Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формирование японского неоромантизма
1. 1. Социально-историческая обстановка в Японии конца XIX - начала XX в. в. Процессы вестернизации и модернизации японского общества 12
1. 2. Воздействие западноевропейской словесности на развитие современной японской литературы 22
1. 3. Эмиль Золя и становление японского натурализма 27
1. 4. Критика натурализма и зарождение японского неоромантизма 33
1. 5. Пути развития неоромантизма в японской литературе XX в. Роль Мори Огай и Нацумэ Сосэки в создании Школы эстетов и Школы духовной свободы 39
1. 6. «Общество Пана» и его роль в истории японского неоромантизма 50
1. 7. Журналы «Субару», «Мита бунгаку», «Синейте» - печатные органы японских неоромантиков 56
Глава 2. Роль западноевропейской литературы XIX в. в развитии японского неоромантизма
2. 1. Начало творческой деятельности Нагаи Кафу и обращение к западноеропейской литературе XIX в 62
2. 2. Неоромантические тенденции в творчестве Нагаи Кафу в контексте влияния западноевропейской литературы XIX в 71
2.3. Оскар Уайльд как лидер западноевропейского неоромантизма и его роль в формировании творческой концепции Танидзаки Дзюнъитиро 97
2. 4. Эссе Нагаи Кафу «Произведения Танидзаки Дзюнъитиро» и его роль в литературной карьере Танидзаки 110
2. 5. Основные неоромантические мотивы в произведениях Танидзаки Дзюнъитиро 114
Глава 3. Место городской культуры и литературы эпохи Эдо в творчестве Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро
3. 1. Основные аспекты городской культуры Эдо в творчестве Ихара Сайкаку и повесть Нагаи Кафу «Женщина мечты» 136
3.2. Повести Нагаи Кафу «Река Сумида» и «Соперничество» в контексте влияния творчества Тамэнага Сюнсуй 152
3.3. Сборник эссе Нагаи Кафу «Искусство Эдо» 168
3.4. Культура эпохи Эдо в повести Танидзаки Дзюнъитиро «О вкусах не спорят» 174
3.5. Женские образы в повести «О вкусах не спорят» как воплощение японской и западной культур 180
3.6. Традиционные направления японского театра как символ культуры Японии в повести «О вкусах не спорят» 185
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 198
Список использованной литературы 201
- Социально-историческая обстановка в Японии конца XIX - начала XX в. в. Процессы вестернизации и модернизации японского общества
- Начало творческой деятельности Нагаи Кафу и обращение к западноеропейской литературе XIX в
- Основные аспекты городской культуры Эдо в творчестве Ихара Сайкаку и повесть Нагаи Кафу «Женщина мечты»
Введение к работе
В последнее время одной из главных проблем современного литературоведения становится вопрос о кросскультурных связях, влияющих на развитие мирового литературного процесса. Исследователи пытаются определить, как при взаимодействии зачастую полярных литературных явлений зарождаются самобытные, оригинальные направления в литературах разных стран. В данном случае работа по исследованию кросскультурных связей базируется на обширном материале, характеризующем влияние западноевропейской литературы XIX в. и городской культуры и литературы эпохи Эдо (1603-1867) на формирование одного из наиболее значимых направлений в современной японской литературе - неоромантизма и творчества его основоположников - Нагаи Кафу (1879-1959) и Танидзаки Дзюнъитиро (1886-1965). В условиях ускоряющихся процессов мировой культурной, экономической и политической интеграции, творчество японских писателей-неоромантиков, сумевших соединить в своих произведениях Восток и Запад и не утративших при этом оригинальности и самобытности, приобретает особо значимый характер. Творчество Кафу и Танидзаки, рассмотренное через призму проблемы литературной преемственности, является прекрасным примером синтеза влияний японской классической литературы и литературы Западной Европы, столь характерного для новейшей японской литературы.
Необходимо отметить, что степень изученности такой проблемы, как синтез традиционной японской литературы и западной литературы в творчестве Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро, еще недостаточно высока, так как в отечественном и зарубежном востоковедении проблема становления японского неоромантизма и творчество его виднейших представителей изучены относительно мало.
Базой представленного исследования стали основополагающие труды российских, западных и японских литературоведов, посвященные проблемам
становления и формирования современной японской литературы, а также непосредственно творчеству ее виднейших представителей.
В фундаментальных трудах Н. И. Конрада «Очерки японской литературы» [40] и «Японская литература в образцах и очерках» [41] содержится сжатая, но емкая характеристика социальных, идеологических и литературных процессов, определивших своеобразие литературы эпохи Мэйдзи (1868-1912) в целом и японского неоромантизма в частности. Также необходимо отметить большое методологическое значение работы Н. И. Конрада «Запад и Восток» [39], посвященной изучению кардинальной для японского неоромантизма проблемы кросскультурных связей.
Научные изыскания по проблемам творчества Нагаи Кафу в отечественном востоковедении отличает фрагментарный характер. В. В. Логунова [48] уделила внимание только заключительному этапу творчества Нагаи Кафу. В книге «Краткая история литературы Японии» [43] представлена сжатая оценка творчества этого писателя.
Среди отечественных филологов вопросы языка и стиля в произведениях Танидзаки Дзюнъитиро изучала Е. Катасонова [36; 37]. Проблему влияний западной и классической литературы на формирование неоромантических тенденций в произведениях Танидзаки Дзюнъитиро затрагивали Т.П. Григорьева [19] и И. Л. Львова [69]. Некоторое внимание этой теме уделил К. Рехо в своей книге «Современный японский роман» [65].
Первый перевод произведения Танидзаки Дзюнъитиро на русский язык появился в 1929 г. Это был роман «Любовь глупца». Позднее стараниями замечательных переводчиков русские читатели получили возможность полнее познакомиться с творчеством Танидзаки Дзюнъитиро. Были изданы двухтомник «Избранные произведения Танидзаки Дзюнъитиро» [69], сборник «Мать Сигэмото» [70], некоторые рассказы были опубликованы в сборнике «И была любовь и была ненависть» [29].
История изучения японского неоромантизма в Японии берет начало во второй половине XX в. За это время японскими учеными были созданы исследования как монографического, так и общего характера. Работы японских литературоведов отличаются детальным характером изысканий. Эта общая черта присуща работам таких пионеров в области изучения японского неоромантизма, как Ёсида Сэйити [87], Сасабути Томоити [99], Мияги Тацуро [90; 91] и Номура Сёго [97]. Именно в их трудах содержится ряд наблюдений, связанных с характеристикой творчества Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро как новаторского и определением особого места японских неоромантиков в истории современной японской литературы.
Начиная с конца 1970-х гг. в японской исследовательской литературе появляются работы, посвященные поиску и определению преемственных связей произведений японских неоромантиков с литературой прошлого и с творчеством западных писателей. Акасэ Масако в книге «Нагаи Кафу и французская литература» («Нагаи Кафу то фурансу бунгаку») [85] и Томита Хитоси в монографии «Французская литература в Японии» («Фурансу сёсэцу инюко») [105] исследуют вопросы влияния французской литературы XIX в. на творчество Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро. Амино Ёсихиро в работе «Литература Нагаи Кафу и ее окружение» («Нагаи Кафу-но бунгаку то соно сюхэн») [86] уделяет особое внимание влиянию литературы эпохи Эдо (1603-1867) на творчество Нагаи Кафу.
Ряд аспектов формирования японского неоромантизма на примере творчества Танидзаки Дзюнъитиро и Нагаи Кафу освещен в работах корифеев западного литературоведения. Краткая характеристика творчества японских неоромантиков появилась еще в начале XX в. в книге И. Брайана «Литература Японии» [111]. Но наиболее полный и обстоятельный из написанных за пределами Японии очерк жизни и творчества лидера японских неоромантиков представлен в книге американского переводчика и ученого Э. Сэйденстикера «Кафу-бумагомаратель. Жизнь и творчество Нагаи Кафу, 1879-1959» [139].
Автор описывает этапы творческого развития Нагаи Кафу, его роль в истории современной японской литературы. Другой видный ученый Д. Кин в своих работах [123; 124] освещает проблемы эстетических взглядов Танидзаки и Кафу, рассматривая их на основе этапов творчества писателей. Этим научным трудам присущ историко-биографический подход.
Из исследований, появившихся в конце 1970-х гг. и позднее, необходимо выделить работы, которые отличает подлинная глубина литературного анализа и оригинальность научного подхода к произведениям японских неоромантиков. Истинно концептуальный подход демонстрирует Уэда Макото в монографии «Современные японские писатели и природа литературы» [147], останавливаясь на освещении главных теоретических догматов японского неоромантизма, сформулированных Кафу и Танидзаки. Ученый также рассматривает особенности художественного стиля писателей и истоки их самобытности. К. Ито в книге «Образы желания. Мир прозы Танидзаки Дзюнъитиро» [119] проводит прямые параллели между творчеством Кафу и Танидзаки, выявляя общие черты, характерные для творчества этих писателей. С. Снайдер в работе «Проза желания. Формы повествования в произведениях Нагаи Кафу» [140] прослеживает путь трансформации влияния западноевропейской литературы на творчество Нагаи Кафу, соотнося эти изменения с различными формами повествования в произведениях писателя. Г. Л. Голли уделил внимание проблеме традиционной культуры и влияния западной цивилизации на развитие японского общества в повести Танидзаки Дзюнъитиро «О вкусах не спорят» [117].
Научная новизна представленной работы состоит в том, что впервые в отечественном востоковедении творчество японских неоромантиков рассматривается в контексте влияния западноевропейской литературы XIX в. и литературы эпохи Эдо. Отмечен самобытный характер литературы японского неоромантизма, чьи представители сумели избежать болезни подражательства. Испытав сильнейшее влияние западноевропейской литературы, ведущие
авторы японского неоромантизма сумели создать свою собственную
творческую концепцию, придававшую неповторимое своеобразие их
произведениям. История зарождения и развития японского неоромантизма
также никогда ранее не была подробно исследована. Этапы этих процессов
освещаются последовательно, с выделением особой роли Нагаи Кафу и
Танидзаки Дзюнъитиро в истории японского неоромантизма. Также впервые
подробно рассматривается творчество Нагаи Кафу, основоположника
японского неоромантизма. На примере произведений Кафу и Танидзаки были
выявлены основные черты художественной концепции японских
неоромантиков: неподсудность, абсолютная власть красоты,
противопоставление героя, наделенного красотой, моральным устоям общества, интерес к национальной культуре, фольклору и тяга к прошлому. Переводы произведений Нагаи Кафу представлены впервые в отечественном литературоведении. Необходимо отметить и тот факт, что творчество Нагаи Кафу - признанного лидера японского неоромантизма - до сих пор не было предметом отдельного исследования в отечественном востоковедении.
Объектом изучения в представленном исследовании является японский неоромантизм, а предметом - произведения ведущих писателей-неоромантиков Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро, созданные в период с 1900 по 1928 гг. и отразившие культурные взаимосвязи, характерные для японского неоромантизма.
Основной целью исследования является определение специфики творческой концепции японских неоромантиков, в полной мере отразившейся в творчестве Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро.
Этой целью определяется круг задач, которые решаются в ходе исследования:
определить основные аспекты влияния западноевропейской литературы XIX в. на идейно-тематическое своеобразие творчества Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро
исследовать характер влияния художественного и культурного наследия эпохи Эдо на творчество представителей японского неоромантизма
исследовать и выявить характерные черты японского неоромантизма на примере произведений Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро
Методология исследования включает в себя сочетание сравнительно-исторического подхода к изучению художественного творчества и структурно-типологического принципа исследования литературного произведения. В основе первой главы - историко-генетический и типологический методы, применение которых обусловлено необходимостью исследования путей развития японского неоромантизма. В основе второй и третьей глав лежат сравнительно-исторический и сравнительно-типологический методы, что вызвано непосредственным анализом художественных произведений Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро в контексте исследования проблем литературной преемственности (японский неоромантизм и литература эпохи Эдо) и межлитературных связей (японский неоромантизм и западноевропейская литература XIX в.).
Методической и теоретической базой данной работы являются, в первую очередь, труды ведущих специалистов в области компаративистики - В. М. Жирмунского [27], Н. И. Конрада [39-41], М. М. Бахтина [4], Б. М. Эйхенбаума [81], Д. Дюришина [26], И. Г. Неупокоевой [56], а также используется принцип историзма в изучении литературы, описанный Д. С. Лихачевым [45-47]. Проблемы преемственности в литературном процессе решаются с привлечением работ А. Н. Веселовского [11] и А. С. Бушмина [10].
Литературными источниками для представленного исследования служат дневники, теоретические работы и художественные произведения Нагаи Кафу [88; 89] и Танидзаки Дзюнъитиро [102], сборники рассказов Нагаи Кафу
«Повесть об Америке» [92], «Повесть о Франции» [94] и повесть Танидзаки Дзюнъитиро «О вкусах не спорят» [103], которые были переведены с японского языка на русский язык автором данной работы.
В структурном плане данная работа состоит из Введения, трех Глав, Заключения и Списка использованной литературы. Первая глава представляет собой рассмотрение социально-исторической обстановки в Японии в конце XIX - начале XX вв. в контексте ее влияния на формирование и развитие японского неоромантизма. В этой главе выделяются основные направления современной японской литературы, предшествовавшие неоромантизму, организационные формы движения неоромантиков, рассматривается роль Мори Огай (1862-1922) и Нацумэ Сосэки (1867-1916) в формировании основных принципов японского неоромантизма, прослеживается появление печатных изданий, посвященных литературе японского неоромантизма (журналы «Субару», «Мита бунгаку», «Синейте»).
Во второй главе анализируется проблема влияния западноевропейской литературы XIX в. на творчество японских неоромантиков, особый акцент при этом делается на творчество Оскара Уайльда (1854-1900), Эдгара По (1809-1849), Шарля Бодлера (1844-1896), Гюстава Флобера (1821-1880), Ги де Мопассана (1850-1893). В этой главе предпринята попытка сравнительного анализа произведений представителей европейских неоромантических течений и произведений японских неоромантиков.
В третьей главе прослеживаются основные черты влияния культуры и литературы эпохи Эдо на произведения Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро, проводится анализ теоретических работ Нагаи Кафу, посвященных культуре эпохи Эдо. В данной главе рассматриваются социально-культурная обстановка в Японии в период Эдо, формирование и основные аспекты городской культуры и литературы этой эпохи, творчество наиболее выдающихся представителей литературы эпохи Эдо: Тикамацу Мондзаэмона (1653-1725), Ихара Сайкаку (1642-1693) и Тамэнага Сюнсуй (1790-1843).
#
В Заключении представлены выводы по основным направлениям исследования: влияние западноевропейской литературы XIX в. и литературы Эдо на творчество крупнейших фигур в истории современной японской литературы и японского неоромантизма - Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро.
Социально-историческая обстановка в Японии конца XIX - начала XX в. в. Процессы вестернизации и модернизации японского общества
На рубеже веков во всех аспектах социальной и культурной жизни любой страны наблюдается жестокое противоборство старых и новых веяний. Те, кому приходится жить и творить в эпоху временного перелома, в полной мере испытывают воздействие неопределенности и смятения, которые всегда присущи переходным этапам истории. Для любого общества конец века является не только временем подведения итогов, но и моментом встречи с будущим, и эта встреча не всегда несет в себе позитивный заряд. Пограничные моменты истории часто связаны с катаклизмами социального, политического, культурного характера, они сотрясают основы мироздания и разрушают сложившийся уклад жизни социума. Все страны мира в то или иное время проходили через этапы тотальных перемен. Э. Ауэрбах в своей книге «Мимесис: изображение действительности в западноевропейской литературе» приводит в пример ситуацию, сложившуюся в русской культуре XIX в.: «Если спросить, какие силы вызвали столь могучее внутреннее движение в душах людей, изображаемых русской литературой XIX в., то ответ будет таким: в первую очередь европейские ... жизненные и духовные явления, проникавшие в русскую жизнь. Они всей своей тяжестью обрушились на русское общество, во многом уже прогнившее, но при этом еще очень своеобычное и своенравное и прежде всего совершенно не готовое к такой встрече с чужеродной культурой. По причинам практического и морального свойства совершенно невозможно было избежать контакта с современной европейской культурой, однако все те эпохи, которые постепенно привели Западную Европу к культуре современности, были далеко еще не пережиты
Россией. Контакт принял характер драматически-бурного и запутанного спора» [2, с. 514]. Не миновала подобная судьба и Японию.
Д. С. Лихачев писал в своей статье «Принцип историзма в изучении литературы»: «Произведение само по себе, в своем существе является фактом истории, истории культуры, истории литературы и биографии автора. Произведение писателя - это исторический и биографический факт, в котором в той или иной мере присутствует эпоха» [47, с. 11]. Это утверждение можно смело отнести к произведениям представителей японского неоромантизма, отразивших в них неоднозначность исторической эпохи, в которую им пришлось жить и творить.
Формирование неоромантизма в японской литературе XX в. было обусловлено не только особенностями развития литературного процесса в этой стране, но и особенностями социально-политической ситуации, господствовавшей в Японии на рубеже XIX-XX вв.
Последним историческим периодом подлинной независимости Японии стала эпоха Эдо, когда в стране правило военное правительство Токугава. Ставка сегуна Токугава Иэясу (1542-1616), основателя династии сегунов Токугава, исторически располагалась в г. Эдо (современный Токио), что и послужило основой для экономического и культурного развития данного города.
Именно в эпоху Эдо в Японию стали прибывать первые европейцы, но «из страха превратиться в колонию, при Токугава европейцев изгнали, христианство стало запрещенной религией, а страна была закрыта для въезда и выезда» [54, с. 10]. Многие исследователи отмечают, что именно в этот исторический период происходил бурный рост городов, развитие городской культуры, а также имел место резкий демографический всплеск.
Однако с прибытием к берегам Японии американской эскадры под командованием адмирала Мэттью С. Перри в 1853 г. политике изоляции пришел конец. Японское правительство «было не в силах противостоять нарастающему военно-политическому давлению Запада, Япония была вынуждена открыть границы» [53, с. 44]. Чтобы защитить статус суверенного государства, были необходимы всеобъемлющие, широкомасштабные реформы, имевшие своей целью создание современного индустриального государства с сильной армией.
В 1867 г. политическая власть в стране была передана в руки императора, а в 1868 г. было сформировано новое правительство во главе с императором Муцухито (1852-1912). Именно 1868 г. официально считается началом эпохи «Светлого правления» (Мэйдзи).
С началом эпохи Мэйдзи японское общество подверглось влиянию процессов вестернизации и модернизации, которые затронули фактически все области жизни японского общества. Страна, пребывавшая в полной изоляции от внешнего мира и плодов его цивилизации, столкнулась с воздействием новых веяний, привнесенных с Запада. По мнению В. С. Гривнина, в этот период «Япония вышла на мировую арену. В страну устремилась, пусть не безбрежным, но все же достаточно широким потоком европейская культура, причем и в ее лучших, и в худших образцах. Японская интеллигенция реагировала на это двояко. Молодежь безоговорочно принимала одно модное течение за другим (и в литературе, и в искусстве, и в философии), часто не осмысливая критически воспринятое - все, что шло с Запада, казалось прогрессивным хотя бы потому, что оно притекало извне в страну «рутины», как часто называла молодежь Японию. Национальные традиции рассматривались как отжившие, мертвые, как груз, тянувший страну назад. Старшее же поколение, наоборот, ко всему пришлому относилось с опаской и недоверием, видя в нем угрозу национальным традициям. При этом традиции рассматривались в целом, как нечто однородное, нерасчленяемое, и, таким образом упускалась из вида та часть традиций, которая должна была отмереть хотя бы потому, что была тормозом социального и духовного развития Японии» [16, с. 20-21].
Начало творческой деятельности Нагаи Кафу и обращение к западноеропейской литературе XIX в
Роль Нагаи Кафу в процессах зарождения и развития японского неоромантизма была определяющей, что признают как его современники, так и большинство исследователей. Кафу был истинным лидером нового литературного направления, писателем, чье мнение по проблемам творческого характера зачастую было решающим для других неоромантиков.
После публикации рассказа «Татуировка» для молодого Танидзаки наиболее важной была оценка, данная Нагаи Кафу в его эссе «Произведения Танидзаки Дзюнъитиро» («Танидзаки Дзюнъитиро-но сакухин», 1911). Танидзаки набрался смелости и лично передал экземпляр рассказа в руки своего кумира: «Если моя память мне не изменяет, это случилось на генеральной репетиции в театре Юракудза, куда я пришел с копией журнала «Синейте», спрятанной на моей груди. Я встречал Кафу на собраниях «Общества Пана», но никогда не был ему представлен должным образом. К тому же мне было очень трудно приблизиться к человеку, которого я почитал, и при виде которого испытывал необычайное волнение .. .
Но, когда «Татуировка» была опубликована, я набрался мужества, для того, чтобы лично передать журнал Кафу. Я увидел его и последовал за ним, ища нужный момент, чтобы подойти и заговорить с ним .. . Кафу сел за стол в ресторане театра, разговаривая со своим знакомым ... Я подошел к его столу и протянул ему журнал со словами: «Вот, ноябрьский номер только что вышел из печати, и я принес Вам копию». Кафу взял журнал и ответил: «Прекрасно». Я раскланялся и покинул ресторан.
Хотя я надеялся, что Кафу откроет журнал сразу же, он продолжил начатый разговор. Мне стало не по себе. Я не мог ничего поделать, только надеяться, что Кафу не забудет взять журнал с собой и прочтет его позже» [102, с. 365-367].
На самом деле Танидзаки пришлось ждать отклика Кафу больше года, но он был вознагражден за мучительное ожидание. Нагаи Кафу опубликовал более чем благоприятную рецензию в журнале «Мита бунгаку», которая повергла Танидзаки в состояние экстаза: «Я знал, что рецензия скоро появится в печати, прочитав анонс в одной из газет. Я побежал к ближайшему книжному магазину, как только узнал, что журнал должен появиться в продаже. Я купил журнал и, пока шел пешком к своему дому по главной улице Дзинботё, читал его, не отрываясь. То, о чем я мечтал на берегах Сукэкава каких-то два-три года назад, стало реальностью. Кафу признал меня. Он стал моим другом. Мое сердце переполняли эмоции. Я летел как на крыльях. Когда я читал параграфы статьи, в которых Кафу хвалил меня, я словно возносился к небесам. Люди на улицах вдруг показались мне маленькими и серыми. Я хотел, чтобы статья была гораздо больше. Она была даже слишком благосклонна. Мне хотелось вернуться назад к магазину, чтобы снова ощутить ту радость, которой наполнилось мое сердце, когда я прочел первые строки статьи» [102, с. 374].
Почему для Танидзаки Дзюнъитиро было столь важно мнение Нагаи Кафу? Причина состоит в том, что, как уже говорилось выше, Кафу был автором сборника рассказов «Повесть об Америке», который произвел революцию в литературном мире Японии. К 1911 г. творчество Нагаи Кафу стало, по утверждению К. Ито, «феноменом для современной японской литературы» [119, с. 31]. За три года до этого он вернулся из длительного путешествия по США и Франции, и был встречен в Японии как главная надежда будущего японской литературы.
Нагаи Кафу (или Сокити) родился 3 декабря 1879 г. в районе Коисикава города Токио. Ему довелось застать те времена, когда город еще был окутан атмосферой благословенной эпохи Эдо, но «перемены уже были близки ... Это означало, что в теплый климат Японских островов скоро вольется холодный поток влияния Запада» [139, с. 3].
Характер будущего писателя формировался на временном распутье, что, несомненно, отразилось на его творчестве. Этот факт отмечают многие исследователи японской литературы, в том числе и Д. Кин: «Произведения Нагаи Кафу характеризуются двумя противоположными чертами -приверженностью писателя французской литературе и его увлечением культурой Эдо» [123, с. 386]. Его творчество в основном формировалось под влиянием европейской культуры и культуры эпохи расцвета старой сёгунской столицы Эдо. Эти несколько неординарные для японского литературного мира пристрастия послужили поводом для меткой характеристики, данной Кафу друзьями: «Метис, рожденный от Сюнсуй и Мопассана» [43, с. 77]. Этот своеобразный литературный гибрид не всем пришелся по вкусу в тогдашней Японии - Кафу нередко становился объектом критики. Однако это не мешало писателю создавать произведения, органично соединявшие в себе, казалось бы, несоединимые вещи, и в первую очередь, - влияние восточной и западной культур.
Основные аспекты городской культуры Эдо в творчестве Ихара Сайкаку и повесть Нагаи Кафу «Женщина мечты»
Следует отметить, что неправомерно «трактовать японскую литературу ... исключительно как воспринимающую сторону, как некий адсорбент бесчисленных влияний западной цивилизации» [23, с. 282]. А. А. Долин писал в своей книге «Японский романтизм и становление новой поэзии»: «Если бы увлечения романтиков, ограничились только западной религией, западной философией и западной литературой, то их творчество, лишенное национальной почвы, должно было угаснуть в зародыше. Этого не произошло, и романтизм обогатил японскую литературу блестящими образцами поэзии и прозы, отнюдь не эпигонскими по характеру. Причина же успеха лучших произведений романтиков заключается в органичности синтеза национальной и западной цивилизации» [24, с. 30]. Хотя данное высказывание относится к творчеству японских поэтов-романтиков, в подобном контексте следует интерпретировать и характер творчества писателей-неоромантиков.
Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро прошли путь творческой эволюции, превратившись из пылких почитателей Запада в поклонников национальной культуры Японии, чьи следы исчезали на их глазах под воздействием процессов вестернизации и модернизации Японии, начавшихся в эпоху Мэйдзи. Танидзаки и Кафу были настоящими эстетами, они посвятили свою жизнь поиску красоты, которая может скрываться где угодно. По мнению М. П. Герасимовой, «формированию творческой личности подчас предшествуют сложные и долгие поиски собственного пути. Иногда они продиктованы стремлением найти метод, наиболее способствующий выражению творческого замысла, иногда свойственным молодости ... увлечением модой, желанием сказать что-то новое. Однако писатель всегда тяготеет к тому, что ближе его натуре, его жизненным установкам, и в увлечении тем или иным, так же как в отказе от чего-то, все больше обретает самого себя» [14, с. 13].
Г. Гадамер следующим образом определял задачу современного искусства: «Искусство нашего времени ставит нас перед задачей гармоничного объединения двух противоречивых, расходящихся тенденций: иллюзии историчности и иллюзии прогрессивности. Иллюзию историчности можно было бы определить как ослепление культурной традицией, в соответствии с которым только освященное этой традицией действительно значимо. Иллюзия прогрессивности в свою очередь также питается культурно-критическим ослеплением: люди, подверженные ему, убеждены, что каждый день начинается новая эпоха, претендуя тем самым на то, что они полностью познали ту традицию, которой принадлежат, и преодолели ее. Истинное решение загадки, заданной нам искусством, заключается как раз в одновременности прошедшего и современного» [12, с. 315]. В период своего лидерства в японском неоромантизме Нагаи Кафу и Танидзаки Дзюнъитиро сумели найти точный баланс между традицией и прогрессом. Не стоит забывать, что поиски красоты в творчестве обеих писателей были сопряжены не только с влиянием западноевропейской литературы XIX в., но и с весьма важной ролью традиционной эстетики городской культуры Эдо, отраженной в произведениях ее выдающихся представителей.
Невзирая на кумулятивный эффект процессов вестернизации и модернизации Японии в современной японской литературе в целом и неоромантизме в частности, а также бесспорное влияние западноевропейской литературы XIX в., которое испытывали на себе представители всех направлений современной японской литературы в конце XIX - начале XX вв., тенденции к разрушению старого и адаптации нового не сразу отразились в произведениях японских писателей.
А. Моррис утверждал, что «главной целью инициаторов реформ эпохи Мэйдзи было усвоение западного опыта при сохранении японского «духа». Эта идея, довольно скоро доказавшая свою химерическую сущность, выражалась в первоначальном смещении акцентов на материальные плоды западной цивилизации. На стыке исторических эпох Эдо и Мэйдзи в японской литературе примерно в течение пятнадцати лет сохранялась относительная независимость от западных веяний, и только представители японского натурализма первыми провозгласили себя прямыми наследниками западноевропейского литературного направления» [128, с. 11].
Однако необходимо отметить, что литература в течение тех самых пятнадцати лет относительной независимости от внешних влияний, о которых говорит американский исследователь, достигла не самого высокого уровня. По мнению А. Н. Веселовского, «историческая память минует мелочные факты, удерживая лишь веские, чреватые дальнейшим развитием. Но историческая память может и ошибаться, в таких случаях новое, подлежавшее наблюдению, является мерилом старому, пережитому вне нашего опыта» [11, с. 43]. Для японских неоромантиков таким открытием стала литература эпохи Эдо, попавшая в свое время под запрет цензуры и, казалось, навсегда ушедшая в историю, а литература появившаяся на свет в начальный период реставрации Мэйдзи стала тем самым «мелочным фактом». Проза, созданная в период смены исторических эпох, носила на себе следы «заурядности, в общем и целом, потеряв мощь и оригинальность, которая была присуща произведениям лучших представителей литературы эпохи Эдо, таким как Сюнсуй, Сайкаку и Тикамацу» [111, с. 72]. Фривольные повествования о гейшах, банальные истории о безнравственных авантюрах представителей сексуального меньшинства и многословные, нравоучительные наставления являлись характерными произведениями японской литературы в начале XIX в.
