Содержание к диссертации
Введение
Гл. 1 История развития законодательства, ограничивающего права лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления
1. Юридическая природа ограничения прав, лица подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления С. 12-32
2. Защита прав обвиняемого и подозреваемого в истории российского государства С. 33-55
3. Исторический аспект защиты прав подозреваемого и обвиняемого в соответствии с международно-правовыми стандартами С. 56-74
Гл. 2 Уголовная ответственность за посягательство на права, подозреваемого и обвиняемого
1. Место преступлений, связанных с посягательством на права, подозреваемо го и обвиняемого в системе преступлений против правосудия С 75-98
2. Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности ...С. 99-113
3. Заведомо незаконные задержание, заключение под стражу или содержание под стражей С.114-134
4. Принуждение к даче показаний С.135-160
Заключение С.161-165
Библиографический список С. 166-188
Приложения С.189-223
- Юридическая природа ограничения прав, лица подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления
- Защита прав обвиняемого и подозреваемого в истории российского государства
- Место преступлений, связанных с посягательством на права, подозреваемо го и обвиняемого в системе преступлений против правосудия
- Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности
Введение к работе
Данная работа посвящена скифским мотивам творчества С.Прокофьева, рассматриваемым в контексте культуры Серебряного века. Обращение к этой проблеме представляется целесообразным в силу ряда причин. В последнее время на волне возросшего интереса к культуре начала XX века в разных областях знаний было издано большое количество документальных, художественных, а также исследовательских материалов, способных помочь в изучении данной темы. Этот процесс привёл к возникновению новых акцентов, позволивших по-новому оценить значимость ряда явлений. К их числу можно отнести «скифскую» тему, всё более осмысливаемую сегодня в ряду ключевых, определяющих. Закономерно возникло желание разобраться в генезисе русского «скифства», его национальной специфике, в многообразии его проявлений в различных видах искусства, подробно остановившись на скифских мотивах в творчестве Прокофьева. Ранний период его творческой биографии, о котором в основном пойдёт речь, долгое время осваивался исследователями медленнее, чем другие, более поздние этапы композиторского пути. Между тем, именно в раннем творчестве «скифское» начало проявилось особенно ярко и многогранно.
Событием, значимость которого трудно переоценить, стало издание в 2002 году в Париже «Дневника» Прокофьева1. В нём собраны записи, охватывающие с 1907 по 1933 годы, то есть ранний и зарубежный периоды жизни и творчества композитора. Следует подчеркнуть, что дневниковые записи обладают собственной спецификой в ряду иных форм авторского высказывания. Они не ограничены характером отношений с неким корреспондентом, как в эпистолярном жанре. По сравнению же с «Автобиографией» Прокофьева, где мы имеем дело со словом зрелого автора, представляющего, оценивающего, комментирующего и интерпретирующего события уже «post factum», его дневниковые заметки обладают качеством большей непосредственности высказывания, большей
эмоциональной свежести в отражении того или иного факта, они полнее деталями. При этом нельзя не отметить несомненные литературные достоинства прокофьевского «Дневника». В связи с вышесказанным в данной работе мы старались максимально апеллировать к этому изданию, насколько это позволял сам предмет исследования.
Кроме того, совсем недавно появилась возможность оценить в полной мере литературный и поэтический дар композитора на основе опубликованной художественной прозы и поэзии Прокофьева. Естественным образом сразу возник и исследовательский интерес к этим областям его творчества. Так, в нашей работе мы обращаемся к статье В.Вишневецкого «Прокофьев-стихотворец»" в связи с текстом кантаты «Семеро их», явившимся примером сотворчества композитора и поэта К.Бальмонта.
За последнее время также было издано немалое количество мемуарной литературы, дающей богатый и всесторонний охват культуры рубежа веков. Среди таких работ можно, в частности, назвать «На Парнасе Серебряного века» и «Портреты современников» С.Маковского , впервые вышедшие в России на русском языке.
Прокофьевское «скифство» развивалось в постоянном диалоге с -различными явлениями культуры первой четверти XX века. Поэтому, с одной стороны, избранная тема органично включается в процесс изучения более общей проблемы «С.Прокофьев и Серебряный век». С другой -исследование «скифских» мотивов в творчестве композитора требовало обращения к его контактам с русским зарубежьем, в частности, в контексте проблемы «С.Прокофьев и евразийство». В связи с этим аспектом мы обращаемся к исследованиям И.Вишневецкого и Е.Польдяевой4.
Мы также опираемся на опыт анализа скифских мотивов в других видах искусства. Вполне естественно, что «скифская» проблематика вызывает большой интерес у исследователей раннего русского авангарда: литературно-поэтического (в частности, в связи с объединением «Гилея») и художественного. В первую очередь следует назвать работы Е.Бобринской5 и В.Полякова . Е.Бобринская, отталкиваясь от идеи влияния на русский авангард архаических, «варварских» форм искусства, приходит к знаменательной оценке «скифства» как одной из важнейших мифологем в русской культуре первой четверти XX века. Значимую роль также сыграли наблюдения над творчеством художников-ретроспективистов, входивших в объединение «Мир искусства» и примыкавших к нему, например, в работах Д.Сарабьянова.
Проблема музыкального «скифства» была впервые поставлена в статье : А.Курченко «"Скифство" в русской музыке начала XX века»7. Однако, учитывая её давность, следует отметить, что данная работа в определённой степени устарела, особенно в контексте издательского бума последних лет, о котором мы уже упоминали. Кроме того, в этой статье анализируются только два произведения, хотя, безусловно, важнейшие для данной г: проблематики. Это «Весна Священная» И.Стравинского и «Скифская сюита» С.Прокофьева. Нам же показалось, что круг рассматриваемого с этой точки зрения материала может быть расширен. В итоге прокофьевское «скифство» предстало явлением значительно более сложным, объемным и неоднозначным, чем это кажется на первый взгляд. Несмотря на многочисленные упоминания о «варваризмах» Прокофьева, оно до сих пор не было осмыслено исследователями как целостное и во многом стилеобразующее.
Основу работы составляют пять глав. Первая глава воссоздаёт контекст возникновения «скифской» темы в культуре Серебряного века. В ней рассматривается круг истоков прокофьевского «скифства», а также закономерности обращения Прокофьева к этой образно-стилевой сфере. Предметом музыковедческого анализа становятся четыре крупных сочинения Прокофьева, соответствующие последующим четырём главам. Каждое из них представляет собой один из этапов развития «скифской» линии. Это «Скифская сюита», Второй фортепианный концерт, кантата «Семеро их» и Вторая симфония. Как нам кажется, не будет преувеличением отнести перечисленные опусы Прокофьева к категории относительно малоизученных. Мы рассматривали их, прежде всего, с точки зрения «скифской» проблематики, акцентируя отдельные стороны каждого из сочинений, не претендуя при этом на исчерпывающую полноту анализа. Основой послужили аналитические наблюдения немногочисленных исследователей этих произведений, с которыми в некоторых случаях возникала необходимость вступать в полемику (например, в связи с концепцией и композиционным строением Второй симфонии).
В последовательности музыкально-аналитических глав нам показалось возможным до некоторой степени пренебречь хронологией создания сочинений и начать собственно аналитическую часть данного исследования со «Скифской сюиты», хотя она создавалась годом позже Второго фортепианного концерта, а сам факт возникновения музыкального материала Сюиты был инспирирован реакцией Дягилева на прослушивание им Концерта. Такая «перемена мест» двух начальных слагаемых «скифской» линии творчества может быть аргументирована тем, что именно Сюита стала своеобразной художественной декларацией, от которой удобно отталкиваться в изучении прокофьевского «скифства». Это объясняется её связью с первоначальным балетным замыслом (балет «Ала и Лоллий») и, соответственно, присутствием внемузыкального источника содержания, отражённого как в названии самой Сюиты, так и в программных заголовках её частей.
Поскольку каждая из музыкально-аналитических глав посвящена одному из сочинений Прокофьева, возникает необходимость дать некое обобщение по проблеме прокофьевского «скифства» в целом. Обозначить его специфику, место в контексте раннего периода творчества, проследить эволюцию «скифской» линии, в частности, в сопоставлении с другими линиями, о которых говорил сам композитор, а также постараться наметить направление дальнейшего развития элементов «скифской» образности и стилистики в позднем периоде - этим задачам посвящено Заключение.
Работа также снабжена приложениями трёх типов. Сама тема исследования располагала к привлечению в приложениях не только музыкальных примеров (Приложение I), но, для создания более полной картины по избранной проблематике, примеров литературных (Приложение II) и живописных (Приложение III).
Юридическая природа ограничения прав, лица подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления
Возникновение термина «права человека» связано с именами древнегреческих мыслителей V — IV вв. до н.э. (Антифон и др.), которые утверждали, что все люди равны от рождения и имеют одинаковые, обусловленные природой права, т.е. происходило зарождение идеи естественного права. В соответствии с ней, человеку принадлежат права, которые не может отнять государство, и которыми он наделяется с момента рождения. Позже эта идея получила свое закрепление в международных документах и в нормах национального законодательства.
Общепризнано, что не могут быть ограничены права человека: на жизнь; здоровье; достоинство; свободу и личную неприкосновенность; неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести, доброго имени, свободы мысли и слова; неприкосновенность жилища; определять и указывать свою национальную принадлежность и право на пользование родным языком; свободу передвижения и выбора места пребывания и жительства в пределах каждого государства, как и право на выезд и беспрепятственное возвращение в свою страну; а также тайна переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений. В эту группу входят ряд «судебных» прав и свобод, включенных в Конституцию РФ: - право рассмотрения дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено; - право на рассмотрение дела судом с участием присяжных заседателей; - право на квалифицированную юридическую помощь; - право пользоваться помощью адвоката с момента задержания, заключения под стражу; - право на пересмотр приговора вышестоящим судом, право просить о по миловании или смягчении наказания; - право потерпевших на доступ к правосудию и компенсацию ущерба; - право на возмещение государством вреда, причиненного органами государственной власти или должностными лицами.
Таким образом, конституционные права непосредственно отражаются в уголовно-процессуальном законодательстве. Поэтому «конституционные нормы и возникшие на основе их прямого действия уголовно - процессуальные отношения обеспечивают охрану основных конституционных прав и свобод участников уголовного судопроизводства. Этой цели служат, прежде всего, сами конституционные права личности, являющиеся средством защиты иных прав, а также дополнительные условия и правила назначения и производства отдельных процессуальных действий, оберегающие права граждан от необоснованного ограничения»1.
Характерной особенностью конституционных прав и свобод является принадлежность их на равном основании всем физическим лицам, независимо от того каким субъектом права выступает то или иное лицо.
В соответствии с ч. 3 ст. 55 Конституции РФ (и ч.2 ст.35 Конституции РА) права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены Федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны и безопасности государства.
Но здесь возникает вопрос: «Какие критерии лежат в основе разделения личных прав, которые могут быть ограничены законом?» Следует заметить, что такого рода ограничения относятся, например, к праву на свободу передвижения, которое может быть ограничено, если к лицу была применена мера пресе чения в виде задержания, содержания под стражей. Очевидно, что из перечня личных прав выпадают право на свободу и личную неприкосновенность, на неприкосновенность жилища, на свободу передвижения и выбора места жительства и другие, в результате применения мер пресечения. В то же время ограничение личных прав может быть результатом как правомерных, так и неправомерных действий со стороны представителей государственной власти.
К правомерным относятся не запрещенные уголовным правом методы и средства воздействия (ст. 3-7 УК РФ). «То есть представляют собой специальный правовой режим, характеризующийся временным уменьшением возможности по использованию телесной и психической неприкосновенности, а также личной свободы физическими лицами, по инициативе следователя участвующими в производстве процессуальных действий, применяемый в отношении указанных лиц не иначе как при наличии оснований, с учетом условий, в порядке и пределах, предусмотренных законом, для достижения назначения уголовного судопроизводства при неукоснительном соблюдении правил профессиональной этики»
Защита прав обвиняемого и подозреваемого в истории российского государства
Историческое исследование любого общественного явления имеет важное значение. «Проследив происхождение известного института или законоположения, мы узнаем те условия, которые породили его и которые влияли на его развитие; зная это, мы получаем возможность решить: должно ли быть это законоположение сохранено или оно должно уступить место другому как потерявшее своё жизненное основание, вследствие изменившихся условий»1. Нормы о юридических гарантиях неприкосновенности личности в той или иной форме содержатся в первых памятниках российского законодательства.
Одним из первых источников права является Русская Правда. В статье 33 Русской Правды (Краткой редакции) и ст. 78 (Пространной редакции) устанавливалось: «Если без княжеского распоряжения будут истязать смерда (крестьянин - земледелец), то платить 3 гривны за обиду, а за (истязание) огнищанами (глава княжеской администрации), тиуна (приказчик князя) и мечника (чиновник княжеского двора) -12 гривен»; Если смерд истязает без княжеского распоряжения, то (платить) 3 гривны штрафа, а за истязание гривну денег; если ис-тязает огнищанина, то (платить) 12 гривен штрафа и за истязание гривну» .
Относительно этих статей существуют различные точки зрения. Так, одни авторы отмечают, что в них предусматривается ответственность за самовольное применение наказания без суда лицам, подпадающим под княжескую юрисдикцию3. Другие считают, что речь идёт о побоях и истязаниях лиц, совершивших преступления4. Но, несмотря на это, при доказывании вины широко использовались ордалии, которые представляли собой божий суд, т. е. испытание водой, раскаленным железом, судебным поединком. Кроме того, допускалась возможность применения пыток при недостатке свидетелей и др.
Нормами права периода феодальной раздробленности произвол расправа над обвиняемыми запрещались. Так, согласно ст. 36 Новгородской Судной грамоты «если же судебный чиновник (волостель) совершал подобные действия, то сам попадал под суд» .
В работе, посвященной уголовно - правовой охране отправления правосудия, отмечается: «Судебный процесс рассматриваемой эпохи не мог обеспечивать безопасность субъектов судопроизводства, поскольку сам характер процессуальных действий представлял для них угрозу»2.
Подтверждением может служить и то, что в Судебниках 1497 и 1550 гг. сохранялся судебный поединок («поле») как один из видов доказывания. Согласно ст. 34 Судебника 1497 г. следовало пытать вора (татя). Как видим, применение пытки предусматривалось в числе основных способов получения доказательств. Данная статья закрепляла правило, в соответствии с которым обвиняемого необходимо допрашивать («бесхитростно») без предвзятого мнения. Однако в этой статье нет санкции за его нарушение . Из этого следует, что статья являлась декларативной. Статья 70 Судебника 1550 г. признавала незаконными арест и положение оков на людей, нуждающихся в поручительстве, без ведома выборных от дворянства властей-приказчиков городовых, выполнявших судебные обязанности и присутствовавших на суде наместников в качестве представителей уездного дворянства.
Если родственники арестованных предъявят выборным властям жалобу на незаконный арест, арестованный освобождался ими под поручительство родственников.
Виновные в незаконном аресте выплачивали арестованному бесчестье, смотря по человеку, и в двойном размере возмещали нанесённый ущерб. Появление этой нормы, как отмечал Б. А. Романов, позволяет сделать заключение о распространении (до Судебника 1550 г.) таких арестов как приёма для всякого вымогательства и наживы (не говоря уже о сведении любых личных счётов). Названная статья Судебника 1550 г., в отличие от предыдущих памятников, явилось нововведением. И можно утверждать, что послужила прообразом действующей ст. 301 УК РФ. Как видим, в Московском государстве в XV-XVI вв. впервые появляется норма, обеспечивающая соблюдение прав личности в процессе его осуществления, однако при этом сохраняются антигуманные способы получения доказательств (пытки).
Дальнейшим шагом в становлении и развитии рассматриваемого института является Соборное Уложение 1649 г., в котором закрепляются своего рода гарантии неприкосновенности личности (ст. 7).
Так, статьи главы X Соборного Уложения направлены на борьбу с волокитой. Это обычная процедура, которая использовалась в суде XVII в. для вымогательства взятки или с иной корыстной целью.
Значительные реформы в сфере судопроизводства уголовного и уголовно-процессуального права произошли во времена правления Петра І. В главе 23 «О палаче и профосах» Артикула Воинского 1715 г. речь шла о безопасности обвиняемого, гарантией чего выступал «salvus conductus», обнадеживание подозреваемого (обвиняемого) - специальная грамота, призванная обеспечить неприкосновенность обвиняемого по пути следования в суд и в самом суде. В то же время интересы личности не соблюдались в должной мере, так как «царицей доказательства» считалась пытка, как средство получения признания: по одному делу пытка для каждого лица однократна, однако если в ходе следствия возникают новые вопросы, подлежащие доказыванию, пытка может быть повторена (глава I «О доказывании», ст. 6). В этот период впервые появляется понятие «добровольное признание». Согласно ст. 8 Артикула Воинского 1715 г. доказательством считаются показания, данные не на пытке, а повторенные после неё непосредственно перед судом.
Место преступлений, связанных с посягательством на права, подозреваемо го и обвиняемого в системе преступлений против правосудия
Приоритетной задачей, стоящей перед современным обществом, является защита прав и свобод человека и гражданина, в рамках осуществления правоотношений между человеком и государством. Эти правоотношения регулируются различными отраслями права (в том числе уголовным).
Взаимоотношения личности и государства должны строиться по принципу взаимности прав и обязанностей. Венгерский ученый И. Виг по этому поводу отметил: «Чрезмерное внимание к правам и оттеснение на второй план обязанностей человека, также как и осуществление прав любой ценой, неблагоприятно влияют на отношения индивида и общества... Отсутствие определения основных обязанностей человека на том же уровне, что и его прав, неизбежно приводит к перевесу в сторону требования немедленного, безоговорочного осуществления только его прав. Такой подход, как своеобразное искание личностной ориентации, может привести к совершению преступлений, а акцентирование же прав человека без соответствующего определения обязанностей может стать криминогенным фактором»1.
В современном правовом государстве участники судопроизводства должны иметь возможность в полной мере использовать свои права и обязанности, а правоохранительные органы — создавать необходимые для этого условия. Взаимоотношения личности с государством строятся на основе строгой ответственности друг перед другом.
Мы разделяем точку зрения, согласно которой обеспечение прав человека должно основываться на следующих принципах: — приоритеты прав человека во взаимоотношениях «личность — государство» и обязанности государства признавать, соблюдать и защищать их, — принципы господства прав, обеспечение законности и правопорядка, — принципы взаимной ответственности личности и государства \
Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, ст. 35 Конституции Республики Абхазия).
Обеспечение прав и свобод человека и гражданина, главным образом, осуществляется внутри государства на уровне законодательства и практики его применения. Гарантированность прав и свобод человека в отдельно взятом государстве зависит не столько от системы прав, признаваемых за ним и закрепленных в законодательстве, сколько от развития механизмов и процедур, применяемых при их защите. Каждое общество характеризуется наличием направленной системы институциональных правовых гарантий, посредством которых реализуются права человека2. В каждом государстве существуют различные органы государственной защиты: омбудсмены, суды и др. Наряду с ними важную роль играют неправительственные организации по защите прав человека. Согласно ст. 2 УК РФ и ст. 2 УК РА задачей уголовного права (ст. 2): охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя от преступных посягательств, обеспечения мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений. В связи с этим выделяют следующие цели для обеспечения прав и свобод человека и гражданина: реализация уголовной ответственности, изобличение лиц, совершивших преступление, применение справедливого наказания. Эти цели могут быть реализованы двумя способами: правомерными и неправомерными.
Правомерное процессуальное принуждение связано с ограничением прав и законных интересов граждан, при надлежащем поведении субъектов процесса, например, при применении мер пресечения к правонарушителю. Неправомерные также связаны с ограничением прав, но при этом выходят за рамки закона, поэтому законодатель относит ряд нарушений в этой сфере к уголовно наказуемым деяниям, например, нарушение процессуальных требований применения мер принуждения, направленных на получение доказательственной информации, а также тех, которые непосредственно выражаются в лишении человека личной свободы (ст. 299, 301, 302... - главы 31 УК РФ «Преступления против правосудия»).
Для характеристики преступлений связанных с посягательством на права подозреваемого и обвиняемого в сфере правосудия, необходимо их классифицировать. «Классификация - это первый и чрезвычайно важный шаг, который должен сделать исследователь всякой обширной и разнообразной группы явлений. Как прием изучения, классификация имеет двоякое значение для научного исследования: со стороны внешней это прием, который вносит в изучение систему и порядок; со стороны внутренней это - прием, который предопределяет полноту и правильность выводов изучения»1.
Классификация преступлений против правосудия проводилась многими авторами по различным основаниям. Поэтому говорить о том, что существует единая научная классификация неверно. «В науке принято выделять естественную и искусственную классификации в зависимости от признака, взятого за основу разграничения предметов и явлений»2. У каждой из них есть положительные и отрицательные стороны. По мнению А. В. Наумова, в «основе искусственной классификации лежит произвольно взятый признак, имеющий значение с практической точки зрения для целей производимого исследования или той или иной работы»
Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности
В ч. 1 ст. 299 УК РФ (ст. 301 УК РА) предусмотрена уголовная ответственность за «привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности»; в ч. 2 - за «то же деяние, соединенное с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления».
Однако, наличие той или иной правовой нормы в УК РФ и УК РА, запрещающей осуществление неправомерных действий, еще не является действительной гарантией законности и обоснованности поведения всех субъектов права, а относительно рассматриваемого состава - поведения специальных субъектов права - должностных лиц органов дознания, следствия, прокуратуры и суда.
Общественная опасность данного вида преступления состоит в том, что должностные лица правоохранительных органов, основной задачей которых является борьба с преступностью, сами оказываются преступниками.
Об опасности преступления свидетельствует и то, что, как отмечается в литературе, это деяние нередко встречается на практике и выражается в специфической форме вменения в вину преступнику, действительно совершившему какое-либо преступление, других аналогичных деяний («эпизодов»), к которым он не причастен, с целью повышения процента раскрываемости преступлений \
В дополнение следует отметить, что хотя подобные деяния довольно часто встречаются на практике, органами правопорядка регистрируются редко. Об этом свидетельствуют материалы изученных нами уголовных дел, сведения Информационного центра МВД (РФ и РА), данные статистики , сведения, приведенные А. И. Долговой,3 результаты проведенного нами опроса сотрудников ОВД, прокуратуры, суда РА. С 2000 по 2008 гг. было зарегистрировано 42 преступления, и выявлено 13 лиц, их совершивших. Наибольшее количество (10 преступлений) зарегистрировано за 2001 г. и соответственно выявлено 5 лиц, их совершивших.
По данным Информационного центра МВД Республики Абхазия, за период с 2000 по 2009 гг. в республике не было зарегистрировано и не рассмотрено ни одного уголовного дела, предусмотренного ст. 301 УК РА («привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности»).
Однако результаты проведенного нами опроса сотрудников правоохранительных органов свидетельствуют об обратном. Так, на вопрос: «Сталкивались ли Вы лично с нарушением прав подозреваемого и обвиняемого?» 80% респондентов (следователей ОВД, адвокатов, судей, прокуроров, бывших сотрудников ОВД, преподавателей вузов юридического факультета) ответили положительно (кроме следователей прокуратуры).
Также положение дел обусловлено комплексом причин. Во-первых, сложностью в изобличении подозреваемого (обвиняемого), и доказывании вины должностного лица, так как требуется особая мотивация для привлечения к ответственности специального субъекта. Во-вторых, нужно учитывать высокий уровень латентности рассматриваемого преступного посягательства. В-третьих, положение усугубляет пассивное поведение подозреваемых (обвиняемых), на которых зачастую оказывается психическое и иное давление. Изучение материалов следственной практики органов внутренних дел показывает, что в большинстве случаев давление оказывается на потерпевших, по делам о тяжких и особо тяжких преступлениях1.
В сложившейся ситуации, на наш взгляд, решающую роль могут служить социальный контроль и государственное регулирование, которое, в частности, выражается в принятии или совершенствовании соответствующих законодательных и иных нормативных правовых актов на основе международных стандартов и конвенций.
В этой связи представляет научный и практический интерес подход к решению данного вопроса в законодательстве стран ближнего зарубежья, в котором определяется круг преступных деяний, связанных с привлечением заведомо невиновного к уголовной ответственности, и виды наказания за их совершение. Законодательство этих государств во многом сходно с российским, поскольку основано на положениях Модельного УК для государств - участников СНГ (1996 г.) , в связи, с чем УК этих стран базируются на общих принципах, имеют схожую структуру. Кроме УК Республики Казахстан2, рассматриваемый состав включен в главу «Преступления против правосудия», (например, УК Республик Абхазия3, Азербайджан, Беларусь4.)
УК Республик Азербайджан5, Казахстан, Туркменистан дословно воспроизводят аналогичную норму, содержащуюся в УК России (ч. 1 ст. 299) и Модельного УК СНГ (ст. 327).
Вместе с тем имеются отличия в квалифицирующих признаках и санкциях. В отличие от Модельного УК, в УК России не предусмотрено таких квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков, как «деяния, соединенные с искусственным созданием доказательства обвинения», или деяния, повлекшие тяжкие последствия.
В отличие от УК других стран СНГ (например, УК Молдовы, Украины ) к квалифицирующим признакам относят: «деяния, совершенные из корыстных или иных личных побуждений»; «деяния, сопряженные с искусственным созданием доказательств обвинения или другой фальсификацией». Представляется, что в целях совершенствования уголовного законодательства следует учесть особенности законодательства ряда стран Содружества, касающиеся ответственности и наказания за привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности.
