Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Изображение человека в прозе о депортации 60-х начала 80-х годов XX века: новый взгляд 27
1.1 . Особенности прозы о депортации 27
1.2. Проза «оттепельных» лет 34
1.3. Проза конца 60-х начала 80-х годов XX века 46
Глава 2. Основные черты прозы о депортации конца 80-90-х годов XX века 61
2.1. Калмыки в отечественной литературе о Сибири 61
2.2. Основные черты прозы о депортации 65
Глава 3. Концепция человека в прозе конца 80-90-х годов XX в 89
3.1. Своеобразие жанра и концепция героя в документально-художественной прозе 89
3.2. Концепция личности в рассказе о депортации. 106
3.3 Проблема человека в повести о депортации 115
3.4. Человек и время в романе о депортации 135
Глава 4. Авторская позиция в повествовании 146
Заключение 166
Библиографический список
- Особенности прозы о депортации
- Калмыки в отечественной литературе о Сибири
- Своеобразие жанра и концепция героя в документально-художественной прозе
- Авторская позиция в повествовании
Введение к работе
Актуальность исследования. Проблема художественного исследования человека в современной калмыцкой литературе связана, прежде всего, с темой ссылки народа в 1943-1957 годы. Проза о депортации стала не просто темой, а состоянием общественной жизни, где на специфическом материале исследуются особенности национального сознания, характера. СУ Алиева отмечала, что тема геноцида, национальных репрессий разного рода уже давно разрабатывается в мировой литературе (1, 68). В. Г. Белинскому принадлежат слова: «общество находит в литературе свою действительную жизнь, возведенную в идеал, приведенную в сознание. Поэтому в моментах развития литературы, обыкновенно называемых литературными эпохами и периодами, отражаются моменты исторического развития народа» (9). Перед исследователями литературы стоит трудная и сложная задача - раскрыть правду о депортации, ее истоках и причинах, рассказать о величии народного духа.
О сложности возникновения и развития национальной литературы в науке о литературе написано немало (5;28;60;62;63;88;92;94;95). На развитие литературного процесса оказывают влияние, как русская литература, так и многонациональная литература соседних регионов, в частности, народов Поволжья и Северного Кавказа. Творческое содружество таких выдающихся имен, как М. Дудин, Р. Гамзатов, М. Карим, К. Кулиев, Ф. Алиева, А. Кешоков, Д. Кугультинов, Б. Окуджава и другие оказывало и продолжает оказывать глубокое воздействие на национальные литературы. Воздействие художественных открытий того или иного народа бессознательно, но довольно активно участвуют в формировании нашего сознания, нашей психологии, и мы порою даже думаем строчками из Шекспира или Гете, замечает Н.П. Утехин (88). Литература всегда существовала не иначе как в тех или иных национальных формах, и, прежде всего, потому, что
национален язык - главное средство писателя. Однако в конце 80-х годов XX века в национальных литературах сложилась тревожная тенденция. Адыгейский поэт Н. Куек так писал о состоянии своей литературы: «В наше сознание через русский язык вторгаются достижения культур десятков и сотен народов. Возникает опасность присвоения, а не усвоения бесценных сокровищ. Мучительные гримасы родного Слова, берущего на себя непосильный груз, пугают читателей и вооружают критиков знанием внешних примет нашей беды. Поэты постарше смакуют эти приметы с удовольствием. У нас нет еще убедительной литературной школы, нет и сложившейся практики. Ни одна повесть или роман, ни одно стихотворение не исследованы по собственным законам родного языка и культуры, исходя из внутренних законов народа. Исследователи вооружены схемами, которые «подходят» к любому художнику. Книги еще нет, а для нее уже готовы и жанр, и стиль, и язык, и идея, и образы, положительные и отрицательные. Забывается изначальное: художник сам вырабатывает те формы, в которых существует его произведение» (53). Тем не менее, время показало, что возможно и необходимо рассматривать литературу определенного этноса как национально-своеобразную, но в то же время как составную часть региональных культур (или межлитературных общностей, в ее разнообразных связях и типологических схождениях с литературами других народов) (2; 8).
В современной калмыцкой литературе художественные поиски, связанные с процессами осознания человека, развиваются сложными путями. Одновременно с правдивым раскрытием трагических обстоятельств войны и показом героизма советского человека в прозе углубляется, приобретает более мощное звучание тема депортации. В литературе утверждаются гуманистические воззрения относительно ценности и бесконечной неповторимости каждой отдельной личности. Литература должна ответить на животрепещущий вопрос, касающийся судьбы репрессированных народов: в чем ценность человека, благодаря каким качествам человек
сохранил свое достоинство, не повторится ли в будущем трагическая история, поправшая права и свободы человека, целых народов?
Наступило время осмыслить путь, пройденный литературой, восстановить изъятые «страницы» в истории литературы и самой истории. Лучшие произведения калмыцкой прозы о депортации и ссылке народа представляют собой некое литературное течение. В литературоведении нет единства в употреблении понятия «литературное течение». Нам ближе та позиция, которая полагает, что определяющим для литературного течения является не эстетическая общность, а определенное единство выраженных в нем «объективных отношений и обстоятельств национально-общественной жизни», поэтому литературное течение может объединять писателей, весьма различных по своим художественным устремлениям (91). В текущем литературном процессе проза о депортации интересна как целостность, органичность ее развития как литературного течения и как целое литературное направление в более широком значении.
Над темой депортации в калмыцкой литературе, которая является самопознанием народа, одновременно работают писатели разных поколений. Человек, прошедший войну, испытавший на себе выселение, родившиеся в ссылке, по-разному, в зависимости от своего опыта, воспринимают одни и те же события. В произведениях калмыцких писателей духовная общность очевидна. И тем не менее, для литературной науки важно выяснение, как тот или иной писатель выразил мироощущение своего поколения. В обилии произведений на общую тему настала пора, с одной стороны, определить общие принципы, силовые линии, по которым объединяются, стягиваются типологически родственные произведения, с другой стороны, - выявить индивидуальные особенности мастерства писателей. Действительно, нельзя ко всем явлениям многообразного, неровного (и потому - живого) в художественном и смысловом отношении литературного процесса относиться равнозначно. Однако единство темы, судьба авторов более всего
располагает к исследованию данного литературного ряда посредством системного изучения.
Литература о депортации - не просто объект, а проблема исторического пути, политического развития общества, ее боль, ее муки совести, одна из возможных путей в будущее, которая определит духовное, историческое, нравственное, политическое здоровье народа. Проза о депортации - одна из концептуальных линий развития самой литературы.
Степень изученности проблемы. Первые произведения, посвященные теме политических репрессий, появились в советской литературе после 20-го съезда КПСС, в период «оттепели». Перелом конца 50 - 60-х годов вызвал во всех литературах национальный подъем. Ч. Айтматов и Р. Гамзатов, В. Быков и И. Друцэ, Ф. Абрамов и О. Гончар, Ю. Марцинкявичюс и Г. Матевосян, В. Астафьев и К. Кулиев, Д. Кугультинов и А. Кешоков открыли новые горизонты национального мировоззрения, раскрыли деформации в национальном самосознании. Хрущевский период нашей общественной истории ознаменован прерванным на полпути порывом к демократии, к отказу от преступлений и догм сталинщины (57). Литературный процесс периода «оттепели» был лишен естественного развития. Государство строго регламентировало не только проблемы, которых можно было касаться художникам, но и формы их воплощения. Но период «оттепели» явно носил просветительский характер, был ориентирован на возрождение гуманистических тенденций в искусстве, и в этом его основное значение и заслуга (18). В отношении этого отрезка времени есть и такое мнение, которое прозвучало в посттоталитарную эпоху: «Трудно называть «оттепелью» период, в который стали возможны травля Б. Пастернака, «встречи» Н. Хрущева с творческой интеллигенцией, борьба с буржуазным влиянием в литературе и искусстве, и прочее», и что «смена политических ориентиров, называемая «оттепелью», на недолгий период изменила соотношение в вертикали власти» (26). Нам остается заметить, что именно это недолгое соотношение в вертикали власти и было названо «оттепелью».
«Оттепель» успела все же оказать свое воздействие на общественное сознание, хотя был поднят краешек темы, а тему депортации народов не удалось даже открыть.
Произведения о сталинских репрессиях в полный голос зазвучали в годы крушения административно-командной системы. В этот период увидели свет книги, в которых в какой-то степени звучала тема депортации народов бывшего Советского Союза («Архипелаг ГУЛаг» А. Солженицына, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, «Погружение во тьму» О. Волкова, «По праву памяти» А. Твардовского, «Техник-интендант» С. Липкина). Роман В. Гроссмана, по справедливому замечанию О. Коробейниковой и А. Бурыкина, написанный в сложное время, представлял редкую попытку вынести на обсуждение на страницах художественного произведения вопросы межнациональных отношений. Они приобрели актуальность в военные годы и стали проявляться еще более остро в годы борьбы с «космополитизмом», когда любое проявление собственной национальной культуры давало повод для обвинений в национализме: Для писателя больным был вопрос об официальном и неофициальном недружественном отношении к евреям. Однако автор романа проблему национальных отношений в описываемый им в романе период видел в более объемном виде. В произведении отчетливо прослеживается внимание и неподдельный интерес к представителям разных народов и разных культур. И, наверное, именно поэтому на его страницах появляется калмыцкая тема (55). Наиболее полно тема депортации народов заявлена в повестях А. Приставкина «Ночевала тучка золотая», посвященной депортации чеченского народа, С. Липкина «Декада», в которой повествуется о депортации одного из народов Северного Кавказа, условно названного гушанами (57). А. Немзер так отзывался о повести С. Липкина: «Но свет и красота всегда уместны. Поэтому так радуюсь я изданию «Декады» С. Липкина, замечательного поэта, сумевшего вложить в свою густую прозу удивительное чувство любви - любви к народам Кавказа и Средней Азии, старым мифам и новым стихам, горам и долинам, мечетям и хижинам, - и
главное, к людям, часто грешным и суетным, порой - низким, но все равно -людям» (68,21). В литературе депортированных народов тема выселения стала обычным явлением. Известно, что каждое подлинно национальное художественное открытие незаменимо и не может быть снято художественным открытием другой литературы, ибо оно выражает те или иные неповторимые черты характера, мышления, всего духовного склада своего народа.
Произведения о депортации народов не стали предметом внимания литературной науки. В учебной литературе выделены произведения, посвященные «лагерной» теме в возвращенной и задержанной литературе. Однако в последнее время появляются литературоведческие работы, посвященные идеологическому содержанию периода и понятиям «оттепель» и «культ личности» (30,6-82;70).
В исследовании проблемы депортации народов, в том числе калмыцкого, историческая наука и публицистика опережают литературную науку. Современные произведения калмыцких писателей о депортации народа не получили должного освещения в критике, рецензии на эту тему были единичны (44). Между тем известно, что художественное произведение становится фактом литературного процесса, когда оно опубликовано и делается достоянием читателей и критики. Изучать литературный процесс немыслимо без обращения к литературной критике.
Все же тема ссылки калмыцкого народа в художественной литературе затрагивалась в научных статьях литературоведов. К таким публикациям следует отнести статьи Р. Джамбиновой (39; 40; 41), Л. Менкеновой (65), В. Пюрвеева (73). Как научная проблема тема ссылки калмыцкого народа в художественной литературе была поставлена и освещалась в исследованиях Р.А. Джамбиновой «Роман и автор. Новые грани художественности (1960-1990-е гг.) (1996), «Писатель и время» (1996). Р. Джамбинова отметила, что на сегодня тема ссылки калмыцкого народа довольно широко отображена в литературе, фольклоре, искусстве и культуре. Литературовед считает, что
был необходим обобщенный взгляд на проблему (42). В книге основное внимание привлекают две проблемы - ссылка как трагедия народа, ее отражение в разных жанрах литературы, а также некоторые аспекты литературного зарубежья. По ее мнению, они отражают новые направления, определившиеся в литературе в конце восьмидесятых и начале девяностых годов. Исследованию этой темы посвящены работы Н. Манджиева (63;64; 65;66). Авторы названных работ убеждены в необходимости дальнейшей разработки проблемы депортации в литературе. В. Пюрвеев считает, что трагедия «калмыцкого народа нуждается и в оценке, и в осмыслении, и в выводах с высоты нынешнего менталитета», ибо «познание, не затронувшее наших чувств, не может породить никакой иной правды, кроме вредной» (74,103).
К одной из центральных проблем литературного исследования относится концепция человека в калмыцкой прозе. В прозе о депортации последних десятилетий XX века создан новый образ героя, формируется новая концепция человека, которые требуют своего осмысления литературной наукой и критикой. Движение калмыцкой литературы оказалось неотделимо от процесса этико-философского и художественно-эстетического осознания человека. Это, естественно, сказалось на обогащении концепции художественного произведения.
Понятия «концепция», «художественная концепция», «авторская концепция», «писательская концепция» довольно часто употребляются в литературоведении и критике (20;70) «Концепция человека - это центр, откуда исходит и куда сходятся все составные элементы произведения», -справедливо говорил Д. Марков (24,4). В.Г. Одиноков отмечал, что идейно-художественная концепция личности входит в высший уровень структуры произведения (71,10). Художественное произведение может быть осознано как воплотившаяся концепция мира и человека в их единстве (55,51). В последнее время в литературных исследованиях все чаще употребляют термин «концепт». Он используется там, где литературоведческое
исследование смещается в область культуры и языка (4;48;49;54). В. Зусман, задумываясь о значении данного понятия в литературоведении, пишет: «зачем вводить концепт как дополнительный термин в ряд других, и без того не всегда четко отграниченных, литературоведческих определений?», - и считает, что концепт оказывается инструментом, позволяющим рассмотреть в единстве художественный мир произведения и национальный мир (48,29). В то же время современная наука о литературе ставит проблему исследования человека в традиционном аспекте (3;13;14;35;36;70;83).
Сегодня проблема человека, его прав, свобод и судеб оказалась в центре внимания политики, права, искусства и науки. Построение социального, правового государства требует особого отношения к человеку. Конституция Российской Федерации провозглашает высшей ценностью права и свободы человека. Обязанностью государства являются признание, соблюдение, защита прав и свобод человека и гражданина. Для народа и страны, в которой он живет, такая трактовка личности человека должна быть выдающимся явлением, дело - за ее претворением в жизнь. Непрерывная цепь политических репрессий в стране лишила личность уважения, растоптала его достоинство. Только в государстве, где попираются права и свободы его граждан, могут быть приняты законы о реабилитации жертв политических репрессий и о реабилитации репрессированных народов.
Проблема человека в различных отраслях науки, политико-правовой системе опирается на философскую концепцию. Существуют различные философские концепции (теологические, философская антропология, экзистенциализм, марксизм и др.), образующие сложный конгломерат идей (89). Несмотря на то, что идеологический, политический плюрализм позволил осуществить признание идеалистического, религиозного понимания сущности человека, в политико-правовой системе нашего государства лежит материалистический подход к природе человека.
В правовой системе человек рассматривается как гражданин, но он имеет естественные, природные неотчуждаемые права. Гражданин в
обществе появляется тогда, когда возникает государство и приобретает новые права и обязанности. А может (если государство тоталитарное) лишиться и своих прирожденных прав. Нравственным источником прав является этическое представление о высшей ценности и справедливой нравственной оценке, т. е. достоинстве и чести человеческой личности. Особое понятие в гражданских правах и свободах занимает достоинство личности. Термин «личность» в данном случае означает то же, что и «человек» («человеческое достоинство») (34). В этике понятие человеческого достоинства говорит нам об особой ценности человека. Е.В. Золотухина-Аболина утверждает: «Чувство собственного достоинства - это переживание собственной ценности и утверждение ее, возможно, вопреки обстоятельствам», умение стойко и мужественно встречать выпадающие на долю человека испытания (51,335). В идеале обладание достоинством, считает она, «включает в себя четыре понимания: это и чувство безусловной собственной ценности, и обладание позитивных нравственных качеств, и умение подняться над желаниями и обстоятельствами, и уважение общества, связанное с умением заслужить хорошую репутацию и поддержать свою честь. Исходным и фундаментальным моментом является, конечно, первое качество - ощущение себя личностью, субъектом размышления, воли и выбора» (51,336).
Важнейший аспект содержания достоинства, утверждают философы, - в сознании отсутствия принуждения, т.е. сознании свободы. В философской и юридической литературе в понятии достоинства, как правило, выделяется объективный момент (признание достоинства личности) и субъективный момент, т.е. чувство и осознание своей нравственной ценности. Иногда достоинство личности отождествляется с нравственным поведением, достойным образом жизни (37,8-9). Ж. Нива писал: «Никакая высшая цель -государственная, религиозная и или любая другая - не должна отменять права на признание достоинства человека... Тоталитаризм XX века перечеркнул достоинство во имя конечной цели, которой могла быть чистота
расы или социальная утопия. Принудительный труд уничтожил это достоинство, погрузил людей не только в страдания, но и в унизительное ощущение бесправия. Одинокий борец против тоталитарной махины обновил концепцию прав человека. Он не только подтвердил ту правоту Антигоны, что лишь человек может быть правым в противоборстве с законом, то есть с большинством, но доказал также, что бывают такие моменты, когда этот маленький Давид может поставить в тупик Голиафа - государство, слуг государства» (75,474-475).
Проблема человеческого достоинства связана с вопросом о соотношении понятий «человек» и «личность». Проблема личности - одна из центральных в общественных науках, причем в каждой из них имеется свой специфический аспект изучения. В философии личность принято определять как индивидуальное бытие общественных отношений (75,115). В философии и социологии существуют два подхода к определению этого понятия. Согласно одной точке зрения, всякий человек - есть личность (89,183), а другой - не всякий человек является личностью, хотя всякая личность -человек, в частности, дети или душевнобольные не являются личностями (87,41). Личность - свойство человека, причем оно нередко рассматривалось в качестве так называемого нормативного понятия, т.е. как некая ценность, недостижимый идеал, образец, который мы стремимся реализовать. В. Мухина отмечает как продуктивную идею Ж.-Ж. Руссо о двоекратном рождении личности. На уровне первого рождения личности находится каждый. На уровне второго рождения однозначный ответ невозможен. Личность в человеке проявляется не во всякое время его жизни, так, например, человек не проявляет себя как личность не только тогда, когда он тяжело болен, в бреду и без сознания (это - несчастное, страдающее создание), но и когда он действует по сложившемуся бытовому стереотипу -неизвестно - что за этим стоит. Кроме термина «безличность», введенного Достоевским, она различает два вида социальной активности личности -позитивную и негативную. По В. Мухиной, человек тогда личность, когда
занимает позитивную активную социальную позицию. Отдельно взятый индивид не может подняться сам по себе, вне общения с другими, до уровня личности (75,117-118).
Анализ конституционного права показывает, что понятие «личность» применяется в самом широком смысле как синоним понятия «человек». Не может быть отождествлено с конституционным понятием прав человека и гражданина социологическое понятие «личность» («личность» - образец, недостижимый идеал»), ибо в таком случае оно противоречит принципу равенства граждан перед законом. Некоторые представители юридической науки относят к личности всех субъектов прав. Прогрессивные педагоги всегда рассматривали ребенка как личность. Известный педагог А.С. Макаренко высказывал мысль, что личностью является каждый человек: «Если личность проектируется только в некоторых людях по какому-либо специальному выбору, то нет проблемы личности» (61,328). Данные определения имеют большое значение для предмета исследования работы.
Проблема человека относится к числу вечных проблем и художественного познания. Эстетические отношения человека к миру и к другим людям представляют неотъемлемое звено в концепции человека, утверждающей человеческое в человеке (82,9). Познание человека в искусстве есть одновременно и познание тех условий, в которых он живет и развивается. Как известно, советская наука считала, что в основе отношений человека и общества лежит идея детерминизма. Однако концепция человека не исчерпывается конкретно-историческими детерминациями. И.Ф. Смольянинов отмечает, что, выступая субъектом отношений, деятельности и познания, человек существует как тотальность человеческого проявления жизни, как целый «мир человека», поэтому он «более бесконечен, чем гражданин государства, и (...) человеческая жизнь более бесконечна, чем политическая жизнь» (81,40). В литературе героями выступают различные по своему социальному статусу, физическому состоянию, возрасту, национальности люди. В.Г. Белинский писал: «Личности бесчисленны и
разнообразны, как стороны духа человеческого» (9,377). Гегель писал: «Человек, - обладает ... значением, потому что он человек, а не потому что он иудей, католик, протестант, немец, итальянец и т.д. и т.д.» (32,85).
В разное историческое время, в зависимости от тех или иных запросов, на первый план выступают разные функции искусства: познавательная, воспитательная, развлекательная, эстетическая, компенсаторная и т.д. В калмыцкой литературе конца восьмидесятых-девяностых годов XX в. в прозе о депортации доминировала более всего познавательная функция. Круг вопросов, возникающих при чтении литературы о депортации довольно широк, и нередко эти вопросы выходят за пределы «чистой» литературы. По мере появления новых книг, расширения информации из смежных областей знания этот круг будет расширяться.
Концепция человека в искусстве, в частности, в художественной литературе, многоаспектна, и может быть осмыслена во многих проблемах. В литературной науке советского периода концепция человека осмысливалась в таких аспектах, как личность и народ; личность и общество; личность и история; нравственный аспект личности; гуманистическая концепция личности и т.д. (8;46;93) Литература, прежде всего, имеет дело с личностью как человеческой индивидуальностью и как с членом общества. И судьба человека в художественном произведении всегда предстает во взаимоотношениях личности и общества, шире - действительности. Решающим фактором при рассмотрении авторских концепций действительности продолжает оставаться мера личностного, самобытного осмысления мира и человека в художественных произведениях.
Ю. Борев (12,381-382), подытоживая состояние эстетики в конце восьмидесятых годов XX века, писал, что «инвариант художественной концепции социалистического реализма на первом этапе его развития — человек в «железном потоке» истории каплей льется с массами; иначе говоря, смысл жизни личности усматривался в приобщении к творению истории». Этот период характеризовался эстетической полифонией, плюрализмом и
множественностью методов, возникала новая художественная концепция личности и мира. Концепция А. Платонова, сказавшего «без меня человек неполный» осталась невостребованной. На втором этапе (1932-1956) эстетический плюрализм пресекался, углублялась идея активной личности, но эта личность не всегда имела ориентацию на подлинно гуманистические ценности. Мы добавим, что сталинский период представил новую проблему: народ, гонимый по политическим и национальным мотивам. Человек в этом процессе представал лишенным природных и неотчуждаемых прав и свобод, был подавлен как личность и гражданин. Однако об этом нельзя было сказать. На третьем этапе (после 1956 г.) особые надежды исследователь в художественном постижении человека возлагал на гуманистические ценности человечества.
Авторы монографии «Концепция человека в эстетике социалистического реализма» (52,3) считали, что исследователи, каких бы теоретических аспектов ни касались - метода, стиля, жанра и т.п., всегда будут тесно соприкасаться с идейно-эстетической проблемой человека, с принципами его изображения в литературном произведении. Изображению человека в художественном произведении принимает участие вся поэтика.
Литературоведы и критики более всего рассматривали личность как нормативное явление, эстетический идеал, понятие личности связывалось с такими определениями как положительный герой, героическая личность и т.д. Проводились дискуссии об «идеальном» герое, о литературном герое, «простом человеке», положительном герое, «срединном герое», о деловом человеке и т.д. в советской литературе (22;23;25;58) Концепция человека рассматривалась и в плане художественного исследования психологии советского человека, мастерства психологического анализа писателя. В этом отношении значительный интерес представляет сборник «Проблемы психологизма в советской литературе» (72), подготовленный Сектором советской литературы ИР ЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР. Своеобразным дополнением к этой книге является другой коллективный труд сотрудников
Института мировой литературы им. А. М. Горького «Советская литература т
мировой литературный процесс. Изображение человека» (82). Исследователи;
сосредоточили внимание в плоскости изучения художественных принципов
изображения человека, например, Г. А. Белая, С.Н. Павлова рассматривают
диалектику сознательного и бессознательного в концепциях человека на
опыте советской и немецкой литературы (80,106-165). В.В. Тимофеева,
рассматривая национальный аспект историко-литературного развития,
выделяет в качестве единицы анализа национальный характер, в устойчивой
основе различных появлений которого ищет ключ к пониманию глубинных
особенностей национальной психики (86). В современной литературной
науке и критике концепция человека осмысливается в концептах жизнь,
судьба, смерть, душа, честь, достоинство, совесть, пространство, время,
природа, красота, труд и т.д. (11;47;73), образующих оригинальную
концептосферу. С. Дмитренко справедливо считает, что «человек (персонаж), ~
действующий в литературном пространственно-временном континууме,
также должен быть описан на основании его социальной определенности», *
человека в русской литературе предстоит рассмотреть, поставив его в-
естественные культурно-исторические, а не умозрительные
социологизированные координаты (45,100-101). Эта же задача стоит и перед калмыцкой наукой о литературе.
Несмотря на то, что в калмыцкой литературной науке, которая развивается как часть общероссийской системы, еще не выработаны в условиях нового времени единые устоявшиеся литературоведческие принципы и понятия, мы применяем традиционные достижения литературной науки. О современном состоянии литературоведения говорят многие специалисты. Например, С. Дмитренко отмечает, что в последние годы, в посткоммунистической России, восстанавливается система естественных представлений, и в частности традиционное толкование исторических понятий и терминов литературоведения. Справедливо его утверждение, что, хотя остаются еще рудименты конъюктурно-политических
теорий, «сегодня развитие перспективных подходов к интерпретации произведения как целостного этико-эстетического создания не может быть дистанцировано от прежнего наследия, которое следует воспринимать лишь в качестве материала к построению качественно иной, чем сложившаяся, история развития литературных форм». В связи с этим он подчеркивает, что существующие в словаре литературоведения терминологические понятия не нуждаются в замене; требуется лишь придать им целенаправленность, определяемую именно спецификой словесного творчества, а не чем-то иным. (45,87-88).
В задачи работы не входит исследование теоретических проблем литературоведения, однако автор считает необходимым обозначить используемые им понятия. В работе используются понятия «образ», «персонаж», «герой», «действующее лицо», «характер», которые приложимы в художественном произведении к изображению человека. Автор придерживается того мнения, что эти понятия различаются в составе художественного единства - образа человека в литературе (38). Категория художественного образа трактуется в работе обобщенно: под образом понимается художественная целостность, будь то метафора или художественное произведение (28,4). Концепция человека составляет основу, движущее начало искусства, внутреннюю сущность художественного образа. В широком смысле образами являются все наши восприятия и представления о мире, сохранившиеся в нашем воображении и так или иначе воплощенные предметно (81,147).
Специфика художественной образности обусловлена спецификой художественного содержания (93,72). В современном отечественном литературоведении к собственно содержательной грани литературного произведения относят авторскую субъективность, авторские интенции (намерения) (91). Художественная идея, концепция автора — это обобщение мыслей и чувств писателя, выраженное в образной форме (79,155). Следовательно, постижение авторской интенции предполагает ответы на вопросы: что изображено (какова тема произведения), как относится к этому
сам автор, как можно сформулировать его главную мысль на языке логических понятий.
Литература — один из ведущих видов искусства, которая создает синтетическую концепцию человека. Концепция человека, сложившаяся в сознании писателя в законченной или не совсем законченной форме, находит художественное воплощение в литературном характере (84). И. Н. Крамской считал, что для художников более всего важны «характер, личность, ставшая в силу необходимости в положение, при котором все стороны внутренне наиболее всплывают наружу» (81,117). Но нередко понятие литературного характера как явления искусства, как «образного исследования», смешивается с характером как предметом исследования, явлением самой действительности, отмечает С.Г. Бочаров (15,313). Художественный вымысел, выступающий как главная познающая сила искусства, участвует в создании и характера, и персонажа (в их единстве), «выводя» литературный образ человека «из личности исторической» (прообраза, «развитого данной эпохой типа человеческой личности»). Понятие «художественный характер» включает и черты «исторического человека» изображаемой эпохи, и особенности авторской манеры раскрытия образа (21). И еще одно свойство художественного характера отмечается исследователем: вымышленное лицо, художественный характер выступает одновременно и как результат художественного познания, и как его инструмент; «усваивая» литературных героев, читатель одновременно усваивает и авторский взгляд на мир и человека. Такова диалектика художественного характера ~ (21,12). Художественно сотворенная индивидуальность представляет собой, с одной стороны, основную единицу художественного содержания, например, характер героя эпического произведения, а с другой стороны, основную единицу художественной формы — образ того же героя. Поэтому, когда литературовед исследует содержание эпического произведения, он раскрывает характеры героев, заключенное в них художественно типизированное и творчески освоенное существенное содержание жизни.
Когда же он исследует форму эпического произведения, он анализирует, прежде всего, образы героев, то есть те конкретно-чувственные средства, которые воплощают, делают непосредственно воспринимаемыми характеры героев (19). Под понятием «литературный характер» имеется в виду именно «образное исследование» как эстетическое выражение содержания (21,13). Характеры оцениваются читателями этически, а персонажи - эстетически (77,201). «Персонажи художественного произведения - не просто двойники живых людей, - отмечал Б. Брехт, - а образы, очерченные в соответствии с идейным замыслом автора» (16,213). В персонажах писатель воплощает свое понимание человеческих характеров (77,201). Бывает и так, что писательская идея не реализована в художественно завершенном характере, а произведение живет, вызывает споры, будоражит общественную мысль (29,5). Определение «герой» является не удачным в применении к персонажам, которым присущи по преимуществу отрицательные черты. А выражение «действующее лицо» не выглядит убедительным в применении к персонажам, которые проявляют себя в большей мере не в поступках и свершениях, а в эмоциональном восприятии окружающего и размышлениях по поводу увиденного (90). Понятия «образ» и «герой» употребляются в смысле образа-характера, героя-характера (84,68). При этом в работе учитывается специфика понятия этих терминов, не тождественных понятиям «образы-типы» или «характеры-типы».
Попытки разграничить понятия «национальный характер» и «народный характер» предпринимались литературоведами и критиками в советский период неоднократно (5;47) Наиболее была распространена точка зрения, согласно которой народной является та линия развития национального характера, с которой связано все наиболее прогрессивное, революционное, демократическое (21,162). Подобное определение, вряд ли может устроить теперь исследователей литературы. Но чрезмерная категоричность такого утверждения встречала возражение со стороны литературоведов и ранее (88, 242). В понятие «народный характер» обычно вкладывали особый оценочный
смысл - практически всегда оно употреблялось применительно к такому определению как положительный герой литературы. В связи с признанием идеологического, политического многообразия, разнообразия форм собственности в Российской Федерации понятия «народный характер», «положительный герой литературы» и другие подобного ряда определения утратили свое значение. В связи с отменой записи о национальной принадлежности в паспорте остался неясным вопрос о национальном характере. Хотя понятие «многонациональный народ» продолжает иметь конституционное основание. Однако художественное творчество живет по своим законам. В. Распутин в свое время считал, что необходимо «разделить понятия», говоря о народе: «Есть народ как объективная реально существующая в каждом поколении физическая, нравственная и духовная основа нации, корневая ее система, сохранившая и сохраняющая ее здоровье и разум, продолжающая и развивающая ее лучшие традиции, питающая ее соками своей истории и генезиса. И есть народ «в широком смысле слова, все население определенной страны», как читаем мы в энциклопедии. Первое понятие входит во второе, существует в нем, но это не одно и то же» (76,30). Второе значение понятия «народ» по конституционным нормам все-таки не совпадает с определением народа, данным в энциклопедии. Так как именно духовная самостоятельность индивидов превращает «население» в «народ». В нашей работе понятия «национальный характер» и «народный характер» являются понятиями тождественными. Кроме того, мы учитываем то положение, что литературное понятие «национальный характер» не тождественно понятию социально-психологическому (88,118). Л. Арутюнян отмечал: «Персонаж, герой есть, прежде всего, индивидуализированная личность, которая именно в этом своем качестве соотносима с общим представлением о национальном характере, причем соотнесение, как правило, происходит в плоскости жизненной, а не художественной. Понятие «национальный характер», если под ним понимать «персонажность», не есть, строго говоря, эстетическая категория. Понятие «национальный характер»...
претендует на некую обязательность и всеобщую полноту в создании образа, в то время как в новейшей литературе он есть индивидуализированная конкретность. Поэтому правильно говорить о национальных чертах характера героя» (6,151). Любой литературный персонаж не представляет национальный характер в целом. Более того, писатель может и вообще не раскрыть национальные особенности психики своего героя, сосредоточив все свое внимание на социальных, классовых, сословных чертах его. Однако в каждом большом художнике как представителе национальной литературы всегда живет, всегда обострено чувство национального самосознания (2;6). Поэтому чаще всего он корректирует психологию своего героя именно в системе координат национальной психологии. «Национальная общность -это не однодневное образование, она формируется веками, и так же в века уходят корни многих присущих современным ее представителям свойств их психического склада», - справедливо считал Н. Утехин (88,421).
Другим важным обстоятельством в литературе являлось то, как решается проблема «характер и обстоятельства» в произведениях о депортации. Жизненные условия здесь заданы раз и, казалось бы, навсегда, они жестко детерминированы. Человек словно помещен в экспериментальную среду обитания. Тема депортации в прозе 60-начала 80-х годов XX века затрагивалась исподволь, и содержание произведений воспринималось читателями и рассматривалось критиками в русле существовавшей «деревенской» литературы, или «производственной прозы». Однако, включаясь в исследование характерного для данных произведений типа конфликта (17) калмыцкие прозаики не затрагивали общественно-политические проблемы. Положение спецпереселенцев лишало возможности обсуждать общественно значимые вопросы, участвовать в принятии публичных решений по социальным проблемам. Проблема народного характера художественно осмысляется, главным образом, в таком ее аспекте, как вопрос о личной ответственности. В нем отразился процесс поиска факторов, которые предопределяют отличия «народа» от «населения».
Все указанные художественно-эстетические категории, принципы и приемы находят свое завершение в языковой структуре произведения. Организующим элементом художественного языка произведений выступает повествователь. Об особом значении повествователя говорил еще Горький (34,141). Образ повествователя становится важной эстетическим приемом в исследовании концепции человека в прозе о депортации. В исследовании подразделяются «образ автора» в тех случаях, когда рассказ ведется от «автора», как бы «со стороны», и «образ рассказчика», когда повествователь является одновременно участником описываемых событий. «Образ автора» далеко не всегда тождественен действительному авторскому «я», и одним из способов противоположения образа автора самому писателю является слог повествования.
Объектом исследования является калмыцкая проза о депортации; предметом - проблемно-тематическое своеобразие и его художественное воплощение, проблемой - концепция человека в прозе о депортации. Сам предмет изображения - депортация народа как трагическое событие - ставит перед художниками проблему выработать концепцию человека. Поэтому в исследовании привлекаются произведения как советского времени, так и современности. Такой принцип анализа обусловливает принятую автором укрупненную периодизацию истории калмыцкой литературы советских лет (60-80-е годы) и посттоталитарного периода.
Материалом исследования стали повести калмыцких писателей 60-начала 80-х годов XX столетия и конца 80-90-х годов ХХ-начала XXI вв. В прозе последних полутора десятилетий, в которой еще окончательно не откристаллизовались наиболее крупные литературные явления, а новые произведения еще способны вносить серьезные коррективы в наши представления о писателе, той или иной художественной тенденции, не все произведения равноценны, все это вынуждает прибегать к принципу избирательности в отборе материала.
Цель диссертационного исследования состоит в выявлении в разноречивых явлениях прозы о депортации контуров сложного, но единого, органически целостного процесса, стремление показать его внутреннюю логику, обусловленность движением реальной жизни, общественного сознания и самой литературы. Необходимо определить пути исследования человека, понимания его ценности, гуманистической сущности, специфику художественно- эстетических поисков писателей в изображении человека. Конкретные задачи сформулированы следующим образом: *Рассмотреть тематическое многообразие, сложность постановки проблематики и ее решения в разных жанрах прозы о депортации.
* Исследовать образную систему, общие и индивидуальные
особенности, приемы и принципы художественного осмыслении человека в
прозе о депортации.
Выявить сюжетно-композиционные доминанты;
Определить место и значение прозы о депортации в калмыцкой литературе.
На защиту выносятся следующие положения:
в калмыцкой литературе последней четверти ХХ-го и начале XXI-го века важнейшей темой стала депортация народа; появилась целая плеада писателей и вышло огромное количество их произведений, авторы которых составили новое писательское поколение, а их творения обозначили самостоятельный, системный и структурно-организованный период национального художественного мышления народа (калмыков);
в современном литературном процессе Калмыкии четко обозначились содержание, объем и границы нового понимания гуманизма, обращенного непосредственно к судьбе (заян) человека, а непроцеженного сквозь сито большевистского, лишенного плоти и сознания оптимизма, порожденного разрушительной энергией коммунистической идеологии;
значительные достижения прозы о депортации, ее гуманизм и философия анализируются в широком контексте таких концептов, как судьба, жизнь, смерть, добро, зло, достоинство, уважение, любовь, ненависть, правда, ложь и т.д.;
4) проза о депортации в основном началась в 60-х годах прошлого века, активно развивалась в течение 70 - 90-х годов; она и до сих пор держит основные позиции в развитии национальной литературы; это обусловлено тем, что трагические, экстремальные обстоятельства, в которых оказался целый народ, способствовали еще более глубокому раскрытию национального, калмыцкого менталитета, духовных, нравственных и психологических качеств калмыцкого народа, его катострафическую историю и судьбу;
5 Художественное осмысление проблематики депортации калмыцкого народа сформировало писателей высокого интеллектуального и духовного уровня, а их произведения вывело на уровень лучшей современной прозы;
6) проза о депортации калмыцкого народа зафиксировала два периода творчества писателей - во-первых, возможность (разрешение) писать об этом первоначально вызвало напряженную и активную энергию писательского-творческого акта, самое главное - необходимость немедленно отозваться на самую больную точку национальной трагедии, что породило произведения общественно-публицистического характера; во-вторых, новое время, новые веяния и условия, упрочившись в жизни, потребовали от писателей углубленного, аналитического взгляда на события и факты из трагической истории и судьбы калмыков: этот процесс завершился созданием психологической, философской прозы высокой художественно-эстетической пробы.
Методологическую основу исследования составили труды В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, В. В. Виноградова, теоретические аспекты работ А. Г. Бочарова, С. Г. Бочарова, Н. Н. Воробьевой, Г. Г. Гачева, Л. И. Емельянова, Н. П. Утехина, Г. А. Гамзатова, К. Г. Шаззо, Р. Г. Мамия, И. М. Мацакова, Р. А. Джамбиновой, Г. Г. Глинина, В. Д. Пюрвеева, Б. Б. Бадмаевой, В. А. Гея и других.
Методология исследования представляет собой комплексное сочетание общепризнанных принципов историко-литературного, сравнительно-типологического, системного, биографического, предметно-логического методов анализа и интерпретации художественного текста. Определенными достоинствами
обладает жанровый принцип исследования, поскольку в жанре воедино сливаются качества проблемно-тематические и структурно-композиционные.
Автор работы придерживается методологической установки, предложенной Г.Д. Гачевым, суть которой заключается в том, чтобы «подвигнуть навстречу друг другу категории литературно-эстетического анализа и историко-экономического, чтобы между ними установилась большая «совместимость тканей». Он приводит замечательный, на наш взгляд, пример: «Нельзя, например, отмену феодальной собственности на землю («крепостного права») вычитать в структуре образа типа «диалектика души», в симфонизме мышления русских романистов второй половины 19 века (Толстой, Достоевский). Но если это понятие («крепостное», то есть насильственное, право) прочесть-понять как «заранее установленное ограничение» (природой деятельности субъекта: общества, человека) (выделено нами - М.Н.), то тут уж и к психологии, и философско-эстетической проблематике, и сюжетике литературы есть подход» (29,5). Понятие «заранее установленное ограничение» как связующее звено между категориями литературно-эстетического и общественно-исторического анализа приложимо к политическим, правовым понятиям «депортация народов», «ссылка», сущность которых заключалась в «заранее установленном ограничении» прав и свободы граждан, в качестве перевода этого понятия в категорию эстетическую. В исторической и социологической науке термины «депортация» и «спецпоселение» не являются синонимами (49,3). В работе в качестве рабочего используются термины «депортация» и «ссылка», включающие в себя понятия «спецпереселение», «спецпоселение».
В методологии исследования мы придерживаемся того взгляда, что являемся свидетелями живого литературного процесса, в котором, говоря словами Г. Д. Гачева, «категории искусства и литературы предстают не в статистических их признаках и определениях, а в становлении их содержания и формы в ходе исторического развития» (29,3). Л.И. Емельянов (46,64) справедливо отмечает, что литература не исчерпывается теми элементами
содержания и формы, которые «наличествуют» в «его» эпоху. Полностью из «материала» своей эпохи строятся лишь эпигонские произведения. Однако чтобы иметь наиболее полное представление о литературном процессе, важно знать не только вершинные произведения, но и тот бурлящий поток, который возносит их на исторический гребень.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключается в том, что впервые предпринята попытка осмысления своеобразия калмыцкой прозы о депортации как эстетическое звено в литературном процессе с позиции воплощения художественной концепции мира и человека, обусловленные историческими процессами.
Практическая значимость. Работа может быть использована в вузовском и школьном курсе калмыцкой литературы XX века, как учебный и методический материал для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов Калмыцкого педагогического колледжа, учителей школ республики.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования отражены в монографии, отдельных изданиях, авторских публикациях, в ряде выступлений на научно-практических конференциях и семинарах.
Объем и структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического списка.
Особенности прозы о депортации
Известно, что произведения мастеров художественной литературы обладают практически неисчерпаемым объемом идейно-эстетической информации и эмоционального воздействия на читателей. Нельзя, конечно, абсолютизировать положение о самостоятельной жизни произведения, порой независимой от субъективных намерений творца, ибо субъективные намерения автора так или иначе зафиксированы в самой художественной ткани произведения, в его идейном содержании, системе художественных образов, в конечном счете, в его общей структуре (33,3). Однако и читатель, и тем более новая эпоха с ее общественно-историческими условиями по-новому определяют характер дальнейшего бытования произведения. Новое осмысление возможно потому, что искусство, в том числе литература, повествует о жизни и человеке больше того, что непосредственно излагается в фабуле. Изменения в подходе к произведению происходят по многим параметрам: эстетическим, этическим, политическим, философским. Как бы ни совершенствовалось по ходу времени наше историко-литературное знание, «оно сейчас действительно нуждается в качественном сдвиге: не только потому, что нахлынула новая информация - и чисто художественная, и источниковедческая, - но и потому, что уже разительно иным стал сам наш подход к художественным ценностям и к художественным исканиям» (13,42). Нового взгляда потребовали к себе и произведения калмыцких прозаиков советского времени, в которых звучала тема депортации народа.
С конца 80-х годов литературная наука, критика в известных произведениях 60-начала 80-х годов стала выявлять новую смысловую доминанту. Такой доминантой в калмыцкой литературе стала правда о депортации народа, о времени называемом сталинизм и сталинщина. Здесь автор следует за А. Бочаровым, который выделяет три, на его взгляд, этапных момента. Первый связан с периодом «оттепели», когда появилось стремление к подлинной художественной правде и многообразию творческих манер, возвращение в литературный процесс изъятых во времена культа личности имен и произведений. Второй этап относится к середине шестидесятых годов, когда начался незаметный, но существенный откат к неосталинизму. И третий период приходится на конец 80-90-х годов, когда началось крушение тоталитарной идеологии (13,52).
Первые произведения калмыцких писателей о депортации народа были изданы в 60-е-начале 70-х годов. Это были произведения А. Балакаева «Гурвн зург» («Три рисунка») (11), «Заргим эврян кетн» («Судите меня сами») (7), А. Джимбиева «Куунд му узгдхля» («Когда человеку трудно») (22), А. Бадмаева «Алтн шорад даргддго» («Золото в песке не затеряется» (3), в переводе названном «Там, за далью непогоды» (4), А. Кукаева «Обин ковяд» («На берегах Оби») (3.1). Тема ссылки калмыцкого народа подспудно прозвучала в повести М. Нармаева «Молма» (38), вышедшей на русском языке под названием «Счастье само не дается» (39) и в повести А. Тачиева «Буурлдан унр» («Запах полыни») (1982). Эти книги могли быть причислены к произведениям «новой волны» «деревенской прозы», посвященных проблемам деревни 40 - 50-х годов. В 1971 году написал сказку «Цаг-заргч» («Время-судья») Т. Бембеев (1988), воплотив тему ссылки народа в фольклорной форме. Прозаики пытались донести правду о сталинщине, ссылке народа, хотя бы в иносказательной форме. Так было в советской литературе, подобное мы видели в романе Ажаева «Далеко от Москвы». Литературное дело, ставшее частью общепартийного дела, находилось под жестким контролем партии.
Ссылка калмыцкого народа сказалась на особенности литературного развития 60 — 70-х годов. Калмыцкая литература не относилась к младописьменным литературам, возникшим в 50-60-е годы XX века (1;2;33;34,158-166;35;40;43). В первой трети XIX века было известно имя поэта Ончхана Джиргала (37,277). В начале XX века было известно имя просветителя, религиозного деятеля, литератора Б. Боваева. В 20-30-е годы XX в. было широко представлено творчество А. Амур-Санана, Н. Манджиева, Б. Басангова, Л. Карвина, С. Каляева, А. Сусеева, А. Бадмаева, Г. Даваева, К. Эрендженова, X. Сян-Белгина, Ц. Леджинова и других литераторов.
Отлученные в годы ссылки от литературной практики писатели не могли развивать свое художественное мастерство, здесь не могли появиться новые литературные дарования. Поколение писателей-фронтовиков (М. Нармаев, Л. Инджиев, А. Джимбиев, А. Бадмаев, А. Кукаев), а также следующее поколение (А. Балакаев, Т. Бембеев, С. Байдыев, Б. Сангаджиева, Н. Бурулов) вошли в литературу после возвращения из ссылки. Поэтому в работах литературоведов после восстановления калмыцкой государственности в составе Российской Федерации много внимания уделялось становлению калмыцкой литературы, росту художественного мастерства писателей. Литературоведы, критики, читатели приветствовали появлявшиеся в свет повести и романы (5,14;21;29;30;36;42). Отмечалось, что с точки зрения специфики художественных исканий калмыцкой литературы в целом очень важны и перспективны те, которые связаны с творческой практикой Д. Кугультинова (42). Показателем зрелости литературы, по мнению литературоведов и критиков, являлось развитие жанра романа, в котором правда жизни «раскрывается в острых общественных, социальных конфликтах» (21 ;94). Новые тенденции развития литературы вселяли чувство оптимизма (21; 16 42).
Однако уровень зрелости литературы - понятие не статичное, а чрезвычайно подвижное и изменчивое: именно на путях постижения сложнейших социальных проблем, типов и может литература выявить свои потенциальные возможности. Зрелость литературы проявляется и в гражданской и художественной смелости писателя, берущегося за воплощение новых, неизведанных тем и характеров (19). Хотя Б. Бадмаева и В. Гей отмечали, что «произведения последних лет свидетельствуют о более высокой ступени эволюции народного сознания» (5,4), однако политическая обстановка в стране не давала возможности сказать писателям правду о недавней истории народа. Эхо последней войны, большие моральные и социальные сдвиги определили и общую направленность литературного движения. В этой связи В. Гей в обзоре калмыцкой прозы заметил характерную особенность ее развития: «Калмыцкими писателями созданы интересные произведения с двуединой сюжетностью, в которых параллельно развиваются события фронта и тыла» (17,107).
Заметно возросшая роль прозы, причем повести и романа отмечена в многотомной истории советской многонациональной литературы (29). Причины позднего развития этих жанров были обойдены, хотя известно, что они заключались не только в вопросах творческих, но и общественно-политических. Безусловно, тринадцатилетняя ссылка сказалась на развитии балкарской, ингушской, калмыцкой, карачаевской, чеченской литератур, литератур крымских татар и советских немцев.
Калмыки в отечественной литературе о Сибири
Тема ссылки была не новой в русской литературе XIX века и советской литературе. Л. Аннинский писал о таком явлении как ссылка в художественной литературе, обращаясь к роману А. Рыбакова «Дети Арбата», что писатель показал нам это «ирреальное», вернул литературе. «В 90-е годы (XIX в. - М.Н.), - пишет далее критик, - ссылка была яркой ее страницей («Воскресение» Толстого - лишь первое, что приходит в голову). В нашей же литературе ссылка - мертвая зона. Рыбаков бросил туда луч живого света. Это не только тематическое открытие, это важное звено в нашей драме. Ссылка нечто «среднее» между волей и лагерем. Лагерь -замкнутая система, особый мир, особая реальность, или, лучше сказать, антиреальность. Ссылка мост между нею и реальностью. Ссыльный всегда живет «сам»... Здесь еще возможна борьба. Здесь еще теплится надежда...» (1,186). Мировая история современности впервые столкнулась со ссылкой не отдельных личностей, а целых народов.
А. Овчаренко писал, что «турецкий критик Рауф Мултлуай остроумно заметил, что в классической русской литературе Сибирь часто «завершала последнюю страницу, заключала развитие сюжета (Нехлюдов едет в Сибирь, туда же отправляют многих героев Достоевского)». Советский литературовед с гордостью заключал: «изменение этой ситуации знаменательно и для Октябрьской революции, и для порожденной ею литературы; возник новый взгляд на Сибирь, увиденную, прежде всего, благодаря романам Георгия Маркова - глазами революционеров» (12,243). Однако делать такие выводы оказалось преждевременным. В литературе не переставали видеть Сибирь глазами зека (заключенного). Действие в произведениях А. Солженицына, В. Шаламова, А. Жигулина, Л. Разгона, В. Гроссмана, Л. Гинзбург и многих других писателей разворачивается в сибирских лагерях. В этой связи предстают интересными суждения С. Дмитренко о пространственных доминантах в произведениях русской литературы. Он пишет, что восприятие земного, мирового пространства, переданное в русской литературе, должно быть осмыслено не только как внутренняя принадлежность национального субъекта, но как, во всяком случае, источник, развивающий наши представления о художественных принципах изображения пространства в любом произведении, не только повествовательном. Например, во множестве лирических сочинений русских поэтов показана пространственная необъятность России - уникальная особенность нашей страны, причем тональность при создании образа русского пространства невероятно разнообразна. Он обращает внимание на пространственные точки внутри России, которые сложились и приобрели литературную содержательность. Так, когда Некрасов работал над поэмой «Кому на Руси жить хорошо», в одном из набросков без каких-либо пояснений написал следующее (о Грише Добросклонове): «Ему судьба готовила/Путь славный, имя громкое/ Народного заступника, Чахотку и Сибирь...». Здесь «Сибирь» - вполне литературно освоенный топоним, это не просто некая территория, а место принудительного выселения, место наказания. Далее, он продолжал, именно литературная «Сибирь» подчеркивает центростремительность в нашем восприятии пространства: «Сибирь» не место жизни, это место прозябания, столь же враждебное, как и пресловутый «Запад». И столь же условное». При этом замечает он, такое представление продолжается вплоть до наших времен. В кинокомедии «Кавказская пленница» в ответ на просьбу Джабраила прибавить к выкупу за невесту «бесплатную путевку» Саахов шутит: «В Сибирь!» (8,97). Подобная шутка звучит и в фильме «Бриллиантовая рука». Случайный знакомый приглашает контрабандиста в гости на Колыму, а тот говорит, что лучше, если вы к нам приедете. Для нас данные рассуждения важны как показатели своеобразия Сибири как концепта «пространство», ибо калмыки были расселены на ее огромной территории. В то же время в сибирском регионе сложилась своя литература, представленная В. Астафьевым, С. Залыгиным, В. Распутиным, С. Сартаковым, А. Ивановым, В. Липатовым, В. Марковым, Ю. Рытхэу, Г. Ходжером, Ю. Шесталовым, Н. Шундиком и другими, наследница художественных традиций Н. Ядринцева, В. Шишкова, К. Седых, В. Зазубрина и других. В произведениях сибирских писателей запечатлен коренной сибиряк. В. Распутин так охарактеризовал отличительные черты, свойственные характеру жителей этого края: «Больше всего в нем (т.е. в «сибирском характере»), пожалуй, взятой в собственность личности». «Сибиряк с самого начала был замешан на личностных качествах, - указывал писатель, говоря об основных особенностях воплощенной в его творчестве целостной философско-этической концепции личности. - Сибирь заселяли люди отчаянные, - те, у кого были причины искать пристанища в далекой, неуютной земле, кто надеялся здесь среди воли и справедливости, которых недоставало ему на прежней родине, кто во имя праведности обновленного коллективного закона сбивался в общины и расчинал деревни, не замусоренные попервости пустолюдием, и кто, полагаясь только на себя, в одиночестве уходил в глухие углы. Во всех случаях это требовало недюжинного духа» (14,12). Жизнь народа, к счастью не полностью определялась «вождями», и потому даже тоталитарная система, порождавшая в течение десятилетия «вождей», не смогла разрушить ее устои. Жизнь держалась народной мудростью, народным противостоянием. И, пожалуй, только благодаря проявлению всенародной нравственности окончательно не вымерли в местах переселения и сохранились как нации сосланные навечно народы. Сибирские женщины вели свою родословную от тех крестьянок, которые выставляли на ночь на окошечко сеней ковригу хлеба и кринку молока для беглых каторжан, не подглядывая за ними, не спрашивая, за что осужден, да нет ли крови на руках. Поэтому судьбы героев интересны и в плане выражения натуры, природы человека, осуществления нравственных принципов. Писатели сохранили веру в человека. Вот с какими людьми предстояло жить переселенцам, не знавшим хорошо русский язык.
Калмыки появились на южных сибирских просторах в конце 16-го века (4;5;9;10; 11;13) Позже они перешли на Волгу, основали Калмыцкое ханство и с тех пор четыреста лет находятся в составе России. Калмыки как воины участвовали во многих войнах России, брали Париж в 1814 году. Царское правительство поселяло калмыков на рубежах империи, так они оказались вновь за Уралом.
Своеобразие жанра и концепция героя в документально-художественной прозе
В конце 80-х годов пафос открытий, исследовательское начало были свойственный преимущественно публицистике и автобиографически-документальной прозе. В. Саватеев размышляя о судьбе современной литературы, приводит слова Л. Толстого о том, что со временем перестанут «выдумывать художественные произведения», «писатели... будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни» (22,79). Подтверждение это толстовское «предсказание» в какой-то мере получило в отечественной литературе о войне. Произведениями, написанными по законам времени, предстают и художественно-документальные повести калмыцких прозаиков о депортации. Можно утверждать, что никогда в калмыцкой литературе не появлялось столько художественно-документальных произведений, сколько их появилось в конце 80-90-х годах прошедшего столетия.
В 1988 году вышла в свет в журнале «Теегин герл» повесть М. Нармаева «Возрождение» (17; 18). История советской эпохи все еще представляла собой скрытную, запретную тему во многих областях. В калмыцкой литературе, несмотря на обилие произведений, в которых главенствуют воспоминания авторов, собственно жанр мемуаров не получил широкого развития. Взаимоотношение документального и художественно преобразующего начал в мемуаристике - особый и сложный вопрос (5;8;20;20,7;26,199-200). Р. Джамбинова считает, что повесть М. Нармаева «Возрождение», - это часть произведения романного типа (7,90). На наш взгляд, произведение М. Нармаева — по своему содержанию повесть автобиографически-мемуарная, здесь изображены действительно существовавшие люди, не в качестве прототипов, но под их настоящими именами. Повесть не претендует на чистоту жанра. Не все равнозначно, одинаково художественно убедительно звучит в повести (7). Пружина сюжета, конфликта, психологическая наполненность образа главного героя заметно ослабевает во второй части произведения, где автор скорописью пытается сообщить о происходящих в республике изменениях и о роли тех или иных лиц в этих событиях. Но повесть М.Нармаева способствуют обогащению современной калмыцкой прозы, автор рассказывает о пережитом, о своей личной истории. Как бы ни был интересен рассказ писателя о судьбе и работе, все же главное в повести -сокрытый, но отчетливо слышимый урок, обращенный к современнику, -урок уважения к жизни.
Особенностью повести является композиционное построение, где в основе повествования лежит трагическое, масштабное событие в жизни народа, его ближайшей истории, живое в памяти очевидцев. К особенностям композиции относится и многогеройность, попытка создать по возможности массовый портрет участников, выделив среди них концептуально важные характеры. В ней авторский голос дополняется голосом непосредственных участников изображаемых событий, свидетелей времени. Герои повести «Возрождение» люди старшего поколения. Здесь много героев второго ряда, представляющих интерес с концептуальной точки зрения. Поэтому особенностью развития действия становится необязательность завершенности сюжетных линий. Еще одной особенностью художественной манеры писателя предстает то, что автор намеренно укрощает свою фантазию, не дает воли лирическим чувствам, избегает «субъективности». Сюжет произведения предельно прост, но автору удается выразительной деталью, словом героя, интонацией передать характер, индивидуальность человека, наметить контуры человеческой судьбы.
Повесть названа оптимистически, по заключительному этапу в истории ссылки калмыцкого народа — восстановлении автономии. Здесь следует отметить, одну особенность в освещении запретной темы в советское время.
В калмыцкой литературе, как и в исторической науке, можно было говорить о возвращении калмыков из Сибири, подчеркивая при этом положительную роль коммунистической партии. Со временем сталинский период правления начинал осознаваться как ошибка, достойная забвения, потому что генеральная линия партии в развитии общества была исправлена.
Повесть начинается с описания отправки в тыл с передовой тысяч калмыков-воинов, которое также было одним из этапов в депортации народа (27). Сотрудник редакции дивизионной газеты, до этого - заместитель командира по политической части гвардейского стрелкового полка 3-го Украинского фронта, капитан М.Б. Нармаев был направлен в Москву. Цель командировки предположительно была связана с формированием национальных частей. В столице М. Нармаев встретился с офицерами-земляками и узнал о выселении калмыцкого народа. Так, боевой офицер, награжденный орденами, прошедший Сталинград, Курскую битву, освобождавший левобережную Украину оказался в резервной части в городе Новосибирск.
В повести картину выселения писатель воссоздает из рассказа старика Саранга. Автор раскрыл внутренние мотивы человеческого поведения. По этому поводу Ф. Шиллер писал: «Мы должны видеть не только, как он (герой - М.Н.) совершает свой поступок, но и как задумывает его. Его мысли значат для нас бесконечно больше, чем поступки, и нам гораздо важней источники этих мыслей, чем последствия этих поступков» (29). Автор применяет разные художественные средства изображения человека, раскрывая его поведение. Он использует прямую речь персонажей, которая обладает возможностями непосредственного и как бы особенно достоверного свидетельства их психологических состояний.
Все художественные приемы служат целям реалистической типизации, но автор сосредоточил внимание не на психологических нюансах, а на выявлении главного в характере персонажа с точки зрения социальной. Близость ряда персонажей реальным людям не означает, что их образы элементарно фотографичны, остаются в пределах хроникальных обозначений. В преобразовании реального человека в образ в полной мере действовали законы художественной обрисовки характеров. Стиль повести связан с «журналистским» происхождением. В ней отразилась особая, строгая, чуть будничная манера повествования о событиях войны, переселения и ссылки, за которой скрывалась эмоциональная напряженность трагического состояния.
Повесть М. Нармаева с документальной точностью воссоздает действия лиц, которые на основании Указа Президиума Верховного Совета ССР «О снятии ограничений в правовом положении с калмыков и членов семей, находящихся на спецпоселении», принятого в марте 1956 года, стихийно образовали инициативную группу по возрождению автономии калмыцкого народа. Калмыкам было запрещено возвращаться на территорию бывшей республики, и все-таки люди проникали в калмыцкие степи, возвращались на родину. Возникали конфликты с местными органами власти, людям не давали работу, жилье. В Москву стали прибывать представители «калмыцких диаспор» за правдой-маткой. Лучшие представители калмыцкого народа, воспитанные на традициях Ґ-го Общекалмыцкого съезда народа, стали поднимать вопрос о восстановлении автономии (16). Участники первой инициативной группы потом были включены в Оргкомитет по восстановлению калмыцкой автономии. В повести автор является не только повествователем, но и выступает участником событий. По справедливому наблюдению Р. Джамбиновой: «Попытка увидеть себя в этих процессах М. Нармаеву удалась», Нармаев не остался в стороне от великого дела. Это был поступок, во-первых, участник, во-вторых, сумел оставить для последующих поколений историю борьбы за выживание нации, за сохранение ее генофонда (7,90). Представление о внутреннем мире рассказчика складывается из тех оценок, какие автор дает людям, о которых пишет, событиям, о которых повествует. Внимательный читатель отметит, что автор воздает должное своим современникам, объективно представляет вклад каждого из них в дело возрождения республики.
Авторская позиция в повествовании
В произведениях о депортации обращает на себя внимание роль авторской личности в повествовательных структурах. Жанровое своеобразие произведений определяется образом повествователя или - «образом автора», т.е. позицией и характером лица, от имени которого ведется повествование. Специально занимавшийся вопросом изучения «образа автора» в художественной литературе В. В. Виноградов считал, что этот вопрос «является центральной проблемой поэтики и стилистики» (16). Н. Утехиным были рассмотрены три характерных типа повествования: презентативный, экспозитивный, трансформативный (47,148-150). Указанные принципы повествования, хотя и соответствуют определенным принципам отражения, отбора и оценки, не находятся в строгом соподчинении с ними. Так, при объективном отражении действительности художник может реализовать свои замысел посредством этих типов повествования, прибегнув при этом и к адекватному, и к ассоциативному, и к символическим способам формообразования.
А.И. Кузьмин в своей книге «Повесть как жанр литературы» (28, 7) выделил условно в зависимости от художественной структуры пять типов повести. Нас интересуют из названных первые три типа повестей. К первому типу относится «описательная повесть», ко второй тип - повесть с «экстенсивным», эпическим сюжетом. К третьему типу повестей отнесены произведения, в которых авторское начало и реальность находятся в процессе изображения, как бы в «органическом равновесии». Сюжет отражает развитие самой действительности и одновременно выражает концепцию самого автора, создается впечатление, что изображение представляет объективный жизненный материал, не зависимый от автора. Такие типы повестей мы наблюдаем в калмыцкой литературе.
Еще ранее, авторы коллективной монографии «Языковые процессы современной русской художественной литературы» (53) отмечали, что в прозе конца 50-70-х годов активно и последовательно развиваются две прямо противоположные тенденции. Во-первых, стремление к непосредственному выражению личности писателя, определившее обращение не только к таким традиционным жанрам, как мемуары, путевые записки, дневники, но и поиски синтеза разных жанров и форм повествования. Во-вторых, стремление к максимальному приближению к персонажу, рассказчику, нетождественному автору.
В. В. Одинцов предложил следующую схему возможных взаимоотношений повествователя, называя его рассказчиком, и его слова, в которой он в выделяет «образ автора» и «образ рассказчика».
Современные исследователи уделяют данной проблеме достаточное внимание (см., напр.: 27;28;30;32;40;45). С. Дмитренко с позиции нового времени рассматривает особенности повествования, которое организует внутреннюю структуру произведения. Им заявлено, что сюжет литературного произведения - это совокупность событий в их фабульном развитии (фабула представляет композицию сюжета), а композиция, конкретнее, объективно выражается как совокупность повествовательных фрагментов, главное отличие которых друг от друга - в разных точках зрения, с которых ведется повествование в произведении. Он отмечает, что хотя художественное произведение самодостаточно и не требует для его образного восприятия дополнительных текстов, но установление общих основ любого литературного создания представляется важным по целому ряду причин, главные из которых связаны с исследовательскими интересами гуманитарного характера. С. Дмитренко намечает перспективные принципы описания значимых факторов художественного развития повествования в произведении. К ним, в любом повествовательном произведении, кроме персонажей, действующих лиц, относятся временная повествовательная доминанта и пространственные координаты действия. В конкретном воплощении эти обстоятельства места и времени в совокупной конкретности и создают культурно-исторический фон для сюжетного развития (24,88-89).
По мнению Г. Романовой, исследователями отмечено, что в Новое время центральным персонажем литературного процесса стало не произведение, подчиненное канону, а его создатель, центральной категорией поэтики - не стиль или жанр, а автор (41,156). Еще ранее эту мысль высказала М. Ремизова, заметив характерную особенность повествования современной прозы - главным героем выступает рассказчик. Причем рассказчик, частично или полностью совпадающий с автором (40,4). Освещая роль автора в произведении, Г. Романова подчеркивает, что в литературоведении эту проблему рассматривают в следующих аспектах: во-первых, автор как реальное лицо, имеющее биографию и менталитет; во-вторых, «автопортрет», образ автора в произведении; в-третьих, автор как принцип организации произведения. В практике литературоведческого анализа проблема «автор как принцип организации произведения» объясняется с помощью терминов «отношение автора, авторский комментарий, авторская оценка» и т. д. Автор является организатором единства конкретного произведения, его воля обнаруживается в каждом элементе: в художественной речи, в мире произведения, приемах композиции. Современный исследователь также считает, что в эпических произведениях автор выступает обычно как повествователь, «всеведущий автор». Но даже в тех случаях, когда в повествование вводится рассказчик или передается точка зрения персонажей, участников действия, за ними явно или неотчетливо ощущается присутствие автора. По справедливому мнению Г. Романовой, автор в произведении и автор биографический, несмотря на всю разницу, связаны. В основе художественного творчества лежит, правда, не личный эмпирический опыт, но все же его духовный опыт. Определение значимости биографии писателя для его творчества является частью общей проблемы соотношения литературного произведения, вымысла и жизни, которое конечно, существует. Ею отмечено два подхода к проблеме. Одна из них заключается в том, что выразил Бахтин: «добраться, углубиться до творческого ядра личности» создателя литературного произведения.
Соответственно другой точке зрения, объективной стороной содержания является не авторский замысел, а сам мир произведения, наблюдая который можно самостоятельно, не принимая в расчет отношения автора к изображенному, сделать соответствующие выводы. Так, Н. А. Добролюбов разграничивает «то, что хотел сказать автор», и «что сказалось» в его произведении, приводит пример Г. Романова. Предметный мир произведения в этом случае отождествляется с реальной действительностью. Интерпретатор подходит к идее автора с мерками реальной жизни. Это традиционная точка зрения советской литературной науки. Однако если понимать мир произведения, пишет теоретик литературы, как вымысел, то ничего «помимо авторской воли» сказаться в нем не может: все «что хотел сказать автор», и все, «что сказалось» в произведении является разными гранями авторского миропонимания. В этом мире идеи так же, как персонажи могут быть главными и второстепенными, более или менее важными для автора, более или менее обдуманными. В современной теории эта грань содержания (отличная от авторских философских, морально-нравственных, социально-политических и др. построений), называют нерефлективной субъективностью (49,56). Здесь имеется в виду отражение не столько реального мира, сколько внутреннего мира писателя: его аксиоматические представления, психоидеология общественной группы, к которой принадлежит, тайники его психики, «коллективное бессознательное» (41,159-160).
