Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 ПЕСЕННАЯ ТРАДИЦИЯ ТАТАР-МИШАРЕЙ: ЖАНРОВЫЙ СОСТАВ, ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО БЫТОВАНИЯ, ВОПРОСЫ ИНТОНАЦИОННОГО ГЕНЕЗИСА
1. Татары-мишари: этническая характеристика 15
2. Этнический компонент традиционной культуры татар-мишарей 26
2.1. Обрядовая песенная традиция татар-мишарей 26
2.2. Этнически характерные лирические песни 66
3. Общетатарский компонент традиционной культуры татар-мишарей 76
3.1. Байты, мунаджаты, книжные напевы 77
3.2. Лирические песни общетатарского распространения 81
3.3. Инструментальная музыка 82
Глава 2 О ЗВУКОВЫСОТНОИ И ФАКТУРНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ЛИРИЧЕСКИХ
ПЕСЕН ТАТАР-МИШАРЕЙ
1. Ладомелодическое строение мишарских лирических напевов 84
1.1. Звукорядная основа напевов 85
1.2. Ладофункциональное строение напевов 100
1.3. Основные формы интонационной реализации ладовых структур 118
2. О татарско-мишарском многоголосии и его закономерностях 136
2.1. Феномен многоголосия в музыкально-поэтической традиции мишарей 136
2.2. Вариантность как принцип порождения гетеро-фонного многоголосия. Природа мелодического варианта в мишарской лирике 141
2.3. Об организации гетерофонной вертикали в многоголосии татар-мишарей 153
2.4. Гетерофонное многоголосие татар-мишарей в кон тексте общерегиональной традиции 158
Заключение 164
Литература 172
Источники 190
Список сокращений 193
Нотные примеры 194
- Татары-мишари: этническая характеристика
- Обрядовая песенная традиция татар-мишарей
- Звукорядная основа напевов
Введение к работе
«Несмотря на появление довольно значительного количества работ ... о мишарях, пока нельзя считать, что проблема этногенеза, формирования и развития мишар решена, нет единства мнений относительно истории [их] материальной и духовной культуры, не исследованы особенности различных локальных этнических групп. Изучение татар-мишар пока не дает материала для обобщений, оно скорее переживает период накопления фактов, исследования частных проблем» (Нигмедзянов, 1982, с. 86—87). Сказанные почти четверть века назад, слова М. Нигмедзянова — одного из ведущих исследователей татарской традиционной музыкально-поэтической культуры — остаются справедливыми и сегодня.
Существующие публикации образцов мишарской музыкально-поэтической традиции относительно немногочисленны и в совокупности представлены 210 разножанровыми напевами1; исследовательские разработки имеют большей частью обзорную, ознакомительную направленность или ограничиваются наблюдениями частного характера (см.: Шарифуллина, 1981; Нигмедзянов, 1982, 2003; Сайдашева, 1999, 2001, 20022; Исхако-ва-Вамба, 1997; Бражник, 2002)3. О недостаточной степени изученности татарско-мишарской традиционной культуры говорит и тот факт, что проблема исследования ее специфических черт — черт, отличающих ее от музыкально-поэтических традиций татар других этнических групп (в частности, казанских татар), — до сих пор относится к числу нерешенных. Наличие отдельных замечаний по данному вопросу, многочисленных и интересных, ситуацию не меняет: они предстают достаточно разрозненными, не всегда согласуются друг с другом и не претендуют на системность.
В известной мере степень современной изученности (а вернее, неизученности) татарско-мишарского музыкально-поэтического фольклора обусловлена сложностями чисто этнографического характера. Так, М. Нигмедзянов, отмечая самобытность, своеобразие татарско-мишарской традиционной культуры, пишет: «В результате сравнения бытующего фольклора мишарей и казанских татар легче констатировать многие общие моменты, чем заметить различия. В наше время фольклор казанских татар во всем многообразии жанров широко бытует среди мишарей всех поколений» (Нигмедзянов, 1982, с. 87; выделено мною — Л.С). Безусловно, музыкально-поэтическая традиция татар-мишарей сегодня предстает в виде сложного конгломерата этнически характерных и «общетатарских» компонентов, разделение которых в ряде случаев требует особых обоснований. Это, однако, вряд ли может служить достаточной причиной, объясняющей отсутствие специально ориентированных «стилевых» научных разработок. Существенным представляется то, что изучение мишарской культуры в те чение долгого времени велось в контексте исследований, охватывающих все этнические формирования татар в целом, что не могло не привести к унифицированному осмыслению многих особенностей их составляющих. Попытки «рассматривать преимущественно специфические жанры и стилевые пласты музыки мишарей, отличающие ее от музыки казанских татар» (Нигмедзянов, 1982, с. 87), предпринимаемые рядом авторов (Нигмедзянов, 1982, 2003; Сайдашева, 2002; Исхакова-Вамба, 1997), существенным образом ситуацию не меняют: они скорее намечают возможные походы к проблеме, чем предлагают более или менее широкие обобщения. Таким образом, сбор, нотная фиксация и изучение образцов музыкально-поэтической традиции мишарей, выделенных как по жанровому, так и структурно-интонационному признаку, предстают весьма актуальными.
Мишарская музыкально-поэтическая традиция представляет собой уникальный этнокультурный феномен, характеризующийся комплексом жанровых и музыкально-стилистических особенностей. Существующая научно-исследовательская практика склонна видеть в мишарской музыкально-поэтической традиции два культурных слоя, один из которых связан с выражением специфического мишарского элемента, другой же характеризуется признаками, в соответствии с которыми группа татар-мишареи определяется как одна из составляющих единой этнической и этнокультурной общности — татар Поволжско-Приуральского региона. В качестве этнически характерных компонентов традиционной музыкально-поэтической культуры татар-мишарей принято выделять обрядовые напевы (календарные и свадебные) и песни лирического жанра. Компоненты общетатарской традиции, бытующие в татарско-мишарской культуре, связывают с комплексом исламских жанров (так называемых жанров квйлэп уку), представленных байтами, мунаджатами, книжными напевами, а также жанру лирических песен позднего слоя.
Соглашаясь с тезисом о двухкомпонентной структуре фольклорной системы татар-мишарей, следует указать на необходимость его рассмотрения в более широком контексте. Как представляется, изучение этнически характерного пласта невозможно без учета так называемого обще регионального компонента. Поясним данное положение.
Этнокультурная ситуация, наблюдаемая в Поволжском регионе, определяется множественностью этнических составляющих: на сравнительно небольшой в географическом отношении территории проживают народности, принадлежащие к славянским (русские), финно-угорским (мордва, мари, удмурты), тюркским (чуваши, татары, башкиры) этнолингвистическим группам. Закономерно, что «длительное проживание русских, татар, чувашей, башкир, мордвы, мари, удмуртов в близком соседстве в одинаковых природных условиях, сходные пути исторического развития этих народов привели к общности занятий, семейного быта, материальной и духовной культур» (Ананичева, Суханова, 1991, с. 5)5. Черты сходства, выделяемые исследователями на всех уровнях строения духовной культуры, наблюдаются и в организации музыкально-поэтических традиций народов Поволжья. Исследователь чувашского музыкально-поэтического фольклора М. Кондратьев выделяет целый ряд общерегиональных компонентов, в той или иной степени характеризующих все этнические музыкальные системы региона (Кондратьев, 1999, с. 61—63)6. Этномузыколог Н. Альмеева указывает на существование единого этнокультурного слоя, позволяющего рассматривать различные региональные фольклорные комплексы как явления одного порядка (Альмеева, 1999, с. 65).
Одним словом, считается, что традиции региона образуют единую этнокультурную систему, характеризующуюся рядом типологических ха-рактеристик. Изучение последних единодушно определяется одной из наиболее важных и перспективных задач, стоящих перед современной этному-зыкологией. Однако число конкретных исследований, касающихся как сравнительного описания этнических музыкальных культур региона в рамках единой культурной системы, так и определения места общерегионального компонента в каждой отдельно взятой фольклорной традиции, весьма не велико7. Представляется, рассмотрение мишарской песенности должно ставить своей целью выявление этнически характерных признаков не только в общетатарском, но и в общерегиональном контексте.
Дисперсность расселения татар-мишарей обусловила еще одну особенность фольклорной системы данного субэтноса, определяющую необходимый аспект ее изучения, а именно: существование самостоятельных локально-территориальных музыкально-поэтических традиций в рамках мишарской этнорегиональной культуры. Мишарская субэтническая группа распадается на несколько этнографических составляющих. В исторической и этнографической литературе ее рассмотрение ведется, в основном, с точки зрения сопоставления трех этнографических компонентов — сергач-ского, темниковского и лямбирского. Каждая из обозначенных этнографических подгрупп характеризуется рядом языковых, этнокультурных и др. особенностей, обусловленных этногенетическими различиями при формировании подгрупп, и, что также немаловажно, составом межэтнических контактов. Однако проблема изучения различных локально-территориальных фольклорных традиций до сих пор остается открытой. Как правило, рассмотрение особенностей отдельных этнографических компонентов ведется в контексте исследований, охватывающих весь ми-шарский этнокультурный комплекс (Нигмедзянов, 1982, 2003; Сайдашева, 2002). Существуют лишь две работы, ориентированные на изучение локально-территориальных мишарских традиций; обе они принадлежат Н. Шарифуллиной и посвящены песенной традиции мишарей, проживающих на территории Ульяновской области (Шарифуллина, 1981, 1984). Рассмотрение особенностей локально-территориальных традиций мишарского этнокультурного диалекта, тем самым, может быть выделено в качестве самостоятельного аспекта изучения.
Исходя из сказанного, предпринятое в работе рассмотрение мишарской музыкально-поэтической культуры своей основной целью ставит целостное описание песенной системы мишарей и характеристику отдельных жанров с точки зрения их этнической специфики. Аспектообразующее значение при этом будут иметь проблемы (1) влияния общерегионального и общетатарского компонентов на формирование этнической традиции мишарей , а также (2) этнокультурной самобытности песенных традиций локально-территориальных подгрупп.
Особое внимание в работе уделено рассмотрению этнически характерных лирических песен, бытующих в среде татар-мишарей. Данный выбор обусловлен двумя факторами: во-первых, степенью самобытности мишарской лирики, яркостью ее свойств как репрезентативного компонента этнической музыкально-поэтической традиции; во-вторых, степенью сохранности, ощутимо большей в сравнении с другими этнически характерными составляющими мишарской традиционной культуры (например, с обрядовым фольклором, немногочисленность образцов которого, к сожалению, служит препятствием для широких теоретических обобщений). Из возможных ракурсов рассмотрения мишарской лирики нами избраны ракурсы звуковысотный и фактурный; анализу, таким образом, подлежат ладовые и ладомелодические (мелодико-интонационные) параметры напевов, а также особенности татарско-мишарского многоголосия, сам факт существования которого нами устанавливается впервые. Их описание, помимо общей характеристики, ставит своей задачей выявление (1) устойчивых форм, своего рода интонационных стереотипов, определяющих ладовую и мелодическую специфику песенных образцов и (2) принципов формирования гетерофонной фактуры, базирующихся на особом механизме вариантообразования. Все предлагаемые в работе наблюдения носят взаимообуславливающий характер: основные свойства мелодико-интонационного строения напевов предопределяют соответствующий им способ вариантообразования, который, в свою очередь, оказывается «ключом» для выявления механизма формирования многоголосной ткани песенных образцов.
Методологической основой диссертации является комплекс теорий и подходов, сложившихся в отечественном теоретическом музыкознании и фольклористике. Рассмотрение татарско-мишарской песенности в общерегиональном аспекте основано на подходах, принятых в региональном эт-номузыкознании и представленных в трудах Н. Альмеевой, Н. Бояркина, Л. Бояркиной, М. Кондратьева, М. Нигмедзянова, И. Нуриевой и ряда других исследователей. Анализ ладовой организации лирических напевов производился в соответствии с установками, сформировавшимися в трудах Э. Алексеева, Т. Бершадской, Л. Бражник, X. Кушнарева, И. Земцовского, Ф. Рубцова, Ю. Тюлина. Определение специфики гетерофонного многоголосия мишарей, касающейся, прежде всего, принципов формирования вариантов в народно-песенной традиции, осуществлялось с учетом теоретических разработок А. Банина, Т. Бершадской, И. Земцовского, Е. Мельник, Ж. Пяртлас.
Предваряя последующее изложение, считаем необходимым разъяснить принятую в работе систему обозначений. При описании звукорядных разновидностей пентатоники мы будем пользоваться буквенной системой обозначения пентатонных звукорядов, предложенной М. Кондратьевым (Кондратьев, 1995а, с. 87). В ее основе лежит единый конвенциональный звукоряд: H-d-e-g-a-h-d1-е1 -g1-a1-h1. Согласно данной системе звукорядные разновидности ангемитоннои пентатоники именуются по опорному тону, расположенному, как правило, в нижней части звукоряда: пентатоника 3223 будет обозначаться как лад е, пентатоника 2232 — как лад g, пентатоника 2322 — как лад d, пентатоника 2323 — как лад а и пентатоника 3232 — как лад h (примеры 1а—1д соответственно). Для удобства пользования этой системой все имеющиеся в работе образцы мишарской традиционной музыки как в Приложении I, так и в нотных примерах соответствующим образом транспонированы. Оригинальная тональность образцов отмечается в виде указаний на их конечный устой.
Кроме того, в работе использована предложенная Л. Бражник система обозначения ступеней ангемитонного звукоряда, основанная на интервальном соотношении конкретной ступени с примой (см.: Бражник, 2002, с. 29); например, ступень, образующая по отношению к приме интервал большой секунды, будет называться болыпесекундовой, ступень, образующая с примой интервал малой терции, будет называться малотерцовой, и т.д.
Автор настоящей работы считает своим долгом выразить признательность кандидату искусствоведения, старшему научному сотруднику отдела искусствоведения ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова АН РТ, сотруднику кабинета музыки народов Поволжья Казанской государственной консерватории Г. Макарову, под руководством которого был собран основной массив экспедиционно-полевых записей, а также кандидату филологических наук, старшему научному сотруднику отдела народного творчества ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова АН РТ Ф. Ахметовой-Урманче за помощь в редактировании фольклорных поэтических текстов.
Татары-мишари: этническая характеристика
Татары-мишари - одно из крупных субэтнических формирований татар Среднего Поволжья и Приуралья. Ареал их расселения охватывает территории Татарстана, Башкортостана, Чувашии, Мордовии, Пензенской, Саратовской, Волгоградской, Рязанской, Тамбовской, Ульяновской и Нижегородской областей. При рассмотрении этногенеза мишарей исследователи указывают, прежде всего, на принадлежность данного субэтноса к тюркской группе, определяя тем самым его основные этногенетические характеристики. Однако говорить об окончательном решении проблемы происхождения татар-мишарей на сегодняшний день не представляется возможным. Специальная литература представляет значительное количество мнений относительно возникновения, формирования и развития тата-ро-мишарской субэтнической группы — мнений зачастую не только противоречивых, но и взаимоисключающих. Направленность настоящего исследования не предполагает однозначного и безусловного определения эт-ногенетического статуса татар-мишарей; предлагаемый ниже обзор этнологических концепций ставит своей целью обозначить существующие исследовательские подходы к проблеме.
Научно-исследовательская традиция обнаруживает два основных подхода к определению этногенеза татар-мишарей. Первый из них сформировался в XIX веке. Все этнологические концепции, представляющие данный подход, при индивидуальном своеобразии каждой из них, ведут возникновение мишарей к одному древнему племени. Второй подход, фиксируемый в трудах исследователей второй половины XX века, предполагает в качестве этнической основы татар-мишарей многокомпонентный остов.
Одним из первых к проблеме происхождения татар-мишарей обратился В. Вельяминов-Зернов9 (Вельяминов-Зернов, 1863, 1864, 1866, 1887). По его мнению, мишари являются отатарившейся частью финского племени «мещера» (другие названия — «мачар» и «мажар»). Данная гипотеза имела широкое распространение во второй половине XIX века, найдя своих сторонников в лице В. Радлова10 (Радлов, 1893—1911), A. Можаровского (Можаровский, 1871) и других исследователей. В XX веке «финская» теория происхождения мишарей легла в основу исследовательских концепций этнографов Т.Трофимовой (Трофимов, 1949), Т. Алексеевой, Б. Васильева (Алексеева, Васильев, 1959) и ряда других.
Одновременно с данной концепцией появляются иные точки зрения, одни их которых в том или ином отношении корректируют гипотезу
B. Вельяминова-Зернова, другие же противоречат ей. Так, П. Семенов , придерживаясь точки зрения В. Вельяминова-Зернова относительно происхождения мишарей, считал, однако, что племя «мещёра» является потомком отчасти отатарившегося, отчасти обрусевшего финского племени (Семенов, 1866). По его мнению, это племя, ранее населявшее мещёрскую область, затем переселилось в Оренбургскую, Пермскую, Пензенскую и Саратовскую области. Кроме того, П. Семенов впервые выдвинул предположение об этническом родстве казанских татар и мишарей. Определенные коррективы в теорию В. Вельяминова-Зернова были внесены и исследова-телем С. Толстовым , который предложил рассматривать древнее племя «мещера» как угорскую, а не финскую народность (Толстов, 1929). Его концепция мадьяро-венгерского этногенеза мишарей была поддержана Б. Куфтиным , который вообще отрицал существование племени «мещера» (Куфтин, 1929).
Принципиально иное мнение относительно этногенетической основы татар-мишарей высказывает Г. Ахмеров14 (Ахмеров, 1998). Согласно авторской точке зрения, этническую основу мишарей составляет тюркское племя, в процессе исторического развития вступившее в контакт с другими народами и тем самым обогатившее свою этническую природу. Такой вывод делается преимущественно на основе лингвистического анализа ми-шарского диалекта, в котором присутствует значительное количество тюркизмов. Теория Г. Ахмерова впоследствии была поддержана авторами Большой советской энциклопедии (БСЭ, 1974, с. 355, стлб. 973—976).
Помимо мордовско-финской, мадьярской и тюркской, существуют и другие версии этнического происхождения мишарей. Особого внимания среди них заслуживает буртасская гипотеза исследователя Ф. Чекалина (Чекалин, 1897). Возникновение мишарей как субэтнической группы татар он связывает с буртасскими15 племенами, проживающими в Среднем и Нижнем Поволжье в IX-X веках. Современный исследователь Б. Васильев, будучи последователем буртасской теории происхождения мишарей, подкрепил ее новыми данными, полученными в ходе топологических исследований (Васильев, 1960).
Ни одна из теорий, связывающих происхождение татар-мишарей с одним племенем, не является универсальной и не может считаться в полной мере отражающей специфику их формирования и развития. Недостатком этих теорий является понимание татарско-мишарского субэтноса как однокомпонентного образования, игнорирование в его составе других этнических компонентов, без учета которых сложно объяснить появление многих составляющих мишарского диалекта. Существенно и то, что данные концепции не позволяют установить четкие этногенетические различия между мишарями и некоторыми другими субэтническими формированиями, в частности, касимовскими татарами. Эти недостатки учитываются сторонниками второго этнологического подхода.
Обрядовая песенная традиция татар-мишарей
Особенности этнически характерного пласта мишарской песенности, представленного жанрами песенно-обрядового цикла и лирическим напевами, определяются, прежде всего, общерегиональным контекстом формирования традиции. Заметим, что фактором, обуславливающим общность фольклора народов Поволжья, помимо длительного периода межэтнических контактов, является и общая для всех без исключения этносов региона система религиозных верований. Вплоть до XI—XII веков основная масса населения региона, в том числе и мишари, оставалась языческой. В этот период, по всей видимости, и сформировались основные черты общинно-родовой системы, определившие впоследствии особенности обрядовых традиций народов Поволжского ареала, тесно связанных с ранними формами религиозных воззрений. Тем самым представляется возможным констатировать факт раннего происхождения общерегиональных компонентов мишарского фольклора. Связь с общинно-обрядовыми традициями мишари не утратили и с принятием ислама. Реликты языческих представлений сохраняются в мишарской среде по сегодняшний день, что, вероятно, обусловлено особенностями дисперсного расселения мишарей, многие группы коорых живут среди этносов, у которых языческие представления бытовали вплоть до XIX века (чуваши, мордва и другие).
Приходится признать, однако, что на сегодняшний день этнически характерный слой мишарской народной песенности, сформировавшийся в рамках общерегиональной фольклорной системы, находится на грани исчезновения: практически полностью утерян обрядовый пласт; традиция этнических лирических песен бытует только среди старшего поколения. Они замещаются образцами, имеющими относительно позднее происхождение и популярными в среде различных этнических групп татар.
Обращаясь к обрядовой системе мишарей, следует отметить, что закономерности общерегионального порядка определяют организацию всех ее уровней: как существование определенных ритуалов, их названия, особенности проведения, так и особенности музыкальной организации песенных образцов, «обслуживающих» различные обрядовые действа. Сказанное не означает отсутствия в мишарской обрядовой системе этнической специфики; последняя, помимо прочего, определяется сочетанием общерегионального (языческого, общинно-родового) и общетатарского (исламского) компонентов. Это обнаруживается, прежде всего, в особенностях проведения ритуальных представлений: во многих из них наряду с языче-ско-обрядовыми элементами важное место занимают элементы исламского культа, такие, как участие муллы, чтение сур из Корана и т.д.
Обрядовый комплекс любой фольклорной системы включает в себя два основных макроцикла: годовой (или календарный) и так называемый жизненный (семейный). К годовому циклу относят обряды, «оформляющие наиболее важные моменты жизни крестьянской общины, а также отдельных половозрастных и социальных групп населения .. . , связанные с коллективным трудом, отдыхом, общением» (Уразманова, 2001, с. 10) и проводимые в течение календарного года. Большая часть из них связана, как правило, с аграрной, земледельческой деятельностью народа. Жизненный макроцикл включает в себя обряды и ритуалы, связанные с узловыми моментами в жизни человека: рождением, женитьбой (замужеством) и смертью. Описание мишарской обрядовой традиции будет включать характеристики как календарного, так и семейного обрядового комплексов. Календарно-обрядовый комплекс
В некоторых деревнях (например, в д. Кикино Каменского района Пензенской области) в дни проведения обряда кызыл йомырка бытовал обычай бусагадан керу (букв, «входить через порог»). Накануне дня красного яйца хозяева просили мужчину «с легкой ногой» первым зайти в дом. Заходя, он говорил: «Аягым ж,ицел булсын, тварларыгыз куп булсын, кай 17 Уразманова, 2001, с. 30. Подстрочный перевод принадлежит автору настоящей работы. гы-хосрвт курмагез» («Пусть моя нога будет легкой, скотины у вас пусть будет много, горя не ведайте»; Уразманова, 2001, с. 30).
Одним из наиболее важных обрядов весенне-летнего земледельческого цикла являлся день сева. Накануне праздника в каждом доме специально выпекали караваи хлеба для раздачи бедным и сиротам. Кроме того, практиковалось проведение домашнего обеда по мусульманскому обычаю.
Повсеместно распространенным среди мишарей является ритуал коллективного жертвоприношения, сопровождаемый молением. Смысл его заключался в пожелании плодородия земле. Обряд характерен также для других субэтнических формирований татар Поволжского региона. В разных деревнях обряд бытовал под различными наименованиями: шти пештеру, кыр келэве (варение щей, полевое моление). Проводились они традиционно на кладбище или на открытой местности за пределами деревни. Важное значение при проведении обряда приобретало участие муллы и традиция коранического чтения. При наступлении летней засухи в мишар-ских селах проводили обряд инициирования дождя — яцгыр келэве, сценарий которого включает в себя следующие основные моменты: общественное моление (чтение намаза) и обливание водой. Кроме того, как указывает Р. Уразманова, в ряде сел Сергачского уезда практиковалось угощение кашей, приготовленной из собранных по всей деревне продуктов (Уразманова, 2001, с. 69).
class2 О ЗВУКОВЫСОТНОИ И ФАКТУРНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ЛИРИЧЕСКИХ
ПЕСЕН ТАТАР-МИШАРЕЙ class2
Звукорядная основа напевов
Степень изученности ладовой организации татарско-мишарских напевов находится в соответствии с общим состоянием музыкальной науки, ориентированной на рассмотрение мишарской традиционной музыкально-поэтической культуры. Исследования, касающиеся обозначенной проблемы, достаточно многочисленны; в целом их можно разделить на две группы. Первая — назовем ее собственно теоретической — представлена работами Я. Гиршмана «Пентатоника и ее развитие в татарской музыке» (Гиршман, 1960) и Л. Бражник «Ангемитоника в модальных и тональных системах: На примере музыки тюркских и финно-угорских народов Поволжья и Приуралья» (Бражник, 2002). Созданные в разное время, в соответствии с современным каждому из авторов уровнем теоретического знания, эти исследования ставят своей задачей разработку теории пентатонных ладов, рассматриваемых на основе многосоставного комплекса национальных музыкально-поэтических традиций: в монографии Я. Гиршмана этот комплекс представлен многочисленными субэтническими составляющими татарского этноса при негласном преимущественном внимании к традиции казанских татар, в работе Л. Бражник материал охватывается еще более широко — им служит традиционная музыка тюркских и финно-угорских народов Поволжско-Приуральского региона. Из работ второй группы, касающихся проблемы звуковысотной организации напевов татар-мишарей как специальной — назовем их этнически ориентированными, — выделим работы М. Нигмедзянова, 3. Сайдашевой и Р. Исхаковой-Вамбы (Нигмедзянов, 1982; Исхакова-Вамба, 1997; Сайдашева, 1999; Сайдашева, 2001; Сайдашева, 2002). Изложенные в этих трудах выводы о специфике ладового строения напевов лирической традиции татар-мишарей, как правило, ограничиваются краткой характеристикой звукорядных типов и отдельными замечаниями относительно функционального строения напевов, не затрагивая все необходимые аспекты их ладоинтонационной организации. Особо подчеркнем, что характеристики, предлагаемые в работах как первого, так и второго типа, оказываются достаточно общими, не способными выделить специфические особенности звуковысотной системы напевов мишарской традиции в сравнении с напевами других этнических групп татар.
Известно, что специфика норм ладовой организации народной пе-сенности обуславливается совокупным взаимодействием трех элементов: звукорядного, ладофункционального и интонационного. Рассмотрим ладовое строение лирических напевов мишарей с точки зрения каждого из обозначенных параметров.
1.1. Звукорядная основа напевов
Согласно мнению, изложенному в трудах М. Нигмедзянова и 3. Сайдашевой, ладовую систему мишарских лирических песен характеризует взаимодействие ангемитоники и гемитоники. Так, 3. Сайдашева пишет, что «наиболее широко в лирике мишарей представлен гемитонный пласт, чаще всего в чередовании ангемитонных и диатонических интонационных ячеек...» (Сайдашева, 2002, с. 59). Исследователи подчеркивают, что основополагающей звукорядной основой при этом является ангеми-тонная пентатоника, в то время как гемитоника носит производный характер.
Ангемитонным принято называть бесполутоновый звукоряд, ступе-невый состав которого в количественном отношении может быть различным. Разновидности ангемитоники, содержащие в пределах октавы 5 ступеней, которые могут быть расположены по квинтам, определяются как ангемитонная пентатоника. По мнению М. Нигмедзянова, среди пяти известных звукорядных форм ангемитонной пентатоники для мишарских лирических напевов наиболее характерным является «терцовый» минорный звукоряд (Нигмедзянов, 2003, с. 181) — т.е. звукоряд е: из 43 образцов «протяжных песен», проанализированных автором, тридцать напевов основаны на данной ладозвукорядной форме; остальные звукорядные разновидности встречаются гораздо реже. Другие авторы предположений относительно степени распространенности в мишарских напевах тех или иных ангемитонных звукорядов не выдвигают.
Усложнение ангемитонной структуры напевов за счет внедрения полутоновых звукосопряжений, как указывают исследователи, может происходить различными способами. Полутоны могут возникать, во-первых, в результате сочетания в напевах различных видов пентатоники, вследствие чего образуются полутоны «на расстоянии». Каждая из взаимодействующих разновидностей ангемитонного звукоряда реализуется в отдельной попевке, последование которых и приводит к появлению феномена полутонов «на расстоянии» (Нигмедзянов, 2003, с. 190—191; Сайдашева, 2002, с. 60). Второй способ появления полутоновых сопряжений — включение в ангемитонный остов напева малосекундовых ходов, образованных «проходящими» и «вспомогательными» звуками, что приводит к появлению уже т.н. «смежных» полутонов (Нигмедзянов, 2003, с. 192; Сайдашева, 2002, с. 60). Данные формы включения полутонов считаются наиболее распро 87 страненными. Наряду с ними исследователи отмечают возможность появления в мишарских напевах собственно диатонических интонаций. Так, 3. Сайдашева указывает, что появление собственно гемитонных соотношений между звуками может происходить на основе «чередования диатонических и ангемитонных интонационных ячеек, образующих конвергентные связи в виде гибридных ладовых образований» (Сайдашева, 2002, с. 59). Сходное положение высказывает и М. Нигмедзянов, отмечая возможность включения в ангемитонную пентатонику ступеней, образующих диатонические полутоновые сопряжения с соседними.
Результатом взаимодействия различных факторов усложнения анге-митонной основы является многообразие конкретных структурно-звукорядных форм. Так, по мнению 3. Сайдашевой, звукорядное положение ступеней, образующих полутоновые сопряжения, может варьироваться, вследствие чего возникают самые различные виды гемитонных звукорядов, имеющих в своей основе ангемитонную структуру (Сайдашева, 2002, с. 59; выделено мной — Л.С.). Указывая конкретные формы подобных звукорядов, автор приводит их схемы, не ссылаясь при этом на образцы реализующих их напевов и добавляя, что песням мишарей «не чужды [...] и интонационные попевки с использованием элементов других видов диатоники» (там же, с. 59; курсив мой — Л.С.; см. пример 20). М. Нигмедзянов, излагая свое мнение по данному поводу, несколько сужает объем гемитонных форм, характерных для лирических песен мишарской традиции, исключая из спектра теоретически возможных семиступенных диатонических звукорядов две структуры — фригийскую и лидийскую.
