают предпосылки для дальнейшего изучения истории и педагогики социальной работы, а также открывают новые возможности использования исторического опыта поддержки нуждающихся с точки зрения регионального подхода.
Достоверность и надежность полученных результатов обеспечены методологической обоснованностью его исходных позиций (антропологический, культурологический и герменевтический подходы), применением комплексного подхода, адекватностью методов исследования его логике и задачам, репрезентативностью источниковой базы и логичностью выводов.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Развитие социальной работы и педагогики социальной работы в отдельных российских регионах было
обусловлено сочетанием элементов общероссийской государственной политики в этой области, социальных, экономических и культурных особенностей каждого региона в их тесном взаимовлиянии.
Возникновение различных форм социальной поддержки на Кубани в период с конца XVIII до начала XX вв. связано с условиями экономического развития края и этнического состава его населения. Значительное влияние на специфику социальной помощи и, в первую очередь, социального воспитания в этом регионе оказало преобладание в нем в рассматриваемый исторический период казачьего населения со своим особым экономическим и социокультурным укладом жизни.
Отличительной чертой социальной работы на Кубани являлась ее постоянная направленность на развитие системы народного просвещения в целом и обучение детей из нуждающихся семей в частности. Большинство образовательных учреждений в крае в дореволюционной период было создано по инициативе или при активной поддержке общественных благотворительных организаций и частных лиц.
4. Особый интерес представляет развитие социальной
помощи у адыгских народов Кубани, которая за исторически
короткий срок прошла путь от внутриобщинной поддержки до
создания национальных благотворительных обществ,
использовавших новейшие для своего времени формы и методы
социальной работы.
5. Резкие качественные изменения в содержании и
методах социальной поддержки имели место в Кубанской
области на рубеже XIX - XX вв., когда происходило бурное
13 экономическое развитие края и значительно увеличилось количество и число категорий лиц, нуждавшихся в поддержке со стороны общества. В этот период особую роль начала играть профилактическая социальная работа, базировавшаяся на прямом и косвенном социальном воспитании.
6. В современных условиях, когда число нуждающихся в социальной поддержке в Краснодарском крае достигает сотен тысяч человек, а некоторые особенности их положения сходны с теми, которые существовали на рубеже XIX - XX вв., использование элементов исторического опыта социальной работы на Кубани приобретает особую значимость. В том числе это относится к и педагогике социальной работы, учитывающей ментальность населения края, поскольку особенности образа мышления людей явление достаточно консервативное и сохраняется на протяжении нескольких поколений.
Апробация и внедрение результатов исследования. Они обсуждались и получили одобрение на научно-практических конференциях в АГУ (г. Майкоп), РГПУ (г. Ростов-на-Дону), МПГУ, АГПИ (г, Армавир) в 1995, 1996, 1997, 1998, 1999, 2000 гг. Результаты исследования нашли отражение в монографии, учебных пособиях, методических рекомендациях и статьях.
Материалы, полученные в исследовании, внедрены в учебный процесс факультета педагогики и методики начального образования Армавирского государственного педагогического института при подготовке студентов к дополнительной специальности «Социальная педагогика».
Отечественная; традиция и современное состояние изучения истории социальной работы в России и ее регионах
В последние годы в нашей стране появился ряд книг и статей (И.Н.Андреева, В.К.Степанов, М.В.Фирсов и Др.), в которых рассматривается историография исследований генезиса социальной работы в России. Как правило, эта проблема упоминается в контексте и не выделяется как самостоятельная. Вместе с тем, перечень дореволюционных и современных работ по истории развития поддержки нуждающихся в России сравнительно невелик, за исключением, быть может, значительного числа небольших по объему статей, носящих, в большинстве случаев, чисто описательный характер.
Как было показано рядом исследователей (10,17,89 и др.), изучение истории социальной работы в нашей стране и подходы к этой проблеме во многом были обусловлены конкретной социально-экономической ситуацией, официальными идеологическими установками, общественными настроениями и, конечно, личным мировоззрением авторов. Подобное явление достаточно отчетливо прослеживается с начала XIX столетия, когда появились первые исследования по истории социальной помощи в России, что было связано с возрастанием общественного интереса к проблемам поддержки нуждающихся в целом.
Все дореволюционные работы, описывающие становление и развитие социальной помощи в России, можно разделить на несколько основных категорий:
1. Исследования этого социального явления как целостного процесса в масштабах государства на протяжении всей истории России или на отдельных ее этапах.
2. Изучение истории каких-либо направлений социальной поддержки: помощи нуждающимся детям, организации общественных работ, деятельности Приказов общественного призрения, церковно-лриходской помощи и т.п.; особо здесь стоит выделить исследования по истории борьбы с профессиональным нищенством.
3. Описание истории различных благотворительных обществ и учреждений или деятельности отдельных лиц, внесших значительный вклад в организацию поддержки нуждающихся.
4. Работы по истории социальной помощи, развитии ее специфических видов и деятельности благотворительных организаций в отдельно взятых регионах.
Помимо этого, много сведений относительно развития форм и методов социальной помощи содержалось в общеисторических трудах известных отечественных ученых: от В.Н.Татищева и Н.М.Карамзина до В.О.Ключевского и П.Н.Милюкова. Как правило, в этих работах приводились какие-либо конкретные примеры поддержки нуждающихся в те или иные периоды. Уже во второй половине XIX столетия в России появилось значительное число исследований, посвященных истории различных регионов страны. В отношении Кубани это работы И.Д.Попко, Е.Д.Фелицына, Ф.А.Щербины, в которых авторы при описании истории края довольно подробно останавливались и на разнообразных формах социальной помощи, имевших место в разные ее периоды.
Определенная информация о традициях поддержки нуждающихся у различных народов Российской империи содержалась также в этнографических описаниях и исследованиях. В отношении адыгов, населявших значительную часть территории современного Краснодарского края и ряд прилегающих земель, это труды Ш.Ногмова, С.Хан-Гирея, Л.Я.Люлье, Ф.И.Леонтовича и др. Особый интерес в этой сфере представляют работы первых двух авторов, поскольку их видение проблем истории и особенно этнографии собственных народов в чем-то было более глубоким, чем у сторонних исследователей.
Рассмотрим каждую из вышеупомянутых категорий литературы по истории социальной работы, выходившей в России в дореволюционный период, подробнее:
Развитие социальной помощи в России в целом впервые получило освещение в многотомном труде А. Стога "Об общественном призрении в России", выходившем с 1818 по 18 31 г. Автор дал достаточно полное {с позиций исторической науки своего времени) описание форм и методов социальной поддержки, существовавших в России с древних времен до начала XIX в., сопровождавшееся моралистическими сентенциями о необходимости помощи ближнему и пользе просвещения. Впрочем, до сих пор в нашей стране не появилось столь подробной монографии, в которой охватывались бы все стороны этого сложного социального явления в его динамике.
В 30 70-е гг. XIX в. самостоятельные исследования по истории социальной помощи в России, за редким исключением, не велись, что объяснялось целым комплексом социально-экономических и идеологических факторов- К этой теме вновь обратились лишь во второй половине XIX столетия.
С исследованиями А. Стога можно в некоторой степени сравнить только работу Е.Д.Максимова "Историко- статистический очерк благотворительности и общественного призрения в России", вышедшую в 1894 г. (141) . В ряде других произведений этого автора, например, "Помощь бедным в древней Руси" (18 99), рассматривались отдельные этапы развития помощи нуждающимся. Об истории общественного призрения в XVIII столетии писали современники Максимова: М.К.Соколовский ("Благотворительность при преемниках Петра I", "К вопросу о благотворительности в России в XVIII столетии"); В.М.Архангельский ("Филантропические начинания русского правительства в XVIII веке"") и другие авторы. Однако подход к истории социальной работы в России как к целостному явлению во всем его многообразии не получил широкого распространения в отечественной исследовательской литературе конца XIX - начала XX вв.
Методология и понятийный аппарат исследования
Под методологией {от греч. meta-одос - "верный (направленный) путь" и logos - зд. "знание") обычно понимается "учение о принципах построения, формах и способах научного познания" (217,806). Методологию также рассматривают как "совокупность приемов исследования, применяемых в какой либо науке" (256,214). Однако, существуют и иные толкования этого понятия. Так, например, уже упоминавшийся М.В.Фирсов полагает, что "в переводе с греческого методология - слово, понятие, учение" (258,3). Однако согласиться с ним трудно, поскольку "методология" это не столько собственно учение, как самодостаточное явление, сколько научный инструмент исследования других явлений. Под "словом, понятием, учением" в современной науке, напротив, обычно понимается известный древнегреческий термин "логос".
Необходимо отметить, что проблемы методологии изучения истории социальной работы в нашей стране получили освещение практически в первых же исследованиях по этой тематике. Еще в 1994 г. в сборнике "Исторический опыт социальной работы в России" одним из авторов предлагалось при изучении этого явления ориентироваться на цивилизационный методологический подход (89,219), предусматривающий объяснение особенностей различных социальных феноменов традициями, сложившимися в условиях той или иной цивилизации, в данном случае российской.
Автор многих исследований по проблемам развития форм и способов поддержки нуждающихся в нашей стране
М.В.Фирсов наиболее часто пользуется парадигмальным (от греч. парадигма - "образец'') методологическим подходом. Он рассматривает всю историю социальной работы в России как смену нескольких этапов, которым соответствуют определенные парадигмы помощи: архаическая, церковная-княжеская, государственная, общественная и т.п. В качестве этих парадигм у М.В.Фирсова выступают некие идеальные модели способов общественной поддержки, определявшиеся социально-экономическими условиями, господствующей идеологией и иными, менее значимыми, факторами.
При описании основных характеристик парадигм социальной помощи, существовавших в России в различные периоды, М.В.Фирсов, в частности, опирается на историческую смысловую интерпретацию ведущих понятий, отражавших это общественное явление. "Важным моментом в понимании оформления социальной помощи в России является осмысление динамики изменения понятийной номинации в контексте исторического реципрокторного поведения", пишет автор (259,16). Подобный подход представляется достаточно интересным, однако, на наш взгляд, он неспособен охватить всю полноту социальной работы как динамичного целостного общественного явления. Тем более, что и сам М.В.Фирсов скорее декларирует предложенный методологический подход, чем широко использует его в своих работах.
Проблемы методологии исследования истории социальной работы, в том числе и в России, рассмотрены также Т.А.Ромм в сборнике "Исторические очерки российской социальной работы", изданном в 1999 г. Автор справедливо заявляет, что в основе такого изучения должен лежать системный подход, предусматривающий "рассмотрение самой социальной работы как системной целостности, во всей совокупности социальных взаимодействий, иерархических уровней, системных элементов и теоретических взглядов..." (199,16). Однако, следует отметить, что системный подход является наиболее общим и лишь намечает некоторые направления исследования. Уже упоминавшиеся парадигмальный, цивилизационный и целый ряд других методологических подходов являются разновидностями системного и конкретизируют его применительно к доминированию тех или иных "системных элементов и теоретических взглядов".
В качестве разновидностей системного подхода Т.А.Ромм и некоторыми другими авторами предлагается также формационный, основанный на социально-экономической формации как главном факторе, определяющем наличие конкретных форм и методов социальной работы "вне зависимости от исторического времени или географического положения {региона - B.C.)" (173,87). Формационный методологический подход во многом базируется на марксистском понимании сущности процесса исторического развития общества.
Впрочем, большинство из этих походов -цивилизационный, парадигмальный и ряд других (кроме, может быть, фориационного), основанных на системном, обладают определенной статичностью; они объясняют лишь существование каких-либо устоявшихся форм социальной поддержки, но не отражают причины их зарождения, развития и исчезновения. Для решения этой задачи Т.А.Ромм предлагается т.н. Ацикличный" подход. Подобное название не представляется нам удачным, поскольку оно традиционно предусматривает замкнутый круг развития общества. У автора же речь идет о спиралевидном развитии, что, в сущности, соответствует известному закону отрицания отрицаний в диалектике. Как и системный подход, спиралевидный принцип развития лишь намечает основные тенденции генезиса социальной работы, но не конкретизирует их.
Упоминается Т.А.Ромм и приобретающий в последние годы все большую популярность синергетический методологический подход, однако автор лишь отмечает, что он предполагает "познание процессов самоорганизации и саморазвития в открытый системах, в том числе и социальных'' (199,16) . Однако синергетический подход представлен здесь, как один из способов исторического познания, но в исследовании Т.А.Ромм не описываются возможности его реального применения к изучению истории социальной работы.
Более подробно анализируются преимущества и недостатки использования различных современных методологических подходов к исследованию этого явления, в том числе и в России, в докторской диссертации И.Н.Андреевой (11), защищенной в 1999 г. Автор рассматривает основные из них, применяемые в последние годы в истории педагогики, социального воспитания и социальной работы (цивилизационный, аксиологический, парадигмальный, герменевтический и синергетический) и делает выводы об их достоинствах и недостатках при использовании в отношении исследования генезиса социальной помощи и педагогики социальной работы в России. В диссертации отмечается, что каждый из этих подходов наиболее полно раскрывает какие-либо одни аспекты истории социальной работы и, в то же время, затрудняет восприятие иных ее аспектов.
Традиции социальной поддержки у коренных кубанских народов и казачьих общин
К концу XVIII столетия состав населения Кубанского края был достаточно пестрым. Народности, проживавшие здесь, относились к различным этническим и языковым группам и весьма отличались по уровню общественно-экономического развития и социально-политического устройства. В целом они образовывали две основные группы: ногайцы, проживавшие в основном на западе региона, и адыгейцы с родственными им этносами, жившие восточнее. Конечно, подобная схема представляется весьма условной, однако в целом она отражает национальный состав населения Кубанского региона к началу присоединения ее к Российской империи.
Ногайцы (в русских источниках XVIII - начала XIX вв. - "кубанские татары") были потомками тюрков и монголов и представляли собой один из "осколков" Золотой Орды, откочевавший на запад. Занимались они в основном скотоводством. В конце XVIII - первой половине XIX вв. основная часть ногайцев была насильственно депортирована или добровольно переселилась как в другие регионы России, так и в Турцию. Адыгейцы же (Б русских источниках того времени -"закубанские черкесы" или просто "черкесы"), по мнению ряда историков, являлись потомками автохтонного населения Северного Кавказа. Среди них насчитывалось много различных племен (натухайцы, шапсуги, бжедуги, темиргойцы и другие - всего, по данным источников XIX в., 13 основных групп). Особо интересное явление с этнографической точки зрения представляли так называемые черкесо-гаи - потомки армян, бежавших из Закавказья несколько столетий назад. Они во многом приняли адыгский образ жизни, однако сумели сохранить христианскую веру (хотя и не имели уже рукоположенных священников). Раннефеодальные отношения здесь стали возникать еще в X столетии, однако и к началу XIX в. у различных адыгских народностей элементы феодализма были тесно переплетены с общинными традициями; власть князей и дворян не везде была твердой.
Часть адыгов вообще не имела феодальных правителей, и такие племена русские историки XIX в. именовали "демократическими". В сельских общинах были и свободные крестьяне, и лица, находившиеся в определенной зависимости от других, и рабы {главным образом из пленных). Сами общины и племена нередко враждовали и воевали как с русскими, так и между собой; у всех у них существовал обычай кровной мести.
Общая численность адыгов на Кубани в XIX в. составляла, по данным разных источников, от 200 до 400 тысяч человек.
Часть адыгов еще в древние времена формально присоединилась к христианской Церкви, однако языческие верования не утратили для них своей значимости. Впоследствии, уже в XVI - XVII столетиях большая часть "черкесов" приняла ислам под давлением Турции и Крымского ханства. Впрочем многие языческие обряды и традиции по-прежнему сохранялись и играли важную роль в формировании национальной ментальности этих племен.
В отличие от Дагестана, где ислам появился еще во времена арабских завоеваний в VII в. и окончательно возобладал в качестве главенствующей религии в XV в., в Кубанском регионе он утвердился у большинства адыгских народностей только через полтора - два столетия, причем в виде традиционного для Турции, сравнительно "терпимого" к инаковерцам суннизма. Влияние исламской идеологии на жизнь черкесского социума было более слабым, чем у прикаспийских горцев. Не было здесь и таких духовных вождей - мусульманских мистиков, как дагестанские алимы: шейх Магомед Ярагинекий или шейх Джамаллуддинн Кази-Кухумский (конец XVIII - первая половина XIX вв.) вдохновителей газавата и проповедников шариата.
Напомним, что под шариатом обычно понимается "свод мусульманских правовых и теологических нормативов" (217,1517), которыми в идеальном случае должно руководствоваться исламское общество во всех жизненных ситуациях. Однако на практике среди горских народностей Кубанского региона и всего Северного Кавказа гораздо большее значение в регулировании их социальной жизни играли адаты - неписанные законы, сложившиеся много веков назад, основывавшиеся на общинных традициях и далеко не во всем совпадавшие с требованиями ислама. Не случайно Шамиль и его предшественники-имамы одну из своих главнейших задач видели в борьбе с адатами и замену их тотальным исполнением всех шариатских норм и требований.
На Кубани попытки эмиссаров ("наибов") Шамиля поднять всех адыгейцев на "священную войну" с русскими за исламские ценности и включить этот регион в свой Имамат, т.е. чисто теократическое мусульманское государство, не получили широкой поддержки среди горского населения края. И лишь впоследствии, уже во второй половине XIX в. и особенно в начале XX в. ислам здесь стал приобретать все больший вес, причем одной из причин этого стало желание адыгейцев отстоять свой образ жизни, самоидентифицируя себя именно с исламской культурой в противовес христианской, русской.
Впрочем, подобное вероисповедническое противопоставление русских и черкесов на Кубани носило сравнительно мирный характер в отличие, например, от территорий Дагестана и Чечни, где пустил корни мюридизм (сектантское направление в исламе, в чем-то сходное с ваххабизмом). Даже в случаях боевых столкновений религиозные лозунги здесь не играли главенствующей роли. Отчасти это объяснялось и отсутствием со стороны властей каких-либо ограничений для тех лиц, которые традиционно исповедовали ислам.
Система социальной поддержки на Кубани в предреволюционный период и ее специфические особенности
Как уже было отмечено выше, рубеж XIК - XX столетий характеризовался для Кубанской области значительным ростом сельскохозяйственного и промышленного производства и, соответственно, прибытием сюда (на постоянное жительство или сезонную работу) значительного числа лиц из других губерний - по несколько десятков тысяч ежегодно. Преимущественно это были низкоквалифицированные и малооплачиваемые наемные рабочие, в первую очередь сельскохозяйственные, а также "иногородние" мелкие арендаторы казачьих земель. Между ними и коренными казаками, владевшими почти всеми землями края, существовали серьезные противоречия, причем первые нередко подвергались эксплуатации и всяческим притеснениям со стороны последних- Особенно ярко это проявилось в 1892 г. во время голода в центральных губерниях России.
Таким образом, на Кубани в рассматриваемый период появилось значительное число лиц, которые не могли сами обеспечивать свое существование и сделались потенциальными объектами разнообразной социальной поддержки. Следует также отметить, что определенную их часть (тысячи человек) составляли разного рода люмпены, бродяги, профессиональные нищие и пр., которые не стремились к честным заработкам, а предпочитали паразитировать за счет других.
Именно эти условия предопределили некоторые важнейшие пути развития социальной поддержки на Кубани в конце XIX - начале XX вв. Местные власти и общественные благотворительные организации значительно позже, чем подобные структуры в крупных городах России, столкнулись с необходимостью оказания помощи значительному числу низкооплачиваемых и малоквалифицированных лиц и просто люмпенов, большинство из которых злоупотребляли алкоголем. К тому же организаторы благотворительности на Кубани почти не имели опыта взаимодействия с вышеупомянутыми объектами социальной поддержки, поскольку представители этих специфических групп до 80-х гг. XIX в. составляли очень незначительную часть населения региона.
Вместе с тем, следует отметить, что кубанские благотворители имели возможность обратиться к уже существующему в России опыту социальной работы и, тем самым, избежать многих ошибок, характерных для отечественной филантропии второй половины XIX столетия. Екатеринодарское благотворительное общество, например, поддерживало тесные контакты с другими подобными организациями по всей России, вплоть до Прибалтики, получало специализированную литературу и организовывало профессиональное обучение своих сотрудников. Председатель Общества А.Д.Бигдаев ездил в служебные командировки в
Крым и Одессу для ознакомления с методами работы местных благотворительных обществ.
Еще одной особенностью развития социальной работы на Кубани в те годы стало постепенное размывание черкесских сельских общин, появления все большего числа горцев (мало приспособленных даже по своей ментальности к жизни в новых условиях), которые искали средства к существованию в русских городах края, особенно в Екатеринодаре. Эти лица также зачастую нуждались в социальной поддержке, причем специализированной, поскольку многие из них почти не владели русским языком.
Столкнувшись с этими проблемам, войсковое начальство, городские управы и негосударственные благотворительные общества вынуждены были значительно перестроить свою работу и выработать новые формы поддержки нуждающихся, адекватные изменившимся условиям. В первую очередь это относилось к органам местного самоуправления и общественным благотворителям, поскольку именно города стали основными местами скопления разного рода лиц, которым были необходимы разнообразные виды социальной помощи.
К основным видам подобной деятельности, активно практиковавшимся на Кубани с последнего десятилетия ХІХв., можно отнести следующие:
1. Создание сети разного рода ночлежных домов, бесплатных столовых и прочих подобных заведений. В них бездомные и безработные неимущие в течение некоторого времени могли получать хоть какую-то помощь. Если во многих губерниях России, особенно в крупных городах, подобные заведения существовали уже давно, то на Кубани их функции с начала XIX в. выполняли крайне немногочисленные странноприимные дома при монастырях, рассчитанные, в первую очередь, на "странников", а не на безработных городских люмпенов.
Примером организации подобных заведений может послужить создание в Екатеринодаре в 1893 г. (т.е. на следующий год после прибытия в край многих тысяч голодающих из России) местным Благотворительным обществом ночлежного дома и бесплатной столовой при нем. Он был рассчитан на одновременное пребывание нескольких сотен человек. Примерно столько же людей могли ежедневно пользоваться бесплатной столовой, куда допускали по талончикам, раздававшимся как городской бедноте, так и некоторым обитателям ночлежного дома.
Однако екатеринодарские благотворители учли, что подобные заведения в других городах России зачастую очень быстро превращались в притоны для бродяг и профессиональных нищих. Поэтому они приняли определенные меры для сокращения времени пребывания своих подопечных в ночлежном доме. Во-первых, человек мог находиться там не более одного месяца и только по ночам. При этом, в чисто воспитательных целях, создавался стимул для активизации самого человека в поисках заработка: бесплатными были только первые четыре ночевки. За остальные приходилось платить, впрочем весьма незначительную сумму - примерно стоимость одной рюмки водки. За пьянство и иные проступки ночлежников выгоняли.
