Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Истоки персидской тюремной лирики 15
1.1. Панегирическая поэзия 17
1.2. Любовная лирика 28
1.3. Мотивы рахил 29
Глава 2. Становление персидской тюремной лирики (конец XI перв. четв. XII вв.): «тюремная» касыда Масуда Са да Салмана 38
2.1. Персидская касыдаХ-XI вв 38
2.2. Мотивы рахш в персоязычной поэзии XI - XII вв. (к проблеме эволюции) 40
2.3. Тюремные мотивы в структуре касыд Масуда Са да Салмана 50
Глава 3. Эволюция персидской тюремной лирики в XI -XIV вв 81
Часть I. Развитие тюремной лирики в рамках персидской касыды XII - XIII св.
1. Истоки и трансформации тюремных мотивов в касыдах XII-XIII вв 81
2. Композиционные варианты «тюремных» касыд XII - XIII вв 98
Часть 2. Тюремные мотивы в малых о/санровых формах персидской поэзии XI - XIVсв. 109
1. «Тюремные» кыт а 109
2. «Тюремные» газели 117
3. Тюремные мотивы в руба и 119
Глава 4. Мотивы неволи в персидской поэзии XI- XIV вв.: плен и изгнание 123
1. Мотивы плена и изгнания в персидской поэзии XI с 123
1.1. Восхваляемый-плснник в творчестве Катрана Табризи 123
1.2. «Йумганское изгнание» в творчестве Насир-и Хосрова 138
2. Тематика плена в творчестве Хакани 139
2.1. Формирование мотивов ширваиского плена в касыдах Хакани .139
2.2. Мотивы ширваиского плена в структуре касыд Хакани 149
2.3. Мотивы ширваиского плена в кыт а и газелях 158
2.4. Мотив пленения повелителя 162
3. Кермаиские мотивы в творчестве Хаджу Керманн: мотивы неволи и чужбинная лирика (к проблеме взаимодействия) 163
4. Тюремная образность в основных зісанрах персидской поэзии XI - XIV вв. (к постановке проблемы) 178
Заключение 187
Примечания 194
Библиография 254
- Панегирическая поэзия
- Персидская касыдаХ-XI вв
- Истоки и трансформации тюремных мотивов в касыдах XII-XIII вв
Введение к работе
Настоящая работа посвящена одному из жанров классической персидской поэзии - тюремной лирике. В фокусе нашего интереса находятся проблемы ее происхождения и развития на протяжении XI -XIV вв.
Исследователи уделяют внимание этому жанру в общих обзорах истории персидской литературы при рассмотрении творчества отдельных поэтов (например, Мас'уда Са'да Салмана (1046 - 1121))', а также в работах монографического характера в ходе анализа произведений определенных авторов (например, Фалаки Ширвани (ум.
ок. 1181)) . К проблематике жанра тюремной лирики обращаются и в работах, затрагивающих такие проблемы иранистики, как, например, эволюция персидской касыды в домонгольский период3.
В трудах по истории персидской литературы содержатся лишь самые общие сведения о тюремной лирике, отличающиеся друг от друга большей или .меньшей степенью подробности. Так, о «тюремных элегиях» в них говорится преимущественно в связи с творчеством Мас'уда Са'да Салмана, представителя газнавидской4 поэтической школы, считающегося основоположником жанра тюремной лирики в персидской литературе5. Наиболее подробные сведения о тюремной лирике Мас'уда Са'да Салмана приводит Е.Э. Бертельс. В его труде «История персидско-таджикской литературы» представлены биография поэта и фрагменты его произведений, включающие в себя тюремные мотивы6. В работе «Низами и Фузули» Е.Э. Бертельс выявляет преемственность «тюремных элегий», написанных поэтами ширванского литературного круга Хакани (1121 - 1199) и Фалаки, и «тюремных стихов» Мас'уда Са'да Салмана: «в тюрьме Хакани написал свои знаменитые хабсийат' («тюремные элегии»), явно связанные как с аналогичными стихотворениями Масуд-и Сад-и
Салмана, так и со стихами Фалаки» . Я. Рипка, отмечая в своей работе «История персидской и таджикской литературы» наличие произведений в жанре тюремной лирики у Мас'уда Са'да Салмана, Фалаки и Хакани, называет еще одного поэта - автора произведений в этом жанре, который так же, как Хакани и Фалаки, является представителем ширванского поэтического круга, - Муджир ад-Дина Байлакани (ум. ок. 1190) . Изучая бытование персидской литературы па периферии (в Индии), Г.Ю. Алиев подчеркивает, что, зародившись в творчестве Мас'уда Са'да Салмана, жанр тюремной лирики полу част дальнейшее развитие в персоязычной литературе Индии, - в XIII веке к нему обращается придворный поэт делийских султанов 'Амид ад-Дин Санами9.
Единственная монографическая работа, посвященная творчеству Мас'уда Са'да Салмана, создана в начале прошлого века Мирзой Мухаммадом Казвини: в ней приводятся биография поэта и фрагменты его произведений, в том числе и «тюремных стихов»10. Однако, отдавая должное фактам, в ней содержащимся, нельзя не отметить, что в данной работе отсутствует литературоведческий анализ, и она фактически представляет собой разновидность био-библиографического очерка. В этом же ключе рассматривают творчество Мас'уда Са'да Салмана Рашид Йасими и Негмат-заде11. Рашид Йасими в своем предисловии к дивану Мас'уда Са'да Салмана, первое издание12 которого вышло в 1960 году в Тегеране, уточняет и дополняет сведения, касающиеся биографии и творчества поэта, представленные в работе Казвини. Изучая произведения Мас'уда Са'да Салмана в контексте анализа творчества поэтов так называемого «лахорского круга», Негмат-заде рассматривает и тюремную лирику Мас'уда Са'да, подчеркивая, что ее мотивы реализуются в ряде жанровых форм персидской поэзии - касыде, кыт'а, газели, руба'и, строфике.
Еще менее подробно описана тюремная лирика закавказских поэтов - Хакани и Фалаки Ширвани. Рассматривая проблему взаимоотношений Хакани и Андроника Комнена (1120 - 1185), В. Минорский указывает на наличие в касыдном творчестве поэта пяти «тюремных» касыд и предлагает перевод одной из них, снабженный комментарием13. Давая характеристику, творчества Фалаки Ширвани, Хади Хасан и Р. Рустамова не обходят вниманием и его произведения в жанре хабсшше . О тюремной лирике Камала Худжанди (ум. 1400) Мирза Доулатабади вскользь упоминает в предисловии к дивану поэта, отмечая наличие тюремных мотивов в двух его произведениях - газели и руба'и15. Таким образом, в вышеперечисленных работах, посвященных творчеству поэтов-содателей тюремной лирики, констатируется факт наличия этого жанра в их произведениях, приводятся фрагменты «тюремных стихов» и более или менее подробный рассказ о пребывании в темнице и причинах заточения.
Вышеперечисленные работы при несомненной важности содержащихся в них сведений не дают представления о развитии жанра тюремной лирики в персидской литературе указанного периода, о характере связей между произведениями Мас'уда Са'да, Хакани, Фалаки, Муджир ад-Дина Байлакани и Камала Худжанди, написанными в этом жанре.
Установить механизмы таких взаимодействий и проследить эволюцию жанра тюремной лирики в персидской поэзии XI - XIV вв. дала возможность разработанная система теоретических представлений о каноне, в том числе об этикетности литературных произведений, созданных по законам нормативной поэтики (см. соответствующие работы С.С. Аверинцева, П.А. Гринцера, А.Б. Куделина, Д.С. Лихачева, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана)16. В силу того, что традициоиапизм, являвшийся отличительной чертой художественного сознания в период Средних веков, «предполагал опору на образец (стилистический,
жанровый, тематический, сюжетный и т.д.)» 17, «и в поэтике, и в литературной практике на первый план выдвигаются нормативные категории стиля и жанра, подчиняющие себе субъективную волю автора» . Следует отметить, что «выдающиеся произведения, отмеченные яркой авторской индивидуальностью,... рассматриваются их современниками именно как вершинные творения того или иного стиля, того или иного жанра, т.е. неизменно оцениваются по законам нормативной поэтики»19. Являясь одной из фундаментальных категорий традиционалистского художественного сознания, жанр вызывает устойчивый интерес исследователей20.
Учитывая неоднозначность терминологии, связанной с категорией жанра в литературоведении, мы, подобно тому, как это сделала М.Л. Рейснер в своем исследовании эволюции персидской газели X - XIV вв.21, попытаемся упорядочить ее применение в рамках данного исследования:
Под лирикой понимается род поэзии22.
Виды лирики называются ее жанрами. В этой связи мы будем говорить о любовной, пейзажной, философско-аскетической и тюремной лирике.
3. «Жанровой формой мы будем именовать определенную,
обладающую набором устойчивых черт внешнюю структуру
произведения, в которой реализуется то или иное содержание»23.
Что же касается жанров персидской поэзии, то, как отмечает М.Л. Рейснер, «в применении к классической лирике на фарси, подчиненной общим закономерностям функционирования канонического искусства, представляется целесообразным рассмотрение поэтического наследия того или иного автора в его традиционной связи с произведениями предшественников, творивших в том же жанре или жанровой форме. Один и тот же поэт, пробовавший себя в различных жанрах традиционной лирики, ставил свой образ мысли, отношение к описываемому, средства выразительности и стиль в зависимость от того,
в каком жанре он выступал. Характер проявления авторской индивидуальности находился, таким образом, в непосредственной связи с жанровым образом автора» 24 . Произведения средневекового персидского поэта в жанре тюремной лирики в плане образности, тематики, стилистики стоят ближе к произведениям других поэтов, творивших в этом жанре, нежели к произведениям того же автора, написанным в другом жанре25.
Персидская классическая поэтика является системой, «производной» от арабской, так что арабская система жанров и жанровых форм оказывается перенесенной на персидскую почву26. Анализируя жанровую систему средневековой арабской поэзии, Б.Я. Шидфар отмечает, что в иерархии жанров на первом месте стоит мадх (восхваление), за которым следует васф (описание), за ним - гозал (любовная лирика), соседствующая с хамриййат (винная лирика) и зухдиййат (философско-аскстическая лирика), па последнем месте в такой иерархии стоит хидэ/са (осмеяние). В арабской поэзии X - XI вв. в жанре тюремной лирики творили Лбу Фирас (932 - 968) , ал-Му'тамид (1040 - 1095)28, тюремные мотивы встречаются в творчестве Ибн ал-Му'тазза (861 - 908)29, Са'ида Ибн Джуди (ум. в 897 г.)30, по всей видимости, есть они и у Ибн Зайдуна (1003 - 1071)31. Нам неизвестно, какое место в жанровой иерархии арабской поэзии занимала в X - XI вв. тюремная лирика, на основании фрагментов произведений ее создателей можно предположить, что по набору мотивов она примыкала к жанру философско-аскетической лирики32.
На персидской почве система арабских жанров и жанровых форм претерпевает значительные трансформации: например, газал из разряда категорий содержательных постепенно переходит в разряд категорий формальных, при этом любовные мотивы сохраняются в качестве ее тематической доминанты33. Таким образом, за любовной лирикой как бы закрепляется жанровая форма.
Отметим, что исследование становления и развития жанров и жанровых форм персидской поэзии имеет прочные традиции в отечественной иранистике. Так, Е.Э. Бсртельс рассматривает развитие эпической поэзии и суфийской дидактической поэмы34, Л.М. Мирзоев пытается проследить поступательное развитие газели, Л.К. Козмояи обращается к эволюции руба'и на протяжении X - XII вв., З.Н. Ворожейкина - к эволюции кыт'а. В свете теории канона эволюцию персидской газели и касыды рассматривает M.JI. Рейсиер, демонстрируя, что «любой литературный феномен, функционирующий по законам нормативной поэтики, в конечном счете не остается неизменным, а канон может быть понят только в своем историческом развертывании»35. Различные жанры персидской поэзии - панегирическую, любовную, вакхическую, календарную лирику и др. исследователи рассматривают в рамках жанровых форм, в которых эти жанры реализуются, например, в касыде или в газели36. Проблематику жанра тюремной лирики в свете теории канона затрагивает в своих работах М.Л. Рейсиер. В одной из работ она обращается к тюремным мотивам в творчестве Мас'уда Са'да и их трансформациям в произведениях Хакани в рамках исследования эволюции персидской касыды X - начала XIII вв.: в работе освещаются вопросы поэтики тюремной лирики, выявляется характер функционирования биографических деталей, а также рассматривается категория транспозиции (иакл, перенос мотива из одного жанра в другой)37. В другой работе рассматривается одна из «тюремных» касыд Мас'уда Са'да в контексте изучения проблемы отображения отношений восхвалямого и восхваляющего в средневековой персидской поэзии38.
Помимо арабской и персидской, жанр тюремной лирики встречается и в других литературах, например, в английской, в литературах на языках пушту и урду39, что открывает широкие возможности для сравнительно-исторических штудий. Однако
монографические исследования этого жанра отсутствуют, и он снова рассматривается в общих обзорах литературы, в рамках творчества отдельных авторов (произведения ал-Му'тамида в арабской традиции40). Кроме того, жанр тюремной лирики может анализироваться в контексте определенной проблематики: например, в ходе изучения генезиса европейской лирики41, развития афганской поэзии первой половины -середины XVIII в.42, рассмотрения оппозиции темницы и свободы в эпоху романтизма43.
При выборе предмета исследования мы руководствовались несколькими соображениями. Во-первых, поскольку эволюция системы жанров и жанровых форм средневековой персидской поэзии пока целиком не описана, изучение данного жанра поможет реконструкции этого процесса, например, исследование жанра тюремной лирики дает возможность уточнить некоторые аспекты развития такой синкретической жанровой формы, как касыда, таких недостаточно изученных жанровых форм, как кыт'а и руба'и. Во-вторых, изучение жанра тюремной лирики способствует пониманию характера эволюции так называемых «средних» жанров персидской литературы, например, философско-аскетической и дидактической лирики. В-третьих, анализ жанра тюремной лирики помогает изучить периферийные традиции персидской литературы - иерсоязычную литературу Индии и Закавказья, поскольку данный жанр развивается главным образом в этих регионах -в творчестве Мас'уда Са'да Салмана, Хакани, Фалаки, Муджир ад-Дина Байлакани (Закавказье). В-четвертых, анализ жанра тюремной лирики способствует изучению сравнительно мало исследованного творчества поэтов, писавших «тюремные стихи» (например, Фалаки, Муджир ад-Дина Байлакани, Камала Худжанди). Настоящая работа является первым монографическим исследованием жанра тюремной лирики как в отечественной, так и в зарубежной иранистике.
Цель настоящей работы заключается в выявлении генезиса тюремной лирики на персидском языке и в анализе процесса ее эволюции на протяжении XI - XIV вв. В число задач данной работы также входит определение места тюремной лирики в жанровой иерархии персидской поэзии указанного периода.
Материалом для исследования послужили собрания стихов (диваны) персидских поэтов XI - XIV вв.: Фаррухи Систаии (ум. 1037/1038), 'Унсури Балхи (ум. 1039/1040), Манучихри Дамгани (ум. 1040/1041), Катрана Табризи (ум. после 1072), Пасир-и Хосрова (ум. после 1075), Абу-л-Фараджа Руии (ум. на рубеже XI/XII вв.), Мас'уда Са'да Салмана, Санаи Газнави (ум. ИЗО/ 1131), Хакани Ширвани, Муджир ад-Дина Байлакани, Саади Ширази (ум. 1292), Хаджу Кермами (1281 - 1352 или 1361), 'Убейда Закани (ум. между 1366 и 1373), Хафиза Ширази (ум. 1389), Камала Худжанди и др. В качестве сопоставительного материала привлекались произведения Фирдоуси (ум. ок. 1021), Рудаки Самарканди (ум. 941), 'Абдаллаха Лмсари (1005 -1088), Асира Ахсикати (ум. 1182), 'Ам'ака Бухараи (ум. 1147), Лдиба Сабира (ум. между 1141 и 1148), Лнвари (ум. ок. 1169), Джалал ад-Дина Руми (1207 - 1273), Амира Хосрова Дихлави (1253 - 1325) и др. Диссертант также обращался к данным персидских трактатов по поэтике, поэтических антологий, исторических хроник, толковых словарей.
Ограничение материала в хронологическом плане вызвано характером развития тюремной лирики на фарси: нижняя граница определяется тем, что жанр тюремной лирики в персидскую литературу вводит в XI в. Мас'уд Са'д Салман (1046 - 1121), который провел в заточении около двадцати лет, верхняя граница определяется затуханием жанра тюремной лирики на персидском языке в XIV в.
Тюремные мотивы в персидской литературе присутствовали как до появления тюремной лирики Мас'уда Са'да Салмана, - в эпопее «Шах-наме» Фирдоуси, так и после оного - в поэмах Низами (XII в.) (например,
в поэме «Семь красавиц») и Джами (XV в.) («Йусуф и Зулейха»), однако в этом случае мы имеем дело не с лирикой, а с эпосом, который, в силу поставленной цели исследования, мы исключаем из своего рассмотрения44.
В основе тюремной лирики лежит ситуация пребывания в заточении, т.е. в неволе. Однако тюремное заключение представляет собой частный случай пребывания в неволе, поскольку понятие неволи включает в себя пребывание в плену, в изгнании, под домашним арестом и т.п. Кроме того, мотивы неволи могут пониматься метафорически: пребывание в заточении или в плену рассматривается как пребывание в оковах всего бренного - материального мира, плоти, страстей. В настоящей работе рассматривается бытование мотивов неволи в персидской поэзии указанного периода, в том числе взаимодействие мотивов тюремной лирики с другими мотивами неволи (см. Главу IV).
Особенности жанра, за которым стоит внелитературная ситуация пребывания в заточении, обуславливают и специфику работы с источниками, поскольку для выявления произведений в жанре тюремной лирики необходим анализ сочинений разнообразного содержания - не только сборников стихов поэтов (диванов), но и, например, исторических хроник, антологий-шяз/ш/?а, агиографической литературы. Именно благодаря анализу исторической хроники Ибн Биби (XIII в.)45 была выявлена касыда высокопоставленного чиновника из Малой Азии Шамс ад-Дина Исфагани (XIII в.), содержащая тюремные мотивы. Таким образом, данные исторических хроник свидетельствуют о том, что жанр тюремной лирики продолжает функционировать в XIII в., поскольку за исключением этой касыды, в XIII в. у нас нет ни одного произведения, относящегося к тюремной лирике.
Для того чтобы сформировать более или менее четкое представление о том, какое значение имела тюремная лирика в персидской литературе указанного периода, недостаточно только
проанализировать соответствующие произведения, следует также обратиться к самосознанию персидской литературной традиции, которая их создавала. В этой связи необходимо рассмотреть труды персидских теоретиков поэзии XI - XV вв.46
В основных персидских поэтологических трактатах, например, в произведениях Рашид ад-Дина Ватвата «Сады волшебства в тонкостях поэзии» - Хада'ик ас-сихр фи дака'ик аш-иш'р (XII в.), Шамс-и Кайса ар-Рази «Свод правил персидской поэзии» - Ал~му*джам фи ма'айир ат'ар ал-'аджам) (XIII в.) и Хусайна Ваиза Кашифи «Чудеса мысли в искусстве поэзии» - Бадан1, ал-афкар фи санаи1, ал-аш'ар (XV в.) описание жанра хабсиййат не встречается, однако это не означает, что «тюремные стихи» Мас'уда Са'да не включались в иоэтологические трактаты в качестве иллюстрации одного из поэтических приемов. Так, Ватват вводит «тюремные стихи» Мас'уда Са'да в свой трактат, описывая фигуру ал-калам ал-джйми1".
«Этот прием {калам аі-джами') заключается в том, что поэт включает в свои бейты мудрые мысли, поучения и жалобы на судьбу.
Благословение Аллаху, взгляни на эту удачу и жизнь: ведь отныне до смерти моей домом мне будет тюрьма. Уподобилось гребню с частыми зубцами мое сердце от горя, так что я увидел волосы белыми зубцами в гребне (пер. НЛО.
Чалисовой)47.
Комментируя эту фигуру, Ватват отмечает, что она часто
встречается в его произведениях, в частности, в его тюремных стихах:
«Большинство стихов Мас'уда Са'да Салмана содержат [прием]
качай ал-джаии\ в особенности те, что он сложил в тюрьме (дар хабс).
В этом стиле ни один из персидских поэтов не идет в сравнение с ним ни
по красоте мотивов, ни по изяществу [их выражения] в словах» (пер.
НЛО. Чалисовой)48.
В данном случае в философско-аскетическую лирику (зухдиййат) включены тюремные мотивы: так, с жалобами на седину соседствуют жалобы на пребывание в заточении.
Выделение тюремных жалоб из массива жалоб на судьбу обнаруживается не в трактатах по поэтике, а в произведении Низами 'Арузи Самарканди (XII в.) «Собрание редкостей, или Четыре беседы» (Мадэ/ама' ап-навадир йа чахар макала). Излагая историю ареста Мас'уда Са'да Салмана, Низами 'Арузи называет его стихи, содержащие тюремные мотивы, хабсиййат (букв, «тюремные [стихи]». - Е.А.)49: «... мудрые и справедливые люди знают, какой степени великолепия достигли тюремные [стихи] (хабсиййат) Мас'уда и насколько [они] были красноречивы»50.
Как показывают исследования, персидские поэтологические трактаты фиксируют явления поэтической практики с некоторым опозданием5I. Точно такая же ситуация наблюдается и в случае с упоминанием тюремных стихов в произведении Низами 'Арузи: он описывает реальность, уже укоренившуюся в персидской поэзии. Так что впервые в персидской традиции тюремные жалобы получают собственное наименование, прочно закрепившееся за ними и в исследовательской практике.
Панегирическая поэзия
Отношения между поэтом и повелителем описываются в блоках панегирических мотивов «тюремных» касыд Мас уда Са да как отношения между слугой и господином. Повелитель и поэт берут на себя взаимные обязательства, заключая своего рода договор ( ахд), в соответствии с которым поэт-слуга обязуется верно служить повелителю, то есть воспевать его в своих стихах и таким образом увековечивать его имя, а повелитель в свою очередь должен обеспечивать благосостояние своего стихотворца. Тема взаимоотношений повелителя и слуги, в частности мотив недовольства повелителя своим слугой, мотивы жалоб и оправданий слуги, активно разрабатывалась в персидской поэзии XI - первой половины XII в. Так, в блоке мотивов служения и договора касыд Фаррухи мы обнаруживаем следующий набор мотивов, с помощью которых описываются испортившиеся отношения повелителя и его придворного поэта: 1) противопоставление блестящего прошлого, когда поэт пребывал при дворе повелителя, и печального настоящего, когда поэт находится вдали от восхваляемого; 2) местопребывание восхваляющего не конкретизируется, важно, что это «ие-двор»; 3) двор повелителя - место, которое поэт был вынужден покинуть, описывается похожим на рай, а повелитель наделяется чертами Бога; 4) поэт оказывается вдали от восхваляемого по вине клеветников, очернивших его перед повелителем; 5) поэт жалуется на судьбу и горько сожалеет о своем изгнании, при этом он считает себя невиновным (иногда поэт может признавать, что некий проступок он все-таки совершил, однако серьезным прегрешением его не считает). Описываемая ситуация, по всей видимости, восходит к мифу о грехопадении, чему мы и находим эксплицитное подтверждение в том же блоке мотивов «служения» и «договора»: поэт сопоставляется с Адамом, повелитель - с Богом. Сначала описывается «потерянный рай»:
Была у меня юная цветущая весна, // и не одолевал [меня] страх перед наступлением осени.
Были у меня сады, полные алых роз, //степи, полные анемонов. Слева и справа [цвели] лилии и желтофиоли, // позади и предо мной -нарциссы и базилик66. Затем говорится об изгнании из «рая»: С вершины горы подул ветер. // Моя роза спряталась под землей. Далее повествуется о страданиях «изгнанника», вызванных клеветой соперников: Ничего не осталось у меня, кроме печали и боли. // Не осталось (у меня) от всего этого добра и следа. Ты сказал бы, что я видел это во сне, // или что кто-то рассказал мне [об этом] в бреду. Мое состояние было схоже с состоянием Адама, - // они похожи друг на друга. То, что было ниспослано из этого состояния нам обоим, // да не коснется ни старого, ни малого. Оказался я в разлуке с шахом, // а Лдам - в разлуке с раем и садом Ризвана. Сглазил меня недруг, // и из-за этого дела.мои пошли плохо. Стал шах испытывать недовольство по отношению ко мне // из-за проступка, в котором я неповинен. Рудименты выделенной нами мифологемы обнаруживаются и в тюремной лирике Мас уда Са да, причем местопребывание восхваляющего в данном случае конкретизируется (тюрьма). В одной из касыд, в которой тюремные мотивы не представлены, данная мифологема решшзуется достаточно полно: [Твой] слуга - потомок Адама. // Всегда производит впечатление его генеалогическое древо. Речи клеветника, словно [речи] Иблиса, // отдалили меня от (того) двора, подобного раю.
О повелитель, не обращай внимания на то, что я [пребываю] вдали от тебя. // Посмотри на мой панегирик (мадх), подобный отборным перлам.
Видимо, с течением времени конкретное наполнение мифологемы вымывалось и сохранились только формообразующие элементы конструкции. Возможно, дело еще и в том, что образ Адама не вполне соответствовал задачам «тюремных» касыд Мас уда Са да: Лдам, вольно или невольно, все же совершает грех, что же касается Мас уда Са да, то он считает себя невиновным; во всем остальном основные составляющие схемы развертывания мифа о грехопадении, видимо, устраивали поэта. В тюремной лирике Мас уда Са да Салмана сохраняется мотив низвержения с небес (из рая):
Подобно тому, как [игрок в чоугап поверг] мяч в пыль, поверг меня в горе небосвод, //сбросив (меня) наземь, словно лимон.
Если повелитель считает, что слуга предал его доверие, тот автоматически переходит в разряд его врагов, отношение к которым соответствующее - казнь или заключение в тюрьму74. Мас уд Са д апеллирует к «готовым» образам узников в иранской традиции, например, к уже упоминавшемуся нами выше образу Бижана - образу невинно пострадавшего.
Подобно Бижану, оказался я беспомощным в оковах горя, // мир для меня погружен во тьму, словно колодец для Бижана.
Образ другого известного узника персоязычной поэзии - Иусуфа - в тюремной лирике Мас уда Са да прорисован нечетко, присутствуют лишь намеки на него: Так горько заплачу, что враги простят меня, // когда вспомню друзей и соплеменников. От печали по ним злополучным утром разрываю рубашку, // ибо она -примета моя76. Бижан и Йусуф служат каждый своему повелителю и в силу козней клеветников оказываются в тюремном заключении, то есть разлучаются с раем -двором повелителя. Так что в преданиях о Бижане и Йусуфе, по-видимому, также проявляется мифологема изгнания из рая, которая становится одной из основных «опорных конструкций» тюремной лирики Мас уда Са да.
Персидская касыдаХ-XI вв
Чтобы выявить особенности «тюремной» касыды в творчестве Мас уда Са да Салмана, необходимо сделать краткий экскурс в историю развития персидской касыды X - перв. пол. XI вв., уделяя внимание и вопросу об арабских корнях последней . Мы ни в коей мере не претендуем на полноту картины, тем более что сохранность персидских письменных памятников X в. весьма невелика, поэтому ограничимся лишь некоторыми замечаниями, на которые будем опираться в дальнейшем. Поскольку персидская касыда указанного периода во многом является продуктом синтеза арабской и персидской литературных традиций, то нам не обойтись без рассмотрения вопроса о том, что представляла собой на тот момент арабская касыда.
В IX в. арабский теоретик поэзии Ибн Кутайба описал идеальную ірехчастную модель касыды, состоящую из любовного вступления (насиб) (оплакивание покинутой стоянки, воспоминания о прошедшей любви и пр.), мотивов рахшт (описание путешествия через пустыню к адресату касыды) и восхваления адресата касыды (мадх) (или, например, хулы в адрес его врагов - хиджа):
«Я слышал от некоторых литераторов, что составитель касыды начинает ее с воспоминания о жилье (племени), остатках кочевья и следах. Он плачет, жалуется, обращается с речью к (былой) ставке и просит своего товарища остановиться, чтобы воспользоваться этим поводом для воспоминания о жителях, откочевавших оттуда, так как обитатели палаток и на стоянке и в пути отличаются от живущих оседло на земле. Они переходят от воды к воде, отыскивают пастбище и следуют туда, где выпадает дождь, куда бы это их ни завело. Потом поэт связывает это с насибом (эротической частью), говорит о силе чувства, жалуется на боль разлуки, чрезмерность любви и страсти, чтобы склонить к себе сердца, повернуть лица и вызвать таким образом внимание слушателей. Ведь речь о любви близка душе, проникает в сердце, так как Аллах в укладе своих рабов заложил склонность к эротике и привязанность к женщинам. Нет почти никого, кто бы ни был связан с этим в какой-нибудь мере и не имел бы в этом какой-нибудь доли, дозволенной или запретной. Когда же поэт узнает, что он закрепил внимание к себе и его слушают, он сопровождает это указанием на (свои) права (на награду): в своем стихотворении он едет, жалуется на усталость, бессонницу, ночной путь, жар полуденного зноя, изнуренность верхового животного и верблюда. Когда он узнает, что он уже обязал того, к кому обращается, правом надеяться и охранить его ожидания и что тот уверился в испытанных им в пути неприятностях, он начинает прославлять, побуждая его к возмещению, подстрекая к щедрости, превознося его над ему подобными и унижая перед его саном все великое. Искусный поэт тот, кто идет по этим путям и уравновешивает эти части. Ни одной из них он не дает преимущества в своих стихах, не слишком удлиняет, чтобы не наскучить слушателям, но и не обрывает, когда в душе есть жажда к продолжению ...».
Однако такого рода произведения достаточно редко создавались на практике. С VIII в. арабские поэты чаще создавали двухчастные касыды, состоящие из вступления (например, любовного или медитативного) и панегирика, а блок мотивоврахил мог опускаться.
Как показывают исследования, персидская касыда стремилась к кристаллизации формальных признаков при постепенном расширении спектра входящих в нее тем, так, вырабатывались канонические способы оформления начала и завершения касыды (например, «молитва об увековечении» (ду а-йи та бид) в качестве одного из стандартных способов завершения касыды)185. Персидская касыда синтезировала форму арабской касыды и персидскую топику: появляются касыды с календарными зачинами, содержащими исконно иранскую образность, восходящую к таким доисламским сезонным праздникам, как Ноуруз и Михрган186. М.Л. Рейснер и НЛО. Чалисова, отмечая, что «в Иране касыда с самого начала стала неотъемлемой частью дворцового этикета», подчеркивают, что «под пером персидских стихотворцев к традиционным арабским описаниям (васф), включаемым в насиб (следы покинутых стоянок, животные и растения пустыни, верблюд или конь -спутники бедуина в изнурительных переходах через пустыню и т.д.), добавились чисто персидские темы: красочные пейзажные зарисовки, связанные с двумя великими календарными праздниками древнего Ирана (весенним Наурузом, т.е. Новым годом, и осенним Михрганом, т.е. праздником урожая), образы цветущей весенней природы (смеющиеся сады, рыдающие тучи, птицы, распевающие песни сасанидского певца Барбада) и плодов щедрой осени (шелка садов, выкрашенные красилыциком-осеныо, гибель матери-лозы и возрождение ее чада -виноградного вина)» в большинстве случаев часть касыды, содержащая мотивы рахш, на персидской почве опускалась, персидская касыда состояла из вступительной части, перехода (тахаллус) к восхвалению и собственно панегирика. Однако такое положение вещей не означает, что мотивы рахш безвозвратно покинули пространство персидской касыды, что мы и попытаемся продемонстрировать далее.
Истоки и трансформации тюремных мотивов в касыдах XII-XIII вв
Для того чтобы изобразить в своих произведениях ситуацию пребывания в заточении, Хакани отбирает нужный ему традиционный материал, актуализируя его различными способами (перенос мотива или целой этикетной жанровой ситуации из жанра в жанр, с объекта на объект). К тому времени, когда Хакани начал создавать свои «тюремные» касыды, традиции тюремной лирики в персоязычной поэзии уже были заложены Мас удом Са дом Салманом. У нас нет прямых доказательств того, что Хакани был знаком с тюремной лирикой Мас уда Са да, однако со слов самого Хакани можно утверждать, что творчество Мас уда Са да было ему известно:
В твоих глазах Мас уд Са д поэт неискусный, // хотя в его произведениях нашел клад души каждый, кто искал.
Кроме того, как мы попытаемся показать ниже, «тюремные» касыды этих двух поэтов объединяет значительное количество общих мотивов. Так что основным источником (или, по крайней мере, одним из основных источников) мотивов тюремной лирики Хакани можно назвать тюремную лирику Мас уда Са да Салмана, откуда, главным образом, заимствуются мотивы хабсиййат - рассказ (или описание) о тюремных реалиях например, о кандалах, цепях, тюрьме. В качестве других источников тюремных мотивов для поэзии Хакани необходимо указать панегирическую, любовную и философско-аскетическую лирику. Так, из любовной лирики Хакапи, как и Мас уд Са д, черпает мотивы для описания облика несчастного узника и его страданий в заточении, моделью построения образа узника в этом случае служит образ влюбленного. В свою очередь, философско-аскетическая лирика предоставляет поэту обширный арсенал жалоб на превратности судьбы. Кроме того, не следует забывать, что Хакани переосмысливает традиционные мотивы персидской классической поэзии в русле религиозно-мистической поэзии. Однако сразу же следовало бы отметить, что мотивы панегирической, любовной и философско-аскетической лирики могут быть уже опосредованными в творчестве Хакани тюремной лирикой Мас уда Са да Салмана, что, разумеется, не означает, что он не может искать иных источников мотивов для тюремной лирики.
Из «тюремных» касыд Мас уда Са да Хакани заимствует не только отдельные мотивы (так называемые малые ма на), но и этикетные жанровые ситуации (большиема на). Так, в описании положения узника в заточении в «тюремных» касыдах Хакани, как и в «тюремных» касыдах Мас уда Са да, просматриваются рудименты центрального календарного мифа об умирающем и воскресающем божестве плодородия: поэт-узник в одной из «христианских» касыд сравнивает себя с Исой, а свои страдания в оковах - с мучениями Исы на кресте, например:
Тело мое скручено, словно пряжа Марйам. // Дух мой прям, словно гвоздь, [вонзившийся в тело] Исы. Остался я здесь в оковах, // подобно тому, как Иса остался там, пригвожденный к кресту.
Не проявляет ко мне сострадания Отец небесный, // поэтому, словно Иса, я отрекся от него .
Т.е. Хакани вслед за Мас удом Са дом выбирает ту же самую модель выстраивания образа узника, по другую ее реализацию - образ не Йусуфа, а Исы, в чем и выражается его новаторство в рамках традиции. В равной степени такая модель могла быть выбрана Хакани не на основании заимствования из лирики Мас уда Са да, а на основании восприятия узника в качестве божества плодородия, сошедшего в нижний мир.
Напомним, что в «тюремных» касыдах Мас уда Са да (точнее в их целевых частях) важное место отведено мотивам взаимоотношений восхваляемого и восхваляющего. В случае, если адресатом касыды является тот, кто заточил поэта в темницу, речь идет в основном о дисгармонии в их отношениях - ее причинах и последствиях. Ситуация, описывающая дисгармонию в отношениях между восхваляемым и восхваляющим, часто выстраивается по модели мифа о грехопадении -«изгнании из рая», примыкающем к мифу об умирающем и воскресающем божестве плодородия. В «тюремных» касыдах Хакани панегирические мотивы представлены главным образом в виде мотивов самовосхваления, причем последние реализуются как прославление поэтического таланта автора и его личных качеств. Элементы мотивов восхваления, как правило, завершают произведение и входят в последние один-два бейта, представляя собой реализацию фигуры хусп ал-макта («красота концовки»): это могут быть мотивы благодарности (шукр) адресату касыды за помощь (по всей видимости, в освобождении из заточения), выражение надежды на помощь Господа или Пророка (вариант ду а). Мольба Хакани, обращенная к такому адресату, прочитывается в контексте религиозно-мистической лирики, как мольба об освобождении от оков материального мира. Попутно отметим, что в 80% случаев адресатом «тюремных» касыд Хакани является Бог или Пророк. Собственно говоря, в «тюремных» касыдах Хакани образ восхваляемого практически отсутствует, поэтому рассуждениям о взаимоотношениях восхваляющего и восхваляемого места в них не уделяется (за исключением «христианской» касыды). Поскольку данная тема в «тюремных» касыдах мало используется, то оказывается нерелевантной и мифологема изгнания из рая. Кроме того, Хакани вовсе не стремился вернуться ко двору Ширваншахов, он жаждал покинуть Ширван, что нашло отражение в его тюремной лирике: пребывая в заточении, поэт не выражает скорби по поводу разлуки с повелителем. В тюремной лирике Хакани обнаруживаются лишь жалобы поэта на судьбу, намеки на происки клеветников (точнее, судьба распорядилась так, что он попал в заточение по их вине), приведшие к его заточению, однако он не признает за собой никакой вины, присутствует у него и мотив скитаний.
