Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 «Венецианские эпиграммы»
1.1 «Венецианские эпиграммы» и античная эпиграмматическая традиция с. 18
1.2. Особенности жанровой формы с.30
1.3. «Венецианские эпиграммы» и глава «Венеция» из «Путешествия в Италию»: параллели образных систем, роль визуального аспекта в тексте с.59
1.4. Структурная организация цикла с.65
Глава 2 «Западно-восточный диван»
2.1. История создания цикла и традиция его изучения. Восточные источники «Книги изречений» с.71
2.2. Жанровое своеобразие «Книги Изречений». Немецкий дидактический и пословица как важнейшие жанровые прототипы изречений из
«Западно-восточного дивана» с.83
2.3 «Книга Изречений» как смысловой и структурный прообраз «Западно- восточного дивана» с.97
2.4. Структурная организация цикла с.111
Глава 3 «Кроткие ксении»
3.1. Общая характеристика цикла с. 131
3.2. Жанровые особенности «Кротких ксений» с.137
3.3. Типы саморефлексии в цикле с.143
3.4. Тематические группы изречений с.173
3.5. Диалогичность в «Кротких ксениях» с.188
3.6. Автологический характер «Кротких ксений» с.200
3.7. Структура цикла «Кроткие ксении» с.208
3.8. Роль сильных позиций текста в структуре цикла с.216
Заключение с.225
Библиография с.230
- «Венецианские эпиграммы» и античная эпиграмматическая традиция
- История создания цикла и традиция его изучения. Восточные источники «Книги изречений»
- Общая характеристика цикла
Введение к работе
Настоящее исследование посвящено жанру стихотворного изречения в поэтическом наследии Иоганна Вольфганга Гете (Goethe, 1749-1832). Стихотворная афористика занимает значительное место в творчестве классика немецкой литературы. Гете было создано около тысячи афористических стихотворений, что составляет одну шестую часть от всей его лирики. Среди них - цикл «Венецианские эпиграммы» («Venezianische Epigramme», 1796), циклы «Бог и мир» («Gott, Gemiit und Welt», 1815) и «Sprichwortlich» (1815), «Книга Изречений» («Buch der Spmche») из сборника «Западно-восточный диван» («West-ostlicher Divan», 1819), «Кроткие ксении» («Zahme Xenien», 1820-1827). Из произведений малой прозы Гете, которые можно обозначить как афористику, . наиболее значительными являются «Максимы и рефлексии» («Maximen und Reflexionen», 1833), глава «Из дневника Оттилии» (роман «Избирательное сродство» - «Die Wahlverwandtschaften», 1809), фрагменты «Размышления в духе странников» и «Из архива Макарии» (роман «Годы странствий Вильгельма Мейстера» - «Wilhelm Meisters Wanderjahre», 1821).
Общепринятым является мнение, что Гете обратился к стихотворной афористике уже в поздний период своего творчества, как к жанру, наиболее подходящему для формулирования жизненных наблюдений. Некоторые исследователи считают возможным в этой связи говорить об ослаблении лирического дара поэта. В действительности же тенденция к афористичности характерна для поэтического стиля Гете в целом: достаточно вспомнить его раннюю лирику или реплики Мефистофеля из второй части «Фауста». Отдельный, практически не изученный пласт гетевского поэтического наследия представляют собой разрозненные афористические стихотворения, созданные Гете на позднем этапе творчества. Этот материал, безусловно, также заслуживает отдельного обширного исследования.
Гете написал свой первый афористический стихотворный цикл -
«Венецианские эпиграммы» и античная эпиграмматическая традиция
«Венецианские эпиграммы» возникли после второй поездки в Италию, которую Гете совершил в 1790 году, чтобы сопровождать герцогиню Анну Амалию на ее обратном пути в Германию. Отъезд герцогини откладывался, и Гете пришлось около двух месяцев провести в Венеции. По возвращении в Веймар, в письме К.Л.фон Кнебелю от 9го июля Гете упоминает «Libellus Epigrammatum» (книгу (сборник) эпиграмм). Лишь немногие эпиграммы цикла возникли еще до отъезда в Италию; основной корпус текстов был написан в Италии, немало эпиграмм были сочинены уже после возвращения в Веймар. В 1791 году, в берлинском «Deutsche Monatsschrift» были опубликованы двадцать четыре гетевские эпиграммы, а 26 октября 1794 года Гете пишет Шиллеру, который в то время готовил к изданию очередной «Альманах Муз»: «По поводу альманаха могу предложить Вам вот что: не включить ли в него где-нибудь в середине или в конце книжечку эпиграмм? Взятые в отдельности, они ничего не стоят; однако мы смогли бы, пожалуй, выбрать из нескольких сотен эпиграмм, пусть незначительных подчас, некоторое количество таких, которые связаны между собой и образуют целое. В следующий раз, когда мы встретимся, Вы увидите весь этот легкомысленный выводок в одном гнезде» . 17 августа следующего года Гете посылает Шиллеру рукопись «Венецианских эпиграмм», сопроводив ее письмом, в котором объясняет логику расположения эпиграмм в цикле и высказывает пожелание, чтобы произведение было опубликовано анонимно: «...по многим причинам мне не хотелось бы видеть свое имя в заголовке. В эпиграфах я нахожу желательным ввести намеки на античность. Хотя при подборе я объединял связанные друг с другом эпиграммы, а к тому же старался соблюсти определенную последовательность и разнообразие, однако во избежание некоторой принужденности с самого начала примешал к венецианскому разделу другие эпиграммы, предшествующие этому периоду. Зачеркнутые Вами я постарался сделать более приемлемыми»". При публикации в альманахе цикл, действительно, был снабжен двумя эпиграфами из Марциала и Горация, которые Гете снял в последующих изданиях. В том же письме высказывается намерение снабдить «Венецианские эпиграммы» и «Римские элегии» («Romische Elegien», 1788) комментариями, которое впоследствии не было осуществлено. Сто три эпиграммы были напечатаны в «Альманахе муз» за 1796 год без указания имени автора. После публикации цикла Шиллер пишет Гете: «"Альманах Муз" прилагает к сему маленький эпиграмматический гонорар. Его не хватит на возмещение цехинов, потраченных ради этих эпиграмм. Но отнесите остальное на счет прекрасных Беттин и других "лацерт"»3 Следует отметить, что при жизни Гете эпиграммы издавались семь раз, причем количество стихотворений, их расположение в цикле, а порой даже название самого цикла эпиграмм изменялось. Так, первое издание 1790 года (в качестве подарка ко дню рождения герцогини Анны Амалии) содержит лишь семьдесят четыре эпиграммы; а опубликованные спустя год в журнале «Deutsche Monatsschrift» двадцать четыре эпиграммы объединены под заглавием «Sinngedichte». Отдельный корпус текстов образуют не вошедшие в цикл пятьдесят три эпиграммы (так называемые «sekretierte Epigramme»); антиклерикальная и социально-критическая направленность, а подчас и эротическая тематика данных текстов стали причиной, побудившей Гете не включать их в цикл. Некоторые исследователи усматривают в подобной «нестабильности» состава «Венецианских эпиграмм» осознанное намерение поэта не придавать циклу завершенный характер; текст, по их мнению, приобретает характер вечно развивающегося и изменяющегося живого организма4. Подобная точка зрения представляется нам не бесспорной, так как решение об изъятии ряда эпиграмм из цикла было принято, исходя из цензурных норм той эпохи, в которую создавались данные стихотворения. Тем не менее, «sekretierte Epigramme», безусловно, являются важными для понимания общей концепции цикла, существенно расширяя и дополняя некоторые тематические линии.
Стремление возродить в современном искусстве и поэзии дух античной классики - одна из ключевых установок веймарского классицизма -приводит к тому, что Гете обращается к жанру элегии, а затем — во многом под влиянием Шиллера — и к жанру эпиграммы. Античные стихотворные формы возникают в поэзии Гете, начиная примерно с 1788 года, после первого итальянского путешествия. Два года спустя он закончил работу над циклом «Римские элегии», где впечатления от путешествия облечены в форму элегии (образцами для Гете послужили произведения Проперция и Овидия). Здесь необходимо отметить, что Гете рано начал изучать латынь, стихи Вергилия и Овидия он прочел в оригинале еще до начала учебы в Лейпциге; Гете даже мог свободно беседовать на латыни. Впоследствии именно римская литература была ему ближе, нежели греческая, и нередко он читал греческие тексты, прибегая к помощи латинского параллельного текста. Прежде всего поэту было необходимо освоить античную метрическую систему, в частности, стихотворный размер античных элегий и эпиграмм - так называемый «элегический дистих», представляющий собой двустишие из гекзаметра (шестистопного дактиля) и пентаметра (гекзаметра с усечениями в середине и конце стиха). Необходимо отметить, что Гете пытался следовать образцам античной поэзии еще в раннем творчестве, в эпоху «Бури и натиска». Но здесь примером для него являются не Гораций и Овидий, а древнегреческий поэт Пиндар.
История создания цикла и традиция его изучения. Восточные источники «Книги изречений»
«Западно-восточный диван» Гете является одним из первых и, пожалуй, уникальных примеров «западно-восточного синтеза» (термин И.С.Брагинского) в литературе. В отличие от так называемого филоориенталистического течения в европейской литературе XVI — XVII в. (вершиной которого могут быть признаны «восточная» драматургия Вольтера и «Персидские письма» Монтескье), течения, в рамках которого образы восточной культуры служили лишь декорациями, масками для выражения идей европейского Просвещения, в «Диване» мы видим плоды углубленного серьезного изучения восточной литературы и культуры. Интерес к этому пласту мировой литературы проснулся у Гете во многом благодаря И.-Г.Гердеру (1744-1803), исследовавшему особенности национальных литератур и переводившему, в числе прочего, также и лирику восточных поэтов. Возможно, влиянием исследовательских занятий Гердера объясняется и двухчастный принцип деления «Дивана»: на поэтическую и прозаическую части. Последняя представляет собой комплекс материалов о восточной истории, культуре, литературе; отдельные «примечания» посвящены поэтике литературы на фарси, что говорит о стремлении Гете к научному постижению восточной литературы, ее форм и жанров, и о желании (вполне в духе Гердера, учителя Гете) познакомить европейского читателя с культурой и литературой Востока.
Созданию «Западно-восточного дивана» предшествовало изучение Гете персидской и арабской литератур, истории Востока. Начало занятий в этой области относится еще к школьным годам поэта; в «Поэзии и правде» («Dichtung und Wahrheit», 1811-33) мы можем обнаружить упоминания о его библейских штудиях тех лет. В дальнейшем Гете систематически следит за важнейшими новинками — переводами и исследованиями - основных восточных литератур, прежде всего персидской, арабской и индийской. Свидетельствами тому служат многочисленные рецензии Гете на немецкие переводы произведений восточной литературы. Импульсом же к созданию «Дивана» для Гете явилось, по наиболее распространенному мнению, прочтение двухтомного издания- персидского поэта Хафиза (1325-1390) в переводе И. фон Хаммера (1774-1856), которое поэту подарил издатель Й.Ф.Котта 18 мая 1814 г. Как рассказывал сам Гете, полный перевод «Дивана» Хафиза позволил ему впервые почувствовать дух поэта, прежде известного ему лишь по малочисленным отрывкам."
Известно, что Гете читал «Диван» Хафиза во время своего путешествия по Рейну и Майну с июля по октябрь 1814 г. (второй раз он совершил поездку по Рейну с мая по октябрь в 1815 г., продолжая работать над собственным «Диваном»). Во время этих поездок произошло и знакомство Гете со старонемецкой живописью (главным образом, из коллекции братьев Буассере в Гейдельберге); также он мог наблюдать «живую» немецкую народную культуру (ср., в частности, статью Гете «Празднество святого Рока в Бингене», которая в числе других «старонемецких» штудий Гете отражает впечатления именно от поездки по Рейну в 1814 году). Таким образом, уже в годы работы над «Западно-восточным диваном» в жизни Гете происходит своеобразное столкновение впечатлений от восточной и западной (немецкой) культур; данное обстоятельство не могло не повлиять на облик «Западно-восточного дивана». Однако, к сожалению, проблема «западных» источников «Дивана» из области литературы и их влияния на формирование поэтического цикла до сих пор изучена в гораздо меньшей степени, нежели «восточных». На наш взгляд, данный исследовательский дефицит обусловлен двумя основными факторами. Во-первых, о «восточных» источниках «Западно-восточного дивана» можно говорить с большей степенью уверенности и точности, более доказательно, так как существует большое количество свидетельств, подтверждающих факт прочтения Гете той или иной книги. Сам Гете при изучении восточной литературы делал записи, обсуждал процесс работы над «Диваном» в своей переписке. Факты же, связанные с изучением Гете старонемецкой поэзии зачастую не связываются в сознании исследователей с «Западно-восточным диваном». Очень сложно также однозначно установить источник заимствования в случае обращения поэта к такому жанру, как, например, пословица (Volksspruch). Во-вторых, именно восточные источники выходят на первый план в многочисленных комментариях к «Дивану», очевидно, потому, что этот материал был новым и для самого Гете, и для немецкого читателя в ту эпоху. Гете углубленно изучал его и акцентировал на нем свое внимание; в то же время, в силу того, что произведения немецкой литературы и народная культура Германии уже долгое время присутствовали в авторском сознании, можно предположить, что зачастую в процессе работы над «Диваном» не происходило отчетливой рефлексии того, что определенное произведение оказывает влияние на образную систему, стиль или форму того или иного стихотворения из «Западно-восточного дивана». Тут действует и типичная аберрация литературоведческого зрения, фиксирующегося в первую очередь на «влияниях», соответственно, на источниках маркированно дальних, не принадлежащих к национальной традиции. Стремление некоторых гетеведов (Г.Нойманн, В.Мюллер-Зайдель) к сближению классической эпиграмматики Гете 1790-х гг. и его «немецких» изречений, возникших в начале XIX в., представляется недостаточно обоснованным.
Общая характеристика цикла
Цикл «Кроткие ксении», состоящий из 585 стихотворных изречений, создавался в несколько этапов. Первые три из девяти групп, составляющих цикл, появились в журнале «Kunst und Altertum», издававшемся в Веймаре, с 1820 по 1824 гг. (некоторые из данных изречений появились еще раньше, во время создания «Западно-восточного дивана»), а в 1827 году были напечатаны в «Ausgabe letzter Hand». Следующие три группы, возникшие в период с 1820 по 1827гг., также вошли в «Ausgabe letzter Hand». Три последние группы были напечатаны посмертно. Гете с большой тщательностью отбирал стихотворные изречения, которые возникали в разное время и фиксировались им по принципу дневниковых записей, а также детально продумывал композицию каждой из групп «Кротких». Об этом свидетельствуют дневники Гете, записи Эккермана и указания, полученные от поэта издателем Коттой и регламентирующие не только последовательность изречений, но и их расположение на странице. Основной корпус текстов (группы 1-6) возник в период с 1815 по 1827 годы; однако в разрозненных стихотворениях, не вошедших в упомянутые выше девять групп и объединяемых в некоторых изданиях под общим заглавием «Zahme Xenien. Nachlese», встречаются отдельные изречения, относящиеся к более раннему периоду .
По замыслу исследуемый цикл связан с «Ксениями» (1796), циклом эпиграмм, написанных Гете и Шиллером в 1796 г. Ксениями (греч. xenion обозначает подарок, дружеское приношение) назвал тринадцатую книгу своих эпиграмм древнеримский поэт Марциал. В ней собрано более двухсот двустиший, представляющих собой сопроводительные надписи к различным предметам, которыми богатый хозяин дома обычно одаривал гостей после трапезы: одежда, украшения, статуэтки, вазы, свитки, домашние животные, даже слуги и наложницы. Названием эпиграммы является наименование подарка, а сама эпиграмма представляет собой описание этого подарка: как правило, остроумное, шутливое, иногда подчеркнуто нейтральное и по смыслу, и по стилю изложения. Порой эпиграмма - своего рода загадка, а разгадка - название подарка (например, бумага для писем) - содержится в заглавии.2
В отличие от ксений Марциала, «Ксении» Гете и Шиллера - это резкие, подчас эпатирующие эпиграммы на литературных противников обоих авторов. В декабре 1795 года Гете предложил Шиллеру написать эпиграммы, в духе ксений Марциала, на основные немецкие журналы той поры. Впоследствии поэтами были созданы и эпиграммы, содержащие критику их литературных противников. Перед опубликованием цикла Гете и Шиллер несколько раз по очереди просматривали рукопись, чтобы внести окончательные изменения в текст; по инициативе Шиллера из цикла были убраны слишком «мирные» эпиграммы, которые, по его мнению, ослабляли сатирическое воздействие остальных стихотворений. Эффект, произведенный выходом в свет «Ксений», был велик; читатели обращали внимание не столько на виртуозное владение обоих поэтов эпиграмматической формой и на продолжение традиции Марциала, сколько на злободневное, остросатирическое содержание (известно, что появлялись даже анонимные ответные эпиграммы).3
Итак, в чем же выражается преемственность «Кротких ксений» по отношению к циклу собственно «Ксений» и их отличие от последнего? Само название гетевского цикла должно обозначать некое изменение тональности стихотворений, более спокойный, умиротворенный характер, отсутствие резких выпадов по сравнению с «Ксениями». Действительно, отличия налицо, основные из них можно наблюдать как на формальном, так и на тематическом уровнях. «Ксении» Гете и Шиллера- это «антикизирующие» дистихи, в которых соблюдается логическая структура античной эпиграммы. Важную роль в них играет и заглавие как сильная позиция текста; для большинства изречений в нем называется тема, но в некоторых после прочтения эпиграммы происходит переосмысление заглавия, и оно уже несет функцию «остроты», «соли» эпиграммы (Pointe). В целом эпиграммы «Ксений» тематически делятся на две большие группы: это, во-первых, эпиграммы, посвященные осмеянию, критике отдельного персонажа («Analytiker», «Der Sprachforscher» etc.) и, во-вторых, тексты, предполагающие сатирическую трактовку ситуации либо абстрактного понятия («Wissenschaft», «Vorsatz» etc.).
Что касается тематики, то здесь в первую очередь бросается в глаза связь «Кротких Ксений» с совместным сочинением Шиллера и Гете. В «Кротких» мы встречаем и осмеяние филистерства («Der Pseudo-Wandrer»), и характерную для Просвещения идею «исправления нравов» при помощи поэзии, в обоих случаях данную в иронической, пародийной трактовке («Moralische Zwecke der Poesie» и первое изречение «Кротких Ксений»). В принципе, линия осмеяния пороков, присутствующая в «Ксениях», сохраняется - пусть зачастую в несколько травестийной трактовке - и в «Кротких». Однако на первый план, безусловно, выходят совершенно иные темы. Новая тематическая линия просматривается в 6 группе: большинство изречений (кстати, «перерастающих» количественный объем стандартного Spruchgedicht) в ней посвящены философскому осмыслению природы; в них утверждаются основные принципы пантеизма («Das Leben wohnt in jedem Sterne» и.т.д.).